Н. Лендер. Воспоминания Виссарионе Вис. Комарове

Николай Николаевич ЛЕНДЕР [РЕЙХЕЛЬТ]

ВИССАРИОН ВИССАРИОНОВИЧ КОМАРОВ
(Воспоминания)

I.

Старое поколение сходит со сцены. Прошлый 1907 год вырвал из русской жизни целый ряд видных деятелей. В самые последние дни старого года скончался, совершенно неожиданно для всех окружавших, старый редактор и публицист, видный поборник славянского движения и видный общественный деятель Петербурга Виссарион Виссарионович Комаров. Он умер от паралича сердца. Перед тем продолжительное время он хворал затяжной болезнью, но никто не ожидал, что так быстро оборвется эта деятельная и плодотворная жизнь.
Виссарион Виссарионович Комаров был основателем первой в Петербурге популярной дешевой газеты «Свет», руководимой им беспрерывно до последних дней его жизни и имевшей редкий успех. Это была яркая идейная газета, каковой она осталась и теперь; небывалая в прежние годы цифра тиража «Света» (100.000 подписчиков) вызывала повышенное внимание общества к публицистической деятельности В.В. Комарова и нескрываемую зависть к его успеху в нарождавшихся из года в год его конкурентах и подражателях. Газета «Свет» дала покойному состояние, дала ему колоссальный дом в Петербурге, в котором может поместиться население целого уездного города, и создала, наконец, ему прочные симпатии его многочисленных единомышленников, составлявших аудиторию «Света».
В.В. Комаров был человеком чрезвычайно живым и разносторонним. Он все близко принимал к сердцу. Его волновали и вопросы славянской жизни, в которых он был большим знатоком, и внутренние дела России, и городские дела Петербурга. Он всюду поспевал, увлекался всякой заманчивой идеей, каждым живым и симпатичным делом, и на все его хватало. Этот человек, можно сказать, кипел, пил полную чашу жизни и на все живое и симпатичное отзывался с редкой чуткостью.
Люди, хорошо знавшие В.В. Комарова, в шутку говорили:
- Это изумительный человек. У него столько дел и обязанностей, что он мог бы со спокойной совестью ровно ничего не делать: все равно не управиться. Но он работает и как-то везде поспевает...
В частной жизни Виссарион Виссарионович Комаров производил удивительно симпатичное впечатление. Это был редкий в Петербурге человек дела и общества, стоявший вне понятий местничества и табели о рангах. Он был одинаков как с петербургским сановником, так и с несчастным болгарином, закинутым обстоятельствами в Россию и пришедшим к Комарову просить его покровительства и защиты... Напротив, В.В. относился с особой отзывчивостью к несчастью и был чрезвычайно строг к влиянию и могуществу сильных. Последние события в России, прогрессировавшая два года назад революционная смута, бездействие и попустительство властей и разгоравшийся по всей России пожар анархии чрезвычайно волновали его.
- Что это такое? - говорил он. - Ни находчивости, ни разума в петербургских сферах, какое-то вырождение. Россия гибнет, разоряется, и никому до этого нет ни малейшего дела. Изумительно. Ведь все видят, как далеко зашла беда; день ото дня все хуже, а у власти нет никакой энергии, никакого внимания к событиям. Недоумеваешь... Зачем же вы беретесь управлять страной? Если вы тупы, бездарны, дайте место другим. Не оскудел еще русский разум! А то какая-то слепота, подслуживание к лицам, к обстоятельствам и больше ничего. Можно подумать, что среди сановников нет ни одного умного человека. Одни молчат из лести, другие из подслуживания модным веяниям и сильным влияниям, а страна гибнет.
Это было в тяжелые и кровавые дни 1905 года. Смута шла по всей России, не оставляя без потрясений и Петербург, где действовали забастовочные комитеты. Всякая работа останавливалась, типографии бездействовали, газеты не выходили. Эта история повторялась и в 1906 году. Зарождавшийся в то время из незначительной частной газеты официоз - газета «Россия» - бойкотировалась типографскими забастовками и печатался по секрету в министерской типографии.
Замечательно, что в это время «Свет» не знал никаких затруднений и исправно выходил, не считаясь с забастовочным вандализмом... В 1905 году забастовщики били стекла в типографии Комарова, но дружная семья его типографских рабочих все-таки не бросала дела. Чем это объяснялось? Только тем, что вокруг В.В. Комарова была сплоченная, единомышленная с ним среда работников, которые знали цену смуте и дорожили близким всем им делом. В.В. Комаров замечательно располагал к себе, умел внушить любовь к своему делу и умел поддерживать дух солидарности среди работников своей редакционной семьи и типографии. Правда, у него менялись настроения, и он нередко охладевал к своим сотрудникам и служащим, ссорился и даже расставался с ними, но это бывало по большей части ненадолго, и старые работники вновь возвращались к нему, в знакомую редакционную среду. У В.В. Комарова не было злопамятности, хотя, к сожалению, не было и ровных отношений с близкими ему людьми, что объяснялось, по всей вероятности, живостью и излишней иногда впечатлительностью его характера.
И в своих положительных шагах, и в своих заблуждениях В.В. Комаров, однако, всегда был искренним и непосредственным. Как ни непрочны бывали его отношения с людьми, но у него было больше все же друзей, чем врагов. И прочнее всего были обширные его связи в славянском мире, где его понимали и ценили по достоинству и где он был замечательно популярен. В этом я убедился во время своих многочисленных поездок по славянскому Востоку, где с именем В.В. Комарова связывались живейшие симпатии к русскому делу и даже надежды на возможность пробуждения энергии России в славянском вопросе.
Я никогда не забуду, с каким живым чувством встречали меня, как представителя газеты В.В. Комарова, болгарские деятели Константинополя, куда я выезжал для свидания с болгарским экзархом.
- Тяжело складывается наша жизнь, - говорили мне константинопольские болгары. - Турция нас ненавидит за наше родство с Россией, а Россия не то, чтобы отвернулась от нас, а по обстоятельствам стала весьма индифферентной к славянству. Немного у вас осталось людей, которые понимают всю историческую важность славянского вопроса, в котором надежды славянства и будущее России. Когда мы присматриваемся к русской жизни и следим за ней по русским газетам, то видим только один неизменный и по-прежнему энергичный русский голос В.В. Комарова. Виссарион Виссарионович не остыл к славянской идее и ратует за нее...
Так говорили константинопольские болгары о В.В. Комарове. Последний усматривал в изменчивых настроениях русских дипломатических сфер, русского общества и печати непонимание национальных задач. Он, наперекор господствующим в Петербурге течениям, оставался твердым и, надо сказать правду, блестящим поборником славянской идеи.
Комарова хорошо знали в славянских кругах Константинополя, в Белграде, в Софии, в Вене. Это ясно обнаружилось на его недавних похоронах, на которые болезненно откликнулись все дружеские голоса, затерянные в глубине славянских и австрийских земель...

II.

Судьба свела меня с Виссарионом Виссарионовичем очень давно и на долгие годы. Двадцать три года тому назад я начинал первые шаги журнальной работы в тогдашних петербургских газетах, в то время весьма немногочисленных. В Петербурге были два-три серьезных органа и процветали бойкие уличные листки, расходившиеся, однако, всего в пяти, редко в шести тысячах экземпляров. Несколько нейтральных органов, предназначенных преимущественно для провинции, имели недурной успех. В ряду их необычайно быстро занял видное положение маленький комаровский «Свет», основанный в 1882 году. Редакцией его двадцать три года тому назад заведовал талантливый, покойный ныне поэт Гавриил Александрович Хрущев-Сокольников, писавший также и романы фельетонного жанра. Быстро несущееся время сглаживает типы, характеры, впечатления былых дней и обращает вчерашних деятелей в ничто, в ряды могил, но какие в то время были цельные, порядочные, искренние люди! Я отлично помню этого хорошего человека, бурного, увлекающегося вдохновением и работой Гавриила Александровича, с его кристально-чистой душой, с метким юмором в речах, с неиссякаемой изобретательностью в его разнообразных стихах и фельетонных романах.
- Вот, батюшка, - говорил мне Гавриил Александрович, - устраивайтесь-ка у нас... Дело симпатичное, большое... Вы, конечно, слышали о В.В. Комарове... Заходите ко мне, мы потолкуем. Вы бы могли быть полезным нашей газете. Приходите в редакционные часы, я вас представлю В.В. Комарову.
С Хрущевым-Сокольниковым мы были сотоварищами по редакции одной, теперь давно уже не существующей газеты, где он писал воскресные фельетоны.
Двадцать три года тому назад Виссарион Виссарионович Комаров только что начинал издание «Света». Эго был не первый его опыт в издательском деле. Ранее он был руководителем газеты «Русский Мир», бывшей довольно яркой выразительницей взглядов своего лагеря, а затем «С.-Петербургских Ведомостей» (с 1878 г. по 1881 г.). При начале издания «Света» В.В. Комаров не имел еще собственного дома. Газета «Свет» ютилась на бивуаках и делала лишь первые шаги к своему будущему выдающемуся успеху. Я помню этот дом на углу Фонтанки и Лештукова переулка, напротив Малого театра, где несколько лет помещалась редакция «Света». Дом был только что выстроен, стены его еще не обсохли, но уже в этом неприветливом помещении кипела жизнь и шла работа. В одном этаже помещалась редакция, в другом - контора «Света». Типография только что устраивалась. В.В. Комаров, энергичный, живой, сам руководил устройством своего новоселья, бегал из этажа в этаж, суетился, и, благодаря ему, оживали эти мрачные стены многоэтажной громады и все в них принимало живой и симпатичный отпечаток одухотворенной работы.
Я побывал в новой редакции у Г.А. Хрущева-Сокольникова, который познакомил меня с Комаровым. Невысокого роста, полный полковник Генерального штаба приветливо встретил меня и, пожимая мне руку, сказал:
- Пожалуйста, поработайте у нас. Мы интересуемся тем, чтобы у нас были известия и новости, как и в больших газетах. Не обращайте внимания на то, что вы человек новый, и держите себя так, как будто бы мы старые знакомые.
Он познакомил меня с членами своей редакции, в то время еще немногочисленными.
Газета «Свет» уже занимала известное положение. В ней участвовали видные литераторы и фигурировали крупные имена. В.В. Крестовский печатал в «Свете» некоторые свои романы, Г.П. Данилевский (отец жены В.В. Комарова) помещал в газете и в приложениях к ней свои капитальные беллетристические работы: «Черный год», «Беглые в Новороссии», «Беглые воротились». Роман Г.П. Данилевского «Мирович» тогда был только что разрешен императором Александром II, и во второй редакции он тоже появился в изданиях «Света».
В.В. Комаров располагал к себе с первой встречи. Он говорил просто, свободно, без предвзятой черствости и чинопочитаний и старался заинтересовать каждого своим делом. Он сам увлекался этим делом. Правда, его вниманием овладевали скоро другие дела, другие планы, но он не оставлял начатого... Он был человеком минуты, но таковы многие представители литературного мира. Настроение минуты играет у них подавляющую роль, открывает им широкие горизонты, а улеглось это приподнятое настроение, и от тех дел, которые их так волновали, немного осталось... Другие заботы овладевают ими.
Около В.В. Комарова составлялся небольшой литературный кружок. Главными его помощниками были П.А. Монтеверде и упомянутый выше Г.А. Хрущев-Сокольников. Секретарское амплуа занимал один оригинального вида господин маленького роста, хромой, с необыкновенной шевелюрой, похожей на оленьи рога. Это был Н-вич-И-ко. Затем у Комарова было несколько человек служащих и управителей по хозяйственной части, которые оставались долгие годы его помощниками. Газета «Свет» с каждым годом прогрессировала в своем распространении. Это была единственная в то время дешевая газета, отличавшаяся литературными достоинствами, искренним и горячим тоном и дававшая провинции богатые сведения о русской жизни. Читателями ее была убежденная публика, предъявлявшая свои определенные серьезные запросы. В.В. Комаров не только руководил «Светом», он сам много писал в своей газете, в особенности по столь знакомым ему и столь любимым им славянским вопросам.

III.

В.В. Комаров, сербский генерал, был в 1876 году начальником штаба сербской действующей армии, которою командовал М.Г. Черняев. Виссарион Виссарионович участвовал в бою под Шумовичей, где сражалось 77.000 сербов. В.В. руководил боем и за свои военные заслуги он после Шумовичского боя получил чин генерала. В следующем 1877 году В.В. опять поехал на славянский Восток, но уже в качестве публициста, давшего, между прочим, прекрасные описания военных событий в «С.-Петербургских Ведомостях». Он сохранял самые симпатичные, трогательные воспоминания о признательной ему Сербии, превосходно знал всех болгарских деятелей и поддерживал всю жизнь непосредственные живые связи со славянским миром. Многолетние отношения связывали В.В. с вождем болгарской руссофильской партии и бывшим министром-президентом Болгарии Каравеловым, который при Стамбулове заплатил пытками и истязаниями за свою преданность России. В.В. был близок с Драганом Цанковым, тоже видным представителем болгарской руссофильской партии и почти несменяемым председателем болгарского народного собрания. Дружеские отношения связывали Комарова со Стоиловым, Станчевым (министр иностранных дел Болгарии и бывший болгарский посланник в России). Нынешний министр-президент Сербии Пашич был секретарем Виссариона Виссарионовича в 1876 г. и в начале 1877 г., когда В.В. занимал пост начальника штаба болгарской действующей армии. С тех пор их связи не прекращались. Савва Груич, бывший до Пашича министром-президентом Сербии и несколько лет посланником в Константинополе и в России, тоже был одним из преданных друзей В.В. Комарова и во время своих приездов в Россию подолгу гостил у него.
К числу друзей В.В. Комарова принадлежали также сербский ученый и патриот Новакович, первый составитель сербской грамматики, бывший в 1903 году сербским посланником в Петербурге, Маринкович, бессменный председатель сербского сената, человек близкий королевской семье, Олимпий Васильевич, бывший сербский посланник в Петербурге и тоже близкий человек к сербскому двору, Протич, председатель скупщины, и другие.
В.В. Комаров и после войны 1877-78 гг. неоднократно посещал славянские земли, поддерживая личные связи со славянскими деятелями. В 1896 году он ездил в Софию на торжество крещения княжича Бориса (присоединение к православию), причем удостоился знаков особого внимания со стороны князя Фердинанда: на торжествах князь Фердинанд посадил его рядом с собой. В Белграде, на пути В.В. Комарова в Россию, его, по желанию короля, чествовали сербские патриоты. В следующем, 1897 году посетивший Петербург князь Фердинанд приехал на дом к В.В. Комарову и подарил ему ценный фамильный портрет княжича Бориса.
Живые связи В.В. Комарова со славянским миром не прекращались до самой его смерти.
Помню, когда я уезжал из Петербурга в большую поездку в Константинополь и в Македонию, В.В. Комаров со свойственным ему увлечением говорил мне о болгарских делах.
- Вы увидите любопытный мир, интересные картины. Обратите внимание, что в Константинополе не менее 400.000 православных. Из них значительная часть славян, оставленных на произвол судьбы, находящихся вне чьей-либо опеки и заботы. Эти славяне - черногорцы, болгары, сербы - живут на Босфоре, как настояние парии человечества. Это происходит потому, что в Константинополе нет русского и славянского центра, хотя есть германские и католические центры. Осмотритесь в Константинополе, - продолжал Виссарион Виссарионович, - там есть осведомленные русские деятели, которые подробно познакомят вас с настоящим положением на Ближнем Востоке. Посетите болгарского экзарха Иосифа и побеседуйте с ним о турецко-болгарских отношениях. Это передовой и чуткий человек, в данном вопросе он может осветить вам всю правду и раскрыть многие детали.
Я вспомнил эти слова, как только вступил на берег Царьграда. Я видел в Константинополе эту полную разрозненность славянства и проистекавшую оттого его беспомощность. Я видел в турецкой столице подавляющее влияние Германии, самой сильной советницы при турецком дворе; я видел сплоченные и сильные английские, американские, французские центры, видел блестящие иностранные коллегии Константинополя и удивлялся, как мало сделано в Турции для славянства и как ничтожно стало в Константинополе русское влияние и русский престиж.
Среди славянских деятелей Константинополя, с которыми я беседовал о политических делах, жили живые симпатии к В.В. Комарову, и почтенный болгарский экзарх Иосиф, весьма симпатично встретивший меня, при имени В.В. Комарова приветливо улыбнулся.
- Мне очень дорого, - сказал он, - каждое воспоминание о России и приятно слышать имена истинных друзей славянства.
В.В. Комаров широко и многосторонне понимал все значение славянской идеи для России. И в этом отношении нельзя было не быть его единомышленником. Посещение Константинополя и затем Македонии, где я увидел все ужасы греко-славянской борьбы и зверства эллинского наступательного террора, сделали из меня горячего приверженца симпатий к страдающему болгарскому народу. Возвратившись из своей поездки в Петербург, я передавал В.В. Комарову свои впечатления и наблюдения на Востоке, пожалуй, с не меньшим одушевлением, чем он говорил мне обо всем этом перед моим отъездом.
- Вы видите теперь, - заметил Виссарион Виссарионович, - как слабо и разрозненно славянство. Но какие в нем искренние и могучие силы. Вся трагедия в том, что ему не на что опереться. Все его симпатии, все надежды направлены к России. Россия была сильна в прошлом. Только из-за дипломатических ошибок мы не овладели в свое время Константинополем. Славянство привыкло верить в могущество России, и эти надежды славян на руководящую роль России в славянском мире не угасают, несмотря на все превратности судьбы. Как изменилась вся картина со времени турецкой войны... Благодаря поколениям дипломатов-бездарностей, делавших ошибку за ошибкой и не понимавших славянского вопроса, Россия слишком много потеряла. Нужно много любви к нам, чтобы еще с надеждами смотреть на нас, и вот, в славянской среде не угасают эти надежды. Славянство уверено, что никто, кроме России, не может явиться вершителем судеб славянского мира… Нам нужно бы понимать всю важность этой задачи, а мы, к сожалению, смотрим в другую сторону и увлекаемся политическими авантюрами в Манчжурии, в которой для нас все чужое и исторически нам чуждое.
Среди суетливого, холодного и чванного Петербурга если и был славянский очаг, то этот очаг был в квартире В.В. Комарова и в редакции «Света», куда приезжали все посещавшие Петербург деятели славянского мира, болгарские и сербские министры, депутаты и офицеры, ученые, политические деятели, студенты, журналисты, и все находили в доме В.В. Комарова радушный и теплый прием, а некоторые встречи почетных славянских гостей выливались у Комарова в большие празднества, торжественные обеды и в пышные чествования.
Я помню приезды в Петербург сербских и болгарских патриотов, чешских писателей и артистов, помню вечера, устраивавшиеся в доме В.В. Комарова в честь Каравелова, Цанкова, Гешова, в честь навещавших Россию словаков, в честь галицкого деятеля Манчаловского, редактора «Галичанина» и члена австрийского парламента, в честь другого галичанина Маркова. В доме Комарова бывало много галичан и чехов. Его посещали чешские певцы и певицы. В былые годы в Петербурге действовало Славянское общество, которым устраивались торжественные приемы славянских гостей, и этими приемами руководил В.В. Комаров. В последние годы это общество совсем зачахло. С самого его возникновения ему не посчастливилось. Выбранный председателем общества В.В. Комаров не был в свое время утвержден, так как опасались, что общество под его руководством приобретет слишком демонстративный характер. Был утвержден председателем граф Игнатьев, который, как говорят, обещал, что общество будет тише воды и ниже травы и не вызовет никаких дипломатических неудовольствий. В.В. Комаров, пользовавшийся громадной популярностью среди славянской молодежи, создал при обществе общежитие для последней и заведовал им.
- Если бы Комаров был во главе общества, - говорил тогдашний министр внутренних дел Дурново, - началось бы славянское движение, с которым мы, пожалуй, не справимся. А при Игнатьеве мы спокойны... Ничего не будет.
Славянские гости собирались в квартире В.В. Комарова, в присутствии иногда весьма многочисленного русского общества. В.В. Комаров был связующим звеном между мало знакомыми друг другу славянскими представителями, съехавшимися из разных углов. Но достаточно им было побыть в обществе В.В. Комарова, как сказывалась объединительная власть этого радушного хозяина.
На обедах и ужинах, устраивавшихся В.В. Комаровым в честь славянских гостей, произносились горячие застольные речи и тосты, был бурный обмен дружеских приветствий, и в обстановке холодного, чванливого Петербурга, где департаментским местничеством и чинопочитанием отравлено все, приезжий болгарин или серб впервые слышал искреннее задушевное слово русских людей в доме Комарова.
Петербуржцы удивлялись редкой способности Виссариона Виссарионовича вносить жизнь и одушевление в эти славянские собрания.
- Знаете, он неутомим, - говорили про него. - У него какая-то особая способность сблизить людей, заставить их забыть чины и ранги, которые так старательно подчеркиваются в петербургских гостиных. Виссарион Виссарионович сам увлекается своей миссией объединителя, забывает свои годы и среди своих гостей обнаруживает редкую живость и мягкость своей молодой души.

IV.

В.В. Комаров был универсален. Его занимала всякая новая идея, он иногда бросался от одного дела к другому, умел отыскивать симпатичные предприятия и, не оставляя прежде начатых, увеличивал свою сложную и разностороннюю работу до гигантских размеров.
В 1887 году он был душою охватившего Петербург движения в пользу дружественного союза с Францией, поддерживал дружественные сношения с m-me Адан и Деруледом и явился одним из главных организаторов франко-русских торжеств в Петербурге и встречи французской эскадры. Блестящий прием и банкеты, устроенные В.В. Комаровым в честь французских журналистов, оставили в них долгую по себе память. Французское правительство наградило В.В. Комарова орденом Почетного легиона. В 1892 году В.В. совершил поездку в Тулон.
В том же 1892 году В.В. Комаров явился организатором в Петербурге «Российского телеграфного агентства» и двенадцать лет он пробыл в качестве председателя и руководителя этого агентства.
В течение 22 лет (с 1884 года) Комаров был председателем им же организованного общества ночлежных домов в Петербурге, устроившего четыре громадных ночлежных дома, в котором находили себе приют до 2.000 человек. Общество собрало капитал, и эти ночлежные дома, существующие до сих пор, послужили образцом для устройства ночлежных домов городом Петербургом и градоначальством.
В 1902 году В.В. Комарова занимала идея перехода к нему старого московского журнала «Русский Вестник». В этом отношении у него был важный помощник и единомышленник покойный Василий Львович Величко, который горячо поддерживал мысль об этом издании.
- Знаете, такое блестящее дело, - говорил Виссарион Виссарионович, - оно несколько упало в руках семьи Катковых, но его можно поднять. Мне предлагают взять аренду «Русского Вестника» на не особенно тяжелых условиях несколько тысяч в год и, знаете, для такого дела действительно стоит поработать. Журнал имеет блестящее прошлое, в нем писали Тургенев, Толстой, сам покойный Катков. Публика, вероятно, не забыла этого блестящего прошлого «Русского Вестника» и, я думаю, можно поднять этот журнал, внести в него жизнь, обогатить его литературными и материальными средствами. Симпатичная задача...
Виссарион Виссарионович с большим оживлением рассказывал в тесном редакционном кружке «Света» о своих планах и намерениях по «Русскому Вестнику».
Тогдашний фактический редактор «Света» Николай Яковлевич Стечькин, большой скептик, не без колкости замечал ему:
- Вы говорите: Тургенев, Катков, да чтобы их воскресить в «Русском Вестнике», нужны медиумические силы. Журнал имел славное прошлое, но и в расцвете своей славы он не пользовался особым материальным успехом, а теперь былая аудитория «Русского Вестника» совсем поредела.... Вы хотите платить несколько тысяч аренды семье Катковых, никто вам в этом не помешает, но едва ли удастся вам воскресить этот журнал.
- А традиции, - возражал В.В. Комаров, - блестящие литературные традиции «Русского Вестника». Они у всех на памяти. Нужно только привлечь к журналу хорошие силы и почем знать, может быть, «Русский Вестник» опять процветет.
С большой энергией В.В. Комаров и приглашенный им в качестве редактора «Русского Вестника» В.Л. Величко принялись за дело. В первый год «Русский Вестник» несколько порадовал своих вдохновителей, и цифра его тиража значительно возросла. Но журнал требовал очень больших расходов, и расходы по «Русскому Вестнику» ложились бременем на бюджет «Света».
- «Свет» это дойная корова, - говорил Н.Я. Стечькин. - Он должен окупать все предприятия Виссариона Виссарионовича: и «Русский Вестник», и его гончарный завод в имении Комаровых. Слава Богу еще, что «Свет» не отказывается от этой роли всеобщего покровителя.
И действительно, «Свет» в это время был в зените своего успеха. «Свет» за все время своего долгого существования был неизменно идейной газетой и имел во всех концах России свою громадную, солидарную с ним убежденную, аудиторию. За двадцать семь лет издания «Света» у газеты переменилось несколько поколений редакторов, но он оставался все тем же ярким патриотическим органом, с горячо выраженной славянофильской идеей. Это, несомненно, объяснялось той руководящей ролью, которую во все годы издания «Света» играл сам В.В. Комаров. Я не забуду интересных вечерних собраний в редакции «Света», которые всегда оживлялись с появлением В.В. Комарова и которые были особенно назидательны в тяжелое время охватившей Россию смуты 1906-1906 гг.
- Невыносимое время, тяжелое время, - говорил Виссарион Виссарионович. - В Петербурге не видно никакого проблеска, нет творческого начала, Вы посмотрите кругом, словно все вымерло. Ни одного имени, ни одного лица указать нельзя. Люди ужасно измельчали. Петербург погряз в фальши, и здесь вы не услышите ни одного искреннего мнения. Но Россия не измельчала людьми. Вот в такие-то моменты и должно пробуждаться самосознание, рыцарство. Но, конечно, его не приходится искать в Петербурге. Должна пробудиться поместная жизнь. Несомненно, есть люди, есть светлые умы, они там, в глубине России. Как это важно теперь пробудить местную жизнь, вызвать самодеятельность на местах, чтобы Россия, страдая от разложения Петербурга, не вырождалась в провинции, в деревне, куда не дошла еще зараза. Если здоровы и невредимы маленькие ячейки русской жизни, то сохранится и оживет и весь организм страны.
В годы смуты и анархии «Свет» деятельно проповедовал это возрождение самобытности на местах, пропагандировал возрождение церковного прихода и горячо призывал местных людей к дружной работе, дабы ослабить растлевающее влияние анархии и социализма... Уступчивый Петербург слишком поддавался всем вредным, модным веяниям, и анархические течения в Петербурге разрастались.
В.В. Комаров, ненавидевший немцев и указывавший на враждебные течения, развиваемые политикой Германии в отношении России, отдавал должное твердому монархическому режиму Пруссии, который так расцвел и укрепился благодаря личным качествам императора Вильгельма. Последнего В.В. Комаров видел вблизи во время своей поездки в Германию в 1893 году (торжество открытия Кильского канала) - и пользовался его гостеприимством.
- Это гениальный человек, - говорил о нем В.В. Комаров. - Какая изумительная твердость воли, какое царственное величие! Вильгельм как-то особенно действует на всех окружающих. В нем есть вдохновение, находчивость и много твердого спокойствия, и свежей оригинальности... Во время кильских празднеств был такой случай... Императорская яхта вдруг остановилась, потому что шедший впереди пароход запутался в якорной цепи. «Гогенцоллерн» два часа ожидал прохода. Конечно, эта случайность была неприятна императору. Он стоял на мостике, опершись на саблю. Но ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одного слова упрека не вырвалось у него. Император словно застыл в своей красивой позе. На него были обращены все взгляды. Пароход через 2 часа освободили, вереница судов пошла своим путем, двинулась императорская яхта, и Вильгельм имел такой вид, как будто ничего и не случилось...
В.В. Комарову было оказано на германских торжествах большое внимание со стороны императора Вильгельма. Он был в числе сорока человек, приглашенных на парадный обед на «Гогенцоллерне». Гофмаршал, передававший В.В. Комарову приглашение императора, сказал ему следующие любопытные слова:
- Император, просматривая список приглашенных лиц, приказал просить вас посетить «Гогенцоллерн». Его величеству известна ваша публицистическая деятельность и ваша вражда к Германии... Император желал бы, чтобы вы увидели все вблизи, и наши недостатки, и наши достоинства...
В.В. Комарову было отведено почетное место за столом, неподалеку от императора Вильгельма.

V.

Последняя поездка В.В. Комарова из Петербурга была в Прагу на славянские торжества 1898 года. В Праге открывался памятник историографу Францу Палацкому по случаю столетия со дня его рождения. Торжества послужили громадным триумфом для собравшихся в эти знаменательные для Праги дни представителей всего славянского мира. В.В. Комаров явился одним из немногих представителей России, он сосредоточил на себе особое внимание славян и играл выдающуюся роль на торжествах. Его воодушевленные речи вызвали бурный подъем симпатий к России, и чешское население Праги беспрерывно и горячо его чествовало. Но эти триумфы вызвали вместе с тем ожесточенное отношение к В.В. Комарову со стороны австрийцев. Когда В.В. Комаров ехал из Праги в Россию, то, как рассказывают, его случайно или умышленно чуть не отравили в одной из австрийских гостиниц.
В отдалении от славянских земель, в Петербурге, покойный Виссарион Виссарионович не порывал своих связей со славянством. Мы уже указали на ту громадную роль, которую играл В.В. Комаров в петербургском славянском движении и в Славянском обществе, но этим не исчерпывалось его внимание к славянским делам и деятелям. Он поддерживал дружественные отношения со всеми славянскими кружками и славянскими деятелями, находившимися в Петербурге. В.В. посещал известный славянский кружок Стано, бывал в Галицком кружке, во главе которого стояли профессор Будилович, нынешний редактор «Московских Ведомостей», и Д.Н. Вергун (основатель подобного же славянского кружка в Вене). При Русском собрании в Петербурге, обязанном своим возникновением энергии того же В.В. Комарова, он открыл славянское отделение, не сохранившееся, впрочем, доныне. Затем В.В. Комаров был одним из видных участников большого славянского кружка, собиравшегося в доме барона Штиглица, магистра международного права, занимавшегося славянскими вопросами. Красною нитью во всей жизни В.В. Комарова проходят прочные, неизменные симпатии его к славянству. Он болел душою о судьбах славянства, он помогал тем затерянным в холодном, чванном и бездушном Петербурге славянам, которым требовались нравственная поддержка и средства. Чрезвычайными заботами покойного Виссариона Виссарионовича пользовался племянник князя Николая Черногорского, молодой человек, воспитывавшийся в одном из высших учебных заведений Петербурга; к нему В.В. относился как к родному и оказывал ему всякое содействие. Славянские деятели знали Комарова не только в торжественной обстановке его вечеров, но бывали у него и запросто и гостили в его имении Драготино в Новгородской губ., в патриархальной обстановке русской деревни.
Энергии В.В. Комарова, его разносторонней осведомленности хватало и на городские общественные дела гор. Петербурга, в которых он принимал деятельное участие. С 1888 года в течение двадцати лет В.В. был гласным петербургской думы и долгие годы состоял председателем городской ревизионной комиссий, председателем коночной и больничной комиссий. Особенно важна была его роль в качестве председателя ревизионной комиссии, в которой сосредоточивались разнообразные нити городского хозяйства и рассматривались городские дела с их наиболее острой стороны, со стороны контроля. В.В. стоял в этом отношении на настоящей судейской высоте и был сколько искусным, столько же и спокойным судьею петербургских городских дел.
Обилие разносторонних обязанностей не мешало покойному В.В. посвящать свои труды не только публицистике, но и поэзии. Он перевел всего Гейне и писал хорошие стихи, некоторые из них были положены на музыку...

VI.

Последние годы были тяжелыми, страдальческими годами для Виссариона Виссарионовича. Надломленное усиленною лихорадочною деятельностью и преклонными годами (70 лет) здоровье его угасало. Он страдал болезнью сердца, осложнившейся незадолго перед его кончиной воспалением легких. В.В. Комаров в это время по большей части жил в своем имении Драготино и сравнительно редко приезжал в Петербург. Его мучила одышка. Во время своих приездов он с трудом и все реже и реже выходил из своей квартиры и едва поднимался по лестнице в редакцию «Света», расположенную этажом выше. Его домашние и сотрудники с тревогой встречали каждую весть о совершавшемся ухудшении в его здоровья. Он похудел, пожелтел. Осенью, когда я увидел В.В. на товарищеском обеде у старейшей сотрудницы «Света» Ю.В. Добровольской, я удивился происшедшей в нем перемене. Но Виссарион Виссарионович оставался еще таким же живым и впечатлительным, как и прежде.
- Тяжело мне, - говорил он, - чувствую, как силы угасают. В деревне я немного бодрее, но с трудом приезжаю сюда.
В самое последнее время перед смертью В.В. Комаров безвыездно оставался в Петербурге. Его семья отчаивалась в исходе его болезни. Его лечили домашний врач гомеопат В.В. Соловьев, затем доктор Граматчиков и, наконец, приглашен был профессор Склифасовский. Последний для облегчения страданий больного сделал ему прокол накануне смерти. Временные улучшения в положении В.В. были, а надежда на поправление исчезла. В.В. Комаров лежал, временами он вставал и двигался по комнате. Смерть застала его на ногах, когда он переходил из комнаты в комнату.
Тяжелая весть о кончине этого популярного и деятельного человека быстро облетела Петербург и болезненно отдалась в славянских углах Востока.
С тяжелым чувством входил я в знакомую мне квартиру Комаровых, где несколько лет тому назад я был свидетелем блестящих раутов, шумных славянских празднеств и приемов. «Где стол был яств, там гроб стоит». Одинокий дубовый гроб возвышался в большой опустевшей зале. Покойный не пожелал ни венков, ни пышных похорон, и лишь сотни людей, наполнявших его квартиру и стоявших на лестнице вплоть до третьего этажа, говорили о тех симпатиях, которые в этой массе народа жили к покойному. Тут были сановники в блестящих мундирах, посланники славянских держав, генералы и адмиралы... Все лица говорили о тяжести утраты. К похоронам приехала многочисленная депутация от ближайших крестьян Новгородской губернии, для которых покойный и семья Комаровых были добрыми гениями.
В маленьком гробу перед сотнями собравшихся людей лежал с исхудавшим желтым профилем тот, кто за всю свою долгую жизнь в непрестанной борьбе за дорогие идеалы забывал и себя, и ранги, и положения людей и видел всюду и хотел видеть только работников русского дела для счастья России.
Скорбная, болезненная нота звучала во всех слетавшихся к семье Комаровых славянских откликах.
«Грустная весть, дошедшая к нам со святой Руси о смерти знаменитого Виссариона Виссарионовича глубоко опечалила всех друзей русского народа, - писал президиум города Праги. - Считаем священным долгом высказать вам глубочайшее и искреннейшее соболезнование о смерти этого выдающегося публициста и сердечного друга чешского народа и убежденного защитника славянского единения».
Такие же теплые и прочувствованные строки приходили от чешских депутатов, от деятелей Сербии и Болгарии. Весь славянский мир, охваченный тяжестью этой потери, изливал свои чувства.
Последняя воля В.В. Комарова, выраженная им перед смертью, осуществилась: без излишней торжественности, без венков, в глубоком молчании всех бесчисленных присутствующих опустился в землю его гроб на Александро-Невском кладбище, и тысячная толпа близких и единомышленников покойного медленно расходилась от свежей могилы...

*

Под впечатлением кончины В.В. Комарова я перенесся в далекое прошлое... четверть века промелькнуло передо мной, когда я писал эти строки. Тогда жили другие идеалы, и иначе складовалась жизнь. Эти годы моей молодости подарили меня разными впечатлениями, не скажу, чтобы приятными... Покойный Виссарион Виссарионович был одним из первых положительных лиц, с которыми я встретился на тернистом поприще журналиста, и много драгоценных воспоминаний связано у меня с этим дорогим, симпатичным именем. Все то прозаическое, пошлое, грязное, с чем неизбежно сталкиваешься в журнальном мире, как-то отлетает прочь и сторонится этого чистого имени. Человек он был! - живой, искренний, неровный, но всегда идейный и интересный. В своих идейных увлечениях он был так же искренен, как и в своих ошибках, и он был удивительно чистым и деликатным человеком по отношению к своим близким многолетним сотрудникам. Что-то светлое, как вдохновение, и чистое, как юность, ложилось на его отношения с людьми! Этот светлый ореол искренности светит нам теперь издалека, из глубины промчавшихся годов. Не потому ли так светел этот образ, что в нем и за гробом живут всем дорогие идеалы, идеи и мечты?..

Н. Н. Лендер (Путник).
(Исторический Вестник. 1908. Том CXI. № 2 (февраль). С. 597 - 613).