Академик С. С. Юдин - Захарьино 1919-1922

К 130-летию со дня рождения

АКАДЕМИК СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ ЮДИН
ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ – «ЗАХАРЬИНО» (1919-1922)

Александр Санников
Владимир, Россия

Представленный материал посвящен Сергею Сергеевичу Юдину, выдающемуся отечественному хирургу, академику АМН СССР, главному хирургу Института хирургии имени Н.И.Склифосовского и приурочен к 130-летию со дня его рождения. В результате многолетней работы с первоисточниками, данными, полученными из Центрального Архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации и личному знакомству со многими людьми, принимающими участие  в жизни С.С.Юдина, удалось в хронологическом порядке собрать подробную и полную информацию о его жизненном пути. В предыдущей публикации рассказывалось о начале жизненного пути С.С.Юдина, его семье, обучении во 2-й Московской гимназии и Московском университете, Первой мировой войне и Октябрьской революции.Проведенные С.С.Юдиным годы жизни в хирургическом санатории “Захарьино” оставили в его душе не столько мрачные, сколько светлые стороны тогдашней жизни и чувства глубокой радости. На всю жизнь С.С.Юдин сохранил память о встречах с людьми, многие из которых не только в дальнейшем сыграли определенную роль в его жизни, но и стали его главными учителями житейской мудрости.

Автор для связи: Санников Александр Борисович Тел: 8(999) 776-47-73; E-mail: aliplast@mail.ru

Хирургический санаторий «Захарьино»

Профессор Григорий Антонович Захарьин был одним из самых выдающихся терапевтов Москвы 1880-1890 г.г. Он и Алексей Александрович Остроумов представляли собой и университетскую, и практическую терапию столицы, будучи в прямом смысле властителями дум и хозяевами в этой обширной области.Московская терапевтическая школа с давних пор велась и поддерживалась преемственно. Захарьин был учеником и преемником профессора Овера, а последний был воспитан Матвеем Яковлевичем Мудровым – учителем самого Пирогова. Однако, огромное миллионное денежное состояние Захарьин приобрел не столько благодаря врачебной практикисколько путем удачных спекуляций акциями на бирже, вложив почти весь свой изначально накопленный капитал в акции строившейся Казанской железной дороги.И, тем не менее, после известного медицинского скандала в Московском университете, существенным образом, подмочив свою репутацию, Григорий Анатольевич покинул Москву, и последние годы жизни проводил в своем роскошном имении в селе Куркино, расположенном в четырех верстах от станции Химки.
Инициатором строительства новой земской больницы после смерти Захарьина в 1897 году, в память о муже, была его супруга Екатерина Петровна. Непосредственно планировка всех больничных зданий была поручена художнику Игорю Грабарю и архитектору Клейну, который уже тогда был известен как автор строившейся больницы имени Петра Великого в Петербурге, на Охте (теперь эта больница носит имя профессора Мечникова). Проект был замечателен во всех отношениях: и с чисто медицинской точки зрения, и в смысле общей планировки, а также в архитектурном и художественном плане. Все здания Захарьинской больницы были выстроены строго в стиле главного корпуса. Это здание амбулатории, двухэтажный дом для среднего персонала, корпус, вмещающий кухню, прачечную, котельную и электростанцию, и, наконец, два чудесных коттеджа для врачей, расположенных сбоку от больничного корпуса на отдельных полянах. Качество всех этих зданий было отличным. Паркетные полы, двери, рамы – все первоклассное.
Изначально строительство новой больницы в Куркино преследовало цель оказания высококвалифицированной медицинской помощи окрестным жителям, а также проведения хирургических операций пациентам из соседних земских больниц, где операции либо не производились вовсе, либо они не выходили за рамки “малой хирургии”. В самом деле усадьба Захарьиных находилась в центре как бы нарочно выстроенного круга: до Никольской больницы было четыре версты; до Ховринской – семь; до Черногряжской - девять; до Марьино-Знаменской - семь; до Тушинской -  пять; до больницы при фабрике Полякова – четыре. Врачи каждой из этих больниц могли направлять “трудные случаи” в новую больницу имени Сергея Григорьевича Захарьина, где первоклассная операционная имела все самые совершенные приспособления для освещения, стерилизации, обогревания и прочее. Непременным условием в оставленном Екатериной Петровной Захарьиной духовном завещании было указание брать на работу специалистов только самого высокого класса.
В числе намеченных Екатериной Петровной душеприказчиков предполагался доктор Алексей Васильевич Иванов, возглавляющий не только всю хирургическую, но и организационную работу в Никольской земской больнице, выполняя по сути функции главного врача. К тому же Алексей Васильевич был лично знаком и с Захарьиным, который неоднократно приезжал в Никольское с визитами.Однако, родная сестра Захарьина – Александра Григорьевна Подгорецкая, игравшая после смерти Екатерины Петровны роль главного душеприказчика при постройке больницы имени своего брата, сделала все возможное, чтобы отделаться от Алексея Васильевича, который ей был крайне неприятен не столько из-за личной антипатии, сколько в силу репутации Иванова как земского врача - “революционера”, которого она по степени социальной опасности причисляла к разряду анархистов-террористов. А после 1905 года “у страха” Подгорецкой глаза были, разумеется, “велики”. Поэтому она предпочла взять душеприказчиком другого Алексея Васильевича – профессора Мартынова. Впрочем, данная кандидатура не могла вызывать никаких возражений. Кроме того, именно осведомленности Мартынова новинками операционного оборудования больница была обязана столь совершенным устройством операционного блока. Для экстренного согревания операционной зимой в одну из стен была вделана большая батарея из красной меди, которая путем пуска острого пара из котельной согревала операционную для производства полостных операций в течение 10 минут. Стерилизационные комнаты, умывальники, наркозная, послеоперационная – все выстроено и оборудовано образцово.
Понятно, что ситуации изменилась после Октябрьской революции и неминуемо последовавшей национализации всего имущества Захарьиных.Не прошли бесследно для Подгорецкойне только открыто демонстрируемая ирония по адресу беспомощной новой революционной медицинской организации, “захватившей” ее больницу, но и неприкрытая ненависть к тому политическому режиму, который больницу национализировал. А вскоре Подгорецкая и вовсе эмигрировала в Париж (хорошо, что успела).
Теперь перед назначенным в 1918 году на должность главного врача Алексеем Васильевичем Ивановым Московский наркомат здравоохранения, подчинив целиком больницу «Центропленбежу»  поставил главную задачу - в кратчайший срок развернуть на ее базе хирургический санаторий для русских пленных, возвращающихся из Германии с незажившими ранами, криво сросшимися переломами, свищами плевры и хроническим остеомиелитом. Высокий, плотный, с большой головой, взлохмаченными черными волосами с сединой, он смотрел на собеседника сквозь очки в золотой оправе; всегда с папироской в зубах; говорил он негромким голосом с хрипотцой; сумрачный на вид и все же столь любим всеми. Не в малой степени этому способствовали большая эрудированность и образованность Алексея Ивановича.
Знакомство Сергея Юдина с Алексеем Васильевичем Ивановым
Медицинский курс Алексей Васильевич Иванов проходил в двух университетах: харьковском, из которого был отчислен за политическую неблагонадежность, и московском, после окончания которого был направлен в качестве экстерна в Центральную больницу города Егорьевска, где в первый же год его работы с ним произошел казус.
В Егорьевске умирал от старческого маразма какой-то очень богатый купец, подрядчик и опытный торговец. Наследников было много – не только сынов и внуков, но и правнуков. Но капитал был настолько велик, что никто из них не стал доказывать свое первостепенное право, подсчитав, что денег хватит всем.Алексей Васильевич навещал умирающего ежедневно по два раза. Старик же слабел день ото дня, и развязка приближалась, о чем Алексей Васильевич предупреждал родственников неоднократно.Несмотря на то, что они, казалось, всегда удовлетворенные вниманием, оказываемым Алексеем Васильевичем, однажды, превозмогая явное смущение, заметили ему: “Милый доктор! Уж мы Вами так довольны, так довольны – даже слов не находим. А ведь люди-то не чувствуют и не понимают. Вот – скажут – папенька умирал, какие капиталы оставлял им, а они пожалели вызвать профессора”.Алексей Васильевич сразу все понял. “Хотите профессора пригласить? Пожалуйста, хоть самого Остроумова”. “А неужели согласится приехать?” – робко спросили наследники. “Если побольше заплатить, то почему же ему и не поехать, хоть и в Егорьевск, – ответил Алексей Васильевич. – Хотите, я съезжу в Москву и поговорю с Остроумовым?” “Уж и как бы это было хорошо. Мы никаких средств не пожалели бы. Да и Вас также не забыли бы за такое великое дело. Уж Вы похлопочите, пожалуйста. А то ведь люди, люди-то навек попрекать будут. Такие, мол, капиталы оставлял, а не смогли настоящего профессора вызвать, денег пожалели”.
Алексей Васильевич приехал к профессору Остроумову, который был его бывшим учителем в университете, и спросил, не согласится ли он приехать в Егорьевск для шика к старику, умирающему от маразма. “А-а, – сразу сообразил Остроумов, - большое наследство, и родственникам нужно разыграть безмерную привязанность и готовность отдать все, чтобы полечить старика. Ну что же, за пять тысяч рублей поеду”.Алексей Васильевич, получавший за свои посещения три рубля, явно не ожидавший услышать разговор о такой сумме денег, решил запросить телеграфом, указав гонорар в пять тысяч. Ответ пришел быстро и в самых восторженных тонах, так что Остроумов пожалел, что не назначил 10 тысяч.
Встреча на вокзале была торжественная, ведь весь Егорьевск узнал в один день, что к старику родные самого Остроумова вызвали и пять тысяч отдали, не пожалели.Осмотр больного был самый подробный, расспросы о прежних болезнях самые обстоятельные. Но сколько не собирался убить времени Остроумов около больного, старик еле дышал, был в полусознании, и делать с ним было нечего. Наконец, профессор и доктор Иванов удалились на “консилиум”.Остроумов долго молчал, а потом спросил: “Алешка! Мне-то пять тысяч, а тебе сколько перепадет?” “Я не знаю”, – отвечал Алексей Васильевич. “Слушай, - продолжал Остроумов, - что бы это нам такое за пять тысяч придумать?” И вдруг Остроумов, оживившись, встал и сказал: “Ловко придумал: ты будешь держать кружку, а я собственноручно ему клизму поставлю”.Так и сделали. Клизма подействовала отлично, а разговоров о ней в Егорьевске хватило на целый месяц, со множеством фантастических выдумок и прибавлений.
Вскоре Алексей Васильевич был принят ординатором в Басманную больницу, возглавлял которую Федоров – отец Сергея Петровича, будущего знаменитого хирурга. После окончания клинической ординатуры состоявшийся хирург Алексей Васильевич Иванов был направлен для самостоятельной работы в качестве заведующего хирургическим отделением в Никольскую земскую больницу.
Впервые Сергей Сергеевич Юдин познакомился с Алексеем Васильевичем Ивановым в самом начале января 1915 года на журфиксе у Тимашевых, в дом которых он был вхож еще до войны. Тимашевы были очень богатыми фабрикантами, являясь владельцами нескольких ткацких и единственной в России фабрики механических кружев.После трагической смерти мужа в 1914 году Антонина Платоновна Тимашева являлась не только владелицей фабрики, но и главным распорядителем всего многомиллионного состояния семьи.  Кроме того, двоюродный брат Антонины Платоновны Сергей Иванович являясь действительным статским советником, в 1909 году был назначен министром торговли и промышленности Российской империи. Семьи Тимашевых и Юдиных не только на протяжении многих лет дружили домами, но и объединены были производственными отношениями. Напомним, что отец Сергея Сергеевича тоже Сергей Сергеевич Юдин владел единственной в России металлотянульной фабрикой по выработке серебряной и медной проволоки, которая шла на изготовление воинских знаков отличия и погон, а, следовательно, использовалась и в ткацком производстве. Она же несколькими годами ранее отрекомендовала студента университета Сергея Юдина своему родному брату, Алексею Викуловичу Морозову, чтобы тот давал уроки его детям.
Антонина Платоновна Тимашева приехавшего зимой 1915 года с фронта Юдина встретила весьма добродушно. Зная, что Сергей не только носит фамилию известного московского фабриканта, но и является великолепно воспитанным и культурным молодым человеком, встречам его и своей младшей и любимой дочери Лели не только не противилась, но и всячески потворствовала. Антонина Платоновна, в очередной раз представив Юдина нескольким знакомым дамам, встала из-за чайного стола и сказала, что хочет познакомить Сергея с одним доктором, давнишним другом ее семьи. Они вышли в зал и направились к одному из двух мужчин, не игравших в карты, а стоявших около стены и куривших папиросы. “Вот, Алексей Васильевич, - сказала она, обратившись к мужчине лет сорока, в золотых очках, - позвольте Вам представить молодого доктора, только что вернувшегося с фронта. Он уже Георгиевский кавалер!” В ответ на это Иванов, поглядев на Юдина поверх очков, не только не сделал искусственной улыбки, но, наоборот, сморщив брови и продолжая покуривать свою папиросу, молча протянул руку. После столь холодного рукопожатия Юдин хотел немедленно отойти, но Антонина Платоновна, ласково взяв Сергея под руку, сама продолжала стоять около Иванова. Вдруг Алексей Васильевич, ни с того ни с сего, довольно раздраженным тоном сказал: “Ох, уж эти мне зауряд-врачи и женщины-доктора! Вот где они у меня сидят! – и, постучав при этом себя по шее сзади, добавил: А на фронт они ездят либо вот за такими медальками, либо как на увеселительные развлечения. Знаю я их! Нагляделся и в японскую войну, и теперь – в лазаретах!”. Но Тимашева не дала в обиду своего любимчика, упрекнув Иванова в несправедливости, добавив, что знает Сергея уже несколько лет как очень серьезного человека. “Да помню, помню. Вы мне всю голову забили этим восхитительным молодым человеком, который Морозовских детей воспитывал”, - стоял на своем Иванов. Юдин и Тимашева отошли. Желая исправить впечатление о докторе Иванове, Антонина Платоновна весь вечер продолжала уверять Сергея, что за этой мрачной наружностью и напускной резкостью, а иногда и грубостью в Алексее Васильевиче таится добрая душа и полнейшая искренность.
Тем временем, присутствующие взрослые мужчины, оторванные на время светскими разговорами от “дела”, вернулись к карточным столам, а дамы ушли в столовую. Юдин тоже направился в буфетную, куда в то же самое время за закуской зашел и Алексей Васильевич. Увидев Сергея, Иванов подошел к нему и с ласковой улыбкой сказал: “Вы уж не сердитесь, коллега, на меня за то, что я сразу так напустился на вас. Но право же – беда с этими молодыми врачами, а тем более женщинами из их числа. Вот у меня на руках больница, целый район и еще семь лазаретов. Мой постоянный второй врач призван в армию и находится на фронте. Сколько же я ни менял врачей в лазаретах, все попадаются один хуже другого”.
Через минут тридцать непрерывных медицинских разговоров Алексей Васильевич вдруг сказал Юдину: “Знаете что, коллега, если исходить из представлений, сделанных в Ваш адрес Антониной Платоновной, Вы действительно человек дела и не предпочитаете подобное время- препровождение. Поедемте ко мне в больницу. Теперь я уж вижу, что вы явно заинтересуетесь и будете довольны. Поезд есть в час ночи, т.е. через 40 минут. Как раз поспеем”. Юдин согласился.
В Химки они приехали около двух часов ночи, а в Никольскую больницу добрались на извозчике часам к половине четвертого. Но сколько не велось по пути следования разговоров, приехав в особняк к Алексею Васильевичу и согревшись в тепле после мороза, они просидели за чаем еще часа два, после чего и легли спать.Три месяца неожиданной для Юдина врачебной земской практики пролетели быстро. Спать приходилось мало: Юдин весь день с жадностью обучался врачебному делу в амбулатории и больнице, а вечерами до самой глубокой ночи с такой же жадностью слушал интересные рассказы Алексея Васильевича о своих студенческих годах, о профессорах-учителях и товарищах – земских врачах.
С того времени прошло четыре года. Уцелевшие в живых после революционных событий Тимашевы эмигрировали. До Юдина, восстановившегося после ранения и женившегося на дочери тульского фабриканта Наталье Владимировне Платоновой в 1917 году, революционные перемены дошли стремительно. Не утешительные новости приходили и от родных из Москвы. Не прошло и года, как вся собственность обеих семей была полностью национализирована. Какое-то время в 1918 году Сергей Сергеевич занимал врачебную должность в Тульском лазарете Красного Креста, но с наступлением 1919 года стало очевидным, что в связи с начатой большевиками реорганизацией учреждений Красного Креста его должность будет сокращена. Это для молодого человека с женой и сыном, в то тяжелое и голодное время было бы “смерти подобно”. Эта страшная мысль не давала покоя Сергею Сергеевичу ни днем, ни ночью. Именно по этой причине, не дожидаясь и не ища помощи, Юдин начинает искать новое место работы, что было для молодого человека со скромной 4х летней врачебной практикой, да еще и с аристократическими корнями нелегко.
Осенью 1919 года, в один из приездов к родным в Москву, Сергей Юдин отыскал Алексея Васильевича Иванова, которому став во главе вновь образованного хирургического санатория “Захарьино” с большим и тяжелым хозяйством (особенно топливным), Алексею Ивановичу, как говорится “по зарез” нужен был помощник, но не только и не столько как врач и тем более хирург, сколько просто молодой энергичный человек, которого можно было бы часто посылать в Москву добывать все необходимое (продовольствие, белье, медикаменты и прочее). Сергей Сергеевич Юдин и Алексей Васильевич Иванов встретились с огромной радостью. Алексей Васильевич не стал скрывать от Сергея не только то, что он часто о нем думал, помня его пыл и страсть к медицинской работе, но и то, что особенно сейчас ему нужен был такой человек.Хранила память Иванова и самые теплые воспоминания о не столь далеком, но кажущемся уже не реальном времени беззаботного общения в доме у Тимашевых. По этой причине, назначение обратившегося за помощью Сергея Юдина ординатором санатория “Захарьино” было оформлено буквально в десять минут, тем более, что самому Юдину выбирать было не из чего. Наталье Владимировне также сомневаться не приходилось, тем более, что был обещан и «особняк-коттедж» в ста шагах от здания больницы и какое никакое, но регулярное пищевое довольствие. Через несколько дней на нескольких подводах, к одной из которых была привязана корова, 28-летний Юдин перевез свою семью: 23-летнюю жену и трехгодовалого сына с няней из Тулы в “Захарьино”.

Скрижали судьбы

Несмотря на стремление Юдина к самостоятельной работе и хирургической практике, в силу вышеуказанных причин ему все чаще приходится оставлять активную лечебную работу, а большую часть времени посвящать решению вопросов обеспечения больницы всем необходимым из Москвы, куда надо было ездить еженедельно.Поезда ходили редко и крайне нерегулярно. Войти в вагон было абсолютно немыслимо, так как все поезда приходили перегруженными молочницами и мешочниками. Таким образом, химкинским пассажирам оставался выбор: либо крыша, либо буфера, либо подножки. Понятно, что такая перспектива мало улыбалась Алексею Васильевичу, и каждый раз, когда он считал что молодость Юдина и полное отсутствие авторитета, не погубит такая поездка в Москву, - многочисленные дела добычи продовольствия, белья или топлива поручались ему.
Как было отмечено выше, хирургический санаторий “Захарьино” числился в системе “Центропленбежа”, откуда и подлежало ему снабжаться. Но так как некоторых необходимых средств “Центропленбеж” не имел вовсе, например, топлива и транспорта, то за этим приходилось обращаться в "Мосздрав", которым заведовал Владимир Алексеевич Обух – главный врач 1-й Градской больницы, или непосредственно в Наркомздрав к Николаю Александровичу Семашко, который вскоре стал узнавать Юдина в лицо, и даже был уступчивей на его требования, особенно когда однажды из разговора с Обухом он понял, что этот молодой и энергичный человек не просто снабженец, а еще и врач. Семашко так при этом удивился, что обратился к Юдину с прямым вопросом: “Разве Вы, товарищ, врач?”. И услышав утвердительный ответ, с несколько смущенной улыбкой заметил: “А я полагал, что вы смотритель больницы, так как хлопоты Ваши чаще всего хозяйственного свойства. Как Ваша фамилия?” С тех пор при каждой встрече Семашко непременно обращался к Юдину по фамилии.
Продовольственный вопрос оставался очень острым. Никто не мог загадывать, что ждало страну и каждого в отдельности в ближайшие месяцы. Хотя из числа полученных в “Центропленбеже” продуктов Юдину полагалось получать паек, - его на всю семью: жену, сына, няню и себя, - конечно же, не хватало.Вспоминая то время, Юдин писал: “Как мы перебились первую зиму, я просто сам не пойму, ибо куркинский кулак-спекулянт Порядочников еще с ранней зимы понял, что и я, и Наталья Владимировна совсем не привыкли к торговым обменам, и что у нас в обмен на продукты ему не мудрено вымогать все, что есть в нашем доме”.
Главная надежда была на корову, которую Юдин пригнал с собой вместе с домашними вещами. Корова чудесная – огромная, купленная у дяди Натальи Владимировны Сергея Федоровича Занфтлебен еще в бытность их в Туле. Но с кормом для нее дело обстояло очень плохо, почти катастрофически. Переехали Юдины в “Захарьино” поздней осенью. Хотя снега и заморозков еще не было, но и косить было тоже уже нечего. Оставалось одно - ходить по избам в Куркине или в двух-трех соседних деревнях и предлагать платья жены, свои охотничьи и военные сапоги в обмен на сено. Но крестьяне прижимали так, что Сергей Сергеевич не решался отдать наиболее ходкие обменные фонды за сено или прошлогоднее, полугнилое, или нынешнее, но второго покоса, да еще наполовину с осокой. В итоге вскоре корову пришлось пусть на мясо, которое было все засолено в бочках, в надежде на его сохранность в течение года, но не прошло и месяца, как бочки надулись и весь годичный запас пришел в негодность.
Никогда больше в жизни Юдины не ждали весны с таким нетерпением. Будучи хорошим охотником, ждал Сергей Сергеевич и прилета вальдшнепов, еженедельно пересчитывая немногочисленные дробовые патроны, пополнить запас которых не представлялось возможным.
С прилетом дичи Юдин каждый вечер стал ходить на тягу за “Соколово”, надеясь убитым вальдшнепом полакомить свою любимую и совсем молодую Наталью Владимировну. Но однажды, в день Благовещенья, когда был валовый пролет, случилась неудача: безнадежно застрял разбухший картонный патрон, и ружье не закрывалось, а вытащить патрон обратно или выбить его через ствол нечем. Так охотник и простоял беспомощно около получаса, глядя с замиранием сердца на пролетающую мимо него дичь. До дома было версты три. Солнце спускалось к розовому горизонту, а лучи его косо скользили по весенним лужинам, корням деревьев и первым росткам молодой зеленой травки. Но кроме этого вдоль всей дороги попадалась масса лягушек, пробудившихся от зимней спячки и повыползавших на дорогу для свадебных игр. Их было так много, что Юдину тут же пришла в голову мысль, что если приготовить их по парижскому обычаю, то можно, вероятно, насытиться великолепным кулинарным блюдом. Поэтому на следующий день, починив ружье и отправляясь на вечернюю тягу, он вышел на полчаса раньше, захватив с собой пустой холщевый мешок из-под картошки. На обратном пути Юдин быстро набрал почти полмешка лягушек, с которыми после очередной неудачной охоты и вернулся по темноте домой. Встретив на пороге жену, Сергей Сергеевич радостно сообщил ей о своей новой добыче. Немного поморщившись, но без всякого жеманства Наталья Владимировна ответила, что их религиозная старуха-няня Дарья ни за что не станет ни чистить, ни жарить лягушек. Конечно, так и вышло, няня решительно отказалась не только глядеть на лягушек, но и категорически заявила, что не даст “поганить” ими кастрюлю и сковородки. Делать было нечего. Юдин сам взял в столовом буфете фаянсовую суповую тарелку и отправился в гущу деревьев и кустов для массовой “экзекуции”, которая заключалась в отрубании задних лапок и сдергивании лягушачьей шкурки, как лайковой перчатки, с окороков и лапок. Дело пошло легко и быстро, и через час взамен полмешка лягушек Юдин с восторгом внес в столовую большую миску «окорочков».Но, как и ожидалось, няня Дарья не только отказалась поджарить даже эти очищенные лапки с белым мясом, но и, забрав ребенка, перекрестившись, ушла в парк. Наталья Владимировна, вообще плохо знавшая кулинарию, очень обрадовалась, узнав, что для жарки лягушачьих лапок позвали санаторную сестру-хозяйку латышку Анну Михайловну. Услышав об этом, Алексей Васильевич предложил неизменно использовать его в роли первого дегустатора. Стремясь угодить шефу, предвкушавшему деликатес, Анна Михайловна сбегала на больничную кухню и принесла ложку постного масла и просеянных белых сухарей. Но когда она на шипучую сковороду бросила первую полную горсть лягушиных лапок, то случилось нечто неожиданное и довольно страшное. Тонкие сухожилья, идущие к лягушкиным пальцам, начали быстро сжиматься в горячем масле, и вся масса ножек начала двигаться, извиваться и даже подпрыгивать на сковороде, а длинные пальцы сгибаться и хватать воздух во всех направлениях. Анна Михайловна попробовала помешать их на сковородке кухонным ножом, но от этого лягушачьи лапки запрыгали еще энергичней. Зрелище было настолько необычайное и неожиданное, что Анна Михайловна, вскрикнув, вся побледнела, зашаталась и убежала из кухни. Пришлось Юдину готовить “деликатес” в одиночку.
Несмотря на то, что в семье своей матери Наталья Владимировна была довольно избалована, не знала нужды и ни в чем себе не отказывала, она удивительно стойко и мужественно переносила все невзгоды тогдашней их суровой жизни. Сергей Сергеевич ни разу на протяжении всей их жизни в “Захарьино” не слышал от нее ни жалоб, ни сетований на житейские трудности. Заготовив липовых веников для заваривания чая, теперь Наталья Владимировна все свое усердие вкладывала в созданный по ее инициативе огород, который находился позади домика шагов 60 в длину и шагов 40 в ширину. Эту поляну Сергей Сергеевич еще ранней весной вскопал, сделав восемь или десять больших гряд, на которых посадили картошку, огурцы, брюкву и помидоры. Но, несмотря на перенесенный навоз, земля была чистой глиной, и на большой урожай надежды оставалось мало. Чтобы улучшить качество земли снизу оврага наверх была перенесена вся земля, нарытая там кротами. Прошлогодний опыт выучил своевременной прополке. Кроме того, Юдин достал две старые кадки, которые поставил у начала гряд, куда удалось дотянуть резиновые трубки, взятые из запасов аптеки, по которым шла вода от крана из кухни. И если в прошлом году Наталья Владимировна ежедневно на себе таскала из кухни 200-250 ведер воды, то теперь при действующем водопроводе по мере того, как в ухоженном огороде овощи, картошка и помидоры распускались все пышнее, старание и даже увлечение Натальи Владимировны усиливались. Она буквально целыми днями, пока Сергей Сергеевич был в больнице, полола, мотыжила, поливала и прощипывала свой огород. Маленький Сергей около нее ходил между грядками.Урожай на своем огороде в это лето Юдины вырастили большой. С двухсот кустов помидоров Наталья Владимировна собрала больше десяти пудов зрелых томатов, которые они теперь ели во всех видах, кроме того, посолили пудов пять в бочке.
Наступила зима 1920-21 гг., а вместе с ней и очередной голод, который достиг такой степени, что Юдины больше недели не видали куска хлеба, питаясь лишь пшеном и брюквой, скудный же больничный паек шел целиком на питание сына. Делать было нечего, надо было ехать за мукой. Наталья Владимировна списалась с няней Дарьей, которая покинув Юдиных уехала выживатьк себе домой в Тулу о возможном приезде Юдина на рынок с платьями и пальто для обмена на муку. Драгоценный мешок муки с большими трудностями был доставлен, но в полном смысле слова искусанный вшами Сергей Сергеевич через три дня заболел тифом, который протекал очень тяжело. С пятого дня Сергей Сергеевич стал бредить, смутно помня все, что потом происходило, и даже то, как его в простыне носили в ванну, чтобы в ней несколько снизить температуру. Пришел он в себя на десятый день, но появились жгучие боли в левом боку. Начался сухой плеврит, который дня через два-три превратился в экссудативный. Алексей Васильевич собирался уже делать прокол, ибо уровень выпота спереди поднялся до ключицы. Состояние Юдина стабилизировалось только через две недели.
Страшное было время! Сыпной тиф косил людей, и многие умирали.
Так, заведующий соседским санаторием в Патрикеево доктор Алексей Яковлевич Обалдуев, являвшийся одновременно и приват-доцентом Московского университета, спешно собирался ехать по телеграфному вызову в город Балашев к своей жене, заболевшей тифом. Она поехала туда с детьми к своему отцу, с надеждой, что там прокормиться будет легче. Когда вопрос о необходимости ехать в Москву, по мнению Алексея Яковлевича, уже не подлежал обсуждению, Иванов дал ему все инструкции, как уберечься от вшей при страшной давке в вагонах и на вокзалах: шелковое белье, ибо вошь предпочитает полотняные и хлопчатобумажные ткани, смачивание фуражек и теплых кальсон керосином или скипидаром, обильное присыпание камфоры в порошке во все карманы и под подкладки костюма и шубы, ладанки из мешочков с камфорой и нафталином на шею и вдоль пояса. Но и это не помогло: Алексей Яковлевич в “Захарьино”, увы, не вернулся.
Вскоре и в семье Юдиных случилось горе. Родной брат Глеб, воодушевленный поступком Сергея, отправился за мукой для их матери, жившей с отцом в Кунцеве, где тот поступил служить в контору Высшей школы военной маскировки. Глеб ездил недалеко, но, вернувшись, вскоре тоже заболел тифом. По настоянию Иванова его поместили в Басманную больницу, где врачом в тифозном бараке работала его давнишняя знакомая, и где Глеб мог при непременном ходатайстве Алексея Васильевича рассчитывать на некоторое дополнительное внимание. Но все попытки были тщетны. И когда Сергей, Юрий и Петр Юдины пришли в очередной раз навестить родного брата, койка оказалась пустой. Что же это был за ужас!! Родственники часто трупы не брали, и их скопилось порядка сотни только в этом одном морге, который в силу постоянного пополнения даже не запирался. Вот в такой огромной куче голых тел, сваленных вместе, – мужчин и женщин, старых и молодых - братья стали искать тело Глеба.
Через два дня в морозное пасмурное утро, встретив отца и мать, все Юдины отправились после отпевания на кладбище Алексеевского монастыря. Могилу Глебу вырыли рядом с могилой бабушки. Когда могила была почти уже готова, то вдруг чистый золотистый песок в самой глубине ямы обсыпался с одного бока и обнажил гроб – дубовая долбленная колода с прахом бабушки, даже золотые позументы сверкали, как совсем новые. Отец Юдиных смотрел на гроб своей матери, который он увидел впервые - через 56 лет после ее смерти. И к ней, восемнадцатилетней, умершей его родами, сейчас спускали тело ее 26-летнего внука. Гроб Глеба был сколочен из случайных досок и обтянут холстом. Вместо савана, которого достать было, конечно же, нельзя, Наталья Владимировна отдала свою венчальную вуаль. Сергей Сергеевич же открутил у себя в квартире четыре бронзовые ручки, которые приделали с обоих боков гроба. Все эти “украшения” хоть в какой-то степени могли маскировать в глазах отца и матери Юдиных то крайнее убожество, с которым хоронили их сына.

Хирургические будни санатория «Захарьино»

Что касается до медицинских задач, то хотя название санатория было четко сформулировано на бланках – “Хирургический санаторий “Захарьино”, и таковым он числился в санаторном отделе Мосздрава, тем не менее, никто не мог вполне ясно сформулировать эти задачи и точно указать на специальный контингент больных, которые были бы хирургическими, но нуждались именно в санатории, а не в больнице. А вопрос этот был очень важным, ибо с одной стороны до окончательного выяснения профиля учреждения невозможно было соблазнить сюда на работу достаточно крупного хирурга; с другой стороны отсутствие четких медицинских показаний для отбора чисто хирургических больных позволяло терапевтам-туберкулезникам делать порой интересные демарши, чтобы занять “Захарьино” под легочных больных.И все же хирургические интересы отстаивались более энергично. И не столько потому, что главный врач Алексей Васильевич Иванов был целиком за хирургию, сколько потому, что весь санаторный отдел Мосздрава возглавлял Александр Николаевич Меркулов – крупный хирург.
И хотя к тому времени сам Cергей Сергеевич уже развернул очень интенсивную лечебную деятельность и вполне много и самостоятельно оперировал, Иванов не собирался останавливаться на его кандидатуре, в первую очередь по причине малого хирургического стажа у Юдина, составлявшего по существу три года войны и год в госпитале в Туле.По этой причине Меркулов постоянно подыскивал в Москве кого-либо, надеясь, что продовольственные и топливные кризисы, а равно и крайне напряженная общая политическая ситуация, обусловленная превратностями гражданской войны, заставит какого-нибудь хорошего хирурга соблазниться более покойной жизнью в подмосковной усадьбе, в замечательном коттедже и работой в превосходном хирургическом отделении.
В 1921 году в “Захарьино” для переговоров приезжал по рекомендации Меркулова Авсентий Христофорович Бабасинов, которому суждено было впоследствии, работать старшим ассистентом клиники, возглавляемой уже самим Сергеем Сергеевичем в Институте имени Н.В.Склифосовского, но тогда, в “Захарьино”, Бабасинов был для Юдина светилом, ассистентом знаменитого хирурга И.И.Алексинского. Однажды после осмотра отделения и обеда у Алексея Васильевича Бабасинов было подал признаки своего намерения принять приглашение, но, к сожалению всех, больше в “Захарьино” не вернулся.
Некоторое время Алексей Васильевич Иванов возлагал свои надежды на возможный переезд из голодной Москвы старшего хирурга Старо-Екатерининской больницы Николая Константиновича Холина, который был дружен с Алексеем Васильевичем и который с первого года открытия санатория числился в нем консультантом. Однако вскоре и окончательно сложилось впечатление, что совершал свои вояжи в “Захарьино” Николай Константинович не столько в желании выполнить операции, направившим им самим же больным, сколько пусть и с опозданием, но непременно получить причитающийся ему ежемесячный и весьма не скромный по тем временам пищевой паек. Гораздо чаще дело складывалось следующим образом. Больные приготовлены к операции, операционная согрета, инструменты прокипячены, на станцию Химки к условленному поезду выслана лошадь, а Юдин с Алексеем Васильевичем, часами простаивая у окна, гадают: приедет – не приедет.
В конце концов для “Захарьино” постоянный хирург нашелся: это был Георгий Лукич Гар. Его приезд для ознакомления и осмотра больницы, где уже лежало много оперированных Юдиным больных, беседа за обедом у Алексея Васильевича оставила впечатление, что Гар – настоящий, крупный хирург. Вскоре удалось обо всем договориться, и он переехал во второй коттедж, специально оставленный Ивановым для старшего хирурга.Сергей Сергеевич проработал с Георгием Лукичом только около двух лет, ибо в 1921 году ввиду полнейшей засухи, был такой неурожай и хлеба, и картофеля, что неминуемый страшный голод заставил Гара собраться и уехать к родственникам на Юг. За эти два года они жили довольно дружно. Как хирург Гар производил сильное впечатление на Юдина, который ставил его в один ряд, а то и выше Холина.Холин не любил браться за самые трудные, рискованные операции, зато те, которые он делал, выполнял с необыкновенной тщательностью, легкостью и даже красотой. Георгий Лукич, наоборот, оперировал весьма грубо, как бы даже небрежно. Но в чем надо отдать справедливость Гару,  так это в том, что он брался и успешно выполнял операции из числа самых серьезных и трудных, в том числе и в брюшной полости. Уже после его отъезда, перелистывая “Хирургический архив Вельяминова”, Сергей Сергеевич нашел некоторые печатные работы, датированные в период его деятельности в земской больнице города Дмитрова. И как было не удивляться, читая его отчеты о простатэктомиях по Фрейеру или о целой серии резекций желудка по поводу рака, опубликованные еще в 1907-1908 годах.
Однажды летом 1920 года в “Захарьино” для проверки методов и результатов лечения приехала довольно большая комиссия, представленная профессорами Тимофеем Петровичем Краснобаевым, Г.С.Бомом и заведующим туберкулезной секцией Мосздрава Е.Г.Мунбитом. Принимал комиссию Алексей Васильевич, докладывали же о больных на обходе Гар и Юдин. И все бы было ничего, пока речь не зашла об истинных целях приезда комиссии, а именно о передачи коек хирургического отделения под лечение больных с костными формами туберкулеза. На этой почве у Гара с Краснобаевым случился конфликт, который в дальнейшем сильно подорвал репутацию Георгия Лукича в глазах руководства Мосздрава. Общая хирургия в “Захарьино” замирала. Алексей Васильевич, следуя данному распоряжению, все же не решался совсем запретить класть для операций местных крестьян, так как не хотел окончательно лишить любимого дела и Юдина. Гар же, как солидный человек, был равнодушнее к временной потере активности хирургии, чего на своем веку он повидал немало, а вскоре и вовсе стал  готовиться к отъезду на Юг всей семьей.
Безусловно, Юдин внутренне противился такому повороту событий, но деваться было некуда. По этой причине, как только в “Захарьино” стали завозить все больше и больше ребят с кокситами, не будучи специалистом в данном разделе медицины, Юдин все чаще стал ездить в костно-туберкулезный санаторий на 5-й лучевой просеке в Сокольниках. Несмотря на то, что главным консультантом в этом санатории числился профессор Краснобаев, всем заведовала Зинаида Юлиановна Ролье, ученица самого Цезаря Ру и где не только лечение, но и вся организация были поставлены образцово. Неоднократно Сергею Сергеевичу доводилось бывать у профессора Краснобаева и в Морозовской больнице. Наибольшее восхищение, безусловно, вызывала его картотека, в которой за 20 лет были собраны и систематизированы 10 тысяч больных, прошедших через его руки. В те годы это было почти чудом, и по количеству собранного материала, и по качеству документации. Особенно значительны были сводки по камнедроблению, лечению косолапости, врожденным вывихам бедра, эмпиемам плевры, остеомиэлитам, врожденным дефектам губ и неба. Тимофей Петрович неоднократно рассказывал Юдину, как аккуратно вносились им все эти данные в картотеку с подробными ссылками на номера рентгенограмм, протоколы анализов и результаты вскрытия. Не могло быть сомнения, что планируемая им к изданию книга по детской хирургии вышла бы отличной, за написание которой Краснобаев планировал сесть с уходом на пенсию, оставшись лишь консультантом больницы. Но книге так и не суждено было родиться, а картотека осталась “непорочным зачатием”.
И хотя Юдин в месячный срок такой стажировки составил для себя не только самое подробное представление о принципах лечения костного туберкулеза, но и освоил в полном объеме технику постоянных вытяжений, собственноручно изготовив по зарисовкам ортопедические приспособления, для организации всей работы в санаторий “Захарьино” была направлена Зинаида Юлиановна. 
Вслед за Ролье, при активном участии Краснобаева в “Захарьино” появился и свой рентгеновский аппарат, освоение которого было поручено Юдину.Руководством к действию стала книга академика Лазарева, благодаря которой Юдин смог не только самостоятельно собрать и установить аппаратуру, выучиться выполнению снимков и даже рентгенотерапии, но и хорошо изучить фотографическую часть работы: проявление, усиление, печатанье, уменьшение и изготовление диапозитивов. И как же был удивлен Сергей Сергеевич, когда сам Тимофей Петрович Краснобаев пожелал у ординатора Юдина поучиться рентгенотехнике, чтобы у себя в Морозовской больнице получать лучшие результаты.Помимо индуктора, прерывателей и штатива для трубки, полученных со склада, рентгеновский кабинет имел большой штатив для просвечивания пациентов в вертикальном положении, который Юдин сконструировал сам, когда порядочное количество желудочных больных, поступающих на операции, нуждались в тщательном просвечивании желудка с контрастными смесями в положении стоя. Его модель он взял с имевшегося на Новобасманном складе замечательного штатива американской фирмы “Victor”, позволявшего легкие перемещения трубки и экрана в двух взаимно перпендикулярных направлениях. Юдин сделал с него точную копию, в изготовлении которой ему помог захарьинский столяр Алексей. Штатив получился настолько великолепным, что трудно было поверить в его самодельное производство.
Оборудование клинической лаборатории благодаря усилиям Алексея Васильевича Иванова, при безусловной поддержки Краснобаева и заинтересованности Рольестало также приличным. Это была стандартная лаборатория Красного Креста с полным набором красок, реактивов и посуды. Из аппаратуры имелись бактериологический термостат, ручная центрифуга, счетные камеры и набор бюреток.
Частым посетителем “Захарьино” был Федор Александрович Гетье – известный московский терапевт, главный врач и устроитель Боткинской больницы. С Алексеем Васильевичем их связывало знакомство и дружба со времени, когда они еще оба работали в Басманной больнице: Федор Александрович – терапевтом, а Алексей Васильевич – экстерном-хирургом в компании с молодым и только начинающим свою хирургическую практику Ф.И.Березкиным. Следует отметить и то, что Гетье был первым врачом-специалистом, приглашенным для лечения главных руководителей советского Правительства: Ленина, Свердлова и других. Выбор делали трое - Семашко, Обух и Вейсброд, причем они сами поставили вопрос: надо ли приглашать академического работника с профессорским званием или же, наоборот, выбрать больничного врача-практика, не имеющего, может быть, ученого звания, но с большим практическим стажем работы. Предпочтение было отдано больничному врачу, и выбор сразу остановился на Федоре Александровиче. Внешность Федора Александровича Гетье была очень приметной. Высокого роста, нисколько не пополневший к шестидесяти годам, он был даже худощав в лице. Абсолютно серебристо-белый высокий “бобрик” волос, седые усы и эспаньолка. Чудные глубокие темно-карие глаза смотрели всегда ровно, покойно из-под густых седых нависших бровей. Приезжая в “Захарьино” из санатория на даче Руперти, в обществе Алексея Васильевича Иванова и Сергея Сергеевича Юдина он часто и охотно делился своими впечатлениями о кремлевских пациентах, в том числе о Ленине, Свердлове, Крупской, Дзержинском и других. Из тех захарьинских встреч с Гетье Юдин вынес воспоминания о нем, как о человеке, ушедшем в себя вследствие растерянности от нахлынувших на него больших событий. Время было очень тревожное, и жить было ох как нелегко, да и в собственной семье было сплошное горе. Дочь – где-то на фронте с “белыми”, да и с сыном тоже получилась какая-то история, и только личная просьба Гетье к Дзержинскому спасла сына от большой беды.
Неоднократно бывал в “Захарьино” и несмотря на почти тридцатилетнюю разницу в возрасте очень сблизился с Юдиным Николай Иванович Сахаров - санитарный врач Мосгорздравотдела. А не так еще давно Николай Иванович на пару с Николаем Константиновичем Холиным с целью получения нанимались в бюро зрелищных предприятий и ходили по всему городу пешком один со свертком афиш и расписаниями спектаклей, а другой - с ведерком клея и кистью. Так они и ходили вдоль Тверской и Охотного ряда, оклеивая рекламными листами дома, пока об этом не узнал В.А.Обух, который о данном примере бедствия врачей доложил непосредственно Ленину.
И все же из всех земских врачей, с которыми Сергей Сергеевич познакомился в “Захарьино”, наиболее цельной фигурой, оказавшей наибольшее впечатление на Юдина своими очень четко выработанными взглядами, идеалами и поведением, был Николай Николаевич Печкин, местом работы которого стала Солнечногорская земская больница при станции Подсолнечная, в 53 километрах от Москвы.По неоднократным рассказам Алексея Васильевича Печкин был выдающимся земским врачом: отличным хозяином больницы, великолепным акушером и очень активно настроенным хирургом. Участвуя в обходах, Николай Николаевич сам почти не говорил, а спрашивал и записывал в карманную книжечку, переспрашивал, уточнял и вновь записывал. Эту манеру и привычку он сохранил через 25 и 30 лет, посещая операционные и конференции уже в Институте имени Н.В.Склифосовского, и во время своих частых последующих визитах к Сергею Сергеевичу.Встречался Юдин с Печкиным не только в “Захарьино”, но и у него в Подсолнечном, а со второй половины 1921 года и в Клину, куда Сергей Сергеевич стал ездить оперировать один раз в неделю.
И хотя первые самостоятельные резекции желудка Юдин выполнил в “Захарьино” при ассистенции Гаром, именно при содействии Николая Николаевича Печкина, Сергей Сергеевич, наиболее активно начинает углубляться в данную хирургическую отрасль и именно желудочная хирургия вскоре стала излюбленной специальностью и темой научных изысканий Юдина. Любовь эта определилась почти сразу. Конечно, неверно было бы думать, что в те годы Сергей Сергеевич мог достаточно глубоко вникнуть в желудочную патологию, чтобы сознательно и обосновано сразу отдать предпочтение резекциям желудка перед гастроэнтеростомиями, но, разумеется, склонился он к резекциям сразу в силу большей их радикальности.Но так или иначе, к моменту отъезда Юдина в Серпухов его личный опыт достиг уже 42-х резекций.Кроме того, в лаборатории в “Захарьино” Юдин начинает заниматься целенаправленным изучением патофизиологических аспектов развития язвенной болезни, освоив при этом не только простое титрование общей и свободной кислотности желудочного сока, но и приступил к изучению всей фазы пищеварения с помощью тонкого зонда.
Но если тема радикальности и эффективности лечения язв желудка находилась в стадии осмысления и разработки, то вторая научная тема, над которой Юдин активно работал в “Захарьино” и которая была в основном уже закончена касалась хронических эмпием плевры. Материал этот был далеко не случайным, а как раз тот, который наиболее оправдывал и саму идею создания хирургического санатория в “Захарьино”. Все поступающие больные были военнопленными, плохо леченными в германских лагерях. Но сказать плохо леченные, безусловно, мало. Большинство больных были с открытыми свищами или даже дренажами, которые держали слишком долго без надобности, либо и вовсе потерянными в плевральной полости. С целью рентгенологической диагностики данной легочной патологии Юдин незамедлительно разрабатывает технику контрастирования свищей с помощью контрастных веществ, в качестве которых в то время использовалась металлическая ртуть. Кроме того его очень интересовало и влияние флоры плевральных свищей на ход болезни и прогноз операции, подспорьем чему в решении этой диагностической задачи была выше описанная и организованная им лаборатория.
Руководствуясь прекрасными монографиями Кохера, Тихова, Вильмса, выполнение обширных торакопластик типа Шэде, и менее громоздких типа Эстлендера и Субботина, Сергей Сергеевич начал еще при Гаре. Выполненные в “Захарьино” 34 подобные операции легли в основу первого в жизни доклада Сергея Сергеевича Юдина на Всероссийском съезде хирургов в Москве. Материал был настолько по тем временам крупным, а исходы этих огромных вмешательств получились настолько хорошими, что выступление его на съезде было замечено. Успеху в определенном смысле содействовало и столкновение в дебатах с выдающимся питерским хирургом профессором Иваном Ивановичем Грековым, который, очень критически высказался об этих, с его точки зрения, “калечащих операциях”, заметив вскользь, что такие вмешательства соблазняют главным образом “молодых хирургов”. На что в своем заключительном слове Юдин ответил, что больным все равно, какой возраст хирурга, лишь бы их действительно вылечили операцией, а излечить застарелые эмпиемы с мозолистыми стенками толщиной в 3-4 см невозможно без обширных резекций ребер. “И думаю, - заключил Юдин, - что лучше жить без ребер, чем умирать с хорошим торсом”.
Последняя из начатых С.С.Юдиным в “Захарьино” работ касалась пересадок костей для лечения ложных суставов. Проблем, требующих решения, было две. Как быть с “дремлющей инфекцией”, которая в случае своего пробуждения убьет все дело, и, во-вторых, как лучше пересаживать кость – в костно-мозговой канал или сбоку, с надкостницей или без нее?Для выяснения поставленных задач Сергей Сергеевич предпринимает экспериментальное исследование на собаках, которых ловили здесь же, в парке, около помоек санатория. При операциях ему, как всегда, ассистировала Зинаида Юлиановна Ролье. После выпиливания бедренных костей они накладывали шино-гипсовые штаны, с помощью которых собаки могли стоять на задних лапах, а передвигаться на передних, таская по всему чердаку (импровизированной лаборатории) свой неподвижный зад.Работа протекала в общем довольно успешно, так как удачно оперировано было восемь собак. Но до вторичных пересадок и гистологических исследований дело не дошло, так как случилось нечто настолько важное, насколько и непредвиденное, прервавшее не только эту исследовательскую работу, но хирургическую деятельность Юдина вовсе.
И все же, несмотря на все попытки Алексея Васильевича Иванова и Сергея Сергеевича Юдина, представить в своих ежемесячных отчетах в Мосздрав хирургическую работу в санатории “Захарьино” нужной и полезной, непосредственному руководству Наркомздрава дальнейшая работа санатория “Захарьино” представлялась в ином свете. В немалой степени этому способствовало и постоянно высказываемое “в верхах” желание профессора Краснобаева получить столь великолепные по своему устройству помещения санатория в полное распоряжение и где уже непосредственно под его руководством могли бы продолжать многомесячное восстановительное лечение пациенты из Морозовской больницы.
В начале весны 1922 года, с одной стороны неожиданно, а с другой и вполне закономерно в “Захарьино” приехал нарком Н.А. Семашко и заведующий туберкулезной секцией Наркомздрава Е.Г.Мунблит. Сделав как обычно обход и осмотрев пациентов, они удалились на совещание. Семашко отдал распоряжение, чтобы местных хирургических больных отправляли в Боткинскую больницу. Алексей Васильевич пытался возражать наркому, что больница их стоит на краю самой деревни, и странно было бы отказывать в помощи крестьянам, когда и роскошное хирургическое оборудование имеется, и хирург есть. Однако нарком настаивал на своем. И каково было удивление Сергея Сергеевича, когда по возвращении из Москвы, куда он уезжал на несколько дней с Натальей Владимировной на свадьбу к ее сестре, Алексей Васильевич, мрачный и удрученный, сказал, что хирургическое отделение закрывается и весь коечный фонд передается под костный туберкулез.
В очередной раз перед Сергеем Сергеевичем встал остро вопрос – что делать? Однако той паники, которая присутствовала у Юдина в начале 1919 года, уже не было. Да и Алексей Васильевич Иванов постоянно успокаивал: “Ничего, Сережа не переживай, прорвемся, не зря же говорят, что самые трудные в жизни первые 100 лет”.
К реализации задуманного плана “по спасению” Юдина приступили немедленно. Однако рассчитывать на то, что даже благодаря большому кругу знакомств Иванова среди московской профессуры и врачей удастся устроить Юдина на работу в качестве хирурга в одну из многочисленных клиник,  представлялось малоперспективным занятием.
Действовать решено было, используя весь имевшийся в распоряжении Иванова административный ресурс, ведь не зря же и в отделе кадров Мосздрава работал давнишний его приятель Александр Валерианович Вислоух, который в те тяжелые времена, был рад любой возможности вырваться из голодной Москвы в санаторий “Захарьино” на несколько дней непременно воспользовавшись припасенным Ивановым на такие случаи дополнительным продовольственным пайком, которые впрочем, Мосздрав и распределял. Понятно, что и сам Юдин Александру Валериевичу был хорошо знаком. Дополнительно для визита в Москву были подготовлены три рекомендательных письма от профессоров Краснобаева, Готье и Гуревича.
Принял Вислоух Сергея Сергеевича очень дружелюбно, отметив, что, безусловно, знает о закрытии его отделения в “Захарьино”, и что может предложить ему на выбор три хирургических места: в уездной больнице в Дмитрове, в земской больнице в местечке Середа, Волоколамского уезда и в городе Серпухове, при этом добавив, что, конечно, лучше всех больница в Серпухове.
- Но есть одно “но”! Там есть крупный хирург – Залога, хотя официально он работает в другой больнице – Варгинской. Кроме того, там же, в Серпухове, есть вакансия хирурга и на Коншинских фабриках. Пробуйте!
Вспоминая года, проведенные в “Захарьино”, уже после смерти и Алексея Васильевича и многих других, кого объединило то далекое время, Сергей Сергеевич Юдин напишет: “Тем, кого больше нет, и тем, кто еще трудится с нами, посвящаю я свои строки благородной памяти о совместной работе”.


ЛИТЕРАТУРА
1. Захарьин. Режим доступа: http://med-info.ru/content/view/574
2. Куркино. Часть 2. Режим доступа: http://www.proza.ru/2012/04/14/338.
3. Игорь Гробарь в Москве. Режим доступа: http://igor-grabar.ru/monografia-moscva16.php.
4. Куркино. Режим доступа: http://prorossiu.ru/?page_id=1761.
5. Пикуль В.С. Клиника доктора Захарьина. Режим доступа: http://tour.diary.ru/p22030434.htm.
6. Юдин С.С. Захарьино. Автобиографический очерк. Вестник хирургии имени И.И. Грекова // 1961. №10. С.6-16.
7. Нувахов Б.Ш., Шилинис Ю.А., Сигаев В.В. Сергей Юдин. Этюды биографии. М: Новости, 1991. 104 с.
8. Петровский Б.В. Юдин Сергей Сергеевич – Избранное (Из истории медицинской мысли). М.: Медицина, 1991. 400 с.
9. Юдин С.С. Захарьино. Рукопись (машинописный текст). Лефортовская тюрьма, 1952 г. 80 с. (личный архив А.Б.Санникова)