de omnibus dubitandum 119. 180

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.180. САМОЧИННОЙ ВЫХОДКОЙ БЫЛА СОРВАНА ВНЕЗАПНАЯ АТАКА…

    25 марта армия подошла к паромной переправе около станицы Елизаветинской, лежащей в 17 верстах от Екатеринодара, вниз по течению Кубани.

    С занятием станицы Елизаветинской Атаману и правительству представлялась возможность выполнить пункт второй соглашения в Ново-Дмитриевской путем поднятия елизаветинцев и, казаков соседних с ними станиц на борьбу с большевиками.

    Но, к большому нашему удивлению, заведывавший переправой генерал Эльснер, ссылаясь на распоряжение генерала Корнилова, отказался перевезти на правый берег не только правительство и Раду, но и меня (полковника А.П. Филимонова - Л.С.) и штаб Покровского.

    Двое суток мы провели в вынужденном бездействии, пока шли кровопролитные бои на подступах к Екатеринодару (на фото Корниловцы на подступах к Екатеринодару). На третий день я с трудом один переправился в Елизаветинскую и, пошел к Корнилову, чтобы объясниться по поводу его странного распоряжения.

    Корнилов на этот раз был очень сух. Когда я начал говорить ему о поведении генерала Эльснера, он меня прервал.

    — Генералу Эльснеру оставалось либо задержать Раду на той стороне, либо самому быть повешенным на этой стороне. Я не люблю, когда мои приказания выполняются не точно. Паром мал, а успех дела зависит от скорейшей переправы строевых частей.

    Вслед за тем Корнилов сообщил, что на случай взятия Екатеринодара, что должно произойти дня через два, он назначает генерал-губернатором города генерала Деникина. Подтвердив это распоряжение входившему в этот момент генералу Деникину, Корнилов тут же стал отдавать приказания новому генерал-губернатору.

    Заметив недоумение на моем лице, Корнилов прибавил: «Это я делаю на первые дни, пока все не успокоится». Большевики под Екатеринодаром отчаянно сопротивлялись, и осада города затянулась.

    Когда я вернулся в станицу Елизаветинскую, то узнал, что здесь циркулируют самые радостные слухи о предстоящем сегодня вечером взятии Екатеринодара.

    Говорили уже, что половина Екатеринодара в наших руках. Из-за веры в эти слухи у генерала Покровского произошел очень печальный случай.

    Если не ошибаюсь, 28 марта кто-то доложил Покровскому, что Екатеринодар взят. Дело было уже вечером, но Покровский распорядился послать в Екатеринодар квартирьеров во главе с полковником Пятницким. Пятницкий проехал незамеченным нашими редкими цепями прямо к расположению противника в черте города.

    «Товарищи» начали окликать приближающихся всадников и, не получив удовлетворяющего их ответа, открыли по ним стрельбу. Тяжело раненный полковник Пятницкий свалился с лошади, остальные бросились врассыпную.

    По всей линии противника поднялась тревога и долго не утихала самая интенсивная стрельба. Полковник Пятницкий, пользуясь темнотой и суматохой, ползком добрался до наших цепей и был подобран санитарами.

    Об этом случае Корниловым было упомянуто в приказе, причем указывалось, что самочинной выходкой Покровского была сорвана предполагавшаяся ночью внезапная атака города Екатеринодара.

    30 марта утром я поехал один верхом в штаб армии, чтобы узнать о положении дела. По дороге ко мне присоединился член Кубанской Рады со стороны иногороднего населения Николай Николаевич Николаев (депутат IV Государственной думы), который ехал к ставке с тою же целью.

    Нам навстречу поминутно попадались телеги с ранеными, а также идущие группами легкораненые. Всех их Николаев расспрашивал о положении дел на фронте, наконец он, не доезжая верст пяти до ставки, сказал мне:

    — Знаете, Александр Петрович, я вернусь назад за вещами, не подлежит сомнению, что Екатеринодар сегодня возьмут, это общее мнение раненых.

    Николаев вернулся обратно в станицу. Когда я подъезжал к исторической теперь молочной ферме, где расположился Корнилов со штабом, то несколько гранат разорвалось очень близко от леска, окружающего ферму. Какой-то офицер крикнул мне, чтобы я держался правее, так как по дороге, по которой я ехал, только что снарядом разорвало на куски офицера {кубанца, есаула Шкуропатского*}.

*)  ШКУРОПАТСКИЙ Николай Диомидович (выкрест)(?-31.03.1918)(III колено) - уроженец станицы Тимошевской, Кавказского отдела, ККВ. Отец – Диомид Осипович, р. ? г., полковник (1876), зачислен по Кубанскому Казачьему Войску 23.04.1877 Мать - ?, р. ? г. Брат - Алексей, р. 20.01.1885 г.
Окончил Николаевское кавалерийское училище (1908). Подъесаул ККВ.
Убит 31 марта 1918 под Екатеринодаром.
Чины:
на 1 января 1909г. - 1-й Екатеринодарский кошевого атамана Чепеги полк Кубанского казачьего войска, хорунжий

    У входа в домик, где помещался Корнилов, я встретился с Романовским, который сказал мне: «Входите, вас командующий ждет». Тут же нагнал меня Быч, и от него я узнал, что нам в станицу было прислано приглашение на совещание, но нАрочный меня уже не застал.

    В маленькой комнате, в которой на следующий день был убит Корнилов, сидели: сам Корнилов, Алексеев, Деникин и Богаевский. Марков лежал под стеной на полу и, видимо, спал. Когда вслед за мной и Бычом вернулся Романовский, Корнилов открыл заседание. Оказалось, что попытка взять Екатеринодар успеха не имела.

    Большевики, растерявшиеся в первые дни, теперь оправились и подкрепляемые по трем железнодорожным линиям с Тихорецкой, Кавказской и Новороссийска держатся очень упорно. Мы понесли громадные потери, убит полковник Неженцев, все переутомлены. Ставился вопрос, следует ли при данных условиях продолжать осаду города или необходимо отойти, и если отходить, то в каком направлении?

    Когда пришла очередь давать заключение, я и Быч высказались за необходимость продолжения осады, так как всякое иное решение, по нашему мнению, означало общую неминуемую гибель.

    Деникин и Романовский высказались за немедленный отход от Екатеринодара, считая взятие города делом безнадежным. Богаевский полагал, что город взять можно, но удержать его нельзя.

    Разбуженный Марков заявил, что если он, генерал, так переутомился, что заснул на совещании, то каково же состояние рядовых бойцов. Он находил, что нужно отойти от города и двинуться по казачьим станицам в горы, в Терскую область. «У нас еще будут победы», — заключил он.

    Алексеев считал, что Екатеринодар нужно взять штурмом.

    Последним говорил Корнилов: «Отход от Екатеринодара будет медленной агонией армии, лучше с честью умереть, чем влачить жалкое существование затравленных зверей».

    Таким образом, голоса совещающихся разделились надвое поровну. Голос председателя дал перевес мнению за штурм Екатеринодара. Корнилов тут же отдал распоряжение: завтра, то есть 31 марта, дать отдых войскам, а с рассветом 1 апреля начать штурм Екатеринодара.

    После этого Марков внес предложение: для подъема настроения в войсках все начальство, кубанский Атаман, правительство и Рада должны идти впереди штурмующих. Никто против этого не возражал.