Академик С. С. Юдин - Начало пути 1891-1919

К 130-летию со дня рождения

АКАДЕМИК СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ ЮДИН
НАЧАЛО ПУТИ

Александр Санников
Владимир, Россия

Предисловие

В 1948 году Сергей Сергеевич Юдин находился в зените своей славы - профессор хирургии, действительный член Академии Медицинских наук СССР, дважды лауреат Сталинской премии, почетный доктор Сорбонны, Королевского общества хирургов Великобритании и Американского колледжа хирургов, а также действительный член Международного общества хирургов, Ассоциации военных хирургов американской армии и флота, почетный доктор Пражского и Каталонского университетов, Английского общества физиологов имени Гарвея, Национального Парижского общества хирургов и Международного колледжа хирургов.
За прошедший период Советской власти, в истории отечественной медицины еще не было врача, обладающего столь внушительным списком почетных званий. Институт неотложной медицины имени Н.В.Склифосовского, в котором Сергей Сергеевич Юдин был главным хирургом, превратился в своеобразную “Мекку”, в которую, чтобы посмотреть на выполняемые им операции приезжали хирурги со всех концов нашей необъятной страны.  И вдруг – арест, застенки Лубянки и Лефортовской тюрьмы, а потом и ссылка в Сибирь.
Так что же случилось? Почему вдруг академик Сергей Сергеевич Юдин, первый хирург страны, человек с мировой известностью, попал в немилость к властям? Каковы были основные причины его ареста 22 декабря 1948 года?
Мое первое “знакомство” c Сергеем Сергеевичем Юдиным произошло на третьем курсе Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова. Преследуемый желанием познать премудрости хирургии, по совету одного из своих любимых учителей, я взял в руки книгу с необычным названием “Этюды желудочной хирургии”. Это была первая книга по хирургии, за исключением, пожалуй, “Неотложной диагностики живота” Генри Мондора, впечатление от которой я пронес через всю свою, хотя и не столь долгую, жизнь.
Затем были другие книги Сергея Сергеевича Юдина (“Психология творчества”, “Заметки по военно-полевой хирургии”, “Переливание посмертной крови”), увлекавшие меня в ночное чтение не столько своей сугубо практической и научной ценностью, которую не суждено было в то время понять студенту третьего курса, сколько художественным слогом, стилем написания и внутренним миром самого автора, который, безусловно, оставался для меня тайной.
Я ничего подобного еще не читал по хирургии, но именно под воздействием прочитанных книг пришло ко мне ощущение, что хирургия - это не просто отрасль медицины, а вечная энциклопедия жизни: “Кто же, как ни хирург видит рождение, жизнь и смерть, здоровье и болезнь, боль, страдания и радости. Все величие и всю ничтожность человеческой души, и все это – все в новых формах и проявлениях”.С неистребимым желанием и переполняющим меня нетерпением я захотел узнать об авторе этих строк как можно больше, собирая редкие и почти единичные воспоминания о его жизни из газетных статей и журнальных публикаций.
И, тем не менее, к началу 1990 года в моем распоряжении уже имелась солидная папка воспоминаний его учеников и очевидцев творческого пути. Собрал я и полную коллекцию изданных при жизни и уже после смерти С.С.Юдина монографий.
 В 1991 году исполнилось 100 лет со дня рождения Сергея Сергеевича Юдина. Состоялось несколько юбилейных конференций, посвященных памяти великого хирурга. Вышла небольшая книга “Этюды биографии”, с авторами которой - Вячеславом Васильевичем Сигаевым и Юлием Александровичем Шилинисом – я имел честь познакомиться гораздо позже.
Под редакцией академика Бориса Васильевича Петровского в этом же году была издана книга «С.С.Юдин. Избранное», в которой были опубликованы некоторые научные работы Юдина. Учитывая, что со всеми этими работами я был уже знаком, наибольший интерес представляла заключительная часть, в которой Борис Васильевич, описывая свой жизненный путь, вспоминает  годы войны, послевоенное время и встречи с Сергеем Сергеевичем. Однако, причинам ареста Юдина автор уделяет всего несколько строк: “Закончилась война. И вот в эти мирные годы, страшно подумать, по ложным обвинениям – оговору единичных бесчестных коллег – Сергей Сергеевич был незаконно осужден и выслан в Новосибирскую область”.
Тем временем, после окончания Ленинградской Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова в 1991 году, я отбывал к месту моей службы – в гарнизонный госпиталь города Новосибирска, увозя с собой и папку собранного мною материала о Сергее Сергеевиче Юдине. Я далек от мистики и пророчеств, но именно там в провинциальном Бердске академик Юдин отбывал свою ссылку.
Уладив немногочисленные бытовые и служебные хлопоты, которые для молодого неженатого лейтенанта медицинской службы и хлопотами назвать трудно, уже через несколько месяцев я находился в кабинете у начальника управления КГБ по Новосибирской области с заявлением о возможности предоставить мне для ознакомления “Дело ссыльного спецпоселенца Юдина Сергея Сергеевича”. Не знаю, или моя военно-морская форма так подействовала или обеспокоенность его более насущными ведомственными проблемами, только уже через пару часов я находился в другом кабинете – заместителя начальника  МВД. Все дело в том, что к курированию ссыльных КГБ имел исключительно косвенное отношение, тогда как непосредственными вопросами их нахождения в ссылке занималось МВД. Так или иначе, спустя неделю в специально отведенной для меня комнате я сидел за столом в углу и держал в руках столь драгоценный материал, который умещался с одну небольшой толщины папку. Однако материал это был бесценный – хронология событий и  вся личная переписка Сергея Сергеевича Юдина.
Среди обозначенных контактов ссыльного академика на Сибирской земле, первой в моем списке значилась Валинтина Николаевна Понурова, в квартире которой, как это следовало из дела, проживал Сергей Сергеевич во время своих визитов из Бердска в Новосибирск. Созвонившись с ней по телефону, уже в ближайшие выходные дни, я гордо вышагивал по центральному проспекту Новосибирска (понятно носящему имя Ленина), выспрашивая после очередного перекрестка у встречающихся мне людей где находится улица Коммунистическая 29.
Валентина Николаевна Понурова встретила меня добродушно (понятно, что свою военно-морскую форму я не сменил на гражданский костюм), усадила за стол, приготовила чай. Познакомились.
“Александр Борисович, Вы даже и не догадываетесь, что в этой самой комнате и за этим самым столов пил чай Сергей Сергеевич”. Но об этом потом. Вскоре Валентина Николаевна познакомила меня и со многими другими очевидцами тех событий. В связи с чем, в ближайшее время я выехал в город Бердск – непосредственное место ссылки Юдина, где состоялась моя встреча с хирургом Бадьиным Георгием Петровичем и другими врачами местной больницы – людьми уже очень преклонного возраста. Побывал я в гостях и у бывших сотрудников КГБ и МВД по Новосибирской области, которые в силу своих служебных обязанностей имели отношение к Сергею Сергеевичу Юдину. Одним из них был Ткачев Владимир Иванович, который будучи лейтенантом МГБ, сопровождал Юдина в Москву, когда 27 ноября 1952 года его было необходимо доставить вновь на Лубянку для дачи дополнительных показаний. Пришлось мне съездить и в Томский медицинский университет, где хранится архив профессора Савиных Андрея Григорьевича, дружбу и самые близкие отношения с которым Сергей Сергеевич поддерживал многие годы, начиная еще с Москвы. Очень вскоре, встречи мои с Валентиной Николаевной стали носить регулярный характер, на которые я непременно брал с собой пишущий аудиоплеер (сложно представить, но редкую по тем временам модную вещь), а мой архив о Юдине стал прирастать многими страницами личных воспоминаний Валентины Николаевны.
Через несколько лет, в период почти полного развала нашей доблестной Красной Армии, после увольнения из рядов Вооруженных сил, я покинул Новосибирск. При расставании Валентина Николаевна подарила мне увесистую папку материалов, среди которого были перепечатанные ее матерью Кроловец Еленой Сергеевной специально для Сергея Сергеевича Юдина его воспоминания, написанные им во время заключения в Лефортово, и касались некоторых эпизодов его жизни. “Вот, Александр Борисович, Вам подарок. Изучайте, может когда-нибудь, опубликуете, но прошу Вас об одном – узнайте тюремную историю Юдина полностью и напишите об этом книгу”. На первой странице в папке было обозначено: “Эту рукопись своего мужа я очень берегу. Написана она им в тюрьме на Лубянке. Наталья Юдина”. По этой причине в первой части книги очень многое построено на воспоминаниях самого Сергея Сергеевича.
Несмотря на то, что за время моего нахождения в Новосибирске, мне удалось собрать много материала о этом периоде жизни Сергея Сергеевича, основной вопрос – за что был арестован, как велось следствие и на основании каких обвинений, а точнее чьих показаний выстраивалось обвинение – оставался без ответа.
Так что же случилось? Почему вдруг академик Сергей Сергеевич Юдин, первый хирург страны, человек с мировой известностью, попал в немилость к властям? Меня охватил холодок восторга, азарт предчувствия удивительных открытий. Продолжая собирать опубликованный о Сергее Сергеевиче Юдине материал, я понимал - они, эти открытия, непременно должны были быть там, на Лубянке, ибо между улыбающимся, полным счастья и жизни лицом на фотографии и ужасными подозрениями лежало белое, ничем не заполненное пространство, пустыня неведения, которую предстояло заполнить реальными фактами. Все то, что произошло после ареста за стенами тюрьмы, оставалось тайной. И я не надеялся раскрыть ее, но как говорится в таких случаях, надежда меня не покидала. Пять лет я вел переписку с высокопоставленными сотрудниками и чиновниками КГБ отправляя заявления, ходатайства университета и рекомендательные письма отделения Союза писателей России. Пять лет я пытался достучаться в дверь, которая по всем законам нашей жизни не должна была так просто открыться.
За всю историю Советской власти не многим крупным историкам удалось видеть документы о внутренней жизни следственных камер. Тем не менее, может быть, времена изменились или нашелся один из порядочных людей, но произошло, казалось, невозможное - тяжелые двери Центрального архива КГБ ненадолго открылись предо мной.
Дорогие читатели, вы можете себе представить, с каким трепетом и волнением я сидел за столом, на котором лежали пять увесистых томов - в 500 страниц каждый “Личного дела арестованного С.С.Юдина” - профессора хирургии, академика, главного хирурга Института имени Н.В.Склифосовского. И началась кропотливая работа с документами, которая с учетом отпущенных мне для ознакомления двух недель шла почти по 12 часов в день без перерыва.
Работал я интенсивно. Каждый раз, придя домой, восстанавливая по рукописям и памяти то, что не успел записать. Каждый раз, приходя на следующие день в архив и предъявляя документ, я был готов к тому, что мне скажут: “Хватит! Достаточно”. Но и на следующий день я вновь проходил в отведенную комнату, где меня окружали тысячи таких же томов. Чьи судьбы хранятся там? Сколько можно бы было рассказать людям правды и не только о тех далеких годах репрессий! Вежливо здороваясь со мной при входе и подписывая мне пропуск, дежурный офицер каждый раз задавал один и тот же вопрос: “Не понимаю, зачем Вам это нужно: был бы родственник или национализированное наследство – еще, куда ни шло, а так, - зачем, не понятно?” Он не понимал меня, а я не понимал его, но работа продолжалась.
Продолжалась она и потом, еще долго, когда предстояло сопоставить все уже написанное с вновь полученными мною документами. И вот теперь, спустя годы, взяв все это за основу, я могу достоверно, опираясь на факты, рассказать не только все о Сергее Сергеевиче Юдине, но и поведать о тех годах его жизни, которые помешали еще более открыться таланту академика, о тех годах, которые сломали физически, но не смогли сломить волю человека, заставить его склонить голову, признать себя побежденным, отречься.
Периодически, я списывался с Валентиной Николаевной Понуровой, рассказывая ей о своих успехах, но работа непосредственно над книгой продвигалась медленно.
В 2002 году, отправляя свои научные тезисы на очередной Всероссийский съезд хирургов, я обратил внимание, что в рамках предусмотренной программы его работы, одна из секций будет посвящено истории медицины. В связи с чем, к своим нескольким тезисам по вопросам хирургии я добавил еще один,  в котором мною впервые были затронуты причины ареста Сергея Сергеевича Юдина. Учитывая, что кроме меня, никто из присутствующих в зале не имел достоверной информации о годах жизни проведенных в Лефортово, а затем и в сибирской ссылке, доклад вызвал большой интерес и вместо 10 отведенных минут, я простоял у трибуны все 30. На импровизированном банкете после заседания мы договорились с Вячеславом Васильевичем Сигаевым и Юлием Александровичем Шилинисом  продолжить работу с материалом о Сергее Сергеевиче Юдине. Тогда же произошла моя первая встреча с профессором Владимиром Дмитриевичем Федоровым. От них я заручился поддержкой в плане подготовки книги. На том и решили.
Великий хирург современности Николай Михайлович Амосов в своей книге “О счастье и несчастьях” в 1990 году писал: “Всю историю жизни, включая и тюремную историю Сергея Сергеевича Юдина, еще кто-нибудь напишет, у меня нет достаточных сведений”. В 2002 году, когда первый вариант рукописи был готов, мне об этом первому хотелось сообщить именно Николаю Михайловичу, о чем мы с ним договорились по телефону завершить при встрече. Хотелось с ним обсудить то место где следует поставить точку. Но время летело неумолимо, и когда я готовый к поездке в Киев, набрал номер его телефона, трубку взяла его супруга Лидия Васильевна, сообщив, что на данный момент Николай Михайлович очень болен и даже не может разговаривать по телефону, а спустя несколько недель его не стало. Ушел из жизни еще один великий хирург и гениальный человек.
Первый вариант полной рукописи книги в 2006 году я передал для прочтения профессору Сергею Павловичу Глянцеву, известному историку медицины, в то время члену редакционного совета журнала «История медицины», который открыто и по дружески поделился впечатлением о написанном мною, дав несколько кардинальных советов по продолжению работы над книгой. В первую очередь, это было связано не столько с недостатками в материалах о самом Сергее Сергеевиче Юдине, сколько с моим недостаточно зрелым на тот период времени восприятием эпохи в целом и политических событий, происходящих в стране в тот период времени. Как позже в своем письме мне напишет Сергей Павлович: “Вот ведь в чем дело: смотреть на события того времени с точки зрения сегодняшнего дня надо только после того, как проанализировать их с точки зрения сегодняшнего дня надо только после того, как проанализировать их с точки зрения того времени. Тогда во главу угла ставилась идеология, и ничего с этим мы поделать не сможем. Мы потому сейчас столь критически оцениваем репрессии, потому что убираем всю идеологию. Но это делать недопустимо. Как 19 век нельзя рассматривать вне религии, так и век 20-й нельзя изучать без акцента на советскую “революционную” идеологию. К сожалению, так было…”.
По этой причине, мне было необходимо самым серьезным образом изучить документально и разобраться в причинах сгущения «грозовых туч» над страной и народом в послевоенные годы, а следовательно еще раз проанализировать написанное о этой эпохе многими историками и истинными литераторами, к которым я себя конечно не отношу. Так в очередной раз уже написанный мною материал, постепенно прирастал новыми подробностями и архивными материалами. С каждым новым материалом и прочитанной книгой мне становилось понятным, почему вдруг участвовавший в первых допросах Сергея Сергеевича Юдина старший следователь полковник МГБ Комаров М.Д. и Шварцман Л.Л. вдруг были заменены на Рюмина М.Д. и Леонова А.Г. Почему потом вдруг Юдина оставили в покое и дали даже возможность писать в камере, куда вдруг пропал Абакумов, а затем и Рюмин. Почему министром МГБ был назначен Игнатьев и каким образом получило развитие «дело кремлевских врачей», в рамках которого Юдин для дачи дополнительных показаний был доставлен из Новосибирска в Москву.
А еще с каждым появившимся новым фактом и связанными с ним фамилиями, я старался непременно найти фотографию этого человека и узнать о нем больше. Я хотел видеть перед собой фото следователя Комарова Владимира Ивановича или Шварцмана Льва Леонидовича, через руки которых во время допросов с пристрастием и учиненных ими пыток прошел не только Сергей Сергеевич Юдин, а сотни других заключенных. Я хотел видеть фото полковника Рюмина, написавшего донос Сталину на своего министра и фото жены Абакумова, которая находилась в соседней камере с 4-х годовалым сыном. Я хотел видеть лица членов «Антифашистского еврейского комитета» и врачей арестованных по этому делу, с которыми Сергей Сергеевич Юдин был лично знаком на протяжении многих лет.  Я хотел видеть фото генералов, против которых Юдин вынужден был давать показания. Я хотел видеть фото людей, непосредственно причастных к аресту Юдина и свидетельствовавших против него. И хотя это привело к увеличению общего количества страниц, я не думаю что это является существенным недостатком книги.
Ретроспективно всматриваясь в те годы, я сейчас останавливаюсь на мысли и задаю себе один вопрос – а готов ли я был морально к написанию такой книги. Формально - да, внутренне – нет. Все дело в том, что я был человеком другого - моего поколения. Мне не удалось испытать ужасы репрессий и войны. Не пуганный, я имел совсем иную психологическую и философскую конструкцию, чем многие из моих старше меня на несколько десятков лет собеседников. Количество же обрушившейся в 90х годах на нас информации о массовости репрессий, при всей «прозрачности» свалившееся на нас демократии, с завидным постоянством сводило причины ужасов тоталитарного режима к одному, а точнее к личностям Сталина и Берии. И лишь в единичных публикациях можно было уловить нотки намека, что роль Молотова, Маленкова, Хрущева и многих, очень многих других, причастных к созданию идеологии раболепия толпы, до сих пор не предана той огласки, которой она заслуживает.
По мере работы над книгой мне все яснее становилось, что, рассказав тюремную историю Сергея Сергеевича Юдина, основную задачу я выполню только наполовину. Намного важнее, чтобы каждый огляделся вокруг и заглянул в свою душу, внутрь самого себя. Кто он? И что можно ожидать от нас сегодня? Я хотел, чтобы мой рассказ о жизни одного конкретного человека заставил моих современников еще раз осмыслить многие трагедии нашей эпохи: почему великий бактериолог и создатель первых в мире антибиотиков Владимир Хавкин был затравлен в СССР антисемитами и умер неведомый миру? По каким причинам эстонский хирург Арнольд Сеппо, умеющий делать уникальные живые человеческие суставы, четверть века подвергался травле? Как так могло случиться, что, накормив мир, Николай Вавилов умер вместе со своим гением от общей дистрофии на тюремной койке? И согласитесь, виноват в этом далеко не только Сталин!
Увы, по каким-то законам исторического развития нам не суждено было с достоинством пройти по канату, натянутому над бездной. Осознав это и безуспешно пытаясь выкарабкаться из пропасти, мы хотим по-прежнему выяснить, кто больше виноват, перемежаем проклятья с очередными лозунгами и призывами, будто бы не нахлебались всего этого самой большой сказочной ложкой. Как сложна и порой непонятна наша жизнь, но и сегодня мы подрубаем сук, на котором продолжаем дружно моститься. А что происходит с нашими душами? Они черствеют. И в жизни по-прежнему остается еще слишком много лжи и фальши, лицемерия и лести, услужничества  и подлости. Сам человек не скоро поймет простую истину, что в жизни применяются два способа, чтобы стать выше окружающих. Один из этих способов более труден, основан на том, чтобы самому подниматься как можно выше в своих знаниях, в своей технике, в своей добросовестности к делу. Другой способ, более легкий, основан на стремлении принижать и устрашать людей вокруг себя, он может придать “ореол” важности и недоступности, но именно первый способ действительно возвышает человека. Что делать? Ветер мракобесия во все времена крутит крылья одной и той же мельницы. Так было, так есть и так долго еще будет.
“Смотрите пристально, смотрите каждый день в сердце свое, нет ли там какой тьмы. И если увидите там, хоть малейшую тьму, тотчас же слезами, горькими слезами разгоните эту тьму. В душе человеческой должен воссиять свет. Совесть укажет вам путь к свету”, - эти слова принадлежат другому не менее известному человеку - профессору хирургии Валентину Феликсовичу Войно-Ясенецкому, ставшим после десяти лет, проведенных в ГУЛАГе Тамбовским архиепископом Лукой, который в 2000 году был причислен к лику святых. Быть может только тогда, когда мы поймем истинный смысл этих слов, для России настанут другие - лучшие времена.
Итак, дорогой  читатель, представленный к публикации материал посвящен Сергею Сергеевичу Юдину, выдающемуся отечественному хирургу, академику АМН СССР и главному хирургу Института хирургии имени Н.И.Склифосовского. Рукопись  приурочена к 130-летию со дня его рождения.
Мой рассказ о человеке с жизнью – легендой, достойной уважения и преклонения каждого, связавшего свою жизнь с хирургией или просто делающего пока еще первые шаги. Это – история судьбы. История зависти, измены, предательства лучших друзей и первых из учеников, но в первую очередь о тех, кто был рядом, кто находил в себе силы выстоять и одержать победу. Их были тысячи, таких академиков, писателей и ученых, простых русских интеллигентов. Вот почему мне представляется, что задуманная мною серия публикаций, в основу которых положено столько фактического материала, будут интересны и людям далеким от медицины.
                С  глубоким уважением – автор

                *  *  *

НАЧАЛО ПУТИ

“Когда мы пристально смотрим на то место, где ожидаются изменения, мы легко можем не увидеть общих контуров или даже очень важных вещей, происходящих вне нашего поля зрения”.
                Ганс Селье

В стольном городе Москве, в одном из старинных добротных домов, которые несут на себе отпечаток времени и “старины глубокой”, 27 сентября (по старому стилю) 1891 года принимал поздравления от родственников, знакомых и сослуживцев московский фабрикант Сергей Сергеевич Юдин, по случаю удачного родоразрешения супруги – Екатерины Петровны. Долгожданный первенец в семье родился крепким и здоровым белокурым мальчуганом. Нарекли его в честь отца и деда – Сергеем Сергеевичем. Мать, Екатерина Петровна, в девичестве Гаврилова, сословием выходила из замосквореченского купечества. Как и было положено детям из высших сословий, она получила весьма хорошее образование в Петропавловской школе при Немецкой слободе: глубоко знала русскую и французскую литературу, ценила живопись и музыку, в совершенстве владела французским языком. Весьма рано вышла замуж, однако счастье ее было недолгим, так как вскоре после рождения дочери Агнии умер муж.
Спустя время, вновь встретив любящего и дорогого сердцу человека, в 1889 году вышла замуж за Сергея Сергеевича Юдина (отца будущего хирурга). Брак складывался весьма удачно и уже через два года в семье Юдиных отмечали рождение сына Сергея.
Всего же детей было семеро: Агния (от первого брака), Сергей, Петр, Глеб, Георгий, Наталья и Екатерина. 
Несмотря на отсутствие университетского образования, Екатерина Петровна до конца своих дней отличалась изысканными манерами, культурой и умением тонко разбираться в литературе. Уже гораздо позже, застав как-то жену Сергея Сергеевича, Наталью Владимировну, за чтением Достоевского зимой, она весьма удивленно заметила: “Наташа! Да разве можно перечитывать Достоевского в твои годы зимой!? Для русских людей старше сорока лет он переносим только весной!”. Дожив до преклонного возраста, она всю себя отдала воспитанию детей. “Мы не из богатых, - любила повторять Екатерина Петровна, - но, всю жизнь, стоя на рогожке, умели говорить с ковра”.
 Дед Юдина был совладельцем “Торгового дома Юдиных”, занимавшегося торговлей военно-офицерскими вещами. Торговая фирма “Братья Юдины” имела в Москве, в Токмаковом переулке, свою фабрику по производству погон, портупей, темляков. Управляющим этой фабрики до 1908 года являлся отец Сергея Сергеевича. После смерти деда, в 1909 году, он открыл на Бакунинской улице металлотянульную фабрику по выработке серебряной и медной проволоки, которая шла на изготовление воинских знаков отличия. На фабрике было задействовано около 15 человек и несколько надомников. За свою деятельность в 1909 году отец Юдина по указу Его Императорского Величества был удостоен престижных званий “Личный почетный гражданин Москвы” и “Купец первой гильдии”. По роду своей деятельности он много разъезжал по России и был очень образованным человеком. Владельцем этой фабрики отец Юдина оставался вплоть до Октябрьской революции.
В годы Советской власти до самой смерти в 1925 году, Юдин старший служил письмоводителем в школе военной маскировки, а совладельцами металлотянульной фабрики в этот период являлись его братья Петр и Юрий. Однако в 1928 году, после национализации фабрики, братья были арестованы органами ОГПУ, осуждены и сосланы в Северный край сроком на три года.
По возвращении из ссылки Юрий устроился инженером на одну из московских фабрик, где проработал вплоть до начала Великой Отечественной войны. Однако в 1942 году был арестован вторично и на этот раз приговорен к 10 годам исправительных лагерей. Второй же брат – Петр Сергеевич работал почти до последних дней в Научно-исследовательском институте водного транспорта.
Был у Сергея и третий брат – Глеб, служивший до 1918 года штабс-капитаном в царской армии. Умер он в 1919 году в Москве от сыпного тифа.
Сергей воспитывался в одном из лучших детских садов Москвы на Маросейке, устроенного в здании родословного дома Нарышкиных. После смерти в 1702 году графа Василия Федоровича Нарышкина (двоюродного дяди Петра I), часть усадьбы на улице Маросейка 11 была отдана пастору Глюку для устроения одного из первых в России казенных светских учебных заведений. Изначально насчитывающая 28 учеников, гимназия Глюка уже через 4 года занимала почти весь участок усадьбы. Наибольшее внимание при обучении в гимназии уделялось изучению иностранных языков. Интересен факт, но именно на одну из воспитанниц пастора Глюка и весьма образованную девушку Марту Скавровскую обратил свое внимание молодой граф Меньшиков и которой суждено было стать впоследствии императрицей Екатериной I. Вскоре усадьба Нарышкина перешла во владение Саввы Рагузинского – сербского эмигранта, состоявшего на русской дипломатической службе, который значительно расширив территорию усадьбы, придал строению исторически запечатленную П-образную форму. Затем усадьба Нарышкина-Рагузинского много раз переходила из рук в руки, а новые владельцы нередко перестраивали здание в духе времени. Ко времени рождения Сергея Юдина в 1891 году в главном здании усадьбы Нарышкина-Рагузинского размещалась Елизаветинская женская гимназия, а в дополнительно выстроенном во внутреннем дворе одноэтажном корпусе – детский сад, одно из самых популярных дошкольных образовательных учреждений среди среднего сословия в Москве.
В 1902 году Сергей, а через два года и его брат Петр, успешно сдав вступительные экзамены, поступили и начали свое образование во 2-ой Московской гимназии, помещавшейся на Разгуляе, в известном (своей архитектурой) бывшем особняке Бобрищева-Пушкина.
Директором 2-й Московской гимназией в период обучения в ней Сергея Юдина был Федор Иванович Егоров, под руководством которого сложился очень прогрессивный коллектив. Родился Федор Иванович в семье обер-офицера 2 октября 1845 года. Закончив 24 марта  1867 года  физико-математический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета, два года преподавал на педагогических курсах при  2-й санкт-петербургской военной гимназии. После женитьбы на дочери коллежского советника, потомственной дворянке Симбирской губернии Ольге Николаевне Маховой, переехал в Москву, где начал преподавать во 2-й военной гимназии математику и русский язык. В декабре 1869 года в семье Егоровых родился сын Дмитрий. В 1872 году перешёл в Московский Учительский институт, где преподавал почти до самой смерти (с 1895 года был его директором). 21 октября 1875 года у Ф. И. Егорова родилась дочь — Наталья. С 1877 года стал преподавать и в Николаевском сиротском институте Воспитательного дома. В 1896 году получил чин действительного статского советника. В начале XX века Федора Ивановича Егорова пригласили в качестве учителя к великому князю Дмитрию Павловичу Романову (1891 – 1942 гг.) – сыну великого князя Павла Александровича, внуку Александра II и двоюродного брата императора Николая II. Активный участник убийства Георгия Распутина князь Дмитрий Павлович, после Февральской революции эмигрировал в Лондон, до Великой Отечественной войны являясь активным участником белоэмигрантского движения жил во Франции, затем в Америке и Швейцарии. В 1905 году Федор Иванович Егоров возглавил 2-ю московскую гимназию, которой руководил до дня своей смерти - 12 мая 1915 года. Несмотря на то, что дочь Федора Ивановича Наталья Федоровна также как и ее отец всю жизнь посвятила преподаванию математической науки, именно благодаря своему старшему сыну Дмитрию, обязаны мы сегодня памятью о самом Федоре Ивановиче – отце выдающегося русского математика. Однако, несмотря на свои выдающиеся заслуги, Дмитрий Федорович пережил своего отца лишь на 15 лет. Став членом-корреспондентом Академии наук РСФСР, в октябре 1930 года был арестован и приговорен к 5-ти годам тюремного заключения в Казани, где меньше чем через год умер от перфорации язвы желудка после объявленной голодовки. Проходил Дмитрий Федорович по делу Всесоюзной контрреволюционной организации «Истинно православная Церковь» вместе с известным философом Алексеем Федоровичем Лосевым, который был обвенчан с Валентиной Соколовой в Сергиевом Посаде в Ильинском храме Павлом Флоренским. 3 июня 1929 года вместе с женой Валентиной Алексей Федорович тайно постригся в монахи от афонских старцев. Супруги Лосевы приняли монашеские имена Андроник и Афанасия. Вслед за Флоренским Лосев стал сторонником «Имяславия»: «Бог не есть имя, но Имя — Бог». Перелом в жизни Алексея Федоровича Лосева наступил после написания книги «Диалектика мифа» (1930), где он отвергал марксизм и официальную философию — диалектический материализм. Вместе с женой Алексей Федорович был арестован в апреле 1930 года по Делу о Церковно-христианской монархической организации «Истинно православная Церковь» и приговорён к 10 годам лишения свободы. Заключение отбывал на строительстве Беломорско-Балтийского канала, где почти полностью потерял зрение. Благодаря ходатайству первой жены Горького Екатерины Пешковой в 1933 году он и его жена, приговорённая к 5 годам, были освобождены. После возвращения из ссылки, больше судьбу испытывать не стал и обратился к материалистической диалектике, вводя в свои исследования цитаты Маркса и Ленина. В основе создания «Истинно-Православной Церкви» лежало полное противопоставление себя Церкви, подчиненной безбожному государству. Во главе «Истинно-Православной Церкви», объединившей многих людей, основной идеологической платформой которых было неприятие политики государства направленной на разрушение Церкви, насилие над свободой человека, исповедующего религию, стал митрополит Ленинградский Йосиф Петровых, который был арестован в 1929 году и выслан в Казахстан сроком на 5 лет. Однако, в 1937 году был арестован повторно и на этот раз приговорен к смертной казни. Расстрелян митрополит Йосиф 19 ноября 1937 года. В 1981 году митрополит Йосиф Петровых был прославлен в лике святых Русской православной Церковью за рубежом как священник Иосиф Петроградский.
По мнению Юдина его любимым преподавателем, как и у большинства его однокашников, был их классный руководитель – физик, химик и математик Николай Владимирович Кашин, известность которого распространялась далеко за стены гимназии. Так, он одним из первых в России внедрил в систему преподавания точных наук демонстрацию опытов, всячески подчеркивая прикладное значение знания химических и физических законов. Умело налаживая связь между учителями и учениками, в души многих своих воспитанников он на всю жизнь заронил жажду познания и усовершенствования, что способствовало восхождению многих его учеников на олимп славы (и не только ученой).
После закрытия 2-й гимназии в 1917 году Николай Владимирович Кашин преподавал физику в Педагогическом институте им. П. Г. Шелапутина. В 1925 году Николай Владимирович был избран профессором кафедры методики физики во 2-м Московском государственном университете, которой заведовал до 1930 года, до конца жизни, более тридцати лет профессор Н. В. Кашин преподавал в Горном институте, где под его руководством была организована кафедра физики. В 1930-м году профессор Кашин отказался подписывать резолюцию собрания, требующую расстрела арестованных по «делу Промпартии», как заявил, «по личным причинам» — сохранился протокол собрания Секции научных работников, на котором в декабре 1930 года разбиралось его персональное дело. Никакого продолжения это дело не получило и репрессиям он не подвергался.
О влиянии, какое оказывал на своих воспитанников Кашин, ярко свидетельствуют воспоминания С.С.Юдина, связанные с празднованием в 1947 году 75-летия любимого учителя, возглавлявшего к тому времени кафедру физики в Московском горном институте.
На чествование пришли около 40 его бывших учеников, среди которых были такие видные ученые, как Александр Иванович Опарин – профессор и директор Института биохимии имени А.Н.Баха, Сергей Тихонович Конобеевский – видный ученый-атомщик, ректор Московского автомеханического института Сергей Сергеевич Четвериков, член-корреспондент АН СССР Михаил Соломонович Строгович, профессор кафедры антропологии Московского университета Виктор Валерьевич Бунак, профессор хирургии – заведующий хирургическим отделением Кремлевской больницы Алексей Дмитриевич Очкин, заведующий кафедрой хирургии Центрального института усовершенствования врачей, и главный хирург Института имени Н.В.Склифосовского Сергей Сергеевич Юдин. Были среди них и известные художники братья Васильевы, один из которых подарил Н.В.Кашину только что вышедшую книгу “Слово о полку Игореве” со множеством выполненных ими иллюстраций.
Но Николай Владимирович Кашин не был счастливым исключением среди преподавателей гимназии. Глубокий след в душах гимназистов оставил преподаватель истории, географии и латинского языка Владимир Петрович Глик, который смог из сухих, казалось бы, предметов и мертвого языка создать единую симфонию, звуки которой звучали для Сергея Сергеевича всю его жизнь. И через 40 лет он знал наизусть Горация, Вергилия, речи Цезаря и многое другое, типичное для классической гимназии тех времен.
Сергей Николаевич Смирнов был в гимназии преподавателем русского языка и словесности. Через свою жену, урожденную Бостанжогло, был в родстве с Константином Сергеевичем Алексеевым-Станиславским. Сын Сергея Николаевича – Кока однокашник Юдина. Знакомы они были и домами. Очень часто бывая в гостях у Смирнова, Сергей Юдин встречал там и “дядю Костю”, рассказы которого о сценических законах и режиссерских приемах были подобны нескончаемо бурлящему потоку. Он вспоминал: “Мы подростки, гимназисты 4-6-го класса, недооценивали привилегии слушать построение “системы Станиславского” из уст самого автора. Его авторитетные высказывания нередко вызывали критику и возражения, в частности и со стороны хозяина дома.
В один из таких вечеров Сергей Николаевич Смирнов и высказывал в качестве аргумента в защиту эмоций и подлинных переживаний артистами своих ролей тот факт, что Мария Николаевна Ермолова в каждом из своих спектаклей самым глубоким, искренним образом страдает, терзается, чуть не умирает до такой степени, что еле живая возвращается домой, а затем сутки или двое находится в совершенно болезненном состоянии.
Позже, уже в годы своего студенчества, Сергей Юдин, нередко бывая в гостях у Ольги Осиповны Садовской, неоднократно слышал подтверждение того, насколько неподдельны были чувства и переживания М.Н.Ермоловой своих почти всегда трагических ролей и до какой патологической издерганности доводил великую актрису каждый из проведенных спектаклей.
В те далекие гимназические годы С.С.Юдин часто и охотно посещал театры, где ему выпало счастье повидать много знаменитых артистов. Да и сам Художественный театр возник на его памяти. Почти весь репертуар до первой мировой войны С.С.Юдин видел, а многие постановки неоднократно. Слава же московского Малого театра  тогда жила не только традициями и памятью Щепкина и Островского, но и поддерживалась игрой блестящей плеяды знаменитых актеров: Садовских, Федотовой, Ленского, Горева, Музиль и Лешковской. Все эти выдающиеся артисты создавали великолепные спектакли даже из второстепенных пьес, коими сильно засорялись ежегодные репертуары. Эти крупные таланты сверкали во всех ролях вопреки почти полному отсутствию режиссуры.
Уместно здесь было бы вспомнить и факт участия Юдина в гимназической постановке оперы “Фея кукол”, где он солировал в роли продавца кукол. Опера эта была написана сверстником Сергея 15-летним С.С.Коробковым, а декорации выполнены братьями Васильевыми, старший из которых – Василий, пройдя школу живописи у Н.А.Касаткина и К.А.Коровина, стал впоследствии народным художником РСФСР, заслуженным реставратором, дважды лауреатом Государственной премии и доктором искусствоведения. Не отстал от него и Борис Николаевич, ставший почти одновременно с братом не только народным художником РСФСР, но и член-корреспондентом Академии художеств СССР.
Постепенно из простого увлечения театр превратился для Юдина в неотъемлемую часть его жизни. Это чувство любви к искусству и вообще к прекрасному во всех его формах проявления он пронес через всю жизнь.
Было время, когда Сергей Юдин увлекся игрой на скрипке, в чем проявлял, по мнению А.К.Лебедева, в симфоническом оркестре которого он играл, изрядные способности.
 Среди однокашников С.С.Юдина своей одаренностью выделялся Леонид Васильевич Курчевский, который в историю изобретательства СССР прочно вошел как самобытный и яркий конструктор двигателей внутреннего сгорания, и автор множества научных разработок в области вооружения. Во время Октябрьского переворота и всего периода гражданской войны от Курчевского известий не было, однако, как стало известно, в начале 1920 года он был репрессирован и даже некоторое время находился в ссылке на Соловках. Ходили слухи, что свое изобретение – “пушку без отдачи” – Леонид Васильевич продал немцам за очень большие деньги. Однако, учитывая, что где-то с начала 30-х годов он занял пост директора крупного объединения оборонных заводов под Москвой, можно было сделать вывод о его непричастности к этому делу. Случайная встреча С.С.Юдина со своим старым приятелем произошла в 1932 году, когда Сергей Сергеевич, перебрав все возможности для изготовления опытной партии своих ортопедических столов, решил обратиться за помощью на оборонное предприятие, директором которого оказался гимназический друг, и столь незначительная, по мнению Курчевского, проблема была решена  в месячный срок. В 1933 году по рекомендации С.Орджоникидзе Курчевский занял пост генерального конструктора по созданию опытных образцов динамо-ракетной пушки ДРП, над которой он работал совместно с известным конструктором ракетного оружия Г.Э.Лангеманом. Созданные ими образцы ДРП устанавливались на самолетах-истребителях конструкции Д.П.Григорьева. Близкие приятельские отношения между Юдиным и Курчевским -друзьями и большими любителями охоты - поддерживались вплоть до 1937 года, когда Леонид Васильевич был арестован органами НКВД по делу Тухачевского, под непосредственным руководством которого в области вооружения Красной Армии он работал все последние годы. Припомнили и предыдущий арест. Расстрелян Леонид Васильевич Курчевский был в начале 1938 года. 
Описывая время учебы С.С.Юдина в гимназии, было бы нечестно “наводить хрестоматийный глянец” и создавать образ идеального, с точки зрения большинства родителей, ребенка. Учился Сергей средне: редко 5, гораздо чаще 4 и 3. В восьмом классе дошло дело даже до осенней переэкзаменовки по русскому языку и словесности, готовясь к которой Сергей и Петр все лето 1910 года брали частные уроки у некоего московского преподавателя Померанцева, жившего, как и Юдины, летом на даче в Царицыно.
“Он, кажется, болел прогрессирующей чахоткой и был настолько материально стеснен, что, арендуя одну комнату и крытое крылечко-террасу в деревне возле церкви, просил нас расплачиваться с ним за каждый урок. Мы занимались с ним по два часа три раза в неделю и платили по 2 рубля за урок. Занятия заключались в обсуждении прочитанных им и раскритикованных наших сочинений, поданных в предыдущий день занятий, а также в предварительном обсуждении тем, заданных на следующий раз. Возвращаясь домой, мы весь остаток дня читали материалы по заданной теме, а весь следующий день писали само сочинение, чтобы подать его на следующем уроке. За три месяца занятий каждый из нас написал больше 30 сочинений и прослушал двойной разбор не только своего сочинения, но и братнего. Таким образом, мы досконально изучили всего Пушкина, Грибоедова, Тургенева, Гончарова и Шекспира, при этом действительно научились, читая, мыслить, вникать и запоминать, а получая темы сочинений, глубоко и строго продумывать план, составлять подробный конспект и приступать к изложению текста, будучи вполне ориентированными как в основной идее темы, так и в ее последовательном, логическом развитии. В результате, если наши сочинения не всегда были безупречными по стилю, языку и отделке, то каждое из них, безусловно, соответствовало заданной теме, охватывало трактуемый вопрос широко и глубоко, а содержание сочинений было насыщено подлинными фактами и материалами из первоисточников - статей наиболее солидных критиков. Наши сочинения были, может быть, слишком схематичными, но при всей своей сжатости они были весьма деловитыми. Их можно было дополнять деталями, улучшать и украшать текст. Но вряд ли можно было существенно менять план или давать иную трактовку основной идеи. Понимание темы всегда было правильным, хорошо продуманным. Орфография и пунктуация были придирчиво строго контролированы: каждая орфографическая ошибка и каждые две запятые снижали общую оценку на единицу”, - так вспоминал С.С.Юдин эти летние уроки Померанцева.
После окончания 2-ой Московской гимназии в 1911 году Сергей Юдин поступил в Московский университет на естественный факультет. О медицине конкретно речь тогда не шла. Желание перейти на медицинский факультет отчетливо определилось лишь к концу первого курса. К тому же обучение заканчивалось на год раньше, чем на естественном, что давало возможность юному Сергею Юдину начать самостоятельную жизнь.
Таким образом, талант и энергия Юдина были направлены на медицину стечением обстоятельств. Однако он сразу определился в выборе своей будущей профессии - врача-хирурга, реально постигать которую стал только на третьем курсе, когда начались занятия по оперативной и клинической хирургии на кафедрах профессоров Р.И.Венгловского и Ивана Константиновича Спижарного.
Годы учебы С.С.Юдина в университете совпали с окончанием борьбы прогрессивно настроенных профессоров за университетскую автономию. Эта борьба была неравной в связи с реакцией, последовавшей в ответ на революционные события 1905-1906 годов, в результате которой часть передовых профессоров вынуждена была покинуть университет, а их места, благодаря “политической благонадежности”, заняли ставленники реакционного министра просвещения Льва Аристидовича Кассо.
Климент Аркадьевич Тимерязев в 1911 году так писал по этому поводу: “Каждый русский профессор лично или коллективно, со школьной скамьи и до преклонной старости, вынужден был решать дилемму: или бросать свою науку, или забыть о своем человеческом достоинстве”. Сам же он в том же году покинул в знак протеста Московский университет. На одной из лекций заведующий кафедрой факультетской хирургии профессор И.К.Спижарный обратился к студентам с “покаянной” речью, в которой объяснил, что он не покинул кафедру в знак протеста, чтобы не отдавать ее в руки ставленников Л.А.Кассо. Из таких же побуждений остался заведовать кафедрой госпитальной хирургии и профессор Алексей Васильевич Мартынов.
Как серьезный вдумчивый преподаватель, профессор И.К.Спижарный стремился преподносить студентам материал очень системно. Лекции его проходили всегда с демонстрацией большого числа пациентов. Иногда даже проводил показательные операции в специально построенной для этой цели еще Н.В.Склифосовским операционной. Любимым изречением его было: “Помните: благо больного превыше всего!” В клинике, руководимой профессором И.К.Спижарным, много внимания уделялось вопросам обезболивания, здесь же испытывались и внедрялись впервые многие способы анестезии, в том числе и спинномозговое обезболивание.
Что касается заведующего кафедрой акушерства и гинекологии профессора Александр Петрович Губарева, в гинекологической клинике которого, Сергей Сергеевич не только продолжал учиться основам хирургического мастерства, но и мечтал работать после окончания университета, следует отметить, что сам он был не только одним из самых известных гинекологов того времени, но и блистательным хирургом, а изданные им в 1910 году “Основы абдоминальной хирургии” и “Основы гинекологии” стали настольными учебниками для Сергея Сергеевича Юдина не только на время его учебы в университете, но и руководством к действию на многие годы врачебной практики в качестве самостоятельного хирурга. Лекции, семинары, показательные операции, а еще более групповые беседы при коллоквиумах оказывали на студентов глубочайшие и незабываемые впечатления. Из тех хирургических проблем, коими Сергей Сергеевич Юдин занимался всю жизнь, многие выросли из семян, оброненных профессором А.П.Губаревым порой в коротких фразах на лекциях или в беседах. Мысли его всегда были выражены без пафоса, но сильно, выразительно. Как отмечал Юдин: “Я, конечно, не помню ни этих фраз, ни самих случаев через 35 лет, но я уверен, что проблемы анестезии, борьбы с инфекцией и тема трансфузий крови мне были привиты именно Александром Петровичем, подобно тому, как, безусловно, он подал мне пример оживлять академические лекции не только конкретными клиническими примерами, но и даже случаями житейскими”, - напишет позже в своих воспоминаниях Юдин.
В 1914 году началась первая мировая война, к которой, безусловно, никто, включая и наиболее патриотично настроенную университетскую молодежь, не мог оставаться равнодушным. В августе 1914 года, в первые дни войны с Германией, Юдин отправляется добровольцем на фронт в действующую армию в составе 5-го передового отряда Красного Креста. Вскоре он был зачислен зауряд-врачом Гвардейской стрелковой бригады и 2-ой Гвардейской дивизии, которая в первые месяцы войны сражалась на Краковском направлении в районе Люблин-Холм. Находясь в передовых частях войск, Сергей Сергеевич Юдин самоотверженно выполнял работу младшего врача, за что был награжден Георгиевской медалью “За храбрость”. Весной 1915 года Сергей Юдин переходит на службу в 267 пехотный Духовищенский полк, в котором его брат Петр командовал ротой.
В 1916 году во время предоставленного краткосрочного отпуска С.С.Юдин, как и большинство его сокурсников, возвращается для сдачи государственного экзамена в университет и после получения диплома лекаря  I-ой степени и назначения на должность старшего врача, изъявив желание воевать вместе с братом, возвращается в свой 267 полк.
Вспоминая то время, Юдин напишет: “Случалось часто, что вместе со своими разведчиками отправлялся на задание и Петр. Слов нет, трудно было мне, старшему брату, оставаться в блиндаже, когда младший шел за проволоку рисковать жизнью. В такие моменты я хотел быть всегда около брата, чтобы в случае ранения своевременно оказать неотложную помощь. В ту памятную ночь над землей пронеслась освежающая июльская гроза. Брат, вооруженный винтовкой и ручными гранатами, вместе с двумя солдатами бесшумно перелез через бруствер. С ними в разведку отправился и я. Обменявшись с братом ободряющим прикосновением рук, мы неслышно расползлись в темноте, осторожно пробираясь за проволочные заграждения. Чем ближе к неприятелю, тем все чаще я поправлял на поясе деревянный кобур. В эти минуты мой маузер переставал быть занятной игрушкой, и я сильно полагался на его десятипатронную обойму. Я не сразу сообразил, что потерял своих. Они должны были быть где-то справа. Я полз на локтях по жидкой грязи, как заблудившаяся ящерица, и пуще всего следил глазами, как бы не мелькнула, мерцая искрой, взлетающая немецкая ракета. Знал, что неприятельские снайперы и стрелки, увидев меня, используют это. Изнемогая, полз наугад. И вот прямо перед собой увидал я мгновенное сверкание взвившейся в небо искры – это взлетела роковая ракета. По месту, откуда мелькнула бледная полоска, я понял, что нахожусь, вблизи неприятельских окопов. Меня пронзила мысль – все, на этот раз конец! Есть ли за что укрыться? Или – конец? Тридцать – сорок секунд действия ракеты показались вечностью. Но при синеватом холодном свете магния я успел рассмотреть, что лежу под прикрытием трупа немецкого солдата. Шинель на нем после многократных дождей и высыханий заскорузла, дыбилась странным горбом. Труп лежал ко мне спиной. Остро запомнились широкий суконный хлястик и медная позеленевшая пуговица. Я приник к подогнутой сзади ноге убитого, и щека моя ощутила его жесткий сапог. Этот труп спас мне жизнь”.
Сам Сергей Сергеевич был в полку “душой общества”. Не было ни одной вечеринки или беседы, где бы он не играл одну из первых ролей. Часто после ужина в окружении офицеров полка: капитанов Салтыкова и Романова, поручика Закушняка, прапорщика Зубрицкого, своего брата Петра, когда полк находился в резерве, Сергей Сергеевич брал гитару и пел цыганские романсы, великолепно имитируя этот своеобразный и популярный в то время жанр песни, очень нравившийся всему офицерству. Будучи с юных лет страстным охотником, Сергей Сергеевич даже на фронте имел с собой охотничье ружье и в периоды затишья участвовал во всех коллективных охотах, устраиваемых по инициативе командира полка, полковника Анатолия Аполлоновича Калиновского, у которого Юдин был всегда на хорошем счету.
В начале июня 1916 года немцы прорвали фронт северо-восточнее и юго-восточнее Варшавы, и русские войска, находившиеся западнее Варшавы, под нависшей угрозой полного окружения начали отступать. И в первом же арьергардном бою под Пясечно, в 30-ти километрах юго-западнее Варшавы, был тяжело ранен Петр. Узнав об этом по полевому телефону, Сергей Сергеевич верхом примчался на передовые позиции, осмотрел раненого брата и после оказания необходимой помощи, немедленно эвакуировал его в тыл. С огромной энергией, преодолевая множество трудностей, Юдин доставил Петра в Варшаву и, добившись получения отдельного купе в скором поезде, привез его в Москву, поместив в клинику госпитальной хирургии к одному из своих любимых учителей профессору А.В.Мартынову. В тот же вечер, едва повидав родителей, Сергей Сергеевич выехал обратно в действующую армию, где его ожидала большая работа из-за усилившегося в результате боев наплыва раненых.
При продолжавшейся в то время эвакуации один польский помещик, владелец имения Добеш, подарил Сергею Сергеевичу свою любимую собаку-поинтера Альфу, которая теперь неотлучно сопровождала его везде. В своем полку и в других частях 67-й пехотной дивизии все знали красавицу Альфу. Знали также, что если в качестве “вестового” вбегала куда-нибудь Альфа, то через 2-3 минуты сюда верхом на коне или пешком явится всегда веселый и жизнерадостный Юдин.
До осени 1916 года армия русских с боями отступала через Польшу и Белоруссию. 267-й пехотный Духовищенский полк остановился на позиции в долине речки Скробово в 10-15 километрах северо-восточнее Барановичей. Опять началась позиционная война с небольшими перестрелками и местными боями. Зимой 67-я пехотная дивизия временно находилась в резерве в тылу. 267-й пехотный Духовищенский полк стоял в это время в районе железнодорожной станции Столбцы, расположенной на линии Москва-Брест.
Находясь на передовых позициях, близ разрушенного и  почти сожженного селения Горное Скробово, в бою под Барановичами Сергей Сергеевич Юдин был тяжело ранен разорвавшимся близко от него тяжелым немецким снарядом, в результате чего был поврежден и контужен позвоночник. Придя в чувство, с помощью оказавшихся невдалеке солдат Сергей Сергеевич добрался до находившегося на расстоянии двух километров от места ранения штаба дивизии, откуда и был доставлен сначала в полевой госпиталь, а затем оттуда эвакуирован в Москву. Таким образом, Февральская революция застала его на госпитальной койке. Но время шло, и, несмотря на имевшийся легкий парез ног, здоровье его стало постепенно улучшаться. Весной 1917 года Юдин, в связи с остаточными явлениями перенесенного ранения, на фронт повторно отправлен не был, а получил назначение на должность старшего ординатора в 40-ой сводный эвакогоспиталь, расположенный в городе Туле, где по собственной инициативе стал совмещать работу и в хирургическом отделении бывшей Тульской земской больницы.
Здесь же, в Туле, произошло знакомство Сергея Сергеевича с его будущей супругой, тогда юной и блистательной Натальей Владимировной Платоновой.
Родилась Наталья Владимировна 21 июня 1896 года, в очень состоятельной, даже по тем временам, семье известного тульского фабриканта Владимира Платонова. Закончив курс классической женской гимназии, большую часть времени проводила во Франции, где изучала язык, искусство и литературу. Однажды в одном из парижских кафе с ней и ее подругой произошел курьезный случай. Как потом выяснилось в полицейском участке, все дело было в ее “непомерно” большой величины бриллиантовых серьгах, которые были расценены двумя незатейливыми ухажерами за дешевую бижутерию. А коль так, то и сами девушки были ими отнесены к разряду уличных девиц. Владимир Платонов умер в расцвете сил от туберкулеза, едва дожив до 40 лет, впрочем, оставленных им 5-7 миллионов рублей дохода вполне хватало для достойного содержания семьи, которую через два года вновь посетило горе: от туберкулеза легких умер и младший брат Натальи Владимировны. Две молодые и красивые женщины остались в нестерпимом одиночестве, которое вскоре было нарушено вторым замужеством матери. Но, как впоследствии вспоминала сама Наталья Владимировна, доверительных отношений с отчимом не сложилось, а потому, проявляя характер и непокладистый порой нрав дома, Наталья Владимировна все более настойчиво начинает стремиться вести независимую и самостоятельную жизнь. 
Первая встреча Сергея Юдина и Натальи Платоновой произошла в 1917 году на одном из вечеров, устроенном при содействии Красного Креста, Попечительским советом города для раненых офицеров, находящихся на излечении в госпитале. Едва став на ноги после ранения, и еще передвигаясь при помощи костылей, пришел на него, прихватив с собой гитару, и Юдин. С первых же минут вечера Наталья Владимировна обратила внимание на постоянно находившегося в центре происходящих событий оживленного молодого человека с костылями, который буквально околдовал ее своим умением держаться в обществе, явно превосходившей присутствующих эрудицией и какой-то скрытой внутренней энергией. Через несколько месяцев сыграли свадьбу. Сына назвали, как и было принято в семье Юдиных, Сергеем.  Там же, в Туле, их и застала Октябрьская революция с последующей национализацией всего принадлежащего обеим семьям.
Никогда ранее не увлекавшийся политикой, совершенно не знавший программы и целей партии большевиков, Сергей Сергеевич встретил Октябрьский переворот с явным недоумением. По этой причине на протяжении ближайших лет его политические симпатии были всегда на стороне кадетской партии “Народная свобода”, поражение которой на выборах в Учредительное собрание, не являясь ее членом, Юдин очень переживал. Недоумение вызывали и все последующие события: разгон Учредительного собрания, расстрел членов Государственной думы и лидеров кадетской партии Кокошкина и Шингарева. Все это, безусловно, не могло вызвать даже скромной симпатии к большевикам. И все же политические события тех лет в сравнении с непреодолимым стремлением к профессиональному совершенствованию Юдина волновали в гораздо меньшей степени.
Какое-то время в 1918 году Сергей Сергеевич занимает должность заведующего хирургическим отделением Тульского лазарета Красного Креста, но с наступлением 1919 года стало очевидным, что в связи с начатой большевиками реорганизацией учреждений Красного Креста его должность будет сокращена, а это для молодого человека с женой и ребенком, да еще и с аристократическими корнями, в то тяжелое и голодное время было бы “смерти подобно”. Эта страшная мысль не давала покоя Сергею Сергеевичу ни днем, ни ночью, и он начал, не дожидаясь, когда его дальнейшую судьбу решат за него, искать новое место работы, что было нелегко.
                *  *  *