***
Летний вечер.
Отличный летний вечер.
Субботний летний вечер.
Погоды стоят замечательные. Безветренные, но не жаркие, за день зной не утомлял, к вечеру последние летние дневные температуры вовсе успокаивались, и природа манила к себе, как манит юная девственница умудренного жизненным опытом мужчину. Хочется от души и досыта насладиться всеми прелестями нежного естества. Словно бы в последний раз.
Да, это лирика, а сущность вроде бы обыденна.
Исполнительный директор одного из крупных муниципальных унитарных предприятий города, некто Андрей Николаевич Вальцов, возрастом немногим за пятьдесят, нормальной упитанности, среднего роста, с благородной сединой в волнистой шевелюре, собирался совершить вечерний моцион. Он частенько по выходным дням, невзирая на погоду, по субботам и воскресениям, ежели не выезжал в эти дни из дома на «культурно-массовые мероприятия», совершал вечерние прогулки в городском парке, который располагался неподалеку от его дома. Так там, часа полтора, а то и два, он мерил шагами расстояния от одной точки парка до другой. Дышал свежим воздухом, слушал природу, тешил взгляд окружающей действительностью.
- Папа, ты погулять идешь?
Из своей комнаты в инвалидном кресле выехала дочь, Нюшенька, как они ее с женой называли. Неповторимой красоты девушка. Все в ней было замечательно и прекрасно. Она с раннего детства доставляла родителям только радость. Красивая, умная, начитанная, благодаря стараниям мамы, хорошо воспитанная. Она всегда отлично училась. Все, кто знал Нюшеньку, был уверен, перспективы у девушки самые радужные. Весь мир мог бы встать на колени перед ее взглядом, если бы он не погас пять лет назад. Поехала она в то время с сокурсниками зимой на Валдай, на лыжах с гор покататься. Там случилось несчастье. Вернулась, только уже не домой, в больницу вернулась. Падение на горнолыжной трассе, перелом позвоночника, серьезные нарушения нервной системы в области поясницы. А из больницы домой девушка приехала в инвалидном кресле, стройные, длинные ножки навсегда отказались держать на себе легкую, изящную фигурку Нюшеньки.
Пережившая серьезный стресс, девушка надолго ушла в себя, но потом немного оттаяла, начала общаться с родителями, близкими и знакомыми их семьи. Но временами это была совершенно другая Нюшенька, капризная, взбалмошная, эгоистичная. Ей хотелось, чтобы ее воспринимали именно такой.
- Да, моя милая, пойду немного пройдусь. Разомнусь. Взбодрюсь. Летним чистым воздухом легкие побалую. Ты не против?
Дочь улыбнулась.
- Конечно, нет. Только не задерживайся, пожалуйста. Мамы нет сегодня. А меня в последнее время тревожат предчувствия какие-то странные. Сама не могу понять, что это. Но очень некомфортно себя чувствую, если одна остаюсь дома вечерами. Недолго, ладно, папа?
Жена Андрея Николаевича решила навестить в проходящие выходные свою старенькую маму в деревне, та болела часто в последнее время. Обещала приехать только завтра, в воскресенье днем.
- Да нет, что ты, милая?! Я часок, не больше. Может тебе купить чего? Могу на обратной дороге в магазины заглянуть
- Да ну что ты! Вы и так уже совсем разбаловали меня. Имею все, что мне хочется, и что не хочется, что мне нужно, и что не нужно. А здоровые ноги... спину здоровую, не купишь в магазинах.
Нюшенька вздохнула, развернулась и поехала назад, в свою комнату.
С горечью вздохнул и Андрей Николаевич. Как же тяжело каждый день видеть подобную картину, объяснять не стоит. А как она радовала прежде! Отлично училась, не тянулась к современной модной распущенности, была нежной и скромной. Да она и сейчас такая, хотя часто прячется за ей же придуманной маской. Да какой бы она не была, кому она теперь нужна, кроме родителей, в инвалидном кресле.
Вечерний парк своей умиротворенностью немного развеял печаль, занесенную в его душу последними словами дочери. Он потоптал недолго асфальтированные дорожки парка, сошел с них, прошел к небольшому озерцу, постоял там, на берегу. Посмотрел на плавающих диких уток. Рядом гуляла молодая семья, папа, мама и дочка лет пяти-шести. Они кормили утиное семейство хлебом, а крохотная, озорная девочка, глядя на хороший аппетит водоплавающих птиц, радостно смеялась и маленькой, игривой козочкой прыгала по зеленой травке. Ее молодые родители также смеялись, весело и счастливо.
Снова остро кольнуло в сердце.
Андрей Николаевич повернулся и от берега пошел к аллее, которая выводила к центральному входу парка. А оттуда до родного дома, где его ожидает дочка, Нюшенька пять минут ходьбы неторопливым шагом.
Вот и главная аллея.
Но что-то тяжеловато стало идти. Да почему-то возникло неожиданно предчувствие чего-то необычного, не страшного вроде, но серьезно волнующего, прихватило за покалывающее сердце. То ли возраст, то ли постоянное нервное напряжение, связанное с инвалидностью дочки, со временем давали о себе знать. Появлялась иногда ранняя усталость, как сейчас, которой, по сути, и быть-то не должно. Сколько он здесь прошел? Несколько сотен метров? Пустяк, немногим раньше по возрасту километры без труда пешком преодолевал. Да еще не по асфальтированным дорожкам парка, а по разбитому, расхлябанному от дождливой погоды проселку.
Он приметил по пути ближайшую скамейку. Чистая, удобно расположенная. Можно минут пять посидеть на ней. Дать организму самому себя привести в порядок. Подошел к лавочке, присел, откинулся на спинку, вытянул ноги, прикрыл глаза.
Где-то далеко шумел поток автомашин, снующих по улицам города. Доносился счастливый смех девочки, кормящей уток на озере. Скрытый облаками, гудел в высоте самолет. А вокруг приветливо щебетали и верещали птицы.
Хорошо сидит.
Он чуть было не задремал, но неожиданно ему показалось, что кто-то стоит рядом с ним. Вроде бы как даже доносится дыхание другого, постороннего человека. Вальцов приоткрыл глаза. Так оно и есть. В метре от него стоял высокий, худой мужчина неопределенного возраста. Одет просто, даже чересчур просто, но чисто. Человек был небрит, на вид его лицо казалось очень усталым, но глаза его обжигали, брызгали какими-то странными, немного пугающими искрами.
- Тебе чего? - грубо спросил Вальцов человека.
- Вы Андрей Николаевич Вальцов?
- Какое тебе дело, кто я? Я знакомиться с тобой не намерен, а денег на похмелку я алкашам не даю.
Вальцов практически всю свою трудовую жизнь просидел в чиновничьих креслах и с простым народом привык вести себя снисходительно, как бы свысока и небрежно. Он умел быть даже очень грубым с обычными людьми и не считал такое свое поведение неправильным.
- Я не хотел знакомиться. Ни к чему. Просто нам надо обязательно поговорить. Я наблюдал немного за Вами, но боюсь ошибиться, вдруг Вы не тот, кто мне нужен. Поэтому я спросил.
- Он за мной следил! Ты, Шерлок Холмс, недоделанный, иди отсюда. Иди прочь! Наблюдал он за мной! С какой такой стати я буду говорить с тобой? Ты кто такой?
- Аршинов моя фамилия. Знакомо Вам?
Снова кольнуло в сердце Вальцова. Что-то очень знакомое. Очень. Но не вспомнилось, не осенило, не смогла память выполнить свои обязанности так, как ей следует. А вот сердце что-то помнило.
- Василий Гаврилович Аршинов. Но вряд ли мое имя Вам что-то скажет. А вот Зою Аршинову Вы не должны были забыть. Как? Помните ее?
Ну как не помнить! Вот оно, ощущение приближения чего-то неприятного. Давно уже почти выветрилось из всех закромов памяти и имя это, и события с ним связанные, и последствия этих событий. Хотя последних, последствий, кроме душевных мук и некоторых финансовых потерь, практически не было. Получилось так, они не испортили жизни ни ему, ни его семье. Ну не совсем так, не само получилось, постарались люди, чтобы так все вышло.
- Нет, не помню. Не знаю я такую. Я уже сказал тебе. Я не собираюсь разговаривать с тобой, иди прочь, да и мне уже пора. Не отвяжешься, я полицию вызову. Ты знаешь, кто я такой есть?
- Да знаю, кто Вы. Как не знать? Мне надо-то немного вашего времени. Пару минут всего. Я знаю, что Вы виноваты в ее смерти, в смерти Зои. Что бы там Вы не говорили, как бы не велось в то время следствие, какое оно заключение в итоге не выдало бы. Я знаю, это Вы ее убили. Но я теперь не с претензиями к Вам. Я к Вам с прошением. Я к Вам с мольбой. Я перед Вами встану на колени, моля о помощи... Вам совсем ничего не будет стоить это! Помогите ради бога!
- Тебе денег что ли?
- Да зачем мне ваши деньги? Вы и только Вы можете мне помочь вернуть Зою!!! Прошу Вас! Я умоляю Вас!
По щекам мужчины потекли слезы.
- Да видно ты, мужик, и взаправду сумасшедший! Видимо, горячка белая! Допился! Все, пошел прочь! И не смей больше подходить ко мне! Эй, молодой человек! Молодой человек!
Мимо проходил высокий, атлетично сложенный парень. Он остановился у лавочки, посмотрел на позвавшего его Вальцова.
- Тут бомж сумасшедший прицепился, проводите меня до выхода, пожалуйста. Трогать его не надо, просто проводите, мне с Вами будет спокойнее.
- Так за чем дело? Пойдемте.
Парень, собиравшийся взять за грудки Аршинова, передумал, подошел к лавочке, небрежно отодвинул в сторону того, кого назвали бомжом, подал руку поднимающемуся со скамейки Вальцову. Тот поднялся самостоятельно, вдвоем они пошли к выходу из парка. Андрей Николаевич не удержался, оглянулся по дороге на сумасшедшего мужика, тот плакал, глядя в их сторону, крупные слезы катились по его щекам. И поймав взгляд Вальцова мужчина с болью в голосе простонал:
- Помогите мне вернуть Зою!!! Помогите!!! Я умоляю Вас!!! Помогите мне вернуть мою Зою!!!
Вальцов прибавил шаг, парень поторопился вслед за ним. А в спину уходящим от лавки долетело:
- Я не оставлю Вас в покое! Я буду в сны к Вам являться. Каждую ночь! Я буду в снах Вас преследовать, я буду умолять Вас до тех пор, пока Вы не согласитесь! Вам же это ничего не будет стоить. Вам нужно лишь согласиться. Только дать свое согласие.
Парень свернул у выхода из парка на одну из примыкающих к главной аллее дорожек, Вальцов, выходя из ворот, еще раз оглянулся. Мужик присел на его место на лавочке, склонил голову, плечи его тряслись. По всей видимости, он все еще плакал. Вальцов же поспешил уйти.
Настроение было напрочь испорчено. Вечер был полностью потерян. Погода казалась дрянной, гомон птиц надоедливым, смех девочки от озера противным, визгливым. Зря он вышел на улицу сегодня, можно было провести этот вечер с дочерью. Хотя много ли вечеров в обычные дни они проводили вместе? Каждый как-то сам по себе. Несколькими словами перекинуться, вот и весь вечер, якобы проведенный вместе. Но главное теперь, не показать вида дочери, не испортить и ей настроение своим состоянием. Тяжело это будет сделать, воспоминания захватили мозг, терзали душу, томили сердце.
***
Последние годы прошлого века.
Времена страшные, времена безвластия и беззакония. Немало можно о них говорить, но, наверное, не нужно много слов, большое количество людей хотели бы те времена попросту забыть, выкинуть из своей жизни.
Вальцов в то время возглавлял так же одну из крупных городских служб. Был многим из горожан, в том числе из значимых жителей этого города необходим, поэтому у него в ближайших друзьях были важные люди. Например такие, как начальник местного ОВД майор Леонов Дмитрий Павлович, полноватый, но шустрый мужик, и глава крупнейшего здешнего торгово-закупочного кооператива, по совместительству, один из авторитетов местных криминальных структур Лукашов Борис Михайлович, иначе в своих кругах имеющий погоняло Лука. Лука же в отличие от милиционера был жилист и поджар. Он в свое время много занимался спортом, в том числе и различными видами единоборств. Да и сейчас, за исключением некоторых пятниц и суббот, следил за собой, за своим режимом.
Примерно два раза в месяц эта троица отправлялась в пятницу вечером в загородный дом Луки, расположенный в живописных местах неподалеку от города, прихватив с собой запасы спиртного и съестного. Они зажигали в доме камин, в любое время года, даже жаркими летними вечерами, где жарили шашлыки и рыбу, пили, закусывали, расписывали пульку. Дойдя до определенной кондиции, вырубались, спали, а на утро водитель Луки, который доставлял их сюда и ночевал здесь вместе с ними, увозил обратно, развозил собутыльников по домам.
И вот одна из таких пятниц. Загрузились, приехали, разгрузились, сели чин чином, и тут водитель Луки немного решил изменить протокол таких встреч.
- Борис Михайлович! Извините. Мать у меня дома приболела. Не отпустите меня на ночь домой? Ну очень надо! А завтра утром я как штык. Во сколько скажете, во столько и приеду.
Лука к своему водителю относился вроде по-доброму, чуть ли не по-отечески, но в этот раз отчего-то закусил удила.
- Это как ты нас здесь без машины оставишь? А вдруг моя Манька ночью рожать соберется? Что мне делать тогда?
- Какая Манька? Твою жену Галей зовут, - улыбнулся Вальцов.
- Моя жена да, эта, как ее... Ну как ты сейчас сказал?
- Галя? - спросил тот же Вальцов.
- Вот, Галя, а Манька у меня другая. Манька у меня Светка! Светка – конфетка! Такая конфетка, скажу я вам, мужики! Давно жую, а нажеваться никак не могу. Какая-то она долгоиграющая.
- Так я не пойму, Маша или Света? - снова спросил Андрей Николаевич.
- Да какая разница, Света, Маня, Каролина...
- Успокойся, - щерился в углу на диване майор.
Он приехал сегодня прямо службы, был в милицейском мундире. Сейчас разомлел у горящего камина, распахнул мундир, рубашку под ним тоже расстегнул, хвалясь волосатой грудью:
- Лука Маньками любовниц своих называет. Так, погоди, погоди! Это чего же, получается, Светка твоя залетела что ли? Ну, ты дурачок, Лукашка! Галю потеряешь, жалеть потом будешь всю жизнь.
- Да откуда я знаю, залетела она или не залетела? Слово-то какое, залетела! Внезапно, значит, неожиданно, как снег на голову. Не ждешь, а тут раз, на тебе! Подарок. Нежданчик. А может, залетела. Дурное дело не хитрое. Да и нечего автомобиль по своим делам трепать.
Машина у Луки была хорошая. Таких в городе ездили единицы. Подобные авто и по делу трепать жалко. Импортный джип, огромный и страшный.
- А чего с парнем? Мать ведь болеет, - вставил свое Вальцов.
- А ничего! Вон, в километре железнодорожная платформа. Электрички почти каждый час ходят. Вот на ней до города. Так же вернется сюда. Дуй! Но завтра утром чтобы здесь был.
Парень ушел.
Вечер продолжался.
Так же пили, так же ели, играли в преферанс, травили бородатые анекдоты. Все, как обычно. Оригинальностью собутыльники не отличались. Первым, как всегда, вырубился Лука. Майор вдвоем играть в преферанс не любил, он был пьян, но не настолько, чтобы успокоиться и примостить свое грузное тело рядом с поджарым боком товарища для ночного отдыха. Ему вдруг захотелось приключений.
- А ты знаешь, Андрюха! У нас ведь в нашем институте много китайцев и китаянок учится.
- Да видел я их, шастают везде по городу.
- Так вот, мои задержали двоих, не помню, даже не знаю за что, так, наверное, ради интереса. Ну а я их, ради того же интереса, велел к себе в кабинет привести. Стоят, а у азиаток фигурки... Джинсами и тесными маечками все обтянуто. И симпатичные, сучки. По-русски практически не балаболят, а понимать - все понимают. Ну и я им ради смеха, мол, чем грехи замазывать будете? Одна замялась немного, а вторая резинку из кармана достает, протягивает мне.
- А ты чего?
- Ну не в кабинете же! Хотя, всякое бывало, только по вечерам, а это время обед. Отпустил я их. Но выпытал, как их потом найти можно будет. И знаешь, где эта сладкая парочка живет?
- Ты к чему сейчас все это? Не знаю, конечно.
- Ну так завел немного Лука меня своими Манечками, Светочками. Машина, вон стоит, под боком. А живут они в общаге рабочего поселка, где раньше ПТУ было. Поехали, привезем сюда, покуролесим от души. А утром, глядишь, и Луке немного из экзотических прелестей перепадет. Спасибо нам потом скажет.
- Так мы же пьяные!
- Обижаешь! Начальника милиции, да еще в форме... Чтобы какая-то там гадина остановила! Ты о чем Андрюха?! Ты как все это представляешь себе?
- Да поехали! Ни разу китаянки не было. Помрешь, и не увидишь, какого она цвета, китайская плоть.
Джип был заведен, майор уселся за руль, его товарищ рядом, но выезжая из ворот, водитель чуть не зацепил крылом один из воротных столбов. Выехав, главный милиционер города остановился, заглушил двигатель.
- Чего-то это. В глазах у меня двоится. Давай сам. А я по дороге протрясусь, обратно сам поеду.
- Да я как-то не очень...
- Ладно тебе, жми на педаль, крути баранку, дорога прямая, общежитие в ПТУ почти на въезде в поселок. Садись.
Андрей Николаевич сел за руль джипа. Права лежали в кармане давно. Однако Вальцов не любил водить, поэтому можно сказать, не умел. Личной машиной в семье, управляла жена, а если выпадало счастье иметь автомашину служебную, то к ней полагался водитель.
Завел, умудрился тронуться с первой попытки и поехал.
Дорога была и правда хорошей, прямой, ровной и достаточно широкой. И товарищ в форме, находившийся рядом, спать не собирался, а с ним, бдящим, Андрей Николаевич чувствовал себя увереннее за рулем. Начал потихоньку прибавлять газу. Какой пьяный русский не любит быстрой езды?
- Ты это, особо не газуй. Я вижу, какой ты ездок. Поспокойнее кати, времени до утра еще много впереди. Рано привезем, надоедят рано. Чего потом делать будем? Вон, какая ночь-то звездастая! При таком звездном небе спать - кощунство!
Леонов захохотал. Он все-таки умел держать себя в форме в любом виде, выйдя из дома, застегнул и рубашку, и китель, и даже фуражку на затылок закинул. Сидел рядом с неумелым водителем, словно боровик в лукошке.
- Ты дальняк-то включи! Не видно ни фига.
- А это что?
- Дальний свет, чудило! - захохотал снова Леонов.
- А как?
- Да ладно, езжай так, дорога ровная, машин на вроде нет, только жми на педаль... Ты это, не лезь на обочину! Левее держись! Слева вон сколько места, а то в кювет еще съедешь. Левее, левее держи... Стой!!! Стоять, придурок!!!
Справа метнулась тень, легкий звук удара чего-то о правое крыло автомобиля, потом джип два раза подпрыгнул и остановился.
- Ты что натворил? Урод! Твою же бога в душу мать!
- Что?
- Ты задавил кого-то!
Майор вылез из остановившейся машины и пошел назад, в то место, где недавно два раза подпрыгнул автомобиль. Андрею Николаевичу выходить наружу было страшно. Пару минут спустя, майор вернулся.
- Жив? - с надеждой спросил виновник наезда.
Леонов помотал головой.
- Ты два раза ее переехал. Расплющил... Женщина....
- Что делать теперь.
- Иди, садись на мое место, я поведу.
Леонов сел за руль, круто развернулся и рванул в сторону села, откуда они недавно выехали.
Вслед уезжающей с места преступления машины, с края леса, прилегающего к дороге, смотрели два растерянных, испуганных, но очень внимательных глаза.
Майор загнал автомобиль во двор, заглушил двигатель, послал сотоварища по несчастью закрыть и ворота, и калитку.
- Этому дурню ничего не говори пока, завтра видно будет, что делать. Пойдем в дом, водку пить.
До завтра ждать не пришлось, часа через полтора около дома Луки замерцала радуга от проблесковых маячков машин милиции.
- Наши приехали. Быстро они хватились. Ты сиди здесь, не выходи.
Леонов снова застегнул китель, накинул фуражку, вышел из дома. Тот, кто уже стал преступником, не удержался, не сиделось, выскользнул вслед за милиционером и осторожно выглядывал из-за угла. Смотрел туда, куда шел Леонов, который уверенной походкой шагал в сторону ворот. В них уже с улицы колотили. Такое впечатление, что били ногами, грохот стоял страшный.
- Чего надо? - издалека крикнул майор. - По башке подолби лучше себе!
- Я сейчас тебе по тыкве постучу! Открывай быстро, милиция! - донесся зычный голос с улицы.
- Это кто там? Милиция?
- Болтай меньше! Открывай быстрее, давай!
- Бармалей? Ты что ли!
- Я! Кто? Я тебе сейчас дам Бармалей! Открывай, сучонок!
Майор открыл калитку, и желавшие ворваться в нее милиционеры, в растерянности остановились у нее.
- Товарищ майор! Вы?
- Я сержант, я!
Милиционер, названный Бармалеем, неловко козырнул начальству, потоптался на месте, его напарник шустро спрятался за его спину.
- Что у вас здесь за гонки с иллюминацией? - спросил майор.
- Женщину на дороге неподалеку отсюда сбили, да еще переехали потом.
- И кто же так?
- Бог его знает! Уехал с места, урод. Вот сейчас по району ищем. По близлежащим деревням и поселкам.
- Улики на месте есть какие? - допытывался майор.
- Рыщут эксперты, но вряд ли чего серьезное. Вроде даже отпечатков протекторов нормальных нет.
- Ну, ищите, ищите, сюда не лезьте, здесь я с друзьями отдыхаю. Остальным передай, чтобы не беспокоили нас.
- Слушаюсь товарищ майор!
- Что за баба... женщина?
- Паспорт при ней оказался. Зоя. Аршанова, по-моему...
- Аршинова, - помог напарник, - Тридцать три года ей. Было.
- Жаль, не повезло бедняге! Нельзя этого преступника оставить без наказания. Ну, мы ведь отыщем, сержант, этого урода?
- Так точно, товарищ майор! Найдем!
- Вот-вот! Утром доложите. Зоя Аршинова. Жаль бабу! Давай, сержант, зло должно быть наказуемо.
Молодые милиционеры пошли колотить в следующие ворота, а соучастники по преступлению вернулись со двора в дом. Оба, не сговариваясь, нацедили за столом по полному стакану водки, залпом опорожнили емкости. Посидели молча, еле-еле шевеля челюстями, пережевывая что-то из закуски. Налили и выпили еще. Леонов серьезно опьянел, нетвердыми шагами подошел к дивану, не лег, упал на него, подвалился под бочок к Луке и сразу же громко захрапел. Вальцову же пришлось в одного еще несколько раз полоскать горло водкой, прежде чем, наконец, ему удалось опьянеть и уснуть в эту ночь.
***
Дочь сидела за компьютером, только с помощью его она в последнее время общалась с кем-то, помимо родителей. Нюшенька жила в созданном ей самой мире активнее, нежели в реальном, настоящем. Своего внимания на то, что отец вернулся наконец с прогулки, и на его настроение, с которым он пришел, не обратила. Наверное, так оно и к лучшему было и для нее, и для отца.
Андрей Николаевич, разувшись в прихожей, сразу прошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку коньяка, лимон, который порубил ножом в блюдце, налил себе приличную дозу крепкого напитка в объемистый бокал, выпил одним большим глотком, присел за стол, бросил в рот небрежно отрезанный ломтик лимона. Вяло пережевывая кислый ломоть, он смотрел в окно, а за ним начинала портиться погода. Откуда-то взявшийся нехороший ветерок пригнал дождевые тучи. По всему было видно, что собирается дождь.
Душа его никогда не была сентиментальной, сердце давно покрылось твердой коркой без малейшей щели для проникновения туда жалости, сочувствия и им подобным чувствам. Но сегодняшняя встреча в парке показала, что не все так просто. Вальцов сейчас терзался. Мысли, какие-то вязкие, тягучие, цепкие, мучили его голову. Все старания расстаться с ними, выбросить их из воспаленного мозга, были напрасны. Не помогал ему сегодняшним вечером даже коньяк.
А время между тем шло. Время оно и есть время. Единственное из того, что дала природа человеку, на что человеку невозможно повлиять. Оно движется всегда вперед, всегда движется только в одном направлении.
За окном кухни заметно стемнело. Дождь и правда, пошел. Были видны дальние всполохи молний. Которые постепенно приближались.
Дочь за компьютером может просидеть до утра, ну а если захочет лечь спать, то разбудит отца, чтобы он помог ей перебраться в кровать. Значит Вальцову можно себя устроить на пустующей супружеской постели горизонтально. Пора бы уже. Но сто граммов напоследок никак не помешают.
Он потянулся за коньяком, чтобы снова себе налить, и с удивлением увидел, что бутылка-то пуста. Удивительным это было не только потому, что он не заметил, как опорожнил ее целиком. Удивительным было и то, что он был совершенно трезв. Он поднялся, полез в бар за другой бутылкой. Под лимон, под яркие сполохи молний, под приближающиеся раскаты грома, он продолжал свое питие. Мрачнея с каждой новой дозой благородного напитка.
Наконец алкоголь начал действовать. Теперь стоит о сне подумать.
Он снова заглянул в комнату дочери. Там все без перемен. Прошел в свою спальню. Уборка постельных принадлежностей и заправка кровати лежали на плечах жены, которая уехала в этот день очень рано. Постель была не заправлена. Андрею Николаевичу осталось только раздеться и поместить свое в меру упитанное тело под одеяло. Морфей не долго капризничал, быстро взял Вальцова под свое покровительство.
С ранней юности Андрей Николаевич приучил себя пробуждаться в шесть часов утра и всегда, если только кто-то не потревожит его сон раньше, спал именно до этого времени. Поэтому проснувшись, глянув сначала в окно, а потом на часы, он удивился, на часах было четыре утра. Странно, но многое меняется в характере человека с возрастом, это и пронеслось в его голове, он вздохнул и повернулся на другой бок, закрыл глаза. Но повторно заснуть не успел. Почувствовал, что открывается дверь в спальню. Наверное, дочь, засидевшаяся до утра, решилась, все-таки прилечь. Надо подниматься, нужно ей помочь.
Однако...
Это была не дочь, в щель приоткрывшейся двери проникала чья-то незнакомая фигура. Даже не фигура, а неясная тень. Тень была высокой и худой. Она взяла в руки взявшуюся откуда-то в спальне деревянную табуретку, установила ее рядом с кроватью, застывшего в ужасе Вальцова, присела на нее. Испуганный хозяин дома, лежащий в постели, не мог произнести ни слова, он вытаращенными глазами смотрел на тень, ожидая чего-то очень для него страшного.
Табурет был колченогим, тень начала потихоньку раскачиваться на нем, стукая по очереди о пол разными по высоте ножками.
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
За окном резко вспыхнула молния, спустя мгновение раздался страшный грохот. Гром был оглушающим. А тень после того, как стих последний раскат, заговорила тихим, но пугающим по своему тембру голосом.
- Ну что? Я же говорил, буду приходить к тебе по ночам во сне. Я тебе обещал. Так встречай гостя! Я пришел!
Господи! Да это же тот мужик, из парка! Как его там? Аршинов! Точно он, начали проступать черты лица пришельца. Небритые щеки, пылающие глаза, многочисленные морщины. Он обещал приходить во сне. Какой к чертям собачьим сон? Явь. Он явился к нему в квартиру наяву.
- Ты убил мою жену! Ты лишил жизни мою несчастную Зою. Ты сломал мне жизнь. Я не хочу тебе зла, я не желаю, да и не смогу мстить тебе. Но почему ты не хочешь мне помочь? От тебя ничего не нужно, необходимо лишь твое согласие, и моя Зоя вернется ко мне. Я от тебя этого не требую, я тебя даже не прошу об этом, я тебя умоляю!!! Помоги! Помоги!! Верни жизнь Зое и мне!
Снова вспышка молнии, опять резкий удар грома.
- Помоги!
- Ты сумасшедший! Как ты проник сюда? - Вальцов наконец-то заставил шевелиться свой свернувшийся в сушеный финик язык, - Ты понимаешь, что это ведь преступление! Ты незаконно проник в квартиру другого человека. Тебя будут за это судить. Тебя ведь посадят.
- Мне все равно что со мной сделают. Верни, верни пожалуйста мне Зою. Я буду приходить к тебе каждую ночь, я не дам тебе покоя. Я и днем стану преследовать тебя, буду преследовать даже в твоих мыслях. Я готов на все!
Вспышка ослепляющая, за ней оглушающий гром. И снова...
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
- Папа, папа! Ты что кричишь? Что с тобой.
Вальцов с трудом открыл глаза, у его кровати в своем кресле была Нюшенька.
- Доченька. Нюшенька! Что такое? А где этот? Где он? Он тебе не причинил вреда? Он ушел?
Дочь с серьезным страхом смотрела на отца.
- Папа, ты о ком сейчас говоришь? Кто мог мне причинить вред? Кто приходил, и кто ушел?
- Аршинов! Этот сумасшедший из парка. Ты видела его? Он ушел? Как он мог прийти к нам? Ты его впустила сама? Зачем?
- Папа, что с тобой. В квартире нет никого. И не было. Только мы с тобой здесь, не пугай меня, пожалуйста. Ты не заболел? Ты не бредишь?
- Погоди! Погоди, моя хорошая! Дай мне собраться с мыслями? Ты еще не ложилась? Ты до сего времени еще не спала?
- Я хотела лечь, попробовала разбудить тебя. Но бесполезно. Ты очень крепко спал. Я не смогла. Я подремала немного в кресле. Ты меня своим криком разбудил.
- Пойдем, я помогу тебе лечь в кровать.
Уложив в постель дочь, Вальцов вернулся в спальню, прилег сам.
Так значит, это был просто сон? А что еще могло быть? Тень непонятная, колченогий табурет. Он осмотрел машинально спальню. Конечно же, никакого табурета здесь не было и не должно было быть. Этот размеренный стук о пол деревянными ножками, он не только бы привлек внимание дочери, он и соседей бы снизу разбудил. Сон, это был сон.
Проклятье!
Несмотря на успокаивающее объяснение самому себе, что было на самом деле, ему стало еще страшнее. Он, этот сумасшедший из парка обещал приходить к нему во сне, и он сдержал свое обещание, он пришел к нему. Но это же за пределами сущности настоящего, реального мира. Это что-то, связанное с миром потусторонним. Ни в бога, ни в черта, ни, тем более, в нечистую силу Андрей Николаевич никогда не верил. И вот на тебе, столкнулся с чем-то подобным.
Он еще некоторое время шевелил мыслями в голове. Осталось все пережитое им во сне списать на вчерашнее напряженное нервное состояние, и на принятую перед сном большую дозу коньяка. Хотя прежде, в любом подпитии ничего подобного с ним никогда не случалось.
Наконец он решил доспать, не доспанное в эту ночь. Лег, закрыл глаза, но уснуть ему больше так до самого утра не удалось.
Приехала на следующий день жена. Увидав мужа, валяющегося в кровати, она удивилась. Если Вальцов на выходные не уезжал куда-то из дому, на рыбалку, к примеру, или на охоту, или в баню, то в кровати не валялся, его любимым местом был диван перед телевизором. На телевизор он мог целый день смотреть бессмысленным взглядом, часто и бессистемно переключая каналы пультом. Она укоризненно покачала головой, заглянула в комнату дочери, прошла на кухню. Здесь она удивилась еще больше. Муж никогда не употреблял такого количества крепкого алкоголя, если пил дома один. Убрав пустые бутылки со стола, она вернулась в спальню.
- Что случилось? Ты почему столько пил вчера? А если бы что-то Нюше ночью понадобилось, а ты был пьян, как свинья? Что это за новые веяния?
- Не твое дело. Если сочту нужным, скажу.
Вальцов был частенько груб и с женой.
Он весь день провел в спальне, в кровати. Лежал и думал, думал, думал. И сам не понимал, о чем он думал, мысли в голове играли в чехарду, занимались свальным грехом. На выходе не было ничего, кроме полной белиберды. А он все думал, думал и думал.
Подходила жена, спрашивала его о чем-то, он же молчал.
Подъезжала дочь, говорила ему что-то, он в ответ лишь тупо кивал.
Вечером, он послал жену в магазин, чтобы пополнить запасы коньяка. Потом же снова напился. Ночные воспоминания пугали, без большой дозы алкоголя опасался, что сон его не сможет взять.
А под утро снова в сон пришел Аршинов. Не один явился. На сей раз с фотографией жены пришел. Лица погибшей много лет назад женщины, на портрете Вальцов рассмотреть не смог. Аршинов снова мерно раскачивался на табурете и говорил практически то же самое, что и в прошлый раз. Немного больше, чем вчерашней ночью. Тем же тихим, но устрашающим голосом.
- Вот она, - говорил он, показывая фотографию жены, - Такая маленькая, такая хрупкая, такая нежная! А ты ее на своей огромной машине переехал. Словно катком Зою раздавил. Но она простит тебя. Если ты вернешь ее мне. Верни мне ее, помоги вернуть! Я тебя умоляю!
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
- Уйди! Уходи! Я прошу тебя! Уходи! Что я могу сделать?
- Ты можешь сделать, то, что я прошу. Ты все сможешь сделать, если захочешь. Так будь мужиком, прими решение и помоги нам!
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
- Что с тобой?! Что с тобой, Андрей?! - толкала жена острым кулачком в бок Вальцова, который громко и непонятно разговаривал, даже кричал во сне. - Проснись! Что с тобой происходит?! Ты чего кричишь? Опился что ли? Удумал, надо же, по литру в одного на ночь пить.
Вальцов с трудом открыл глаза. Долго лежал, потихоньку приходя в себя. Когда последние тени сна испарились из него, ему снова стало очень страшно.
***
Так же страшно было утром после того, как он проснулся, тому Вальцову, из конца девяностых годов прошлого века. Похмелье и воспоминание о вчерашней ночной поездке чуть ли не вводили его в ступор. Хотелось бы все представить как страшное хмельное сновидение, но, несмотря на вчерашнее состояние, все виделось с необыкновенной ясностью и четкостью. Было очень страшно. Ожидание чего-то весьма ужасного до невозможности тяготило. Многим бы пожертвовал сейчас Андрей Николаевич, чтобы по-другому пережить прошедшую ночь.
Он вышел из дома. Утро, в отличие от вчерашнего дня не было таким же ясным и солнечным. Низкая облачность, серость, предчувствие ненастья. Погода тоже переживала ночную беду, не радовалась оттого и не радовала. Вальцов поежился. Хотелось домой, на уютный диван, к бесполезному телевизору, к шалостям любимой дочки и к домашним хлопотам жены.
Вальцов вышел на улицу. А Леонов уже был на ногах, как и хозяин дома. Они загнали джип в гараж, расположенный здесь же, рядом с домом Лукашова, предварительно внимательно оглядев со всех сторон автомобиль и протерев насухо передний бампер тряпкой.
- Повезло нам, повезло, - говорил Леонов, - ни вмятины нет на кузове, ни царапины, ни какой-либо другой отметины. Мягонькая дамочка. Не оставила следов. Это хорошо. Пусть несколько месяцев машина постоит в гараже. Найдешь, Лука, на чем ездить пока. Потом помоешь автомобиль, хорошо помоешь. И не пожадничай, смени резину по кругу. Так, на всякий случай. Береженного… А после и будешь кататься на ней, как прежде. А пока надо ей отстояться. Я намекну, когда тучи рассеются. А они наверняка будут. Обязательно замаячат.
Леонов утром рассказал о произошедшем ночном несчастье Лукашову. Хозяин машины должен все знать. Обязан быть в курсе всех дел. Нужно было быстро и надежно заметать следы. Тот удивительно спокойно воспринял все услышанное. Состоянию его нервной системы можно было только позавидовать. А может быть стоило наоборот, посочувствовать ему.
Поправили головы алкоголем, чуть-чуть перекусили. Молча посидели за столом. Продолжать вчерашнюю гулянку ни у кого настроения этим утром не было. Решили разъехаться. Тем более самому Леонову нужно быть в курсе всех дел по ночному происшествию с самого начала. Нельзя из внимания упустить даже самую незначительную на первый взгляд мелочь. У мелочей есть очень неприятная особенность, если их вовремя не прижечь, они потом могут вырасти в большие проблемы.
Майор вызвал из отдела милиции машину, она быстро приехала, в нее торопливо все погрузились и поехали в город.
- Стой! - неожиданно приказал в дороге водителю автомобиля Леонов.
Машина остановилась. Главный милиционер города вылез, прошелся назад по обочине, долго и внимательно осматривал определенное место на дороге. Нагибался, приседал, что-то трогал. Отходил в сторону, просматривал что-то под нужным углом. Вальцов понял, что именно на этом самом месте он ночью убил женщину. Ему снова стало нехорошо и страшно. Леонов вернулся. Сел в машину, обернулся к сидящим сзади Вальцову и Лукашову.
- Следов протектора шин нет. Грунт на обочине плотный, может не пропечатался. А может уже другие машины колесами растащили. Узнаю в отделе, что там эксперты накопали.
Лука кивнул на водителя, мол, как при нем-то об этих вещах. На что Леонов только отмахнулся.
Леонов Дмитрий Павлович, по приезду в город, на прощание велел не встречаться в дальнейшем некоторое время друг с другом и стараться не общаться по телефону. Затихариться нужно, как главный милиционер города выразился. Если что-то у него будет срочное или интересное из информации, он обещал сам найти того, кто ему понадобится. Так и вели себя все участники той субботней гулянки в последующие дни. Если, по правде, встречаться и общаться друг с другом желания почему-то не было ни у кого из этой троицы.
Жена заметила, как переменился Вальцов. Он стал угрюмым и молчаливым. Даже на дочку, которую он очень любил, он меньше обращал внимания. Часто стал прикладываться к рюмке. Жена, чувствуя некоторую отчужденность мужа, сама не решилась ни о чем спрашивать его, не стала навязывать ему свое общение, она все свое внимание, всю свою заботу переложила на дочь.
Прошла неделя, прошмыгнула вторая, Леонов не давал о себе знать. Вальцов потихоньку успокаиваться начал, было бы чего нехорошее, давно главный милиционер нарисовалось бы. У ментов не заржавеет. Долго ждать они себя не заставят. Молчание майора означало, что особенного страшного пока ничего нет.
Жаль, конечно, женщину, но теперь уже в ее судьбе ничего изменить нельзя. Однако все равно жалко ее. Но себя было еще жальче. Мертвой не поможешь, а его, живого, могло ожидать очень серьезное наказание. К таким передрягам судьбы Вальцов ни физически, ни морально готов не был. К таким крутым поворотам в жизни не была готова и его семья. Все в судьбе могло сломаться раз и навсегда.
Но в начале третьей недели Леонов позвонил, предложил встретиться. Встретились, вроде как в условиях строжайшей секретности. Майор старался быть очень спокойным, но ему тяжеловато удавалось держать себя в таком формате.
- Ничего страшного пока нет, - говорил он, - Все под контролем. Однако есть одна фигня, которая вряд ли повлияет на расследование, но тебе нужно знать об этом. Чтобы быть готовым.
- Что такое?
- Муж Аршиновой очень активным стал в последнее время, пишет, куда только может, прется во все кабинеты, по всем инстанциям шастает.
- А что у него? Информация какая что ли?
- Шиш у него! Но шиш под соусом. Ты представляешь, он в точности до мелочей описывает тот случай. Какая по внешнему виду машина была, как сбили, как наехали, как остановились, как я выходил из машины. Как я потом за руль сел. Говорит, что я был в милицейской форме. С какой стороны ехали, в какую сторону потом поехали, словно он сидел в кустах и видел все своими глазами.
- Может оно и правда все на его глазах было?
- Да вот тут загадка. Он не говорит, что сам все видел. Он говорит, что вся информация от некоего человека, который все ему рассказал. Кто этот некто, он не говорит, а сам тот, который глазастый, по каким-то причинам прийти в милицию и написать все, что от него требуется не может или не хочет. Слова, они и есть слова, но до ушей некоторых недоброжелателей они доходят. А это нехорошо.
- Действительно фигня какая-то! Коли сам все видел, почему боится сказать об этом? Может рыльце в пушку у мужа погибшей? Сам все видел, но чем-то неблаговидным был занят, в чем сознаться не может?
- У него-то как раз все чисто. Проверяли конкретно. Работал он в ту ночь. Десять пар глаз видели и подтвердили, что был на работе и никуда не отлучался. Но вот почему истинный свидетель прячется, не пойму.
- Да чего тут не понять, боится, как ни как начальник милиции. Кому это охота с тобою связываться. Себе дороже выйдет. Я бы, к примеру, не раз подумал бы, прежде чем решиться тебе противостоять. Твой нрав всем известен.
Леонов как-то не очень хорошо посмотрел на собеседника, отвернулся, помолчал немного, потом вроде бы изменившимся тоном сказал.
- Этот мужик, настырный, как осел. С виду не скажешь. Его не пускают, а он прется, ему кукиш показывают, а он лезет, его посылают, а он пишет. Писатель! Что-то здесь есть. А вот что именно, я понять пока не могу. Не зная, кто тебя жалит, тяжело найти противоядие.
- И что делать?
- С кем? С ним? Будет дальше лезть, попробуем изолировать. Надо иметь чувство меры. Без нее никак в наше время.
- Как изолировать? И кто…
- Да ты о чем? - перебил майор Вальцова. - Не убрать, а изолировать. Хотя убрать было бы надежнее. Может Луку подрядить?
Увидав побледневшее лицо Андрея Николаевича, Леонов захохотал.
- Да ладно тебе! Шучу я! Шучу я так! Решим все, живи спокойно. Но деньги собирай. Придет время отдавать надо будет.
- Какие деньги, Палыч? За что?
- А ты как думал? Все бесплатно? Нет, друг! Такие дела задаром, за простую благодарность на словах, не прикроешь. Иные мероприятия дорогого стоят. Очень дорогого. Так что не обессудь. Не моя прихоть. Не мне на подкормку. Тысяч пятьдесят зеленых надо будет собрать и раздать, всем причастным, всем посвященным. Да ты что, расстроился? Радоваться надо, что не на нарах спать будешь, а в чистой кровати под боком у жены. А он кислую мину состроил. Чудак – человек, за время, которое проведешь на воле, а не за колючкой, больше заработаешь.
Расстались в этот раз с прохладцей.
После этого разговора Вальцов с Леоновым встречались всего один раз. Именно тогда, когда произошла передача заявленной ранее суммы денег. А она была по тому времени астрономической даже для более зажиточных граждан, нежели Андрей Николаевич. Пришлось, собирая ее, с некоторыми вещами расстаться, залезть в большие долги. Уж к кому только не довелось за помощью обращаться в то время Андрею Николаевичу. И мало кто, из тех, кого он считал близкими себе людьми, помогли ему.
С огромным трудом он собрал, что от него требовалось. Но, наверное, оно действительно того стоило. Дело положили в долгий ящик. Глухарь, есть глухарь. Муж погибшей Зои Аршиновой исчез. Сам Вальцов ничего не знал о его судьбе, но откуда-то, от кого-то пришло к нему известие, Леонов все же умудрился «изолировать» непокорного потерпевшего, смог того посадить. За какую такую провинность и на какой срок, настоящий преступник, Андрей Николаевич, не знал. Его мало интересовала судьба этого человека.
Месяц спустя, жена на день рождения своего отца захотела съездить к нему на кладбище. Позвала с собой мужа. Тот, обычно без особого энтузиазма относящийся к таким поездкам, в этот раз неожиданно для себя согласился. Приехали. Посидели у могилки ее отца, Вальцов выпил пару рюмочек, помянул. Жена надела перчатки, решила немного прибраться на могиле, траву прополоть, холмик поправить, а Вальцов, который терпеть не мог кладбищ и могил, и брезговал всем, что относилось к покойникам, пошел к выходу, к машине.
У самого выхода была скромная могилка, без ограды и памятника. С деревянным простым крестом. Какая-то неведомая сила потянула Вальцова туда. К кресту была прикреплена фотография симпатичной, молодо выглядевшей женщины. Она лучезарно улыбалась. «Красивая, жалко», - мелькнуло в голове у Андрея Николаевича. Он опустил глаза ниже, на табличку, где обычно пишут имя, фамилию, даты рождения и смерти. Аршинова Зоя… Дальше Вальцов уже не дочитал. Он почти бегом бросился от могилы к выходу. Его трясло. Такого он раньше за собой никогда не замечал. Правда, прежде он не совершал ничего подобного.
***
Доктор, осмотрев всех больных в палате, вышел из нее и направился в свой кабинет. Это палата была последней в его утреннем обходе.
Зайдя в кабинет, он в стопке, лежащих у него на столе больничных карт, нашел нужную, открыл, стал внимательно ее читать. Иногда отрываясь от чтения, он пробегался по небольшим стопкам бумаг с результатами анализов, обследований, находил нужные ему, подклеивал в изучаемую карту, читал дальше. Дошел до конца. Положил бумаги на стол, откинулся на стуле, прикрыл глаза.
В дверь постучали.
- Да! Войдите!
В кабинет главного врача отделения вошла старшая медсестра.
- Николай Владимирович, там к этому, к Осипову посетитель. Я знаю, что Вы поборник дисциплины и режима. Тут без возражений. Но он из Москвы приехал. Друг детства, говорит. Росли вместе. Сегодня уже уезжает. До начала времени, разрешенного для посещений больных, он не сможет ждать, ему нужно будет уехать. Просится проведать сейчас старого друга. Как скажите?
- К Осипову, говоришь. К нему можно. Пусть пройдет. К этому больному можно. Жалко мужика.
-Что? Все так плохо?
- По мне - да! Ему в Европу надо, или в Израиль. Здесь ему уже не помогут. А там… В Европах… А там деньги нужны и немалые. Которых, если судить по больному, у него нет. Пусть проходит. И по времени посетителя не ограничивайте. Пускай сколько хочет, столько и пробудет у него. Я не против.
А Кирилл Осипов, которого имел ввиду доктор, лежал в палате на кровати, смотрел в окно и думал. Как-то странно все происходит. Совсем недавно, был молодым, крепким, здоровым мужиком. А сегодня больной и слабый. И что самое печальное, лечение не идет ему на пользу. Получается как-то все наоборот. Он чувствовал себя все хуже и хуже, слабел с каждым днем. Ничего не хотелось, не хотелось ни есть, ни спать. Даже думать сейчас никакого желания не было. Откинуться на подушку и просто лежать, мозоля глаза свои белизной потолка больничной палаты.
Дверь в палату приоткрылась, Кирилл почувствовал, что шаги от двери направляются к его кровати. Но поворачивать головы не хотелось. Небось, нянечка, до туалета пройти предложить помощь хочет, или медсестра с очередным уколом. Боли стали повторяться чаще и были острее, вот и уколы делали все чаще и чаще, предваряя наступления болезненных ощущений.
Звук шагов стих у его больничной койки. Но шаги не женские были. Доктор, наверное, вернулся, может чего спросить забыл или сказать не успел.
- Кирюха! Кирилл! - раздался негромкий, но очень знакомый по тембру голос.
Кирилл чуть повернул голову, пригляделся, подождал, пока глаза от статичной белизны отвыкнут. Знакомые черты. Взъерошенные чернявые космы, нос картошкой, брови вразлет, ямочка на подбородке, темные, под цвет бровей и волос глаза. Ба! Димка Маслов! Старый друг, друг детства, юности и молодости! Много лет назад, после страшной семейной трагедии, он бросил здесь, в этом городе все и, забрав жену, уехал. Уехал в Москву, к родной тетке. Редко, но все же иногда он приезжал сюда, они встречались, выпивали, вспоминали детство, юность, молодость. И оба искренне были рады этим встречам.
- Димка! Привет! Привет! Какими судьбами?! Рад видеть тебя!
- Ну, судьба все та же. Немного раньше годовщины приехали. Но в этот именно день жена не сможет, уезжает на два месяца по работе за границу, а потом у меня начинаются гастроли, которые отложить нельзя. Вот только пораньше немного появилась возможность приехать. А ты чего? С какого такого лешего болячку себе подцепил? Это что за фигня? Я думал, сегодня с тобой на речку съездим, раков половим, сварим на костерке, с пивком… Давай, поднимайся, поехали!
- Раков? - Кирилл невесело улыбнулся, – Да рад был бы. Да чего-то сил нет. А рака пососал бы. Вкус раков уже забыл.
- А я с могилки к тебе домой приехал. Дверь закрыта, не открываешь на звонок. Звоню по телефону - недоступен. Соседка вышла, спасибо ей, сказала, что с тобой и где ты? Жена после кладбища в себя все еще приходит, а я сюда. К тебе.
Кладбище.
В голове у обоих промелькнули события, которым в этом году на днях исполняется двадцать лет. Страшная картина. Не дай бог кому-то испытать на себе подобное горе.
Самое ужасное, что может произойти в жизни человека, это пережить смерть своего ребенка. Маслову с женой судьба преподнесла именно такое невыносимое испытание, испытание бедой.
Дмитрий осмотрел друга. Да! Видимо что-то серьезное. В лежащем на кровати больном было тяжело узнать Кирилла, в прошлом крепкого, пышущего здоровьем и силой мужика. Худой, небритый, длинные темно-русые волосы давно не стрижены. Нос из-за худобы лица вытянулся, губы утончились, глаза глубоко впали.
Зашел в палату Николай Владимирович, главный врач отделения, мельком глянул на Кирилла и его посетителя, потом снова посмотрел, на этот раз внимательнее на старого друга больного. Недоуменно покачал головой. Словно узнал его, но сомневался. Хотел пройти к кровати одного из других обитателей этой палаты, но снова глянул на посетителя, после чего решительно направился в его сторону.
- Здравствуйте! Вы меня извините, пожалуйста! Вы случайно не Дмитрием Масловым будете?
- Доброго здоровья! Он самый. Им и буду. Ну, знаете… Польщен! Польщен и даже удивлен!
- Это почему же?
- Да сегодня мало кто любит джаз. Уж в нашей стране, в наше время точно любителей много не наберется. А кроме этой темы, вряд ли есть другая, которая Вам подсказала бы мое имя и фамилию.
- Именно джаз. Как можно не узнать виртуоза – саксофониста? Но джаз не любят те, кто его ни разу не слушал и те, кто делает вид, что не понимает его. Я не буду Вам мешать, но, когда станете уходить, уделите мне несколько минут. Уверяю Вас, разговор будет совсем не о музыке, не о джазе. Хотя, если быть честным, я с большим удовольствием поговорил бы об этом с Вами.
- Хорошо. Обязательно зайду.
Доктор, по-видимому, забыл, зачем приходил в палату, потому как после этого разговора с Масловым он сразу же ушел.
А Кирилл от совсем недолгой беседы со старым другом устал. По нему было видно. Говорил еле слышно, чуть шевеля губами, веки стремились сомкнуться. Дмитрий понял, пора ему уходить. Он легко потрепал приятеля по плечу, пожал безвольную, слабую ладонь Осипова, поставил пакет с гостинцами у прикроватной тумбочки, поднялся и, поклонившись остальным местным обитателям, вышел из палаты.
Доктор, встречая известного не только в нашей стране музыканта, вышел из-за стола, пожал руку вошедшему Маслову, пригласил присесть рядом.
- Извините, Вы родственник Осипова?
- Нуу, как бы да! Старый друг.
— Значит нет. Ну что ж, простите, я ошибся.
- Нет, нет, я готов выслушать Вас. Кирюха вырос без отца, а мама его недавно умерла, насколько я знаю, он разведен, так что кроме меня, больше, наверное, и помочь ему некому. А Вы ведь с этой целью пригласили меня к себе?
- Да! Ну, если так, то слушайте. Дела его плохи. Не знаю сколько, может полгода пройдет, а может быть в два раза меньше, и его, увы, не станет.
- Погодите, погодите! У него что, рак? Его мама от рака умерла.
- Да! И я думаю, что даже за огромные деньги в нашей стране наша медицина вряд ли ему уже поможет. Есть замечательные зарубежные клиники. Но это очень дорого, очень и очень дорого! И никто не даст вам никаких гарантий.
- А что же делать теперь?
- Есть у меня один знакомый, воевали вместе. Да, да, воевали, представьте себе, выпало и на нашу долю, повоевать. Он не медик, он вообще к медицине не имеет никакого отношения. Он, ну Вам как сказать-то? Ну, пусть так, изобретатель. Работал над одним проектом, испытал его, совершенствовал свой аппарат дальше и случайно заметил, что испытуемый в его проекте человек избавился от подобного страшного недуга. Он не занимается лечением этой болезни, у него другие цели, но, если я его попрошу, он постарается помочь Вашему другу. Именно постарается. Другого я обещать не могу.
- Да, надо бы переварить полученную от Вас информацию, но как я понимаю, времени на это мало.
- Вы правильно понимаете. Его у нас практически нет. Этот человек, про которого я говорил, живет не в нашем городе. А больного нужно доставить на место, да и лучше было бы, чтобы он был в состоянии самостоятельно передвигаться хоть на небольшие расстояния.
- Дней пять у меня есть?
- Я так понимаю, Вы хотите помочь другу?
- Да. Но мне надо отвезти жену домой и вернуться сюда.
- Пять дней, я думаю, не критично. Но два условия. Первое, это обязательно должно быть только между нами. По-военному – строжайшая секретность! И… Он, мой знакомый, конечно, не спросит с Вас денег, но он серьезно тратится, работая над своим проектом. Так что, сколько сможете. Но это мое предложение. Мое, не его желание.
- О чем речь? Про первое, что там говорить, ради жизни друга, язык готов намертво припаять к небу. А второе… Тысяч пять–десять… Американских, я имею в виду, достаточно?
- Да ну что Вы!? Я думаю, что и одной за глаза хватит.
- Так мне приезжать через пять дней?
- Да, приезжайте. Я уверен, что смогу уговорить своего боевого товарища. Кирилла мы здесь подготовим к поездке, как приготовим и все необходимое для удобной его транспортировки до места, в Вашей машине. Но приезжайте за ним только один. Никаких других лиц.
- Договорились!
Дмитрий встал, пожал руку поднявшемуся вслед за ним доктору, пошел к дверям, у них обернулся.
- Вам, как любителю джаза, подарочный набор из нескольких дисков с автографами всех участников нашего коллектива.
Он не очень весело улыбнулся и вышел.
Семья Масловых ехала домой. Жена плакала, тихо, но горько плакала всю дорогу до Москвы. События двадцатилетней давности давили на сердце и терзали душу. И так каждый год, примерно в одно и то же время.
Есть такие раны, которые не заживают всю жизнь. Раны душевные.
***
Яркое летнее солнце. Замечательная погода. Настоящее лето.
- Димасик, Димасик!!!
Он обернулся.
Светленькая головка, легкий, коротенький сарафанчик, босоножки…
- Иди ко мне, моя милая, иди ко мне, моя девочка! Иди ко мне, моя Сонечка!
Она сделала шажок, от легкого ветерка впереди нее колыхнулись кустики крапивы. Голенькие ножки с нежной кожей… Кустики жгучего растения для них, что змеи на голове Медузы Горгоны!
- Стой! Стой! Стой, моя девочка! Стой, моя доченька! Стой Сонечка! Я сейчас сам к тебе приду!
Он шагнул к ней навстречу, что-то отвлекло на мгновение его взгляд, и он услышал отдаляющийся, не истонченный болью, усиленный страхом ее голос:
- Димасииииииииииииииииииииииик!
Он глянул в сторону дочери, ту уносила от него какая-то неведомая сила.
- Дочка! Доченька!
- Димасииииииииииииииииииииииик!
Ее голос прозвучал уже ниоткуда.
Он громко зарычал и заскрежетал зубами во сне.
- Ты чего? - проснулась жена.
- Ничего. Спи! Пойду, покурю.
Он вышел на кухню, покурил, затушил окурок, прикурил вторую сигарету, встал, открыл холодильник, достал ополовиненную бутылку водки, налил себе стопку, поставил перед собой на стол, затянулся сигаретой.
- Димасииииииииииииииииииииииик!
Снова звериный рык вырвался из его горла, он резким ударом сверху кулака разбил стопку с водкой…
Вот уже почти три года прошло…
Он работал, была пятница, рабочий день подходил к концу. Жена, ожидая мужа с работы, готовила ужин на кухне. Дочка пяти лет играла с пушистым котенком в углу, неподалеку от мамы.
Зашла соседка. Пожаловалась на рези в … при … Ну в общем режет все, по-маленькому даже ходить страшно.
- Цистит, наверное. У меня был недавно. Таблетки пропила с неделю, прошло вроде все. У меня есть, кстати. Дать?
- Давай! Завтра сама такие куплю.
Они прошли вместе в комнату, была найдена упаковка с нужными таблетками, передана соседке.
- Забирай.
- Я завтра куплю, отдам тогда.
- Да ладно тебе! Дай бог, не пригодятся больше, - сказала хозяйка квартиры и пошла на кухню, там что-то уже у нее шкворчало.
Соседка, открыв упаковку, достала несколько таблеток, а пузырек поставила на стол. Сама завтра купит. Поблагодарила уходя.
А хозяйка готовила. Минут десять спустя, она заметила, что на кухне дочери нет. Прошла в комнату и чуть сознание не потеряла от увиденного. Дочка сидела на полу, доставала из пузырька таблетки и клала их себе в ротик с улыбкой и словами:
- Конфети!
- Дима! Дима! Дочка таблеток наглоталась! Что делать?
- Света, скорую немедленно вызывай, я сейчас буду!
Дмитрий приехал к отъезду скорой. Врачи скорой помощи пришли к решению, что нужно просто промыть желудок под наблюдением врача, собирались везти дочку и маму в инфекционное отделение на эту необходимую процедуру. Он вскочил в скорую, отобрал у жены дочку, посадил ее к себе на колени. Девочка прижалась к нему. Тихо, беззвучно плакала.
- Папа! Я домой хочу! Я не хочу к доктолам! Папочка!
- Не бойся моя маленькая, не бойся, крошка моя, все будет хорошо.
Папа. Он большой и сильный. Папа не даст ее в обиду. Она прижалась доверительно к нему всем тельцем, прижалась нежной щечкой к небритой щеке отца, обняла его за шею и притихла.
Девочка страшно кричала. А отец метался по тамбуру в больнице, колотил в закрытые двери. Из-за них раздавался строгий голос медсестры:
- Чего буянишь? Я милицию вызову!
- Почему она кричит? Что вы с ней там делаете? Пустите меня к ней!
- Ничего плохого не делают! Желудок ей промывают. Мать с ней. Нечего тебе там делать!
Внезапно крик дочки оборвался. За дверьми раздались громкие голоса, забегали там, засуетились. Двери распахнулись, оттуда выскочила женщина - врач с безжизненным тельцем девочки на руках и бегом побежала по тротуарной дорожке. Выбежала следом жена.
- Что случилось? Что с ней?
- Не знаю!!!!!
- Куда ее?
- В реанимацию!
- Димасииииииииииииииииииииииик!
Реанимационное отделение было метрах в ста от инфекционного. Мама и папа спешили за доктором, которая бежала впереди них с их же ребенком на руках. Двери реанимации перед родителями закрылись на замок. Они колотили в закрытые двери, но их не пускали. Врач работает. Врач с ней занимается. Все будет хорошо.
Дмитрий и Светлана сели на бордюрный камень напротив окон реанимационного отделения, прижались друг к другу и до утра смотрели в зашторенные окна. За окнами до утра мелькали тени врачей и медсестер.
Уже расцвело. Появилось нетрезвое лицо в белом халате, оно и принесло страшную весть.
- У девочки отек мозга! Здесь мы ничего сделать не можем. Надо везти в область. В институт.
- Я сейчас, машина будет сейчас!
- Да Вы что, какая машина? Тут реанимобиль нужен.
- Так везите! Чего ждете!
- Наши не имеют право везти за сто километров. Вдруг здесь что-то страшное произойдет!
- Так вызывайте из области!
- У них те же ограничения.
- Так что же делать?!
- Такие услуги предоставляют частные фирмы.
- Сколько?
- Много. Вот телефон.
Нетрезвый медицинский работник наклонился к уху Дмитрия, наверное, шептал сколько нужно заплатить.
- Звоните. Я за деньгами.
- Димасииииииииииииииииииииииик!
Девочку через полтора часа увезли. Родители на своей машине поехали следом. На третьи сутки их выгнала охрана из фойе медицинского научно-исследовательского института. Какой смысл им здесь торчать. Здесь родители дочке ничем не помогут.
Здесь нет? Так может...?
За семь дней Дмитрий и Светлана объехали все храмы, которые им посоветовали посетить, пришли на поклон к экстрасенсам, ведуньям и знахарям, к которым посоветовали им прийти. Везде им сулили хороший исход. Они устали. Они приехали домой. Она одетой прилегла на тахту, он закрыл дверь в комнату. Пришел на кухню. Закурил. Достал бутылку водки из холодильника, налил стопку, поставил на стол. Дмитрий сидел напротив стопки, смотрел на нее и курил. Дверь в комнату открылась. Вышла жена с телефоном.
- Дима! Нет больше нашей дочки! Нет нашей Сонечки!
- Димасииииииииииииииииик!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! - раздалось в его голове. Страшный звериный рык вырвался из его горла. Он сильным ударом кулака сверху разбил стопку с водкой. Лужица прозрачной жидкости порозовела, закраснела и уже красным ручейком со стола потекла на пол.
… лужица прозрачной жидкости порозовела, закраснела и уже красным ручейком со стола потекла на пол. Багровый цвет крови. Цвет смерти и цвет жизни.
Из комнаты вышла жена.
- Ну что ты кричишь?! Сына разбудишь, испугаешь.
Он встал, перемотал раненую руку полотенцем, пошел в комнату. В детской кроватке спал полугодовалый сын, Юра. Спал сладко и даже, казалось отцу, чему-то хорошему улыбался во сне.
***
Хороший, дорогой автомобиль с радостью пожирал километры автострады. За рулем Дмитрий Маслов, известный в мире джазмен и друг тяжело больного, практически умирающего Кирилла Осипова. Кирилл полулежал рядом, на пассажирском сиденье.
Выход из больничной палаты, дорога, то есть перемена среды обитания и окружения хорошо повлияли на Кирилла.
- А я тоже не забываю ее. Хожу иногда, проведать.
- Кого?
- Сонечку. Все печет?
- Как не печет? Жена, наверное, до своей смерти уже не отойдет. Она же всю вину на свою шейку повесила. Домой вез в этот раз, аж плохо ей в дороге было. Да и так, все время она о ней думает. Проснусь ночью, плачет, в кино пошли, смотрю, почти рыдает, девочку увидела там, на нашу Сонечку похожую. Эх! Господи! Ну почему так? Почему нельзя в прошлом даже какую-то мелочь изменить?
- Нам долго еще?
- Устал? Плохо? Где-то с полчаса, не больше.
- Нет. Вообще не устал. Ты представляешь, я даже чувствую себя сейчас лучше. В палате сам полудохлый, да окружение такое же. Все давит, все тяготит. Нормально я. Как там Юрик?
- Сын? Он молодец! Первенство Европы среди юношей выиграл. Приедем, я тебе на телефоне его фотографии покажу. Теперь в Америку на соревнования едут, потом в Европу снова. Только через два месяца дома будет. Представляешь? А ведь не хотели мы его. После Сонечки никого уже не хотели. И не получалось потом долго. Однако, вон какой вырос, не нарадуемся. Вот, чего я придумал! Приезжай через два месяца в Москву, отметим его первенство.
- Смеешься?
- Ты знаешь… А я почему-то верю и доктору твоему, и этому народному умельцу. Ну вот верю, и все тут.
- А я нет, не верю. Ты представляешь, они бы сейчас на пару самыми богатыми людьми на планете были, если это все действительно так. У меня ведь рак?
- Да откуда я знаю! Вот, приедем к специалисту, он и диагностирует. А потом посмотрим. А я верю.
Помолчали. Молча и въехали в нужный населенный пункт. Хороший городок, чистый, опрятный, своим внешним видом вроде как надежду вселял.
Дмитрий остановился.
- Сейчас, позвонить сначала надо, секретность, как в шпионских сериалах.
Дмитрий набрал номер телефона Николая Владимировича, доктора. Доктор позвонил своему другу, тому специалисту. И в обратную тут же передал нужную информацию Дмитрию.
- Ну, еще метров пятьсот вперед, потом направо, еще метров триста, остановимся, там он нас и встретит.
Так они и поступили. Остановились. Ждать пришлось долго, где-то в районе часа.
Дмитрий потчевал друга фотографиями сына, чемпиона Европы среди юношей.
Наконец подъехала невзрачная, старенькая иномарка, из нее вышел крепкий мужичок. Подошел к машине с приятелями.
- Здравствуйте! Я не ошибся? Здесь мой пациент? - мужчина улыбнулся.
- Да здесь. Мы от Николая Владимировича.
- Ну, все понятно. Больше паролей не спрашиваю, - приехавший специалист снова улыбнулся. - Сам сможет в мою машину пересесть?
- Смогу, - откликнулся Кирилл, - Ногами пока передвигаю.
- Ну и хорошо, давайте, на заднее сидение. Ну а Вам удачной обратной дороги. Хочется надеяться, что в следующий раз обратный путь для вас обоих будет веселее. С Вами потом Николай Владимирович свяжется, когда его забирать. А мы... пойдемте, молодой человек.
Кирилл послушно приподнялся в кресле, приоткрыл дверь, но был остановлен товарищем.
- Погоди, Кирюш, вот тут две тысячи.
Димка передал Осипову конверт. Тот недоуменно взял его, осмотрел со всех сторон.
- Какие две тысячи?
- Американские. С доктором разговор о тысяче шел, но вдруг лекарства какие, поесть, попить, в общем лишними не будут.
Дверь со стороны пассажира захлопнулась.
- Так! Стоп! Почему я узнаю об этом только сейчас? Давай, все! Поехали домой! Не было у нас уговора, чтобы ты платил за меня.
- Сейчас как дам по макушке! В юности морду набить тебе не получалось, а уж нынче-то справлюсь. Ты о чем говоришь? О деньгах? Тебе жизнь твоя по фигу? Ты деньги мои пожалел? Ну, знаешь, я не Рокфеллер, но от этой суммы по миру не пойду. Отдашь. Будет время, вернешь. А не отдашь, я раритет твой, "Волгу" заберу. Не вся еще сгнила?
Кирилл снова откинулся на кресле. С минуту молчал.
- Не вся. Да она столько не стоит. Ладно. Даст Бог выживу, рассчитаемся. Да, вот еще что. Мы с женой не живем вместе, но не разведены до сих пор. Вот ключи от квартиры, кроме нее у меня больше наследников нет. Отдай ей, если что.
Кирилл протянул ключи.
- Да пошел ты! Мы еще в твоих стенах свадьбу твою новую сыграем. Как с бывшей разведешься. Иди, специалист уже нервничает.
- Нет, лучше возьми. Пусть у тебя будут.
Осипов предал ключи, пожал другу руку, с трудом вылез из машины, тяжело поковылял к автомобилю целителя.
- Значит так, - в дороге говорил специалист, представившийся Максимом, – Сегодня поздно уже. Приедем на место, поедите, отдохнете, а завтра часиков в десять утра ждите меня.
- Максим, тут вот деньги, за работу, возьмите.
- Какие деньги? О деньгах вообще разговора не было. Да и за что деньги? Ничего еще не сделано. Никаких гарантий я дать Вам не могу. Какие деньги? Дай Бог, чтобы вернулись здоровым. А там посмотрим.
- Откуда вернулся?
Максим взглянул на Кирилла очень серьезно.
- Ни откуда, а куда. Домой чтобы вернулись здоровым.
Осипов с Максимом прибыли на место. Местом оказался небольшой частный домик в соседнем населенном пункте, стоящий на отшибе от других построек, окруженный частыми зарослями сирени, черемухи, акации. Максим открыл ворота с брелка, подъехали к домику. Прошли в дом, спустились в подвал.
- Вот, смотрите, кушетка, белье постельное чистое, вон за той дверью туалет и вода. А в холодильнике есть кое-что перекусить и попить. Не обессудьте. Разносолов здесь нет. И еще, я закрою Вас, в подвале, тут совершенно безопасно. Так надо. Кушайте, пейте, отдыхайте с дороги. И до утра.
Есть не хотелось, Осипов отхлебнул немного из бутылки с минеральной водой, завалился в одежде на кушетку и сразу уснул.
В десять часов утра приехал Максим. Поднял Кирилла.
- Пойдем, друг. Извини, что на «ты», но мне, кажется, особенно рассусоливать нам ни к чему.
Осипов поднялся, они вместе с хозяином дома перешли в соседнюю комнату.
Стол, несколько стульев, лежащий на полу кусок толстой фанеры, обтянутый войлоком, щит на стене, от него тянутся провода к стоящим вокруг куска фанеры стойкам. Стойки чем-то были похожи на антенны.
- Значит так, Кирилл. Слушай меня очень внимательно. Мое устройство работало всего несколько раз. Мне известно два случая из двух, когда оно помогло. Это не гарантия успеха, но надежда с этой информацией не исчезает. Ты сейчас, сядешь, или ляжешь на эту фанеру, я включу свой аппарат, появятся некоторые неприятные, а может быть даже очень болезненные ощущения. Ты вдруг можешь оказаться в совершенно другой реальности. Ничему не удивляйся, ничего не бойся. Но никуда, повторяю, никуда не сходи с этой фанеры. Иначе я не смогу вернуть тебя обратно. Если какая-то неведомая сила сметет тебя с этой фанеры, ты должен вернуться на это место. Пусть самой фанеры не будет, просто на это место. И помни, все будет хорошо, если ты все сделаешь так, как я сказал. Ты понял меня?
- Да, понял.
- И еще, дай мне честное, самое честное слово из всех честных слов, что ты давал в своей жизни, что ты сделаешь все от тебя возможное, чтобы вернуться туда, куда я тебе говорил. Чтобы оттуда я смог вернуть тебя сюда, домой.
- Даю.
- Хорошо! Металлические вещи есть? Документы?
- Ну вот, телефон, часы, мелочь... Паспорт.
- Давай все сюда. Снимай ремень и ботинки. Какой у тебя размер обуви?
- Сорок второй.
- На, надень вот эти кроссовки. Готов?
- Да вроде, да.
- Ну давай, иди, усаживайся.
Кирилл сел на фанеру, Максим залез в щит. Минут пять провозился в щите.
А Кириллу почему-то вспомнилась Сонечка. Какого же это числа было? Так, памятное какое-то число для него. Сегодня вроде как двадцатое. Да, вспомнил, это было двадцатого июля. Именно в этот день, он познакомился с будущей своей женой. Точно, двадцатое июля...
Что-то загудело, вокруг Осипова воздух стал розовым, потом розовый цвет пропал, все обволокло матовым белым. Словно подвал заполнили молоком. Тело пронизывало миллионом иголок. Ломило суставы. Болели внутренности. Стало страшно. Сознание помутнело и пропало.
***
В воскресенье должны были быть выборы мэра. Город вроде бы как бы готовился к данному событию. Но все горожане, в том числе и Вальцов Андрей Николаевич заранее знали конечный результат этих, очередных выборов. Борис Михайлович Лукашов, он же в свое время Лука, конечно же, был вне конкуренции. В третий раз подряд ему можно было заранее праздновать успех. Остальные претенденты на кресло мэра - местная мелочевка, подобранная для альтернативности.
В свое время, после того страшного дня, когда майор запросил приличную сумму денег за то, что он замнет страшное преступление, Вальцов обращался за финансовой помощью и к Луке. Тот отказал. После чего они не стали врагами, но появилась какая-то тягостная неприязнь друг к другу. Они старались возможность их встречи исключить всеми способами. Конечно же, Андрей Николаевич с его опытом, с его авторитетом, мог быть хорошим помощником для мэра в управлении городом. Но Лукашов в упор не видел Вальцова, сам же Вальцов вряд ли согласился бы быть постоянно на виду у Луки. Хотя на своем посту он все равно и подчинялся городским властям, и отчитывался перед ними, но как-то они старались при встречах не замечать друг друга.
Майор давно стал подполковником и уехал в областной центр. Так что, кроме самого виновника аварии и Луки, в данном городе посвященных в истину того происшествия не было. Прошлое таяло в памяти.
И вот тут нарисовался Аршинов.
И его присутствие в жизни Андрея Николаевича было за гранью реальности. Вальцов не верил ни в бога, ни в черта, но сновидения, которые преследовали его каждую ночь, могли заставить поверить во что угодно, в кого угодно. Аршинов являлся в сон регулярно, с тем же табуретом, почти с теми же словами, а в прошедшую ночь он явился с погибшей женой, Зоей. Ее тень смутно было видно, а вот облик молодой женщины проступал явственно. Виделся лицом с фотографии на кладбищенском кресту.
Вальцов постоянно не высыпался, нервы были натянутыми, словно нити паутины. Он часто срывался. На подчиненных срывался, на жену, даже на дочь накричал, чего со времени ее несчастья он себе не позволял никогда. Нюшенька после отцовского окрика тихо уехала к себе в комнату и долго потом рыдала. Ни извинения отца, ни утешения матери не помогали.
В следующую субботу Вальцов позвонил, позвонил туда, куда думал никогда не позвонит еще раз.
- Да, - ответили на другом конце мягким, немного завораживающим баритоном, - Я Вас слушаю.
- Аркадий?
- Я Аркадий! С кем имею честь?
- Это Вальцов. Помнишь такого?
- Представь себе, помню. Андрей... Андрей Николаевич? Не ошибся?
- Нет, Аркадий, нет, не ошибся.
Аркадий Львович Коганов был психиатром. В свое время дочь, после страшной травмы погрузилась в глубокую депрессию. Вот тогда Вальцов отыскал Коганова, ездил с Нюшенькой несколько раз к нему на прием, и психиатр, а заодно и по совместительству психолог, помог дочери.
- Снова с дочкой нелады?
- Пока, славу Богу, нет. Мне помощь твоя нужна. Только при условии строжайшей конфиденциальности.
- Ты знаешь... Мы еще на «ты»? Ты знаешь, у меня на месяц вперед все приемы расписаны, может быть, на следующей неделе...
- Аркадий, сегодня. И однозначно не в твоем кабинете, лучше дома, или у тебя, или у меня.
- Нет, ну сегодня точно не могу...
- Аркадий!
В свое время Лука через своих бойцов наезжал на психолога–психиатра, типа, выжимал процент с его доходов, и Аркадий знал, что Вальцов друг Лукашова. Вряд ли сегодня, живущий в своем мире немолодой доктор знал о том, что дружба между Лукой и Андреем Николаевичем давно в прошлом. На что Вальцов и надеялся.
- Ладно. В восемь вечера устроит?
- Да, устроит.
- Подъезжай. Помнишь, где я живу?
- Найду.
Отбив телефон, Вальцов подошел к окну кабинета, глянул в него, хотел отойти, но взгляд на излете отметил что-то важное, он внимательнее посмотрел на противоположную сторону улицы.
Он, Аршинов! На той стороне улицы, на краю проезжей части стоял высокий худощавый человек и смотрел на окно, в которое выглядывал Вальцов. Вальцов громко выругался, отошел от окна, сел за стол, сжал виски руками, словно тисками.
Вечером Аркадий Львович Коганов, в годах, сухонький, маленький, с огромным носом и яркими, словно воспаленными глазами человечек, встретил у себя дома Вальцова Андрея Николаевича почти по-дружески. Предложил чаю, от чего гость отказался, провел в свой домашний кабинет. По-видимому, он готовился к приезду пациента, горел нежный, легкий, теплый свет, неслась далекая, успокаивающая музыка.
Доктор усадил Андрея Николаевича в белое, мягкое, теплое кресло, сам на пуфике расположился напротив. А Вальцова в мягком кресле, при таком освещении и такой музыке потянуло в сон. Но доктор кашлянул, давая понять, что он внимательно слушает. Вальцов начал повествование.
Говорил он долго, стараясь не смотреть психологу в глаза, ему казалось, что тот своим взглядом вычерпывает из головы информацию, недосказанную им. Вальцов закончил.
Коганов встал. Прошелся по кабинету. Вернулся к пуфику, присел и снова обжег взглядом Вальцова.
- Значит, это не ты сбил ту женщину?
- Нет, не я?
- А если честно?!
- Послушай, Аркадий, я же не на исповедь к тебе пришел, а за помощью. Какого же ты хрена...
- Обычного, Андрей, обычного. Ты обманываешь меня, а обманывая меня, ты обманываешь сам себя, потому что я, помогая тебе, должен быть тобой. Обманывать себя самое глупое, что можно только сделать в жизни. Это приносит огромный вред. Давай честно. Ты с кем-то там гулял в пятницу, потом понадобилось поехать куда-то, ты, как самый трезвый, сел за руль. По дороге случилась беда. Ты не хотел, но так получилось. Так вышло...
«В пятницу? Я не говорил ему, что дело было в пятницу. Значит, он знает что-то, если не все, о том происшествии. Уж и правда, не копается ли он в моей голове»? - думал Вальцов.
- Знаю, Андрей, знаю я все. Знаю с кем ты был, с кем гулял, кто замял это дело тоже знаю. Значит ты. Со временем страх перед содеянным, жалость к погибшей сошли на нет. Ты почти про все забыл. Но муж бедной женщины заставил все вспомнить, что потревожило тебя еще острее. Ты пьешь? Как у тебя с алкоголем?
- Да что ты во мне все копаешься? Делать-то что мне?
- Ох, Господи!
Коганов снова встал.
- Ну пойми ты, чтобы тебе помочь, надо знать причину, диагноз в своем роде поставить. А для этого нужно знать все. Пьешь?
- Я всегда пил. И много пил, и мало пил. Но никогда у меня не было с алкоголем проблем. Никогда! Хочу пью, хочу не пью. Мне наплевать на это!
- А вот в последнее время ты пьешь и часто, и много. Я по тебе вижу, чувствую по твоим кожным покровам, вижу по твоим глазам.
Да, последнюю неделю, благодаря постоянному ночному гостю, Вальцов пил каждый вечер, что не спасало его от незваного гостя, но снимало вечернее напряжение, с которым он вообще бы не заснул.
- И что?
- Так. Другой вопрос. У кого-то из близких родственников были проблемы с психикой? Отец, мать, бабушка, дедушка?
- Нет, не было. Все умерли в светлой памяти и в здравом уме. Ничего предосудительного не было.
- А что здесь может быть предосудительного. Если желудок болит, то это нормально? А если болит душа, то это из ряда вон выходящее? Позорное? Так. Значит, проблем с психикой у родственников не было. Хорошо. Пойдем дальше. Часто ли ты обманываешь свою супругу?
- Ну, этого еще не хватало! Я такую информацию от судей на страшном суде должен скрывать, а он у меня ее в своем кабинете выпытать хочет. Ну ты в своем уме? Аркадий Львович!
- Так! Наверное, стоит на сегодня закончить. Ты закрылся в шкатулке и даже щели для меня не оставил, чтобы я смог разобраться что к чему. Давай, подумай, подумай хорошо, как решишься быть честным и откровенным, звони, приму.
- А сейчас-то мне чего делать?
- Чего? А самое простое, что на ум пришло. Нужно встретиться с Аршиновым. Узнай точно, что он от тебя хочет. Если это не самосожжение на Красной площади, если это не жертвоприношение в виде грудных детей, или что-то из того подобное, согласись, попроси отсрочки, последи за собой, потом звони мне. Дальше будем думать. Да, постарайся сегодня не пить, встреть ночь и сон на трезвую голову. Посмотри, что будет ночью.
Перед сном Вальцов не пил. И поэтому в кровать ложился поздно, с тяжелым ожиданием чего-то нехорошего в ближайшее время. Долго не мог уснуть.
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!
- Андрей! Нам ли жить в печали? И зачем, когда все можно исправить. Это тот случай, когда мы можем сами себе в прошлом сопли вытереть, сами себе соломки подстелить. Ну что ты упрямишься? Помоги мне, помоги Зое!
Вальцов проснулся в поту. Приподнялся. Жена тихо спала. В этот раз он молчал во сне, слушая ночного посетителя поэтому, видимо, ее не разбудил.
Аршинов в снах давно уже перешел на ты и даже запел сегодня, отчего стало еще более ужасным предутреннее пробуждение. Как бы по-панибратски в следующий раз по плечу не похлопал, а то и по щеке. Андрей Николаевич вытер пот полотенцем, которое в последние ночи постоянно кладет радом с собой, бессильно упал на кровать.
***
Архивариус смотрела на посетителя, на Кирилла с нескрываемой злостью.
- Что же Вы все-таки от меня хотите?
- Справочку, - промямлил посетитель.
- Сейчас, я все дела брошу, и стану Вам справочку выписывать.
- Но это же Ваша работа!
- Что? Идите Вы …
То, что она произнесла беззвучно, Осипов понял, даже не следя внимательно за ее артикуляцией.
- Идите Вы к секретарю, напишите заявление, оставьте его там же, у секретаря. После резолюции начальника я Вам справку и выдам.
- И сколько на это уйдет времени?
- Недели две, не меньше.
- Послушайте, но ведь две недели назад Вы мне сказали, что никакого заявления писать не нужно, приходите через две недели, то есть сегодня, и справка будет готова.
- За прошедшее время многое изменилось.
- Может быть… Сколько… Я заплачу…
- Что?
Архивариус поглядела на посетителя так, что ему показалось, сейчас она из глаз пустит молнии, и от живой плоти в семьдесят килограммов на полу останется только горстка пепла.
Молнии не полетели.
Архивариус открыла ящик стола, не отводя глаз от лица Осипова, достала оттуда пачку сигарет, вынула из пачки одну штуку, вставила себе в щель, именуемую ртом. Затем снова полезла в ящик стола, достала коробок спичек, первые две спички нервно сломала, с третьей прикурила, пустила сторону просителя огромное кольцо дыма.
Кириллу стало не по себе, что-то в выражении ее лица, в ее взгляде было нереальным, потусторонним, и ему захотелось немедленно уйти, но он словно одеревенел.
Она же в третий раз полезла в стол, и в ее руках оказался огромный пистолет. Может быть, пистолет был обыкновенным, только в маленькой женской ручке, с пальчиками толщиной с сигарету он казался огромным.
Лучше бы молнии из глаз, успел подумать Кирилл, а она скривила губы в зловещей ухмылке и нажала на курок. С оглушительным «Ба-бах» Осипов ознакомился с ощущением боли, которую испытывают вурдалаки, когда им в грудь вгоняют осиновый кол.
Он лежал на спине, белизна потолка постепенно обволакивала, все пространство вокруг него, превращалось в жидкость. И он плавал в ней. Кирилл не любил парное молоко, он терпеть не мог запах парного молока, но эта субстанция, наверное, была именно им, потому как пахла точно так, как и оно, парное молоко. Жидкость постепенно густела, превращаясь в сметану. Кирилл не испытывал никаких ощущений, никаких чувств, висел в этой кисее и все.
Вдруг над ним раздался голос, нежный, тихий и приятный.
- Ну что ты ждешь? Тащи его сюда.
Чья-то рука начала ощупывать голову Кирилла.
- За что его тащить, он стрижен, стрижен под ежика.
Этот голос был громким, визгливым и неприятным.
- Ну, ты чего, первый раз, что ли лысого принимаем? Тащи за руку. А чего у тебя лампочка мигает, громкую связь, что ли включил?
- Ничего я не включал, глючит она сегодня.
До чего же он неприятен, этот второй голос. Почему волосы у него короткие, он давно уже не стригся.
Сильная рука схватила Кирилла за шею, и он стал перемещаться в пространстве, не понятно только куда, вверх, или вниз, вперед, или назад, он не испытывал ощущения самого пространства. Цепкая рука крепко обхватила его шею, но ни чувства боли, ни чувства неудобства или дискомфорта он так же не испытывал.
Странно, думал он, ничего не ощущает, а органы чувств действуют. И запах почувствовал, и голоса слышит, и прикосновения ощутил. Неизвестно, сколько он передвигался, он был вне времени, но вот Осипов оказался в капсуле, ограниченной чем-то такого же белого цвета, Кирилл не успел осмотреться, как та же белая субстанция снова его обволокла.
Он просто ждал.
- Ты, наверное, уже понял, что твое пребывание в том мире закончено, сейчас мы решаем, как с тобою поступить, в ходе принятия решения мы зададим несколько вопросов, ты должен ответить на них, – информация исходила от первого голоса.
А у Кирилла был выбор? Он просто ждал.
- Ты ковыряешься в носу? – второй голос.
- Да.
А как можно удалить из носа что-то, что тебе мешает. Даже промывая нос водой, без пальца не обойтись.
Он ждал.
- Ты в детстве подглядывал за девочками и женщинами? – второй голос.
- Да.
А как же, как только ты узнаешь, что мир делится на мальчиков и девочек, самое большое желание познать, чем же первые отличаются от вторых. Неужели за ним настоящих грехов нет, если спрашивают у него про такую чепуху.
- Все серьезное совершенное тобою фиксируется автоматически, а за каждой мелочью не уследишь, – первый голос.
- Ты помогал соседу, когда тот мучился от абстинентного синдрома? – первый голос.
- От чего?
- Когда тот с похмелюги болел, - второй голос.
- Да.
Странный вопрос, с одной стороны коли помог, значит хорошо, а с другой стороны, похмелил, а там его и к новой пьянке сподвигнул.
- Не ломай себе башку, проверка на вшивость, - второй голос.
– Чего?
- Спокойно, это тест, просто тест, - первый.
Он ждал.
- Ну чего ты упираешься, забирай его к себе, только время зря тратим, - первый голос.
- А на хрена он мне нужен, сначала бюджет мне урезаешь, а потом сплавляешь мне это ничтожество, не интересен он мне, не убил никого, не украл ничего существенного. Жене изменял, так ты сам давно свое мнение на эту провинность изменил, только вида не показываешь. Да я бы сотню миллионов ему подобных на одного реального маньяка поменял, - визг стоял страшный.
- Не обижайся за бюджет, сам понимаешь, инфляция, если бы я тебе сказал, сколько … А чего лампочка снова мигает? Выключи громкую связь!
Он ждал.
- Если бы ты увидел на земле беспомощного птенца вылетка, чтобы сделал? – первый голос.
- Подобрал, домой принес, постарался бы выходить.
- А на хрена? Ты уже три раза этих уродов подбирал. Выходил? Подохли все! И дважды не без твоих косяков. Их часто кормить надо, каждые три-четыре часа, а ты напивался и дрыхнул по десять часов. Не проще ли было, наступить на выродка, да раздавить его, чтобы не мучился? – здесь понятно чей это был голос без подсказки.
- Не знаю зачем, но все равно подобрал бы. Жалко.
А может быть и правда, сам убить не может, отдал бы тому, у кого жизни лишить детеныша сил бы хватило. Может быть и правда, он от его ненужных забот мучился больше и дольше.
Он ждал. Что-то снизу стало давить на пятую точку. Было неудобно, некомфортно и неприятно. Он попробовал пошевелиться, но не получилось.
- Выходит так. Рассмотрели мы все за и все против тебя. За тобою много плохого числится, если бы не одна ситуация, я и голову себе ломать не стал, потому, как не заслужил ты пока добиться милости моей, чтобы войти в число избранных.
- И что же мне теперь неприкаянной душой в этом молоке до страшного суда болтаться?
- Нет неприкаянных душ, кто Вас заставил в эту сказку поверить? Либо одна чаша весов перевесит, либо другая, третьего не дано. В общем, так, даем мы тебе шанс, попробуй в дальнейшем поступать так, чтобы потом не ломать нам долго головы, определяя твое будущее. Готов?
- Всегда готов! А вопрос можно?
- Валяй.
- А почему та женщина, архивариус, так со мною поступила?
- А это и есть та ситуация, это был сбой, ошибка, и ни она, и ни ты в том не повинны. За всем не уследишь.
Чьи-то руки пытались снова схватить Кирилла за волосы, которых вроде бы не было, ничего у них не получалось, только ногти царапали кожу на голове, и голову нестерпимо жгло.
Кирилл открыл глаза, то же молоко или сметана вокруг. Он посмотрел на часы. Часов не было. Это же надо, хотел полчасика вздремнуть после обеда, а проспал неведомо сколько. А ему ведь сегодня еще надо было в архив съездить. Эх, не успевает. Бегом.
Он поднялся с бетонного пола и пошел на выход. Он в белой кисее не видел выхода, но он чувствовал куда нужно идти. У самой двери из дома кто-то жалобно пищал.
Твою мать! Воробьиный детеныш. Слеток. Да что же ему так на них везет. Уже четвертый за его жизнь. Дай бог хоть этого выходить. Он взял воробышка на руки.
***
Что за чушь?
Реальность медленно обволакивала Кирилла. Голова пока плохо соображала. Хлопья и клоки белой субстанции еще стояли перед глазами.
Он осмотрелся. Попытался осмыслить все то, что видит. Заброшенный, заросший Бог знает чем, участок. Развалины какого-то кирпичного дома. И он, сидящий на траве у полуобвалившейся кладки, с воробышком в руках.
Что это?
Что было с ним?
Где он?
Над головой чирикали воробьи. Один из них летал рядом и чуть не садился на затылок. Кирилл посмотрел на слетка. Вспомнился такой реалистичный бред в белых тонах.
Он поднялся, посадил воробышка, как можно выше, на кирпичную кладку. От резкого движения, когда он вставал, загудело в ушах, закружилась голова. Он снова сел. Мозги начали проясняться, работать.
Что там говорил Максим? Ничему не удивляйся, где бы ты ни оказался, ничего не бойся. Страха нет, а вот удивление и непонимание есть. Обязательно нужно вернуться на фанеру, иначе он не сможет его вернуть обратно? Откуда он вышел? Из этого проема? Надо туда, откуда он только что вышел, попробовать войти.
Кирилл встал, вошел в развалины, увидел бетонную лестницу, ведущую вниз. Он спустился в подвал. Дождался пока его глаза привыкнут к полумраку. Так, где он сидел? Примерно в метре от этой стены, на которой висел щит, и метра два от той, смежной стены. Где-то здесь. Ага, вот та самая фанера. А что там мешало ему в его сне, или в бреде, или в видении. Кусочек острого кирпича, продавил фанеру, он сидел на нем. До сих пор на его пятой точке присутствует небольшое место, которое он чувствует, куда давил этот кусочек.
Сесть? И ждать. Это проще всего. Но интересно. Где он? Куда он попал? Страх выветривался, а вот любопытство, наоборот, начинало распирать. Куда это место денется с его фанерой, если он отлучится на некоторое время? Мимо фанеры не сядешь. Ну-ка наверх, оглядеться, обдуматься. Где он?
Кирилл снова вышел из развалин дома наружу.
Навалилась слабость, которая так же удивила его. Это была не та болезненная слабость, которая преследовала его в последнее время. Это была слабость от усталости. Он снова присел и вдруг почувствовал, что очень хочет есть. Он голоден! А чувство голода он почти забыл. Вон яблоня. Нечто похожее на яблоню. И плоды на ней висят. Он поднялся, подошел к плодовому дереву. Сорвал яблоко, надкусил, выбросил, кислота свернула его лицо в кусок бесформенной глины. Ладно. Не помрет от голода. Надо выйти из этих зарослей и оглядеться. Он пошел на просвет в чащобе из деревьев и кустарников. Где-то недалеко от заброшенного участка был слышен шум автомобилей. Осипов решил пойти на эти звуки.
Улица.
Грязная, с многочисленным ямами и колдобинами на асфальте. Несколько крадущихся по такой дороге и припаркованных на обочине машин, среди которых преобладали в основном отечественные, старых марок. Были и заграничные. Но какое-то старье. Почти из середины прошлого века.
Дыра самая настоящая, мелькнуло в его голове. Но когда Максим его вез сюда, и улицы были другими, и дома были другими, и машины катались современные. Что за ерунда? Позвонить надо, Димке, сказать, что с ним все в порядке. Он сунул руку в карман, но телефона не обнаружил. Вспомнил, что мобильник отдал Максиму. Зато нашел несколько хрустящих банкнот. Димка дал. Кроме расчета со специалистом, на лекарство, на поесть, на попить. Вот и пригодятся. Надо найти банк, поменять. Какой к черту банк! Паспорта нет.
Он обратил внимание на немногочисленных людей на улице. Что-то здесь не то. Какие-то они серые, однообразные. Одежда на них какая-то странная.
Он решился и подошел к парню, ближайшему к нему представителю племени рода человеческого.
- Извините, заблудился немного. Это что за город?
Паренек внимательно осмотрел спрашивающего.
- Это не город. Это рабочий поселок. Город там. Парень махнул рукой от себя вправо. До него на автобусе ехать надо. Или на электричке.
У Кирилла что-то щелкнуло в голове.
- Извините за странный вопрос. А какое сегодня число?
- Двадцатое июля.
Все правильно? Так оно и есть. Это дата их знакомства с женой, это дата... В этот день дочь Дмитрия съела несколько каких-то там таблеток, после чего умерла. Но что здесь не так?
- Я бы доллары хотел поменять. А паспорта у меня нет. Не поможете?
- А на хрен я тебе нужен? Зачем тебе паспорт? Иди на площадь. Там в ларьке и поменяешь.
В ларьке?
- А как туда пройти.
- А вот прямо иди, не заблудишься.
Парень снова махнул рукой вправо от себя.
Кирилл поблагодарил парня и двинулся в ту сторону, куда указал его первый здесь знакомый.
А вот и площадь. Кусок плохо асфальтированной дороги, немногим шире улицы. Этот кусок по периметру был обставлен торговыми палатками. Он направился к той, которая выглядела достойнее остальных.
Из окошка ларька на Кирилла глянула большая физиономия.
- Тебе чего?
- Да вот... Доллары не поменяешь?
- Сколько?
- Сто.
- Дай поглядеть.
Кирилл достал из кармана одну из банкнот. Физиономия взяла в руки сто долларов, осмотрела ее с двух сторон.
- Сгодится.
Перед Кириллом было выложено несколько бумажек, которые почему-то на деньги были непохожи Он взял банкноты в руки. Повертел их. Это были деньги. Но это были давно забытые всем народом банкноты. Количество нулей на них вызывали в меньшей степени недоумение.
- Что это?
- Чего? Что не нравится? Почти по курсу.
- Какие это деньги?
- Слышь, мужик! Ты чего? Наши, русские деньги. А тебе чем дать? Турецкими лирами дать что ли?
В голове у Кирилла что-то снова щелкнуло. Снова закружилась голова. Захотелось сесть прямо на асфальт.
- Какой сейчас год?
- Ну, мужик! Ты с дурдома что ли? Или после похмела крутого? Девяносто седьмой вроде как был. Бери деньги, можешь вон водочки взять у меня, освежи голову. А то забудешь, как тебя звать.
Кирилл взял мятые банкноты и медленно пошел через дорогу, на другую сторону площади. К остановке, мимо которой он шел, подъехал автобус, поток людей, вышедших из общественного транспорта, поглотил его.
Минут пять спустя ларьковый меняла выскочил из своей палатки с крепкими, громкими матюгами.
- Ты чего? - спросил его сосед по торговой точке.
- Этот, придурком прикинулся, развел меня, как лоха, падла! Ты не видел, в зеленой футболке, куда он делся?
- Тот, что торчал около тебя? Так он в автобус сел.
- Вот, падлюга!
- Да что случилось то?
- Развел меня, отвлек, какой год, как зовут меня, я над ним смеялся, а он мне фальш втюхал.
- Покажи?
Сосед долго вертел сто долларов в руках. Понюхал, на свет посмотрел.
- А с чего ты взял, что фальшивая?
- Да ты на год посмотри! Год! И смылся, сука! В город, наверное, уехал.
А Осипов никуда не уезжал, он сидел на скамейке в сквере, неподалеку от площади. Переваривал в уме то, во что он окунулся. Непонятно что за рабочий поселок. Незнакомый где-то там город, неблизкий от его родного. Это все чепуха. Но год!!! Двадцать лет отмоталось назад! Как такое могло быть?! Черт знает что! В съемках фильма какого-то принимает он участие, где каждый замечательно играет свою роль? Может это просто продолжение того бреда, с архивариусом. Да не похоже ни на сон, ни на бред. Чего здесь себя обманывать, зачем обнадеживать?
Ничему не удивляйся! Вспомнилось ему снова. А чего он сидит, ломает голову себе. Все может быстро и просто закончиться. Надо вернуться в тот подвал. Убрать из-под фанеры кусок кирпича. Сесть на это место и ждать. Ежели есть дорога сюда, то должна быть дорога обратно.
А может, Максим просто гипнотизер. Манипулирует сейчас его разумом, а он сидит на фанере, раскачивается из стороны в сторону и представляет себя в другом реальном мире. Почему он не чувствует признаков той болезни, которая мучила его столько времени? Невозможно болезнь вылечить за несколько бредовых видений. Нельзя. Так что это?
А к черту все! В подвал. На кирпич. Прямо на него задницей, не дай Бог промахнуться на несколько сантиметров. А там видно будет.
Кирилл поднялся со скамейки, полыхнуло в глазах, что-то снова щелкнуло в голове. А что, если действительно он в конце прошлого века. Зачем торопиться убегать отсюда? Может быть, остались в этом времени какие-то дела, которые были в то время не сделаны, а ныне нужно все поправить. От осознанного стало не по себе.
К черту все!
Гнать эти мысли!
Рожей не вышел, чтобы такие глобальные задачи решать даже в рамках собственной судьбы и жизни. Он снова сел. Хотелось есть. Сильно хотелось есть. И немного тянуло в сон.
Сон.
Сон.
Эх, соня!
Соня?
Сонечка!
В этот день, в это год, произошло несчастье с дочерью его лучшего друга, Дмитрия. Двадцатое июля одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
***
Неушто есть такая возможность?
А почему нет?
Есть телефон!
Да е-мое! Какой телефон? Он остался в две тысячи семнадцатом году, а в это время, в котором сейчас находился Кирилл, мобильным телефоном ни он, ни Димка еще не разжились.
Стоять! Есть ведь обычный, домашний телефон. Был он у друга, когда они в то время жили еще в одном с Кириллом городе.
Был!
Но когда он звонил на этот телефон другу? Больше полутора десятков лет назад. Он и номера сейчас не вспомнит. Господи! Дай памяти!!! Тройка, там были тройки. Тройка в начале, тройка в конце. Вроде вспомнил, вспомнил! Неужели память не подвела?
- Девушка, девушка, милая девушка! Где здесь можно по межгороду позвонить?
Вначале испуганная таким к ней обращением, проходившая мимо девушка сделала шаг в сторону, потом остановилась, с небольшим испугом глянула на худого мужика, шедшего к ней, помахала длинными ресницами.
- Межгород? На почте. Где же еще?
Хороша девчонка! Мелькнуло в голове у Кирилла, и он с радостью отметил то, что обратил внимание на внешность девушки. Давненько он за собой подобного не замечал. Невысокого роста, но замечательно сложена, с удивительными чертами лица, с роскошными темными волосами. А ведь они почти ровесники. Если бы встретились тот Кирилл, из этого года и эта юная красавица, Кирилл бы не упустил возможности приударить за таким чудом.
- А где почта?
- Лучше на автобусе. Не близко, километра два.
- Где? К черту автобус!
- Вот, по этой улице направо и все время прямо, по той стороне.
- Спасибо, моя хорошая! Спасибо, моя милая!
Девушка лучезарно улыбнулась странному мужчине, а он не успел поймать даже капельку этой улыбки. Он почти бегом пустился в указанном направлении.
Магазин встретился на пути. Снова засосало под ложечкой, проснулось чувство голода и жажды. Нет, не до этого сейчас. Сначала звонок. Терпи желудок! Придет и твое время.
Шли гудки, но на другом конце никто трубки не снимал.
- Света, Светочка! Ну возьми, пожалуйста, трубку! Ради Бога, возьми трубку!
- Алло! Я слушаю Вас.
- Светлана! Вы меня не знаете. Но, пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Это очень важно. Очень важно для Вас!
- Вы кто?
- Погоди, погодите, Светлана. Потом, все потом. К Вам сегодня зайдет соседка, с жалобой на рези где-то там. Вы дадите ей таблетки. После того как Вы поможете женщине с лекарством, выбросьте пузырек куда подальше, чтобы сам сатана его не нашел. Заклинаю Вас. Иначе может случиться беда!
- Кто Вы? Голос знакомый, но узнать не могу. Почему Вы меня пугаете? Какие таблетки? Какая соседка?
- Светлана, это очень важно, очень, уничтожьте все таблетки прямо сейчас. Соседка не помрет. Сходит в аптеку. Купит все, что ей нужно.
- Я не знаю, о чем Вы. Но Вы меня пугаете! Я не хочу разговаривать с Вами!
- Света!
Жена Дмитрия положила трубку. Но он ее напугал, а раз она испугалась, то сделает так, как нужно. У них все это произошло часа в три дня. После трех можно будет позвонить еще раз! Около четырех. Тогда уже все будет ясно. Станет тогда понятно, сработал его план или нет.
Фу! Кирилл вышел из дверей почты. Теперь можно и желудок свой успокоить. Где там магазин был?
Кружок краковской колбасы, батон и бутылка импортного безалкогольного напитка, который Осипов терпеть не мог, но другого ничего не было. С этим нехитрым провиантом Кирилл двинулся в сторону уютного сквера, в котором он встретил ту замечательную девушку. Присел на ту же лавочку, откусил от батона, откусил от колбасы и, прихлебывая напитком, наслаждался вкусом поедаемого.
Еще одно радостное удивление. Он все съел и все выпил. Мало того, он не наелся. Ничего, заморил там паразитов и то ладно. Сколько же сейчас времени? И спросить не у кого.
Ах, да, вон девчонка идет.
- Девушка, девушка! Извините, пожалуйста, сколько сейчас времени? Ох, Господи! Это снова Вы?
Да, это была та самая девушка, только шла она теперь в другую сторону. На этот раз он в полной мере насладился красотой улыбки девушки.
- Я. Позвонили?
- Да, спасибо Вам огромное! Мне время дорого было. С Вашей помощью я, может быть все, что мог сделать – сделал. Вы даже представить себе не можете, насколько важен был для меня этот звонок. И не только для меня. Спасибо Вам большое!
Девушка оценивающе глянула на мужчину. Болезненно худ, немолод, но что-то есть в нем притягивающее, даже привлекательное. Наверное глаза. Яркие, добрые и человечные, она снова обожгла его улыбкой.
- Да не за что. Время? Без десяти два.
- Немного ждать осталось. Немного.
- Вы ждете кого-то?
- Я? Нет. Хотя, вот Вас бы я готов хоть всю жизнь ждать.
- Так долго? Нет, так долго не надо. Так долго ждать неинтересно. Но если хотите, ждите всю жизнь.
И еще одна улыбка полоснула по сердцу Кирилла.
- Всего доброго!
Девушка ушла. Кирилл решил оставшееся время провести здесь, на лавочке. Позвонит еще раз, и к мышам в подвал. Надо возвращаться.
Долго никто не берет трубку. Неужели неотвратимость судьбы? Неужели он не смог своим звонком ничего изменить? Вспомнился фильм с похожим сюжетом, как там ни пытался спасти от гибели свою девушку главный герой, ничего у него не вышло.
- Ало! Я слушаю Вас!
Светлана! Голос спокойный, обыденный, значит все нормально, все время после трех в тот трагический день она, Димка и Сонечка провели в больнице.
- Светлана! Все нормально? Ура!
- Кто Вы? Перестаньте звонить сюда! Я заявлю в милицию на Вас!
Зашла соседка. Пожаловалась на рези в … при … Ну в общем режет все, по-маленькому даже сходить страшно.
- Цистит, наверное. У меня был недавно. Таблетки пропила с неделю, прошло вроде все. У меня есть, кстати. Дать?
- Давай! Завтра сама куплю.
Они прошли вместе в комнату, была найдена упаковка с нужными таблетками, передана соседке.
- Забирай.
- Я завтра куплю, отдам тогда.
- Да ладно тебе! Дай Бог мне не пригодятся больше, - сказала хозяйка квартиры и пошла на кухню, там что-то уже шкворчало.
Соседка, открыв упаковку, достала несколько таблеток, а пузырек поставила на стол. Сама завтра купит. Поблагодарила уходя.
Соседка ушла.
«Светлана, это очень важно, очень, уничтожьте все таблетки прямо сейчас», - промелькнуло в ее голове.
- Господи! Да что же это?
Дочки на кухне не было. Мать кинулась в комнату. Сонечка стояла у стола и тянулась ручкой к пузырьку с таблетками.
- Не сметь! Нельзя, Соня!
Девочка испугано отдернула ручку. Светлана схватила пузырек, побежала в туалет, высыпала таблетки в унитаз, смыла, дождалась, пока бачок наполнится еще раз, снова спустила воду, потом выбросила сам пузырек в унитаз и снова смыла. Вернулась на кухню, дочка продолжала терзать котенка. Светлана села за стол. Обхватила голову руками. Кто он? Что за странный звонок. Откуда он мог знать о соседке и ее болезни. Откуда он мог знать про таблетки. И кто же он? Голос очень знакомый. Очень знакомый. Но сколько она не ломала себе голову, она так и смогла понять, кто же ей звонил. Мужу она решила ничего не говорить. Не стоит его пугать, да и ее беспечность с лекарством могла вызвать серьезный гнев у мужа за свою беспечность.
Но не удержалась, рассказала. Муж долго и странно смотрел на нее, покачал головой, но ничего не сказал. Потом еще не раз она замечала похожий взгляд Дмитрия на себе. Подумала: наверное, он решил тогда, что с головой у нее проблемы начались, вот и присматривается.
А Кирилла же после звонка просто распирало. Это не было радостью. Это было ближе к чувству восторга. Благодаря ему была спасена детская жизнь. Не кто-то другой, а он отвел в сторону черную руку смерти от маленькой девочки, это не кто-то, а он, отвел удушающие объятия бесконечной скорби от ее родителей. Ощущение бесценности того, что он сделал, тугой струей наполняло его жизненной силой. А вот еще вдобавок к этому еще один кружок краковской колбасы, батон и бутылку ненавистного напитка. Тогда вообще будет все замечательно. И со счастливым сердцем назад, домой.
Он снова сидел на лавочке в том же сквере. Жевал колбасу, которая ему, как и батон казалась необыкновенно вкусной, запивал напитком и шарил глазами по скверу. Он искал взглядом ее, ту девушку, увидеть в последний раз, попрощаться. И прости-прощай прошлый век. Домой!
Нет, не суждено ему было в последний раз увидеть юную красавицу из прошлого. Время бежало, он оттягивал срок своего возвращения, но ничего это ему не дало. Он поднялся с лавочки. Прикинул, куда нужно идти и с испугом понял, что не знал направления. Не беда, надо выйти на площадь, где он менял доллары, а там все просто и близко. А это вроде бы туда. Он уверенно взял направление в ту сторону, где, по его мнению, находилось некое подобие площади.
***
- Ну, прощай, прошлый век! Прощай девочка, ясноглазая! Прощай, неспетая в прошлом, песня!
Запала вот та девчонка в душу. Ой, как запала! Погода-то какая! Сейчас с такой девчонкой бы, да на берег речки. Ох, как давно он не целовал девушку! Да и женщину тоже давно не ласкал. Уже и вкус женских, тем более девичьих губ позабыт. Но где она, эта девчонка и где он? Какая у нее фигурка! Словно вылеплена искусной рукой великого скульптора. Как она красива! Одни глаза чего стоят! Она - вселенское чудо, созданное для небожителей. А он? Он помят годами и истощен болезнью, тем более лет на двадцать с лишним старше ее. Физически старше. Небритый, худой, бессильный...
Хотя нет, он чувствовал, что даже по сравнению с тем, как он чувствовал себя, раньше, сразу по прибытию сюда, он уже молодец. Передвигается, даже в ускоренном режиме, без особых затруднений. Устает, правда быстро. Ну, так организм энергией пополняться должен. Чего для него за весь день два кружка краковской колбасы, да два батона. Сейчас бы первого рубануть. Горячего борща бы с ломтем ароматного, вкусного черного хлеба. А настоящий хлеб здесь еще умеют, по всей видимости, печь. Это чувствовалось и по его вкусу, и по запаху.
Подумав о первом, захотелось снова пойти в магазин. Но решил, что не стоит. Как бы хуже не было. То в день, по чайной ложке, а то прямо почти под завязку. Может и недолго в подвале ждать придется.
Ну все, прощай, безымянный рабочий поселок, он так и не узнал, как называется этот населенный пункт. Прощай девочка, мечта всей его юности и молодости! Да и вообще всей его жизни. Да, именно так громко. Почему-то он себе вдруг внушил, что всегда мечтал о такой девушке. А вроде ведь и любил раньше, как бы думал, что лучше и быть не может. Оказывается, может, оказывается, даже рядом, но в двадцати годах от него.
Он вышел из сквера, впереди невдалеке виднелась площадь, с массой торговых павильонов по ее периметру. Ну да, вон тот ларек, где он доллары менял, а из той вон улочки, он вышел к этому ларьку. Недолго ему осталось собирать пыль прошлых лет на себе. Интересно, а что будет с этой пылью в будущем? Она останется, или исчезнет? А если он комашку-букашку какую-нибудь здесь задавил. А ведь наверняка раздавил. Не изменится ли от этого само его будущее, из которого он пришел сюда. Вернется, а там правят миром каннибалы, некрофилы и жертвоприносители грудных детей. Ведь было нечто подобное описано классиком фантастики. Читал в юности. Может и не стоит возвращаться? Остаться здесь. Это время ничем не отличается от его в том же времени.
Кирилл прибавил шаг, пересек площадь, немного до искомого подвала осталось идти. И тут от павильонов метнулись две тени, которые перегородили ему дорогу.
- Стой, козел! Вот и попался! А ты - дурень! Здесь развел меня и сюда же вернулся? Ты может этот, бессмертный?
Да это та физиономия, что доллары ему менял. Чем же он недоволен. Да вроде даже не недоволен, а взбешен.
- Что случилось? Чем я перед тобой провинился? - Кирилл попытался улыбнуться, что плохо получилось у него, чувствовалось сильное напряжение. В таких ситуациях редко расстаются при обоюдных улыбках.
- И ты, козел, не знаешь, в чем виноват? Развести хотел меня на раз два? Лоха во мне увидал?
Уличный меняла свирепел.
- Слышь, парень, ты объясни, в чем дело, и словами зря не кидайся. Я не очень обидчив, но не со всеми и не всегда я такой.
- Заткнись! Ты чего мне втюхал?
- Стоп! Стоп! Ты о долларах? Чем они тебе не понравились? Мне их дал тот человек, которому я безоговорочно, как сам себе, верю.
- А ты сам себе-то веришь? Урод!
- Слушай, мне уже надоело! Если не нравится та купюра, что я тебе дал, скажи чем, и я поменяю ее на другую, если это действительно моя банкнота.
- Годом выпуска она мне не нравится. Как ты ее из будущего приволок? Две тысячи десятый год? Боюсь, ты вряд ли доживешь до этого года. На, забирай фальшивку свою и давай настоящую, коли есть она у тебя. И благодари Бога, что я трезвый сегодня, а значит очень добрый.
Парень сунул руку в карман. Лицо его застыло в гримасе полного недоумения. Он яростно рыскал большой ладонью, в маленьком кармане. Но как было видно, поиски его тщетны. Парень зарычал.
- Ты чего? - окликнул его второй парень, который подошел к Осипову вместе с менялой.
- Баксов нет! Была деньга, и нет ее! Я не мог ее потерять. Я никогда денег не теряю. Из этого кармана ничего вообще нельзя нечаянно потерять.
- А чего ты расстраиваешься? Денег, правильно, не терял и сейчас не посеял, ты фальшивку потерял, это же не деньги. А с этим дуриком... Здесь я свидетель. Баксы точно фальшивыми были. Коли есть другие доллары, пусть дает. Может со всей дури тогда по роже не отвесим. Жалко, худой, синий какой-то. И так помрет скоро.
- Это с какой такой стати я должен Вам еще давать. На словах можно что угодно сказать. Вы мне, мои те сто долларов верните, а я Вам другие дам. Свидетель он, так я сейчас десять свидетелей приведу, которые подтвердят, что моя купюра была настоящей.
Кирилл уже догадывался, что остальные доллары так же вряд ли были купюрами из прошлого века. Терзало сильное сомнение, что обмен мог бы закончиться при взаимном удовлетворении. Но он сунул руку в задний карман, где лежали Димкины деньги. И с удивлением почувствовал, что тот карман пуст. Он проверил второй карман. Нет, там нет холеных заокеанских стиляг, там мятые российские фантики прошлых времен. Что за черт! Он точно не мог их потерять. Из целого кармана при закрытой на нем молнии потерять что-либо невозможно.
- Тфу! Ты, гнида! Не суетись под клиентом! Шутки закончились. Илья, встань сзади. Сейчас я ему рожу бить буду.
Физиономия сделала попытку взять Осипова за грудки, его товарищ парой шагов зашел Кириллу за спину. Ситуация обострилась.
Во времена ранней юности одним из увлечений молодежи в городе Кирилла были уличные драки. Дом на дом, двор на двор, улица на улицу, район на район. И Осипов в то время был не самым плохим бойцом. Об иных его кулачных боях ходили легенды. Давно это было, но многое, доведенное в те времена до автоматизма, стало чуть ли не условным рефлексом. При определенных обстоятельствах, в определенной ситуации. Он правой рукой снизу отбил в сторону руку соперника, которая схватила его за футболку, левым кулаком несильно, но чувствительно тюкнул физиономию в солнечное сплетение, а правой, что есть силы засветил снизу в подбородок. Соперник упал навзничь, при этом еще ударившись затылком об асфальт. И с разворота Илье в левую скулу. Тот грузно завалился на правый бок.
Несмотря на выигранный первый раунд, ему вряд ли стоило в его состоянии в чужом населенном пункте пытаться довести схватку до полной победы. Поверженный ударом в подбородок был на вид крепким парнем. И судя по его нагловатому поведению, он в драках прежде не раз поучаствовал и робким в них не был. Да и дружок его отнюдь не дрищ. От одного удара в скулу в панику не впадет. Здесь, в его случае, лучше бежать. Отступать с ускорением по главной улице в сторону той почты, там улица делает поворот, что скроет его от противников, а когда те придут в себя, стоит попытаться спрятаться в каком-нибудь дворе, проулке или подъезде дома.
Отбежав на приличное расстояние, Осипов оглянулся. Поверженный навзничь соперник сидел на асфальте, второй крутился около него. Попытки подняться с дороги пока не предпринимались. Значит, погони не будет. Можно немного притормозить. И так сердце выскакивает из груди, а ноги стали глиняными, того гляди, развалятся на множество мягких, бесформенных кусков. Но здесь задерживаться не стоит. Могут и на автомашине снарядиться в погоню за ним. Теперь придется до темноты ждать. Путь в подвал Осипов знал лишь один. Только через площадь. Но засветло туда идти рискованно. Придется ждать, пока стемнеет.
Размышляя про себя, Кирилл не заметил, как вышел за черту населенного пункта. Впереди была лишь асфальтированная дорога, да лес с двух сторон от нее. Он шел по обочине дороги, думая о том, вряд ли здесь его станут искать, коли захотят найти. На кой ляд нужно под вечер пехом из рабочего поселка уходить в никуда. Тепло. Можно будет найти опушку или лужок и полежать там на мягкой травке. Прийти в себя, отдохнуть от насыщенного приключениями дня.
Впереди показалась автобусная остановка. Вот туда и стоило пойти. Наверняка там лавочка есть, на ней и посидеть, и полежать можно. Тем более, сторона в остановке от рабочего поселка открыта, вся дорога отлично просматривается.
Кирилл направился в сторону остановки. Да, он устал сегодня. Путь, пройденный до места назначения, он преодолел с большим трудом. Кирилл сел на лавку в остановке, прислонился к прохладному металлу одной из ее стен, прикрыл глаза и сразу уснул.
***
Стало темнеть.
Вечер потихоньку поглощал собой все пространство до ломаной линии горизонта. Очередной день, обычный почти для всего человечества, подходил к концу. А необычным он был для Кирилла Осипова, который крепко спал сидя на лавочке. Он не слышал и не видел, как к остановке подошла молодая женщина, хрупкая, невысокого роста. Она, увидав спящего на лавочке мужчину, отошла в сторону.
Бог его знает. Может пьяный. Вот и спит, где не положено. А от пьяного мужика можно ожидать чего угодно. На душе у нее было тревожно. Вечер, пустынная дорога, пьяный спящий мужчина. Уж больно неспокойными были те времена.
По дороге проехала легковая машина с поврежденным глушителем. Громкий рокот двигателя разбудил спящего. Он открыл глаза. Недоуменно огляделся. Похоже снилось чего-то, и увиденное им после сна, не стыковалось с тем, что он видел во сне. Протер глаза руками. Сопоставил увиденное с действительностью, на этот раз, видимо, все сошлось. Он еще раз осмотрелся. Заметил женщину, стоявшую неподалеку от остановки. Пару минут просто сидел. Потом, наверное, понял, женщина в стороне стоит, а не сидит из-за него. Спящий мужик на дороге вряд ли может вызывать к себе чувства доверия. Ему стало неловко. Он поднялся, подошел к женщине. Та с некоторым испугом посмотрела на него.
- Извините! Не обращайте на меня внимания. День был чересчур насыщенным. Притомился немного. Вот сел и уснул. Пройдите, присядьте. Чего стоять-то? Ногами правды не ищут.
Кирилл улыбнулся. Его слова и особенно его простая, открытая улыбка успокоила женщину, она улыбнулась в ответ и прошла к лавочке, на нее и села. Но стоять у Кирилла тоже желания не было, он подошел к женщине, присел рядом.
- Вы автобус ждете? В Рабочий поселок?
- В поселок? В Жмаково? Нет. В Жмаково остановка с той стороны. Я в город.
Ну, вот и узнал название населенного пункта, с которым он скоро расстанется, возможно, навсегда.
- А в поселок больше автобуса не будет. Да чувствую, и в город уже не будет. Минут десять еще подожду и, наверное, на работу возвращаться нужно, там до утра подремлю. Что еще делать?
- А где же Вы здесь работаете?
Осипов оглянулся. Дорога и по обе стороны лес.
- Да вон, - женщина махнула рукой. - Завод за леском. Правда, осталось от него полцеха. А раньше ведь весь поселок и полгорода на нем работали. Вон стежка через перелесок. Пятнадцать минут примерно идти. Сменщица задержалась сегодня. Думала на последнем автобусе уеду. А вон оно как. Не пошел нужный автобус. А Вам в поселок? Так ходьбы с километр до его окраины.
- Да я знаю. А Вам что, больше до города добраться отсюда не на чем?
- Есть тут платформа железнодорожная, километрах в трех отсюда. Там на электричке можно.
- Ну так лучше три километра пройти, чем всю ночь полуспать, полубдить.
- Да боязно. Тут не все по дороге идти. Еще с километр примерно надо лесом топать. Темно уже будет. Боязно.
- А давайте я Вас провожу до платформы. Мне торопиться некуда. Возможно, еще до утра придется ждать. Так лучше некоторое время в Вашей компании провести, нежели в одиночестве. Кстати, меня Кириллом зовут. Знакомлюсь не для того, чтобы потом знаки внимания Вам уделять. Хотя есть чему с удовольствием уделить внимание. Просто, чтобы Вы мне доверились.
- Зоя. Меня Зоя зовут. Даже и не знаю. С одной стороны не хочется Вас затруднять, а с другой стороны и дремать на деревянном стуле мало приятного, да и муж завтра волноваться будет. Когда с работы придет. А Вам я почему-то доверяю. Что-то есть в Вас такое, располагающее.
- Так о чем речь, Зоя? Пойдемте. Вы направляющая, я замыкающий. Честное слово, у меня время есть. А с той платформы можно до поселка, до Жмаково доехать?
- Да, конечно. Там, на электричке, в обратную от нужной мне стороны пять минут, и Вы в поселке.
- Ну и вот. Все как нужно. Пойдемте!
- Наверное, стоит идти. Уж теперь точно автобуса не будет. Вперед?
- Вперед.
Они, болтая о чем-то совершенно пустом, словно давние знакомые, шли по обочине. Тропинка с этой дороги на платформу, была с другой стороны, они перешли на противоположную обочину.
- А там, в городе, не боитесь так поздно одна? Ведь надо еще до дома добраться. И там небось городской транспорт уже в парке давно стоит.
- Да чего там бояться. Дом почти напротив вокзала. Мне удобно. И автобус, и электричка прямо у порога моего дома останавливаются.
Примерно через километр Кирилл почувствовал, что напитки, употребленные им, днем ищут возможность выйти наружу. За весь день даже и желание к этому не было. И вот он, позыв.
- Зоечка! Вы извините. Я до леска добегу. Нужно мне. Вы постойте минуты три, я быстро. Я мигом.
- Да ну что Вы! Конечно. А дорога вон, впереди далеко просматривается, чего я стоять буду, я потихоньку пойду, догоняйте.
Кирилл спустился с обочины вниз, направился к краю леса, Зоя, не спеша пошла вперед. Как она говорила, метров триста осталось до схода на тропинку, значит недолго еще до платформы идти. От леска Кирилл бросил взгляд на идущую от него Зою, заметил впереди ее фары автомобиля. Отвернулся. А когда повернулся снова к ней, обомлел. Зои не было уже видно. Примерно на том месте, где она должна была быть, стоял огромный внедорожник. Он хотел выбежать из леса, но вспомнив о том, кто он здесь, решил остаться на месте и посмотреть, что же там случилось.
Из машины вылез полноватый мужчина в форме, пошел назад, за автомобиль. Там он нагнулся, что-то осматривал, ощупывал, потом выпрямился. Поковырял что-то ногой внизу. Снял фуражку, провел по волосам ладонью, направился к водительской двери в машине. Минуты две спустя, из-за руля вылез мужчина, обошел спереди машину, сел на пассажирское место. Человек в форме подошел к правой стороне переднего бампера, наклонился, потом выпрямился и пошел на водительское место. Когда он находился в свете фар автомобиля, Осипову показалось, что форма на полноватом мужике милицейская. Предполагаемый милиционер сел за руль джипа, машина круто развернулась на асфальте и, взяв то направление, откуда она сюда приехала, резко рванула с места. Кирилл бросился туда, где минуту назад стоял джип.
Зоя лежала на обочине. Под ее лицом была небольшая лужица крови. Он прижался ухом к ее груди. Ухо ничего не услышало. Попытался нащупать пульс на руке, но не смог его найти. Зря себя он тешил надеждой, под колесами такого огромного автомобиля вряд ли кто выживет.
Кирилл сел на обочину рядом с женщиной. Он не знал, кем были эти негодяи, что убили Зою, и он их не винил, он винил себя в ее смерти. Сидела бы сейчас на стуле, дремала, но была бы живой. Живой! Это он уговорил ее идти на платформу. Это он оставил ее одну на дороге в самый неподходящий момент. Это он во всем виноват. И завтра утром, ее муж, придя с работы, уже не будет беспокоиться о том, где его жена. Он уже будет знать, где она. И его чувства вряд ли можно отнести к чувствам беспокойства!
Матерь Божья!!! Что же он натворил!!! Вроде бы спас одну маленькую жизнь, постарался ее спасти. И тут же лишил не менее ценной жизни другого человека.
В метре от Зои валялась открытая дамская сумочка. Кирилл подошел. Из нее торчал уголок паспорта. Осипов наклонился, поднял документ. Сразу перелистал на страницу «Семейное положение». Муж - Аршинов Василий Гаврилович. Место жительства - ... улица Пристанционная...
Он положил паспорт на место. Сел рядом с сумочкой. Надо идти. На платформе должны быть кассы, в кассах есть телефон. Оттуда можно позвонить в милицию. Надо идти.
И тут со стороны рабочего поселка засветились фары автомашины. Кто-то ехал в этом направлении. Он поднялся и сбежал с края обочины к лесу.
Светом дальних фар водитель припозднившейся машины осветил человека, лежащего на краю дороги, увидел его, остановился, вышел из машины, подошел к лежавшей на земле Зое. Осмотрел ее, кинулся бегом обратно к машине, развернулся и рванул в сторону поселка, откуда и приехал. Значит, помчался сообщать куда следует. Так решил Кирилл. Видимо там, куда тот припозднившийся водитель ехал, телефона нет. Пора уходить. Потом, когда сюда милиция нагрянет, незаметно ретироваться станет тяжелее.
Он краем леса пошел в ту сторону, где должен был появиться оговоренный Зоей проселок, идущий через лес к железнодорожной платформе. Вот, вроде бы и он. Похоже, что он. С той стороны недавно раздавались звуки идущего по рельсам поезда. Он уверенно встал на проселочную дорогу и вошел по ней в лес.
Было больно, противно и страшно. Что он натворил? За что подвел к смерти эту милую женщину? А она ведь доверилась ему. Она доверила ему отвечать за ее безопасность. А он сбежал в кусты, когда надо было защитить ее.
Кириллу показалось, что он очень долго шел по проселку, он начал уже сомневаться в правильности выбора пути. И тут прямо у его носа снова загромыхал по рельсам поезд. Лес расступился, метрах в двадцати на возвышенности была платформа. Он дошел, поднялся и сел на ближайшую лавочку. Ему стало нехорошо. Сильно кружилась голова, она не только кружилась, но еще сильно болела, его тошнило, и не было сил. Голова упала на грудь, он то ли задремал, то ли потерял сознание.
Подошла электричка, та, на которой должна была уехать домой Зоя. Зоя же лежала в километре отсюда на обочине дороги, никто, кроме нее не собирался садиться здесь на электропоезд. А вот та, кому нужно было сойти, была. Спрыгнула на платформу из тамбура девушка. И легко зашагала в сторону ничего не видящего и ничего не слышащего Осипова. Заметила его. Остановилась. С минуту постояла в раздумье. Потом подошла, тронула спящего, как она думала, мужчину за плечо. Он никак не отреагировал. Она его потрясла за плечо. Мужчина пришел в себя, тяжело приподнял голову, открыл глаза, в которых застыла бессмысленность.
- Вам плохо? - спросила девушка. Или Вы пьяны? В любом случае Вам нужно уйти отсюда. Недолго оказаться под колесами поезда.
Кирилл приходил в себя. Явственнее начал проступать в его глазах образ девушки, трогавшей его за плечо.
- Вы?
Он ее узнал.
- Вы? - ответила вопросом она, узнав его.
***
- Что случилось? Вам плохо? - снова спросила девушка Кирилла. Это была та самая девчонка из сквера.
- Да, нехорошо чуть-чуть. Сейчас, немного приду в себя, и на электричку.
- А Вам куда нужно? В город?
- Нет, в рабочий поселок, в Жмаково.
- Осталось на сегодня всего лишь две электрички в Вашу сторону, к сожалению, ни одна из них здесь не останавливается. До утра их больше не будет.
- Ничего страшного. Погода неплохая, тепло, подожду до утра.
- Ну как знаете. Всего Вам доброго.
Девушка оторвала руку от плеча Кирилла и не спеша зашагала к краю платформы. Там остановилась. Минуту постояла, словно в раздумье. Потом развернулась и снова подошла к Кириллу.
- Послушайте, молодой человек, вставайте, пойдемте.
- Куда.
- Пойдемте ко мне домой. Там переночуете, завтра уедете.
- Ну что Вы! Разве я посмею. К Вам, посторонний мужчина. Ночью. Что скажут соседи и родители.
- Я сегодня одна дома. А на соседей мне ... Мне все равно что они подумают. Пусть лучше сами с собой разберутся. Поднимайтесь. Ой!!!
Вставая, Кирилл пошатнулся.
- Ну-ка, давайте, берите меня под руку. Меня Ирина, кстати, зовут.
- Кириллом назвали. Приятно познакомиться.
- И мне приятно, пойдемте.
Сначала идти было тяжело, но идущая рядом молодая, красивая, здоровая девушка, словно волнами обдавала его живительной энергией, вселяя в него силы. Он заметно креп на ногах. У дома девушки он чувствовал себя почти героем.
Дом Ирины был небольшой, но очень уютный и чистый. Она провела Кирилла в комнату, посадила на диван.
– Посидите здесь немного. Я Вам в своей комнате постелю.
Эвона как! Так он уже недели три не мылся. Негоже такому грязному кожаному мешку с костями ложиться в девичью постель. Нет, лучше здесь. На диване. Валенок под голову, старое пальто вместо одеяла.
Пришла Ирина.
- Пойдемте, Кирилл. Или может Вас покормить? Вы не голодны. Борщ вряд ли вечером Вы станете есть. А вот картошку пюре с котлеткой?
- Борщ? Господи! Прямо не верится! Я сегодня половину дня мечтал о борще. И тут на тебе, такой подарок к ночи. Конечно буду. Обязательно борщ! Ирина, мне стыдно злоупотреблять Вашим гостеприимством. А умыться...
- О чем вопрос? Будете кушать. Я Вам ванну налью. Там, кстати, папина бритва есть. А то у Вас стерня на лице.
Ирина улыбнулась. Ее улыбкой можно было любоваться вечно.
- В нашем времени легкая небритость в моде, - улыбнулся ей в ответ Кирилл?
- Где? В каком времени?
- Я имел в виду в наших местах, - смутившись уточнил мужчина.
– Пойдемте на кухню. Пять минут, и я разогрею Вам борщ.
А первое было действительно замечательным. Такой вкусноты Кирилл не едал после смерти мамы. Ему показалось, что он еще такую тарелку съел бы, какую ему предложила Ирина. Но постеснялся спросить. Да и не стоило. Желудок и весь организм вряд ли готов за день переработать и освоить такое количество съеденной им пищи. Чай. Чай с малиновым варением. Это вообще чудо. Нет, чудо эта девушка, что ухаживает за ним, что накормила его, что наливает ванну именно для него. И кто он ей? Что за время? Что за нравы?
- Идите, ванна налита. Я, извините, там Вам плавки положила. Они новые совсем, специально не стала этикетку отрывать, а то побрезгуйте. Надевайте, потом сочтемся.
Она снова подарила ему улыбку.
Он лежал в горячей воде и, если бы не страшная смерть Зои, этот день он мог считать одним из самых счастливых, самых значимых в своей жизни.
Он побрился, намылился с макушки до пяток, лег в воду ванны, вылезать из нее не хотелось. Но надо было. Он вытерся полотенцем. Взял принесенные Ириной плавки. Плавками оказались обычные семейные трусы. Видимо девушке не хватило смелости назвать трусы трусами. Он накинул на себя халат, который был женским, сверху опоясался полотенцем, вышел из ванной.
- Все хорошо?
- Да куда лучше? Я сегодня родился во второй раз. Давно не было так хорошо.
- Ну идите, ложитесь, я приму душ и лягу у мамы. Она заболела. Ей три раза в день уколы нужно делать. А ее сестра, моя тетя, фельдшер. Вот пока она у нее живет, в поселке, под присмотром. Я сегодня к ним ездила. Ложитесь, я после ванной зайду, выключу свет. Отдыхайте.
Кирилл скинул полотенце, снял халат, сел на край кровати. Накрылся спереди от пояса одеялом. Давно с ним такого не было. Ему вдруг захотелось женской ласки. До чего хороша Ирина. Нет. Он не думал о ней как о предмете своего вожделения, он ее обожал, он ею любовался. И скорее всего он в нее влюбился.
- Вы что не ложитесь? Что-нибудь не так?
В комнату вошла Ирина. В коротком халатике, с тюрбаном свернутом из полотенца на голове, босоногая. У Кирилла перехватило дыхание.
- Вы что? - спросила Ирина, смутившаяся под его взглядом.
Она подошла почти вплотную к Кириллу. Аромат ее тела помутил сознание мужчины, у него закружилась не только голова, все внутри него закружилось. Все забурлило. Все начинало вскипать.
Он взял ее за руку, поднес ее тонкие пальчики к своим губам и нежно начал целовать каждый из них. Она положила вторую руку Кириллу на голову, осторожно шевеля кончиками пальцев, перебирала волосы на его голове. Он обнял второй рукой ее за талию и привлек к себе. Ноги ее ослабли, она села к нему на колени. Кирилл не переставая целовать ее пальчики, посмотрел Ирине в лицо. Глазки закрыты, а вот ротик, наоборот, немного приоткрылся, влажные пухленькие губки обрамляли ряд белых, блестящих, крепких зубов. Сквозь их небольшую щелочку был виден кончик язычка. Как манил этот ротик, как влек к себе. Кирилл потянулся к нему своими губами, прихватил кончиками своих губ ее верхнюю губу. Втянул немного в себя, подержал так недолгое время, отпустил ее и то же сделал с нижней губкой. Затем провел кончиком языка по ряду ее зубов, ее язычок метнулся навстречу, они встретились на мгновение и... Сил терпеть уже не было, он с жадностью и с жаждой приник к ее губам. Ее тело слабело, ее тело превращалось в нечто аморфное, но оно просто невероятно было желанным. И Кирилл дорвался до него, уложив Ирину на спину на кровать. Но недолго оно было бесчувственным и бесформенным, оно в один миг собралось, взорвалось под ним. Он почти потерял сознание, он болтался где-то там, в гостях у архивариуса, в той же белой кисее. Но сейчас это было вожделением, негой, наслаждением.
- Ты жив, Кирилл?
- Не знаю, был ли я жив до этого времени, но уж сейчас я точно жив. Еще как жив. Я живее всех живых. Только вот зачем?
- Да, действительно, не стоило. Девушки иногда после этого становятся мамами. Я не сказала ничего, а ты и рад стараться.
- Я не об этом. Вряд ли стоит именно об этом беспокоиться. Мы долго жили с женой. Так ничего и не вышло у нас.
- А проверялись?
- Она да. Все у нее в норме.
- А ты?
- Стыдно было. Да и чего там мне проверяться. Если у нее все в норме, понятно и без проверок, кто неполноценный.
- Ну хватит тебе. Хватит. Может просто какая-то несовместимость. Такое, говорят, тоже бывает.
- Серьезно? Ну не знаю. Нам доктора об этом ничего не говорили. Иришка, я сейчас тебе скажу одну вещь. Очень неприятную для тебя. Тебе дальше решать, как со мной поступить. Можешь даже выгнать меня на улицу, прямо сейчас. Прямо в этих плавках, голого.
- Не пугай меня, пожалуйста!
– Понимаешь, я не хочу, но я не имею права не сказать, как не имею права сказать всей правды.
- Господи! Может не стоит? Хотя бы сегодня.
- Стоит. Нужно. Я не смогу остаться с тобой. Я уйду, я пропаду и пропаду навсегда. Я очень хочу остаться. Я уже не представляю дальнейшей своей жизни без тебя, но я не могу остаться.
- А почему? Ты можешь мне сказать? Почему?
- Нет, всей правды я открыть не могу. Я болел, я серьезно болел, именно здесь меня, может быть, излечили, так скажу. Но здесь я никто, меня нет, у меня нет документов, и я не могу получить документы, потому что я здесь никто, меня здесь нет. Я...
- Ты преступник? Ты прячешься от закона?
- Да не об этом ты говоришь сейчас! Совсем не об этом! Господи! Ну отчего все так? Но почему, почему, стоит только найти то, что искал всю свою жизнь, надо так быстро терять то, что нашел?
- Хватит! Ты хороший! Я знаю, что ты хороший. Я поняла еще там, в сквере. Значит, что-то мучает тебя, значит, действительно ты не можешь поступить иначе. Значит, нам обоим придется все принять так, как есть. Я сильная. Я не сломаюсь. Я выдержу, да и по тебе видно, что ты не из пластилина сделан. Давай пока хватит об этом. Хотя бы сегодня. Утро вечера мудренее? Иди, выключи свет и прижми меня покрепче к себе. Крепко-крепко. Я мечтала уснуть в объятиях такого мужчины. Сильного и очень меня любящего. Не ломай хоть в эту ночь мою мечту.
Кирилл встал, не стыдясь своей наготы, прошел к выключателю, свет погас, он вернулся в кровать, лег, Ирина прильнула к нему, он крепко ее обнял. Буквально сразу она тихо по-детски умильно засопела носиком. Тело ее легонько подрагивало во сне. А он мечтал об одном, чтобы не сработала эта адская машина, чтобы была возможность не сдержать своего слова и не вернуться в свой мир, а вернуться сюда, к его чистой, нежной, любимой Иришке.
***
- Иринка! Иришка моя! Девочка моя! Самая сладкая на свете девочка! Ты это сейчас меня встряхнула, чтобы зарядкой утренней не заниматься? Такой зарядке я бы каждое утро немало времени уделял.
Кирилл, улыбаясь, целовал разгоряченное, распаленное, оттого, наверное, невообразимой красоты лицо Ирины. Та немного отстранилась и грустно улыбнулась.
- А вот совершенно не смешно. Просто хочется перед тем, как ты пропадешь навсегда, насытиться тобой столько, сколько мне отведено, и даже немногим больше этого. Ты когда уйдешь?
- Наверное, сегодня, скоро. Мне утром нужно будет уехать. Уехать в город. Но не от тебя убежать. Ради другого человека нужно уехать. Я ничем не смогу ему уже помочь. Но, может быть, я помогу другим людям, тем, которые захотят наказать зло.
- Это что еще такое? Опять ты меня пугаешь.
- Дай мне слово, что не расскажешь никому о том, что я тебе сейчас расскажу, и не сделаешь даже ни полшага, чтобы чем-то помочь кому-то в этом деле или помешать кому-то.
- Тяжело мне будет. Я никогда еще не давала таких слов.
- Бывает. Многое приходится делать в первый раз.
- Ну хорошо, я попробую. Итак... Я даю тебе слово!
- Вчера на моих глазах убили молодую женщину.
Улыбка убежала с лица Ирины.
- Как? Господи! Что такое ты говоришь? Ее точно убили?
- Точнее не бывает. Я подходил к ее телу, слушал сердце, проверял дыхание, щупал пульс. Зря делал это, после того как человека переедет огромная машина, вряд ли он сможет остаться живым.
- Лучше бы не говорил. Мне страшно.
- Скорее всего, так оно и есть. Зря, наверное, сказал. Но знаешь, сидит болявой занозой в сердце вчерашнее, хочется поделиться с кем-то, да здесь больше не с кем. Я не могу тут об этом никому рассказать. Кроме тебя. И еще одного человека. К которому мне нужно будет ехать сегодня. Кстати, электричка в город в районе восьми часов утра есть? Желательно бы в районе именно восьми часов.
- Есть. Но рано еще. До нее два часа. Успеешь позавтракать. Я тебе какую-нибудь вкуснятинку сделаю. А как это случилось?
Кирилл немного помолчал. Потом повернулся к Ирине, крепко ее поцеловал, она, ожидая продолжения ласки, потянулась к нему. Но видимо вчерашние воспоминания терзали его сильно, он не принял ее предложения. Лег, откинулся на спину. Немного опять помолчал. У него ходили скулы, было видно, он переживал, вспоминая то, чему был свидетелем накануне.
- Мне вечером вчера пришлось бежать из поселка. Натуральным образом бежать. Так получилось.
Ирина еле слышно угукнула, на что Осипов не обратил внимания.
- В общем, встретились мы с этой женщиной на автобусной остановке, ей надо было в город ехать, автобус не пошел, до платформы, до этой платформы она одна идти через лес боялась, я напросился ей в провожатые. И по дороге ее сбил, мало того, что сбил, еще переехал ее большой внедорожник, какого-то непонятного ржавого цвета, огромный, как паровоз. И уехал прочь. Бросив ее на дороге. Я все видел, но в этот момент был на приличном расстоянии от нее. Это случилось немногим раньше того, как ты меня на платформе подобрала.
- А что теперь можно сделать, и что ты мог поделать тогда, чего ты терзаешься? Что ты себя мучаешь?
- Там, в том внедорожнике милиционер был, скорее всего, из птиц высокого полета. Мне так показалось. Наверняка дело постараются замять. Менты ментов прикроют. А я не могу быть свидетелем. Не могу! Я здесь никто! Не спрашивай меня почему. Я вчера тебе сказал, что не имею права тебе ничего рассказать.
- Ты может шпион? Американский, к примеру.
- Можно и так сказать. И шпион, и диверсант. Но не американский, свой, русский. Мама моя родная! Думал ли два дня назад, что окунусь по уши в такие ужасы?! Я знаю адрес той женщины. Я хочу поехать туда и рассказать ее мужу все, что видел. А он уж пусть сам решает, как с моей информацией поступить. Ничего другого я сейчас сделать, увы, не могу.
- А время идет, подборыш мой. Мне надо тебя кормить. Пойду, приготовлю чего-нибудь повкуснее.
- Слеток... Не подборыш... Ну ее. У меня есть кое-что, несравнимое ни с чем по вкусу. Этим бы я сейчас с удовольствием позавтракал.
Кирилл повернулся к Ирине, прижал ее к себе, нашел своими губами ее губы. Она его в ответ обняла и крепко прижалась к нему.
Вот оно, настоящее мужское блаженство! Блаженство в том, что ты невыносимо желаешь любимую женщину и чувствуешь, что так же желаем этой, любимой женщиной. Несравненное ни с чем блаженство. Они поглотили друг друга, став на время единым целым. Они хотели оставаться в таком состоянии бесконечно долгое время, но делали все так, чтобы это как можно быстрее закончилось.
Они некоторое время лежали рядом. Обоих тяготило ощущение скорого расставания, предчувствие того, что это все больше никогда для них не повторится. Все это было для них в последний раз.
Ирина встала, накинула халат.
- Давай я хоть глазунью сделаю для тебя, и бутербродов?
- Не надо. У тебя замечательный борщ. Я вчера его не распробовал. А добавку постеснялся спросить. Даешь борща!!!
- Ну как знаешь. Пойду, разогрею и чая свежего заварю. Или кофе?
- Нет! Чай и варенье, вчерашнее.
Кирилл с аппетитом съел немаленькую тарелку первого на завтрак, теперь сидел, наслаждался вкусно заваренным чаем, с малиновым варением. Ирина сидела напротив, смотрела на помолодевшего после прошедшей ночи мужчину и ей хотелось сесть к нему на колени, вцепиться в него, опутать его руками и ногами и никуда уже от себя не отпускать.
- Ирина? А у тебя парень есть?
- А к чему ты это?
- Не знаю. Глупейший, конечно, вопрос и совершенно ненужный в нашей ситуации. Так, что-то в голову пришло. Не могу себе представить, чтобы такая девушка и вдруг была бы одна до сего дня.
- Есть. Правда, тут с оговоркой. Но все равно есть. И ты его даже знаешь?
- Это как так?
- Да так. Познакомиться с ним успел уже. У нас с этим парнем даже день свадьбы намечен. Но мы с ним это..., ну не спим мы... Хотя было. Один раз всего было. Он меня, можно сказать, силой взял. Потом на коленях ползал, прощения просил, замуж звал... Я мать его пожалела. Замечательная женщина. А он в отца уродился. Тот - подонок из подонков. Ну и стыдно, конечно, мне самой. Не понимаю за что, но стыдно. В общем, свадьба наша через два месяца.
- Я тебя не понимаю.
- А чего тут понимать. Опозорить я его решила на свадьбе. Месть такую придумала. Не скажу какую. А потом уйду от него.
- Если он снасильничал, то он после может тебе все что угодно за твой поступок сделать! Ты не боишься?
- Нет, не боюсь! Ты ведь меня защитишь? Ладно, ладно, не хмурься. Я все помню. Правда я ничего не понимаю, но сделаю вид, что я все поняла. А его я не боюсь. Бояться каждую шваль - жить не стоит.
- Ты сказала я с ним знаком. Откуда я могу его знать?
- Так ты вчера его хорошо приложил вечером. Тот, которого первого. Здоровый такой. Я к тетке шла по другой стороне площади, она недалеко там живет, видела оттуда все. Спасибо! Ты доставил мне вчера несколько приятных минут. Да нет, я не жестокая, не смотри на меня так. Драк вообще не выношу, я их до ужаса боюсь. Но этого... Этого не жалко. Ладно. К черту его! А тебе ведь пора.
- Да? Ну так чего? Я готов.
- А можно я поеду с тобой?
- Нет, Ирина, нет! Нельзя!
- А можно я хоть тебя провожу?
- И этого не надо. Не нужно, чтобы нас видели вместе.
- Ну как знаешь. Да, ты сказал огромная машина ржавого цвета? Видела я такую машину здесь. У нас тут то ли бандит, то ли коммерсант дом себе отгрохал. На краю села, по нашу сторону железной дороги. Я мимо того дома проходила несколько раз, раза два видела у дома похожий автомобиль.
- И где это?
- А там, - Ирина махнула рукой, - на краю нашего села, ближе к шоссе. Большой такой дом, на берегу пруда. Тебе пора идти. Опоздаешь ведь. А следующая электричка только через два часа.
Кирилл встал из-за стола, подошел к Ирине, та просто бросилась ему на шею. Плечи ее тряслись. Она безудержно плакала.
- Ты ведь больше не придешь ко мне? Я ведь больше никогда тебя не увижу? Хоть бы ты опоздал на эту электричку!
- Ирина! Иринка! Иришка, моя! Я вернусь! Я приду к тебе! Я не знаю когда и каким я вернусь, но я обещаю, я к тебе приду. А сейчас мне надо уходить.
Она ослабла, отпустила его, а он наоборот притянул к себе ее заплаканное лицо и покрыл его все поцелуями. Ирина стояла не шевелясь. Кирилл наклонился, поцеловал ее теплые ладошки, потом встал на колени, прижался щекой к ее животику. Несколько секунд так постоял, потом резко встал и, не сказав ни слова, быстро вышел из дома. Она прошла в свою комнату упала на кровать, которая еще хранила его запах и, наверное, его тепло, и во весь голос зарыдала.
С огромной гранитной глыбой на сердце Кирилл уходил от дома Ирины. Нет, сегодня он точно уже к ней не вернется. Чем больше будет подобных встреч, чем больше времени они проведут вместе, тем сильнее будет боль при расставании. Он крепкий, он мужик, он выдюжит. А вот ее жалко. Но она еще так молода. Может быть, немало еще впереди произойдет разочарований в мужчинах, немало предстоит расставаний, которые оставят шрамы на ее душе. Жаль, конечно, быть причастным к одному из подобных шрамов, но ничего он сделать не может.
***
Электричка была старой, разбитой и какой-то расхлябанной. Она ползла по рельсам со скоростью асфальтоукладчика, и казалось времени в дороге до города прошло необъяснимо много.
Но у всякого пути есть конец. В тамбуре с шипением, с большой неохотой расползлись в разные стороны двери, Осипов вышел на перрон.
- А не подскажете... Улица Пристанционная... Где это?
Проходивший мимо молодой парень оглядел Кирилла.
- Классные кроссовки у тебя, чувак. Продай!
Кирилл посмотрел на свои ноги. Обычные, дешевые кроссовки. Может для нынешнего времени они правда классные. Накупить там этого китайского барахла, привезти сюда. Озолотеть можно быстро. Там, у себя, за грош купить, здесь за алтын продать. Может Максим такими вещами втихую занимается, потому держит все про свой аппарат в строжайшем секрете.
- Да нет, знаете ли. Подарок. Не могу. Так что с улицей? Где найти ее?
- Так вот она. От вокзала в обе стороны. Кто нужен. Я сам на этой улице живу. Наверное, всех знаю.
- Я сам найду. Спасибо!
Кирилл перешел пути по деревянному настилу, глянул номер на ближайшем доме, определился, в какую сторону идти. А идти никуда не нужно было. Как говорила Зоя, ее дом почти напротив вокзала. Вот нужный дом, нужный подъезд, нужный этаж, та квартира, в дверь которой нужно позвонить.
Даже после нескольких звонков Кириллу никто двери не открыл. Вышла соседка. Оглядела незнакомца с ног до головы. Фыркнула своеобразно. Потом, уходя, бросила уже за дверью.
- А нет Васьки дома. Жена погибла у него. В милицию его вызвали.
А о чем Осипов думал? Нужно было раньше приезжать. Если бы не Ирина, он на первой электричке уехал бы. А хотелось время потянуть, отсрочить час расставания с милой девушкой. Вот дождался. Теперь тяжело предсказать, когда Аршинов вернется домой. Милиция, морг, бюро ритуальных услуг, родственники, магазины. Хоть знать бы, как он выглядит. Но ждать надо.
Эх, нужно было бы к вечеру приезжать. Тогда больше бы времени провел с...
Ну что такое, ну о чем он? Ну нельзя так! Нужно брать себя в руки. Хватит! Пусть даже настоящая любовь поразила его в самое сердце. Эта любовь не может быть счастливой. Значит нужно о ней позабыть. Забыть! Как бы тяжело это не было.
Он начал спускаться по лестнице вниз. В подъезд вошел высокий, плотный мужчина. Они, расходясь, обменялись взглядами. Кирилл остановился, поглядел в сторону лестничной площадки, где он только что стоял у нужной двери. Мужчина встал именно у нее. Достал ключи. Открыл дверь. Осипов вернулся.
- Василий... Извините, отчество не помню. Мне нужно с Вами поговорить. Уделите мне несколько минут. Это для Вас важно.
- Идите сюда. Заходите.
В квартире мужчины прошли на кухню. Осипов сел на предложенный ему стул. Аршинов поставил греть чайник.
- Я слушаю Вас.
- Василий... Василий? Как все же Вас по отчеству?
- Просто Василий.
- Хорошо. Сначала я Вам вот что скажу. Я не имею права в силу определенных обстоятельств быть свидетелем. Я не могу сказать почему, но дела обстоят именно так. Вы поняли, о чем я говорю? Все что я Вам сейчас скажу, потом не смогу подтвердить ни на следствии, ни в суде.
- Вы о чем? Я ничего не понимаю.
- Я видел, как убили Вашу жену.
- Что? Как убили?
- Скорее всего, это несчастный случай, но выглядело все, как убийство.
- Я слушаю Вас.
Осипов в деталях описал все то, чему был свидетелем вчерашним вечером. Аршинов, выслушав, сел на стул, нахмурился. Чайник вовсю кипел, Василий не обращал на него внимания, он сидел, склонив голову и молчал. Кирилл поднялся, выключил газовую горелку под чайником.
- И что мне с этой информацией делать теперь? Положить ее в шкафчик? Рядом с Зоиными фотографиями? Она совершенно бесполезна, без Вашего подтверждения, как свидетеля.
- Но она никак не может быть лишней. Можно найти ту машину. Наверняка на ее кузове, на колесах остались какие-то следы после наезда. Из протекторов шин тяжело будет вымыть мелкие частички ткани и ... и плоти. А это серьезные улики. Это всеутверждающие улики.
- Вы говорите шишка от милиции там был? Кто же тогда станет копать под своих же. Абсурд.
- Здесь может быть не будут. Но есть область. Областная прокуратура. Есть средства массовой информации. Нужно подключить все, до чего можно только дотянуться.
- Все это пшик! А я Вас не выпущу. Я Вас скручу, свяжу, и вызову милицию, скажу, что Вы свидетель, который покрывает преступников. А это тоже преступление. А ну-ка, молодой, человек...
Аршинов встал, сделал шаг к сидящему Осипову, тот тоже поднялся.
- Послушайте, Василий, не делайте глупости. Я заранее извиняюсь, но я не буду себя вести как тряпичная кукла, Вам не удастся силой задержать меня. Не пытайтесь даже. Я не могу...
- А мне другого ничего не остается.
Аршинов кинулся вперед, но получив сильный встречный удар в место чуть ниже грудной клетки, свалился порожним мешком на пол.
- Я Вас предупреждал. Я понимаю все. Я близко у сердца держу Ваше горе. Но больше я ничем помочь Вам не могу. Извините и прощайте.
Кирилл почти бегом выбежал из подъезда и рванул в сторону от вокзала, понимая, что на перроне ждать нужной электрички ему нельзя. Если Аршинов, придя в себя, заявит в милицию, на платформе его будут искать и быстро найдут. Бомбилы! Такси. Деньги-то есть, осталось немного от менянных ста долларов.
- Слышь, шеф, до рабочего поселка, до Жмаково!
- А садись!
Ну вот и все. Коли судить по словам водилы – бомбилы, до рабочего поселка полчаса езды, там минут десять по самому поселку.
В подвал, и там ожидать чуда, чуда возвращения домой. Хватит. Не очень приветливо его встретило прошлое, и, если бы не встреча с Ириной, вообще все время, проведенное им здесь, можно было бы выкинуть из памяти. Хотя нет! Есть ведь еще Соня! Но в этом случае, в его счастливом разрешении, надо удостовериться в своем времени. Так ли все в его настоящем, в его действительности, как хотелось бы думать об этом.
Заехали в магазин. Бог его знает, сколько придется там, в подвале просидеть. Возможно, Максим отчаялся ждать его. Бросить, конечно же, не бросит, но может быть, думает, что случилось что-то с его подопечным, произошло что-то из ряда вон выходящее, и обратно ждать его уже не стоит. Ради успокоения собственной души будет включать свою коптильню раза два в сутки. Вот придется ждать часов десять, а то двенадцать.
Проезжали мимо площади, водитель ехал, руководствуясь Кирилловыми подсказками, мимо этого лобного места никак нельзя было проехать. Осипов из окна видел. Та, знакомая физиономия стояла около своего ларька и что-то рассказывал двум парням, торчавшим около него.
Страшное чувство гадливости и презрения к этому рослому парню вспыхнуло в нем. Хотелось попросить водителя свернуть, подъехать к ненавистной роже, вылезти из машины и просто размазать того по асфальту. Отвести душу и выпустить из себя всю злость на него. А потом будь что будет.
Так бы он наверняка поступил в его времени, в его настоящем. Где он хозяин сам себе и хозяин своей жизни. А здесь Кирилл в гостях, и есть человек, которому он дал честное слово, и который в какой-то мере несет за него ответственность. Он отвернулся, площадь быстро проехали, а вот вдалеке и нужный пустырь.
Машина по его указке остановилась. Он рассчитался с водителем, вышел из такси. Глянул на оставшиеся деньги. Хотел выбросить. Зачем они ему там. Тем более их осталось совсем немного. Но передумал. На память можно оставить.
Пустырь.
Кирилл огляделся. Вроде нет никого. Он вошел внутрь заброшенного сада. Присел на дорожку у входа в дом. Вверху чирикали воробьи. Он поднял голову. Улыбнулся. Жив вчерашний слеток, жив заморыш, орет благим матом, а кто-то из взрослых воробьев кормит его.
Он глубоко вздохнул. Вот если бы сейчас он сразу переместился в свое время, то там он бы выдохнул воздух из прошлого? А где он выдохнет воздух, набранный в себя в начале перемещения? Так же в будущем, или по дороге в него?
Забивает себе башку разной ерундой, а там, может быть, Максим на кнопки давит и переживает, что нет его пилигрима. Пора. Прощай, Ирина! Прощай, моя милая! Прощай, прошлый век!
Кирилл вошел в дом, спустился в подвал, сел на лежащую на полу фанеру. Поставил рядом пакет с той же краковской колбасой, батоном и бутылкой газированного напитка. Осмотрелся в полумраке. Достал из пакета привычный кружок колбасы, отломил половину, зажал в кулаке, вторую часть кинул в пакет, то же самое он сделал с батоном. Откусил хлеба, куснул колбасы, начал жевать. Какое-то легкое жужжание послышалось. Он напряг слух. Да жужжит где-то. И в кулаке, в котором зажата половина колбасы, жжет. Он развернул кулак, на конце полукруга колбасы был металлический кусочек, которым прижимался конец кишки. Он быстро грелся. Странно. А металл начал греться еще сильнее, запахло жареным мясом, пошел дымок. Кирилл отбросил колбасу, и на него начала снова опускаться белая мгла. Он испугался, набрал в себя побольше воздуха и задержал дыхание.
***
Он выдохнул. Открыл глаза и огляделся.
Незнакомая местность. Непривычные ряды построек, своеобразный ландшафт, все вокруг незнакомо. И чего-то сильно хочется. Понять чего – невозможно Или всего, или ничего. Ведь когда ничего не хочется, хочется, чтобы чего-нибудь хотелось.
Кириллу стало не по себе. Он зашел в первое попавшееся здание. И будто бы в больнице он, а может быть в армии. То ли в палате, то ли в казарме. То ли врач или же старшина, чему-то учат, наставляют, воспитывают. То ли халат на нем белый, то ли шинель серая. Не понять издалека. Уходит. Врач или старшина покидают его. Кирилл остается один. Вокруг множество кроватей, рядом с кроватями прикроватные тумбочки, ну как в казарме или в больнице. И больше никого. Он один. Кровати аккуратно застелены и все до одной пусты.
Вроде бы праздник сегодня, то ли Первое Мая, то ли Седьмое Ноября, слава Богу, Кирилл застал времена, когда эти дни за праздники почитали. Ожидается приезд родственников. И Осипов ожидает, когда приедет его мама. Ну вот, пришло время, посетители пошли. Народ появился. Кирилл бежит, куда-то вниз, там встречается с мамой. Но радости от встречи нет. Чем-то он очень недоволен. Может быть, она выпила перед тем, как прийти к нему. Нет, нет, она совсем не алкоголичка, но как простая русская женщина, иногда может приложиться к рюмке по настроению, на праздник. Но его всегда бесило, если он замечал в ней спиртное. Сам ведь выпить не дурак. Но терпеть не мог, если мама пригубит только. Вот, видимо, и теперь, на праздник, мама позволила себе капельку.
Сам Осипов злой, почти в бешенстве. А тут еще одна беда, провожает он к себе ее в палату или казарму, а там уже народу видимо – невидимо. Ни пройти, ни протолкнуться. Кирилл в этой толкотне не может найти ни своего помещения, ни своей кровати. Народ везде. Все повсюду занято. У кого-то чего-то он спрашивает, никто ему ничего не отвечает. Все занимаются своими делами.
Мама за сыном еле-еле поспевает. Наконец где-то в глубине одного из помещений видит он, пустую койку и бросается к ней. Как бы кто не занял ее раньше. Успел. Садится на нее. Оборачивается. Мамы нет нигде. Кирилл злится еще больше. Где она? Понимает, что еще одна ее провинность в том, что приехала она поздновато. Должна была раньше приехать, но, утоляя жажду души, припозднилась. Он ее ждет, а ее нет. Он в бешенстве. Но, наконец, Кирилл понимает, что она потеряла его, а потеряв, заблудилась в этой суете и толкучке. Кирилл пугается, бросает пустую кровать, бежит обратно. Ищет маму. Ее нигде нет.
Он бросается вниз по лестнице. Вроде, как бы там раздевалка. Прежде, чем подняться наверх, она должна была там раздеться. В нужном помещении оказывается тоже много народа. Он суетится там, кидается от одной стенки к другой, из одного угла в другой. Нет ее, нет мамы.
Наконец он видит ее, она надевает пальто, стоя к нему спиной, он подбегает, мама поворачивается. Нет, это не она. Это совершенно незнакомая женщина. Не мама! Он снова бегает в поисках ее.
В беготне Кирилл оказывается в каком-то стареньком деревенском домике. Здесь тоже немало народа. Он останавливается у одного из дверных проемов. В проеме Пьер Безухов. Именно Пьер Безухов. Живой и очень непохожий на того, кого играл Сергей Бондарчук. Кирилл оторопел от удивления. К Пьеру Безухову подходит женщина, удивительно похожая на него, на Безухова, наклоняется к нему, что-то шепчет на ухо. Кирилл спрашивает у стоящего рядом человека, мол, это его сестра? Но мужчина не слышит спрашивающего. Кирилл повторяет свой вопрос. Он снова не слышит ответа. Наконец после в третий раз повторенного вопроса его услышал сам Пьер Кириллович Безухов.
- Нет, - говорит он, улыбаясь, - то не сестра! Это мой брат. Сестренка умерла. Давно. А сегодня еще и мама моя умерла!
По его щеке скатывается слеза.
И вот теперь Кирилл понимает, что маму свою он уже не найдет никогда. Она ведь тоже умерла. Слезы градом бегут из его глаз. Ему хочется плакать и плакать, и плакать. Плакать, не прекращая. И он плачет.
Кто-то сзади легко и нежно гладит его по голове. Мама? Мама! Кирилл оборачивается. Нет, это не мама. Это... Это... Это Иринка! Это его Иринка!
- Ну что ты плачешь Кирилл? Мама видит нас с тобой, мама радуется тому, что у тебя есть я, а у меня есть ты. А если она радуется, чего же тогда плакать? Нужно тоже радоваться. Твои слезы уменьшат ее радость. Твоя радость ее утроит. Пойдем со мной. Я так соскучилась. Я так давно тебя не видела. Пойдем со мной.
Ирина нежно и весело улыбается, берет за руку Кирилла, и они вместе спускаются куда-то вниз по лестнице, с каждой очередной ступенькой, они глубже погружаются в белую кисею.
***
И тут белая мгла начала рассеиваться.
Кирилл выдохнул. Поднял голову, огляделся, но пока глаза отказывались воспринимать что-то. А вот слух уже функционировал.
- Ну привет, путешественник! С возвращением! Как себя чувствуешь?
Кирилл поворочал языком при закрытом рту. Кажется шевелится.
- Ничего вроде, - с большим трудом проговорил он.
Повернул голову в ту сторону, откуда слышался голос. А, ну вот и зрение воскресало. Вырисовывалась знакомая фигура, в которой он узнал Максима.
- Основные вопросы потом. Поднимайся, иди, приляг сюда, так тебе будет удобно. Есть, пить хочешь?
Осипов тяжело встал, с трудом прошел до предложенной ему кушетки, опрокинулся на нее.
- Попить бы! Чаю горячего, если можно. С малиновым варением.
- Горячий чай ждать надо, варенья никакого нет, а вот минералки много. Хлебни пока минеральной воды.
Несколько больших глотков свежего напитка возвратили силы и здоровье в Осипова. Он приподнялся на кушетке, посмотрел на Максима.
- Что? Получше стало? - спросил тот.
-Да мне и не было столь плохо. Так, бессилие какое-то, небольшое. Сейчас все будет нормально.
- Как путешествие? Есть что мне рассказать?
- Есть. А стоит ли?
- Ну не знаю, не знаю. Что считаешь нужным, можешь опустить, а в общих чертах надо впечатлениями поделиться. Сейчас, или попозже?
- Можно я вздремну с часок? А потом все расскажу.
- А почему нет? Тут у меня бяка какая-то выскочила. Немного со своим аппаратом повожусь. Я тихо буду. А ты подреми.
Спал Осипов недолго, даже меньше часа. Потом перекусил всухомятку и начал свой рассказ. Ничего он не сказал Максиму ни про Соню, ни про Зою, ни про ее супруга и, конечно же, ничего он не сказал про Ирину. Объяснил, почему так долго пропадал тем, что наехали уличные менялы, у которых он поменял доллары из нынешнего времени, пришлось бегать и прятаться. Максим слушал внимательно, только как-то странно улыбался. Но по нему было видно, он не очень верит всему тому, что Осипов рассказывает, а если верит, то не до конца.
- Все? Закончил? Оставим недоговоренное на твоей совести. Как рассказал, так будем считать и было. Про твою болезнь ничего сказать не могу, это тебе к докторам. Но на первый взгляд, по-моему, состояние твое изменилось в лучшую сторону. Ну дай Бог! Чего требовалось, то на выходе, возможно, получили.
- Максим. Тут неприятность такая.
- Ну, давай, рассказывай. Время правды наступило?
- Да не в том дело. Доллары пропали.
- Какие доллары?
- Димка деньги мне дал, тебе заплатить, а они у меня там исчезли.
- Какой Дима? За что заплатить?
Кириллу стало как-то не по себе.
- Димка, это тот, что меня привозил. Мы с Димкой с тобой где-то там, в городе встречались. Димка дал мне две тысячи долларов, потом я пересел к тебе в машину, и мы поехали сюда.
- Кирилл. Не знаю, про что ты. Может это последствия воздействия моего аппарата на твою память, но тебя ко мне привез не какой-то Дима, а мой старый товарищ, Николай, твой доктор. Никакого разговора об оплате мне не было. Так! Давай теперь разбираться. Ты менял сто долларов там?
- Да.
- Эти доллары дал тебе Дима, твой товарищ, который тебя сюда привозил, в куче с другими долларами? Они исчезли? Так?
- Все так. Все именно так.
Максим встал. Видно, что он занервничал. Походил немного по подвалу, достал телефон. Набрал номер. Но в тут связи не было. Он поднялся наверх. Он отсутствовал некоторое время. Потом спустился, взял стул, сел напротив Осипова.
- Расскажи мне о своем Диме. Кто он? Где живет? Чем занимается?
- Он музыкант, известный музыкант, играет джаз, живет в Москве. У него есть сын. Сын увлечен дзюдо, отличный спортсмен, на Европе в своем возрасте первенство взял. Теперь на соревнования в Америку уехал. Ну что еще о нем сказать? Не беден. Жена Светлана. Где она работает, не знаю. Мы с Димкой с детского сада дружим.
- Очень интересно. Весьма занимательно. Ну ладно, ты отдыхай пока, Колька выехал, часа через два-три будет здесь. Поедете с ним обратно.
- Максим, а что не так-то?
- Да Бог его знает, пока сам ничего понять не могу.
- Максим, а сколько я вам с Николаем должен?
- Нисколько.
- Ну почему так? Доктор из всей палаты выбирает меня. Сам меня сюда, если следовать твоим словам за спасибо привозит. Ты за просто так меня лечишь. Доктор отвозит домой, и все лишь за благодарность?
- Тяжело мне будет тебе объяснить Кирей! Поясню, почему Кирей. Нас было три друга. Я, Колька и Кирилл, которого мы Киреем звали. Мы воевали вместе. Было такое время. Кирей очень похож на тебя. Или ты на него. Однажды наше подразделение попало на засаду. Нас крепко поколошматили, рота наша отступила, а мы с Киреем не успели. Засели с ним в одной яме. И в эту яму летит граната. Потом наши по-новому атаковали, отбили и нас в яме. Меня не очень сильно осколками покусало, а вот Кирилл умер на операционном столе у Николая. И с тех пор Колька считает себя виноватым в смерти Кирея. А тут ты. Старше того Кирилла, который погиб, и моложе того, если бы он сейчас был жив. И очень сильно похож на него. Вот у Кольки вроде как крышу снесло. Захотелось ему во что бы то ни стало вытащить тебя из твоей этой сегодняшней ямы. Этим якобы он немного сгладит свою вину перед умершим нашим товарищем. Меня уговорил. Сам привез тебя. Просил все сделать быстрее. Мол, каждая минута дорога. Вот потому спасибо, а не прейскурант. Понял?
- Понять я понял. Только не вяжется что-то с моим прошлым. Меня навестил Димка. Они с женой на пару дней из Москвы приехали. Доктор с ним переговорил, и Димка привез меня сюда.
- Ты настаиваешь, что все было именно так?
- Да, настаиваю.
- Тяжеловато будет.
- Кому?
- Тебе не в последнюю очередь. Ну все. Отдыхай. Ждем Кольку. Ты точно ничего больше не хочешь мне сказать?
- Нет!
- Ну, как знаешь.
Максим ушел. О чем рассказывать? Куда не кинь, везде клин. Кругом он виноват. Светлане позвонил сам. Деньги поменял сам. Зою уговорил к платформе идти сам. Иринку на колени к себе посадил сам. Накуролесил. Прямо двадцать пять лет впаять можно, без права переписки, а то и высшую меру.
Что же все-таки с его головой и чего памятью? Почему все так? Может и остальное лишь плод его воображения. Да пусть все бы так лучше и было.
Ну нет! Иринку он не отдаст. Она настоящая. Она живая. Она любимая. И как ему кажется, она любящая. Все пусть забирают, все пускай на глюки его списывают. А Ирина нет. Она жизнь. Она часть жизни его. Она такая маленькая эта частичка, но такая значимая для него часть жизни. Кирилл аж захрипел негромко, словно он так боролся за свое настоящее в образе прекрасной юной девушки.
А Соня? А Сонечка?
Голова кругом.
Надо выбросить из нее все, что произошло с ним за последние два, нет, даже три дня. И жить тем настоящим, что у него есть.
А Ирина? Как быть с ней? А Ирина пусть живет в его душе вечно цветущей ромашкой. Другого для него, чем-то связанного с ней, нет.
Послышались шаги. В подвал спустились Максим и его бывший боевой товарищ, нынешний гражданский друг доктор, Коля, Николай, Николай Владимирович.
- Как дела, герой?
Это доктор, пожал руку и спросил.
- Нормально. Давно так себя хорошо не чувствовал.
- По тебе видно. Но раньше времени хвост не распускай, как глухарь на току. Проведем исследования, возьмем анализы, потом видно будет.
- Герой, говоришь?
Это уже Максим.
- Надо исследовать какой он герой. Со знаком плюс, или со знаком минус. Меня терзают смутные сомнения. Уж не набедокурил ли он там серьезно?
- Ладно, Борис! Отдай его пока мне. Потом разберемся.
Борис? Почему Борис? Какой Борис? Но Максим, названный Борисом, не возмутился, просто кивнул головой.
- Как скажешь.
- Ты это, Кирилл, поваляйся тут немного, я отдохну, больше трех часов за рулем. А потом домой. Вернее, в больницу.
Доктор с Максимом или Борисом ушли наверх, а Кирилл снова предался размышлениям. Они просто терзали его мозг.
Спустя некоторое время Максим ли... Борис ли позвал его сверху. Он поднялся.
- Ты готов?
- Всегда готов.
– Ну так поедем.
К мужчинам в прихожей из комнаты вышла молодая, очень миловидная женщина, она подошла к доктору, поцеловала его в щеку и тихо, с еле заметным акцентом пожелала им счастливого пути.
- Спасибо Таине, спасибо. В прошлый раз торопился, не заскочил к вам домой, не повидал тебя. Спасибо, что сама сюда приехала. А то бы снова не свиделись. Очень рад, Таине, видеть тебя. И вам всего хорошего, счастья вам. Удачи, Борис.
- И вам скатертью дорога, счастливого пути, то есть, - улыбнулся в ответ хозяин этого дома, которого Кирилл уже не знал, как называть.
- Мы с Танюшей вас дальше провожать не будем. Идите с Богом!
Кирилл подошел, пожал руку своему, возможно, исцелителю, улыбнулся, как он понял, его жене. Глянул на нее. Очень красивая женщина, но явно не славянка. И вообще непонятно по виду какого она рода племени. Таине жизнерадостно улыбнулась ему в ответ.
- Так Максим или Борис? Ничего не понимаю, - спросил Кирилл в машине у Николая Владимировича.
- Борис. Максим дед его был. По нему кличку такую с детства получил. А я не люблю клички. Что мы, псы что ли? Для меня он только Борис. Для тебя все равно, как хочешь. Ну что, дружище, поехали?
Взревел мотор, доктор любил видно газануть с места, машина выскочила сначала на улицу, потом прошмыгнула по площади, выехала на главную дорогу и взяла направление к родному городу.
***
Хотелось домой. Но Николай Владимирович не внял мольбам Кирилла, подвез его к больнице.
- Ничего страшного. Несколько дней, побудешь здесь. Возьмем анализы кое-какие, обследуешься. Отпущу, но ненадолго. Необходимо некоторое время побыть под нашим наблюдением. Иди к себе в палату. Располагайся. Завтра с самого утра начнем. Давай, отдыхай, путешественник.
Кирилл, понурив голову, пошел к входу в приемный покой.
- Да! Погоди! Постой!
Осипов остановился, обернулся.
- У тебя есть такой приятель? Дмитрий Маслов?
- Да. Это Димка. Замечательный человек. Джазмен. И вообще мужик настоящий. Мы с нем с детского сада дружим.
Кстати. Ведь есть телефон. Надо срочно ему позвонить. И узнать. Что на самом деле с Сонечкой. Столько времени он провалялся в подвале, а не догадался звякнуть другу. Да фиг ему со сметаной. Не позвонил бы. Телефон сел. Зарядка лежала в тумбочке у его кровати в палате.
- Джазмен, говоришь. Обожаю джаз. Но от таких музыкантов держался бы в стороне. Ты ему скажи, если он в следующий раз так будет себя вести, я его лично успокаивать больше не стану. Я его ментам сдам.
- Кого? Димку?
- Его. Дмитрия.
- За что?
- Он три дня подряд приходит пьяный в больницу, еле ногах держится, рвется к тебе в палату, буянит, говорит, что якобы за тобой должок. Денег должен ты ему, вот и пытается прорваться к тебе.
- Димка? Да, я должен ему. Но мы с ним говорили, что я отдам по возможности. Значит, что-то случилось. Как могло чего-то случиться? Как три дня? Мы с ним позавчера на его машине...
Кирилл замолчал. Он ничего не мог понять.
- Николай Владимирович, странный вопрос для Вас, но все же задам его, кто меня отвозил к Максиму, к Борису из больницы?
- Я. А ты что, не помнишь?
- Помню. Просто уточнил.
- Ну иди. До завтра!
- До свидания!
Кирилл поднялся к себе в палату, поставил на зарядку сотовый телефон, лег на кровать. Что же все-таки случилось? Как долго заряжается сотовый!
Минут пять спустя.
- Данный вид связи не доступен для абонента.
А еще раз.
- Данный вид связи не доступен для абонента.
Да что за ерунда?!
- Данный вид связи не доступен для абонента.
Если Димка вчера и позавчера приходил, значит, он здесь, не в Москве. А когда он в этом городе, он останавливается всегда у своей сестры. А у него есть номер мужа Димкиной сестры. Где он там в контактах?
- Ало! Ало! Сергей?! Привет, Сергей!
- Привет! Кто это? А, все вижу, Кирилл. Здорово Кирилл. Как ты чувствуешь себя? Говорили, что ты в больнице, чем-то захворал серьезным. Как дела? Здоровье на поправку идет?
- Да все нормально со мной. Ты мне скажи, Димка, где сейчас, здесь или у себя дома, в Москве?
- В какой Москве? Ты о чем? Пьет наш Дима, не просыхаясь, пьет. Как пил раньше, так и сейчас пьет. Скоро за Светкой при такой ретивости отправится.
- За какой Светкой? Куда он отправится?
- На кладбище! Куда же еще?
Кирилл вырубил телефон. По телу понеслись галопом мурашки, он покрылся холодным, почти ледяным потом.
Куда он вернулся? Это не его мир! Это не его реальность и действительность. Где он?
Он вскочил с кровати. Достал из тумбочки деньги, деньги настоящего времени, и бегом побежал из палаты к выходу.
- Сергей! Значит так. Считай, что моя болезнь привела меня почти к полной амнезии. Так что прошу тебя. Расскажи мне все о Димке. Начиная, ну скажем, с двухтысячного года. Или хотя бы с начала сегодняшнего года.
Сергей, женатый на сестре Дмитрия Маслова, странно посмотрел Осипова. Не похоже было, чтобы тот страдал амнезией.
- Ты меня так спрашиваешь, будто бы я его биографию конспектировал. Ничего попроще спросить не можешь?
- Он где сейчас живет постоянно?
- Там, где и жил всегда. У себя на Клубной.
- А в Москве?
- Чего ты меня опять про Москву спрашиваешь? Причем здесь Москва?
- Брррррррр! Тогда другой вопрос? Как Соня?
- Как и была. Сидит Соня. Третий год в тюрьме. Осталось еще семь лет.
Перед глазами Кирилла заиграли сполохи зарниц.
- За что она сидит? Сергей?
- За мать? Она же мать, Светлану, зарезала!
Кириллу стало плохо. Он откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза. Голова нестерпимо болела. Тошнило жутко. Наверное, он вырубился бы, если бы Сергей, увидав синюшность, проступившую на лице и страшную, болезненную гримасу, не подоспел с ватным тампоном, смоченным в нашатырном спирте. Осипов дернулся. Открыл глаза, все перед ним плыло. Зачем он возвращался? Ирина, Иринка, Иришка моя! Зачем ты меня отпустила от себя? Черт с ним. Что было бы там, то и было бы. Лучше умер бы там, в том счастливом для него мире. Иринка!!!
- Да что ж такое! За что она ее зарезала?
- Так Сонька на иглу подсела. Доигрались. Надышаться на нее не могли. Вот она родителям таким образом отплатила. Потом из дому ушла. Шлялась где-то несколько лет. Вернулась. Покоя своим не давала. Однажды, будучи в ломке, с ножом к матери. Дай деньги, и все! А у той нет ничего, пусто. Ведь тут еще Димка пить по-черному начал. Какие деньги? Она матери в бок ножом. Сорвала кольцо с нее обручальное. Менять на дозу пошла. Про мать не вспомнила. Пока Светлану обнаружили, она уж кровью истекла. Три года назад Светку похоронили. Царство ей…! Ты сам гроб ее нес на кладбище. Неужели ты даже этого не помнишь.
- Нет. Не помню. Такого в моей жизни не было.
- Что?
- Ничего. Проехали. А как Юрка?
- Какой Юрка?
- Сын их, Юрка. Как он?
- Кирилл, у тебя, по-видимому, крыша съехала, а не амнезия. Не было у них никогда сына. О каком сыне ты говоришь?
Ирина! Иринка! Иришка! Как я хочу к тебе!
- Вот так, Кирилл, все к чертям пошло. Светка на кладбище. Сонька в тюряге. Наверное, тоже долго не протянет. Больная она была, печень в труху. Да и Димка много не проживет. Пьет по-черному, гад. Все в доме пропил. Стены голые, матрац в углу на полу, да губастый граненый стакан, для очередной заправки водкой. Вот и все его богатство в квартире.
- Извини, Сергей! Извини, что потревожил тебя. Я ведь, честное слово, ничего об этом не знал. Забыл, вернее. Извини меня. Болезнь моя виною. Пойду я. Спасибо тебе. Пошел, я ведь из больницы самовольно сбежал. Попадет мне, а то вообще выгонят. А я не долечился. Всего доброго!
- Ты как себя чувствуешь? Дойдешь? Может отвезти тебя.
- Не стоит. Я на автобусе доеду. А то и пешочком пройдусь. Развеюсь. Мне нужно сейчас. Очень надо.
Кирилл шел по улице города. Мысли изнутри рвали мозг на части. Это ведь он все сделал. Желая принести радость в семью друга, и лишить их присутствия бесконечного по времени горя, он сотворил деяния во сто крат хуже.
Он, воскресив своим телефонным звонком Соню, дал ей просто передышку в несколько лет. Наркоманы долго не живут. Он убил ее мать, Светлану. Он, что вполне возможно, убьет ее отца, своего лучшего друга, Димку. А кроме того, он выстелил словами и обещаниями дорогу к месту ее гибели Зое. Он подарил надежду в настоящую любовь Ирине и тут же отнял ее. Он отобрал перспективу у мужа Зои на то, что убийцы его жены понесут наказание. Он дьявол во плоти. Куда бы он не наступил там, в том времени, он везде наследил кровавыми следами. Нет ему прощения ни в том времени, ни в этом. Взять веревку, да вздернуться к чертовой матери?
Да куда его несет!!! Ну и мысли! Это всегда успеется. Надо дать голове отдохнуть. А потом нужно садиться и думать. Думать. Думать. А сейчас надо выпить чего-нибудь крепкого. Даже не выпить, а напиться до безумия. Денег, современных денег для этого хватит у него.
Он зашел в ближайший продуктовый магазин, купил бутылку водки, яблоко и пластиковый стакан. Домой попасть он не мог. Ключи он отдал Дмитрию, когда тот его привез к Максиму. Теперь получается, что привозил его не Димка, а доктор? У кого же его ключи? По идее, они могли быть у Максима – Бориса, но он их не отдал вместе с телефоном, часами и документом. У доктора? И тот ни слова не сказал. Может, у него и квартиры нет? Может, воскресив Соню, он себе жизнь сломал? Подобрали его где-нибудь бомжом у помойки и благодаря тому, что он похож на боевого товарища доктора, не выбросили на второй день, а оставили, а потом при помощи другого боевого товарища Николая Владимировича к жизни вернули.
Нет, не станет он сегодня про себя все выпытывать. Напьется нынче до поросячьего визга. А завтра добьет себя же ответами на свои вопросы. А может, наоборот, силами пополнится, чтобы найти решение всех проблем и воплотить эти решения в жизнь. Переночует где-нибудь без кровати в своей квартире. Ночи теплые стоят. В сквере переспит, на скамейке. Здесь можно. Он в своем времени. Имеются, хочется верить, что есть те, кто выручит его в случае чего, кто поможет ему.
Он свернул в ближайший скверик, сел на траву за кустами, налил стакан, выпил. Давно не баловал алкоголем пищевод и желудок. И тот, и другой нестерпимо горели. А вдогонку второй стакан наполнил и снова выпил, чтобы потерять связь с реальным миром, который так гадок, так страшен.
***
Пятница.
Хорошее слово, обозначающее последний день рабочей недели. Для большого количества трудящихся нашей страны это слово стало чуть ли не синонимом понятия праздника, еженедельного праздника. А вот для Шепилова Виктора Павловича пятница была самым тяжелым днем рабочей недели. Не в физическом плане, в моральном.
И какой умник придумал отрезать у часа, предназначенного работникам на обед, пятнадцать минут? То есть, было принято решение сократить обеденный перерыв до сорока пяти минут. Как будто все, будучи очень пунктуальными и дисциплинированными, именно в этот промежуток времени стали укладываться. Да уж как бы не так. Как был раньше час, так он часом остался. Но, эти пятнадцать минут, украденных у обеденного времени, отнимали час из рабочего времени пятницы. Рабочий день в последний день рабочей недели заканчивался на час раньше. Наверное, для всех это решение было подарком. Для всех, кроме Виктора Павловича. Для него лишний час, проведенный дома с женой, был тяжелее часа, потраченного на работе.
А ведь как все хорошо начиналось.
Этой молодой, супружеской паре нельзя было не позавидовать. Она - ослепительная красавица, начинающая, но уже востребованная актриса кино. Он перспективный специалист, занимающий серьезную должность на одном из солидных предприятий, авторитетный и ценный инженер. Мужественен, брутален, симпатичен. Хорошая квартира в Москве, престижные автомобили, частые заграничные поездки... Не жизнь, вернее, все-таки жизнь, но жизнь сказочных героев.
Сказка продолжалась почти три года. Решились обзавестись потомством. Большого труда им это не стоило. Таким трудом в их замечательном возрасте, можно без устали до судного дня заниматься.
И тут дилемма. Ей поступает предложение, сняться в фильме, который по заверениям всех заинтересованных в нем лиц, должен стать бестселлером мировой киноиндустрии.
Имена спонсоров у всех на слуху, режиссер и сценарист динозавры отечественного кино и целая плеяда российских кинозвезд. Вот в такое неповторимое по своей яркости и значимости созвездие приглашают молодую красавицу. А она уже на втором месяце. Съемки же кинофильма планируют охватить не менее года по времени.
- Что делать? Витя?
- Милая моя, Аллочка! Да плюнь ты на все! У нас с тобой малыш будет. Наш с тобою ребенок! Какие такие звезды, съемки, деньги могут с этим сравниться? Деньги? Но ведь есть я. То, что зарабатываю я, нам на троих достаточно, еще оставаться будет. Родишь. Подрастет. Окрепнет. Пожалуйста! Снимайся на здоровье. Хоть в Голливуде. Радуй мир своим талантом и красотой.
- Не так все просто. Раз откажешь, потом приглашения уже не получить. И кто его знает. Что со мной после родов будет. Могу подурнеть. Может фигура испортиться, как пойдет в разнос! Я этим отказом могу вообще поставить крест на своей карьере в кино. А тут такие радужные перспективы! Нет! Просто так подобные вопросы решать нельзя. Надо подумать.
- О чем и о ком, милая, нам думать, кроме как о нем?
Виктор прижался щекой к животику Аллы.
- Ты представляешь кто там?! Это же наше с тобою дите! Мы вдвоем с тобой совершили чудо, мы с тобой создали новую жизнь. Прячем ее ото всех до поры, до времени, а потом явим его миру и удивим весь мир. Что тут думать?
- Нет, Витя, погоди, не будь столь категоричным. Не ставь жирную точку. Год, полтора, это для нас с тобой не срок. У нас тобой будет впереди еще время явить миру наше чудо. Надо отложить.
- Убить нашего ребенка?
- Это же еще не ребенок, Витенька, это эскиз нашего ребенка. Уничтожив чертеж здания, ты же не само здание уничтожаешь, а лишь его чертеж.
- Ну и сравнения у тебя, Алла! Мне даже страшно стало.
Жена оказалась сильнее духом. Виктор сдался.
А ничего дальше не получилось.
Спонсоры, на обещаниях прорекламировав то, что им было нужно и, получив от этого то, что им было необходимо, разбежались. Динозавров и кинозвезд растащили по другим проектам. Аллочка осталась у старухиного корыта. Мало того. Во второй раз зачать чудо у них не получалось. Вердикт докторов был страшен. Ничего уже не выйдет. В организме молодой женщины произошли необратимые изменения, которые несовместимы с деторождением. Алле не быть матерью.
И жизнь покатилась вниз под крутую горку.
Сначала выпала из обоймы востребованных артистов Алла. Более молодые, более предприимчивые, более наглые выхватывали жирные роли прямо из рук сценаристов. Эпизодические роли, массовки, небольшие роли в ужасных по качеству сериалах. Это все, что ей доставалось.
Алла не могла воспротивиться, она выжидала, а вдруг все вернется на круги своя. Ведь у нее талант. Ведь у нее красота. Настоящая красота настоящей женщины. А вот психика ее воспротивилась. Был серьезный срыв, после которого некоторое время пришлось даже полежать в больнице. Потом была долгая депрессия. Потом снова был срыв, снова депрессия. Частые приемы у дорогих, престижных психологов и психиатров. А это деньги, деньги, деньги.
Виктор уже не мог в полной мере отдавать себя работе, бегая между домом, работой и больницами. Он сначала потерял авторитет, а потом работу. Новая работа с тамошней зарплатой не могла уже покрывать расходов на врачей. И вот он влез сначала в долги, потом в кредиты. Затем пришлось продать машину, потом московскую квартиру. Переехали в небольшой провинциальный город. Мать Аллы оставила им свою квартиру, уехав на постоянное место жительства к сестре в деревню. Но деньги, оставшиеся после продажи московской квартиры, после погашения долгов и кредитов быстро закончились.
А Алее было все хуже и хуже.
Она не могла работать. Она, пораженная душевным недугом, была очень слаба. Она страшно похудела, глядя на нее не верилось, что человек может быть таким худым. Единственное, что было ей по силам, это тенью передвигаться по квартире, бесконечно курить и устраивать частые и долгие истерики.
Во всем до мелочей, что случилось с ней, с их нерожденным ребенком и в общем с их семьей, она обвиняла только мужа, Виктора. Обвиняла в том, что не смог он проявить мужской воли и настоять на том, чтобы Алла не пошла на такую жертву. Всякое возражение, любой ответ мужа вызывал в Алле очередную истерику, после которой она могла даже потерять сознание.
Она отстранилась полностью от мужа, но между тем строго следила, во сколько муж возвращается с работы, и этот пятничный лишний час был очень серьезной нагрузкой для психики самого Виктора.
И сегодня, придя домой и задохнувшись от крепкого сигаретного дыма, занавесившего все пространство квартиры, он первым делом услышал с кухни.
- Вот, ты пришел, и я здесь, а ребенок наш никогда не придет сюда, никогда не переступит порог этого дома. А ведь все было в твоих силах. Ты мог все сделать, так, чтобы мы жили вместе и счастливо.
Виктор разделся, разулся, прошел в комнату, сел на диван, включил телевизор. Сейчас надо дождаться, когда она с кухни пройдет в спальню, где, лежа на кровати, станет пускать в потолок клубы дыма. Тогда можно будет приготовить ужин себе, да и ей кашку жидкую сварить, ничего другого она не ела.
И впереди два выходных дня. В дымовой завесе, с нытьем, с плачем, с проклятиями в его сторону от жены. Мало кто из мужиков выдержал бы такую пытку жизнью. Но Виктор терпел. Виктор мучился и мирился. Ее мать не была здоровой женщиной. Нагрузку в виде ухода за дочкой в таком состоянии она не выдержала бы. А он сам считал, что во всем произошедшем есть немалая доля его вины. Вот и решил, что все это - его крест, за его провинности в жизни.
Позвонил знакомый. Очередной психиатр прописал какие-то редкие антидепрессанты, которые здесь невозможно было купить, и вот тому его знакомые доставили необходимое лекарство из-за границы.
- Я отъеду. Там таблетки для тебя привезли.
- Можешь не торопиться. Есть я не хочу. Ничего я не хочу. Я спать хочу. Не спала сегодня всю ночь.
Виктор оделся, ушел из дома.
***
Поездка к знакомому не заняла много времени. Если Алла сказала, что хочет спать, значит, она точно так поступит, она иногда могла спать сутками. А возвращаться домой не хотелось. Он выехал за город. Остановился у большого, покрытого ромашками луга. Вышел из машины, спустился к лугу и завалился навзничь на ромашки. Может заночевать тут, прямо здесь, на ромашковом лугу. Но она может проснуться. И тогда, если его не будет дома, истерика может затянуться на весь остаток вечера, а то на всю ночь.
Припарковав машину во дворе, Виктор посмотрел на окна своей квартиры. В окнах спальни и кухни света не было. Значит, она действительно спит. Во дворе стояли лавочки, Шепилов сел на одну из них, домой идти не хотелось.
- Не помешаю?
Шепилов обернулся. Высокий, худощавый мужчина, в зеленой футболке. На вид явно не трезв. Желания с пьяным разговаривать не было.
- А что, рядом других скамеек нет? Почему именно сюда?
- Есть лавочки. Но меня тяготит сейчас одиночество. Очень плохо мне. Я в любое время, если надоем, могу уйти. Поговорить хочется с кем-нибудь. Вроде я в родном городе, а куда пойти, кто меня поймет, кто примет мой разговор, не знаю. Всю жизнь прожил здесь, а сейчас одинок, как никогда.
- Вы решили, что мне интересно то, что вы мне сможете рассказать? Вы, скорее всего, ошибаетесь.
- А давайте выпьем? Вы не подумайте, я не алкоголик, действительно мне очень тяжко сегодня. Так тяжело, что больше не нашел никакой возможности сбросить с себя эту невыносимую ношу.
Вроде правда, на алкаша не похож. Сам Шепилов редко выпивал. А может правда выпить? Вот так. На улице. На лавочке. С незнакомым мужиком.
- А давайте. Надеюсь то, что предлагаете выпить, желудком переварится без каких бы то ни было последствий?
- Обижаете!
Мужчина сел рядом, поставил пакет на лавочку. Из него вынул бутылку дорогой водки, пару пластиковых стаканов, несколько яблок и бананов.
- Я уже выпил. Думал упаду после такого времени воздержания и такой дозы. Да не берет. А хочется напиться.
Мужчина разлил по стаканам водку, выпили, зажевали яблоками. Немного помолчали дуэтом.
- А хотите печальную сказку? Но не просто так. Мне хотелось бы, чтобы Вы, придумали ей счастливый конец.
- Можно попробовать.
- Жили два друга. У одного из них погибает дочка, маленькая еще умирает. Они позже рожают сына. Ну просто ангел во плоти вырастает. Можно только жить и радоваться. Но постоянно радоваться не получается. Друга и его жену мучает боль от потери дочери. И тут появляется добрый волшебник. Который, силами своего таланта и волшебства, отправляет второго друга в прошлое. Друг, помня о боли своего товарища и его жены спасает их дочь и радостный возвращается в свое время. И что он видит? Эта девочка наркоманка. Мало того, она убивает собственную мать, а друг его, от такой жизни стал запойным алкоголиком. И это еще не все. Никакого сына у этой несчастной семьи нет. Они, не потеряв дочь, не захотели второго ребенка. Этот человек, что бегал в прошлое, воскресив дьяволенка, убил ангела и их мать. Вполне возможно, что при такой жизни и друг этого человека недолго протянет. Как жить теперь тому, кто сея добро, пожал зло? И как печальную сказку завершить счастливым концом?
Мужчина налил еще раз в стаканы. Выпил.
- Меня Кириллом зовут.
Шепилов тоже выпил.
- Виктор Павлович Шепилов. Можно Виктор. Да, сказка действительно очень печальная. Но коли есть в сказке добрый волшебник, то почему ему не отвести от этой пагубной привычки спасенную девочку, почему не уговорить родить второго ребенка эту семью?
- Волшебник-то он волшебник. Но не все ему по силам. Твое окончание для этой сказки не подходит. Извини, я на «ты».
- Ничего страшного. А ты хочешь печальную сказку, для которой нельзя придумать счастливого конца?
- Давай.
- Жили двое. Семья. И все у них было. И молодость, и здоровье, и достаток. Но однажды они встали перед выбором. Что им нужно - личное счастье или карьера? Она выбрала карьеру. А он не смог ее переубедить. Они собственными руками... Вернее не так. С их согласия был убит ими позже не рожденный ребенок. В итоге ни карьеры, ни семейного счастья. Живут два больных, озлобленных от жизни такой человека. И он, представляешь, все чаще думает о том, а взять ее в охапку и с ней вместе в окно седьмого этажа.
- Это ты о себе?
- Не важно.
- Да я все понял. Твоя жена, боясь испортить карьеру, избавилась от ребенка, при твоем молчаливом согласии, и все полетело в тартарары?
- Ну понял, и ладно. Эту сказку отредактировать уже нельзя. В отличие от твоей. Потому что у тебя сказка, с волшебниками и феями, а у меня жизнь.
- Ах, если бы!
- Что?
- Да нет, ничего. Эх, сейчас бы в Жмаково. К самой замечательной девушке на свете. Да боюсь, что даже любовь к ней не заставит ничего забыть.
- Как ты сказал? Жмаково?
- Ну да.
- А там химзавода нет?
- Там есть какой-то завод, не знаю какой. Километрах в полутора от рабочего поселка. Я недолго там был.
- Может быть и он. Расстояние от поселка примерно такое. Там, в поселке площадь еще небольшая. Ларьками по кругу уставленная. Бывал я там.
- Точно, есть площадь. И ларьков навалом вокруг нее. А ты какими судьбами в Жмаково оказался?
- Приватизировали тот химзавод. И начали оборудование заводское распродавать. Так я туда почти на месяц по своей работе катался. Там линия одна, импортная, почитай задаром отдавалась. А нам как раз нечто подобное нужно было. Вот мы ездили, опробовали ее, демонтировали, упаковали, погрузили, увезли. Да это ведь ровно двадцать лет назад было. Летом девяносто седьмого.
- До чего же тесен мир. А по сто грамм?
- Да можно. А ты какими судьбами там?
- По волшебству.
- Да ну тебя!
Кирилл снова наполнил пластиковые стаканы. Выпили.
Стемнело. Но Виктор не спешил домой, а Осипову идти сегодня было некуда.
- Ты знаешь, Кирилл. А твоей сказке можно придумать счастливый конец. Если волшебник не может отвести от девочки этот недуг, если он не может силой своего волшебства заставить эту семейную пару зачать второго ребенка. Он может встретиться с ними в прошлом. Это же ему под силу. И убедить их поступить так, как нужно для них. Даже второй ребенок может многое изменить в их жизни. Небось, разбаловали девчонку, оттого такой и выросла. Ты чего?
Кирилл отвернулся и смотрел в одну точку. Молчал.
- Ты чего? Что-то случилось?
- Да нет. Но знаешь, ты ведь идею подсказал.
- Хм, идея. А ты что, писатель? Сказочник?
- Не дал Господь слова красиво складывать. Не умею. Эх, выпить бы еще, за такую подсказку. Да все закончилось. И поздно уже, все торговые точки закрыты, а в тех, что торгуют из-под полы, страшно брать.
- У меня в машине коньяк есть. Будешь?
- А почему нет? Благородный напиток.
С час еще сидели вновь познакомившиеся мужчины. Но это время они больше молчали, нежели разговаривали. Пили молча коньяк. Каждый думал о своем. Наконец Виктор поднялся.
- Наверное, пора, Кирилл. Надо отоспаться к утру. Мне каждый день нужно встречать во всеоружии.
- Да, конечно, о чем разговор. Всего самого хорошего. Спасибо, за вечер. Спасибо за беседу.
- Погоди, ты сказал, тебе переночевать негде. Домой пригласить не смогу. Не осмелюсь. А вот место на заднем сидении автомобиля своего могу предложить. Как тебя, устроит такая гостиница?
- А почему бы нет? Вполне. Бывало и хуже.
- Ты если завтра уйдешь рано, дверь просто захлопни.
- Будет сделано.
- Ну давай, прощай. Не увидимся, наверное, больше.
- Ну почему нет? Кто знает? Дай мне свой прежний московский адрес.
- Зачем тебе московский?
- Так здесь-то я тебя найду. Московский дай. Так, на крайний случай.
Виктор пожал плечами, достал из бардачка блокнот, авторучку, написал на листочке адрес, передал Кириллу. Тот аккуратно сложил бумагу, положил в задний карман, застегнул на молнию.
- Осталось только обняться на прощание. - улыбнулся Виктор.
- Ну давай без сентиментальностей. Значит, ты проклинаешь тот час, когда дал согласие жене на то, чтобы она... Ну это...
- О чем ты?! Забудь... Проклинаю, конечно. Все, давай!
- Давай.
Они пожали друг другу руки. Кирилл полез на заднее сидение автомобиля, Виктор нетвердо зашагал в сторону своего подъезда.
Было поздно. Кирилл быстро уснул. Недолго ворочался в кровати и Виктор.
Еще один день текущего года приказал всем долго жить.
***
Перед тем, как на следующее утро Кирилл хотел примостить свое тело, уставшее за вчерашний прошедший день, на больничной койке, он с остервенением чистил зубы, долго полоскал рот, но чувствовал, «аромат» от него после вчерашнего хлещет убийственный. Вечер вчерашний по-новому, без участия Максима с его аппаратом пережить невозможно, да, скорее всего, не стоит.
Кирилл по-тихому пробрался в свою палату, лег, накрылся одеялом с головой и затих.
Николай Владимирович с порога, у дверей, почувствовал резкий, удушающий запах ядреного перегара. Он окинул взглядом палату. Если кто-то вчера тешил себя большими дозами алкоголя, то этим кем-то мог быть только один его больной.
Он подошел к кровати Кирилла и сбросил с него одеяло. Тот глазами серьезно провинившейся собаки смотрел снизу вверх на доктора.
- Здравствуйте!
- Я не понял! Ты сдурел? Ты, что, здоровым себя почувствовал? Ты что делаешь? Ты что меня заставляешь делать?
- Николай Владимирович. Поговорить нужно. Я все объясню.
- Я тебе жена что ли, чтобы ты объяснялся передо мной? Нам не о чем разговаривать. Сестра! Сестра! Позовите там старшую сестру!
- Доктор, ради Бога, нам нужно поговорить!
Прибежала в палату старшая сестра.
- Этому! Алкашу! Капельницу немедленно. Литра на три. И не какой-нибудь там физраствор, а так чтобы неприятно было. Чтобы запомнилось. И судно из-под него убрать. Пусть под себя ходит!
- Хорошо. Сейчас поставим.
Сестра убежала.
- Доктор. Ну разрешите поговорить с Вами. Недолго. Минут десять. Даже пяти, может, хватит. А потом хоть капельницу, хоть клизму, хоть ампутацию чего угодно. Разрешите, я постараюсь все вкратце.
- Хорошо, говори.
- Не здесь доктор. Только не здесь.
Николай Владимирович долго пережевывал и переваривал все то, что рассказал ему Кирилл. А он поведал о приключениях в прошлом все, почти все. Кроме того, что там встретил Ирину. Дорогую, любимую Ирину. Это только его одного страничка в его же жизни.
Доктор встал, прошел к окну. И не поворачиваясь к собеседнику, заговорил с ним оттуда.
- Все это в большей мере похоже на пьяный бред, который, вполне возможно был у тебя этой ночью. Состояние, по сути, подходящее для этого у тебя.
- Все мною рассказанное, к сожалению, не бред. Я бы многое в жизни отдал, чтобы это было бредом. Дмитрий меня отвозил, он доллары мне давал, он известный в стране музыкант, он сам пишет музыку, его сын очень перспективный спортсмен. И если бы не я, он не приходил бы сюда и не рвался пьяным ко мне, за долгом. Погодите! Если он помнит про долг, а я ему двумя тысячами долларов обязан, то как все это разложить по полочкам? Сам пьет беспробудно, отвозили меня Вы. Тогда как он может о долге помнить? Ничего не понимаю. Где теперь мои ключи от квартиры? Я ведь их передавал другу, Дмитрию, а отвозили по теперешнему факту меня Вы. У Вас нет случайно моих ключей?
- Нет. Мне ты ничего не передавал. Сколько ты ему должен? Две тысячи долларов? Снова бред! Он заикался там чего-то о пятистах рублей. Никаких речей о долларах не было. Надо с Борисом переговорить. Могло такое с тобой случиться или нет. Ты посиди здесь, я пойду ему позвоню.
Долго доктор разговаривал с Максимом – Борисом. Длительное время в ожидании томился Осипов. И вот Николай Владимирович пришел.
- В это тяжело поверить, в это невозможно проверить, но все может быть. Так считает Борис. И я тоже так сейчас думаю. Если это так... Ну и натворил ты делов... И как выходить из этой ситуации?
- Отправьте меня обратно? Туда. Пусть Максим меня пошлет. Может быть, Вы сможете его убедить.
- И что ты хочешь там сделать? Убить маленькую девочку? Сам себе сказать там, чтобы не звонил? Записку для себя на лавочке оставить? Не понимаю, каким может быть выход из данной ситуации.
- Ну что Вы говорите! Я никак не смогу повлиять на те свои действия, что сделано, то сделано. Девочка жива, и лишить ее повторно жизни я не позволю себе никакими методами и способами. Есть другой вариант. Попробовать убедить друга в том, отчего он в дальнейшем отказался при живой дочери. И попробую как-то спасти Зою. Ведь если бы не я, они могли и сейчас жить с мужем счастливо. С такой женщиной нельзя быть несчастным.
- Послушай! А ты не боишься повторными своими действиями сделать еще хуже? Неужели твоя бурная деятельность в прошлом не научила тебя ничему? Тебя не пугают новые последствия?
- А что может быть хуже для Дмитрия? Что может быть хуже для Аршинова? Вы знаете? Я не представляю себе.
- А этот? Кто сбил женщину? Он хоть и преступник, но ты не вправе судить его, не вправе подвергать наказаниям, которые могут настигнуть совершившего преступление, после твоих действий там. Я не знаю, как быть.
- Поговорите с Максимом. С Борисом, то есть. Я уверен в том, что все будет хорошо. Переговорите, пожалуйста.
Доктор вздохнул. Сел. Потом посмотрел на Кирилла.
- Ты иди в палату. Капельницу пусть тебе все-таки сделают. Не бойся. Старшая медсестра не изверг, чтобы подвергать тебя истязаниям. А я подумаю, позвоню еще Борису. Потом поговорим.
Капельница хорошо помогла. Осипов чувствовал себя намного лучше. Однако снова тяготило долгое ожидание. Он змеем, сдирающим с себя кожу, крутился на кровати.
Прошло два часа, а доктор не приходил и не вызывал к себе. Хотя, если бы пришел быстро, то скорее всего, явился бы с отказом. Наконец Николай Владимирович заглянул в палату и знаками позвал за собой.
- Борис не согласился и не отказал. Нужно ехать к нему. Я отвезти тебя не смогу. У меня эти выходные расписаны. Если есть, кому тебя отвезти. Езжай. Там, на месте, все оговорите. Можешь вернуться ни с чем. Но я, что мог, то сделал. Я боюсь тебя отпускать, я пока не знаю, что с твоей болезнью. Но противиться тебе, если ты сам того хочешь, не стану. Поезжай.
- Я нормально себя чувствую. У меня есть машина. Старенькая, но бегает пока. Спасибо! Спасибо, Николай Владимирович! Огромное спасибо!
- Да, и еще. Было у жены от старых сбережений. Хранила. Попросил, привезла. Возьми. Потом рассчитаемся.
- Что это?
- Доллары из прошлого века. Все старше девяносто седьмого года.
- Да что Вы? Сговорились что ли? Не возьму деньги. И зачем их там мне столько? Не возьму я!
- Так, давай в палату! Я звоню Борису. Все отменяется. Быстро в палату!
Последние слова Николай Владимирович почти прокричал.
- Ладно! Хорошо, хорошо! Только зачем столько?
- Ты слишком активен в прошлом. Возможно, этого будет мало. А может, не получится вообще ничего. Вернешься ни с чем. Все отдашь тогда. Какая машина у тебя? Ни прав, ни ключей от квартиры, где, скорее всего, ключи от автомашины твоей лежат и нужные документы. Дверь ломать будешь?
- У меня вчера от всего того, что увидел, мозги отключились. Есть ключи. У соседки лежат запасные. Она мамины цветы поливает. Была бы сама квартира у меня в наличии. Да машина бы была. Я пойду?
- Отдохни сегодня дома. Начни с завтрашнего утра. Так лучше будет. Ну давай руку пожму что ли, на удачу.
Осипов домой бежал бегом. Он не смог выдержать на остановке пяти минут ожидания своего автобуса. Его квартира, ключи у соседки, права и ключи от машины документы на нее были в положенном месте. Вот еще бы старая "Волга" завелась, которую не заводили полгода.
***
Какой завтра?
Нет сил ждать! Ехать только сегодня.
Аккумулятор, конечно, сел. Нужен кто-то из автовладельцев, от машины которого попробовать прикурить и завести свою. Но никого не во дворе было. Все разъехались в солнечный субботний день. Кому охота в жарким летним днем в стенах квартиры себя запирать. Надо подождать. А может быть Сергея попросить? Родственника Дмитрия. Он неплохой мужик. Да и в технике хорошо шарит. Вдруг не заведется старенькое авто, от нее всего ожидать можно.
Подождал еще с полчаса. Двор был пуст. Кирилл взялся за телефон.
Сергей не обиделся, не разозлился. Надо, значит надо. Приехал. Прикурили. Потрепанная временем и ухабами "Волга" на удивление завелась с полоборота. Поблагодарив Сергея, Осипов двинулся в дорогу, по пути, заправившись под завязку.
Только проехав больше половины дороги, Кирилл, к своему ужасу, вспомнил. Он ведь не знает, где живет в том городе Максим – Борис. Ему не известен номер его телефона и телефона его друга, доктора. Он приблизительно знает, где тот дом с подвалом в рабочем поселке. Но возвращаться, чтобы все, что нужно узнать у Николая Владимировича не хотелось.
Он никогда не был суеверным. Но на сей раз он свое возвращение считал очень плохим знаком. Ничего. Поживет в машине и покараулит Бориса у его загородного дома. Хоть неделю. Да пускай больше. Сколько надо, столько ждать будет. Так ведь есть чем заняться во время ожидания.
Сам Аршинов, если поверит Кириллу, конечно же, согласится на то, чтобы Осипов изменил его настоящее в прошлом. А вдруг он сейчас женат на молодой, красивой женщине и вполне счастлив, давно забыл про бедную Зою. Что тогда делать? А вот об этом раньше Осипов не подумал. Пока не стоит, не стоит о плохом помышлять. Которое может быть хорошим для Аршинова? Не стоит просто об этом думать. В любом случае Зоя должна жить!
Город.
Вокзал.
Улица Пристанционная.
Знакомый подъезд не ремонтировался, наверное, со времени последнего посещения его Кириллом. Но разрухи не было. Грязновато немного, но умели в те советские времена ремонтировать подъезды. Такую краску накладывали, хоть и страшной была на вид, зато крепкой как броня.
Нужная дверь. И сейчас вышла соседка на лестничную клетку. Так же на вид совсем неизменившаяся за прошедшие двадцать лет.
- Если ты к Василию, звони дольше. Спит он в выходные дни. Все дни в кровати. Как ему спать не надоедает?!
- А он один? Один живет?
- Да как жена погибла, так один с того времени. Жми дольше.
Соседка спустилась вниз по лестнице. Кирилл нажал на звонок. Да, действительно, минут пять пришлось звонить, прежде чем из полуоткрытой двери выглянуло запанное, худое, болезненное лицо.
- Вы к кому?
- К Вам, Василий, не знаю отчества, извините.
- По какому вопросу?
- Поговорить нужно. Это очень важно для Вас.
Аршинов неприлично долго рассматривал Осипова, потом кивнул, распахнул дверь.
- Проходите. На кухню. Можно не разуваться.
Как он изменился. Он был до безобразия худ, шел на кухню, сильно горбатясь и шаркая стоптанными тапочками.
На кухне сели точно так же, как это было в прошлый раз.
- Вы должны сейчас выслушать меня очень внимательно. От того как пройдет наш разговор, может измениться не только Ваше настоящее, но, на что я очень надеюсь, и прошлое Ваше.
Аршинов снова принялся разглядывать лицо Кирилла. При этом он молчал, лишь на скулах ходили желваки.
- То, что я Вам скажу, не является предметом моей больной фантазии. Прошу Вас, примите все, что я расскажу, очень серьезно, и нам нужно будет с Вами принять в конце нашего разговора решение.
- Скажите, молодой человек, мы с Вами раньше не встречались? - наконец подал голос Аршинов.
- И об этом будет речь. Вы готовы выслушать меня? Еще раз прошу Вас, все, что покажется Вам безумием, не является таковым. Слушайте внимательно меня и постарайтесь не перебивать.
Аршинов снова напряг желваки.
- Я Вас слушаю.
Кирилл набрал побольше воздуха в легкие, шумно выдохнул.
- Мы встречались с Вами. Двадцать лет назад. В то время, когда погибла Ваша жена. Встречались здесь, разговаривали, потом Вы бросились на меня, я Вас ударил и ушел. Помните?
- Ну да, да, да!!! И зачем теперь Вы пришли? Поковыряться в моих старых ранах? Непонятно только, Вы что, купили себе вечную молодость?
- Вряд ли мой возраст можно назвать молодостью, но и вечную зрелость, увы, за деньги не купишь. Успокойтесь и слушайте меня внимательно. Я действительно не мог Вам ничем помочь в тот день. Я принимал участие в одном секретном эксперименте и неожиданно для всех оказался в то время и в том месте, где убили Вашу жену. При любых обстоятельствах я не мог явить себя тому обществу. Не мог. Не хмурьтесь и не старайтесь выдавить из себя насмешку. Я пришел к Вам с предложением, которое Вас вполне может устроить?
- Какое еще предложение? Вывести этих сволочей на чистую воду? Давно срок давности вышел. Они не понесут никакого наказания. Тем более, бывший начальник милиции в области, на генеральской должности, бывший уголовный авторитет Лука в кресле мэра хорошо устроился. Тут даже обструкции через средства массой информации не получится организовать. Задавят.
- Все намного сложнее, и куда с более счастливым результатом может завершиться для всех. Я могу попробовать отвести беду от Зои в прошлом. Не обещаю, что отведу, но очень постараюсь подобное сделать.
- Значит, мне просто принять на веру Ваш бред? А почему Вы не сделали этого раньше? Что Вам мешало раньше это сделать?
- Время. Для Вас времени с момента гибели жены до сего дня, прошло двадцать лет. Для меня всего около трех суток. Сейчас тоже есть определенные проблемы, в частности, я не могу просто все сделать, не получив Вашего на то согласия и согласия непосредственного виновника в гибели Вашей жены.
- Это почему так?
- Я уже натворил дел. Я отвел колоссальную беду от семьи друга, что в итоге завершилось еще большей для них трагедией. Изменив что-то сейчас в прошлом, я могу серьезно изменить Вашу жизнь в настоящем и не смогу дать никаких гарантий, что изменения будут в лучшую сторону. Поэтому мне нужно Ваше согласие.
Аршинов снова пристально начал смотреть на Кирилла. Тому стало неловко. Он отвел глаза.
- Не знаю, как Вас зовут. Я не смог, к моему сожалению, Вам набить рожу тогда, в то время. Уж тем более не смогу сделать это сейчас. Я слаб и болен. А Вы знаете, так хочется!
- Да все я знаю. Все я понимаю. Я же не сволочь последняя. Ну неужели мой нынешний внешний вид, мой рассказ о том, как погибла Зоя, знание мною Вашего домашнего адреса не призывают Вас хотя бы попробовать уцепиться за тонюсенькую соломинку, которую я Вам протягиваю?
Аршинов молчал. Молчал долго. Встал. Прошел до окна. Стоял у окна и молчал. Наконец повернулся к Осипову.
- Что от меня нужно?
- Я не спрашиваю Вас о Вашем согласии. Ведь да? Вы согласны?
Аршинов снова молчал.
- Ну так что? Да?
- Да!
- Вам нужно добиться устного согласия от этого, как его? Вы его знаете? Того, кто задавил Зою.
- Вальцова? Андрея Николаевича?
- Если он сидел в тот момент за рулем того автомобиля, то да. От него. Вы можете его найти.
- Меня в последнее время чего-то тянет к нему. Хочется встретиться. Посмотреть ему в глаза. Поговорить. Я часто хожу в парк. Где он иногда прогуливает себя по вечерам выходных дней. Бывает, встречаемся. Он, конечно же, меня не узнает. А мне не хватает смелости подойти к нему. Сегодня суббота? Вот, может быть сегодня снова он в том парке.
- Я понял, что Вы согласны поговорить с ним.
- Да.
- Так идите в парк!!!
Калитка, ворота в загородном доме Максима были закрыты. Нажатие на кнопку звонка никаких результатов не дали. Ну как он мог упустить такой важный момент? Можно позвонить Сергею. В родной город. Тот доедет до доктора и узнает все, что нужно знать здесь Кириллу. Но как боевые товарищи посмотрят на то, что Осипов вовлекает в эту историю новых посторонних лиц. Нет, не стоит этого делать. Он оторвал листок бумаги, написал:
«Максим, извини, это Кирилл. У меня нет ни твоего адреса, ни номера твоего телефона. Нет также номера телефона доктора. Я не могу связаться с тобой. Позвони, пожалуйста, мне». Дописав в конце номер своего мобильного телефона, Осипов прикрепил записку на видное место к калитке. Сел в машину и рванул туда. В ту сторону, куда стремилось все его существо.
Вот он. Тот проселок. Он свернул. Вот платформа. Он оставил здесь машину и пошел пешком в сторону ее дома. Хоть одним глазком посмотреть. Хоть одним глазком глянуть.
У дома играли маленькие дети. Ну что же. Жизнь она и есть жизнь. Двадцать лет монашкой не проживешь. Хотя что-то маловаты дети для нее. Ей сейчас наверняка около сорока. А детям не больше пяти.
Стыдно было подглядывать взрослому мужику за кем бы то ни было. Но он хотел дождаться, чтобы из дома вышел кто-нибудь из взрослых. И вот вышла женщина. Молода, лет двадцать пять, не больше. Он справился со своей нерешительностью, встал и подошел к забору.
- Здравствуйте! Извините! Извините, пожалуйста!
Женщина обернулась в его сторону.
- Здесь раньше девушка жила. Ирина. Вы не родственница ей?
- Здравствуйте! Нет, не родственница. Они с матерью продали этот дом. Давно уже. Другим людям. А мы у новых хозяев просто снимаем его.
- А Вы не знаете, где я могу найти Ирину?
- Вот это точно мне неизвестно. В рабочем поселке, наверно. Вроде, мама там ее живет. Не знаю, извините.
Мама? Там тетка ее живет, как она говорила. А тетка фельдшером работает. Значит надо найти в поселке фельдшерский пункт, а там уж точно знают имя и место жительства своей сотрудницы.
Однако фельдшерский пункт давно не работал. А тетя Ирины, судя по прошедшему времени давно должна была быть на пенсии. О чем он вначале не подумал. От первых двух неудач в поисках Ирины, руки у Кирилла не опустились. Он все же решил продолжить поиски, ожидая получения согласия от, как его там… Вальцова. И найти Максима.
***
В воскресенье записка оставалась на месте. Все было без изменения и в понедельник, и во вторник. Не приходило известей от Василия Гавриловича. Кирилл не хотел тревожить его, понимая состояние бедного старика. Хотя, вряд ли другие мужчины в его возрасте выглядят такими постаревшими. Видимо, досталось ему в жизни. Наказала его судьба не только смертью жены.
Время в ожидании известий от Аршинова и встречи с Максимом тянулось страшно долго. Поиски Ирины и ее родственников результатов не давал. Кирилл просто убивал время, страдая при этом.
В среду же сразу два события.
Подъезжая к загородному дому Максима, Осипов понял издалека, кто-то в доме есть. Окна на втором этаже были приоткрыты.
Калитку отворила жена Максима, Таине. Она мило улыбнулась гостю. Пригласила в дом. Напоила чаем.
- Я помню Вас. Я видела Вашу записку. Я позвонила мужу. Он сказал, что свяжется с Вами. Ждите! Раз он сказал, значит сделает.
- Извините, извините за странный вопрос, а Вы ведь не местная? Вы издалека?
Таине снова улыбнулась, улыбка получилась какой-то таинственной, как ее имя.
- Вам даже тяжело будет понять, из какого я далека. Не спрашивайте меня, пожалуйста, об этом? А Вы, где все это время живете?
- В машине. В поселке гостиницы нет. На квартиру на неделю не пускают. Минимум месяц. Ничего. Я уже привык.
- Так оставайтесь сегодня здесь. Муж сюда к Вам приедет. Он ото всех знакомых в секрете держал месторасположение этого дома. Для Вас это уже не секрет. В холодильнике есть кое-что, чем можно перекусить. Если любите и умеете готовить, тоже без проблем. Всего понемногу имеется.
- Ну если только переночевать. Подвал открыт? Там удобно.
- Что Вы! Сейфовые замки! Муж боится даже глаз посторонних. Вот, в гостиной есть диван, белье в шкафу.
- Ну спасибо! А Вы как до города?
- На автобусе. Скоро уйду.
- Так давайте я Вас отвезу.
- Не стоит. Я люблю на автобусе, с людьми.
Вскоре Таине и правда ушла. Кирилл прошел в гостиную, включил телевизор. Прилег на диван. Почти задремал.
Около шести вечера позвонил Максим.
- Привет, путешественник! Не терпится снова мир изменить?
- Так то не с радости. То с беды большой!
- А не боишься еще хуже сделать?
- Очень боюсь. Но стоит все равно попробовать.
- А если?
- Ну тогда до последнего дня буду локти кусать себе и голову пеплом посыпать.
- Где же столько пепла возьмешь?
- Да вот надеждой только и живу, что не понадобится он.
- Ладно. Ты там особенно не рисуйся у дома. Завтра приеду утром. Все на месте оговорим. Давай!
- До свидания!
А в десять вечера позвонил Аршинов. Он передал, что встречался с Вальцовым, тот дал свое согласие. В правдивости слов Василия вряд ли стоило сомневаться. Захотел бы тот обмануть Осипова, намного раньше бы сказал о согласии виновника в смерти его жены. Да если даже обманул, часть ответственности за случившееся переляжет на его плечи. А уж только от этого дышать было легче.
А Аршинов не врал. Вальцов после встречи с Аркадием Львовичем действительно решил встретиться с мужем погибшей по его вине женщины. Он до этого давал указания своему водителю, чтобы тот постарался найти старика. Не для каких-либо безумных разговоров с ним, по поводу возвращения его жены. Для серьезного разговора, вплоть до угроз.
Водитель оказался бессилен, он никого не нашел. Но выходя из дома Коганова, Вальцова вдруг осенило, где он может сам встретить Аршинова.
- Вези к парку меня. К тому, что у моего дома. - приказал он водителю, вызванному в субботний день.
- Так поздно?
- Тебе какая разница. Привезешь и там меня оставишь. А сам домой езжай. У меня встреча там будет.
- Хорошо. Может с Вами побыть. Поздно уже.
- Нет.
Около получаса Вальцов обивал ноги об асфальтовые дорожки парка. И когда уже решил идти домой, увидел впереди себя знакомую, высокую, худую фигуру, очень похожую на фигуру беспокоившей его еженощно тени.
- Аршинов! Или как тебя там?! Аршинов! Подожди!
Фигура обернулась, и двинулась навстречу Андрею Николаевичу. Да, это действительно был он, он, который из его снов.
- Что ты там мне городил насчет моего согласия?
- Здравствуйте! Один человек, знакомый мне, можно сказать, ученый, участвует в одном секретном проекте. Он, если Вы дадите свое согласие, может изменить прошлое и вернуть жизнь моей жене, Зое.
- Странно.
- Что странно?
- Странно, что он не хочет вторую мировую войну предотвратить, аварию в Чернобыле или хотя бы пожар в одном из развлекательных центров. Он там мог бы сколько жизней спасти?
- Мне ничего об этом не известно.
- Тоже странно. Предлагаете мне Бог знает что, а сами даже не представляете, как это все будет происходить и чем закончится.
- Вот поэтому и нужно Ваше согласие.
- Почему, поэтому?
- Никто не может знать, что с нами произойдет в настоящем, если что-то изменится в прошлом.
- То есть?
- Ваше настоящее может сильно поменяться. Вы понимаете это?
- А что со мной произойдет? Моей женой будет хромая овца, я буду предводителем племени жестоких каннибалов, или наоборот я Нобелевскую премию получу в области, к примеру, литературы?
- Никто не может знать об этом. Никто. Потому и нужно Ваше согласие.
Вальцов отошел от Аршинова, сел на ближайшую скамейку, внимательно посмотрел на собеседника.
- Я не знаю, кто из вас сумасшедший, Вы, или тот, кто Вам весь этот бред навязывает. Согласие дать недолго и нетрудно. Если я соглашусь, Вы перестанете меня беспокоить по ночам? Вы больше не будете приходить ко мне?
Вальцов как-то неожиданно перешел с собеседником на «Вы», отчего сам смутился. Со стороны могло показаться, что он сам переходит в стан просителей.
- А я к Вам прихожу в сны?
- Вот как? А Вы даже этого не знаете?
- Я не верю в потусторонние силы, а здесь что-то именно из подобного.
- А Ваш рассказ, Ваше предложение намного реальнее выглядит, нежели Ваши путешествия по снам? Ну так Вы перестанете являться ко мне?
- Если и здесь зависит от согласия, теперь уж от моего, я даю Вам слово, что не приду больше к Вам. Если, конечно, это в моих силах.
- Ну что же, тогда и я даю Вам согласие. Давайте. Спасайте жителей Помпеи, взрывайте айсберг перед Титаником, ломайте винтовку у Ли Харви Освальда. Я на все согласен. Я больше не нужен.
- Нет! Спасибо!
- За что? Вот Вы старше вроде меня, а мне хочется Вас пожалеть, как маленького. Да, была трагедия. Да, есть виновные в этой трагедии. Но ничего ведь сделать нельзя сегодня! Ничего нельзя изменить в прошлом из сегодняшнего дня! Вы можете мне верить, можете нет, но я бы и сам, если бы была такая возможность постарался бы изменить все в ту ночь. Деньги-то хоть платить ему не надо?
- Кому?
- Этому, участнику секретного проекта.
- Не было разговора об оплате.
- Ну да. Какие деньги. Нужны были бы деньги ему, он бы ко мне обратился, или к Луке. Ну что же. Верительными грамотами обменялись. Удачи Вам!
Вальцов поднялся и, кивнув на прощание, двинулся в сторону выхода из парка.
- И Вам! - Бросил ему вслед Аршинов, потом добавил тише, - И Вашей совести. Видно, она мучит Вас по ночам, спать не даёт. От того и сны такие снятся.
Что удивительно, после встреч сначала с Когановым, а потом с Аршиновым, Вальцов даже без алкоголя не боялся в этот вечер ложиться спать. Словно какая-то пружина, до этого стягивающая все его нервы ослабла или вообще лопнула.
А ночью ему снились кони. Лошади паслись на лугу, а они с дочкой Нюшей ходили рядом по цветущему лугу. И Нюшенька просилась:
- Папа, ну посади меня на лошадку! Мне так хочется прокатиться. Папа, ну, пожалуйста, посади.
- Нельзя, дочка, с лошадки упасть можно. Спинку можно повредить.
Он повел дочь с луга, в сторону от опасных занятий. И был очень рад тому, что Нюшенька не капризничала, не закатывала истерики, она послушно пошла за отцом.
***
Максим приехал только к обеду. Кирилл извелся в ожидании. Перезванивать не хотел. Ни к чему. Зачем напрягать обстановку. Как говорила Таине, если муж сказал, он сделает. Такие женщины, с такими глазами и с такой улыбкой, обманывать не могут. Нужно просто ждать.
- Не стал торопиться. Зачем рисковать? А то сам себе там на загривок сядешь. - сказал по приезду Максим. - Значит так. Второй раз повторять ничего не буду. Все что говорил в прошлый раз, все в силе. Надеюсь, ты все помнишь?
- Да, все!
- Я так понимаю, ты хочешь и женщину в прошлом спасти?
- Я виноват в ее смерти.
- И как ты собираешься сделать это?
- Много вариантов. Пока не решил. На месте все спланирую. Поведу ее не по дороге, не по обочине дороги и рядом с лесом.
- Сомневаюсь, что молодая женщина согласилась бы идти с тобой краем леса. Ну думаю, ты головы рубить там не будешь.
- Нет! Можно по другой стороне обочины идти.
- Ну да, ну да! Тут вот какое дело. Я не знаю, как моя машина программируется на дату в прошлом. Может это ты ее своими мыслями запрограммировал. Так что, постарайся думать о том же, если помнишь, о чем ты думал в прошлый раз.
Двадцатое июля, одна тысяча девятьсот девяносто седьмой год, дата знакомства его с его будущей женой и дата трагедии... А как теперь окрестить эту дату для семьи Дмитрия? Трудно понять. Но думал он тогда именно об этой дате.
- Помню.
- Если что-то не так. Возвращайся немедленно. Я верну тебя сюда. Много болтаем, а разговоры сейчас менее действенны. Ты готов?
- Да. Готов.
- Пойдем.
Они спустились в подвал.
- Ты вернешься?
- А почему ты спрашиваешь меня об этом?
- Бог тебя знает. Может, захочешь в прошлом быть ангелом – хранителем семьи друга во плоти. И будешь тайно оберегать их, отводить от них беды и несчастья. А может кралю там встретил. Вот к ней теперь рвешься. Ради женщины можно большую глупость придумать и совершить.
- Я вернусь.
- Ты мне скажи, как твое самочувствие после этих перемещений? Есть ли, был ли во всем этом толк? Я так понимаю, Николай не успел тебя обследовать.
- А ты сам не замечаешь, каким ты меня в первый раз видел, какой я сейчас? Неужели не видно разницы?
- Вижу. Ну раз так, выкладывай все металлическое, документы современные тебе там ни к чему. Все? Тогда иди на решетку для гриля.
Максим кивнул на тот же кусок фанеры.
Легкое жужжание, пощипывание, покалывание, ломота в суставах...
Двадцатое июля, одна тысяча девятьсот девяносто седьмой год, дата знакомства его с его будущей женой и дата трагедии...
Ничего замысловатого.
Та же белая кисея. Которая понемногу рассеивается.
Кирилл лежит в какой-то яме, а на него, стреляя на ходу, ползут несколько танков. В руках у Кирилла противотанковое ружье. Вроде того, которым подбил танк главный герой из фильма «Баллада о солдате». Кирилл не видит в точности сколько штук ползут танков, но он понимает, пересчитав свои бронебойные патроны, на все танки у него зарядов не хватит. Выходит так, что, если все его патроны попадут точно в цель, все равно Осипова потом один из оставшихся танков гусеницами перемешает с землей.
Кирилл откинулся на спину, а земля холодная – холодная, но ведь лето идет, июль в разгаре. А он лежал и думал.
«И зачем я здесь? Кого я защищаю? Кучку богатеев, которые обворовывают эту страну, которую мне сейчас защищать приходится, обворовывает наш народ, которому все равно что его обворовывают, а мне за этот народ сейчас придется жизнь отдать. Зачем? Зачем мне это нужно и почему именно мне»?
Кирилл смотрит в небо. Облака плывут очень низко. А еще ниже летают черные большие птицы. Вороны. Черные вороны. Богатеи сидят сейчас, рябчиков кушают, а эти вороны скоро будут выбирать из земли то, что от него останется.
Он повернулся в сторону танков. Они остановились, словно ждут, какое боец примет решение. Примет он бой и хоть один из этих танков он подобьет, или, бросив свое противотанковое ружье, сбежит отсюда. Погибать от шального патрона героя – дурака из вражеских танкистов никто не хотел.
Кирилл, оставив, ружье начал ползти назад, вперед ногами. И танки тронулись снова все вместе в его сторону, надрывно гудя двигателями.
И тут сзади кто-то трогает Осипова за ногу. Он, холодея от ужаса, оборачивается, и видит, за ним группа солдат, все в форме солдат Великой Отечественной Войны. И старший у них усатый сержант. Он похлопал Кирилла по лодыжке со словами:
- Молодец браток! Задержал их немного. Теперь мы их как цыплят пощелкаем. Будут знать, твари.
Кирилл что-то ему говорит, что-то хочет доказать, про тех же буржуев… А сержант дает ему в руки его же ружье и говорит…
Не слышно всего дословно, чего он говорит, что-то там про детей и жен, про могилы предков, про родные дома, про березы, про соловьев…
Кирилл взял ружье, обернулся в сторону танков, а их уже нет, только молочно-белая кисея, которая начала уже рассасываться, открывая перед глазами стены и потолок подвала, того подвала, из прошлого века.
Осипов встал. Голова была ясной. Что он заметил, эти видения при перемещении становятся все короче, оттого может и самочувствие не меняется в худшую сторону.
Чувствовал себя он неплохо. То есть был полностью готов к реализации тех планов, о которых он столько думал, в одиночестве дожидаясь вестей от Аршинова и Максима. Нужно выходить. Нужно узнать дату. Где он? Если позже, то нужно возвращаться. Если раньше, с разницей в пару дней, можно и тут перекантоваться. Не зима. Не замерзнет. Денег полный карман, эти-то уж наверняка не пропадут.
Кирилл вышел наружу. Наверху, на кладке верещал слеток воробья. Он и на второй день, когда Кирилл возвращался, сидел там и орал на всю округу. Нет! Нет!!! На второй день он сидел выше. Точно выше! Ну надо подстраховаться. Нужно спросить. У кого.
- Парень! Парень! Извини! Какое сегодня число?
Парень обернулся, странно посмотрел на спрашивающего.
- Ты чего, дядя? С памятью хреново? Ты у меня уже во второй раз спрашиваешь, какое сегодня число.
- Очень надо, извини еще раз.
- Двадцатое, двадцатое июля с утра. Тебе записать, чтоб больше не забыл? Или сам запишешь?
Ну да, точно, тот же самый парень, у которого он в прошлый раз спрашивал дату и тот который направил его на площадь менять доллары.
- Спасибо! Спасибо тебе огромное! Не удивляйся, так надо. И не сердись на меня, правда, так надо.
Ура! Все получилось! Все вышло! Он в том же дне, когда погибла Зоя. Но с Зоей позже. Сейчас сперва с Димкой. А Димка будет дома после пяти. Позвонить нужно только ему. У Светланы голова не выдержит в один день получать три очень странных сообщения. Значит только с другом нужно говорить. Надо опять убивать время. Сколько он уже уничтожил его за последнее время. Вспомнилось двустишье.
Есть масса возможностей время убить,
И нет ни единого, чтоб воскресить.
А что сделаешь? Общественно полезным трудом сейчас не займешься. И таскаться без толку по поселку не стоило. Во-первых, тот подлец из ларька, у которого он доллары менял может встретиться ненароком. Во-вторых, чего он меньше всего хотел, это попадаться себе самому глаза в этом времени. И самого себя видеть вообще не было никакого желания.
Иринка! Вот кого он хотел очень увидеть. Но и этого делать не надо было. Он себя самого может лишить такого прекрасного позднего вечера и такого замечательного утра.
А что, если встретить ее завтра. И сказать, езжай в такой-то город, найди такого-то. Это и есть я. Только моложе. Твой ровесник.
Что за глупости лезут в голову? В этот день он познакомился со своей будущей женой, Валентиной. И вряд ли она уступала в чем-то Ирине, Валя даже эффектней была Ирины. Осипов первое время был вообще в эйфории от нее. Он боготворил ее. Ирина, конечно, во много раз лучше, она милее, она женственнее, она нежнее. Но смотрел ли он в том возрасте такими же глазами на женщин и девушек, какими он смотрит сейчас. Надо выкидывать все эти глупости из головы. Ничего, кроме того, что он запланировал не надо менять в прошлом.
***
- Мужчина! Вы уж сейчас всем сразу позвоните, а то мы в шесть закроемся. Который раз приходите сюда?
Молодые симпатичные девчонки, работницы почты, хихикали над странным мужиком, который в третий раз приходит звонить по межгороду и в третий раз звонит на один и тот же номер.
- Да не я виноват, девушки. Начальство требует отчеты, вот и приходится, самому бегать и вас тревожить.
- Да нам-то что. Только уж больно у начальства голосок нежный женский. Да не смотрите так на меня, не подслушиваю я. Я вызываю, она отвечает, Вы поднимаете трубку, и я сразу отключаюсь.
Внутри все было напряжено. Только бы Димка взял трубку. Только бы выслушал его. Только бы поверил.
- Алло!
- Дмитрий?! Дмитрий! Не бросай трубку и выслушай меня очень внимательно, выслушай до конца.
- Вы кто?
- Светлана дома?
- Вышла погулять с дочкой.
- Хорошо. Это неплохо. А теперь слушай меня внимательно. Я сегодня предупредил твою жену о таблетках, которые могли принести вам огромную беду. Она меня послушала. Она тебе расскажет об этом, потом. Обязательно расскажет. Поэтому и ты постарайся поверить мне. Вам нужно уехать. Уехать в Москву. К твоей тете. Иди к этому, как его, саксофонист лучший... твой кумир...
- Ярмолинский?
- Нет, ну этот, как его...
- Свиридов?
- Да, именно Свиридов. Иди, и сыграй ему свой ночной блюз. Тот, что ты сам написал. И делай так, как он скажет. Это еще не все. Вам нужен второй ребенок. Заставь Светлану поверить в это. У вас долго ничего не будет получаться. Но все получится, все будет просто замечательно. И не балуйте ни Соню, ни того, кто родится. Ты слышишь меня, Дмитрий?
- Слышу, но обдумываю, как Вас послать.
- Поверь, ради Бога, поверь мне. Иначе все в вашей жизни может повернуться с ног на голову.
- Такое впечатление, что я сейчас Кирилла Осипова слышу. Хотя межгород. А его я час назад видел...
- Это не важно, это совсем не важно. Важно все то, что я сказал тебе. И если жена расскажет тебе о таблетках, это как-то может подтвердить то, что я сейчас не зря испытываю твое терпение и, по твоему мнению, несу сущий бред.
- Вы все?
- Я мог бы многое сказать еще, но не имею права. Я...
- Прощайте!
Димка положил трубку.
Вот теперь попробуй, угадай. Получилось у него убедить друга или нет. Об этом можно будет только узнать, вернувшись назад, в свое время. Ну хоть одним глазком бы глянуть сейчас, как там все у него. Но этого не дано. Надо запастись терпением и жить надеждой, ничего другого себе позволить нельзя.
Ну что дальше? Стоит теперь навестить Виктора на Химзаводе. Как его фамилия? Он, Виктор, писал на листочке, листочек у Кирилла в левом заднем кармане под замком типа молния.
Кирилл расстегнул молнию, сунул руку в карман. С большим удивлением достал оттуда небольшую стопку долларов и ту самую бумажку от Виктора. Да, доллары. Доктор вручил ему стопку американских денег, но он их положил в правый передний карман, потому что в левом заднем была записка. Осипов сунул руку в правый передний карман, достал из него еще стопку долларов. Сел. Вертел в руках купюры, осматривал их, но ничего не понимал. Собрал все в кучу, сунул в один карман, пошел к выходу. Остановился. Снова достал банкноты, стал внимательно рассматривать каждую из них.
Есть! Вот она! И следующая.
- Урррррррррррррррррра!!!!!!
- Вы чего мужчина? Вы чего хулиганите? Я сейчас в милицию позвоню! - это уже не девчонка с почты, это уже немолодая женщина, но отсюда же.
- Получилось! Все получилось! Понимаете, деньги от Димки вернулись! Их не было. А сейчас они есть! Все у меня получилось!
- Я очень рада за Вас. Рада, что Вы нашли свои деньги? Кричать-то зачем? Вы мне моих девочек испугали.
- Да я готов вас сейчас расцеловать всех вместе,
- Вы-то может и готовы. Да вот мы вряд ли готовы. Никуда больше звонить не нужно? Мы скоро закрываемся.
- Нет, не нужно. Уже не нужно. Какие Вы все хорошие, какие Вы все замечательные! Ух, славные мои дамы из прошлого века!
Кирилл выбежал из почты и почти бегом припустился в ту сторону, где, по его мнению, должен был быть Химзавод. Бегом, бегом, бегом. Вон та остановка, от нее по тропинке.
Это для Зои шагом пятнадцать минут. Для него бегом всего-то пять.
Ворота на территорию завода открыты. Он вбежал в них. Сзади кто-то чего-то кричал. Он не обращал внимания. Остановился у первого повстречавшегося на пути человека. Остановил его своим вопросом.
- Слышь, друг. Здесь где-то москвичи работают. Оборудование какое-то покупают здесь, демонтировать хотят и вывозить. Где их найти можно?
- Вон, видишь, очистные сооружения. Доходишь до них, и прямо напротив очистных большие ворота. В воротах дверь. Заходи в нее, там, в цеху они работают.
Когда Кирилл проходил мимо очистных сооружений, из них вышла женщина, он глянул в ее сторону и тут же отвернулся. Это была Зоя. Он так обрадовался, увидав ее живой, но тут же понял, это Зоя еще нынешнего раннего вечера. Какой она будет поздним вечером, он знал. Но он был уверен, что и с ней у него должно все получиться.
Он зашел в цех.
- Парень, мне Шепилов нужен, Виктор Павлович.
- Вон видите окна, это конторка, он там.
Молодой Шепилов впечатлял. Было видно по нему, что это очень умный, волевой человек. И это немного Осипова смутило. Таких людей тяжело переубедить. Шепилов глянул на вошедшего Осипова.
- Здравствуйте! Что Вам нужно?
- Здравствуйте! Нам нужно поговорить.
- О чем мне с Вами разговаривать?
- О Вас, Виктор Павлович и о Вашей семье.
Кирилл щелкнул в замке ключом, вынул ключ, положил к себе его в карман.
- Что это значит? Вы отдаете себе отчет...
- Все отдаю. Сядьте, пожалуйста, и выслушайте меня внимательно, старайтесь не перебивать, а тщательнее старайтесь запомнить то, что я Вам скажу.
- Вы знаете...
- Сядьте, я Вам сказал! Вы умный, адекватный человек. Пять минут я отниму у Вас, не больше. А Вы постарайтесь придать моим словам больше значения, нежели словам безумца. Сядьте. Мы зря теряем время.
Шепилов, видя горящие глаза Кирилла, повиновался, сел, а тот начал свой монолог.
- Вы живете в Москве. У Вас замечательная работа, отличная квартира. У Вас жена, неописуемой красоты женщина, очень талантливая актриса. Все у Вас хорошо, все у Вас здорово. Но... Ваша жена забеременеет. Вы оба будете несказанно рады этому. Но Вашей жене предложат роль в очень перспективном проекте. Несметные деньги, плеяда прославленных кинозвезд и прочая, и прочая, и прочая. Но беременность будет помехой Вашей жене для ее участия в этом проекте. Она решится избавиться от ребенка. Мол, все это можно будет, но потом. Вы не выдержите ее напора. Вы согласитесь. И все! Все, Виктор! Проект заглохнет, деньги разворуются, кинозвезды разбегутся. Второго шанса забеременеть судьба вам не даст. Алла... Ведь Вашу жену Алла зовут? Алла серьезно заболеет. Ни о каких ролях больше не будет вестись разговоров. Вы, в заботе о ней, потеряете все. Работу, квартиру, да и ее, жену, Вы, можно сказать, потеряете. Заклинаю Вас всеми Богами, боритесь за жизнь Вашего ребенка, противопоставьте ей все. Привлеките ее мать, тетку, всю ее и вашу родню. Идите хоть на разрыв с ней. Вы очень любите друг друга. Вы все равно будете в итоге вместе. Вы поняли меня?
Виктор смотрел куда-то поверх головы Кирилла. Смотрел не мигая.
- Вы кто? - спросил он.
- Один хороший человек сказал, что я хочу примерить на себя крылья ангела – хранителя во плоти. Вот считайте, что я он. Шучу, конечно. Зачем знать Вам, кто я. Вы знаете, что я Вам сказал, и не дай Бог Вам забыть об этом. Прощайте!
Кирилл поднялся, прошел к двери, открыл ее ключом. Обернулся.
- Да, и не стоит никому говорить обо мне. Не поймут Вас. Еще в сумасшедший дом определят. Действуйте так, словно это было именно только Вашим решением, без чьей-либо подсказки.
Он открыл дверь и вышел.
У двери в очистные сооружения стояла Зоя, но она смотрела в другую сторону. Осипов прошел мимо нее незамеченным.
Теперь твоя очередь, Зоечка!
***
Остановка.
Нет.
Ее нужно обойти, дать лучше круг по лесу небольшой. Связь со временем упущена. Который час сейчас? Кто его знает. Там ли он сам из прошлого посещения. Или нет, Кирилл не имеет понятия, поэтому лучше не рисковать. Теперь вперед, по дороге.
План был простой.
В конторке, где Кирилл встречался с Шепиловым, им были украдены ножницы с острыми концами. Ирина примерно объяснила, где нужно искать тот автомобиль. Отыскать этот внедорожник и шины ему навылет!
Надо сейчас найти ее дом, а там по проселку на край села. Но ведь машина выехала не из леса, через который проходит дорога к дому Ирины. А что, если они будут ехать из совсем другого места? Может, убийцы вовсе не от Луки поедут?
Кирилла ударило в холодный пот. Как он не подумал об этом? И что же делать теперь? Если его план срывается, сам он из того трагического эпизода, пристроился в лесу, Зоя идет по обочине, разбежаться и вытолкнуть ее в кювет?
Ну что же за голова-то такая? Ну почему нельзя было продумать все нюансы раньше? Сзади раздался звук двигателя приближающегося автомобиля. Мимо, долбя протекторами по асфальту, проскочил тот самый внедорожник.
Опа!
Есть!
Джип свернул на знакомый Кириллу проселок. Ну все гад, не уйдешь теперь. Кастрируют тебя сегодня сразу на оба колеса.
Значит, есть еще дорога. Сюда они по этой проехали, обратно по другой возвращаться будут. А если нет? Если просто нет второй дороги, то поедут назад так и так по этой, в то место, откуда они начнут отсчет последних минут жизни Зои. Можно выйти на дорогу. По проселку сильно не разгонишься. Очень он разбит. Выйти. Стоять. Остановятся. Сами выйдут. Броситься на них в драку. Отнять у убийц пять, десять, а лучше больше минут. Бог с ним, что будет, то и будет, но Зоя не погибнет. Она разойдется по времени с этим страшным джипом.
Он дошел до дома Ирины. Машина не встретилась. Он прошел до конца села. Запахло водой. Он чувствовал запах воды. Значит должен быть пруд, у которого дом того самого Луки.
Высокий забор, модная и престижная в то время металлочерепица на кровле двухэтажного особняка. Похоже это то, что именно ему нужно.
Металлические ворота, зарешеченные от высоты его груди. Удача! За ними у дома тот самый динозавр в виде большого джипа стоит.
В окнах первого этажа горит свет.
За забор нужно?
А если там на вольном выпасе парочка этих, булей, бультерьеров? Любила всякая мразь в те времена заводить нечто подобное из хвостатых тварей.
Кирилл пошарил вокруг глазами. Увидел несколько валявшихся осколков кирпичей и два небольших куска доски. Все это, стараясь произвести как можно больше шума, он перекинул через забор.
Тихо. Ни собаки не брешут, ни люди не шумят. Теперь нужно самому через забор. Время не ждет. Заметно темнеет уже. Но как попасть внутрь? Место, где ворота хорошо освещено. Не стоит здесь копаться в свете фонарей. Забор высок. Он очень высокий. Дерево, рядом растет дерево, одна из его ветвей склонилось над забором. Другой доступной дороги туда не видно. Лазать по деревьям он умел с детства.
Да, нелегко даже такими острыми ножницами проколоть резину на колесах у монстра. Сил не хватало. Кирилл подобрал кусок доски, им же перекинутый сюда, за забор. Направил в нужное место ножницы, со всего маха долбанул доской по другим концам ножниц.
Шум произвел он страшный. И от удара деревяшкой, и от выходящего из баллонов воздуха. Он вырвал из резины ножницы, отложил доску и кинулся в тень той ветви дерева, с которой он спустился за забор.
Тихо. Ни по эту сторону ограды, ни по другую никто не среагировал на такой сильный шум. Мало одной покрышки. Запаска есть на такую беду. Надо вторую к чертям. Которую он тем же способом проколол. Сделал он это просто в отместку ненавистным ему людям. Времени, что потеряли бы преступники на смену колеса, хватило бы ему, тому Кириллу и Зое, чтобы уйти с той страшной обочины.
А как же обратно теперь? До ветвей дерева он не допрыгнет. Попробовать через калитку. Тут ему повезло. Калитка изнутри закрыта была только на задвижку. Он вышел и почувствовал, что страшно устал. Невыносимо устал. Он не дошел метров двести пятьдесят до железнодорожной платформы. Зашел в кусты, свалился там и сразу же уснул.
Чуть позже в том же месте в те же времена.
- Ну так завел немного Лука меня своими Манечками, Светочками. Машина, вон, под боком. А живут они в общаге рабочего поселка, где раньше ПТУ было. Поехали, привезем сюда, покуролесим от души. А утром, глядишь, и Луке немного из экзотических прелестей перепадет. Спасибо нам потом скажет.
- Так мы же пьяные!
- Обижаешь! Начальника милиции, да еще в форме... Чтобы какая-то там гадина остановила! Ты о чем Андрюха?! Ты как?
- Да поехали! Ни разу китаянки не было. Помрешь и не увидишь, какого она цвета китайская плоть.
Джип был заведен, майор уселся за руль, его товарищ рядом, но выезжая из ворот, водитель чуть не зацепил крылом один из воротных столбов. Выехав, главный милиционер города остановился, заглушил двигатель.
- Чего-то не едет ни хрена. Словно кто-то за задницу нас держит.
Майор вышел из машины. Прошел вдоль нее назад.
- Вот ты, сука!
- Что такое? - подал из кабины голос Вальцов.
- Да колесо спустило! Вылезай, менять будем.
- А может не стоит? Охота пачкаться?
- Выходи, говорю! Душа горит!
Вальцов вылез из кабины, обходя машину сзади со своей стороны, он увидел второе спущенное колесо.
- Все, Палыч, кранты! Второе сзади тоже пустое, давай, загоняй обратно, пошли водку пить.
Спал Кирилл недолго. Было колко, к тому же начала портится погода, стало заметно прохладней. Он поднялся, пошел к железнодорожной платформе, размахивая на ходу руками, чтобы согреться.
В окнах Ирины горел свет.
«Сволочь, нажрался вкусного борща, напился чая с малиновым варением, принял ванну и тешит сейчас в мягкой, теплой постели свою плоть с такой девушкой, с его девушкой, с его Ириной. А тут замерз до дрожи, да еще голодный к тому же»! - думал он, страшно ревнуя себя того, собой сегодняшним. Он понимал, что это самое настоящее безумие, но не мог сдержать чувств и эмоций. Была бы такая возможность он с большим бы удовольствием разбил ту свою рожу, сегодняшним своим кулаком.
Куда идти теперь? Вся ночь еще впереди. Тот Кирилл вернулся примерно в обед. Договоренность с Максимом на его возвращение была в районе девяти-десяти часов. Стоять! Но ведь Зоя жива! Тому Осипову не надо уже ехать к ее мужу, не надо Аршинову рассказывать об им увиденном, не надо будет бить бедного Василия. Значит, он может раньше прийти в подвал, чтобы вернуться. Это что же? Нужно сидеть в кустах у нужного подвала и выжидать, когда того Кирилла отправят в его время. А потом только самому переправляться?
А смог бы он тогда, не отягощенный гибелью Зои уйти быстро от милой Ирины? Да ни за что бы! Уж хотя бы один день, да их, но досыта, от всей души.
Надо идти. Нужно идти в рабочий поселок. Надо переправляться в назначенное Максимом время.
Зоя жива. Она должна быть живой.
Да что ж такое-то? Если она жива, то тот Кирилл должен был вернуться в свое время, зная, что она жива. А если он знал об этом, то нынешний Кирилл не должен был возвращаться сюда, чтобы спасти кого-то, в том числе и Зою. Но он здесь из-за ее спасения. Он колол сегодня покрышки того автомобиля, что убил Зою.
Осипов остановился. Голова не хотела переваривать все то, что он сейчас в ней раскопал. Чушь какая-то! А если бы он не вернулся, то Зоя бы погибла. Замкнутый круг вырисовывается.
Надо выбрасывать все из мозгов. Осмыслить подробную информацию обычному человеку невозможно. Как невозможно осмыслить то, что он оставшуюся жизнь будет жить с памятью о похоронах Сони, хотя в памяти всех других она всегда будет живой.
А может быть, отмирая, старые клетки в мозгах вместе с собой станут уничтожать старую информацию, а новые клетки, рождающиеся вновь, будут приносить с собой новую? И со временем его мозг станет хранить в памяти все то, что хранится у других.
До поселка шел он долго. Он часто останавливался. Он разговаривал сам с собою. Он ломал голову, а она не хотела ломаться, как не хотела и все раскладывать по полочкам. Начало светать. В поселок он вошел засветло. Около пяти километров он шел почти всю ночь.
Устал. С час посидел в сквере, в том, где он впервые встретил Ирину. Потом поднялся, пошел к площади. Бросил взгляд на ненавистный ларек. Сквозь закрытые его стальные ставни пробивалась полоска света. А вот это удача! Если тот урод на месте, то можно решить еще одну проблему. Даже не одну, можно попробовать решить сразу две проблемы. Он бегом пересек площадь и ногой со всей силы ударил по металлической двери ларька.
- Это кто там в морду захотел? - раздалось изнутри, - Сейчас отмечу!
Дверь приоткрылась, в щели показался подбородок, в который сразу же полетел кулак Кирилла. Обидчик Ирины после полученного удара, отлетел в угол и полулежал на полу, прислонившись спиной к стене. Кирилл вошел в палатку, плотно закрыл за собой дверь. Этот субъект, наверное, после встречи затылка с асфальтом, пил здесь всю ночь. Стоял едкий, крутой перегар, валялись пустые бутылки и огрызки разных шоколадных батончиков.
- Тебе чего нужно? - донеслось из угла.
- Ты, мразь! Слушай меня внимательно! Ты обидел одну девочку! Не дай Бог тебе приблизится к ней с этого момента! Я тебе кишки выпущу!
Пьяная физиономия в момент понял о ком речь. Он замотал головой.
- Нет! Нет! Я не обижал. У нас свадьба намечена. С ней все нормально. Она замуж за меня не против!
- Какая свадьба? Ты о чем, падла? Никакой свадьбы! Только не сам... Сам не смей подходить к ней. Через мать свою, через ее маму, через тетку ее, дай знать девочке, что никакой свадьбы не будет! Ты понял, кусок дерьма?
- Да понял я. А ты кто?
- Какая тебе разница? Все равно меня не найдешь, а вот я тебя всегда и везде отыщу. А коли хочешь знать кто я, спроси у Луки. Знаешь такого?
Последнее для значимости бросил Кирилл, чтобы авторитетнее выглядеть перед лежавшей сволочью.
- Кто его не знает. Теперь все?
- Нет, не все. Отдай мне те сто долларов, что я у тебя менял вчера, две тысяча десятого года выпуска.
- Так нет их! Ты же знаешь.
- Поищи в кармане у себя. Они там.
Парень сунул руку в карман. С великим удивлением достал оттуда купюру, протянул ее Осипову.
- Как так? Их не было! Точно не было!
Кирилл вырвал банкноту, убрал себе в карман. Рука потянулась во второй карман, где лежали доллары из этого времени, переданные ему доктором, Кирилл хотел возместить ущерб меняле, за отобранные деньги из будущего. Но рука остановилась, он подумал, что не стоит под той маской, под которой он себе представил этому торговцу сейчас, показывать какую-то человеческую порядочность. Он подобрал с прилавка несколько тех же батончиков, взял бутылку газированного напитка. Есть сильно хотелось. Хоть чем-то голодного червя побаловать.
- Какая тебе разница? Учти, гнида, если хоть волосик с ее головки... Я тебя размажу... Не сомневайся. Понял?
Парень на полу криво усмехнулся. Мотнул головой в знак согласия. Кирилл вышел наружу.
***
В подвале разрушенного дома была небольшая куча битого кирпича. Если кто-то станет спускаться сюда, за ней можно будет в сумраке укрыться. Кирилл сел на фанеру, с голодной жадностью надкусил батончик из шоколада, хлебнул напитка.
И тут раздалось памятное жужжание, фольга на батончике начала греться. Он отбросил его. Поползла белая мгла.
Все вокруг стало белым-белым.
Потом туман начал рассеиваться.
А в голове и ногах тяжесть. В голове от накопившихся там обид и мыслей. В ногах от прожитых лет и пройденных километров.
Шедший впереди Кирилла человек сел на землю. Слабым на ноги оказался, иначе про него и не скажут. Не выдержал тяжести лет и трудности пути. Шедший сзади человек свернул с намеченной дороги вправо и пошел в сторону. Слаб на голову, и этот похвалы не дождется. Лишился ума, не поняв цели.
Кирилла тянет влево, и он стал здорово прихрамывать на левую ногу. Ну, уж нет! Не дождутся они! А чего не дождутся? Так ли нужны ему характеристики на него от посторонних лиц?
Тот, что упал и остался позади, отдохнув, поднялся! И вон он! Давно далеко впереди! Догнать его нет уже возможности никому. Никому, кроме того, что свернул вправо. Потому как тот маршрут, хоть был и длиннее, но легче. Да, он догоняет ушедшего вперед!
А что делать Кириллу? Должен же быть и другой путь для него. Можно поступить, как первый. Но редко повторение дает тот же положительный результат. Это относится и ко второму случаю. Тяжело прийти к решению, своему решению, имея перед собою эффективные примеры. Кто их находит, тот и удостаивается почитания, уважения и славы. Тот, кто не находит иного решения, остается в общей колоне. Тот, кто не находит иного решения и не в состоянии идти дальше со всеми, тот проигрывает в муторной тяжбе за жизнь.
И вот дорога.
А ему надо на другую сторону перейти этой, вымощенной кирпичами, дороге. Он пытается сделать это, но не может. Бесконечное движение по ней множества автомобилей мешает ему.
И вдруг откуда-то, словно дым наплывает, снова плотная пелена. Густая, как домашняя сметана. Она закрывает от него все движущиеся автомобили, и он свободно переходит в этой сметане туда, куда ему нужно.
Но неожиданно впереди него вспыхивает огонь свечки, пламя свечи начинает пожирать вокруг себя все, что окрашено в белый цвет. Сметанная кисея пропадает, по дороге снова быстро снуют многочисленные автомашины, а Кирилл вдруг обнаруживает, что он нечаянно перешел свою дорогу в этом густом дыму обратно. А ему нужно туда, на ту сторону.
Осипов ужасается, познав сей печальный факт, и тут же слышит голос.
- Ну что, всех своих врагов победил в прошлом?
Кирилл открывает глаза. Просматривается. Рядом стоит Максим, с ироничной улыбкой на лице.
- Всех. Надеюсь, что всех. А он вернулся?
- Ты о ком это?
- Ну я. Я. Тот я, что прежде ходил туда.
- Ты о чем? Если бы он не вернулся в ту субботу, как бы ты ушел в эту пятницу? Нонсенс, хороший мой.
- А во сколько он вернулся?
- Ближе к вечеру. Я уж думал все. Пропал наш Кирей!
- Вот козел! Весь, почти весь день тешился!
- Ты это о чем?
- Да нет, все нормально. Это от странных видений, что при переходе. Все хорошо. Они, эти видения, все еще в голове моей, - соврал Кирилл, снова страшно ревнуя самого себя к себе.
- А у меня чай есть, и варение Танюша сварила. Будешь?
- Конечно! Борща бы еще.
- Чего нет, того нет! Но бутерброды есть. Пойдем.
Кирилл нежил свои внутренности хорошим, горячим чаем с варением из крыжовника. Вкус детства. Бабушка часто варила такое варение, именно из крыжовника. Максим сидел напротив, пил кофе.
- Так, вот что значит тебе надо запомнить, Кирилл. Что бы там сегодня не было с твоими знакомыми и близкими. Это наша последняя с тобою встреча. Даже по делам, не связанным с перемещениями, нам с тобой больше встречаться уже не стоит. Это первое. Второе. Не приезжай больше к этому дому. Я сегодня все демонтирую здесь и вывезу. Дом выставлю на продажу. Я думаю, ты понимаешь, насколько все это серьезно. Я уверен, ты можешь себе представить, что можно натворить, имея доступ к такому аппарату. Поэтому все, считай, меня нет.
- А можно несколько вопросов? На прощание.
- А валяй!
- Это все твоими руками и твоими мозгами? Только твоими?
- Да ну что ты! Еще в советские времена велись секретные разработки. Были задействованы огромные средства и умнейшие мозги. Но Советский Союз развалили. Исследования в этом направлении были признаны неперспективными и свернуты. Но по какой-то странной причине все оборудование не уничтожили и не свезли в пункты приема металла. Я, спустя много лет, умудрился купить все это и продолжил работу, но уже в одном лице.
- В Советском Союзе ученые были на пороге создания возможности перемещения во времени?
- Парадокс! Но исследования проводились в другом направлении. Это оказалось вроде как побочным эффектом. Бывает и так. Выращивают красный георгин, а вырастает белый гладиолус.
- А в будущее можно?
- Как ты себе представляешь возможность попасть туда, чего еще нет. Представь себе клубок нитей, который катится в бесконечность. Он оставляет позади себя нить, так вот по этой нити и можно пробраться каким-то способом назад. Но впереди клубка нет ничего. Как можно попасть туда? Нонсенс! Но это мое мнение, оно может быть ошибочным.
- А почему металл грелся?
- Уж так на него излучение этого аппарата действует. Теоретики не успели разгадать всех тайн. А я не теоретик, я практик.
- Последний вопрос можно?
- Точно последний? Тогда давай.
- Если твой аппарат помогает таким больным как я, почему ты не используешь его во благо всех. Вернись назад. Сбей огромный ящик в этом подвале из дубовых досок, чтобы никто не мог вылезти из него. Посылай туда умирающих, возвращай обратно живых и здоровых. Почему нельзя так?
- Я не говорил тебе... Извини, Кирилл! Хотя вряд ли, услышав подобные слова тогда, ты отказался бы от перемещения. Знаешь сколько, по правде, было у меня подобных путешественников?
- Ты говорил два.
- Два? Два. Два это удачных перемещения было, но были два неудачных. Больные возвращались мертвыми. Я убивал их свои аппаратом. Убивал!!!
- Ты думаешь, умирающие отказались бы рискнуть?
- Они может и нет. А я не хочу быть виновником в смерти даже смертельно больных людей. Ну все, хватит вопросов. Ты ведь на своей машине? Поэтому, если нормально себя чувствуешь, то давай, в путь. А я прямо сейчас займусь демонтажем. Работы у меня много. Удачи тебе, Кирилл!
- И тебе, Максим! Или Борис?
- А я уже и сам запутался. Дуй до горы! В гору наймешь. Привет Николаю. Он от тебя не скоро отцепится, ему надо в тебе еще покопаться.
Мужчины пожали руки, Кирилл вышел.
Первым делом позвонить Димке. За массой своих вопросов он не поинтересовался у хозяина дома, кто его привозил, и кто за ним приезжал в прошлый раз.
Димка быстро ответил.
- Кирюха! Здорово, друг! Рад слышать тебя! Как твое?
- Привет, Дима, ты в Москве?
- Ну а где же мне еще быть? Готовимся к гастролям?
Есть!!!
- Как Юрка?
- Молоток! Ломает всех, в Штаты уехал, там борется. Я же тебе говорил, как приедет оттуда, подкатывай и ты, отметим.
Есть!!!
- Как Светлана?
- Лыбится вон! Привет передает тебе! Очень хочет, чтобы ты приехал.
Есть!!!
- А Сонька вон воздушный поцелуй шлет! Говорит, всю жизнь мечтала о таком холостом мужчине, как ты, в качестве потенциального жениха.
Есть!!!
- Ты губы-то там закатай, у нее отец, ровесник твой. Не позволю.
Димка хохотал на другом конце провода.
А Осипову хотелось кричать от радости, хотелось петь всеми тембрами голоса. Хотелось плясать. Такой радости Кирилл еще не испытывал в своей жизни.
- Ну ладно, Дим, целуй там своих женщин, сам приеду, зацелую, я жадный теперь до женских губ.
- Я тебе зацелую. Но все равно приезжай. Ждем.
- Я раньше приеду, я ничего не потратил из тех двух тысяч, что ты давал мне. Не хочу, чтобы за душу тянули, привезу.
- Ээээ! Погоди! Совсем из головы вылетело! Ничего ты мне должен. Ты помнишь тот гарнитур, что твоя мама продала Свете за тысячу долларов. Ну, с изумрудами? От бабушки твоей, по-моему?
- От прабабушки. Помню, конечно.
- Так вот, были мы со Светкой на одном приеме. Смотрю, старичок один, махонький, плюгавенький, но по одежде видно, при деньгах, со Светки взгляда не отводит. Был бы он помоложе, я, конечно бы, ему глаз подбил. А тут жалко. А этот старичок – боровичок, подходит потом к Светке и говорит, я, мол, коллекционер, то, что на Вас, очень ценно для меня, как для коллекционера. Я согласен даже прилично переплатить. Даю, мол, за этот гарнитур двадцать тысяч евро. Светка, конечно, послала его. А мысль в голову закралась. Нашли мы эксперта ушлого. Знаешь, во сколько он все оценил?
- Откуда же мне знать.
- Пятьдесят тысяч евро!
- Ого! И зачем ты мне все это рассказал?
- Ты чего, Кирюха, неужели ты думаешь, что я мог все это от тебя скрыть? Не ты мне должен, мы тебе должны. Должны пятьдесят тысяч евро за минусом тех двух тысяч долларов, что я тебе давал, и еще той тысячи, что я заплатил за него, когда Светка его покупала...
- Нет! Ну нет, Дим! Мы ведь не знали...
- Я тебе дам, нет! Это же какого-то там известного французского ювелира работа, конца девятнадцатого века. Неужели ты думаешь, что я посмею прикарманить твои деньги? Тем более твоей прабабушки. Она у тебя что, из бывших дворян что ли?
- Да каких там дворян? Крестьянка. Прадед с войны привез, как трофей. Как пришло, так и ушло.
- Все, без разговоров. Деньги с нас. А хочешь, гарнитур вернем. Но все так как есть, я не оставлю. Ты понял?
- Понял я все! Приеду! Счастливо Дима!
- Давай, друг! Ждем!
Вот так пруха! Мог ли он об этом думать полторы недели назад на больничной кровати?
Зоя?
Он был уверен почему-то, что и здесь все сложилось очень удачно. Но проверить все равно стоило.
Но сначала Ирина!
***
А что говорила Ирина? А Ирина говорила, что недалеко от площади живет ее тетя. В таких небольших населенных пунктах люди постарше знают друг друга, практически каждый каждого знает. Уж кого-кого, а местного фельдшера наверняка должны все знать. Весь поселок небось у нее лечился. Нужно начинать поиски с опроса местных жителей и прямо с этой стороны поселка.
Не в каждый частный дом попадешь быстро. Из пяти домов открыли только в одном, в последнем, а у четырех калитки были закрыты. Кнопок для звонка у калиток не было. Но с пятого раза повезло, где отозвались на его звонок. К калитке вышла старушка, близоруко щурясь, резким голосом спросила:
- Чего надо?
- Бабушка, извините, где-то неподалеку от Вас тут фельдшер жила. Вы не подскажете, где?
- Фельшерица? Надька что ли? Ну почему жила. Она и сейчас живет. Сто лет ей еще бы прожить. Вот туда иди и по ту сторону улицы. Налево дом будет, доской снаружи обитый, покрашенный коричневым цветом. Номер дома я запамятовала. Сирени у нее перед домом много растет. Окошко на фронтоне треугольное. Ну, спросишь там Надьку, фельшерицу, коли сам не найдешь. Ее все там знают.
- Спасибо, бабушка! Спасибо, дорогая! Спасибо, моя хорошая! Дай Бог Вам здоровья! И Вам сто лет прожить бы еще!
Бабушка отмахнулась от рассыпавшегося в любезностях мужика.
- Иди уже себе с Богом!
- Надежда... Надежда, не знаю, как Вас по отчеству, мне помощь Ваша очень нужна. Даже не можете представить себе, как для меня это важно.
Сухонькая, невысокого роста немолодая женщина внимательно рассматривала Осипова из-за калитки палисадника.
- А ты кто такой?
- Вы не знаете меня. Меня знает Ваша племянница, Ирина. Мне нужен адрес ее, мне очень нужно знать, где она сейчас живет.
- На что тебе?
- Она нужна мне, очень нужна! Честное слово! Мне тяжело будет объяснить Вам, как она мне нужна.
- А ты-то ей нужен?
– Не знаю, может и не нужен. Но я ничего плохого ей не сделаю. Мне просто надо кое-что узнать у нее. И все! Больше ничего.
- А ежели муж ее пронюхает, что посторонний мужчина ищет его жену? Это как, по-твоему, нормально?
- Она замужем? Я ничего плохого не сделаю ей и ее семье.
Сердце опустилось ниже и бешено заколотилось где-то в области желудка. А что он хотел? Это для него прошло чуть больше недели. А для нее долгие двадцать лет прошли. Девушка с такой внешностью, с таким обаянием не может быть вне внимания мужской половины.
- Вот заладил, как попугай! Нужна, нужна, ничего плохого, ничего плохого. Уж не знаю, как быть-то мне. А вдруг Ирка обидится, отругает меня, что я тебе ее адрес дала. Вдруг ты недруг ее.
- Я не враг ей! Я не скажу, что это Вы дали. И Вы ей не говорите ничего. Я может и не стану тревожить ее. Не звоните ей. Я, наверное, теперь уж точно не стану ее беспокоить. Просто посмотрю на нее издалека и все.
А зачем? Зачем ему лезть в семью, являя себя из такого ее далекого прошлого. Если у нее семья, то муж наверняка очень любит ее, таких девушек, женщин нельзя не любить. Да и она, не лепесток ромашки, летящий по ветру. Вся ее нежность, ласка, доброта, женственность была нанизана на крепкий стержень, под названием характер. Это понималось сразу, даже при таком недолгом знакомстве. Без любви она не смогла бы принять в качестве мужа любого мужчину, нелюбимого ею.
- Ох, не знаю, что и делать с тобой. - тетя Ирины, как показалось Осипову задумалась явно для показухи. - И правда не знаю. Может ты маньяк какой. Хотя глаза человеческие вроде, добрые. Ты не местный?
- Нет. Издалека я.
- Ради встречи с ней приехал?
- Не стану врать. Были у меня другие причины, но очень хотел встретить Вашу племянницу.
Женщина снова сделала вид, что серьезно думает.
- И не знаю даже. Как быть? Ну, ты вот что. Перепиши-ка мне свой паспорт, так, для спокойствия.
- Чего там переписывать? Вот берите. Потом заеду за ним.
Кирилл достал документ, протянул его тете Наде.
- Ишь ты! Каков судак! Не нужен мне твой паспорт. Надо же! Может и душу свою в залог оставишь?
- Была бы возможность, оставил бы.
- Езжай в город. В Новостройки. Так тот район про себя называют там местные.
Адрес был простым, его Осипов даже не стал записывать.
- Спасибо большое!
- Да чего уж там, езжай!
Кирилл кивнул, пошел к машине.
- И не замужем она.
Донеслось ему вслед.
- Что? - обернулся он.
- Чего слышал.
Не замужем!!! Но как она примет его? Как посмотрит на его поступок, даже проступок, ведь он исчез из ее поля зрения на целых двадцать лет для нее! Выбежал в дверь и исчез.
Он теперь ничего не боится, он ради нее не боится не сдержать обещанного слова и расскажет ей все. Все! Ради нее он готов на все что угодно. Ради любви к Иринке не страшен грех не сдержавшего слова. Но поверит ли Ирина? Простит ли она? Осталась в ней хоть капля тех чувств, которые он испытал на себе там, в ее доме?
И страшно. И тревожно. И мучают тяжелые сомнения. Может не стоит. Он, Кирилл, выветрился давно и ее милой головки, зачем снова становиться причиной тревог и печали?
Всю дорогу до города, до ее дома голова Кирилла перемалывала в себе такие мысли, или какие-то им подобные. О том, чтобы представить себе, какая сейчас Ирина, ему даже в голову не пришло. То, что за двадцать лет от той замечательной девушки не осталось даже тени, он не думал.
Звонок.
Второй звонок.
Щелкнул замок. Дверь открылась
- Вам кого?
По ту сторону порога стояла худенькая, стройная женщина, невысокого роста, в простеньком халате, с немного растрепанными волосами, ничего другого при слабом освещении в прихожей квартиры Кирилл не смог рассмотреть.
- Ирина?
- Да, я Ирина. А Вы кто?
Женщина тщательно вглядывалась в лицо стоящего на лестничной клетке, которая была освещена лучше ее прихожей.
- Здравствуй Ирина! Я Кирилл!
- Кто? Кто? Кто?! Ой!
Женщина покачнулась, облокотилась на дверной косяк и начала медленно по нему сползать на пол.
- Ирина!!!
Кирилл бросился к ней, подхватил на руки и понес в открытую дверь комнаты, положил на диван и просто встал у него. Он не знал, что ему нужно делать. Он никогда не выводил людей из обморочного состояния. Нашатырь? А где он здесь? Мокрое полотенце на голову. В ванну! Он побежал в ванную комнату смочил полотенце, положил на ее лобик, встал на колени перед диваном и начал вытирать на ее лице сползающие капли с мокрого полотенца.
- Ирина! Милая моя, очнись, что с тобой.
Женщина еще раз простонала и приоткрыла глаза. Он смотрел на нее, она сквозь веки и ресницы смотрела на него. Она молчала, молчал и он, но недолго.
- Здравствуй, Ирина! Я обещал вернуться, я вернулся.
Она судорожно вздохнула.
- Вы кто? - прошептала она наконец.
- Я Кирилл, тот Кирилл... Неужели ты не помнишь меня? Железнодорожная платформа, твой дом, борщ, ванна, наша с тобою ночь, наше с тобою утро. А потом я ушел. Неужели ты не помнишь?
- Я все помню. Но Вы не можете быть тем Кириллом, Вы слишком молоды для него. Кто Вы и зачем Вы пришли сюда? Вам лучше уйти.
- Ирина, не выгоняй меня, пожалуйста, не гони. Я все расскажу, все. Вот тогда, если не поймешь меня и не простишь, можешь выгнать, и я уйду.
А она была хороша. Конечно же, время сильно ее изменило. Нет того девичьего восторженного взгляда, нет пылкого жара припухших губ, нет юношеского блеска кожи лица, но это совсем не испортило ее. Наоборот, в ее облике появилось нечто такое, что женщины, настоящие женщины приобретают лишь с возрастом. Она была не просто хороша, она была очень хороша и очень красива. Кирилл сразу же почувствовал для себя ее близость, словно родство. Такое чувство испытывают очень близкие по крови люди, не видевшие друг друга долгое время.
- Ой! - она одернула подол халата, задравшийся выше приличного, попыталась подняться, но он остановил ее.
- Ты полежи немного. Давай я тебе подушку положу, накрою тебя. Полежи немного. Пить хочешь? Хочешь попить?
- Да! Просто холодной воды.
Он встал, сначала снял подушку с кровати, нежно приподнял ее головку, потом накрыл ее покрывалом, кинулся на кухню, принес стакан воды. Попоил ее из своих рук. Попив, она откинулась на подушку.
- И что Вы можете мне сказать? Боюсь, что мне сложно будет, видя Вас, поверить хоть одному Вашему слову.
Он сел на пол у ее изголовья.
- Ирина, говорить буду долго и много. Постарайся внимательно выслушать меня и понять то, о чем я буду тебе говорить.
Он говорил, он рассказывал ей все, ничего не скрывая. Она смотрела в потолок, изредка взмахивая длинными ресницами, казалось, она не слушала его, а он все говорил, говорил и рассказывал.
- Вроде и все. Все выглядит чудовищным безумством. Но многому ты была сама свидетельницей. Драка на площади, я на платформе, мы с тобой в твоем доме, смерть Зои...
- Какой Зои, какая смерть?
- Ах да, ты уже не должна помнить, но я же тебе рассказывал, я во второй свой приход проколол колеса на той машине. Ты не слушала меня?
- Нет, я очень внимательно выслушала Вас, но, когда Вы сейчас повторили про Зою и ее смерть, что-то вроде как чувство дежа вю посетило меня, словно я что-то уже пережила раньше.
- Ну вот видишь! Значит твоя память не все выкинула из себя, какие-то крохи в ней от того эпизода, позднее мною переигранного осталось.
- Не знаю. Мне нужно встать. Не помогайте мне, я сама.
Ирина встала, поправила халатик, провела ладонью по волосам. Посмотрела на Кирилла. Долго, внимательно глядела на него, потом вышла в прихожую, обернулась в сторону Кирилла, открыла входную дверь и сказала:
- Уходите, пожалуйста! Уходите!!!
***
Он встал с пола, подошел к двери.
- Ты меня выгоняешь, Ирина?
Губы ее задрожали, скулы заходили ходуном, часто взлетали и опускались ресницы. Она промолчала. Она отвернулась. Он на секунду задержался в дверях, потом повернулся к ней, взял ее за руку, поцеловал тыльную сторону ладошки. Она не вырвала руки, он не удержался и поцеловал каждый из ее пальчиков.
- О, Господи! - вырвалось у нее. Она с силой оттолкнула от себя дверь. Та с грохотом захлопнулась.
- Проходите… Пройди в комнату. Поздно уже уходить. Тебя покормить?
- Борщом? - через силу улыбнулся он.
- Нет первого. Есть котлеты и рис. Будешь?
- Конечно буду. А чаем напоишь?
- Напою, но малинового варенья нет, никакого нет. Есть пряники. Проходи в комнату. Я разогрею, позову тебя.
Он сидел в тоскливом одиночестве на диване и не представлял совершенно как дальше вести себя. Он не ожидал того, что его Иришка бросится ему на шею. Он ничего не ждал, в том числе такой встречи, которая состоялась. Потому что не знал, чего можно было ожидать дальше. Что делать сейчас? Уйти просто так он не мог. Да, она совсем не та, какой он ее в первый раз увидел в сквере. Но Иринка такая близкая, такая родная. И много в ней все равно от той девчонки. Даже кожа ее ладошек пахнет так же, как пахла она там, в том времени. Он помнит!
Он сидел, бессмысленно смотрел на экран выключенного телевизора. И Ирина на кухне притихла, словно и нет ее вообще.
Он встал, несмело пошел в сторону кухни. На газовой плите, дымя, подгорал рис с котлетами. Ирина, склонившись, сидела в углу на стуле и плакала. Плакала навзрыд.
– Иришка, милая моя, ну что ты! Ну не надо. Ну хочешь, я уйду? Ну уйду насовсем. Я никогда больше не потревожу тебя. Жила ты без меня столько лет и дальше проживешь без печали.
- Без печали? - она подняла голову, - Без печали? Я все это время вспоминала тебя. Я могла вспоминать тебя без печали? Я после тебя так и не смогла принять ни одного мужчину. Ни одного! Ни один не смог вытеснить тебя из моего сердца. Уйти? Уходи! Уходи! Я чувствую душой, что это ты, но вот разум мой никак не может принять тебя сегодня. И мне кажется, что душе тяжело победить будет разум. Он холодный, он сильнее. Уходи!
Кирилл молча повернулся, пошел к двери.
- Стой, - догнала она его вскриком, - Стой! Поешь, переночуешь, завтра уйдешь. Иди сюда.
Она встала, выключила газ, высыпала из сковороды в ведро подгоревший ужин, бросила с грохотом сковороду в мойку. Достала другую, пожарила яичницу с кусочками колбасы, налила подогретого чая, все это поставила на стол, подала пряники. Кивком пригласила. Кирилл сел за стол, Ирина вышла с кухни.
И снова уродливый хоровод мыслей в голове. Как же она дорога ему! Но как поступить, чтобы она не отторгала его? Как? Ничего в голову не приходило. Он хотел есть, но не жевалось, не пилось, не глоталось. Кое-как, запивая чаем, он все-таки уничтожил все, что было ему предложено на ужин. Вытер губы салфеткой. Идти к ней? Но она его не зовет. Сидеть здесь? А сколько здесь сидеть? Чего ждать? Она что-то хлопочет там. Ходит из комнаты в комнату, заходила в ванную. Он сидел, ждал.
- Я постелила тебе, у сына. Иди, осмотрись пока, я налью ванну для тебя.
Сына? Какого сына? Она же говорила, что не приняла ни одного мужчину после него. Чей сын? Того урода из ларька? Чувство неожиданной ревности вызвало внутренний жар и немного помутило сознание. Он резко встал, быстро прошел в предложенную ему комнату, сел в кресло.
В ванну потекла вода. А он, сидя, успокаивал себя. Нельзя же так! Нельзя. Двадцать лет минуло. Молодая, очаровательная девушка. Ну как ей без поклонников. Как можно устоять, если не кто-нибудь, а сама природа не подсказывает, не советует, а приказывает. Какая может быть ревность?
Он встал, подошел к столу с компьютером, расположенному в углу. Несколько фотографий на столе стоят, упершись в стену. Он взял первую из них. Ирина. Лет десять, наверное, назад. Красивая, улыбающаяся, но улыбающаяся печально. Взял со стола другую фотографию. Парень, лет около двадцати... Парень, лет около двадцати... Парень, лет около двадцати... Мысль закружилась сама вокруг себя. С фотографии на него, улыбаясь его же улыбкой, смотрел парень, поразительно похожий на него. Сын? Неужели его сын? Ждать от встречи с Ириной можно было все что угодно. Но этого он точно ожидать не мог.
- Ванна налилась. Там чистые трусы и халат положила. Все сына. Думаю, что будет тебе в самый раз.
- Где он, - повернувшись к Ирине еле слышно прохрипел Кирилл. - Где сын?
- На каникулах. У бабушки с дедом. Отдыхает.
- Как его зовут?
- Ни за что не угадаешь. Его зовут Кириллом.
- Этого не может быть!
- Для тебя, возможно, не может быть. А для меня ... Мы почти двадцать лет вдвоем. Поэтому для меня он очень даже может быть.
- Ирина! Милая моя, Ирина!
Он потянулся к ней.
- Иди мойся. А я прилягу. Я неважно чувствую себя.
Ванна, увы, не расслабила. За непродолжительное время голова обычного человека не может усвоить такое количество информации. Именно такой информации. Голова обычного человека должна была треснуть от перенапряжения. Вот и Кириллу казалось, что она сейчас у него треснет.
Он вышел из ванной. Дверь в комнату Ирины была немного прикрыта, горел свет, работал телевизор. Кирилл прошел на половину сына, прилег в халате на приготовленную для него тахту. Лежал с час. Телевизор за стенкой тихо говорил. Он резко встал, решительно направился к дверям Ирининой комнаты, приоткрыл ее, остановился на пороге. Она приподнялась на кровати, повернулась к нему.
- Ты что-то хотел?
- Да!
- Что случилось?
- Я к тебе хочу!
- Ну о чем вот ты сейчас говоришь? Я вообще забыла, что это такое. Я даже представить не могу мужчину рядом с собой. Все это прошло мимо меня, понимаешь, мимо моей жизни. И воспоминания от близости с мужчиной, которые остались после тебя, давно уже испарились, выветрились? Ты о чем вообще говоришь, Кирилл? Иди к себе, ложись, успокойся!
Он подошел к ее кровати, присел на краешек. Она резко вскочила, с некоторым испугом на лице. Подошла к двери.
- Иди, Кирилл, иди!
Он посмотрел на нее. Резко нахлынуло. В коротком халатике, босоногая, как тогда, только сейчас без тюрбана, свернутого из полотенца на голове. У Кирилла перехватило дыхание.
- Ирина!
- Уходи!
Но сказав это, она вдруг подошла к нему, почти вплотную приблизилась. Аромат ее тела помутил его сознание, закружилась не только голова, все внутри него закрутилось. Все забурлило. Все начинало вскипать.
Он взял ее за руку, поднес ее тонкие пальчики к своим губам и нежно начал целовать каждый из них. Она положила вторую руку ему на голову, осторожно шевеля кончиками пальцев, перебирала волосы на его голове. Он обнял второй рукой ее за талию и привлек к себе. Ноги ее ослабли, она села к нему на колени. Он не переставая целовать ее пальчики, посмотрел ей в лицо. Оно было окаменевшим. Он взял ее на руки. Он положил аккуратно ее на кровать. Ирина сильно напряглась. Руки, вытянутые по швам, он судорожно вцепилась в простыню. Открытые глаза ее были остекленевшими. Рот крепко сжат. Он наклонился и прикоснулся с нежностью губами к уголку ее губ. Потом притронулся ко второму уголку. Потом с той же нежностью прикоснулся к обеим щечкам. Потом проложил дорожку легкими, почти невесомыми поцелуями от одной мочки ушка, через шейку и грудь, ко второй.
- Не надо!!! - еле слышно прошептала она.
- Что?
- Не надо!!!
Ротик ее на мгновение приоткрылся, и он осторожно поймал губами одну из ее губок. Она не вырвала ее. Она даже капельку расслабилась. И он с нежностью, поймав открытым ртом вторую губку, легко втянул их в себя. Этот поцелуй мог продолжаться вечно. Но тело ее ослабло, руки ее взметнулись и обвили плечи Кирилла, она всей собою подалась навстречу ему.
– Это ты!
- Что?
- Да нет уже никаких сомнений, что ты, это ты!
- Если бы я не был собою, я бы не посмел сейчас так ... к тебе...
Как она была хороша. Как красиво было ее разгоряченное лицо. Как прекрасны были ее растрепанные темные волосы. Как изумительны были все изгибы ее тела, нагого, лежащего на одеяле. Он снова потянулся к ней.
- Кирилл. Не надо. Я устала. Я очень устала. Значит ты - это ты. И ты завтра снова уйдешь. Только, учти, через двадцать лет, ты вряд ли снова вернешься ко мне. Мне будет в то время уже почти шестьдесят лет.
- Я никуда уже не уйду! Это мое время. Если ты не выгонишь меня, я останусь с тобой навсегда. Я украл у тебя двадцать лет. Но у нас еще много времени впереди. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива за все прошедшие годы.
- Ну тогда прижми меня покрепче к себе. Крепко – крепко обними меня. Я мечтала уснуть в объятиях такого мужчины. Именно в твоих объятиях, Кирилл! Двадцать лет мечтала. Долгие двадцать лет.
Он встал, не стыдясь своей наготы, прошел к выключателю, свет погас, он вернулся в кровать, лег, она прильнула к нему, он крепко ее обнял. Буквально сразу же она тихо, по-детски умиленно засопела носиком. Тело ее легонько подрагивало во сне. А он боялся даже шевельнуться.
Все повторилось, все вернулось, все пережилось, как вновь переживаемое. И все с теми же неповторимыми чувствами.
***
Давно Кирилл не просыпался с ощущением счастья по утрам. Очень давно. Неповторимые чувства. Открываешь глаза, не понимая еще, что с тобой, где ты, что тебя ожидает сегодня, но уже испытываешь ощущения необычайной внутренней и внешней легкости, приподнятости и вселюбия ко всем и ко всему. Так и распирает сделать что-то очень хорошее каждому. Он лежал, смотрел в потолок и блаженно улыбался.
Но, где Ирина?
Он встал, накинул вчерашний халат. Ирина сидела на том же месте, где сидела вчера, и плакала. Но только теперь тихо, беззвучно. И лицо ее было совсем не похоже на лицо плачущей женщины. Обычное лицо, просто слезы медленно стекали по щечкам и аккуратно падали ей на колени.
- Иришка! Иринка! Ну ты что? Ну ты что, моя хорошая? Ну что снова случилось? - бросился он к ней.
Она улыбнулась, изменив проторенный путь очередным слезинкам.
- Ничего. Ничего, Кирилл. Хочется поплакать, вот я и плачу. Я давно уже не плакала. Слез много накопилось. Надо от них избавиться.
- Ну хватит! Хватит тебе! Ну не нужно сейчас слез.
Он взял стул, поставил рядом, сел, обнял ее, прижал к себе.
- А ты правда... Ну это... Ведь двадцать лет прошло. Я же ведь постарела на целых двадцать лет! Я же уже не та! Совсем не та, которую ты ласкал и нежил там, в доме. Неужели тебя тянет ко мне?
- Ты не постарела на двадцать лет, милая моя! Ты похорошела на двадцать лет. Ты была очень красивой, изумительно красивой девчонкой. А сейчас ты очень красивая женщина, неповторимо красивая женщина. А по мне это и ценнее и, как тебе сказать... - он смущенно улыбнулся: - Надежнее, что ли. Мы же с тобой, получается, теперь одного поля ягоды. Не нужно мне будет в будущем подозревать себя в том, что я в чем-то уступаю твоим ровесникам. Потому что я твой ровесник.
Она вытерла слезы. Серьезно посмотрела на него.
- В будущем? Значит ты больше не уйдешь?
- Глупенькая! Я же тебе говорил. Куда же я теперь от тебя уйду. Куда я уйду от тебя и нашего сына? Мне так сильно хочется его увидеть! Поговорить с ним. Как и когда можно это сделать?
Она сама прижалась к нему теснее.
- Не спеши. Надо подумать, как это лучше сделать. Для него это, наверное, больший сюрприз, нежели для меня. Он же тебя вообще ни разу не видел. Тем более, он сейчас далеко.
- Ты сказала он у бабушки с дедом. С дедом? У тебя есть папа? Ты ничего мне о нем тогда не говорила.
– А почему бы ему не быть? Он в то время на заработках был. Вахтами работал. На Севере. Заработал там неплохо. Мама с папой продали тот дом, купили нам с Кириллом эту квартиру, купили себе другой домик, южнее, намного южнее. Живут там с мамой, выращивают розы и клубнику, и жизни радуются. Кирилл после сессии в институте поехал к ним. Там очень ему нравится. Надо подумать, как все это обставить и как все объяснить сыну.
- А что объяснять? Почему я от сына должен скрывать правду? Все как есть, так и расскажу. Мы мужики. Мы должны понять другу друга. Мы когда ему сообщим об этом? Обо мне. Что я здесь.
- Я думаю, он знает уже об этом, - улыбнулась Ирина.
- Каким образом? Ты...
- Нет, что ты? Тетя Надя утром звонила мне. Узнала ведь она тебя. Догадалась кто ты. Говорит, Кирилл - влитый ты. Понравился ты ей. Глаза, говорила, у тебя добрые. Если бы не понравился, она бы тебя метлой погнала. Наверное, уже и маме звякнула. Наверняка не удержалась. Давай выждем пока немного. Я сама маме позвоню. Узнаю, какая реакция у него, у сына. А потом все решим. Хорошо?
- Сделаем так, как ты считаешь правильным.
- Ну почему я? Ты же не уйдешь больше? Значит, мы должны вместе решать. Или все же уйдешь?
- Я же сказал, нет!
- А ты правда... Ну это... Ну, нравлюсь я тебе такой? Какая сейчас есть.
- Ты мне не просто нравишься. Я люблю тебя, милая моя! Очень люблю тебя, моя Иринка!
- Я так этого боюсь! Что ты еще раз пропадешь. Я ведь всегда тебя любила. Всегда. Всегда. И сейчас люблю! Я даже как сказать не знаю, не могу, как я люблю тебя!
Она немного отстранилась, повернула к его лицу свое лицо, губы ее дрожали. Он не мог видеть эту дрожь. Он унял ее долгим, крепким поцелуем. Он взял ее на руки, понес в комнату. Он понес ее на кровать. На их кровать. Он...
Ее головка лежала у него на груди. Он тихо дышал ей в затылок. Дышать старался чаще, чтобы чаще можно было вдохнуть в себя ароматную свежесть ее волос.
- Знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем?
- Что? Я думаю, мне тебя надо покормить завтраком. Ты славно потрудился. Надо восполнить энергию.
- Ну это само собой. А мы потом мы пойдем в ЗАГС и подадим заявление.
- Куда?
- Тьфу ты! Не получится!
- Что не получится?
- Заявления не получится подать. Да не разведен я еще. Нужно развестись сначала с прежней женой.
Она неожиданно рассмеялась. Потом так же неожиданно вдруг потянулась к его лицу и начала часто целовать его наобум, куда попадет.
- Иринка, перестань! Я сейчас не выдержу!!!
- Ну ничего страшного. Я о том, что не получится. Ну и не спеши. Кирилл приедет. Маму с папой вызовем. Что же, мы только вдвоем за столом сидеть будем? Я в первый раз замуж выйду. А нам "Горько" некому сказать будет.
- Я тебя так всю зацелую.
Он потянулся к ней, но она увернулась, выскользнула, спрыгнула с кровати.
- Все! Оставь немного силушки на попозже. Тебе же сильно хочется узнать, что с Зоей? Давай, позавтракаешь сначала. А потом подумаем, как лучше получить тебе о ней нужную информацию. Времени-то немало уже. Пойдем, я все для завтрака приготовила.
После завтрака Ирина положила перед Кириллом джинсы, рубашку и носки.
- Надень, а то ходишь двадцать лет уже в одном и том же, - она засмеялась, - Это Кирюшины, немного поправиться тебе, фигуры ваши одна в одну будут.
- Это правильно, это ты здорово придумала. Я же виделся недавно с соседкой Аршинова... Аршиновых. Ни к чему ей узнавать меня. Хотя... Ладно. Обезопасится все равно нужно. Там я еще очки видел у Кирилла, солнцезащитные, неплохо бы их...
Ирина уже ушла за очками. Он с недовольством рассматривал себя в зеркале.
Она с удовольствием рассматривала его со стороны. Как они похожи!
А как узнать, что с Зоей? Зайти в дом? Позвонить в дверь? И просто спросить? Но если в связи с изменившейся реальностью Василий мог не знать Кирилла, то Зоя могла его вспомнить. С Зоей в любом изменившемся мире он встречался в прошлом. Надо подъехать к их дому. На месте может что-то само решиться.
Они сидели в машине, прижавшись тесно друг к другу. Он смотрел на подъезд знакомого дома, она украдкой рассматривала его. Но ведь хорош! Хорош! Худой вот только очень. Ничего, откормит. Ради него, ради именно такого него стоило терпеть и мучиться душой двадцать лет.
- Ты помнишь того, которому ты на площади дал? Ну дрался с кем.
- Конечно помню.
- Вон такси впереди. Он за рулем.
Кирилл повернул голову, всмотрелся. Расплывшаяся физиономия никак не ассоциировалась у него с тем крепким парнем.
- Ты знаешь, что любопытно. Через несколько дней после того, как ты... Ну в общем ушел. Пришла его мама к моей маме и сказала, что он, мол, мой потенциальный жених, должен уехать. Пусть, мол, Ирина, то есть я, не обижается, но со свадьбой ничего не получится. Я тааааааааак расстроилась!!!
Она засмеялась, он подозрительно хмыкнул.
- Погоди! Погоди, погоди! Ты чего это хмыкаешь? Это ты? Это твоих рук дело? Ах, ты, негодник эдакий! Такого жениха от меня отвадил! Вот ты получишь у меня вечером сегодня!
- Я боялся за тебя. Что ты там за месть придумала, я не знаю, но от таких подонков можно всего ожидать.
- Да и так ничего бы не было. Через два месяца, когда свадьба намечена была, я уже знала, что во мне есть большая частичка тебя, которая растет во мне. Я бы не пошла на такое. Это кощунством было бы.
- Милая моя! Девочка моя! Ой, погоди, я сейчас.
По тротуару через улицу шла соседка Аршиновых. С виду, можно было подумать, что она тоже вместе с Осиповым перемещалась во времени. То же лицо, что и двадцать лет назад, та же фигура. Женщина вообще практически не изменилась. Кирилл выскочил из машины, набросил на переносицу очки, перешел улицу, пошел ей навстречу.
- Извините, извините, пожалуйста! Можно Вас на минутку.
Женщина остановилась, окинула взглядом незнакомца.
- Чего тебе?
- Я корреспондент областной газеты. По заданию здесь, в вашем городе. Можно мне Вам пару вопросов задать?
- Что-то ты не похож на корреспондента, милок, бесфактурный ты какой-то. Ну да Бог с тобой, чего тебе нужно?
- Тут прошла информация, что в этом доме писатель один известный жил. Вы не знаете никого из этого дома?
- Как не знать, знаю. Себя знаю. Я там живу. И писателя знала. Здорово жалобы и кляузы писал. Он тебе нужен?
- Как удачно получилось, что Вы в этом доме живете. Ну, к примеру, кто Ваши соседи? Они не потомки того писателя?
- Лилька, что справа, недавно живет. Приезжая она. А слева Аршиновы. И эти точно не писатели и не потомки.
– Аршиновы? Что-то знакомое.
У Кирилла тепло пробежалось по внутренностям.
- Кто они?
- Васька, да Зойка. Кто же еще. Ну сын еще, Мишка, пятнадцати, по-моему, лет. Только это, по секрету. Не их он. Приемный. Украдкой взяли в детском доме. А всем говорят, что их. Она уезжала...
- Извините, это потом. Срочное дело! Я Вас попозже найду. Все расскажете, потом мне расскажете. Спасибо! До свидания!
- Эй, погодь-ка! Это не ты вчера приходил? Эй! Постой!
- Потом! Все потом!
Осипов уже бежал в сторону своей машины.
"Черт знает что!!! " - думал он на ходу: "Какой вчера? Если Зоя была и вчера жива, зачем ему приходить надо было сюда?"
Кирилл запрыгнул в "Волгу", резко потянулся к Ирине, схватил ее и чуть не задушил объятиями и крепким поцелуем.
- Ты чего, сумасшедший? Чуть не задохнулась ведь?
- Замечательно! Все замечательно, Иришка. Живут, сына воспитывают.
- Ты знаешь, что интересно. Ты только вчера вечером пришел. А такой родной и близкий, будто мы долго уже вместе с тобой.
- А может быть мы и правда с тобой все это время были вместе. Просто пока память еще не перезагрузилась? Ты тоже мне очень близка. И роднее тебя нет никого. Иришка моя! Радость моя! Любовь моя! Домой! Наверстывать упущенное!
Задние колеса от старой "Волги" чуть не уехали одни, без кузова и седоков в ней. Так резко взял с места Осипов.
***
В понедельник они вместе поехали на работу к Ирине. Она написала заявление на отпуск. Однако ее начальник долго не хотел его подписывать. Лишь получасовой разговор с ним Кирилла исправил ситуацию. Заявление все-таки было в итоге подписано.
- И что теперь? В квартиру и на две недели закрываемся от всего внешнего мира? Выдержим. Не так уж мы молоды?
- С удовольствием бы. Но есть еще одно дело. Которое тянет немного, поэтому план другой. Едем сначала ко мне. Кое-что проверяем там. А потом выезжаем в Москву. К Димке.
- Ни разу в Москве не была!
- Как раз и погуляем там!
Долг перед доктором пока не горел. Телефон Николая был дан Кириллу Максимом. Осипов звонил ему, доктор ругался, но не из-за долга, из-за того, что его больной не спешит в палату в его больнице. После поездки в Москву все равно пришлось бы ложиться на обследование. Просто так он Кирилла бы не отпустил. Тогда, как ляжет, долг вернет.
Было решено. Едут в город Осипова. Кирилл подает заявление на развод. Ночь проведут в его квартире. Наутро звонок другу и в дорогу.
Квартира Осипова их испугала своей необжитостью.
- А пыли-то сколько!!!
- Ирина, так я здесь почти полгода не жил. Сейчас все уберем. Руки пока на месте. Как тебе мое жилище?
- Хорошее. По расположению комнат лучше даже, чем наша. Ремонт бы сделала, небольшой. Простенький. Обои поменяла бы, потолки освежила бы. Обстановочка у тебя скудная.
- Так это все, что от мамы осталось. Все что вместе с женой покупали, ей отдал. Но с этим не проблема вообще. И ремонт сделаем. И мебель докупим. Есть на что купить. Если Димка не прикалывался. Хотя зачем ему это?
- Погоди, погоди! Это как тебя понимать? Ты меня сюда приглашаешь жить? А как же моя работа? Как та квартира? Как Кирилл? Как сын?
- Да все просто. Работу тебе и здесь найдем. Найдем, не беспокойся. А с вашей квартирой масса вариантов. Продадим вместе с этой, купим новую, побольше, будем жить вместе. Или две приобретем, если так Кирилл захочет, будет отдельная квартира ему здесь же. Если нет у него желания переезжать сюда, можем ту ему оставить, пусть сам хозяйничает там. Чего в общем не хотелось бы. Но он взрослый парень. Он должен сам принимать решения. А нам нужно принимать его решения.
- Ну, все сразу по полочкам разложил. Как-то даже уверенность в завтрашнем дне с тобою почувствовала. Подумаем, посоветуемся, решим, но после решать будем. А сейчас... Давай пылесос? Есть?
- Был где-то. Найдем.
Остатком дня и ночью не довольствовались. Провели еще день и переночевали еще ночь в квартире Кирилла.
Следующий день прошел снова в хлопотах, не заметили, как вечер подошел. А надо было доехать до того дома, где Осипов пил ночью горькую с Виктором Шепиловым, навести там кое-какие справки. Что они вместе с Ириной сделали. Знакомой машины во дворе не было. Все, кого не спрашивал Осипов из прохожих здесь, не знали ничего про Виктора Шепилова. Надо было бы второй адрес, местный записать. Сегодня люди часто даже с соседями не знакомы.
Несколько раз звонил доктор. Сильно ругался. Требовал больного обязательно появиться завтра. Даже приказывал. Обещал после взятия некоторых анализов и нескольких исследований отпустить на недолгое время Осипова. Следующий день Кирилл провел в больнице. Еще ночь. Сладкая, неповторимая по нежности и ласкам ночь.
А в пятницу... Позавтракав, позвонив Дмитрию, заправив под завязку старенькую "Волгу" вновь обретшие любовь, двинулись в Москву.
Встретили их радушно. Женщины висли на шее у Осипова, которому было непривычно проявление к нему такой нежности взрослой Сони. Дмитрий с видом матерого ловеласа тетеревом ходил вокруг счастливой, оттого ставшей еще красивее, милее и женственнее Ирины.
Потом женщины занялись готовкой к вечернему столу. А Дмитрий, несмотря на все отговоры и протесты друга, повез того в банк. В банке после несложных взаимных перерасчетов между ними, на депозит Осипова была положена достаточно крупная по меркам Осипова сумма денег.
Вечером сидели за столом. Шутили, смеялись, просто болтали. Вспомнили Юру, сына Масловых. Позвонили ему. У того дела шли хорошо. Вертел всех своих соперников вокруг талии.
- Хвалите его, а хвалить-то меня нужно, - смеясь подала голос Соня.
- Это за что же? - спросил ее отец.
- Помните, когда его из роддома привезли, я его на руки взять хотела и нечаянно уронила. Вот тогда ему не понравилось, чтобы его роняли. Теперь он сам всех роняет. Помнишь Кирилл?
Она называла его по имени.
- Что? - обернулся он.
- Помнишь, как я его уронила?
Он поморщил лоб. Потом резко вскочил и почти закричал.
- Помню! Я помню! Иришка, я ведь помню.
Все удивленно смотрели на него, а Ирина сидела счастливо и мило улыбалась.
А в ночь на субботу Шепилову снился сон. Сын, сын, их сын, жизнерадостно улыбаясь, говорил отцу:
- Папа, мы сегодня приедем. Ждите. И сообщим очень интересную новость. Как тебе, приятно быть дедушкой? Привыкай. Уже скоро!
Виктор проснулся, встал с кровати. Прошел на кухню. Хлебнул холодного чая. Из ванной вышла жена.
- Поднялся? Позднехонько ты сегодня. Саша наш звонил. Приедет к вечеру с женой. Обещал хорошей новостью порадовать.
- Да знаю я, Алла, знаю! Как тебе, приятно быть бабушкой? Бабушка! Привыкай! Уже скоро!
- Откуда ты знаешь?
- Чувствую, Алла, чувствую!
- Давай, чувствительный ты мой, умывайся! И надо в магазин сходить. Разомни ноги. Кое-чего купить нужно к их приезду.
Шепилов, вышел из подъезда дома. Он редко ходил в магазин. Даже очень редко. Не очень он любил такие прогулки. Но сегодня почему-то его тянуло на улицу. Виктор огляделся, пошел в нужном направлении. Повернул голову в сторону улицы, замедлил ход. Из окна старенькой "Волги" на него кто-то внимательно глядел. Смотрел мужчина. Глядел и улыбался. Кажется, даже кивнул. Шепилов чуть было не кивнул в ответ. Но отвернулся и ускорил шаг. Потом резко остановился. До чего же знакомое лицо в окне машины. Кто он? Где могли они встречаться. Лето? Да лето. Такое же настоящее, теплое лето, как нынешнее. Не Москва. Где-то вообще далеко от столицы. Провинциальный поселок, завод, конторка, закрытая дверь, пропавшие ножницы для бумаги...
Это тот безумец с горящими глазами!
Шепилов остановился, резко развернулся, машины напротив его подъезда уже не было.
Понедельник был хорошим.
- У меня водитель сегодня отпросился. Жена у него рожает. Как не отпустить по такому поводу? А другую машину вызывать не стал. Ты не отвезешь меня? Хотелось бы, чтобы в этот день, ты со мною хоть немного побыла! Ты как?
- Ну о чем ты? Конечно, отвезу. Обязательно побуду. Как будешь готов, скажи. Я уже готова, Андрей!
- Ну так поехали!
Вальцов, пропуская вперед жену вошел в фойе административного здания, и на него обрушился водопад голосов.
- Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем!
Большая толпа в фойе с искренней радостью встречала своего мэра, к которому так уже привыкла за два предыдущих срока, и которая с искренней радостью приняла результаты очередных выборов. На них снова победил Вальцов. Подбежал с угодливой улыбкой один из его замов, Лукашов.
- Поздравляем, Андрей Николаевич! Поздравляем!
- Ты, знаешь чего, перепиши здесь всех. Всех, кто захочет, приглашаю на банкет, в честь нового избрания.
Обернулся к жене.
- Пойдем ко мне! Посидишь немного со мной. Как захочешь, так уедешь.
Они поднялись на нужный этаж, прошли приемную, отвечая на новые поздравления на ходу, зашли в кабинет. Зазвонил сотовый телефон. Вальцов глянул на дисплей, улыбнулся.
- Нюша! Нюшенька звонит! - сказал он жене, - Да, слушаю родная! - ответил он по телефону.
Радостный, звонкий голос дочки:
- Папа! Папочка! Поздравляю тебя! Хотела приехать на неделе, не смогу. На Алтай едем. На лыжах покататься! Извини. Не хочется от друзей отставать. Не обижайся! Еще раз поздравляю! Целуй маму!
- Ты там поаккуратнее! Поаккуратнее, пожалуйста! Удачи тебе!
Дочка отбилась. Он сел в кресло. Боль в спине, мучившая его двадцать долгих лет, неожиданно прошла. Он удивленно, но радостно улыбнулся.
Возвращение к любви... 3
© Copyright: Геннадий Локтев, 2021
Свидетельство о публикации №221021301808
Свидетельство о публикации №221021301808
Рецензии