Старообрядцы Глава 6

                Раньше смерти - не помирай
                Год 1910
        Выехал с просеки Малафей, бросил вожжи, утопил глаза в небесной синеве, а перед мысленным взором стоят Матюшкины очи кроткие, ясные, с поволокою и точёная, сноровистая фигурка. Закручинился парень. Хотел смириться с судьбой, отшагать отпущенные годы со свободным сердцем, чтобы никому обузою не быть. Да такая ширь души и любовь всеобъемлющая в напеве девушки парили над просторами, что свернул с намеченного пути и погиб…
        Он поздно ночью вернулся домой со срочной службы. Не стал от станции извозчика нанимать – пёхом пустился. Думал, родными ветрами размыкаются, развеются думки горькие. Не вышло. Потому провёл ночь на сеновале. Чуть свет - укатил со старшим братом Панкрашкой за сеном, чтобы оттянуть трудное объяснение с родителями.
         Яснотишайшими, да кротчайшими именуют никониане царей, а те, забив буйные головушки оккультизмом, сломали хребет народу, в угоду инославными, да иноверным приспешникам. Теперь ладу не дадут с иноземными Иудами, да бунтовщиками – посеяли цари, народ Лытать – уклоняться от дела, проводить время праздно вне дома.
пожинает. Объявили старообрядцев «еретиками». Обложили, словно волков. Текла, пенилась кровушка сынов российских, но не сломили волю правдолюбцев – разбежались по лесам те, которым не успели руки, ноги, да головы отсечь.
        Ну и валандались бы со своими бредовыми идеями без «еретиков». Нет, «запахло жареным» накануне революции и войны русских икон с японскими пушками, пошли на попятную, начали строчить Указы. В 1903 году 26 февраля был доведён до старообрядцев «Высочайший манифест, который предоставлял всем подданным инославным и иноверным свободное отправление веры и богослужения по обрядам оной…». А в 1904 году, 12 декабря вышел Именной Указ о пересмотре узаконения о правах раскольников. И начали головы брить, да костьми солдатскими путь гатить в сумрачное будущее империи, которая трещит по швам.
        Не опустился бы на трон «жареный петух»: не ощутил бы надобности царь в рассеянных по необъятным просторам России приверженцах старых обрядов, не тянул бы лямку старший брат Панкрашка в срамной компании 1905 года, и его не забрили бы навстречу с неисцелимым недугом.
         – Э-э-э, что роптать – на всё воля Господня! Чем глубже рана, тем твёрже рубец – выдюжим.
        ... Лошадь остановилась и отвлекла от горестных размышлений. Малафей поднял голову и залюбовался на высокие резные ворота с узким двускатным навесом, обитым кружевными досочками. Они с Тишкой старательно выпиливали их долгими зимними вечерами. Помогали отцу краснодеревщику - виртуозу. По высоким резным воротам судят о хозяине, а по квасу - о хозяйке. Всё ладно в их многочисленном, дружном семействе. Только ему никогда не иметь своего гнезда...
       Звякнуло кольцо на калитке. Тимофей, раскинув для объятий руки, шагнул навстречу брату, скользнувшему с воза.
        – Гости к гостям, вести к вестям, радость к радости! Что ж ты, ёшкин кот, явился, не запылился, а с глаз бежишь? Али загордился в миру, али думки гложут, да открыть не смеешь?
         – У тебя, Тишка, не душа – соколиный глаз, насквозь видит. Есть о чём покалякать, да не знаю с чего начать, - виновато признался Малафей, обнимая брата.
         – На вечерней зорьке, смотаемся за карасями, тогда и разрубим твои узлы. А пока пошли к гостям, да новым вестям.
         Братья распахнули ворота, подвели лошадь к сеннику, велели  работникам, скидывать сено, а сами поплескались у рукомойника и вошли в дом. Там, за просторным семейным столом, расположился Ларион с многочисленными гостями. Во дворе стояли четыре телеги с домашним скарбом приезжих.
      – Любая наука, не смотря на все старания, деградирует, когда её приспосабливают к нуждам другой культуры, - басил бородатый великан.
      – Доброго здоровья! – произнёс Малафей, входя с Тимофеем в горницу, после «семипоклонного начала»*      
      – Будь здоров, служивый, – поднялся навстречу сыну Ларион и обнял его.
      - Что ж ты, злохристовец этакий, родителю на глаза не кажешься? Али нос в пуху, али гниль на духу, али на побывку прибыл?
      – Успеем обо мне, папаша, дай пришлых людей послушать.
      Ларион представил гостям старшего сына, а его познакомил с семейством однофамильцев:
       – Прошу любить и жаловать моего старого друга по торговым делам - Иванов Иван Иванович. Не покорился властям. Не пустил сына Ваньку – «Тройную благодать», из пятого поколения, служить, царские разборки с безбожниками улаживать – сослали в Сибирь. Не забывает друзей - завернул попрощаться, да жар переждать.
        Подавая руку Ивану – высокому, русоволосому парню, с голубыми глазами, Малафей спросил:
        – Что за кличка у тебя странная – «Тройная благодать»?
        –  Обижаешь, брат. Не собака я, чтобы кличку, как репей носить. Традиция у нас такая, идущая от прапрадеда – в каждом поколении есть Иван Иванович Иванов. Имя Иван по-древнееврейски: значит Благодать. У нас в каждом поколении носитель "Тройной благодати".
        Прадеда назвали Иваном в честь деда братьев Маккавеев. Деда – в честь Иоанна Гиркана, из дома Маккавеев. Отца – в честь Иоанна, прозванного евангелистом Марком. Меня - в честь Иоанна Предтечи и Крестителя Господня. Уберегу головушку, будет и в моём семействе бегать голопузая «Тройная благодать», в честь Иоанна Евангелиста.
Краеугольный камень, на котором держится род, заложил прапрадед. Его звали Иваном Ивановичем Ивановым в честь деятеля времён Ездры. В наших именах заложена проповедь Ветхого и Нового Завета – тем и сильны.
         – Папаша, а у нас есть камешек краеугольный?
        – Как не быть? Конечно, есть. Твой прапрадед был мастером-краснодеревщиком. Передал опыт деду Петру. Возле него я научился и               
вас приобщил к продолжению традиции. Вон, каких коньков, петушков, да голубков выпиливаете с Тишкой.
          – Да это так - забава.
          – Не скажи…
          – Что ж ты, Ларион, самое важное скрываешь от парней? Одно дело вслепую творить красоту, другое – по убеждению. Каждая вещь, сотворённая нами, в своё время передаст потомкам нашу идею, даже если обломится веточка носителя идеи.
          Малафей заинтересованно смотрел то на отца, то на Ивана Ивановича, пытаясь постигнуть глубины таинства, но вставил уточняющий вопрос:
          – За каждым именем стоит какая-то история, в энергетику которой можно окунуться, ознакомившись с ней в Святом Писании, а какой смысл в тех игрушках, за которыми просто коротали долгие зимние вечера?
         – Отвечу? - повернулся к Лариону Иван.            
         - Коньки на крышах, воротах, кроватях, петухи на ставнях, голуби на крылечках, носят не простой характер узорочья. Это великий смысл исходу мира и назначения человека. Писание глубоко символично. За каждой вашей «игрушкой», укрыт от непосвящённых, определённый символ. Водрузив конька на крышу, мужик уподобляет свой дом небесной колеснице пророка Ильи. Петухи на ставнях
говорят проходящим: «Здесь живёт человек по солнцу. В теплую землю  сеет плоды труда, которыми сыт сам и делится с приходящим. В этом - благословение его жизни». Голубь на крыльце – знак кротости. Размахивая крыльями, птица, словно влетает в душу ступивших в храм-избу, где мозолистыми руками совершается литургия миру и человеку...
       Иван помолчал и продолжил:
       - Думаешь, проходимец Арсешка Грек* с Никоном не ведали силу этого таинства, когда разоряли гнёзда предков и развеивали прахом по миру? Ведали. Если бы в России смогли постичь мудрость бессловесного мужика, с глубокой болью почувствовали бы всю мерзость клеветы, возводимой на кустарей-старообрядцев. Выдворили бы их гонителей, как «торгующих из храма», как хулителей на Святаго Духа. Подожди, ещё такие бойни устроят эти антихристы для истребления не только лучших умов, но и кротких деревянных голубков! Они для них страшнее изощрённой пытки инквизиторской. Вот и взбунтовался я – лучше отправляться в изгнание, но исполнить наказ прадеда – не оборвать ниточку Благодати в шестом поколении. Сын-от у меня один, остальные, восемь - девицы-молитвенницы.      
        – О какой другой культуре вы говорили, дядька Иван? - спросил Малафей, усаживаясь рядом с отцом.
       – Я вижу всё с изнанки. Сегодня в мире нет единой правды, а есть множество полуправд. У каждого – своя, а если нет, заимствует у кого нипопадя*. Поэтому жизнь идёт кувырком. Возьмём три храма.
       В первом, устроенном согласно повелению Бога по саженям, звучит сакральная* кириллица, с благоговейным трепетом перед каждой буквой. И предстоящие наполняются верой в надёжность плеча собрата, радостью соборности, осмысленностью жизни.
       Во-втором, звучит та же кириллица, но с никоновскими изъянами. Идущие не посолонь*, встретившись с Богом, удаляются от Него. Утрачивают свободу, вытесненную навязанным чувством греха. Замыкаются в себе, разрывают соборность, увязают в бессмысленной суете. А без соборности и свободы, о каком творчестве и сотворчестве можно говорить? Вот и идут с вилами брат на брата, сын на отца.
       В третьем, где и устройство, и собрания призваны к хулению Христа, ублажению людских немощей и тщеславия, ведут в погибель, к рабской немоте. Там молятся на  понятном языке, или на латинице. Вот и торжество поработителей над бессловесными рабами. Вглядись в
        человека и на лице прочтёшь, к какой культуре приобщён. Ладно,
хватит разводить антимонии. Расскажу вам побасенку, помолимся, да пойдёмте на хозяйство глянем.
      – Охальник* ты, Иван, какие, побасенки за трапезой?
      Вставила своё слово Настасья, жена Лариона.
       – Я не к озорству, матушка, а для завершения темы, о том, как дела сегодня делаются…
       Иван оглядел всех и с улыбкой начал:
       - Заваливают в избу к сибирскому мужику послы.
       – Здорово, Федька, хочешь царём быть?
       – На фига мне такая морока?
       – Чтобы ничего не делать, а деньги получать. За это мы тебя женим на заморской царевне.
       – Тогда давайте.
       Приходят послы к заморскому королю:
       – У вас дочка на выданье, а мы ей жениха-царя подыскали.
       – Хорошо, против такого союза я не возражаю.
       Приходят послы во дворец.
      – Вам царь нужен, зять заморского короля?
       – Отлично! Такой и нужен богатой России.
     Приходят к дочке заморского короля.
      – Хочешь выйти замуж за русского царя?
      – Ну его, наверное, старикашка плешивый!
      – Побойся Бога! Это здоровенный мужик Федька Раздолбаев!
      – Тогда я согласная…
      ... Рванул к потолку колобком дружный хохот чистых душ, а изо рта Малафея струя крови – на косоворотку, на стол… Оттолкнулся смех от потолка, шлёпнулся, расплылся блином тревоги.      
       – Доигрались побасенками над хлебушком – Телом Христовым!               всплеснула руками Настасья и метнулась к сыну, сунула ему рушник.
       – Отец, положи Малафея на лавку, под иконами. Соломия, беги в ледник, неси лёд, приложи к горлу, я сейчас кровохлёбку запарю...
Сама побежала в кладовку за мешочком с травами
       – Вот тебе и ответ, папаша. Списали меня подчистую – помирать приехал.
       – Раньше смерти не помирай. Молчи и верь – мать отмолит.

Семипоклонный начал – приходные и исходные молитвы с поклонами,  до и после трапезы, при входе и выходе из храма, дома.
Попадя – встречаться с кем ни попадя, ночует где ни попадя. Где попало.
Сакральность – святость
Посолонь и противосолонь ( буквально: по солнцу и против солнца) – названия
        направления движений молящихся в Церкви во время крестного хода и при
        венчании.
Охальник - озорник
      
Продолжение следует...