Учителя. История

Майя Григорьевна Дубровина

Майю Григорьевну я вспоминаю и буду вспоминать всю жизнь. Она преподавала нам историю и обществоведение, уроки вела строго, но спокойно, без пафоса. В 9-м классе была "История СССР" и легко было скатиться на "руководящую и направляющую роль КПСС". Она же нам давала именно историю, как все было и понималось в то время, когда это было.
Только один раз, я помню, ее урок на уровне патетики: Майя Григорьевна рассказывала о Сталинградской битве. Слушая ее рассказ никто из нас даже не шелохнулся. Это был "Реквием" о Великой отечественной войне.
Когда рассказ закончился, минуты три в классе стояла тишина. Майя Григорьевна улыбнулась и спросила: "Разрешите, я закурю?" Разумеется, никто не возражал. Она курила "Астру", ароматизированные сигареты, и мы с Женькой жадно вдыхали этот ароматный дым. Мы бы тоже закурили после такого рассказа...
Майя Григорьевна была членом партии. Думаю, что в то время все преподаватели общественных наук состояли в КПСС. Иногда она приходила и на комсомольские собрания в классах. Не могу даже вспомнить, что обсуждалось на этих собраниях, потому что я так же продолжал на них хохмить со своими друзьями, а вредная, но красивая девчонка, Бэлка Бородовская настойчиво выгоняла меня из класса.
- Ты не комсомолец, а на комсомольских собраниях могут присутствовать только комсомольцы! - возмущалась она.
- Что же, я буду ждать Женьку в коридоре? - парировал я и оставался в классе. Кроме нее никто меня не выгонял.
Бэлка действительно была очень красива. Абсолютно черные, длинные и густые волнами вьющиеся волосы, матово-белая, как мрамор, гладкая кожа, правильные черты лица, небесно-голубые огромные глубокие глаза, вполне оформившаяся стройная девичья фигура... И такой противный гадкий характер! Во всяком случае, в отношении меня. Мы все время с ней пикировались.
Конечно, Бэлка была права. Я не был комсомольцем ни в седьмом, ни в восьмом, ни в девятом, ни в десятом классе. Как это получилось, не знаю, - я не протестовал, не осуждал систему, не возражал против коллективизма. Просто не хотел делать ни одного движения в этом направлении. Если бы кто-то меня записал в ВЛКСМ, я бы не возражал. Но просить самому…
Видимо, опять сработал мамин блок – «никогда, ничего, ни у кого не просить". Я и не просил.   
Стал подходить к концу десятый класс. Как-то после занятий меня отзывает Майя Григорьевна.
- Сережа, ты в институт собираешься поступать?
- Да.
- Скажи, а что ты будешь думать, если наберешь с кем-нибудь одинаковое количество баллов, но его примут в институт, потому что он член ВЛКСМ, а тебя нет?
- Буду думать, что мне не повезло.
- А может, ты подумаешь, что было глупо не вступить в комсомол, если это повлияет на твою дальнейшую жизнь. Ты же не имеешь ничего против советской власти.
- Не имею, -  ответил я, поскольку действительно не имел. Диссидентского движения тогда не было. Оттепель вселила радужные надежды. Коммунизм был обещан уже в 1980 году. Кто же стал бы возражать против советской власти?
- Но я же уже перерос время вступления, - удивился я.
- Не вижу ничего позорного в том, если ты пройдешь эту процедуру с младшими ребятами.
Я всегда прислушивался к советам старших, когда чувствовал искреннюю заботу о себе. Майя Григорьевна с самого начала моего обучения в этой школе знала, что я не комсомолец, но было видно, что ничего против этого она не имеет. Иногда в ее реакции на избыточно пафосные выступления комсомольских активистов можно было уловить даже слегка презрительно-скептические нотки. Она направляла комсомольцев, увлекшихся произнесением лозунгов, к обсуждению существа вопросов. Поэтому в ее обращении ко мне я увидел именно заботу обо мне, а не выполнение своего партийного долга.
Пришлось мне просить у класса разрешения стать комсомольцем, затем смиренно выслушать от Бэлки все, что она обо мне и моем поведении думает, выучить заповеди ВЛКСМ и, в первую очередь, о демократическом централизме.
Дальше меня ждала потешная процедура собеседования в райкоме вместе с 14-летними детьми. На лицах секретарей райкома было смущение и удивление, когда они меня увидели. Мало того, что мне было семнадцать лет, но я еще и выглядел старше своего возраста, - занятия борьбой помогли. Видно было, что не часто им приходится принимать в комсомол таких великовозрастных детин.
Мальчик из президиума робко задал вопрос:
- Сколько принципов демократического централизма Вы (не «ты»!) знаете?
- Четыре, - ответил я.
Они облегченно вздохнули.
- А Вы можете их назвать? - с надеждой спросил один из них.
После того как я назвал эти принципы, улыбки счастья осветили их лица. Или мне так показалось, но они с радостью сообщили мне, что я зачислен в члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.
«Ну и слава Богу, - подумал я. - Не так уж это и обременительно - вступить в ВЛКСМ». Однако я и до сих пор не понимаю смысла этой организации.      
Я на всю жизнь сохранил глубокую признательность Майе Григорьевне за ее уроки и заботу обо мне.
В нашем классе учился ее сын Сашка Дубровин. Ее поведение по отношению к нему нам не нравилось. За Сашкин ответ по истории любой бы из нас получил отличную оценку, но ему она ставила тройку. Мы открыто возмущались, но Майя Григорьевна объясняла нам, что он собирается поступать на истфак МГУ, а потому его ответы должны быть безукоризненны. Сашка обижался, но ничего не поделаешь - мама!
Мы с ним дружили и он всегда удивлял меня своими познаниями в истории и литературе. На уроках он присылал мне записочки с цитатами из "Илиады" и я вслед за ним, конечно, прочитал ее, а заодно и "Одиссею".  Он много рассказывал из истории Древней Руси. Я не испытывал особой склонности к истории, но мне было интересно. Правда, музыкой, в отличие от нас, Саша не интересовался.
После окончания школы мы все разбежались по разным институтам и потеряли между собой связь. Кстати, все кто был принят в наш класс по результатам собеседования, поступили в институты, чего нельзя было сказать о других.
После появления "Одноклассников" и других социальных сетей искать старых друзей стало проще, однако найти удалось очень немногих. Но Сашку я нашел. Мы встретились, поделились рассказами о жизненном пути - у обоих он оказался довольно замысловатым.
Сашка, с детства любивший историю, с 9-го класса принимавший участие в археологических раскопках, не представлявший иного пути в жизни, кроме познания событий древности, разочаровался в истории! После 2-го курса бросил истфак МГУ и ушел в армию. Отслужив, как и положено, два года, хотел радикально изменить направление вектора своих жизненных устремлений. Но не получилось. Восстановился на истфаке, получил диплом и стал изучать буддийскую культуру. Защитил диссертацию, занял какой-то пост в Институте реставрации, но признался мне, что наибольшее удовлетворение получает от работы руками. Все свободное время  он стал посвящать изучению и реставрации  скифского «железа», а для заработка - китайской старины.
Наша возобновленная дружба продолжалась четыре года. Несколько раз в год мы встречались. Чаще я приезжал к нему. Сашка жил в районе Татарских улиц, где у них с его женой Наташей была большая квартира в старом доме. Мы уютно устраивались на кухне, Сашка готовил что-нибудь с морепродуктами - мяса он не ел - и за бутылочкой вина мы рассказывали друг другу о прожитых годах. В наших беседах всегда принимала участие Наташа.
Наташа была археологом и каждое лето что-то раскапывала на Кубани, несмотря на обычную у людей этой профессии болезнь суставов. С Наташей нас объединяла любовь к музыке, хотя Сашка к классической музыке был равнодушен. С ней мы вспомнили, как  одновременно познакомились с музыкой немецкого композитора Генриха Шютца. Пластинка с "Маленькими концертами церковной музыки" появилась в продаже в 1972 году. Убедились в совместной любви к исполнительскому мастерству Глена Гульда. И практически во всех направлениях музыки у нас были сходные впечатления. Я записал для нее на флэшку более 5 Гбт музыки из своей коллекции.
У меня неплохая подборка дисков с записями Глена Гудьда, около 50.  Около 20 дисков с записями Святослава Рихтера, избранные записи почти всех великих дирижеров 20 века. Есть альбомы Г. Шютца, В.Артемова, Э.Денисова, А.Шнитке. Много дисков Рамо, Куперена с клавесинной музыкой. Записи произведений Бортнянского, Верстовского и многих других композиторов сделанные в советское время фирмой "Мелодия".
Когда мы встретились в очередной раз, Наташа благодарила меня за то, что весь прошедший археологический сезон у нее прошел под записанную мной музыку, которую слушала вся экспедиция во время работы. 
Саша был "известным московским ученым-реставратором, исследователем истории буддийской скульптуры".
"Летом 2015 г. он успел порадоваться прекрасному изданию каталога «108 образов Будды», но не дожил до дня его презентации в Кунсткамере, состоявшейся 13 октября 2015 г."
Из статьи "Е.В. Иванова ПАМЯТИ КОЛЛЕГИ. А.Ф. ДУБРОВИН (1951–2015)"

Саша подарил мне только что вышедшую книгу о "Буддийском мире". Он увлекался исследованием и реставрацией скифского железа, артефактами китайских ремесел какой-то эпохи. Все эти вещи от меня очень далеки, но как же интересно было слушать его рассказы. Дома у него большая коллекция китайской старины, о каждом предмете из которой он мог говорить часами.
 
В мае 2015 года Сашка позвонил мне и предложил встретиться. В это время я дописывал свою книгу "10 вопросов…" и очень хотел побыстрее ее завершить, напечатать и подарить Сашке с Наташей.
- Саш, давай чуть подождем, - ответил я на его предложение. - Мы же не так давно виделись.
- Давай, - грустно сказал Сашка.

А в сентябре его не стало.
До сих пор не могу простить себе желания похвастаться... Зовет тебя друг - бросай все свои дела и спеши к нему - можешь не успеть.

Я узнал об этом только через год.
Закончив книгу, я позвонил ему, но трубку он не взял. Такое уже бывало, потом он обычно перезванивал и говорил, например, что он в Китае, где есть разница во времени.
Он много ездил по миру - Израиль, Тибет, Монголия, США, его любимый Китай.  Я думал, что и в этот раз он где-то в поездке, приедет - позвонит. Потом делал еще несколько попыток - тот же результат. И уже в сентябре 2016 года после долгих многочисленных гудков вдруг ответил женский голос, что Александр Феликсович умер от разрыва аневризмы аорты в сентябре 2015 года. Я спросил, с кем говорю, - оказалось, это Сашина внучка. Спросил, как Наташа это перенесла. Сначала, сказала внучка, было ужасно, но сейчас немного отошла.
Внучка не сказала, что через день после ухода Саши умерла его дочь Аня, то есть ее мама.
Трудно даже представить горе, внезапно постигшее эту семью.


Интернет-магазин издательства
http://business-court.ru