День авиации

Живет в народе неистребимое желание радоваться, устроить себе праздник. Несмотря ни на что.
  Лето. Воскресенье. Воскресенье у меня праздник труда. Строю дачу.  В этот день упал с лесов. Приземлился спиной. Все болит. Каждый вдох – мука. Совсем не весело. Кое-как доехал до больницы. 
 В воскресенье в приемном покое только дежурный врач. Хирург. Сестра говорит
 -  Подождите. Врач занят. У него больной.
Мерю коридор короткими шагами. Даже стоять больно. Сесть невозможно. Жду. В коридоре тихо.  И жарко. Только сестра сидит за столом, что-то пишет. Лица ее я не вижу, но поза напряженная, недовольная. Я своим болезненным хождением ее раздражаю. 
 Минут через пятнадцать из кабинета выходит невзрачный худенький, можно сказать, плюгавый, плохо бритый мужчина.  Весел.  По его улыбке до ушей   и бегающим игривым глазкам становится понятно: мужчина не просто весел, а хорошо навеселе. Расхристанный. Его легкая цветастая синих тонов рубашка с коротким рукавом висит навыпуск, несколько косо и полностью расстегнута. Из-под рубашки видно, что по животу вышедшего больного проходит широкая зеленая полоса. Приглядеться и видно, что кожа на его животе сшита. Не до радостей. Но мужчина, казалось бы, и не чувствует раны. Он счастлив.
Часто больные, ожидающие в приемном покое, внимательно присматриваются друг к другу. Люди сюда, тем более в воскресенье, просто так не приходят. Но я мужичка никак не заинтересовал. Его хмельной взгляд быстро скользнул по мне и нашел точку приложения.
- Ну считай, я второй раз на свет народился, - обратился он к медсестре.
Медсестра, женщина примерно его возраста, но гораздо крупнее, сидит к нему спиной и не отвечает. Заметно, что ей неприятно внимание такого больного. Но больной желает поделиться своей радостью. Он подходит к ней сзади, кладет руку на ее полное плечо и говорит:
- Дай я тебя поцелую.
- Жену свою целуй, - не поворачиваясь, сквозь зубы цедит медсестра.
Но на свежезаштопанного ее слова действуют, как зов. Он наклоняется и пытается чмокнуть ее в щеку. Сестра делает резкое отталкивающее движение, и мужичок вскрикивает от боли, скрючивается и не очень натурально стонет. 
- Убивают!
Сестра, перепугавшись, вскакивает со стула, стараясь рассмотреть, задела ли она за шов.  И мужичок, раненым бойцом безвольно виснет на ее плечах. И пока та пытается пристроить его на кушетку, он изворачивается и целует ее прямо в губы. Медсестра ошарашена.  Первый момент смотрит на меня растерянным взглядом. Она стоит с больным, можно сказать, в обнимку и боится резким движением   повредить ему.  Но мне так плохо, что я не в силах вмешаться.
- Николай Сергеевич! – кричит медсестра.
 В коридор выходит врач. Немолодой, высокий, седой. В белом халате, застегнутым, не смотря на жару, почти под горло.
- Что случилось?
 - Да вот этот лезет.
 - Я только хотел поблагодарить за спасение. Поцеловать как спасибо, - разводит руками заштопанный. В этот момент края его синей рубахи с красными пятнами крови и снова глазам предстает зеленая полоса сверху вниз. Фестиваль цветов.
- Знаем мы вашу благодарность, - фыркает сестра.
-  Можешь поцеловать меня, я же тебя зашивал, - говорит врач, - Валю то зачем? Она тебе ничего не сделала.
- А я не голубой, чтобы мужиков целовать, - с чувством собственного достоинства встречает заштопанный столь непристойное предложение.
- Ты лучше объясни теперь толком, как это тебе удалось так распороться. Сам себя, говоришь? Сомнительно. - Я милицию не вызвал только потому, что только кожу разрезало. А вообще такими делами милиция занимается.
- Так я тебе и скажу! Это государственная тайна, - важно произносит заштопанный, - Я джентльмен, -  но по всему видно подмывает его рассказать.
- Ладно признавайся, говорит врач, - мы никому не скажем. 
- Сели мы с Танюхой отметить день авиации. Никому не мешаем.  Только сели, влетает Светка. Увидела и сразу за нож. И полосонула меня. Аж сама испугалась. Побежала в скорую звонить. А Танюха мне сразу полотенце на пузо.  Она знает.  Светка прибегает, сейчас говорит, скорая приедет, скажешь, что сам случайно порезался. Ну я же джентльмен.  Зачем в свой колодец плевать. А скорая меня сюда.   
-   Постой, а кто такие Танюха и Светка? – спрашивает врач.
- Танюха это так, приятельница одна. А Светка, считай жена.
- Ясно. А ты чего пил-то с приятельницей?
-  А с кем еще? Светка в магазин поперлась. А она как уйдет, так ищи. А день авиации, как говорится, вот он. Ждать что ли?
- А ты летчик?
 
 Предположить, что этот хмырь может быть летчиком, очень тяжело. Но врач спрашивает с полной серьезностью. Потому что видно: врач - человек серьезный. Раз больной отмечал день авиации, следовательно, к авиации имеет какое-то отношение. Всякое в жизни бывает. Иногда человек невзрачный, а глядишь академик. Ракеты в космос запускает.
 
- Нет не летчик, - спокойно отвечает заштопанный.
- Что Танюха, твоя приятельница. летчица?
- Какая она летчица, дура убогая.
 - Так чего же вы пили? – не может понять врач
- Так день же авиации!
 
После этого наступает немая сцена. Врач молчит, не в силах понять причудливости мышления пациента. Пациент молчит, несколько удивленный тем, что врач не врубается, что раз в календаре есть день авиации, его следует отметить. Мне смеяться больно. Смеется только медсестра.