de omnibus dubitandum 119. 187

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.187. КОРНИЛОВ — КАЗАК И КАЗАКОВ НЕ ДАСТ В ОБИДУ…

    Вопрос о подчинении Атамана и упразднении правительства и Рады на совещании 17 марта совершенно не поднимался; наоборот, генерал Корнилов сказал, что он «требует», чтобы эти учреждения остались на своих местах и разделили с ним ответственность за последствия.

    Редактирование состоявшегося соглашения генерал Алексеев поручил генералу Романовскому, который для этого удалился в соседнюю комнату, а все оставшиеся были приглашены к обеду, который был сервирован в той же, где мы совещались, комнате.

    За обедом атмосфера разрядилась, и все беседовали в тоне взаимного доброжелательства. Корнилов говорил, что он «пойдет на Екатеринодар. Возьмет его, освободит Кубань, а там делайте, что хотите». Вскоре после обеда был принесен для подписи текст соглашения.

    Привожу его полностью:

«ПРОТОКОЛ СОВЕЩАНИЯ

17 марта 1918 года в станице Ново-Дмитриевской.
На совещании присутствовали:
    Командующий Добровольческой армией, генерал от инфантерии Корнилов; генерал от инфантерии Алексеев; помощник командующего Добровольческой армией, генерал-лейтенант Деникин; генерал от инфантерии Эрдели; начальник штаба Добровольческой армии, генерал-майор Романовский; генерал-лейтенант Гулыга; войсковой атаман Кубанского Казачьего Войска, полковник А.П. Филимонов; председатель Кубанской Законодательной Рады Н.С. Рябовол; товарищ председателя Кубанской Законодательной Рады Султан-Шахим-Гирей; председатель кубанского краевого правительства Л.Л. Быч; командующий войсками Кубанского края генерал-майор Покровский.
Постановили:
1. Ввиду прибытия Добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления ею тех же задач, которые поставлены Кубанскому правительственному отряду, для объединения всех сил и средств признается необходимым переход Кубанского правительственного отряда в полное подчинение генералу Корнилову, которому предоставляется право реорганизовать отряд, как это будет признано необходимым.
2. Законодательная Рада, Войсковое правительство и Войсковой Атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя военным мероприятиям командующего армией.
3. Командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзывается в состав правительства для дальнейшего формирования постоянной Кубанской армии.

Подлинное подписали: генерал Корнилов, генерал Алексеев, генерал Деникин, Войсковой Атаман полковник Филимонов, генерал Эрдели, генерал-майор Романовский, генерал-майор Покровский, председатель Кубанского правительства Быч, председатель Кубанской Законодательной Рады Н. Рябовол, товарищ председателя Законодательной Рады Султан-Шахим-Гирей».
      
    После подписания Алексеев и другие генералы ушли к себе на квартиру, а генерал Корнилов, окончательно повеселевший, начал нам рассказывать «быховскую историю».

    Между тем бой вокруг станицы Ново-Дмитриевской делался напряженнее. Снаряды все чаще и чаще рвались на площади и над самым домом Корнилова. После одного из разрывов Корнилов сказал нам: «Вы уберите своих лошадей (они были привязаны к забору дома священника), а то останетесь без средств передвижения».

    Несколько раз рассказ Корнилова прерывался донесениями с фронта, и Корнилов при нас отдавал боевые распоряжения; несколько раз шрапнельные пули барабанили в крышу дома, где мы сидели. Корнилов спокойно и интересно продолжал рассказ, мы его с большим вниманием слушали.

    Но когда он дошел до самого интересного места — момента хитро придуманного им освобождения — вошел быстро кто-то из его офицеров-ординарцев и доложил, что большевики ворвались в станицу и идет бой на улицах станицы.

    Корнилов встал и пошел в штаб узнать, в чем дело. Покровский вслед за ним вышел из комнаты и, взяв с собой конвой, куда-то поехал через площадь.

    Я, Быч, Рябовол и Султан-Шахим-Гирей остались одни в квартире Корнилова. Мы вышли во двор к своим лошадям. По улицам станицы действительно раздавалась беспорядочная ружейная стрельба, несколько пуль с характерным визгом впились в стену дома священника. Мы решили ехать к штабу армии вслед за всеми.

    Было уже совсем темно, лошади, шлепая по колена в грязи, неуверенно и пугливо шли вперед. Шрапнельные разрывы время от времени освещали нам путь, и мы подъехали к штабу; там была уже целая толпа всадников и пеших. Никто ничего не знал, все жались к стенам и деревьям, укрываясь от шальных, свистящих кругом пуль.

    Кто-то сказал, что Покровский нашел квартиру и приглашает всех нас на ночлег. Мы отправились в указанном направлении и действительно нашли Покровского, который расположился в казачьей хате и пил чай {Кстати, скажу несколько слов об исключительной способности Покровского устраиваться с удобствами при всяких обстоятельствах. Даже в качестве гостя он с первых же дней начинает «подсказывать» хозяевам, чего он хочет, на второй день он уже требует, а затем просто берет сам все, что ему нужно}.

    Выяснилось, что местные большевики, воспользовавшись темнотой ночи, открыли стрельбу на улицах и дворах и создали панику {Алексей Порошин в своей книге «Поход Корнилова», описывая, очевидно, с чужих слов это совещание, рисует кубанцев в очень непривлекательных красках и отзывается о них в очень пренебрежительном тоне}.

    Переночевав в Ново-Дмитриевской, мы на рассвете вернулись в Калужскую. Через два дня после подписания договора кубанцы, по предложению генерала Корнилова, переехали в станицу Ново-Дмитриевскую, чтобы вместе двигаться в станицу Георгие-Афипскую, а потом на Екатеринодар.

    Но для этого нужно было сначала выгнать большевиков из Григорьевской слободы, находившейся у нас в тылу, а затем взять станицу Георгие-Афипскую, занятую противником, поддерживаемым артиллерией бронепоездов, стоящих на разъезде Энем.

    Несколько дней шла подготовка к наступлению. Атаман, правительство и Рада пассивно ожидали развития дальнейших событий. Отношение штаба армии к нам было индифферентное. Только однажды, часов в 11 утра, я увидел генерала, который в дубленке и сером барашковом треухе пробирался по колена в грязи под заборами казачьих домов. Одной рукой он придерживался за забор, другой опирался на толстую палку. Это был генерал Корнилов, который шел ко мне отдать визит.

    Я вышел ему навстречу и ввел в свою хату.

    Корнилов, как всегда, был прост в обращении и легко завязывал беседу. Охотно говорил о походе своем из Ростова, о своих планах на будущее. Говорил, что поход и постоянные опасности его утомили, что он скучает по семье, что по взятии Екатеринодара он передаст его казакам, а сам будет отдыхать, поедет к семье.

    Но через минуту лицо его озарилось, и он уже говорил: «Если бы у меня теперь было 10 тысяч бойцов, я бы пошел на Москву». Я ему сказал, что после взятия Екатеринодара у него их будет трижды десять тысяч. Он задумчиво смотрел вдаль.

    Я внимательно всматривался в этого человека, с мелкими чертами лица, с маленькими руками и монгольскими глазами. Это был особенный человек, впечатление от него было особенное, незабываемое. Я радовался, что судьба наша в его руках, и верил ему. Я никак не мог думать, что ровно через десять дней я увижу его мертвым.

    Корнилов посетил также Быча и Рябовола. Сведение об этом последнем обстоятельстве облетело всех кубанцев и было предметом самого оживленного обсуждения.

    Исполнение элементарной вежливости Корниловым сначала удивило казаков, а потом привело их в восхищение.

    — Сразу видно большого человека, он стоит выше мелочных счетов, — толковали казаки.

    — Корнилов — казак и казаков не даст в обиду.

    Вниманием к представителям кубанцев Корнилов купил сердца казаков. Как мало, казаки вообще избалованы вниманием со стороны предержащих властей (в прежние времена, а в нынешние тем более, делай из них что хочешь - Л.С.) и как они реагируют на всякую к ним ласку, свидетельствует следующий случай.

    В мае месяце 1918 года, когда Быч был в Новочеркасске, как-то к нему в номер гостиницы зашел генерал Сергей Леонидович Марков и, застав там несколько членов правительства, вступил с ними в беседу и около часа оживленно толковал на разные темы.

    Все знали, что генерал Марков очень не жаловал Кубанской Рады и на походе по ее адресу отпускал разные крылатые словечки.

    Но теперь радяне совершенно забыли его прегрешения и говорили: «Вот человек, который, когда нужно, умеет быть солдатом, а когда потребуется, то держится профессором».

    Быч, передавая мне свое впечатление о Маркове, говорил: «Вот бы нам такого Походного атамана!». Когда казакам во времена деникинского правления начинало казаться, что Деникин благоволит к казакам, то поднимался сейчас же вопрос, не предложить ли ему пост Атамана всех Казачьих Войск.