Блаженная

   Люба стоит с протянутой рукой возле главного здания центрального рынка почти ежедневно... Ещё не старая(ей всего пятьдесят), когда-то симпатичная женщина, теперь - нищенка. Её прежде миловидное лицо осунулось, глаза из-за хронического воспаления гноятся. Она одета в несуразное, не по размеру, неопределённого цвета пальто с облезлым цигейковым воротником, в серую, до нельзя растянутую вязанную шапку, которую Люба не снимает ни зимой, ни летом. Никто не знает, есть ли у Любы волосы и, если есть, то какие они... На ногах - дырявые, растрескавшиеся, растоптанные сапоги. В руках - разовый пластиковый стакан, куда сентиментальные прохожие отправляют милостыню: кто бумажную купюрку, кто монетку. Красные руки в цыпках грязные и под не стриженными ногтями - чёрная земля. Ах, Люба-Люба... Нет, она не пьёт и не курит, и никогда не грешила этим в прошлом! У Любы с юношеских лет проблемы с головой. Не то, чтобы она была дурочкой. Она закончила в своё время 9 классов общеобразовательной школы и поступила в ПТУ на специальность маляра-штукатура, полгода проучилась и попала в психушку. После выписки учиться дальше не смогла. Её мама, теперь уже покойная, тогда добилась оформления третьей группы инвалидности. Дать нерабочую вторую группу экспертная комиссия не сочла возможным, обеспечив пациентке шанс на продолжение полноценной жизни. Но Любе здоровье не позволило им воспользоваться. Благодаря маме Люба в течение шести лет ежегодно подтверждала свою группу. Но распался Советский Союз. Начался хаос. В лихие девяностые оказались у разбитого корыта  многие здоровые и самостоятельные люди. Вскоре подтвердить инвалидность в очередной раз стало непросто: нужно было "подмазывать", а смазки не хватало... Люба потеряла инвалидность. Жили на мамину скромную пенсию. А ещё мама вынуждена была мыть подъезды, покупать обеспеченным соседям продукты, за что ей платили какие-то копейки, собирать вторсырьё. Так прошло 25 лет. Мама умерла от онкологического заболевания, причём очень быстро, так как не было денег на качественное лечение, рациональное питание и уход. Люба осталась одна-одинёшенька без средств к существованию, не нужная дальним родственникам, которые жили в других городах. Не способная постоять за себя в силу своей "психиатрии", женщина начала выживать, как может. Её нехитрым бизнесом сделался сбор вторсырья. Летом и зимой, в любую погоду, можно было видеть обшарпанную нищенку в растянутой серой шапке на голове, которая собирает что-то на мусорных бачках или опорожняет урны в парке и скверах. А среди отходов на бачках можно было найти и картофельную шелуху и цвилой хлеб, оставленный голубям, и другие объедки, а главное - бутылки и "пэтки" для сдачи. Любины больные глаза, к счастью, не утратили способности замечать каждый нужный предмет. Возле задних дверей магазинов и магазинчиков можно было найти выставленную для бомжей картонную тару, если кто-то не опередит. Контейнеры и торговые точки в городе между обездоленными были поделены. Но Любу не обижали даже авторитеты среди мира бездомных. Даже у конченных алкашей она вызывала жалость и сострадание. Притом, бомжихой Люба не была! Двухкомнатную квартиру, где когда-то жили вместе с мамой, ещё не отобрали через суд за долги по коммунальным платежам. Правда, отрезали стационарный телефон, свет, опломбировали газовую плиту. Свет подключил нелегально сердобольный сосед-пенсионер, в прошлом электрик, сказав при этом: "Кто не рискует, тот не пьёт шампанского"... Вода из кранов ещё текла, хотя Водоканал уже год грозился заблокировать  канализацию. И ещё в отопительный сезон теплились проржавленные, с наростами батареи, которые Люба заматывала тряпками в местах намечавшейся течи...
   Вот и сегодня в морозный зимний день стоит у торца крытого рынка попрошайка, так как голод не тётка! И я подхожу к ней, далеко не впервые, и кладу в её пластмассовый стакан 10 гривен. Я тоже живу на пенсию... Спрашиваю: "Как дела, Любаша?" "Хорошо" - отвечает она благодарно. И добавляет: " Слава Богу! На хлеб люди дают, а за квартиру заплатить - бутылки сдаю, макулатуру"... "Да разве хватает?" - недоверчиво уточняю я, зная, какие у нас коммунальные тарифы и что эта женщина не способна даже субсидию у государства попросить. При её ограниченной дееспособности она на многое не способна... "А я по чуть-чуть плачу" - улыбается Люба какой-то детской улыбкой. "Блаженная" - думаю я про себя.
   Это её и держит ещё на земле...