Девятый день

   В семье Ижоровых Тома была мужем, а Гена - женой. Не в физическом смысле, а по роли, в которой каждый из них неожиданно оказался, сообразно своему характеру и способностям. Она – высокая, сухощавая, сообразительная, умеющая быстро принимать решения. Он – среднего роста, с покатыми плечами и округлыми бедрами, с розовой кожей без намека на растительность на лице и теле. Порой, Тома замечала белые волоски под носом и на подбородке мужа, отмечая, что эта щетинка еще больше придает ему сходство с крупным поросенком. В такие дни Гена брился, и от него приятно пахло французским ароматом. Тома плохо разбиралась в парфюмерии, поэтому духи, одеколон, крем, запахи которых ей нравились, она считала французскими.
   Тома могла сделать почти всю нехитрую мужскую работу в доме: сменить изношенную прокладку в кране, прочистить засорившуюся ванну, перетянуть гобелен на стульях. Не говоря уже о вбивании гвоздей или замене перегоревшей лампочки. Она уверенно руководила бригадой строителей, проводившей ремонт их пятикомнатной квартиры, увлеченно выбирая не только обои и напольные покрытия. Она была в курсе, чем отличается разводка труб водоснабжения от канализации, со знанием дела покупала в специальных магазинах дюбеля, шпатели, малярные кисти и валики… И была искренне рада, когда друзья в шутку преподнесли ей на день рождения набор инструментов: свёрла нескольких размеров, пассатижи, кусачки, электрический тестер, набор отвёрток.
    Гена поначалу сердился, говорил: «Этим должны заниматься специально обученные люди!». Тома сравнила смету расходов строителей и собственные траты, предъявив расчеты мужу. Оказалось, ей удалось уложиться почти в половину суммы. Гене это понравилось: он любил деньги и радовался, когда удавалось сберечь даже немного. 
   Я вспоминала Ижоровых, пока ехала на поминки Томы. Она умерла после долгой изнурительной борьбы с раком, который все-таки свел ее в могилу: и поездка в Тибет к ламе не помогла. Строго говоря, болезнь свела ее не в могилу, а в огонь крематория – Тома завещала себя сжечь и похоронить на родине, в деревне, где покоились все ее близкие и дальние родственники. Ждали приезда сестры Томы, которая должна была доставить урну с прахом на сельский погост. Наступил девятый день, и Гена решил устроить поминальный обед.
   Ехать прощаться  навек с человеком по праздничной, нарядно и ярко освещенной улице – через три дня Новый год – было неестественно. Душа скорбела, а глаза фиксировали и прямиком доставляли в мозг противоположные чувства – радость, ожидание счастья, надежду на будущее. Багажник моей машины заполонили коробочки и свертки, красиво обвязанные разноцветными блестящими лентами - новогодние подарки всем родным и друзьям. От праздника просто некуда было деться! Чтобы отвлечься, начала вспоминать, как Тома учила меня водить машину. Сама она была заправским шофером, проводила за рулем много времени, и было видно, что это занятие доставляет ей огромное удовольствие. Вспоминалось почему-то смешное.
   Однажды мы ехали с ней по оживленному шоссе: я за рулем, Тома - рядом на пассажирском месте. Она сказала:
- Сбавь скорость, впереди гаишники.
- Откуда ты знаешь? – поинтересовалась я.
- Ты не видишь? Тебе сигналят фарами встречные машины, - удивилась Тома.
- Да? А я думала, что они меня приветствуют.
   Тома хохотала долго – до слез, а когда, поняв анекдотичность ситуации, засмеялась и я, она схватилась за руль, выравнивая автомобиль, повторяя: «Держи руль, держи руль…». 
   На мгновенье показалось, что Тома снова сидит рядом. Я даже бросила взгляд на пассажирское сиденье. Включила радио и совсем не удивилась, когда услышала ее любимую песню.
   Гололед - такая гадость,
   Неизбежная зимой!
   - Осторожно, моя радость! -
   Говорю себе самой.
   Тома любила бардовские песни, особенно Вероники Долиной, и когда исполняла их, негромко, четко проговаривая каждое слово, то и сама становилась похожей на этого известного автора. Она всегда закрывала глаза, когда пела, подыгрывая себе на гитаре.
    Вслушиваясь в слова песни, я думала о том, что Вероника поет о Томе, посылая ей дружеский привет и наставление перед отправлением в последний путь.   
   Как ты справишься с дорогой?
   Ведь ее не избежать.
   Равновесие! Попробуй
   Равновесие держать.   
   Однажды, в очередной раз тренируясь в вождении за городом, мы с Томой увидели на трассе голосующую немолодую женщину. Это Тома ее заметила, я-то сидела, вжавшись в кресло, крепко вцепившись в руль.
   - Остановись, - спокойно сказала Тома, когда мы почти поравнялись с одинокой фигурой. – Всегда останавливайся, когда видишь, что тебя просят о помощи. Заблокируй все двери, опусти немного стекло и спроси, чем можешь помочь.
   В тот раз мы подвезли незнакомку к сельской церкви, куда она торопилась на отпевание, а затем и похороны своей подруги.
   Ах, Тома, Тома…
… На ступеньках ресторана, в котором организовали обед, курили мужчины – друзья Ижоровых. Мне повезло быстро найти место для парковки – совсем рядом со входом. Я лихо развернула машину – Томина школа! – на глазах «изумленной публики» и направилась к ресторану. 
   У Томы и Гены было много друзей. Познакомившись с ними со всеми ближе, я поняла, что друзья они - так называемые. Как и их дружба. Они встретились на предприятии, куда попали по распределению после вузов. Молодые специалисты стали не только коллегами, но и членами одной бригады на строительстве дома, вступив в жилищно-молодежный кооператив. Почти каждый вечер после основной работы они вкалывали на стройке – возводили для себя квартиры. На самом деле, участие в молодежном кооперативе не давало полной гарантии получения собственного жилья. Тогда, в начале восьмидесятых годов, еще не отменили кодекс строителя коммунизма, и при выдаче ордеров на готовые квартиры специальная комиссия учитывала не только время, проведенное на стройке. Важно было выполнять план на производстве, участвовать в общественной работе, быть комсомольцем, а лучше – молодым коммунистом. И чтобы семья наличествовала, и желательно с детьми. Комиссия давала «добро» с первого раза не всем, и тогда отвергнутые бедолаги участвовали в очередной стройке, не теряя надежды.
  Гена с друзьями быстро поняли, что решающую роль в получении жилья сыграет не их высокий моральный облик, а связи и взятки. Поэтому, вступив в кооператив, они сразу начали искать нужных людей, скрывая этот факт, но внимательно наблюдая друг за другом. Когда в стране разрешили частную собственность, друзья поняли, что теневые правила вышли из тени: взятку стало давать проще, впрочем, как и брать. Бизнес – ничего личного.    
   Мне их, так называемая, дружба казалась какой-то неискренней и вынужденной. Оттенок соперничества превалировал над взаимовыручкой, добротой, сочувствием. Казалось, они связаны какой-то постыдной тайной.  Что они – заложники неприличного прошлого. Все они жили в одном доме, в строительстве которого когда-то принимали участие. Хорошо выпив, друзья вспоминали свои молодые годы, молодежный кооператив. Даже по пришествие двух десятков лет они не скрывали давних обид друг на друга – мелочных и глупых.  Не знаю, почему, но Гене, единственному из всей компании, удалось въехать в пятикомнатную квартиру.  Наверное, у него были влиятельные знакомые. Или много денег.
   Я не входила в круг друзей Ижоровых, наши с Томой интересы пересекались в другой плоскости, и когда оказывалась среди них, чувствовала себя неловко. Возможно, дело в возрасте - я старше Томы почти на десять лет.
   Однажды, отмечая с ними в боулинге день рождения Томы, услышала разговор: «Светка, выбираем самые дорогие блюда! И шампанское закажем! Пусть Геночка раскошелится!». Девушки говорили громко, Гена не мог их не слышать.
   Он сильно покраснел, я боялась, как бы его не хватил удар. Тома заметила мое волнение: «Не переживай! Он сам на гулянках друзей не церемонится… Путь поймет, каково это». Она подошла к мужу, положила ему руку плечо, что-то шепнула на ухо. Гена сбросил ее руку, не совладав с собой, вышел из-за стола, и отправился в игровой зал. За столом он так и не появился. Впрочем, друзья восприняли его демарш совершенно спокойно: никто не пошел за ним, не попытался вернуть, и даже не вспомнил в течение всего вечера.
    Тома порой удивляла своими высказываниями. «Ты даешь детям на завтрак «Нутеллу»? Нет? Но это престижно! Все мои подруги кормят шоколадной пастой детей по утрам».
   Когда они с Геной решили купить дачу, Тома настаивала на участке далеко от города, почти двести километров. И только потому, что тот дачный поселок считался престижным в их компании.
   Престижно было покупать в магазине сок целыми упаковками. Иметь на выход норковую шубу. Отдыхать за границей. Учить детей английскому языку.
   Для Томы было очень важно общественное положение их семьи.
   Как-то поинтересовалась, посещаю ли я салоны красоты. Узнав, что регулярно делаю маникюр и педикюр, даже расстроилась: «Гена мне не позволяет, и денег не дает, говорит, что женщина должна это уметь сама, а у меня нет таких способностей».
    … Войдя в зал ресторана, сразу увидела ее портрет, перед которым стояла небольшая урна, как я догадалась, с прахом. Получалась, что Тома смотрела сама на себя. На то, что от нее осталось. На свои останки.
   Мое место оказалось как раз напротив Томиного изображения. Я встретилась с ней глазами и незаметно кивнула: помню, сделаю, не волнуйся. Компания была большая, человек двадцать – только друзья, без родни, Гена сказал, что соберет их отдельно.
- Ну, что, друзья… - начал Гена.  – Вот и не стало нашей Томы, Тамары Алексеевны. Давайте помянем ее.
   Все выпили водки, как и полагается, не чокаясь.
   - Пусть земля будет пухом!
   - Вечный покой Томочке!
   - Спи спокойно, подруга!
   Переговариваясь между собой, наливая друг другу и неспешно закусывая, друзья, казалось, и забыли, зачем они здесь. Мне хотелось уйти, но удерживала необходимость выполнить обещание, данное Томе.
   Все были уже хорошо выпившие, когда Гена снова поднялся:
   - Как говорил Диоген, о мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды.
   Он часто вставлял в свою речь афоризмы, и Тома, смеясь, рассказывала, что муж каждый день заучивает наизусть по одному крылатому выражению: ему казалось, что это демонстрирует его образованность и начитанность. 
   Гена начал говорить. С первых слов нетрезвый гул за столом смолк, и установилась тишина.
   - Я буду говорить только правду! – строго предупредил Гена.
   - И ничего хорошего? – кто-то нашел в себе смелость пошутить.
   - Только правду! – рявкнул Гена.
   Чем дольше говорил Гена, тем трезвее становилась компания.
    - Она была плохой матерью… чуть не погубила нашего сына!.. настояла на рафтинге в Турции. Я не любитель экстрима, тем более, с ребенком… но мне пришлось… не смог ее переубедить… А он на крутом повороте выпал! Захлебнулся, пошел ко дну… Его спасли поляки, которые  плыли за нами… Ныряли несколько раз… Вытащили… Нам удалось добраться до берега… Искусственное дыхание они тоже сделали… Он задышал, ожил…
    Гена тяжело сел, казалось, у него не было сил продолжать. Ему налили водки, он выпил, не закусывая, выдохнул и снова поднялся.
    - Она была плохой женой!.. не любила… смеялась надо мной… В Италии катер, на котором мы отправились на прогулку, остановился для купания в море. Все плавали неподалеку. А Тома… Она ринулась к пляжу, он была не близко, метрах в ста. Она добралась до него, а обратно – сил не хватает… Лежит на берегу… Все нервничают… Пора отчаливать… ей сигналы подают… Она поплыла обратно, и на полпути стала тонуть… у всех на глазах… Я бросился ей навстречу… Думал, не доплывем… Она держалась за меня… А поднялись на борт, отругала… Упрекала, зачем рисковал, погибли бы оба, и дети остались сиротами…
   Гена заплакал. И было непонятно, отчего: то ли от вновь пережитого страха, то ли от жалости к себе. Несколько человек окружили его, снова налили, что-то говорили ему все сразу – слов не разобрать.
   Гена сел, закрыв лицо руками, положив их на стол, спина его содрогалась от рыданий.
    - А ты помнишь, помнишь? – Гена вскочил, обращаясь к бородачу, сидевшему около меня. – Помнишь, она забралась по высокому отвесному берегу на реке, не могла спуститься и держалась за кусты, чтобы не упасть с обрыва? Кусты были чахлые, земля осыпалась у нее из-под ног…
   Бородач кивнул, не поднимаю опущенную голову.
   - Никто не видели, когда она туда залезла, а главное – зачем? – Гена говорил быстро и взволнованно. – Но это неважно… Мы понимали, что она сама не спуститься… Стояли, задрав головы, и умоляли ее просто упасть на нас… Она летела и кричала… все свалились с ног, кто ее ловил… Тома осталась цела. Только испугалась сильно. Но быстро пришла в себя… Передразнивала, как мы в ужасе бегали по берегу, и смеялась…
   Мне пришло в голову, что Гена прилюдно кается, хотя можно было подумать, что он просто оправдывается, и не хочет брать на себя вину в преждевременной Томиной смерти, как я была уверенна.   
   Компания сидела в растерянности. Вдруг в ресторан ввалилась большая толпа молодых и веселых людей. Одеты они были празднично, похоже, собрались отмечать приближение Нового года. И правда, из зала напротив, полилась радостная музыка, зашипел микрофон и ведущий начал что-то говорить бодрым и счастливым голосом. Мужчины и женщины в поминальном зале оживились, прислушиваясь к веселью: было заметно, что они завидуют тем, в соседнем помещении.
    Решив, что мне пора исполнить Томину просьбу, подошла к Гене.
   - Это от Томы, - я протянула ему маленькую коробочку, обтянутую красной блестящей фольгой, перевязанную золотистой лентой.
   Гена отпрянул, смотрел недоверчиво, испуганно, то на меня, то на Томину фотографию. Мне показалось, что он сейчас и руки спрячет за спину…  Но нет. Поколебавшись, взял подарок и положил его на стол. И спасибо не сказал! И, правильно, кому говорить-то! Не портрету же!
    Я незаметно вышла из ресторана. На душе - горько и смутно. До этой встречи мне было абсолютно ясно, что Гена бросил Тому, когда его фирма обанкротилась. К тому времени выросли дети, окончившие школу и получившие высшее образование. Очень быстро встретилась ему одинокая женщина, business-woman, на которой он и женился, вновь обретя финансовое благополучие. Тома тоже недолго пребывала в одиночестве, но жила в гражданском браке.      
    Достав из сумки телефон, я включила его и начала слушать Томины звуковые короткие послания в whatsapp, наверное, уже в десятый раз.
    … - Я вышла за Гену, потому что забеременела от него, - голос Томы уставший, тусклый. Она записывала свои воспоминания уже в больнице, зная, что жить ей осталось недолго.  – Шла в загс и плакала. И в загсе плакала. И когда кольцами обменивались, тоже лила слезы. А Гена был такой довольный… Счастливый…  Мне, глядя на него, становилось еще горше, боялась, что слезы попадут на документ, в котором мы по очереди расписывались, и наши фамилии размоются от влаги и соли. Я не любила его, и если бы  не «залет», никогда бы не пошла за него.
   Следующая часть началась с тяжелого вздоха. 
   - Гена был уверен, что главное в жизни – деньги. Ругался со мной, если приглашала в гости нашего общего приятеля Макса, он мог один выпить бутылку водки: расход-то какой! И когда говорила мужу, что хочу развестись, он абсолютно спокойно отвечал: «Куда ты денешься, все равно прибежишь, когда деньги закончатся». В последний раз хотела уйти, когда уличила его в обмане с обручальным кольцом, года через три после свадьбы.
   Тома засмеялась.
   - Оказалось, что кольцо, которое он мне подарил – «старинное, прабабушкино, из сусального золота» - очень быстро начало темнеть и облезать. Я обратилась к ювелиру, который подтвердил мои догадки: кольцо медное, покрытое непонятным сплавом «под золото». Такой грандиозный скандал устроила мужу! Сказала, что выбросила кольцо в мусорный бак…
    На следующей записи Тома закашлялась.
   - Когда он сообщил, что полюбил другую, и хочет развестись, я была ошеломлена. Мне казалось, что я, наконец, притерлась к нему, и все не так уж и плохо в нашей семье… Он говорил, что мы с ним по жизни соратники и половые партнеры. Такие семьи тоже бывают. Дети у нас хорошие, умные. Я испугалась, не верила, что он бросит меня. Спать перестала ночами, Гена меня в клинику отвез… я и на суде не была… Нас развели, и он помог мне переехать в двухкомнатную квартиру, разменяв нашу огромную пятикомнатную…
   Тома вздыхает и вздыхает, прежде чем начать говорить.
    - Удивительно, испытывала физическую боль, когда он ушел. Оказалось, что слова о второй половине – не пустой звук. Как бы плохо не было мужу с женой или жене с мужем, но родив двоих детей, прожив почти двадцать лет вместе, при расставании приходится резать по живому…  вытаскивать с корнями. И не факт, что  корешки отрастут, дадут новую жизнь. Мои не отросли, я умираю… Да, с Мишей мне было хорошо, но это совсем не то… Совсем…
   Открываю следующий файл.
        - До сих пор меня охватывает счастье, когда вспоминаю один случай. Гена - в командировке, дети - еще совсем маленькие, Маше три года, Павлику – год. Кровать в нашей спальне широкая, я легла посредине, детей уложила по бокам. Обняла их, раскинув руки, как птица крылья, прижала к себе… А утром просыпаюсь и чувствую под собой что-то теплое и мокрое. А это детки мои описались, оба-два… Налила воду в ванну, добавила детской пены, чтобы не щипало глаза, посадила их и сама залезала. Как же мне было хорошо…
    А это последние Томины слова.
   - Дальняя причина рака есть долгая печаль… Так говорят в больнице. Правда: радости в моей жизни почти не было. Но почему? Любящий муж, здоровые дети, дом – полная чаша… Знаешь, я случайно нашла способ бороться с тоской. Однажды стало совсем невмочь… Повинуясь какому-то импульсу, поехала в клуб парашютистов, и уговорила, чтобы тренер сейчас же, немедленно, прыгнул со мной… Кажется, я ему угрожала… Почти сутки после этого пребывала в безмятежном состоянии… И когда тоска возвращалась, я знала, как с ней бороться. Ну, разгоняла автомобиль до двухсот километров на трассе… от погони милицейской приходилось удирать… В общем, выживала с помощью адреналина... А его с каждым годом требовалось больше… Как наркотик… Видно, я всю жизнь была больна…
   Заслушавшись Тому, не заметила, как Гена подошел к моей машине и стучит в окно, жестом показывая, чтобы я открыла ему дверь. Он сел рядом, заняв чуть ли не все пространство - мне пришлось подвинуться.
    - Ты знаешь, что Тома мне подарила?
   - Нет, она не говорила, просто просила передать. 
   Гена разжал кулак, и я увидела красную бархатную коробочку, в которой обычно преподносят небольшие ювелирные украшения. Он открыл ее: на подушечке лежало обручальное кольцо, странное – пятнистое из-за облупившегося «золота». Похоже, то самое.
   - Я был уверен, что она его выбросила, дешевая подделка…, - Гена закрыл коробочку и засунул ее в карман куртки. – Думал, зачем ей настоящее золото, лучше я ее на море свожу, в Крым…  И поехали. Фрукты заставлял её есть, а она булочки с изюмом просила. Как думаешь, можно устать от любви? 
    - Разлюбить? – уточняю.
   - Нет, именно устать, - сказал Гена. – Я жил с Томой в состоянии повышенной боевой готовности. Никогда не знал, что она выкинет в следующий раз… Недавно прочитал: «Следуй за любовью, и она убежит от тебя; оставь ее, и она последует за тобой»...
   Гена быстро вышел из машины -  выскочил и почти побежал. Я хотела окликнуть его, но он был уже далеко, да и толпа людей, вываливших из ресторана, отрезала мне путь.
   …Мне очень хотелось узнать, купил ли он Томе новое обручальное кольцо, когда обман раскрылся.

Февраль 2021 год.