К 130-летию со дня рождения
АКАДЕМИК СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ ЮДИН
ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ (1946-1948 гг.)
Александр Санников
Владимир, Россия
Ты меня изранил новой клеветою.
Что ж! К могиле виден мне яснее путь…
Памятник из злобы, вылитый тобою,
Скоро мне придавит трепетную грудь.
Ты вздохнешь… Надолго ль?! Сладкой местью очи
Снова загорятся к новому врагу;
Будешь ты томиться напролет все ночи,
«Жить не отомстивши, - скажешь, - не могу!»
И теперь я знаю: из сырой могилы
Пожалею снова не свой грустный век,
Не свои коварством сломленные силы,
А о том: зачем ты, враг мой – человек!
Фридрих Ницше
Александр Санников
ГЛАЗАМИ ЧЕЛОВЕКА МОЕГО ПОКОЛЕНИЯ
ПРОФЕССОР ХИРУРГИИ
СЕРГЕЙ ЮДИН
СКРИЖАЛИ СУДЬБЫ
К 130 летию со дня рождения
(Юбилейное издание)
Глава V. Грозовые тучи (краткое содержание) … … … … … … … … … … …………
/ Дело врачей 1933 года *аресты хирургов Печкина Н.Н. и Холина Н.К. * воспоминания доктора Мелентьева М.М. * арест личного врача Л.Н.Толстого доктора Никитина Д.В.* арест профессоров Плетнева Д.Д., Фромгольда Е.Е., Казакова И.Н., наркома здравоохранения Раковского и начальника Военно-медицинской академии профессора Кангелари * дело маршала Тухачевского * 1937-1938 годы - аресты наркома здравоохранения Каменского Г.Н. и директора Института имени Склифосовского Вольберга Макса Давыдовича * 1939 год – люди вновь начали исчезать * арест члена Союза писателей СССР Михаила Кольцова * 1946 год - 5-я Сессия Верховного Совета СССР и Конституция СССР от 1947 года * назначение министром МГБ СССР Абакумова В.С. * фултонская речь Черчилля * материалы архивов АП РФ и РГА СПИ РФ * агентурно-оперативная разработка корреспондентов английских и американских газет в Москве * «Авиационное дело» *«бонапартизм» маршала Жукова Г.К. и «трофейное дело» * дело «Еврейского антифашистского комитета» * аресты доктора Шимелиовича, академиков Парнаса и Лины Штерн * убийство Михоэлса * дело «кремлевских врачей отравителей» * постановление ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград»* персональные дела Зощенко и Ахматовой *«посильное» участие писателей Фадеева, Симонова и Горбатова в борьбе с безродными космополитами *борьба с низкопоклонством перед западом профессоров Клюевой Н.Г. и Роскина Г.И. * «посильное» участие профессора Куприянова П.А. и академика Аничкова Н.Н. в суде чести над профессорами Клюевой и Роскиным * арест академика Парина В.В. и снятие с должности министра здравоохранения Митерева * аресты и протоколы допросов «английских шпионов»: редактора Совинформбюро Гуральского Я.Я. и переводчика Ханна Д.Г., начальника кафедры Института иностранных языков Советской Армии Катцера Ю.М., заведующего отделом печати Наркомата иностранных дел Миронова-Пинеса, дипломата Подольского Я.Б., начальника московского отдела здравоохранения Наджарова А.Е. * арест и дело Водовозовой Натальи Дмитриевны 1943 года - секретаря корреспондента английской газеты «Ньюс-Кроникл» в Москве Альфреда Чоллертона *арест мужа Водовозовой –Рупневского * история семьи Водовозовых * история отношений Водовозовых с Сергеем Сергеевичем Юдиным, первые показания и протоколы допросов * министр здравоохранения СССР Ефим Иванович Смирнов и его «посильное» участие в аресте Юдина./
Да! Было и другое…..
Сергей Сергеевич как человек высокообразованный, с незаурядным интеллектом и способностями анализировать до самых глубоких корней все происходящее не мог не понимать, в какой стране и в рамках каких ограничений он живет и работает. Годы шли, но хотелось успеть еще сделать так много, а для этого нужна была свобода. Свобода личная, свобода творческая, которую ему давали все меньше и меньше. Это была беда всей творческой интеллигенции. Все это его раздражало постоянно, беспокоило, а порой и просто выбивало из колеи.
Подтверждением тому может являться разговор, состоявшийся между профессором Ипполитом Васильевичем Давыдовским и Сергей Сергеевичем в 1948 году в день выборов в Верховный Совет СССР, когда они вместе выехали на несколько часов на охоту под Москву, в котором на фразу Сергея Сергеевича, что он, зная о запланированной охоте и жалея время агитаторов и членов избирательных комиссий, проголосовал еще в шесть часов утра, Давыдовский заметил: “А я еще их поманежу. Все равно – это одна лишь бутафория, так как сам народ в выдвижении кандидатов для голосования на выборах фактически не участвует, а все списки кандидатов в депутаты подготовлены заранее, которые всем остается только принять как должное”. Еще более критично высказался Сергей Сергеевич о необходимости обязательного предоставления тезисов научных докладов на просмотр в ЦК ВКП (б). “ У нас наука высшими партийными органами давно поставлена “раком” в рамки, сковывающие любую новую научную инициативу. То же самое творится и в Академии медицинских наук “, - заметил Сергей Сергеевич.
* * *
Первые тревожные мысли закрались еще в 1933 году, когда вдруг, неожиданно был взят под стражу органами ОГПУ старый приятель Юдина еще по работе его в “Захарьино” Печкин Николай Николаевич, работавший до этого времени в Басманной больнице в Москве. Тогда вместе с Печкиным были арестованы доктор Ходков Владимир Николаевич, хирург больницы на станции Балашиха Холин Николай Константинович, терапевт Института имени Склифосовского Кейзер Валентин Карлович и ряд других врачей Москвы и Московской области, - всего 20 человек. Большинство из них Сергей Сергеевич знал лично:
В списке членов контрреволюционной медицинской организации врачей Подмосковья насчитывалось 20 человек [п.4.27,32]:
1. Александрова Анна Васильевна, 51 год, врач Кубинской больницы Звенигородского района;
2. Боголюбов Константин Александрович, 64 года, "из семьи служителя религиозного культа", главный врач Истринской больницы;
3. Величкин Сергей Петрович, 50 лет, главный врач Никольской больницы Красногорского района;
4. Владыкина Екатерина Николаевна, 56 лет, врач Никольской больницы Красногорского района;
5. Дмитриева Евгения Дмитриевна, 45 лет, хирург Боткинской больницы;
6. Зотов Семен Иванович, 49 лет, терапевт Кремлевской больницы;
7. Кайзер Валентин Карлович, 57 лет, потомственный дворянин, терапевт и микробиолог, участник Первой мировой и Гражданской войн, преподаватель 2-го МГУ до 1930 года, затем сотрудник Института им. Н.В. Склифосовского;
8. Краевский Александр Николаевич, 54 года, потомственный дворянин, терапевт, сотрудник МОКИ;
9. Крафт Андрей Федорович, 51 год, врач Петровской больницы Нарофоминского района (в поселке Алабино);
10. Мамаев Борис Михайлович, 51 год, хирург Загорской больницы;
11. Мелентьев Михаил Михайлович, 51 год, терапевт, участник Первой мировой войны, врач Петровской больницы Нарофоминского района;
12. Михайлов Андрей Федорович, 58 лет, терапевт, сотрудник физиотерапевтического института в Ховрине;
13. Новохатный Иван Васильевич, 63 года, санитарный врач в Дмитрове;
14. Печкин Николай Николаевич, 57 лет, сын купца 2-й гильдии из Рыбинска, хирург, заведующий лечебницей в Солнечногорске до 1930 года, затем сотрудник физиотерапевтического института в Ховрине;
15. Рябинкин Владимир Николаевич, 56 лет, потомок московского купца 2-й гильдии, терапевт, главный врач МОКИ до 1930 года, затем штатный ординатор санчасти Наркомата иностранных дел;
16. Славский Константин Георгиевич, 63 года, хирург Петровской больницы Нарофоминского района;
17. Твердин Михаил Степанович, 53 года, "сын служителя религиозного культа и брат поручика Твердина, осужденного в 1931 году на 10 лет ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) за контрреволюционную деятельность", врач Никольской больницы Красногорского района;
18. Тюрина Мария Ивановна, 50 лет, фельдшерица Никольской больницы Красногорского района;
19. Ходков Владимир Николаевич, 48 лет, хирург, до 1930 года сотрудник МОКИ, потом заведующий операционным корпусом ЦИТО;
20. Холин Николай Константинович, 59 лет, популярный московский хирург, участник Русско-японской войны, заведующий хирургическим отделением МОКИ до 1931 года, затем старший врач 4-й Градской больницы.
Однако в тот раз все началось с ареста известного звенигородского врача Дмитрия Васильевича Никитина, возглавлявшего всю уездную медицину, личного врача Льва Толстого и Максима Горького [п.4.35].
* * *
Лев Николаевич Толстой познакомился с Никитиным в 1900 году в клинике профессора А.А. Остроумова, в которой молодой врач в то время был ординатором [п.4.36]. Никитин оставался в Ясной Поляне в качестве домашнего врача с 1902 по сентябрь 1904 года. Дмитрий Васильевич был приглашен к больному Толстому не только как опытный и знающий врач, но и как скромный и умный человек «приятного обращения», любящий Толстого. Никитин оправдал возложенные на него надежды. Толстые его полюбили и верили ему как врачу. Он вместе с ними покинул Гаспру и приехал в Ясную Поляну, где остался на два года домашним врачом. Лев Николаевич, скупой на похвалу, особенно врачам, писал о Никитине: “Он очень внимательный человек и знает все, что знает теперь медицина”.
Жизнь в Ясной Поляне рядом с Л. Н. Толстым и его близкими Д. В. Никитин понимал как счастье, дарованное ему судьбой. Он мечтал остаться в Туле земским врачом, чтобы быть ближе к Ясной Поляне. Однако его не избрали в Тульскую земскую больницу, потому что он находился под негласным надзором полиции как человек из окружения Толстого [п.4.33]. С грустью расставался он с Толстым, уезжая в Звенигород в 1904 году, где в течение двадцати пяти лет заведовал земской больницей.
В 1928 году в связи с бедственным положением перебрался в Москву в клинику профессора Дмитрия Дмитриевича Плетнева. В 1929 году стал старшим научным сотрудником Московского клинического института. В 1931 году был командирован вместе с профессором Плетневым в Сорренто для лечения А. Горького.
Среди арестованных в 1933 г. по делу Никитина был хирург Петровской больницы в подмосковном Алабино Славский Константин Георгиевич.
На момент ареста Константину Георгиевичу было уже 63 года и за плечами всю жизнь проработал именно в этой Петровской больнице где он был главным врачом и заведующим. хирургическим отделением с 1906 по 1913 год и с 1920 по 1927 г. [п.4.27,29].
Назначение его главным врачом Петровской больницы состоялось сразу после смерти Александры Гавриловны Архангельской, одной из первых земских женщин-врачей в Московской губернии, возглавлявшей эту больницу со дня ее открытия в 1885 г.
Константин Георгиевич Славский родился 1 октября 1870 года, в Дмитровском Уезде Орловской губернии в многодетной семье священника.
Род Славских вел происхождение из Запорожских казаков. Закончил церковно-приходскую школу, а затем Орловскую духовную семинарию. Все дети в семье Славских стали или священниками или врачами. Затем он окончил медицинский факультет Томского университета ,единственный университет в царской России принимающий на учебу на врача, выпускников Духовных учебных заведений. В 1896 году он начал работу практикующегося земского врача в родных местах Орловской губернии.
С 1906 начал работать в Петровской больнице в Алабино. С 1907 по 1913 он был практикующимся хирургом и одновременно заведующим больницей. В дореволюционное время он стал известным врачом,опубликовал ряд статей по проблемам земской медицины. В 1911 году был в зарубежной командировке от Московского губернского земства в Германии и Австрии для изучения постановки там лечебно-профилактической системы. Он участвовал во всех, начиная с 1902 года Пироговских съездах и стал членом редакции журнала Пироговского общества врачей “Общественный врач”. Пироговские съезды были методическим центром и трибуной земской медицины. Съезды были самым представительным медицинским форумом России, в котором участвовали тысячи врачей. В промежутках между съездами действовало Правление Общества. С 1895 года Пироговское общество выпускало “Журнал Общества русских врачей в память Н.И. Пирогова” (позднее “Общественный врач”).
*Печкин Николай Николаевич (1876 – 1953 гг.)
- на момент ареста по делу Дмитрия Васильевича Никитина по обвинению в контрреволюционном заговоре врачей Подмосковья врач-хирург, сотрудник физиотерапевтического отделения в Ховрине. Осужден на 5 лет исправительно-трудовых работ, затем приговор изменен, по которому осужден на 5 лет специального поселения. Ссылку отбывал в городе Кемь Архангельской области. Здесь в Кеми, начиная с 20х годов был создан первый официальный политический лагерь, служивший сборным пунктом при отправке политических заключенных из всех районов СССР на Соловки, в Соловецкий лагерь особого заключения. Освобожден в 1939 году.
*Никитин Дмитрий Васильевич (1874 – 1960 гг.)
- после окончания медицинского факультета Московского Университета Никитин Дмитрий Васильевич направлен ординатором в госпитальную терапевтическую клинику Московского Университета, руководил которой профессор Алексей Александрович Остроумов. Здесь происходит его встреча с Львом Николаевичем Толстым, который находился на лечении в клинике. В 1902 году ординатор Никитин Д.В. направляется Остроумовым в Ясную Поляну для постоянного наблюдения за здоровьем писателя. По сути, в этот период времени Никитин Д.В. становится семейным домашним врачом всей семьи Толстых. В 1904 году Никитин Д.В., подал прошение о предоставлении ему права занять должность терапевта в Тульской земской больнице, однако ему было отказано. В 1904 году Никитин Д.В. уезжает в Звенигородскую земскую больницу, в которой в качестве терапевта, а затем и главного врача работал до 1932 года. До момента своего ареста в 1933 г. работал в Москве в клинике профессора Плетнева Д.Д. Во время ссылки в Архангельске возглавил работу кафедры инфекционных болезней медицинского института, занимался научной и врачебной деятельностью на протяжении нескольких десятков лет. В Москву вернулся в 1953 году.
После разгона большевиками Учредительного собрания в январе 1918 года, начался разгром Земской системы и земского здравоохранения. Покатились репрессии, здравоохранение полностью было переведено на государственный уровень управления и финансового обеспечения. Пироговская организация врачей в ответ на оппозиционное неприятие новой советской медицины, при которой администраторами стали не врачи ,а партийные работники была ликвидирована, а журнал “Общественный врач” закрыт. Начавшаяся гражданская война, крайняя нищета населения и здравоохранительной системы привело к тому, что треть российских врачей иммигрировали, а из оставшихся в результате войны, репрессий, голода и болезней выжило менее половины.
Обо всех этих событиях доктор Славский начал писать воспоминания примерно в 1924 году и в 1929 рукопись была готова и под названием “Пережитое и Думы” была отправлена на прочтение и рецензию наркому здравоохранения Н.А.Семашко, которого Славский знал еще с дореволюционных времен. Николай Александрович Семашко, написав рецензию, заявил, что в книге много контрреволюционного. И тем не менее книга была отправлена в печать в издательство Наркомздрава. Уже был сверстан печатный набор, но Н.А.Семашко был снят с поста наркома и новое руководство, нарком М.Ф Владимирский, которого Славский так же знал еще со студенческих времен, приказал срочно рассыпать набор.
В 1928 году прекрасно работающую систему здравоохранения в Звенигородском районе разрушили, а самого Никитин и доктора Печкина уволили за подписи под протестом населения против закрытия церкви. При этом Н.Н. Печкин был старый член РСДРП с 1904 года, но вышел из партии в знак протеста против зверств революции и гражданской войны. Константин Георгиевич так же был уволен в 1928 году из за конфликта с новым партийным руководством в новом Нарофоминском районе ,куда была отнесена Петровская больница. Никакой пенсии ему не назначили не смотря на то, что он был главным врачом в течении многих лет и имел право на социальное пособие по выслуге лет после 25 лет стажа ,и который у него составлял тогда уже 32 года. Из квартиры в больнице их выселили, как не работающих, и он приобретает небольшой домик там же в селе Алабино.
Больница без Славского под новым руководством стала хиреть и врачи стали уходить. Как писал в своих воспоминаниях другой врач, также арестованный по делу подмосковных врачей Михаил Михайлович Мелентьев: “В больнице стало очень худо, и надо было покидать Петровское-Алабино как можно скорее”. Но сделать он это не успел.
Михаил Михайлович Мелентьев на момент ареста врач-терапевт Петровской больницы. Из книги воспоминаний Мелентьева М.М. “Мой час и мое время” [п.4.28].
*Мелентьев Михаил Михайлович (1882 – 1967 гг.)
- врач-терапевт. Родился в городе Острогожск Воронежской области в купеческой семье. В 1911 году окончил медицинский факультет Московского университета. С 1912 по 1914 год работал врачом в Ново-Екатерининской больнице г.Москвы, затем в Крондштатском военно-морском госпитале и в управлении санитарной части флота «Санитафлот». С 1923 по 1933 года врач-терапевт Петровской больницы в поселке Алабино под Москвой. 18 февраля 1933 года был арестован по так называемому «делу контрреволюционного заговора врачей подмосковья», осужден на 3 года ИТЛ, с заменой на ссылку на Беломорско-Балтийский канал. В 1936 году вернулся в Москву. С 1943 по 1946 годы работал главным врачом в городской больнице города Владимир. Последние годы жизни проживал в городе Таруса Калужской области. Работал над воспоминаниями. Книга Михаила Михайловича Мелентьева «Мой час и мое время: Книга воспоминаний» была издано уже после его смерти в 2001 году.
“Встретили мы 1933 год у меня в Алабино. Собрались: Аня со своими, Абрам Эфрос с женой и сыном, доктор Константин георгиевич Славский, Людмила Нифонтовна Маслова и Сережа Симонов, всего со мною 12 человек. Никто никуда не спешил, все оставались и на следующий день. После ужина засиделись допоздна у камина, слушая игру на рояле, разговаривая. В комнатах было тепло, душисто, нарядно, и слова наши звучали в унисон с обстановкой. Все отдыхали от жизни и своих забот, все дышало миром, разнообразием интересов, достаточной культурой.
Под “старый Новый год” приехал К.Н.Игумнов. Кроме него никого не было. Горел камин. Пустела бутылка вина. Во втором часу ночи К. Н. сел за рояль и закончил свою игру колыбельной песней Чайковского: «Ветра спрашивала мать, где изволил пропадать».
А в начале февраля стало известно, что арестован доктор Дмитрий Васильевич Никитин. Спустя неделю та же участь постигла Николая Николаевича Печкина. Я побывал у родных арестованных, ничего о них не узнал, ибо и они ничего не знали.
18 февраля, часов в шесть утра, стук в двери внизу, на лестнице, и затем испуганный шепот Маши: “Милиция требует открыть дверь”. — “Откройте”. А сам стал одеваться.
Через минуту в мою комнату вошли два чина с завхозом больницы и, вглядываясь в обстановку и мое поведение, заявили о своем праве на производство у меня обыска. Продолжая одеваться и не проявляя беспокойства, я попросил показать ордер и затем предложил им приступить к “делу”. Чины слегка замялись, не зная, откуда и с чего начать, а затем “занялись”. В большое удивление их привел словарь Брокгауза и Ефрона: “Неужто вы прочитали все эти книги, Михаил Михайлович?” — и начали их перелистывать.
Между тем, Маша подала чай. Чинам очень хотелось чайку, и я предложил им его, но они, замявшись и по долгу службы, отказались. Конечно, они знали меня, и надо отдать им должное, им было совестно передо мною и неловко. А я, сидя с книжкой на диване, читал ее и не читал. Внутренне собранный, окаменевший, я наблюдал, как они перебирали мою переписку, просматривали ящик за ящиком письменного стола и, подавленные количеством книг и рукописного материала, решили забрать последний весь целиком, для чего послали завхоза за мешками. Обходя комнаты, они дошли до картины академика Бронникова “Гимн пифагорейцев”. О ней в 1876 году писал с большой похвалой в своем “Дневнике писателя” Достоевский. Картина остановила их внимание на себе. Они смотрели, молчали, и наконец младший сказал: “Ох, расстрелять бы их всех, сукиных сынов!”
Найдя большую пачку квитанций на посылки и переводы Володе в Кемь, чины насторожились. Вот, подумалось, верно, им, “настоящее”. Они ухватились за нее, перебрали, отложили отдельно в сторону и спросили объяснений.
Так шло это “дело” до двенадцати. Я позавтракал, собрал белье и необходимую еду в рюкзак и портфель. Чины написали протокол обыска, заполнили два больших мешка перепискою, фотографиями и книгами, а затем объявили мне, что они должны на несколько дней арестовать меня и увезти в Нару. Я попросил их закрыть и запечатать квартиру. Маша вынесла несколько самых ценных растений в другое помещение, я же, окинув взглядом комнаты, где прожил десять лет, и попрощавшись с Машей, стал спускаться по лестнице. Чины хотели, чтобы я помог им нести мешки, но я отказался, сказав: “Что мне нужно, я несу, что же нужно вам, — уж потрудитесь сами”. И они понесли.
Был воскресный день. По дороге на платформу и на платформе была масса народу, приехавшего ко мне на прием. Но никто не подошел ко мне и никто не сказал слова привета. В Наре, по дороге в ГПУ, навстречу мне попались сначала женщина с полными ведрами воды, а потом похороны. Я счел эти две встречи хорошим предзнаменованием. В ГПУ последовала очень коротенькая беседа с начальником, предварительно повидавшимся с моими спутниками. Он спросил меня, как вели себя агенты, производившие обыск.
Я ответил: “Отлично. Они были вежливы и ничего себе лишнего не позволили”. В глазах начальника я прочел участие к себе и жалость.
Затем повели меня в “узилище”. Я шел впереди, за мною шел милицейский. По дороге он спросил тихо, не нарушая дистанции: “Батюшка, Михаил Михайлович, за что ж это вас?” — “Не знаю, — ответил я, — мне не сказали”.
В “узилище” ввели меня в камеру № 5. В коридоре и в камере встретили меня возгласами удивления, привета и уважения. Народ оказался мне знакомый — крестьяне из окружных деревень. Это был разгул применения закона от 7 августа 1932 года “О неприкосновенности священной социалистической собственности”, когда давали по десять лет за десяток яблок, подобранных в колхозном саду, и килограмм манной крупы, украденной в кооперативной лавке. Отношение к наказанию и срокам, и собственной вине было явно несерьезное. Проглядывала усмешка, и настроение в камере было неплохое, дружное, бодрое. Сношения с внешним миром были налажены. Под низенькое оконце камеры подходила то одна жена, то другая, выпускали повидаться и на волю. Все, и сидящие, и охраняющие, были знакомы между собою или связаны через знакомых и родственников. Конечно, некоторый острожный режим и этикет соблюдались, но они не были страшны”.
Пока не были страшны. Все было впереди – на Лубянке.
Из воспоминаний Михаила Михайловича Мелентьева [п.4.28].
“В десять часов утра меня вызвали к следователю. “Занимался” со мною Аленцев. Несомненно, он натаскивался на мне, приобретая профессиональные навыки. Был неловок, излишне развязен, глуп. Я не стал вовсе разговаривать с ним. И он, с плохо разыгранным гневом, отослал меня.
Вернувшись в камеру, я стал расспрашивать Александра Николаевича Краевского, что значит весь этот дурной сон? И он ответил мне, что так же мало знает, как и я, но от него требовали показаний в участии в контрреволюционной врачебной организации, и он признался. Остальные в камере тоже подтвердили, что другого выхода нет и быть не может. Для чего “это” нужно, никто не знает, но что это “так нужно”, все знают. “Вас будут допрашивать и мучить все равно до тех пор, пока Вы не признаетесь. Проще сразу написать, что им нужно. Не путайте только людей лишних в это дело, а ограничивайтесь теми, кто уже признался”. А профессор Гидулянов сказал: “Я написал вчера у следователя "роман" и об одном просил его, чтобы никому из моих товарищей и знакомых этого романа не читали и не показывали”.
Следствие по делу врача Никитина курировал помощник полномочного представителя ОГПУ – начальника Управления НКВД по Московской области Радзивиловский Александр Павлович. Допросы проводил старший лейтенант ГБ СССР Рогожин Михаил Васильевич и лейтенант Аленцев Виктор Терентьевич.
*Радзивиловский Александр Павлович (1904–1940 гг.)
- сотрудник ОГПУ. От рождения Александр Моисеевич (еврей). Главный куратор Следственного дела по обвинению в 1933 г. группы подмосковных врачей в их участии в контрреволюционном заговоре. На момент ареста врачей старший майор государственной безопасности, заместитель начальника УНКВД Московской области. В период 1937 председатель троек в Московской и Ивановской областях. Арестован в 1938 году. Осужден ВКВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян в 1940 г. В реабилитации отказано.
*Аленцев Виктор Терентьевич (1904 – 1978 гг.)
- сотрудник ОГПУ. В 1933 году отозван для работы в ОГПУ с должности ответственного секретаря Воскресенского райисполкома. На момент ареста группы подмосковных врачей назначен оперуполномоченным НКВД. В 1937 году – начальник 5 отделения 4 отдела УНКВД Московской области. В апреле 1939 г заместитель, а затем и начальник УНКВД по Курской области. В период с 1941 по 1945 под руководством Судоплатова П. активный участник подполья, организатор диверсионной работы в тылу фашистов на территории Курской, Воронежской и Брянской областей. С 1946 г заместитель начальника 2-го Главного управления МГБ СССР, а с 1950 г. заместитель начальника УМГБ по Ленинградской области. После ареста Берии Л.П. и Абакумова В.С. Аленцев был уволен в запас.
Я слушал все это, верил им и не верил, до того чудовищным казалось все это, и наконец освоил и поверил. И когда настала ночь и я только что уснул, и меня вызвали к следователю, я пошел с ясным намерением — “написать и признаться”. Пенсне мое при обыске отобрали, cледаватель Гиммельфарб достал из своего стола несколько пар пенсне и с большой услужливостью предложил мне выбрать подходящее. Я стал писать.
Но о чем и что писать? Врачебных знакомств я никогда не поддерживал и ни у кого из врачей не бывал. У меня в Алабино, кроме Печкина, из врачей тоже никто не бывал, да и последний приезжал не ко мне, а на могилу своей дочери. Нужно же было быть членом периферийной врачебной контрреволюционной организации, которой руководили доктора Печкин и Никитин, работавшие в Москве и связанные с центральной организацией.
Я написал правду о своих взглядах, о том, что не одобрял политику советской власти по отношению к церкви, религии и интеллигенции, и написал ложь о своем пребывании в контрреволюционной организации. Последняя вышла очень слаба за отсутствием какого-либо фактического материала и лиц. Гиммельфарб прочитал это, поправил мой черновик, даже старался помочь мне, и к шести часам утра на двух страницах обыкновенного писчего листа “признание” мое было готово.
Когда я вернулся в камеру, лечь спать уже не пришлось. В десять часов утра меня снова вызвали к следователю. Опять Аленцев: “Написали филькину грамоту, кому она нужна”. Разговор был не долог. Мы “разошлись на Пушкине”, и Аленцев сердито приказал отвести меня обратно. Ночью вызов к Гиммельфарбу. Он получил новое назначение и потерял всякий интерес ко мне. Но тем не менее, его беспокоила моя исповедь. По-видимому, ему попало за нее. Особый интерес на этот раз к доктору Д.В.Никитину и его пребыванию за границей у Горького, в Сорренто, в зиму 1931–1932 годов, и свидание с дочерью Льва Толстого — Татьяной Львовной Сухотиной — в Риме. Я правдиво передал, что слышал в свое время от Дмитрия Васильевича Никитина. Все было просто, без заговора и не контрреволюционно”……
“Ну, однако, довольно. Всему бывает конец. Пришел он и моему пребыванию в камере № 73. Одиннадцатого сентября днем, когда я и не думал ни о каком вызове, ведь меня с апреля месяца никто не вызывал, открылась дверь, и возглас: “Мелентьев!” Я от неожиданности и волнения неуверенно ответил: “Михаил Михайлович”. — “Соберись с вещами”. Камера реагировала на это общим движением. Но увы, увы! Никто не утешил меня, что я иду домой. Всем, и мне, было ясно, что зовут в “пересыльную”.
Я собрал вещи, простился со всеми. Все окружили меня, а потом открылась дверь, я вышел. Дверь захлопнулась, и в коридоре я увидел всех своих “сообщников”, знакомых и незнакомых: Дмитрий Васильевич Никитин, Николай Николаевич Печкин, профессор Николай Константинович Холин, доктор Александр Николаевич Краевский, доктор Валентин Карлович Кайзер и другие — всего 14 человек. Все с мешками, взволнованы, но все “держатся” и даже стараются шутить. Нас вывели в “пересыльную” и, не вводя в камеру, дали прочитать каждому приговор по его делу. Все, кроме Никитина и Печкина, получили по 3 года лагерей, первые же двое по пяти лет. Как мы ни ждали этого, как ни мала была надежда на освобождение, а все же она была. Всякое несчастье, даже ожидаемое, всегда воспринимается как неожиданное. Таким неожиданным несчастьем оказались для нас всех и три года лагерей”.
Между прочим, Дмитрий Васильевич Никитин рассказал Мелентьеву под большим секретом, что как-то, в самом начале лета, вызвал его к себе следователь и заявил: “Всем известно, доктор, что вы из Италии привезли сыворотку, применяемую при воспалении легких. Не могли бы вы заочно применить ее одному больному?” Дмитрий Васильевич ответил отказом. Через час вызвали опять и предложили написать записку домой, чтобы прислали новый костюм. Дмитрий Васильевич написал. Затем его отправили к парикмахеру, привели в приличный вид, дома же у Никитина, между тем, никого не застали, посланный вернулся без костюма, и следователь вызвал его и предложил ему поехать домой, переодеться и ехать немедленно на консультацию. “Что же дальше скрывать, доктор. Вас вызывает Горький, заболевший воспалением легких”. Через час Дмитрий Васильевич входил, как ни в чем ни бывало, в особняк Рябушинского у Никитских ворот, прожил там у Горького полтора месяца до его выздоровления, потом месяца два у себя дома, по выражению Лескова, “в самом неопределенном наклонении”, пока в начале сентября не взяли его опять в “Бутырки”.
Дмитрия Васильевича Никитина сослали в Архангельск, где он вместо положенных пяти прожил двадцать лет. Работал врачом-терапевтом в городской поликлинике, участвовал в реорганизации Архангельского медицинского института. Основал кафедру инфекционных болезней, которой стал заведовать. Занимался научными изысканиями по кори, скарлатине, дифтерии, гепатиту. Читал много лекций [п.4.34,37].
Жил в Архангельске доктор Никитин очень скромно. Все его богатство составляли книги и цейсовский микроскоп, который он подарил потом институту.
В годы Великой Отечественной войны, несмотря на возраст и болезни, Дмитрий Васильевич много трудился: писал статьи, выступал с докладами на конференциях, преподавал на курсах усовершенствования медперсонала Северного флота.
Дмитрий Никитин был награждён медалью «За оборону советского Заполярья», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», почетным знаком «Отличник здравоохранения».
Несколько раз он пытался вернуться в Москву, но ему постоянно отказывали. Не помогли даже просьбы Е.П. Пешковой, жены Горького, и директора Архангельского мединститута.
Лишь в 1953 году, уже после смерти Сталина, опальному доктору разрешили переехать в столицу. Последние годы он занимался литературной работой – писал воспоминания о Л.Н. Толстом и А.М. Горьком. И по-прежнему лечил людей, обращавшихся к нему за помощью.
Умер он 9 января 1960 года на 86-м году жизни, похоронен на Востряковском кладбище в Москве.
* * *
Из воспоминаний Михаила Михайловича Мелентьева [п.4.28].
“3 октября, в сумерки, открылась дверь камеры, перечислены все докторские фамилии, и: “Соберись с вещами”. Внизу нам передали на руки приговоры о лагерях, отправили в баню, а затем поместили в одну из комнат Бутырского “вокзала”, отдельно от большой толпы, стоявшей в “вокзале” и ждавшей отправки этапом.
Прошло два-три часа томительного ожидания и разных догадок, когда, наконец, нас стали вызывать по два-три человека в совершенно неожиданных комбинациях. Дошла очередь и до меня вместе с доктором Печкиным, и за дверями мы узнали, что заключение в лагеря нам заменено административной высылкой: Печкину — в Кемь, мне — в Медвежью Гору, на прежние сроки.
Снабдив затем нас черным хлебом и коробкой консервов, посадили в автомобиль и свезли на Октябрьский вокзал — людный, с массой цветов и нарядной публикой. А мы, небритые, в одежде, на которой спали почти восемь месяцев, в зимних пальто и ботинках, зашнурованных веревочками. К отходу поезда «чин», сопровождавший нас, прошел в вагон, пожелал нам доброго пути, поезд тронулся, и мы, ошеломленные столь разительной и быстрой переменой в нашей судьбе, не верили, что мы без стражи и на свободе. Не помню, спал ли я ночь. Должно быть, спал. А с утра мне все казалось сном. Вот-вот проснусь в камере, и нары будут моей действительностью. И ходил, и действовал я, как лунатик.
В Ленинграде на вокзале мы с Николаем Николаевичем Печкиным побрились, постриглись, немного почистились, расцеловались и поехали по своим путям”.
Весть о прибытии в Кемь в ссылку известного хирурга Печкина из Москвы, облетела всех очень быстро. Спустя несколько месяцев Николай Николаевич был срочно вызван к одному из высоких чинов лагерного начальства, по причине болезни его жены. Печкин определил у нее внематочную беременность. Требовалась немедленная операция, которую Печкин провел благополучно. И вот недели через две-три начальство пригласило Печкина к себе домой на чашку чая. С чаем появилась и водочка. С водочкой у начальства появилось и доверчивое расположение к доктору, который спас жену от смерти. И вот оно, это начальство, и рассказало: “Ты думаешь, Николай Николаевич, что я не знаю настоящей причины твоего ареста и считаю тебя в чем-либо виноватым? Дело все в том, что Ягоде нужно было убрать от Горького доктора Никитина... Он и арестовал его. Но оказалось, трудно было состряпать какое-либо обвинение против него, да и защитники были у него сильные. И вот Ягода был вынужден посадить в тюрьму ближайшее к Никитину врачебное окружение. Так попал и ты. А я как раз в это время был в Москве, и вся эта махинация проходила на моих глазах...”.
И, тем не менее, репрессии в отношении врачей начала 30х годов не шли в сравнение с тем, что происходило позже. Некоторым они даже казались условно “либеральными”.
В 1937 году, неожиданно арестовали профессоров Первого медицинского института Дмитрия Дмитриевича Плетнева и Егора Егоровича Фронгольда, личного врача народной артистки Ксении Георгиевны Держинской и известного всей Москве терапевта Игнатия Николаевича Казакова. Хорошо был знаком Юдин и с заключенными и уже расстрелеными, бывшим наркомом здравоохранения Христианом Раковским, представителем Советского посольства во Франции Гуревичем и бывшим начальником Военно-медицинской академии в Ленинграде профессором Кангелари.
*Плетнев Дмитрий Дмитриевич (1871 – 1941 гг.)
- известный московский врач. Из дворян. В 1892 году закончил медицинский факультет Московского университета. После защиты диссертации на степень доктора медицины работал ассистентом профессора А.А.Остроумова в Ново-Екатерининской больнице. В марте 1917 года назначен на должность профессора и директора факультетской терапевтической клиники. С 1929 года консультант Лечебно-санитарного управления Кремля. Пациентами Д.Д.Плетнева были В.И.Ленин, Н.К.Крупская, И.П.Павлов. С 1930 года до своего ареста заведующий терапевтической кафедрой в Центральном институте усовершенствования врачей. Первый раз был арестован 8 июня 1937 году. Аресту предшествовало опубликование в газете «Правда» статьи о Плетнёве «Профессор-насильник, садист», где утверждалось, что он в 1934 году из садистских побуждений кусал свою пациентку за грудь, что привело к её тяжёлой хронической болезни, а затем, не оказав ей необходимой помощи, бросил на произвол судьбы. После этого, по сфабрикованному НКВД делу, он был помещён во внутреннюю тюрьму Лубянки и 18 июля приговорён к двум годам лишения свободы условно. В декабре 1937 года Плетнёв был вторично арестован по новому сфабрикованному делу антисоветского правотроцкистского (бухаринского) блока, обвинялся в убийстве В. В. Куйбышева и М. Горького. Плетнёв стал одним из трёх подсудимых на процессе, которым в тот год удалось избежать расстрела. Он был осуждён на 25 лет с конфискацией имущества и поражением в политических правах.Расстрелян 11 сентября 1941 года в Медведевском лесу под Орлом в числе других заключённых по списку НКВД СССР накануне вступления в город частей вермахта.
*Казаков Игнатий Николаевич (1891 – 1938 гг.)
- директор Государственного научно-исследовательского института обмена веществ и эндокринных расстройств Наркомздрава СССР. Арестован 14 декабря 1937 года по обвинению в участии в контрреволюционной антисоветской организации в ходе процесса антисоветского “право-троцкистского блока”. Казакову И.Н. вменялось в вину умерщвление (совместно с профессором Львом Левиным) председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского по приказу Генриха Ягоды. Расстрелян 15 марта 1938 года.
*Фромгольд Егор Егорович (1881 – 1942 гг.)
- известный московский терапевт. Родился в богатой семье прибалтийских немцев. После окончания медицинского факультета Московского университета длительное время стажировался в Германии. В 1920 году избран профессором кафедры врачебной диагностики, а с 1924 года заведующим кафедры пропедевтики внутренних болезней и директором клиники Московского университета. В 1930х годах один из известнейших терапевтов г.Москвы. Арестован в 1937 году. В основе сфабрикованного дела лежали показания доктора Д.В.Никитина. В 1939 освобожден, однако в 1942 году арестован повторно за отказ эвакуироваться из Москвы. За антисоветскую агитацию и как социально опасный элемент Особым Совещанием приговорен к 10 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. Умер в Котласском лагере. Дата смерти и место захоронения неизвестны.
*Левин Лев Григорьевич (1870-1938 гг.)
- выдающийся русский терапевт. Окончил физико-математический факультет Новороссийского университета, а затем медицинский факультет Московского университета. Терапевт, профессор, консультант Лечебно-санитарного управления Кремля. С 1920 года заведующий терапевтическим отделением Кремлевской больницы. Был личным врачом В. И. Ленина, А. М. Горького, Ф. Э. Дзержинского, В. М. Молотова, Г. Г. Ягоды, В. Р. Менжинского и многих других деятелей партии и правительства. С детских лет был близким другом художника Л. О. Пастернака, в московские годы — врачом всей семьи Пастернак. Арестован 2 декабря 1937 года. Расстрелян 15 марта 1938 года по приговору военной коллегии Верховного суда СССР от 13 марта того же года как участник контрреволюционного правотроцкистского заговора с целью устранения руководства страны, в частности, убийств председателя ОГПУ СССР В. Р. Менжинского, 1-го заместителя председателя СНК и СТО СССР В. В. Куйбышева, писателя А. М. Горького.
*Раковский Христиан Георгиевич (1873 – 1941 гг.)
- нарком здравоохранения РСФСР. В период раскола РСДРП на большевиков и меньшевиков до 1917 года занимал промежуточную позицию. Работал врачом в Румынии, по политическим взглядам был близок к Троцкому. Дружил с Александром Парвусом, которым через Раковского шло финансирование газеты «Наше слово». В ноябре 1917 года вступил в РСДРП (большевиков) и подключился к активной партийной работе. Руководил борьбой ВЧК с контрреволюцией на территории Украине. С 1919 по 1923 год Раковский занимает должность председателя СНК, наркома иностранных дел, а затем и наркома НКВД УССР. В 1923 году разделял политические взгляды левой оппозиции, особенно по экономическим вопросам. В связи с этим, 1927 году был арестован и выслан в Кустанай на 4 года, а затем еще на 4 года в Барнаул. После освобождения в 1934 году с протекции Каминского Г.Н.(наркома здравоохранения) занял должность наркома здравоохранения РСФСР. В 1936 году исключен из партии и арестован. Признал себя виновным по делу «Антисоветского правотроцкистского блока». Приговорен к 20 годам тюремного заключения. Расстрелян Раковский был 11 сентября 1941 года в связи с активным приближением фашистских войск к Орлу, где он отбывал тюремное заключение.
*Конгелари Валентин Александрович (1883 – 1937 гг.)
- после окончания медицинского факультета Императорского Харьковского университета работал врачом общей практики. В период Октябрьской революции и Гражданской войны командовал различными стрелковыми военными подразделениями РККА. В 1928 – 1930 годах занимал должность начальника учебного отдела при Военной Академии имени М.В.Фрунзе. В 1930 по 1934 года – начальник Военно-медицинской Академии, а с 1937 года – Главный санитарный врач РСФСР. Арестован в 1937 году и расстрелян.
* * *
Понимание того, что вокруг происходит что-то чудовищное, все чаще и чаще стало беспокоить Сергея Сергеевича Юдина.
Но тогда, в 1937-1938 годах, в это не хотелось верить. В обществе царило мнение, что процесс над М.Н.Тухачевским и другими военными, наверное, правильный процесс. Кому же могло понадобиться без вины осудить и расстрелять таких людей, как они, как маршалы Егоров и Тухачевский, заместитель наркома и начальник Генерального штаба, - о многих других сведений не было и знали еще меньше. Кто бы их арестовал и кто бы их приговорил к расстрелу, если бы они были не виноваты? Порой в том, что это был какой-то страшный заговор против Советской власти просто не приходилось сомневаться[п.4.21,23].
Сомнения просто не приходили в голову, потому что альтернативы не было: или они виноваты, или это невозможно понять. Наверное, виноваты, наверное, виноват и бывший нарком здравоохранения Григорий Наумович Каминский, и бывший директор Института имени Н.В.Склифосовского Макс Давыдович Вольберг, Александр Ефремович Наджаров и Борис Миронович Пинес, виноваты другие. “Вот я не виноват – и меня не арестовали”, – думал тогда почти каждый, находившийся вне стен Лубянки человек.
Но с кем-то, где-то все чаще и чаще происходило то, что и с М.Н.Тухачевским, И.Э.Якиром, И.П.Уборевичем, Б.М.Фельдманом, А.И.Корком [п.4.21], и опять многих из этих людей Сергей Сергеевич Юдин знал лично, не понаслышке.
Очень точно и – что не менее важно - честно, передана общая атмосфера, воцарившаяся в обществе и умах людей тех лет Константином Михайловичем Симоновым:
“Для большинства людей то, что происходило в 1937-1938 годах, то, что сейчас, через призму всего услышанного и прочитанного кажется таким неимоверным и чудовищным, постепенно как бы входило в некую норму, становилось почти привычным. Люди жили среди этого, словно не знали и не слышали, что вокруг стреляют и исчезают люди. Как будто это могло быть объяснимо: вот я не виноват – и меня не арестовали.
*Наджаров Александр Ефремович (1899 – 1938 гг.)
- известный московский врач-офтальмолог. С 1930 по 1935 гг. главный врач центральной офтальмологической больницы Москвы. С 1935 по 1937 годы заместитель, а затем и исполняющий обязанности начальника Московского отдела здравоохранения. Арестован в марте 1937 года. Осужден за контрреволюционную деятельность. Расстрелян 10 февраля 1938 г.
*Каминский Григорий Наумович (1895 – 1938 гг.)
- нарком здравоохранения РСФСР и СССР. На медицинском факультете Московского университета отучился только два года, так как был отчислен за революционную деятельность. В 1919 году занимает пост председателя Тульского губернского военно-революционного комитета. С 1930 года – секретарь Московского горкома ВКП(б). С 1934 по 1935 год занимал пост наркома здравоохранения РСФСР, а затем наркома СССР с 1935 по 1937 года. Являлся организатором Всесоюзной государственной санитарной инспекции и первым ее председателем. После ареста в 1937 году на суде ему принадлежат слова: «Так мы перестреляем всю партию». Расстрелян 10 февраля 1938 года.
* * *
Главные сомнения стали возникать просто-напросто от массовости происходящего и в первую очередь среди военных. Из командного состава Красной Армии 1935 года во время репрессий 1937-1938 годов погибло: из 16 командармов – 15 (16-м был Ворошилов), из 67 командиров корпусов – 60, из 199 командиров дивизий было расстреляно 136, из 397 комбригов – 221. Из четырех флагманов флота погибло четыре. Были арестованы все 17 армейских комиссаров. Из 97 дивизионных комиссаров было арестовано 79 [п.4.24].
Из двадцати пяти народных комиссаров, входивших в СНК СССР в 1935 году, не погибли в годы репрессий лишь Микоян, Молотов, Ворошилов, Каганович и Литвинов.
Но основная масса населения продолжала считать, что исчезал один человек из очень - очень многих сотен, а про других ничего не знали, так же, как другие не знали о других. Но даже при этом условии ощущение массовости происходящего возникало, возникало чувство, что все это быть не может правильным, происходят какие-то ошибки.
Потом, когда вдруг Ежов превратился из наркома внутренних дел в наркома водного транспорта, а затем и вовсе исчез, справедливость этих сомнений подтвердилась как бы в общегосударственном масштабе. Казалось, что Берия, восстанавливая справедливость, стремится поправить то, что наделали сначала Ягода, а потом Ежов. И, действительно, почти четверть арестованных была выпущена. Люди стали возвращаться из лагерей.
*Ягода Генрих Григорьевич (Генах Георгиевич) (1981 – 1938 гг.)
- российский революционер. С 1918 года работал в Петроградском ЧК. С 1926 года заместитель председателя ОГПУ Менжинского В.Р. Во внутрипартийной борьбе в конце 20х годов поддержал И.В.Сталина. После смерти В.Р.Менжинского возглавил ОГПУ. В 1933 году принял активное участие в разработке дел о вредительстве в системе Наркомата земледелия и Наркомата совхозов СССР. В 1934 году возглавил Главное управление государственной безопасности. С 1934 по 1936 гг. Народный комиссар внутренних дел СССР. В 1936 году назначен Народным комиссаром связи СССР. В 1937 снят с поста Народного комиссара связи СССР и исключен из ВКП(б). Арестован в 1937 году. Осужден 13 марта 1938 года “За участие в троцкистско-фашистском заговоре в НКВД, подготовку покушения на Сталина и Ежова, подготовку государственного переворота и интервенции”. Расстрелян 15 марта 1938 года
*Ежов Николай Иванович (1895 -1940 гг.)
- с 1921 по 1926 гг. работал на различных партийных должностях изначально в Мариинском, а затем Киргизском обкоме. В 1930 году переведен в Москву, где работал заместителем, а затем начальником Орграспредотдела. В 1934—1935 годах возглавляет промышленный отдел ЦК ВКП(б), в 1935—1936 годах — отдел руководящих партийных органов ЦК ВКП(б). Какое-то время исполняет обязанности заведующего отделом плановоторговофинансовых органов ЦК ВКП(б) и политико-административного отдела ЦК ВКП(б).В 1934—1935 годах Ежов с подачи Сталина фактически возглавил следствие по делу об убийстве Кирова и Кремлёвскому делу врачей, увязав их с деятельностью бывших оппозиционеров — Зиновьева, Каменева и Троцкого. На этой почве Ежов фактически вступил в заговор против наркома внутренних дел НКВД Ягоды и его сторонников с одним из заместителей Г.Г. Ягоды Я. С. Аграновым. В 1936 году назначен Народным комиссаром внутренних дел СССР, сменив на этом посту Г.Ягоду. С 1936 по 1938 гг – Председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). В 1938 году снят с должности Народного комиссара внутренних дел и назначен Народным комиссаром водного транспорта СССР. Арестован 10 апреля 1939 года непосредственно самим Берия Л.П. Согласно обвинительному заключению, «подготовляя государственный переворот, Ежов готовил через своих единомышленников по заговору террористические кадры, предполагая пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов и Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который, по замыслу его вдохновителей, должен был выразиться в совершении террористических акций против руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади в Москве». Кроме того, Ежов обвинялся в мужеложстве. 24 апреля 1939 года Ежовым было написано заявление с признанием в своих гомосексуальных связях. 3 февраля 1940 года Николай Ежов приговором Военной коллегии Верховного Суда СССР был приговорён к «исключительной мере наказания» — расстрелу; приговор был приведён в исполнение на следующий день — 4 февраля 1940 года в здании Военной коллегии Верховного Суда СССР. Жена Ежова Евгения, была знакома с писателем Кольцовым Михаил Евгеньевичем, и как показало следствие, находилась с ним в интимной связи. Покончила жизнь самоубийством на фоне развившегося психоза после опалы мужа.
Непосредственно про Берию никто ничего не знал. Понятно было лишь то, что Сталин, видимо, призвал надежного человека из Грузии для исправления ужасных ошибок. В сознании большинства людей – Сталин исправлял ошибки, совершенные до этого Ежовым и другими.
Но в конце 1939 года вновь стали исчезать люди, хотя аресты, даже несмотря на личности арестованных, были не столь масштабны. И вновь работал стереотип. Ведь случилось это уже при Берии, который исправлял ошибки. Может быть, в самом деле вот эти люди, посаженные уже в тридцать девятом году, в чем-то виноваты? Вот другие, посаженные раньше, при Ежове, многие из них, наверное, не виноваты, неизвестно, как все было, но эти, которых при Ежове никто не трогал, а когда стали поправлять происшедшее, их вдруг арестовали, может, к этому были действительные причины?
*Берия Лаврентий Павлович – Лавренти Павлес дзе Берия (1899 – 1953 гг.)
- советский и политический деятель, член Политбюро ЦК ВКП(б). С 1938 по 1945 годы – Народный комиссар внутренних дел (НКВД) СССР. В 1945 году Берии Л.П. присвоено воинское звание Маршал Советского Союза и Героя Социалистического Труда. В период 1946 – 1953 годов занимал пост заместителя Председателя Совета министров СССР. Начиная с 1945 года от Политбюро ЦК курировал ряд важнейших отраслей военной промышленности и ракетостроения. До дня своего ареста руководил реализацией всей атомной программы СССР.В результате развернувшейся внутрипартийной борьбы внутри Политбюро за власть после смерти Сталина и сговора против него Маленкова и Хрущева, был арестован во время заседаний Политбюро ЦК 26 июня 1953 года лично Жуковым Г.К.Обвинен в «измене Родине и шпионаже, а также заговоре с целью захвата власти. Расстрелян по приговору Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР 23 декабря 1953 года.
*Меркулов Всеволод Николаевич (1895 – 1953 гг.).
- сотрудник НКВД. Комиссар Государственной безопасности 1-го ранга, генерал армии. Руководитель Главного управления государственной безопасности НКВД СССР с 1938 по 1941 годы. Нарком МГБ СССР с 1943 по 1946 годы. Снят с должности Наркома МГБ 7 мая 1946 года, выведен из членов ЦК ВКП(б) за допущенные недостатки в работе. В 1950 году назначен Министром государственного контроля СССР. Арестован 18 сентября 1953 года по делу Берии Л.П, обвинен в измене Родине, шпионаже и заговоре с целью захвата власти. Он был решен всех воинских званий и наград. Осужден. Расстрелян 23 декабря 1953 г.
*Кабулов Богдан Захарович (1904 – 1953 гг.)
- генерал-полковник Государственной безопасности. В 30-х годах занимал должности в УГБ НКВД Грузинской ССР. В 1938 – 1939 годах – начальник следственной части НКВД СССР, затем начальник главного экономического управления НКВД СССР. С 1941 года заместитель наркома МВД Меркулова В.Н. С 1946 года – начальник Главного управления советским имуществом за границей. После смерти Сталина 12 марта 1953 года назначен Берией первым заместителем МВД СССР. После ареста Берии Л.П. снят с должности, арестован и лишен всех наград. Расстрелян 23 декабря 1953 года.
Неожиданно по всей Москве прошел слух: арестован член Союза писателей СССР Михаил Кольцов. А ведь совсем недавно всеми и с таким большим интересом был прочитан его “Испанский дневник”. В прессе прошел ряд хвалебных статей Эренбурга и Алексея Толстого. Он был арестован после выступления в большой писательской аудитории, где его так восторженно встречали. Оттуда Кольцов уехал в “Правду”, в которой был членом редколлегии, и там его арестовали, прямо в кабинете Л.З.Мехлиса. И понять то, что он в чем-то виноват, было невозможно или почти невозможно.
*Кольцов Михаил Ефимович - Моисей Хаимович Фридляндер (1898 – 1940 гг.)
- советский писатель, публицист, журналист, член Союза писателей СССР. Активный участник Октябрьской революции. С 1920 года работал в отделе печати Наркомата иностранных дел. С 1934 по 1938 гг. главный редактор сатирического журнала “Крокодил”. С 1922 по 1938 гг. Специальный корреспондент газеты “Правда”. Арестован 13 декабря 1938 года в редакции газеты. Обвинён в антисоветской троцкистской деятельности и в участии в контрреволюционной террористической организации. На следствии подвергался пыткам, дал показания на более 70 человек из числа своих знакомых, многие из которых также были арестованы и впоследствии казнены. Имя Михаила Кольцова было включено в сталинский расстрельный список, датированный 16 января 1940 года (№ 137 в списке из 346 фамилий, подлежащих преданию суду в качестве разоблачённых “участников заговора против ВКП(б) и Советской власти». Также в этот список вошло большое количество сотрудников НКВД ежовского набора, смещённых с постов и арестованных (включая самого Ежова) после «раскрытия» в октябре 1938 года «фашистского заговора в НКВД”.Приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 2 февраля 1940 года. Реабилитирован посмертно в 1954 г.
Отказывался верить в это и председатель Союза писателей Фадеев, который через две недели после ареста Кольцова подал на имя Сталина записку о том, что многие писатели - коммунисты не могут поверить в виновность Кольцова, и сам он, Фадеев, тоже не может в это поверить и считает нужным сообщить об этом широко распространенном впечатлении от происшедшего в литературных кругах Сталину и просит его в этой, быть может, чудовищной ошибке разобраться.
Через неделю Сталин принял Фадеева [п.4.28].
- Значит, Вы не верите в то, что Кольцов виноват? – спросил его Сталин.
- Фадеев сказал, что ему не верится в это, не хочется верить.
- А я, думаете, верил, мне, думаете, хотелось верить? Не хотелось, но пришлось поверить.
После этих слов Сталин вызвал Поскребышева и приказал дать Фадееву почитать то, что для него отложено.
- Пойдите, почитайте, потом зайдете ко мне, скажите о своем впечатлении, - сказал ему Сталин.
Фадеев пошел вместе с Поскребышевым в другую комнату, сел за стол, перед ним положили две папки показаний Кольцова. Показания эти, со слов Фадеева, были ужасные. “Читал и не верил своим глазам. Чего там только не было написано”. Когда прочитал, его вновь вызвали к Сталину.
- Ну как, теперь приходится верить?
- Приходится, товарищ Сталин! – сказал Фадеев.
Но большинство интеллигенции в глубине души отказывались верить. Внутренние, скрытые противоречия остались. Это ведь уже не Ежов, а сам Сталин.
Противоречия, приглушенные, задавленные в себе в результате где-то трусости, где-то упорного переубеждения самого себя, где-то насилия над собой, где-то желания не касаться того, чего ты не хочешь касаться даже в мысли. Продолжать просто работать и заниматься своим делом. Вот я не виноват – и меня не арестовали.
И дело даже не в том, что ровно ничего не знали, а в том, что, ощущая и в какой-то мере зная, что происходило дурного и что пусть с опозданием, но исправлялось, а иногда не исправлялось вообще, гораздо больше знали о хорошем и главном – об укреплении экономического и политического могущества Советского государства”.
Что было хорошего? А хорошего было много, и главное было то, что пришла великая Победа! Победа со Сталиным! Страна менялась на глазах, вставала из руин. Миллионы людей возвращались домой, а тем не менее в представлении многих тогда, после войны, не укладывалось, что увиденные там в Европе эти особняки, эти виллы и эти “дома с железными крышами” и тот уровень жизни людей могли существовать вне нашей политической системы. “Можно отрицать идеи, но отрицать железную крышу было нельзя. Коль она железная, так она железная”. Многим казалось, что выход из этого, психологически нелегкого для победителей состояния заключается в откровенном признании нашей сравнительной социалистической бедности, и вместе с тем в гордом сознании правильности избранного страной тяжелого пути многолетнего подтягивания поясов, пути, без которого страна не пришла бы к победе, не выстояла бы.
В 1946 году довольно широким кругам интеллигенции казалось, что должно произойти нечто, двигающее страну в сторону либерализации и послабления, большей простоты и легкости общения с интеллигенцией хотя бы тех стран, вместе с которыми воевала Советская страна против общего противника. Многим казалось, что общение с иностранными корреспондентами, довольно широкое во время войны, будет непредосудительным и после войны. Казалось, что будет много взаимных поездок. Казалось так и Сергею Сергеевичу Юдину, он ждал этого, - но этого не происходило. По мнению Константина Симонова “во всем этом присутствовала некая демонстративность, некая фронда, что ли, основанная на уверенности в молчаливо предполагавшемся расширении возможного и сужении запретного после войны”.
* * *
15 марта 1946 г. на 5-ой Сессии Верховного Совета СССР принимается Закон о преобразовании Совета Народных Комиссаров СССР в Совет Министров СССР, а народных комиссариатов – в министерства. Соответствующие изменения в Конституцию СССР были внесены 25 февраля 1947 года.
15-18 марта 1946 г. произошли назначения на ключевые посты и в министерствах.
Сталин И.В. - продолжал сохранять за собой пост Председателя Совета министров СССР и Министра обороны СССР.
Берия Л.П. - был назначен заместителем Председателя Совета министров СССР. Членом Политбюро ЦК ВКП(б).
Жданов А.А. - еще 12 марта 1946 г. был назначен Председателем Совета Союза Верховного Совета СССР. Член Политбюро ЦК ВКП(б).
Маленков Г.М. - продолжал сохранять должность Секретаря ЦК ВКП(б). Член Политбюро ЦК ВКП(б).
Молотов В.М. – продолжил оставаться Министром иностранных дел СССР. Член Политбюро ЦК ВКП(б).
Микоян А.И. – наряду с Берией Л.П. был также назначен заместителем Председателем Совета министров СССР, сохранив за собой должность Министра внешней торговли СССР. Член Политбюро ЦК ВКП(б).
Ворошилов К.Е. – в марте 1946 г. назначен Первым заместителем министра Вооруженных сил СССР. Член Политбюро ЦК ВКП(б).
Булганин Н.А. – до мая 1945 года являлся Председателем правления Государственного банка СССР. В марте 1946 г. избран кандидатом в члены Политбюро и членом Организационного бюро ЦК ВКП(б).
Хрущев Н.С. – 15 марта 1946 г. назначен Председателем Совета министров Украинской ССР и даже еще не являлся кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б).
Коганович Л.М. – 19 марта 1946 г. назначен Министром промышленности и строительных материалов СССР. Член Политбюро ВКП(б) СССР.
Абакумов В.С. – 4 мая 1946 г. сменил на должности народного комиссара Государственной безопасности СССР (НКГБ) Меркулова В.Н., в связи с реорганизацией наркомата в министерство государственной безопасности (МГБ) СССР, был назначен Министром МГБ СССР.
Круглов С.Н. – назначен Министром внутренних дел (МВД) СССР, образованного в 1946 году вместо НКВД СССР.
Серов И.А. – на период 1946 г. оставался заместителем Главноначальствующего Советской военной администрации Германии по делам гражданской администрации и уполномоченным МГБ СССР по группе советских оккупационных войск в Германии.
4 мая 1946 года Всеволода Николаевича Меркулова отстраняют от руководства МГБ и на должность министра Государственной безопасности СССР назначается Виктор Семенович Абакумов, занимавший до этого времени должность начальника Главного Управления контрразведки «СМЕРШ». Решение это было принято лично Сталиным и как это неоднократно было возможные мнения отдельных членов Политбюро ЦК ВКП(б) в расчет не бралось. Да и было ли оно – другое мнение? - если так решил Сталин. И, тем не менее, консультации проводились. Кандидатуру Абакумова В.С. на пост министра МГБ поддержал Берия Л.П. С кем Сталин мог еще поделиться своими мыслями о принятия решения по данному вопросу? Такой доверительный разговор мог состояться еще со Ждановым А.А. и Молотовым В.М., однако именно благодаря тому, что Берия Л.П. поддержал кандидатуру Абакумова В.С., и состоялось его назначение на пост министра МГБ.
Какие же задачи ставились Сталиным перед Абакумовым в марте 1946 года в связи с его назначением министром МГБ.
5 марта 1946 года в Вестминстерском колледже в городе Фултон (США) бывший британский премьер-министр Уинстон Черчилль произнес ставшую знаменитой речь, которую принято считать началом «холодной войны». С первого взгляда выступление Черчилля носило личностный характер, речь не была официальной и была приурочена к присуждению ему в Фултоне американской ученой степени, однако словосочетание «железный занавес» впервые прозвучало в ней. Именно с этой речи Черчилля отношения западного мира и СССР вступили на путь прямой конфронтации, ввергнув наступивший мир в состояние «холодной войны».
Сегодня у нас есть возможность с этим выступлением Черчилля в полном объеме. Здесь же мы из него приведем некоторые выдержки.
“……Могут вернуться времена средневековья, и на сверкающих крыльях науки может вернуться каменный век, и то, что сейчас может пролиться на человечество безмерными материальными благами, может привести к его полному уничтожению. Я поэтому взываю: будьте бдительны. Быть может, времени осталось уже мало. Давайте не позволим событиям идти самотеком, пока не станет слишком поздно. Если мы хотим, чтобы был такой братский союз, о котором я только что говорил, со всей той дополнительной мощью и безопасностью, которые обе наши страны (Англия и Америка) могут из него извлечь, давайте сделаем так, чтобы это великое дело стало известным повсюду и сыграло свою роль в укреплении основ мира. Лучше предупреждать болезнь, чем лечить ее……..
На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и веерообратительным тенденциям. Я глубоко восхищаюсь и чту доблестный русский народ и моего товарища военного времени маршала Сталина. В Англии — я не сомневаюсь, что и здесь тоже, — питают глубокое сочувствие и добрую волю ко всем народам России и решимость преодолеть многочисленные разногласия и срывы во имя установления прочной дружбы. Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ от возможного возобновления германской агрессии. Мы рады видеть ее на своем законном месте среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. И прежде всего мы приветствуем постоянные, частые и крепнущие связи между русским и нашими народами по обе стороны Атлантики. Однако я считаю своим долгом изложить вам некоторые факты — уверен, что вы желаете, чтобы я изложил вам факты такими, какими они мне представляются, — о нынешнем положении в Европе.
От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы — Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население в их районах оказались в пределах того, что я называю советской сферой, все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все возрастающему контролю Москвы. Только Афины с их бессмертной славой могут свободно определять свое будущее на выборах с участием британских, американских и французских наблюдателей. Польское правительство, находящееся под господством русских, поощряется к огромным и несправедливым посягательствам на Германию, что ведет к массовым изгнаниям миллионов немцев в прискорбных и невиданных масштабах………
Коммунистические партии, которые были весьма малочисленны во всех этих государствах Восточной Европы, достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и всюду стремятся установить тоталитарный контроль. Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, и по сей день, за исключением Чехословакии, в них нет подлинной демократии. Турция и Персия глубоко обеспокоены и озабочены по поводу претензий, которые к ним предъявляются, и того давления, которому они подвергаются со стороны правительства Москвы. В Берлине русские предпринимают попытки создать квази коммунистическую партию в своей зоне оккупированной Германии посредством предоставления специальных привилегий группам левых немецких лидеров.
Если сейчас Советское правительство попытается сепаратными действиями создать в своей зоне прокоммунистическую Германию, это вызовет новые серьезные затруднения в британской и американской зонах и даст побежденным немцам возможность устроить торг между Советами и западными демократиями. Какие бы выводы ни делать из этих фактов, — а все это факты, — это будет явно не та освобожденная Европа, за которую мы сражались. И не Европа, обладающая необходимыми предпосылками для создания прочного мира…………
С другой стороны, я гоню от себя мысль, что новая война неизбежна, тем более в очень недалеком будущем. И именно потому, что я уверен, что наши судьбы в наших руках, и мы в силах спасти будущее, я считаю своим долгом высказаться по этому вопросу, благо у меня есть случай и возможность это сделать. Я не верю, что Россия хочет войны. Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин. Но о чем мы должны подумать здесь сегодня, пока еще есть время, так это о предотвращении войн навечно и создании условий для свободы и демократии как можно скорее во всех странах. Наши трудности и опасности не исчезнут, если мы закроем на них глаза или просто будем ждать, что произойдет, или будем проводить политику умиротворения. Нам нужно добиться урегулирования, и чем больше времени оно займет, тем труднее оно пойдет и тем более грозными станут перед нами опасности. Из того, что я наблюдал в поведении наших русских друзей и союзников во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не питают меньше уважения, чем к военной слабости. По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе — насколько это в наших силах — действовать с позиций малого перевеса, который вводит во искушение заняться пробой сил. Если западные демократии будут стоять вместе в своей твердой приверженности принципам Устава Организации Объединенных Наций, их воздействие на развитие этих принципов будет громадным и вряд ли кто бы то ни было сможет их поколебать. Если, однако, они будут разъединены или не смогут исполнить свой долг и если они упустят эти решающие годы, тогда и в самом деле нас постигнет катастрофа.
Сейчас этого можно добиться только путем достижения сегодня, в 1946 году, хорошего взаимопонимания с Россией по всем вопросам под общей эгидой Организации Объединенных Наций, поддерживая с помощью этого всемирного инструмента это доброе понимание в течение многих лет, опираясь на всю мощь англоязычного мира и всех тех, кто с ним связан. …”.
Безусловно, учитывая военное могущество, которым располагал СССР в послевоенные годы, Англия и Америка не могли не считаться. Поэтому и попытка договориться «мирным путем» с Москвой присутствовала. Но договориться о чем? О прекращении стремления СССР поделить послевоенный мир на западный - капиталистический и восточный – социалистический? Прекратить попытки устройства в Европе стран «восточной демократии»? По мнению Константина Симонова из речи Черчилля вытекало одно – “не должно было существовать социализма на земле, потому что социализм – это разврат и безобразие”.
Не сложно представить какое впечатление эта речь произвела лично на Сталина, к которому через Абакумова стали активно поступать сообщения от нашей зарубежной резидентуры по подготовке к подписанию Северно-Атлантического пакта, ставшего основным отправным документом на пути формирования Северно-Атлантического блока НАТО. Этому надо было активно противостоять.
- Спецсообщение В.С.Абакумова, П.В.Федотова И.В.Сталину, В.М.Молотову, А.Я.Вышинскому «Об агентурных данных, полученных от резидента в Берлине» (9 апреля 1948 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) « О подготовке сотрудников органов безопасности Болгарии» (5 апреля 1948 г.).
«Совершенно секретно»
СПЕЦСООБЩЕНИЕ АБАКУМОВА В.С. ОТ РЕЗИДЕНТУРЫ КОМИТЕТА ИНФОРМАЦИИ И.В.СТАЛИНУ СВЕДЕНИЯ «О СУТИ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ПЕРЕГОВОРОВ ПО СЕВЕРНО-АТЛАНТИЧЕСКОМУ ПАКТУ» [п.2.108,112].
10 октября 1948 года
Товарищу СТАЛИНУ И.В.
Докладываем полученные Комитетом информации сведения о вашингтонских военно-политических переговорах по Североатлантическому пакту.
6 июля с.г. в Вашингтоне возобновились переговоры по вопросу о Североатлантическом пакте. В переговорах принимают участие от США: ЛО¬ ВЕТТ, КЕННАН, БОЛЕН, ХИККЕРСОН и АХИЛЛЕС; правительства Анг¬лии, Франции, Канады, Бельгии и Голландии представлены своими посла¬ ми в Вашингтоне (посол Бельгии одновременно представляет Люксембург)……….
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О командировании в Румынию советских советников-специалистов» (24 апреля 1948 г.)[п.4.92]..
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об оказании помощи органам безопасности Румынии» (13 ноября 1949 г.)[п.4.105].
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О направлении советников МГБ в Китай» (14 октября 1949 г.)[п.4.105].
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О направлении советников МГБ СССР в Венгрию» (31 октября 1949 г.)[п.4.105].
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об обеспечении режима секретности при обучении военнослужащих стран народной демократии в военных учебных заведениях СССР» (20 ноября 1949 г.)[п.4.105].
- Спецсообщение В.С.Абакумова, П.В.Федотова И.В.Сталину «О беседе руководителя ЦРУ США с турецким послом в Вашингтоне» (16 мая 1949 г.)[п.4.105].
*Абакумов Виктор Семенович (1908-1954 гг.).
- с 1943 по 1946 гг. заместитель народного комиссара обороны и начальник Главного управления контрразведки “СМЕРШ” Народного комиссариата обороны СССР. На посту министра государственной безопасности СССР сменил Меркулова Всеволод Николаевича в 1946 году. Арестован 12 июля 1951 года по обвинению в государственной измене и сионистском заговоре в МГБ.Поводом для ареста послужил донос Сталину от начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковника Рюмина Михаила Дмитриевича, заместителя министра государственной безопасности СССР с 1951 по 1952 гг. В доносе Абакумов обвинялся в различных преступлениях, главным образом в том, что он тормозил расследование дел о группе кремлевских врачей и молодёжной еврейской организации, якобы готовивших покушения против вождей страны. По некоторым данным, ход доносу дал зампредседателя Совета Министров СССР Г. М. Маленков (который «имел зуб» на Абакумова, с 1946 года). Политбюро ЦК ВКП(б) признало донос Рюмина объективным, постановило снять Абакумова с должности и передать его дело в суд.
*Рюмин Михаил Дмитриевич (1913 – 1954 гг).
- до работы в НКВД занимал различные хозяйственные должности. На работу в НКВД направлен после начала Великой Отечественной войны. До 1946 году заместитель начальника отдела контрразведки “СМЕРШ” Архангельского военного округа, а затем начальник отдела контрразведки “СМЕРШ” Беломорского военного округа. В 1946 году переведен в центральный аппарат Главного управления контрразведки “СМЕРШ”. Инициатор “дела врачей”. М. Рюмина называли «кровавым карликом» за то, что он «выбивал» показания, истязая людей пытками. В 1948 году старший следователь по Особо важным делам МГБ СССР. В 1948 году «добывал» материалы для ареста маршала Г. К. Жукова. С 1951 по 1952 года – заместитель министра государственной безопасности СССР.
*Комаров Владимир Иванович (1916 – 1954 гг.).
- сотрудник МГБ СССР, полковник госбезопасности. На момент ареста Сергея Сергеевича Юдина начальник Следственной части по особо важным делам МГБ СССР. Арестован 26 июня 1951 года. Осужден. За контрреволюционную деятельность и совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти, приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 19 декабря 1954 г.
Не удивительно, что на фоне складывающейся обстановки во взаимоотношениях с нашими бывшими англо-американскими друзьями под активную разработку сотрудников МГБ попадают все лица из числа американцев и англичан, находившихся на территории СССР и в первую очередь это касается сотрудников дипломатических миссий и весь корреспондентский корпус, который безусловно был связан со спецслужбами, занимающимися разведывательной деятельностью на территории СССР как в предвоенные годы, период Великой Отечественной войны и наступившее время мирной, но столь не простой послевоенной жизни.
Под активную агентурную и оперативную разработку берутся:
СМИТ Уолтер Беделл — американский посол в СССР.
РЕЙНХАРДТ Джорж Фредерик — первый секретарь посольства США в Москве, установленный разведчик.
ПЕТЕРСОН Морис — британский посол в СССР.
СТИВЕНС Эдмунд — московский корреспондент американской газеты «Крисчен Сайенс Монитор».
ВЕРТ Александр — московский корреспондент английской газеты «Манчестер Гардиан», установленный разведчик.
ХИЛЛ Джорж Георг — бывший начальник особой миссии разведки британ¬ского министерства экономической войны, установленный разведчик. Проживает в Лондоне.
ТОЛЛЕО В.М. — внешнеполитический редактор английской газеты «Дей¬ ли Геральд», работавший все военное время в Москве и на данный момент, проживающий в Лондоне.
НОФФКЕ Эрнст — старший редактор журнала «Новое время» на немецком языке. Проживает в Москве.
ЧОЛЛЕРТОН Альфред – англичанин, корреспондент английской газеты «Ньюс Кроникл» в Москве, установленный разведчик, враждебно настроен к Советскому Союзу. Проживает в Лондоне с запретом на обратный въезд в СССР.
ЭВАНС Джон — англичанин, корреспондент английской газеты «Дейли Геральд» в Москве, установленный разведчик, враждебно настроен к Советскому Союзу. Проживает в Лондоне с запретом на обратный въезд в СССР.
НИКЕРБОКЕР Хьюберт – корреспондент американского агентства «Юнайтед Пресс» в Москве.
Закономерно, что в поле зрения МГБ попали все лица, утверждено или потенциально возможно имеющие контакты с выше приведенными верно поданными английской королевы или президента США. Очертить круг таких лиц при хорошо отлаженной агентурной работе МГБ СССР не составило труда.
* * *
Привожу, один из протоколов допроса подозреваемого в шпионаже в пользу английской разведки Гуральского Якова Яковлевича, имя которого появилосьв рамках оперативно-следственного дела и агентурной разработки английского корреспондента Джона Эванса.
«Совершенно секретно»
СПЕЦСООБЩЕНИЕ АБАКУМОВА В.С. СТАЛИНУ И.В. «ОБ ГУРАЛЬСКОМ Я.Я. АНГЛИЙСКОМ ШПИОНЕ, БЫВШЕМ РЕДАКТОРЕ-ПЕРЕВОДЧИКЕ СОВИНФОРМБЮРО» С ПРОТОКОЛОМ ДОПРОСА [п.2.109].
ГУРАЛЬСКИЙ[281-1] показал, что в 1937 году он установил близкие отношения с корреспондентом английской газеты «Дейли геральд» в Москве Джоном ЭВАНСОМ, который привлек его к шпионской работе в пользу английской разведки.
Эванс Джон, 1910 года рождения, уроженец города Манчестер, англичанин, подданный Великобритании, прибыл в СССР в 1934 году по приглашению издательства «Иностранная литература» и с тех пор постоянно прожи¬вает в Москве, корреспондентом газеты «Дейли геральд» работает с 1944 года.
По данным агентуры Эванс враждебно настроен к СССР и под прикрытием корреспондента английской правительственной газеты ведет шпионскую работу.
В последнее время Эванс стал пить запоем, корреспондентскую работу забросил и ни с кем не встречается.
В мае с.г. Эванс запросил визу на выезд в Англию с тем, чтобы провести там свой отпуск и снова вернуться в Москву.
Учитывая, что Эванс установлен как английский разведчик и его пребывание в Советском Союзе нежелательно, МГБ СССР считает необходимым выдать Эвансу выездную визу, но обратный въезд в СССР ему закрыть.
/АБАКУМОВ/
«Совершенно секретно»
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО ГУРАЛЬСКОГО ЯКОВА ЯКОВЛЕВИЧА [п.2.109].
от 10 июня 1948 года
Гуральский Я.Я., 1908 года рождения, уроженец города Нью-Йорка (США), еврей, гражданин СССР, беспартийный.До ареста — редактор-переводчик Совин¬формбюро.
Вопрос: При аресте у вас оказались выданные в Америке документы на имя Джека ГУРАЛА.
Как они к вам попали?
Ответ: Проживая до 1934 года в Нью-Йорке, некоторое время я работал радиотелеграфистом в частной радиовещательной компании. Перед отъездом в Советский Союз мною были истребованы документы, удостоверявшие лич¬ ность, в федеральной радио комиссии США.
Вопрос: Следовательно, ваша настоящая фамилия — ГУРАЛ, а имя — Джек?
Ответ: Совершенно верно.
Вопрос: Между тем в Советском Союзе вы выдавали себя за Якова ГУРАЛЬСКОГО. Таким образом вы проживали по фиктивным документам?
Ответ: Не отрицаю. Я родился в Нью-Йорке, в семье зубного врача Алек¬сандра ГУРАЛА, и приобрел специальность радиотехника, но, ввиду безработицы, в течение полутора лет слонялся без дела.
В 1934 году, собрав небольшую толику денег, под видом туриста я выехал в Советский Союз, чтобы остаться в нем на постоянное жительство и опре¬делиться на работу.
Перед выездом из Америки я получил соответствующие документы на свое имя, но, по приезде в Советский Союз, стал называть себя Яковом Гуральским.
Вопрос: Зачем понадобилось вам переменить фамилию?
Ответ: Остановившись на жительство в Москве у своего дяди, зубного врача Гуральского Якова Исааковича, являющегося старым членом ВКП(б) и в прошлом красным партизаном, я решил использовать его имя, чтобы облегчить себе доступ на службу в советские учреждения. Паспорт под новой фамилией мною был вытребован в московской городской милиции.
Вопрос: А чем объяснить, что в обнаруженных у вас при обыске нескольких анкетах и автобиографии вы так подчеркивали свое американское происхождение?
Ответ: После войны меня снова потянуло в США, и я начал хлопотать о визе в американском посольстве в Москве. В заготовленных для американцев анкетах и автобиографии я указывал, что являюсь их соотечественником.
Вопрос: Непонятно, что вас снова влекло к Америке, которую вы покину¬ ли за неимением работы?
Ответ: В Америке проживают мои родители, и, собравшись их проведать, я ходатайствовал о разрешении мне въезда в США сроком на один год.
Вопрос: Ради получения визы на временный въезд в США вы выдавали себя за чистокровного американца?
Ответ: Мне казалось, что в этом случае американское посольство в Москве более сочувственно отнесется к моей просьбе.
Вопрос: Известно, что вы имели намерение бежать в Америку ввиду своего враждебного отношения к существующему в СССР государственному строю.
Вы это подтверждаете?
Ответ: Нет, к Советской власти я относился лояльно и изменнических намерений не имел.
Вопрос: Показывайте правду, иначе следствие изобличит вас документально.
Ответ: Я могу повторить, что вражды к Советскому Союзу не испытывал, а лишь хотел повидать родных, оставшихся в Америке.
Вопрос: Ваши объяснения не соответствуют истине.
Скажите, знакомы ли вы с Аланом ВЯЛИМАА?
Ответ: Знаком. Американец Вялимаа — мой друг. Мы познакомились в 1937 году в клубе иностранных рабочих в Москве, вскоре после того, как Вялимаа прибыл из США и принял советское гражданство.
В последние годы Вялимаа служил в нидерландском посольстве в Москве, переводчиком, и также поддерживал со мной связь.
Вопрос: Арестованный за шпионскую работу против СССР Вялимаа показал, что вы высказывали ему ненависть к Советской власти и заявляли, что с нетерпением ожидаете возможности отъезда в США.
Станете ли вы и теперь поддерживать свое прежнее утверждение о вашем де лояльном отношении к советскому строю?
Ответ: Вялимаа прав. Я действительно делился с ним враждебными взглядами и намерением выехать в США под предлогом свидания с родите¬лями с тем, чтобы никогда более не возвращаться в Советский Союз.
Вопрос: Вас уличает не один Вялимаа.
Знакомы ли вы с переводчиком американского посольства в Москве Да¬видом МИШНЕ?
Ответ: Да, мы познакомились в мае 1946 года.
Вопрос: Где?
Ответ: В гостинице «Метрополь».
Вопрос: При каких обстоятельствах?
Ответ: В день моего знакомства с Мишне я посетил проживавшего в гостинице «Метрополь» корреспондента английской газеты «Дейли Геральд»Джона Эванса[281-2]. Вскоре появился Мишне, одетый в американскую военную форму. Нас представили друг другу.
Эванс рассказал мне о Мишне, что он большую часть своей жизни провел в Америке и в Советский Союз прибыл незадолго до войны.
Мишне, по словам Эванса, работал переводчиком в американском посольстве, а последние год-два в египетской миссии.
Мишне Давид Абрамович (1901 – 1982 гг.)
- после расстрела родного брата Исая Абрамовича Мишне (26 Бакинских комиссаров), боясь преследования бежал в Турцию, а затем в США, где вступил в компартию. В 1937-1938 гг., неоднократно обращался к послу СССР с просьбой вернуться на родину. Въездную визу в СССР получил в 1940 году. В СССР пытался организовать культурное и физическое воспитание с целью гармоничного развития личности, однако, наивным надеждам принести своей стране пользу не суждено было сбыться. Оставаясь, долгое время без работы, устроился переводчиком в «Совинформбюро». Арестован в 1947 году, и обвинен в шпионаже в пользу английской и американских разведок. Осужден на 25 лет тюремного заключения. Жена его осуждена на 10 лет лагерей. Освобожден Давид Абрамович был после смерти Сталина в 1956 году.
Вопрос: В дальнейшем вы встречались с Мишне?
Ответ: Осенью 1946 года я имел несколько встреч с Мишне в Совинформбюро, но откровенных разговоров между нами не имело места, за иск¬лючением того, что и Мишне выражал желание вернуться в Америку.
Вопрос: Арестованный за ведение шпионажа против СССР Мишне показал, что ваши отношения носили характер далеко не обычного знакомства.
Вам следовало бы об этом показать, не дожидаясь очной ставки с самим Мишне.
Ответ: Признаю, что Мишне я высказывал неприязненное отношение к советской действительности.
Вопрос: И только?
Ответ: Моя клеветническая информация о положении в СССР, как я полагаю, была использована Мишне в интересах иностранной разведки. Однако по шпионской работе с Мишне я связан не был.
Вопрос: Тем не менее, как видно из материалов следствия, шпионажем вы занимались по день ареста.
Намерены ли вы правдиво показать о своих связях как с Мишне, так и с другими соучастниками вашей преступной работы против советского государства?
Ответ: Я готов это сделать, но в интересах истины снова повторяю, что вовсе не Мишне меня вовлек в шпионскую работу.
Вопрос: А кто?
Ответ: Англичанин Эванс.
Вопрос: Что вам о нем известно?
Ответ: Эванс проживает в Советском Союзе с 1934 года. Родители Эванса находятся в городе Манчестере, его брат служит в местной полиции.
Вопрос: Где вы познакомились с Эвансом?
Ответ: По приезде в 1937 году в Москву, в издательстве «Иностранная литература» мне предложили работу на пишущей машинке у Джона Эванса, занятого переводами политических статей с русского на английский язык. С тех пор я и сотрудничал с Эвансом, близко общаясь с ним по службе и в быту. Мы бывали друг у друга дома и не раз вместе проводили часы досуга в ресторанах и кафе.
В первые месяцы советско-германской войны Эванс служил секретарем у московского корреспондента американского телеграфного агентства «Юнайтед Пресс» ШАПИРО.
Осенью 1941 года я и Эванс эвакуировались из Москвы в восточные районы СССР. Четыре месяца спустя судьба нас снова свела, на сей раз в городе Куйбышеве, где Эванс работал корреспондентом американской газеты «Крисчен-Сайенс-Монитор», а затем английской газеты «Дейли Ге¬ральд». Он оказывал мне материальную поддержку, в которой я нуждался, не имея в то время определенных занятий.
В 1943 году мы с Эвансом возвратились в Москву и по-прежнему про¬ должали встречи, хотя они и не вызывались служебной необходимостью.
Вопрос: Что же вас связывало?
Ответ: Многолетняя дружба, одинаково враждебное отношение к Советскому Союзу и заинтересованность во мне Эванса как английского разведчика.
Вопрос: Вот об этом и покажите подробно.
Ответ: Эванс оказал решающее влияние на формирование во мне антисоветских взглядов. При встречах со мной он с враждебных позиций критиковал государственное устройство СССР, советскую демократию, печать и пропаганду, а также отношение Советского правительства к иностранцам.
Разделяя точку зрения Эванс, я со своей стороны, высказывал ему недовольство тем, что уже несколько лет не могу добиться разрешения на выезд из СССР, и все мои хлопоты оказываются безуспешными.
Эванс доказывал, что наиболее приемлемой формой государственного устройства являются политические системы, существующие в Англии и Америке, которые, по словам Эванса, предоставляют населению этих стран действительные демократические свободы, обеспечивают его культурный рост и материальное благосостояние.
Вместе с тем Эванс утверждал, что в СССР якобы господствует правительственный гнет, жесткая диктатура одной партии, и клеветнически заявлял, что Советское правительство-де боится народа.
Вопрос: Известно, что и вы не уступали Эвансу в злобной клевете на советский строй.
Ответ: Я признаю это. Подпав под влияние Эванса, в тон ему я заявлял, что вот и меня боятся выпустить за пределы страны, опасаясь, что в Америке я буду рассказывать не то, что выгодно для СССР.
Я присоединялся к лживому утверждению Эванса о преимуществах капиталистической системы, клеветал по поводу условий жизни советских лю¬дей и подвергал недоброжелательной критике внешнюю политику Советско¬го правительства, называя ее экспансионистской, захватнической.
Со второй половине 1945 года, по окончании войны с Германией, Эванс стал более враждебен к Советскому Союзу и, не стесняясь уже меня, вел шпионскую работу под прикрытием московского корреспондента английской газеты «Дейли Геральд».
Вопрос: Эвансу, собственно, и незачем было скрывать от вас, его соучастника по шпионажу, своей подрывной работы против СССР?
Ответ: Конечно, тем более что со временем он активно использовал меня для шпионажа против СССР.
В послевоенные годы Эванс дважды посетил Лондон. В первую поездку в октябре 1945 года, на обратном пути в СССР, он встретился в Берлине с главой особой миссии разведки Британского министерства экономической войны генералом ХИЛЛОМ, а во вторую поездку в декабре 1946 года в Мурманске — с офицерами штаба британской военной миссии.
В Лондоне Эванс неоднократно посещал внешнеполитического редактора газеты «Дейли Геральд» ТОЛЛЕО, известного в Англии своей ненавистью к советскому государству.
Мне трудно судить, какая из встреч оказала на Эванс решающее влияние, но, по возвращении из Лондона, его поведение в Советском Союзе заметно изменилось.
Эванс до поездки сетовал на то, что, несмотря на свое официальное положение корреспондента английского правительственного органа, сотрудники британского посольства в Москве относятся к нему высокомерно, с пре¬ небрежением, не приглашая на приемы и банкеты и чиня преграды в про¬ движении его статей в английскую прессу.
Эванс считал, что попал в немилость, так как прибыл в СССР помимо английского посольства.
Послевоенные поездки в Лондон окрылили Эванса. Его корреспонденции стали печататься нередко на первых страницах «Дейли Геральд». Статьи Эванса носили враждебный СССР, провокационный характер.
Вопрос: Откуда вам это известно?
Ответ: В октябре 1947 года Эванс показывал мне номер газеты «Дейли Геральд», в котором на видном месте была опубликована провокационного содержания статья. В статье сообщалось, что член Советского правительства ЖДАНОВ якобы дает указания английским коммунистам.
Эванс кичился передо мной тем, что эта статья — дело его рук.
На мой вопрос, мог ли пропустить подобную статью советский цензор, Эванс ответил: «А ты думаешь, что я так и писал, как опубликовано в газете? Они там, в Англии знают, как читать мои статьи».
Эванс дал мне понять, что у него с Толлео имеется тайная договоренность об условном характере их переписки на случай, когда возникнет необходимость обойти советскую цензуру.
Эванс показал мне несколько писем на имя Толлео, приготовленных к отправке через посольство, сказав, что посол всегда идет навстречу корреспондентам и поощряет их, если они свою информацию в Англию посылают не общепринятыми каналами, а дипломатической почтой.
Эванс за последние годы установил доверительные отношения не только с близким к реакционным правительственным кругам США американским корреспондентом СТИВЕНСОМ и видным английским журналистом ВЕРТ, но и стал завсегдатаем английского и американского посольств в Москве. Его принимали американский посол СМИТ и английский посол ПЕТЕРСОН, у которого Эванс не раз запросто обедал в узком кругу доверенных лиц.
Послы при встречах с Эвансом, по его же определению, «высасывали»
все, что становилось ему известным об СССР. Впрочем, подобное «высасывание» информации о Советском Союзе Эванса ничуть не тяготило, и о каждой встрече с послами он отзывался в восторженных выражениях.
После встреч с американским послом Смит Эванс завязал, как он говорил, неофициальную деловую связь с первым секретарем посольства США в Москве РЕЙНХАРДТОМ, которого характеризовал мне как человека, фактически имеющего, пожалуй, большие вес и власть, чем сам посол.
Эванс со слов своих американских друзей передавал мне муссировавшиеся в кругу сотрудников американского посольства в Москве слухи о возможности и близости войны между США и СССР.
Воспроизводя содержание своих переговоров с руководящими лицами из американского посольства, Эванс доказывал мне, что минувшая война с фашистской Германией означала вооруженное столкновение Советского Союза с второстепенной страной, какой была Германия по сравнению с США. Но вот предстоящая война с Америкой, продолжал Эванс, будет вооруженным столкновением СССР с первостепенной державой, которая по своим экономическим и производственным возможностям во много раз пре¬ восходит Германию и СССР, вместе взятые. В доказательство Эванс называл цифры, характеризующие выпуск стали, самолетов, орудий, кораблей и автомашин в США, еще в конце войны превосходивший уровень соответствующего производства, который в СССР якобы будет достигнут лишь в 1950-м году.
Перевес на стороне США очевиден, внушал мне Эванс.
Американцы, по его мнению, учтут опыт прошедшей войны, в которой немцы допустили роковую для них ошибку, жестоко обращаясь с мирным населением, чем вызвали к себе ненависть в Европе. Американцы в предстоя¬ щей войне, — говорил Эванс, — будут снабжать мирное население государства-противника товарами и всем необходимым, чтобы снискать его симпатии.
ЭВАНС настаивал на том, чтобы я отказался от службы в Совинформбюро.
Вопрос: Почему?
Ответ: Он доказывал, что в предстоящую войну между СССР и Америкой советская пропаганда, разумеется, своим острием будет направлена против США, ввиду чего сотрудничество в таком органе пропаганды, как Совинформбюро, окажется равносильным участию на фронте, с оружием в руках, в борьбе против Америки. Тем самым, — предостерегал меня Эванс, — вы рискуете поставить себя под угрозу тяжелых репрессий со стороны американ¬ских военных властей.
Должен, однако, довести до сведения следствия, что Эванс, соглашаясь вначале с тем, что мне надо покинуть Советский Союз, в последнее время занял иную позицию.
Вопрос: То есть?
Ответ: Эванс убеждал меня, чтобы я оставался в Москве. Он мотивировал свое мнение тем, что по прибытии в Америку я попаду в поле зрения американских властей, которые могут заподозрить во мне подосланного советского разведчика.
В октябре 1947 года ЭВАНС рассказал об имевшей место его встрече в английском посольстве в Москве с двумя высшими офицерами британских войск. Они уверяли, что в СССР имеются никому не известные заводы, промышленные комбинаты, поселки и даже города. О них не говорят по радио и не печатают в газетах.
Тогда же в разговоре со мной, касаясь политики ЧЕРЧИЛЛЯ в послевоенные годы, Эванс заметил, что англичане как огня боятся СССР. Если Советский Союз уже в настоящий момент является могущественной, первоклассной в промышленном и военном отношении державой, то что будет через десяток лет, в какое незавидное положение попадет тогда Англия? Будущее внушает беспредельный страх современным правителям Англии, чем и вызван, по заявлению Эванс, их сговор с реакционными правительственными кругами США.
Вопрос: Предпочитая распространяться об Эвансе, вы не показываете о себе, о своей преступной работе.
Ответ: Я оказывал Эвансу услуги.
Вопрос: Какие?
Ответ: Шпионские. Эванса как разведчика интересовали всесторонние сведения военного, экономического и политического характера. Он изучал настроения различных слоев населения и требовал от меня информации об отношении к Советской власти видных деятелей науки, литературы и искусства, но мои возможности, вследствие отсутствия нужных связей, оказались ограниченными.
Но зато, по поручению Эвансу, в целях сбора интересующей его информации на протяжении 1947 года я слонялся в людных местах, посещал рестораны и пивные, ввязываясь в беседы, содержание которых доносил английскому разведчику.
Посещая бар на Пушкинской площади и другие рестораны, я имел ряд встреч и бесед с офицерами Советской Армии, о которых сообщал, что они настроены агрессивно и желают войны с США. В пивных я беседовал с не¬ которыми солдатами и гражданским лицами из числа рабочих и служащих.
О них я доносил, что рядовые советские люди в большинстве к войне относятся отрицательно и видят в ней лишь новое большое горе.
Эванс в одну из встреч, имевшую место летом 1947 года, дал мне несколько экземпляров иллюстрированного журнала «Америка», сказав: «Раз¬дайте журнал своим русским друзьям и спросите их мнение, что они скажут.
Нужно, чтобы этот журнал распространялся в народе, а не среди одних ответственных работников».
Вопрос: Очередное поручение Эванса вы выполнили?
Ответ: Отчасти. Один экземпляр журнала «Америка» я передал своему знакомому Вячеславу ЛАТИНУ, инженеру по монтажу рентгеновских аппаратов, а второй — соседке по квартире в доме № 28, по Курбатовскому переулку, Берте ПУШКИНОЙ.
Латин, по прочтении журнала «Америка», сказал, что он красиво и богато оформлен, но с политической стороны интереса не представляет. Мнение Латина о журнале «Америка» я передал Эвансу.
Пушкина — малообразованная женщина, и ее суждение о журнале оказалось несущественным.
Эванс еще предлагал мне заняться распространением журнала «Америка», но я отказался, чтобы не навлечь на себя подозрения.
Эванса интересовало политическое направление пропаганды, ведущейся Советским правительством. В СССР принято, — говорил Эванс, — информировать народ о происходящих событиях двумя способами: через печать и радио, то есть открытым способом, и более узко, в виду закрытых докладов и информаций, доступных ограниченному кругу лиц.
Эванс требовал, чтобы я ставил его в известность обо всем происходившем в Совинформбюро. Я неоднократно сообщал Эвансу о ходе обсуждения в Совинформбюро текущих событий международной и внутренней жизни. Эванса я предупредил и о том, что на собраниях указывалось на разведывательную деятельность в СССР многих иностранных корреспондентов.
Эванс внимательно выслушал мое сообщение и, со своей стороны, заметил, что так издеваться над знаменитыми учеными могут только в стране большевиков.
Эвансу я передавал всевозможные клеветнические данные о положении населения в СССР, заявляя о трудностях жизни, нехватке продовольствия, промышленных товаров и якобы сумрачном настроении в народе.
Все эти злостные измышления Эвансу, по его словам, использовал в своей специальной информации в Лондон, а мое враждебное отношение к СССР выдавал в донесениях разведке за настроения большинства советской интеллигенции.
Вопрос: Вы сообщали Эвансу сведения, составляющие государственную тайну СССР, и в этом — ваше главное преступление!
Почему об этом вы умалчиваете?
Ответ: Эванс неоднократно обращался ко мне с предложением выяснить, что известно русским о последних достижениях науки за рубежом в области атомной проблемы и приблизился ли практически СССР к ПРОИЗВОДСТВУ АТОМНЫХ БОМБ.
Я оказался мало чем полезным Эвансу, но сам он продолжал настойчиво работать над получением информации о состоянии научно-исследовательской работы в СССР ПО АТОМНОЙ ПРОБЛЕМЕ.
Эванс, с его слов, летом 1947 года в ресторане гостиницы «Европа» встретился с одним советским инженером, фамилия которого мне названа не была. Чрезвычайно сведущий, по заявлению Эванса, инженер, показал ему математические расчеты, свидетельствующие о том, что для СССР не существует тайны, связанной с изготовлением атомной бомбы.
Будучи обеспокоен разговором с советским инженером, Эванс поспешил информировать Лондон. Он тогда же закупил в Москве экземпляры всех из¬ данных в СССР книг и брошюр, касавшихся атомной проблемы, и также их отослал в Англию.
В августе 1947 года я сообщил Эвансу, что в Москве, на Петровке, я встретил двух прилично одетых немцев, обратившихся ко мне с просьбой указать им местонахождение комиссионного магазина.
Эванс заинтересовался моим, казалось бы, малозначительным сообщением, высказав предположение, что, по-видимому, ряд немецких ученых, вы¬ везенных из Германии, в настоящее время работают в СССР над получением атомной энергии и производством самоуправляемых реактивных снарядов по типу немецких ФАУ-2.
Эванс предложил мне, в случае вторичной встречи с этими или другими немецкими специалистами, разведать место их работы и завязать разговор, в котором выяснить их отношение к своему пребыванию в СССР.
Я обещал Эвансу выполнить его поручение, но немцев в Москве встретить мне больше не довелось.
Эванс далее предложил мне выяснить, посещал ли Совинформбюро бывший секретарь коммунистической партии Америки БРАУДЕР, находившийся якобы короткое время летом 1946 года в СССР.
Эванс просил меня по возможности узнать, с кем Браудер встречался в Москве и какие вопросы обсуждались на его приеме руководителями ВКП(б) и Советского правительства, поскольку, как стало известно Эвансу, Браудер побывал в Кремле.
Я сообщил Эвансу, что Браудер Совинформбюро не посещал, а в остальном подробностей его нахождения в Москве выяснить не удалось.
Эванс, касаясь информационного совещания представителей некоторых коммунистических партий в Варшаве, заявлял, что Коминтерн возобновил свою деятельность под новой вывеской, но в прежнем масштабе и с большей остротой.
По заявлению Эванса, ему был поручен сбор сведений о местонахождении бывших видных работников Коминтерна, главным образом по Германии, Англии и США.
В этих целях Эванс использовал свое знакомство с членом Германской Коммунистической Партии НОФФКЕ, старшим редактором журнала «Новое Время» на немецком языке, и женой немецкого писателя Майей БРЕЙДЕЛ, выехавшей незадолго до моего ареста вместе с мужем в советскую зону оккупации Германии.
В этом направлении, однако, я не сумел оказаться Эвансу полезным, не располагая связями среди лиц, осведомленных о работе коммунистических партий в Европе и США.
Однажды в конце 1947 года, когда наши отношения зашли достаточно далеко, я спросил у Эванса, знают ли обо мне его хозяева из Лондона, намекая на лиц, которым он тайно пересылал добывавшуюся им, при моем участии, информацию. Эванс ответил, что в Лондоне обо мне знают.
Вот все, что я имею показать о своем сотрудничестве с представителем английской разведки Эвансом.
Вопрос: Вернемся к вашей связи с установленным резидентом американской разведки МИШНЕ[281]. Ему вы также поставляли шпионскую информацию?
Ответ: Я прошу разрешить мне подробнее ответить на этот вопрос.
Вопрос: Говорите, но не пытайтесь снова укрыть свои вражеские связи.
Ответ: С Мишне меня познакомил Эванс в мае 1946 года. С появлением в номере гостиницы «Метрополь» незнакомого мне человека я прервал происходившую между мною и Эвансом беседу, в которой мы превозносили жизнь в США и клеветнически расценивали условия существования в Советском Союзе как нищенские, не идущие якобы ни в какое сравнение с повседневным бытом среднего американца.
Однако Эванс дал мне понять, что Мишне придерживается тех же взглядов, что и мы, и его присутствие нас не должно стеснять.
Мишне тотчас же присоединился к разговору, вспомнив, как привольно ему жилось в Нью-Йорке. Он стал меня расспрашивать, давно ли я прибыл в Советский Союз, как живу и не думаю ли возвращаться обратно в Америку.
После обнадеживающего замечания Эванса я откровенно поделился с Мишне, что признаю опрометчивым шагом свой приезд в СССР и с удовольствием вновь возвратился бы в Америку. Мишне ответил тем же, сказав, что и он склонен бежать в США.
Осенью 1946 года Мишне несколько раз заходил ко мне в Совинформбюро. Мы вновь обсуждали, как бы осуществить наше намерение вернуться в Америку.
Как и Эванс, Мишне искал со мной встреч с очевидной целью еще из одного источника добыть информацию о положении в СССР.
Специальных заданий от Мишне я не получал, но снабжал его клеветническими сведениями о материально-бытовых условиях жизни и политических настроениях населения Советского Союза.
Вопрос: Вы явно не договариваете о всем объеме вашей шпионской работы и умалчиваете о том, что, как и МИШНЕ, со специальными заданиями были заброшены в Советский Союз американской разведкой. Об этом мы будем вас еще подробно допрашивать.
Записано с моих слов верно и мною прочитано.
/ГУРАЛЬСКИЙ/
* * *
Безусловно, у Абакумова, была и масса других - текущих дел……
Вот лишь небольшой хронологический перечень состоявшихся заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) с докладами Абакумова по актуальным вопросам современности за период с 1946 г. по начало 1950 г. [п.4.105].:
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О суде над японскими военными преступниками» (21 марта 1946 г.).
- Спецсоообщение С.Н.Круглова и В.С.Абакумова И.В.Сталину, В.М.Молотову «О росте уголовной преступности среди немецкого населения в Восточной Пруссии» (16 мая 1946 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) «О суде над власовцами» (23 июля 1946 г.).
- Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О проведении процесса над атаманом Г.М.Семеновым и другими белогвардейцами» (10 августа 1946 г.).
- Записка В.С.Абакумова И.В.Сталину «О суде над атаманом Красновым, генералом Шкуро и др.» (13 сентября 1946 г.).
- Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «Об арестах членов группы «Союза борьбы за свободу» (28 октября 1946 г.).
- Записка В.Д.Соколовского и И.А.Серова И.В.Сталину и Л.П.Берии «Об освобождении из спецлагерей НКВД СССР» (4 декабря 1946 г.).
- Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О подготовке фальсификаций в ходе избирательной кампании в Верховный Совет УССР» (14 февраля 1947 г.).
- Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину и Л.П.Берии «О допросе бывшего подполковника германской армии Гейслер Курта, служившего в немецкой военной разведке Абвер с октября 1937 г. по день пленения – 9 мая 1945 г.» (18 апреля 1947 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О приезде Чойбалсана в СССР для лечения» (24 мая 1947 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О выселении семей участников вооруженного подполья на Украине» (13 августа 1947 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О проведении судебных процессов над бывшими военнослужащими вражеских армий» (10 сентября 1947 г.).
- Записка В.С.Абакумова, Л.М.Кагановича, Н.С.Хрущева И.В.Сталину «О борьбе с подпольным движением в западных областях Украины» (28 октября 1947 г.).
- Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину с приложением протокола допроса Ф.И.Бендера (27 апреля 1948 г.).
- Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О недочетах, имевших место в некоторых областях при проведении собраний «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве» (14 августа 1948 г.).
- Телеграмма Г.М.Маленкова и В.С.Абакумова И.В.Сталину «О пожаре на теплоходе «Победа». (13 сентября 1948 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об оказании помощи Албании в организации орагнов внутренних дел» (18 апреля 1949 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О приезде в СССР на лечение семьи Мао Цзэдуна» (12 мая 1949 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Вопрос о внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б)» (17 июня 1949 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О выдаче Советским властям бывшего атамана казачьих войск» (15 сентября 1949 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О катастрофе самолета ИЛ-12» (23 сентября 1949 г.).
- Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О немцах, содержащихся в спецлагерях и тюрьмах МВД СССР» (31 октября 1949 г.).
- Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О борьбе с вооруженным подпольем в Эстонии» (7 января 1950 г.).
* * *
Первой внутренней задачей, которую поставил перед Абакумовым Сталин - было завершение так называемого «авиационного дела» [п.4.51].
Все началось с, казалось, «безобидного» разговора Василия Сталина в конце 1945 года с отцом, во время которого при обсуждения причин наших неудач и просчетов во время Великой Отечественной войны Василий поделился (или пожаловался) о имевших место проблемах в авиации, связанных с поставкой на фронта недовведенных до боевой готовности большого количества самолетов. В кабинет к Сталину министр МГБ Абакумов был вызван безотлагательно. “Вот товарищ Абакумов, мой Василий жалуется о вредительстве в авиации Красной Армии – надо разобраться”. После этого разговора прошло чуть более трех месяцев.
«Совершенно секретно»
СПЕЦСООБЩЕНИЕ В.С. АБАКУМОВА И.В. СТАЛИНУ
С ПРИЛОЖЕНИЕМ РАПОРТА СОТРУДНИКА «СМЕРШ» “О ПОСТАВКЕ НЕКАЧЕСТВЕННОЙ ПРОДУКЦИИ” [п.2.95]
21 марта 1946 г.
Товарищу СТАЛИНУ И.В.
При этом представляю рапорт сотрудника Главного Управления «СМЕРШ» подполковника Елисеева.
Тов. Елисеев доложил, что, будучи по делам службы в центральном аппарате Военно-Воздушных Сил, он встретил начальника Главного Управления Заказов ВВС генерал-лейтенанта инженерно-авиационной службы Селезнева, который рассказал, что ему придется нести серьезную ответственность перед правительством за приемку недоброкачественных самолетов от авиационной промышленности.
Как заявил Селезнев, главный конструктор Министерства авиационной промышленности генерал-лейтенант инженерно-авиационной службы Яковлев, используя свое положение, проталкивал и ставил в серийное производство не доработанные им самолеты.
Товарищу АБАКУМОВУ
РАПОРТ
Считаю необходимым доложить Вам о большой растерянности начальника Главного Управления Заказов Военно-Воздушных Сил генерал-лейтенанта инженерно-авиационной службы Селезнева в связи с проверкой его работы.
19 марта с.г., когда я по делам службы был в центральном аппарате Военно-Воздушных Сил, меня встретил Селезнев и высказал опасение, что ему придется серьезно отвечать за приемку непригодных самолетов.
Селезнев сообщил, что 19 марта с.г. он присутствовал на совещании у маршала ВАСИЛЕВСКОГО, где главный маршал авиации НОВИКОВ провалился с отчетом о работе ВВС, так как не принимал мер и не докладывал правительству о серьезных недочетах в работе Военно-Воздушных Сил. После этого совещания, сказал Селезнев, я совсем растерялся и не знаю, как отчитаюсь за приемку недоброкачественных самолетов.
*Василевский Михаил Васильевич (1895 – 1977 гг.)
- Маршал Советского Союза (1943), начальник Генерального штаба, член Ставки Верховного Главнокомандования, Министр Вооружённых сил СССР и Военный министр СССР c 1949 по 1953 годы. Член ЦК КПСС (1952—1961). Дважды Герой Советского Союза (1944, 1945). С 20 февраля по 26 апреля 1945 года командовал 3-м Белорусским фронтом РККА ВС СССР, руководил штурмом города и крепости Кёнигсберг. Один из крупнейших полководцев Второй мировой войны. Известен также тем, что является единственным военачальником Великой Отечественной войны, формально не потерпевшим ни одного поражения.Кавалер двух орденов «Победа» (1944, 1945) и восьми орденов Ленина.
*Новиков Александр Александрович (1900 – 1976 гг.)
- с 1942 по 1946 годы - Командующий Военно-Воздушными Силами РККА, Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза. Арестован в 1946 году по «авиационному делу», связанному с поставкой некачественной авиационной техники в годы Великой Отечественной войны. Приговорен к 5 годам тюремного заключения. Подписал показания против Жукова Г.К. и некоторых других видных военных начальников. Освобожден Новиков А.А. в 1953 году после смерти Сталина и ареста Берии и реабилитирован при участии Жукова Г.К. С 1953 года – командующий авиацией дальнего действия, заместитель Главнокомандующего ВВС СССР.
Селезнев рассказал:
«Мы принимали недовведенные серийные машины. Я, как начальник Главного Управления Заказов, ничего не мог сделать, чтобы улучшить их качество, ибо этот вопрос целиком зависел от Министерства авиационной промышленности.
Научно-исследовательский институт Военно-воздушных Сил давал необъективные заключения по испытанию самолетов, выпускаемых авиационной промышленностью. В отчетах института указывалось, что самолеты имеют такие-то летно-тактические преимущества, и в то же время перечислялось много конструктивных дефектов в машине.
Пользуясь такими заключениями научно-исследовательского института, Министерство авиационной промышленности протаскивало свои машины буквально в недоработанном виде, и они запускались в серийное производство.
Последующая стадия приемки от промышленности самолетов оказывалась наиболее трудной.
Я не принимал недоработанные машины и ставил об этом в известность командующего Военно-воздушных сил Главного маршала авиации НОВИКОВА и Военный Совет, но Министерство авиационной промышленности договаривалось непосредственно с Новиковым, Ворожейкиным, ШАХУРИНЫМ и Репиным, после чего Главное Управление заказов получало указания принимать самолеты, т.е. приходилось соглашаться с Министерством авиационной промышленности.
*Шахурин Алексей Иванович (1904 – 1975 гг.)
- с 1940 по 1946 годы Нарком авиационной промышленности СССР, генерал-полковник инженерно-авиационной службы, Герой Социалистического Труда. Осужден в 1946 году по «авиационному делу» на 7 лет по обвинению в «превышении власти» и «выпуске нестандартной, недоброкачественной и некомплектной продукции». Освобожден и реабилитирован Шахурин А.И. в 1953 году. С 1953 по 1957 годы – заместитель министра авиационной промышленности СССР.
Нашу работу усложняло и то, что Министерство авиационной промышленности очень часто самостоятельно, без ведома ВВС, выпускало самолеты, даже не прошедшие испытания в Научно-исследовательском институте ВВС.
Так было с самолетами «ЯК-9у», которые были запущены в производство без ведома ВВС. У этих машин была масса дефектов, и они оказались совершенно непригодными.
Министерство авиационной промышленности изготовило около 900 самолетов «ЯК-9у», оказавшихся настолько плохими, что их сейчас нельзя использовать. В связи с этим Министерство Авиационной Промышленности списало 800 самолетов «ЯК-9у», и их сейчас разбирают на запасные части.
Я же принял от авиационной промышленности 90 таких самолетов и не знаю, что с ними делать, так как их нельзя давать в части».
Далее Селезнев особенно возмущался поведением главного конструктора Министерства авиационной промышленности ЯКОВЛЕВА, сказав, что у ВВС нет перспектив на получение от авиационной промышленности хороших истребителей конструкции Яковлева, так как задел даже деревянных машин «ЯК-3» не является гарантийным, ибо самолеты эти делаются по не доведенному образцу.
*Яковлев Александр Сергеевич (1906 – 1989 гг.)
- Выдающийся советский авиаконструктор, член-корреспондент и академик АН СССР, генерал-полковник авиации и инженерно-авиационной службы, дважды Герой Социалистического Труда, генеральный конструктор ОКБ имени Яковлева, лауреат 6-ти Сталинских, Ленинской и Государственной премий. В 1946 году на момент развития событий по «авиационному делу»являлся заместителем министра авиационной промышленности Шахурина А.И. по общим вопросам. После ареста Шахурина попросил у Сталина отставки с поста заместителя министра «по собственному желанию». Отставка была принята, а через несколько дней Яковлеву А.С. было присвоено очередное воинское звание генерала-полковника.
Касаясь Яковлева, генерал-лейтенант инженерно-авиационной службы Селезнев заявил:
«Меня крайне интересует, как выйдет из этого положения Яковлев, ибо все конструкции его истребителей сырые, недовведенные и с большим количеством дефектов.
Используя свое положение, Яковлев любую свою машину, независимо от ВВС, протаскивал и ставил в серийное производство.
В результате этого самолеты «ЯК-9у» оказались негодными, а самолеты «ЯК-3» с деревянным крылом ненадежными, и летчики их боятся.
Зная, что его самолеты плохого качества, Яковлев все же настаивал перед ВВС об их приемке, используя для этого свой авторитет.
В Министерстве авиационной промышленности Яковлев прибрал к своим рукам все конструкторские силы, но ничего не дал и вряд ли даст.
Между тем состояние истребительного парка Военно-воздушных сил во многом зависит от Яковлев, и если сейчас для него все это пройдет безнаказанно, то этому придется просто удивляться.
Получается так, что Яковлев один вершит судьбой истребительной авиации и проводит те мероприятия, которые его устраивают».
Помощник начальника 1-го отдела Главного управления «СМЕРШ»
подполковник Елисеев 20 марта 1946 года
*Поликарпов Николай Николаевич (1892-1944 гг.)
- русский и советский авиаконструктор, глава ОКБ-51 (впоследствии — ОКБ Сухого). Дважды лауреат Сталинской премии, Герой Социалистического Труда. Поликарпов является одним из основоположников советской школы русского самолётостроения. Созданные под его руководством многоцелевые самолёты У-2 (По-2) и Р-5 были одними из лучших в своём классе, а И-15 бис, И-153 «Чайка» и И-16 стали основой истребительной авиации СССР 1934—1941 годов, за что конструктор заслужил репутацию «короля истребителей».
МИНИСТРУ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СССР И.В. СТАЛИНУ
От бывшего главнокомандующего ВВС, ныне арестованного, НОВИКОВА [п.2.96]
ЗАЯВЛЕНИЕ
Я лично перед Вами виновен в преступлениях, которые совершались в Военно-Воздушных Силах, больше чем кто-либо другой.
Помимо того, что я являюсь непосредственным виновником приема на вооружение авиационных частей недоброкачественных самолетов и моторов, выпускавшихся авиационной промышленностью, я как командующий Воен¬но-Воздушных Сил, должен был обо всем этом доложить Вам, но этого я не делал, скрывая от Вас антигосударственную практику в работе ВВС и НКАП (Народного комиссариата авиационной промышленности).
Я скрывал также от Вас безделье и разболтанность ряда ответственных работников ВВС, что многие занимались своим личным благополучием больше, чем государственным делом, что некоторые руководящие работники безответственно относились к работе. Я покрывал такого проходимца, как Жаров, который, пользуясь моей опекой, тащил направо и налево. Я сам культивировал угодничество и подхалимство в аппарате ВВС.
Все это происходило потому, что я сам попал в болото преступлений, связанных с приемом на вооружение ВВС бракованной авиационной техники.
Мне стыдно говорить, но я также чересчур много занимался приобретением различного имущества с фронта и устройством своего личного благополучия.
У меня вскружилась голова, я возомнил себя большим человеком, считал, что я известен не только в СССР, но и за его пределами и договорился до того, что в разговоре со своей женой Веледеевой, желая себя показать крупной личностью, заявлял, что меня знают Черчилль, Циен и другие.
Только теперь, находясь в тюрьме, я опомнился и призадумался над тем, что я натворил.
Вместо того, чтобы с благодарностью отнестись к Верховному Главнокомандующему, который для меня за время войны сделал все, чтобы я хорошо и достойно работал, который буквально тянул меня за уши, — я вместо этого поступил как подлец, всячески ворчал, проявлял недовольство, а своим близким даже высказывал вражеские выпады против Министра Вооруженных Сил.
Настоящим заявлением я хочу Вам честно и до конца рассказать, что кроме нанесенного мною большого вреда в бытность мою командующим ВВС, о чем я уже дал показания, я также виновен в еще более важных преступлениях.
Я счел теперь необходимым в своем заявлении на Ваше имя рассказать о своей связи с ЖУКОВЫМ, взаимоотношениях и политически вредных раз¬ говорах с ним, которые мы вели в период войны и до последнего времени.
Хотя я теперь арестован и не мое дело давать какие-либо советы в чем и как поступить, но все же, обращаясь к Вам, я хочу рассказать о своих связях с Жуковым потому, что, мне кажется, пора положить конец такому вред¬ному поведению Жукова, ибо если дело так далее пойдет, то это может привести к пагубным последствиям.
За время войны, бывая на фронтах вместе с Жуковым, между нами установились близкие отношения, которые продолжались до дня моего ареста.
Касаясь Жукова, я, прежде всего, хочу сказать, что он человек исключительно властолюбивый и самовлюбленный, очень любит славу, почет и угодничество перед ним и не может терпеть возражений.
Зная Жукова, я понимал, что он не столько в интересах государства, а больше в своих личных целях стремится чаще бывать в войсках, чтобы, таким образом, завоевать себе еще больший авторитет.
Вместо того чтобы мы, как высшие командиры сплачивали командный состав вокруг Верховного Главнокомандующего, Жуков ведет вредную, обособленную линию, т.е. сколачивает людей вокруг себя, приближает их к себе и делает вид, что для них он является «добрым дядей». Таким человеком у Жукова был и я, а также Серов.
Жуков был ко мне очень хорошо расположен, и я в свою очередь угодничал перед ним.
Жуков очень любит знать все новости, что делается в верхах, и по его просьбе, когда Жуков находился на фронте, я по мере того, что мне удава¬ лось узнать, снабжал его соответствующей информацией о том, что делалось в Ставке. В этой подлости перед Вами я признаю свою тяжелую вину.
Так, были случаи, когда после посещения Ставки я рассказывал Жукову о настроениях Сталина, когда и за что Сталин ругал меня и других, какие я слышал там разговоры и т.д.
Жуков очень хитро, тонко и в осторожной форме в беседе со мной, а также и среди других лиц пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им.
Так, во многих беседах, имевших место на протяжении последних полутора лет, ЖУКОВ заявлял мне, что операции по разгрому немцев под Ленинградом, Сталинградом и на Курской дуге разработаны по его идее и им, Жуковым, подготовлены и проведены. То же самое говорил мне Жуков по разгрому немцев под Москвой.
Как-то в феврале 1946 года, находясь у Жуков в кабинете или на даче, точно не помню, Жуков рассказал мне, что ему в Берлин звонил Сталин и спрашивал, какое бы он хотел получить назначение. На это, по словам Жукова, он якобы ответил, что хочет пойти Главнокомандующим Сухопутными Силами.
Это свое мнение Жуков мне мотивировал, как я его понял, не государственными интересами, а тем, что, находясь в этой должности, он, по существу, будет руководить почти всем Наркоматом Обороны, всегда будет поддерживать связь с войсками и тем самым не потеряет свою известность. Все, как сказал Жуков, будут знать обо мне.
Если же, говорил Жуков, пойти заместителем Министра Вооруженных Сил по общим вопросам, то придется отвечать за все, а авторитета в войсках будет меньше.
Тогда же Жуков мне еще рассказывал о том, что в разговоре по «ВЧ» в связи с реорганизацией Наркомата Обороны, Сталин спрашивал его, кого и на какие должности он считает лучше назначить.
Жуков, как он мне об этом говорил, высказал Сталину свои соображения, и он с ними согласился, но тем не менее якобы сказал: «Я подожду Вашего приезда в Москву, и тогда вопрос о назначениях решим вместе».
Я этот разговор привожу потому, что, рассказывая мне об этом, Жуков дал понять, что как он предлагал Сталину, так Сталин и сделал.
Ко всему этому надо еще сказать, что Жуков хитрит и лукавит душой.
Внешне это, конечно, незаметно, но мне, находившемуся с ним в близкой связи, было хорошо видно.
Говоря об этом, я должен привести Вам в качестве примера такой факт:
Жуков на глазах всячески приближает Василия Сталина, якобы по-отечески относится к нему и заботится.
Но дело обстоит иначе. Когда недавно, уже перед моим арестом, я был у Жукова в кабинете на службе и в беседе он мне сказал, что, по-видимому, Василий Сталин будет инспектором ВВС, я выразил при этом свое неудовлетворение таким назначением и всячески оскорблял Василия. Тут же Жуков в беседе со мной один на один высказался по адресу Василия Сталина еще резче, чем я, и в похабной и омерзительной форме наносил ему оскорбления.
В начале 1943 года я находился на Северо-Западном фронте, где в то время подготавливалась операция по ликвидации так называемого «Демьянского котла», и встречался там с Жуковым.
Как-то во время обеда я спросил Жукова, кому я должен писать донесения о боевых действиях авиации. Жуков ответил, что нужно писать на имя Сталина, и тогда же рассказал мне, что перед выездом из Москвы он якобы поссорился с Верховным Главнокомандующим из-за разработки какой-то операции и поэтому, как заявил Жуков, решил не звонить ему, не¬ смотря на то, что обязан делать это. Если, говорил Жуков, Сталин позвонит ему сам, то тогда и он будет звонить ему.
Рассказывал этот факт мне Жуков в таком высокомерном тоне, что я сам был удивлен, как можно так говорить о Сталине.
В моем присутствии ЖУКОВ критиковал некоторые мероприятия Верховного Главнокомандующего и Советского правительства. В беседах на эти темы я, в ряде случаев, поддерживал Жукова.
После снятия меня с должности главнокомандующего ВВС я, будучи в кабинете у Жукова, высказал ему свои обиды, что Сталин несправедливо поступил, сняв меня с работы и начав аресты людей из ВВС.
Жуков поддержал мои высказывания и сказал: «Надо же на кого-то свалить».
Больше того, Жуков мне говорил: «Смотри, никто за тебя и слова не промолвил, да и как замолвить, когда такое решение принято Сталиным».
Хотя Жуков прямо и не говорил, но из разговора я понял, что он не согласен с решением правительства о снятии меня с должности командующего ВВС.
Должен также заявить, что, когда Сталин вызвал меня и объявил, что снимает с должности командующего ВВС, и крепко поругал меня за серьезные недочеты в работе, я в душе возмутился поведением МАЛЕНКОВА, который при этом разговоре присутствовал, но ничего не сказал, в то время как Маленкову было хорошо известно о всех недочетах в приемке на вооружение ВВС бракованной материальной части от Наркомата авиационной промышленности. Когда я об этом поделился с Жуковым, то он ответил мне, что «теперь уже тебя никто не поддержит, все как в рот воды набрали».
Я хоть усмехнулся, говорил мне Жуков, когда Сталин делал тебе замечания по работе, и сказал два слова — «ничего, исправится».
Припоминаю и другие факты недовольства Жукова решениями правительства.
После окончания Корсунь-Шевченковской операции командующий бывшим 2-м Украинским фронтом Конев получил звание маршала.
Этим решением правительства Жуков был очень недоволен и в беседе со мной говорил, что эта операция была разработана лично им — Жуковым, а награды и звания за нее даются другим людям.
Тогда же Жуков отрицательно отзывался о ВАТУТИНЕ. Он говорил, что Ватутин неспособный человек, как командующий войсками, что он штабист и если бы не он, Жуков, то Ватутин не провел бы ни одной операции.
В связи с этим Жуков высказывал мне обиды, что он, являясь представителем Ставки, провел большинство операций, а награды и похвалы полу¬ чают командующие фронтами. Для подтверждения этого Жуков сослался на то, что приказы за проведение тех или иных операций адресуются командующим фронтами, а он — Жуков — остается в тени, несмотря на то, что операции проводились и разрабатывались им. Во время этой беседы Жуков дал мне понять, чтобы я по приезде в Москву, где следует, замолвил об этом словечко.
*Ватутин Николай Федорович (1901 – 1944 гг.)
- Во время Великой Отечественной войны – генерал армии, командующий разными армиями и восками Воронежского, Юго-Западного и 1-го Украинского фронтов. 29 февраля 1944 года Ватутин получил смертельное ранение при диверсионной акции украинских националистов в районе Ровно. Тяжело раненного военачальника на автомобиле отвезли в госпиталь 13-армии (Ровно), где его осмотрел генерал-майор медицинской службы И. Н. Ищенко, а 2 марта на поезде доставили в киевский госпиталь. В Киев были вызваны лучшие военные врачи А. Н. Бакулев, М. С. Вовси, В. Н. Шамов и С. С. Юдин, гематолог А. А. Богомолец, позднее к больному прибыл и главный хирург Красной армии Н. Н. Бурденко. Несмотря на оперативное вмешательство и использование в ходе лечения новейшего пенициллина, с 23 марта у Ватутина развилась газовая гангрена. Консилиум врачей во главе с профессором Шамовым предложил высокую ампутацию правой ноги, как единственное средство спасения раненого, но Ватутин отказался (по другой версии, операцию всё же произвели 5 апреля 1944 года). Спасти генерала так и не удалось, и 15 апреля 1944 года он скончался в госпитале от заражения крови.
В тот же период времени Жуков в ряде бесед со мной говорил и о том, что правительство его не награждает за разработку и проведение операций под Сталинградом, Ленинградом и на Курской дуге.
Жуков заявил, что, несмотря на блестящий успех этих операций, его до сих пор не наградили, в то время как командующие фронтов получили уже по нескольку наград. В этой связи Жуков высказался, что лучше пойти командующим фронтом, нежели быть представителем Ставки.
Жуков везде стремился протаскивать свое мнение. Когда то или иное предложение Жукова в правительстве не проходило, он всегда в таких случаях очень обижался.
Как-то в 1944 году, находясь вместе с Жуковым на 1-м Украинском фронте, он рассказал мне о том, что в 1943 году он и КОНЕВ докладывали Сталину план какой-то операции, с которым Сталин не согласился.
Жуков, по его словам, настоятельно пытался доказать Сталину правильность этого плана, но Сталин, дав соответствующее указание, предложил план переделать. Этим Жуков был очень недоволен, обижался на Сталина и говорил, что такое отношение к нему очень ему не нравится.
Наряду с этим Жуков высказывал мне недовольство решением правительства о присвоении генеральских званий руководящим работникам оборонной промышленности. Жуков говорил, что это решение является неправильным, что, присвоив звание генералов наркомам и их заместителям, правительство само обесценивает генеральские звания. Этот разговор происходил между нами в конце 1944 года, когда я и Жуков находились на 1-м Белорусском фронте.
Осенью 1944 года под Варшавой Жуков также рассказал мне, что он возбудил ходатайство перед Сталиным о том, чтобы КУЛИКА наградили орденом Суворова, но Сталин не согласился с этим, а он — Жуков — стал просить о возвращении Кулику орденов, которых он был лишен по суду, с чем Сталин также не согласился. И в этом случае Жуков высказал мне свою обиду на это, что его, мол, не поддержали и что Сталин непра¬вильно поступил, не согласившись с его мнением.
*Кулик Григорий Иванович (1890 – 1950 гг.)
- на протяжении 20х и 30х годов занимал руководящие должности в Главном артиллерийском управлении РККА. В 1941 и 1942 годах участвовал в оборонительных боях за Ленинград, Ростов-на-Дону и Крым. После сдачи Керчи был вызван в Москву, зачем последовало лишение звания Маршала Советского Союза, Героя Советского Союза и всех правительственных наград. После опалы при заступничестве Жукова Г.К. Кулику Г.И. было присвоено звание генерал-лейтенанта и он был назначен командующим 4-й гвардейской армией Степного фронта. Войну заканчивал на руководящей штабной работе. В 1945 году был награжден четвертым орденом Ленина. В 1947 году в связи с набирающим силу «трофейным делом» был арестован. В одной из докладных записок сообщалось: “…, что генерал Кулик привёз с фронта пять легковых машин, двух племенных коров, незаконно использовал красноармейцев на строительстве личной дачи под Москвой. Кроме этого, по сообщению главного военного прокурора, присвоил себе в Крыму дачу с имуществом — мебелью, посудой и т. д. без оплаты стоимости. Для охраны дачи выставил часового — бойца погранотряда Субботина”.Однако основным для вынесения приговора стало признание Кулика Г.И. в «организации заговорщической деятельности группы борьбы с Советской властью». Во время учебного заседания последними были его слова: “Скажите товарищу Сталину, что нас здесь бьют!”
Хочу также сказать Вам и о том, что еще в более близкой связи с Жуковым, чем я, находится СЕРОВ, который также угодничает, преклоняется и лебезит перед ним. Их близость тянется еще по совместной работе в Киеве. Обычно они бывали вместе, а также посещали друг друга.
На какой почве установилась между ними такая близость, Жуков мне не говорил, но мне кажется, что Жукову выгодно иметь у себя такого человека, как Серов, который занимает большое положение в Министерстве Внутренних Дел.
Я тоже находился в дружеских отношениях с Серовым, и мы навещали друг друга.
Когда я был снят Сталиным с должности командующего ВВС, Серов[290] говорил мне о том, чтобы я пошел к Маленкову и просил у него защиты.
Во время моего пребывания в Германии Серов содействовал мне в приобретении вещей.
Касаясь своих преступлений, я вынужден признать, что после отстранения меня от работы в ВВС я был очень обижен и высказывал в кругу своих близких несогласие с таким решением Сталина, хотя внешне при людях я лукавил душой и говорил, что со мной поступили правильно, что я это заслужил.
Так, вскоре после состоявшегося обо мне решения я в беседе со своей женой и ее братом Владимиром говорил, что причина моего снятия заключается не в плохой моей работе, а в том, что на меня наговорили. При этом я всячески поносил и клеветал на Верховного Главнокомандующего и его семью. Я также заявлял, что Сталин несправедливо отнесся ко мне.
*Серов Иван Александрович (1905 -1990 гг.)
- с 1945 года – заместитель главнокомандующего Советской военной администрацией Германии по делам гражданской администрации и уполномоченный НКВД СССР по Группе Советских оккупационных войск в Германии. Под непосредственным руководством Берии Л.П. руководил вывозом из Германии ракетной техники, военного имущества и немецких ученых в СССР. С февраля 1947 по 1953 годы – первый заместитель Министра внутренних дел СССР. После смерти Сталина 11 марта 1953 года после создания объединенного министерства внутренних дел (МВД+МГБ) стал первым заместителем министра Берии, возглавившим это министерство. Во время ареста Берии по поручению Жукова Г.К. отвечал за нейтрализацию личной охраны Берии. С марта 1954 года – Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР. С декабря 1958 по 1963 – начальник Главного разведывательного управления (ГРУ МО СССР). Во время «дела Жукова» проходил в качестве его пособника и участника «трофейного дела».
Когда мне стало известно об аресте Шахурина, Репина и других, я был возмущен этим и заявлял в кругу своих родственников, что поскольку аресты этих лиц произведены с ведома Сталина, то просить защиты не у кого.
Вражеские разговоры я в апреле 1946 года вел со своей бывшей женой Веледеевой М.М., которая проездом останавливалась в Москве.
В беседе с Веледеевой я говорил, что Сталин необъективно подошел ко мне, и возводил на него злобную клевету.
В разговорах с моей теперешней женой Елизаветой Федоровной и с Веледеевой я обвинял правительство и лично Сталина в том, что они не оценивают заслуг людей и, несмотря ни на что, изгоняют их и даже сажа¬ ют в тюрьму.
Повторяю, что, несмотря на высокое положение, которое я занимал, и авторитет, созданный мне Верховным Главнокомандующим, я все же всегда чувствовал себя пришибленным. Это длится у меня еще с давних времен.
Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной, и до 1932 года я все это скрывал от партии и командования.
Когда же я столкнулся с Жуковым и он умело привязал меня к себе, то это мне понравилось и я увидел в нем опору.
Такая связь с Жуковым сблизила нас настолько, что в беседах с ним один на один мы вели политически вредные разговоры, о чем я и раскаиваюсь теперь перед Вами.
Признаюсь Вам, что я оказался в полном смысле трусом, хотя и занимал большое положение и был главным маршалом.
У меня никогда не хватало мужества рассказать Вам обо всех безобразиях, которые по моей вине творились в ВВС, и о всем том, что я изложил в на¬ стоящем заявлении.
/НОВИКОВ/
* * *
В мае 1946 года появляются первые ростки следственных дел на высшее руководство среди военных. В первую очередь это касалось маршала Жукова Георгия Константиновича[287], авторитет которого и популярность было сложно переоценить. Как впрочем, не стоило относиться с недооценкой к его “бонапартизму”[п.4.47].
Попытки Сталина придать делу Жукова дальнейшее (логическое) развитие при находившемся во главе МГБ СССР Меркулове Всеволоде Николаевиче пробуксовывали. Не думаю, что министра госбезопасности можно было назвать “мягким человеком”, как о нем в мемуарах напишет его сын, но Сталину все чаще стало казаться, что Меркулов не оправдывает его надежды. Заняться разработкой маршала Жукова Г.К. было поручено Абакумову Виктору Семеновичу – начальнику Главного управления контрразведки “СМЕРШ” [п.4.43]. Все дело в том, что “смершевцы”, являясь по сути смежниками сотрудникам госбезопасности, не подчинялись МГБ, так как Главное управление контрразведки входило в состав Народного комиссариата обороны СССР и многое из того, что происходило в его кабинетах происходило без ведома МГБ. По этой причине, многое оставалось вне поля зрения и для самого Меркулова. И как только Сталин получил первые положительные результаты непосредственной работы Абакумова по выявлению врагов государства среди высшего военного командования, решение у Сталина о снятии Меркулова пришло само собой.Как часто это бывает в “мирных” случаях произошло это под видом очередной реорганизацией. Была этому и другая причина, так как необходимость в дальнейшем содержании “СМЕРШ” с входящими в ее многоступенчатую структуру Особыми армейскими отделами, с окончанием Великой Отечественной войны – отпала. К тому же энергичный и гораздо моложе Меркулова Абакумов был “любимчиком” Сталина.
«Совершенно секретно»
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б)
“О РЕОРГАНИЗАЦИИ И ИЗМЕНЕНИЯХ В РУКОВОДСТВЕ МГБ СССР” [п.2.97]
4 мая 1946 г.
О структуре Министерства Государственной Безопасности (т.т. Меркулов, Огольцов, Абакумов)
а) Утвердить проект реорганизации Министерства Государственной Безопасности, изложенной в записке т.т. Меркулова, Огольцова и Абакумова от 3 мая 1946 г.
б) Освободить т. Меркулова от обязанностей Министра Государственной Безопасности.
в) Назначить Министром Государственной Безопасности т. Абакумова В.С.
г) Поручить т. Абакумову представить на утверждение ЦК ВКП(б) кандидатуры руководящего состава Министерства Госбезопасности.
Реальных доказательств о существовании заговора среди высших военных нет. Хотя, если все так просто, почему до сих пор само оперативно-следственное дело маршала Жукова Г.К. и спустя 75 лет после победы в Великой Отечественной войне, имеет гриф “Совершенно секретно” и по сегодняшний день судить о мыслях и поступках многих из высшего военного руководства мы можем из единичных архивных данных.
Представляется, что мысли о изменениях ситуации в стране озвученные многими генералами вслух были, но планирование реального переворота в руководстве страны со стороны военных исключается. В первую очередь это связано с тем, что для реализации таких планов первоначально сговор должен был состояться в Политбюро ЦК, а его не было. А вот стремление несколько отодвинуть маршалов победы подальше, уменьшить их авторитет, показать небезупречность их поступков, а то и просто падение моральных качеств и нравственное разложение, безусловно, у Сталина было. Вспомнил Сталин и о неоднократно и открыто высказываемом Жуковым мнение о “ненужных бездельниках” в армии – политработниках, которые в очень многих случаях просто “вредили” и “сдерживали оперативность принятия решений командным составом”.
Безусловно, ревность Сталина к высшему генералитету присутствовала. Однако, наиболее часто продвигаемая в печати версия будто ревность Сталина была обоснована исключительно и только желанием присвоить себе все лавры военных побед и бессмертную славу «величайшего полководца» исходя из масштаба личности Сталина, выглядит абсурдной. Наивным представляется и попытка объяснения, что именно по этой причине маршал Жуков Г.К., только что назначенный после возвращения из Германии в апреле 1946 г. на пост Главнокомандующего сухопутными войсками СССР, был в том же 1946 г. переведен командовать Одесским военным округом. Однако конфликт Сталина с генералитетом, а не только с Жуковым очень часто продолжает освещаться неверно или однобоко. Несколько прославленных маршалов и генералов пострадали значительно сильнее Жукова. Любимец Сталина, Главный маршал авиации А. Е. Голованов, был в 1947 г. уволен из армии и получил небольшой пост в аэропорту Внуково. Командующий кавалерийскотанковым корпусом генерал-лейтенант Крюков В.В, отличившийся в наступлениях последней фазы войны в Польше и в Германии, был в 1946 г. арестован и осужден на 25 лет лишения свободы вместе со своей женой, известной всей стране певицей и народной артисткой Руслановой. Никто тогда не знал, почему знаменитая певица оказалась в ГУЛАГе. Список генералов и маршалов, отправленных в различные военные округа на более скромные должности, можно было бы продолжить.
Да было и нечто другое и для Жукова Г.К., как и для многих других генералов после обвинения их в антипартийном уклоне неприятности не закончились.
* * *
В 1946 году Абакумовым была начата разработка «трофейного дела», по которому сбор и анализ конкретной информации, а также сопоставление ее с показаниями многочисленных генералов и политработников в Берлине, Кенигсберге, Вене, Праге и Кракове продолжалось и к Сталину через Абакумова проводилось на протяжении года. Все более активно стали поступать данные о личном обогащении высшего командного состава Советской армии и членов их семей за счет экспроприированной собственности на территории Германии и других стран «далеко сверх условно установленной нормы».
Трофейное дело вступило в активную фазу в 1947 году, в рамках которого были проведены оперативные и следственные мероприятия в отношении очень большого количества военных высших генеральских званий.
Маршал Голованов вывез из Германии по частям весь загородный дом-виллу Геббельса, причем это было сделано с помощью находящейся под его командованием авиации дальнего действия.
Голованов Александр Евгеньевич (1904 – 1975 гг.)
- главный маршал авиации, командующий авиацией дальнего действия СССР в периоды с 1942-1944 и с 1946-1948 годы. В связи с установленными фактами в отношении маршала авиации Голованова А.Е. по «трофейному делу», был снят с должности командующего и направлен на учебу в Академию имени К.Е.Ворошилова, после окончания которой длительное время оставался без назначения, а в 1953 году и вовсе отправлен в отставку. Последними словами маршала Голованова перед смертью, сказанными его жене были: “Мать, какая страшная жизнь…. Твое счастье, что ты этого не понимаешь!”
Согласно материалам архивно-следственных дел № 0046 и № 1762 в ходе обысков у генерала В. В. Крюкова и Л. А. Руслановой были изъяты: автомобиль «Horch 951А», два «Мерседеса», «Ауди», двести восемь бриллиантов, а также изумруды, сапфиры, жемчуг, сто семь килограммов изделий из серебра, сто тридцать две картины русских художников Шишкина, Репина, Серова, Сурикова, Васнецова, Верещагина, Левитана, Врубеля, Маковского, Айвазовского и других, тридцать пять старинных ковров, старинные гобелены, много антикварных сервизов, меха, скульптуры из бронзы и мрамора, декоративные вазы, большое число книг, семьсот тысяч рублей наличными и другое.
*Крюков Владимир Викторович
- Генерал-лейтенант Красной Армии, командующий различными воинскими соединениями, входящими в состав коваллерийских корпусов фронтов и конно-механизированных групп генерал-лейтенант, Герой Советского Союза Крюков Владимир Викторович познакомился с известной певицей Лидией Андреевной Руслановой в апреле 1942 года под Волоколамском. 18 сентября 1948 года Владимир Крюков был арестован в Москве по «Трофейному делу». Через 10 дней в Казани была арестована его жена — Лидия Русланова. Официальным обвинением было «грабеж и присвоение трофейного имущества в больших масштабах», а именно, что в конце войны, генерал Крюков перевёз себе в Москву мебель, картины, драгоценности.Согласно материалам архивно-следственных дел № 0046 и № 1762 в ходе обысков у В. В. Крюкова и Л. А. Руслановой были изъяты: автомобиль «Horch 951А», два «Мерседеса», «Ауди», двести восемь бриллиантов, а также изумруды, сапфиры, жемчуг, сто семь килограммов изделий из серебра, сто тридцать две картины русских художников Шишкина, Репина,Серова, Сурикова,Васнецова, Верещагина, Левитана, Врубеля, Маковского, Айвазовского и других, тридцать пять старинных ковров, старинные гобелены, много антикварных сервизов, меха, скульптуры из бронзы и мрамора, декоративные вазы, большое число книг, семьсот тысяч рублей наличными и другое.2 ноября 1951 года Крюков был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по статье 58-10 части 1 УК РСФСР и Закону от 7 августа 1932 года к лишению свободы в исправительно-трудовом лагере сроком на 25 лет, с поражением прав на 5 лет, с конфискацией всего имущества и с лишением медалей «За оборону Ленинграда», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы» и «30 лет Советской Армии и Флота». 29 февраля 1952 года Указом Президиума Верховного Совета СССР лишён звания Героя Советского Союза и всех наград. Постановлением Совета Министров СССР от 10 ноября 1952 года лишен воинского звания.Отбывал срок в Краслаге.
Лидия Русланова в октябре 1949 года также была приговорена к 10 годам исправительно-трудовых лагерей «за антисоветскую агитацию». Лидия Андреевна Русланова отбывала наказание в Тайшенском филиале ГУЛАГа – Озерлаг, принимая участие в строительстве первой ветки БАМа. В 1950 году пребывание в лагере было заменено на 10 лет тюремного заключения – «за продолжающуюся с ее стороны антисоветскую деятельность». Заключение она продолжила отбывать в тюрьме «Владимирский централ», где с нее пытались получить изобличающие Жукова Г.К. показания. Освобождены и реабилитированы после смерти Сталина в 1953 году.
Также было обнаружено, что исчезнувшая среди трофейного имущества корона бельгийской королевы была присвоена в 1945 г. Серовым вместе со многими другими ценностями.Для Сталина, который украшал стены комнат на даче в Кунцеве фотографиями-репродукциями картин, которые он вырезал из журнала «Огонек», этот трофейный грабеж был неожиданным.
Не был исключением и маршал Георгий Константинович Жуков.
*Жуков Георгий Константинович (1896 – 1974 гг.)
- советский полководец, Маршал Советского Союза (1943),четырежды Герой Советского Союза (1939, 1944, 1945, 1956), кавалер двух орденов «Победа» (1944, 1945) и шести орденов Ленина (1936, 1939, 1945, 1956, 1966, 1971), множества других советских и иностранных орденов и медалей. В период Великой Отечественной войны занимал должности начальника Генерального штаба, командующего фронтом, члена Ставки Верховного Главнокомандования, Заместителя Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР. В 1945 году назначен главнокомандующим группой советских оккупационных войск в Германии и начальником Советской военной администрации в Германии. В 1946 году назначен заместителем министра Вооруженных Сил СССР (министром Вооруженных Сил СССР был Сталин И.В.) и Главнокомандующим Сухопутными войсками. 9 июня 1946 года Жуков Г.К. был снят с должности заместителя министра Вооруженных сил СССР и назначен командующим войсками Одесского округа, в феврале 1947 года выведен из числа кандидатов в члены ЦК ВКП(б). Поводом к личному разбору дела Жукова и специальному заседанию Политбюро ЦК в 1948 году наряду с имеющимся «банапортизмом» и антипартийным поведением, стали установленные факты по «авиационному делу» и особенно по «трофейному делу», связанного с присвоением чрез меры в личное пользование конфискованного на оккупированных территориях имущества. После вынесения постановления, Жуков Г.К. был переведен на должность командующего Уральским военным округом. После смерти Сталина, по личному ходатайству Берии Л.П., Жуков Г.К. был возвращен в Москву и вновь назначен на должность Первого заместителя министра Вооруженных Сил СССР (министр – Булганин). Однако, испугавшись силовой связки Берия-Жуков, Маленков и Хрущев сделали все возможное и невозможное, чтобы не дать этому состояться, но изначально, надо было от дел отстранить министра МГБ Абакумова В.С.
«Совершенно секретно»
СПЕЦСООБЩЕНИЕ В.С. АБАКУМОВА И.В. СТАЛИНУ
О НЕГЛАСНОМ ОБЫСКЕ НА КВАРТИРЕ ЖУКОВА [п.2.104,105]
10 января 1948 г.
СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР
Товарищу СТАЛИНУ И.В.
В соответствии с Вашим указанием 5 января с.г. на квартире ЖУКОВА в Москве был произведен негласный обыск.
Задача заключалась в том, чтобы разыскать и изъять на квартире ЖУКОВА чемодан и шкатулку с золотом, бриллиантами и другими ценностями.
В процессе обыска чемодан обнаружен не был, а шкатулка находилась в сейфе, стоящем в спальной комнате.
В шкатулке оказалось:
Часов — 24 шт., в том числе золотых — 17 и с драгоценными камнями — 3;
Золотых кулонов и колец — 15 шт., из них 8 с драгоценными камнями;
Золотой брелок с большим количеством драгоценных камней;
Другие золотые изделия (портсигар, цепочки и браслеты, серьги с драгоценными камнями и пр.).
В связи с тем, что чемодана в квартире не оказалось, было решено все ценности, находящиеся в сейфе, сфотографировать, уложить обратно так, как было раньше, и произведенному обыску на квартире не придавать гласности.
По заключению работников, проводивших обыск, квартира Жукова производит впечатление, что оттуда изъято все то, что может его скомпрометировать. Нет не только чемодана с ценностями, но отсутствуют даже какие бы то ни было письма, записи и т.д. По-видимому, квартира приведена в такой порядок, чтобы ничего лишнего в ней не было.
В ночь с 8 на 9 января с.г. произведен негласный обыск на даче Жукова, находящейся в поселке Рублево, под Москвой.
В результате обыска обнаружено, что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей.
Например:
Шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов — все¬ го свыше 4.000 метров;
Мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчовых, кара¬ кулевых — всего 323 шкуры;
Шевро высшего качества — 35 кож;
Дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др. дворцов и домов Германии — всего 44 штуки, часть которых разложена и развешана по комнатам, а остальные лежат на складе.
Особенно обращает на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи;
Ценных картин классической живописи больших размеров в художествен¬ных рамках — всего 55 штук, развешанных по комнатам дачи и частично хранящихся на складе;
Дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) — 7 больших ящиков;
Серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов — 2 ящика;
Аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук;
Уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других — всего 20 штук.
Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом.
Кроме того, во всех комнатах дачи, на окнах, этажерках, столиках и тум¬бочках расставлены в большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы, а также всякого рода безделушки ино¬странного происхождения.
Заслуживает внимание заявление работников, проводивших обыск, о том, что дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри различными дорогостоящими художествен¬ными картинами, причем их так много, что 4 картины висят даже на кухне.
Дело дошло до того, что в спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с изображением двух обнаженных женщин.
Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее.
Свыше двух десятков больших ковров покрывают полы почти всех комнат.
Вся обстановка, начиная от мебели, ковров, посуды, украшений и кончая занавесками на окнах — заграничная, главным образом немецкая. На даче буквально нет ни одной вещи советского происхождения, за исключением дорожек, лежащих при входе в дачу.
На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке.
Зайдя в дом, трудно себе представить, что находишься под Москвой, а не в Германии.
По окончании обыска обнаруженные меха, ткани, ковры, гобелены, кожи и остальные вещи сложены в одной комнате, закрыты на ключ, и у двери выставлена стража.
В Одессу направлена группа оперативных работников МГБ СССР для производства негласного обыска в квартире Жукова. О результатах этой операции доложу Вам дополнительно.
Что касается не обнаруженного на московской квартире Жукова чемодана с драгоценностями, о чем показал арестованный Семочкин, то про¬веркой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова и при поездках берет его с собой.
Сегодня, когда Жуков вместе с женой прибыл из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него в квартире, где и находится в настоящее время.
Видимо, следует напрямик потребовать у Жукова сдачи этого чемодана с драгоценностями.
При этом представляю фотоснимки некоторых обнаруженных на квартире и даче Жукова ценностей, материалов и вещей. /АБАКУМОВ/
* * *
Еще одной задачей, поставленной Сталиным перед Абакумовым, решение которой не терпело дальнейшей проволочки был «еврейский вопрос».
В 1946 году появились первые националистические нотки в работе «Еврейского антифашистского комитета» (ЕАК), который в своей деятельности все чаще и активнее стал защищать, прежде всего, интересы евреев, стремившихся к культурной автономии, а не к ассимиляции среди народов СССР, о чем Абакумов в своем специальном сообщении впервые доложил Сталину 12 октября 1946 года. Была официальная информация и о том, что в качестве возможной территории для такой еврейской автономии руководство ЕАК и активные его члены стали рассматривать полуостров Крым [п.2.73].
Само создание ЕАК при Совинформбюро в 1942 году непосредственно курировал НКВД СССР. Со стороны МИД работу ЕАК возглавлял руководитель Совинформбюро Лозовский С.А., председателем был избран Соломон Михоэлс – руководитель и главный режиссер Государственного еврейского театра. Среди членов ЕАК можно назвать известных поэтов и писателей Маршак С.Я., Ицик Фефер, Маркиш П.Д., Квитко Л.М., кинорежиссера Эйзенштейна С.М. и музыканта Ойстраха Д.Ф., академиков Фрумкина А.Н. и Капица П.Л., создателя Камерного театра Таирова А.Я., несколько видных военнослужащих, среди которых был Герой Советского Союза командир легендарной подводной лодки «Щука» И.И.Фисанович. На первых этапах основной задачей Еврейского антифашистского комитета было оказание влияния на международное общественное мнение и организация политической и материальной поддержки борьбы СССР против Германии. В 1943 году Соломон Михоэлс и Ицик Фефер в качестве официальных представителей советских евреев отправились в семимесячное турне по США, Мексике, Канаде и Великобритании, в результате которого было собрано и передано Советскому государству в качестве безвозмездной помощи более 30 миллионов долларов. Кроме того, специальная еврейская конференция «Джойнт» в Чикаго начала кампанию по финансированию тысячи санитарных медицинских машин для нужд Красной Армии [п.4.72].
*Лозовский Соломон Абрамович (1878-1952 гг.)
- делегат всех конгрессов Коминтерна, член ВКП(б), доктор исторических наук, профессор Московского государственного университета. С июля 1941 по 1945 заместитель, а с 1945 по 1948 годы начальник Совинформбюро. Руководитель ЕАК. Арестован Лозовской С.А. был 26 января 1949 года, расстрелян 12 августа 1952 года.
*Михоэлс Соломон Михайлович (1890 – 1948 гг.)
- актер и главный режиссер государственного еврейского театра в Москве, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии. Председатель ЕАК. 12 января 1948 года под видом дружеского разговора Михоэлс был приглашен в гости на дачу начальника МГБ Белорусской ССР Цанавы Л., где при непосредственном участии генерал-лейтенанта Огольцова С. И полковника Шубнякова Ф был зверски убит, после чего изуродованное тело под видом дорожного происшествия было оставлено на одной из безлюдных улиц Минска. По показаниям позже арестованного Абакумова, убийство Михоэлса произошло по личному указанию И.Сталина. Расследование этого убийства и казнь членов ЕАК было инициировано Л.П.Берией после смерти вождя.
*Исаак Соломонович (Ицик) Фефер (1900 – 1952 гг.)
- еврейский советский поэт т общественный деятель. Писал на идише. Реадктор еврейских литературно-художественных журналов, заместитель редактора издавашейся ЕАК международной газеты «Эйникайт» (Единение). Сотрудничал с НКВД, неоднократно имел встречи с Берией Л.П. составитель письма Сталину об организации Еврейской автономии в Крыму. Арестован 24 января 1949 года, расстрелян 12 августа 1952 года.
Маркиш Перец Давидович (1895 – 1952 гг.)
- советский еврейский поэт и писатель, член Союза писателей СССР, секретарь Ревизионной комиссии Союза писателей СССР, единственный из советских писателей кавалеров ордена Ленина. Арестован 28 января 1949 года, расстрелян 12 августа 1952 года.
*Шимелиович Борис Абрамович (1892 – 1952 гг.)
- врач-терапевт, главный врач Центральной больницы имени Боткина. Арестован 13 января 1949 года, расстрелян 12 августа 1952 года.
*Брегман Соломон Леонтьевич (1895 – 1953 гг.).
– советский государственный деятель, заместитель министра Госконтроля РСФСР. Арестован 28 января 1949 года, умер в тюрьме.
*Штерн Лина Соломоновна (1875 – 1968 гг.)
- швейцарский и советский биохимик и физиолог, доктор биологических наук, профессор, академик АН СССР (1939 г) и академик АМН СССР (1944 г), директор Института физиологии АН СССР, лауреат Сталинской премии, автор фундаментальных исследований в области клеточного дыхания и концепции гемато-энцефалического барьера. Единственная из членов ЕАК избежавшая расстрела, осуждена к тюремному заключению и последующей 5 летней ссылки в Казахстан. Освобождена в 1953 году и реабилитирована в 1958 году.
*Парнас Яков (Якуб) Оскарович (1884 – 1949 гг.)
- польский Советский биохимик, профессор, академик АН СССР и академик АМН СССР, директор Института биологической и медицинской химии АМН СССР, основатель Лаборатории физиологической химии, исследователь анаэробного превращения углеводов и фосфолиполиза гликогена. Арестован 29 января как член ЕАК, умер через несколько дней в тюрьме от сердечной недостаточности.
Первым раздражением для Сталина стала не только попытка обсуждения, но и построение планов реализации со стороны руководителей ЕАК организации Еврейской советской республики в Крыму. Этому предшествовало проведение 2 апреля 1944 года в Колонном зале Дома Союзов 3-го антифашистского митинга представителей еврейского народа, а 8-11 апреля 3-го Пленума Еврейского антифашистского комитета. Не в меньшей степени обеспокоенность Сталина вызвала изданная и опубликованная в США в 1946 году книга о Холокосте еврейского народа Ильи Эренбурга и Василия Гроссмана, по поводу которой Сталин отметил, что в ходе войны погибло не меньше представителей других национальностей и выделять особенно еврейский народ на фоне многомиллионных жертв в ходе войны среди всего населения СССР является идеологически нецелесообразным. В связи с этим решением Сталина «Черная Книга» к изданию в СССР была запрещена.
Летом 1946 года Отделением внешней политики ЦК ВКП(б) была организована проверка финансовой и прочей деятельности Еврейского антифашистского комитета. В результате проверки на стол Сталина легла записка Абакумова «О националистических проявлениях некоторых работников Еврейского антифашистского комитета» с предложением закрыть его. Однако окончательное решение «еврейского вопроса» было отложено на неопределенный срок. Хотя в начале 1947 года непосредственный руководитель ЕАК Соломон Лозовский был уволен из МИД и снят с поста директора Совинформбюро. Предупреждены были о чрезмерных националистических выступлениях и Михоэлс и Фефер.
14 мая 1948 года было провозглашено государство Израиль. По мнению Сталина и Молотова вновь образованное еврейского государство могло стать надежным союзником СССР и главным рупором в борьбы за трудовое освобождение евреев во всем мире, но эти надежды очень быстро превратились в миф.
Переполнило чашу терпения у Сталина прибытие в СССР 11 сентября 1948 года израильской миссии во главе с первым премьером Израиля Голдой Меир и восторженная реакция еврейской общественности Москвы на открытие посольства [п.4.75]. 4 октября 1948 года Голда Меир с группой израильских дипломатов приехала в еврейскую синагогу в Москве по случаю празднования еврейского Нового года, где их встретила почти 50-ти тысячная демонстрация евреев столицы. Вслед за первой демонстрацией, еще одна прошла 13 октября с не меньшим количеством людей и вновь у московской синагоге по случаю еврейского праздника Иом-кипур.
В СССР эти события по понятным причинам не освещались, зато все корреспонденты английских и американских газет в Москве отправили и опубликовали за рубежом статьи с комментариями о поголовном желании евреев Москвы массово эмигрировать из СССР.
Реакция Сталина была незамедлительной [п.4.75]. 12 января 1948 года по распоряжению Абакумова Соломона Михоэлса во время командировки в Минск был убит сотрудниками МГБ Огольцовым Сергеем Ивановичем и Шубняковым Федор Григорьевичем на даче МГБ Белоруссии Лаврентия Цанавы, после чего инсценировав автомобильную катастрофу, бросили тело Михоэлса в одном из переулков [п.4.78].
На протяжении первых месяцев 1949 года было арестовано все руководство Еврейского антифашистского комитета. Следствие велось три года. Рассмотрев материалы дела Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством генерал-лейтенанта юстиции А.Чепцова 30 апреля 1952 года осудила 15 человек ЕАК, полностью признавших свою вину перед Советским государством в террористических намерениях, приговорив 14 из 15 человек к высшей мере наказания. Среди расстрелянных был и главный врач Центральной клинической больницы им. С.П.Боткина в Москве Шимелиович Борис Абрамович[300]. Заместитель министра Госконтроля РСФСР Брегман Соломон Леонтьевич[303] расстрела не дождался по причине смерти после состоявшегося суда в санчасти Бутырской тюрьмы. Среди «помилованных» - одна женщина Штерн Лина Соломоновна – академик АН СССР и АМН СССР, директор Института физиологии АМН СССР, заведующая кафедрой физиологии 2-го Московского медицинского института отбывала в исправительно-трудовой лагерь ГУЛАГа с последующей 5-летней ссылкой. Академик Яков Оскарович Парнас суда не дождался – умер в камере после очередного ночного допроса с избиением [п.4.74,76].
*Цанава (Джанджгава) Лаврентий Фомич (1900 – 1953 гг.)
- сотрудник ВЧК – ОГПУ - НКВД – МГБ СССР, генерал-лейтенант Государственной безопасности, в 1951 – 1952 года – заместитель министра МГБ СССР, с 1938 по 1941 годы – нарком НКВД Белорусской ССР, с 1943 по 1951 годы – министр Государственной безопасности БССР. Организатор и исполнитель убийства Соломона Михоэлса. Был арестован после смерти И.Сталина по распоряжению Берии Л.П. 4 апреля 1953 года. Умер во время следствия в Бутырской тюрьме в 1953 году.
*Огольцов Сергей Иванович (1900 – 1976 гг.)
- сотрудник НКВД. В 30х годах генерал-лейтенант Государственной безопасности Огольцов С.И. - активный участник репрессий в различных областях Украины. В 1939 году – начальник УНКВД по Ленинграду и Ленинградской области. В 1942 году – начальник УНКВД по Куйбышевской области. В 1944 году – нарком МГБ Казахской ССР. На должность заместителя министра МГБ СССР Абакумова В.С. по общим вопросам назначен после убийства Соломона Михоэлса на даче Цанавы в Минске. После смерти Сталина был арестован по распоряжению Берии Л.П. по обвинению в убийстве Соломона Михоэлса, однако после ареста Лаврентии Берии был освобожден, а в 1954 году уволен в запас. В 1958 -1959 годах в ходе расследования обстоятельств «ленинградского дела» Огольцов С.И. был исключен из партии, лишен воинских званий и всех наград. Умер в 76 лет.
*Шубняков Федор Григорьевич (1916 – 1996 гг.)
- сотрудник ВЧК – ОГПУ - НКВД – МГБ – КГБ СССР, полковник Государственной безопасности, начальник 2-го главного (контрразведывательного) управления МГБ СССР. Арестован в ноябре 1951 года по «делу Абакумова-Шварцмана о заговоре в органах МГБ». Освобожден после смерти Сталина в марте 1953 года, реабилитирован, восстановлен в звании и должности. С мая 1954 года сотрудник ВГУ КГБ СССР, легальный резидент КГБ в Австрии. С мая 1959 года – заместитель директора по режиму в системе Министерства машиностроения СССР. В 1965 году в звании полковника КГБ уволен в запас. Непосредственный исполнитель убийства Соломона Михоэлса.
* * *
Настроение среди еврейской интеллигенции было гнетущее, так как многие понимали, что, не смотря на окончание судебных заседаний по деятельности Еврейского антифашистского комитета окончательное решение «еврейского вопроса» еще далеко не найдено. И в этом меньше чем через полгода все смогли убедиться, когда «дело кремлевских врачей отравителей» исходя из количества арестованных профессоров еврейской национальности, приобрело слишком очевидный антисемитский уклон. Но об этом позже [п.4.75,77].
* * *
Сейчас же напомним, шел 1946 год, и в кротчайшие сроки необходимо было решать продовольственный вопрос в стране, голод в которой в послевоенное время имел повсеместный и порой катастрофический характер и это, по мнению И.В.Сталина задача была наиглавнейшая.
«Совершенно секретно»
ЗАПИСКА БЕРИИ Л.П. И.В.СТАЛИНУ О СПЕЦСООБЩЕНИИ АБАКУМОВА В.С. «О ГОЛОДЕ В РЕСПУБЛИКАХ И ОБЛаСТЯХ СССР» [п.2.102]
31 декабря 1946 г.
Товарищу СТАЛИНУ
Представляю Вам полученные от т. Абакумова сообщения о продовольственных затруднениях в некоторых районах Молдавской ССР, Измаильской области УССР и выдержки из писем*, исходящих от населения Воронежской и Сталинградской областей с жалобами на тяжелое продовольственное положение и сообщениями о случаях опухания на почве голода.
В ноябре и декабре с.г. в результате негласного контроля корреспонденции министерством государственной безопасности СССР зарегистрировано по Воронежской области 4616 таких писем и по Сталинградской — 3275.
Выдержки из писем, исходящих от населения Воронежской и Сталинградской областей, с жалобами на тяжелое продовольственное положение и сообщениями о случаях опухания вследствие недостатка питания по Воронежской области:
15.XI-46 г. «...Надвигающийся голод страшит, моральное состояние подав¬ ленное. Дети наши живут зверской жизнью — вечно злы и голодны. От плохого питания жена стала отекать, больше всего отекает лицо, сам очень сла¬бый. Голод ребята переносят терпеливо, если нечего поесть, что бывает очень часто, молчат, не терзают мою душу напрасными просьбами».
(Ефремова М.С., Воронежская обл., ст. Бутурлиновка, Главмука, — Ефремовой Н.А., ПП 39273).
24.Х-46 г. «...Дома дела очень плохие, все начинают пухнуть от голода:
хлеба нет совсем, питаемся только желудями».
(Ершов В.В., Воронежская обл., г. Борисоглебск, ул. Ярмарочная, д. 57, — Ершову П.В., ПП 61500).
24.XI-46 г. «...Мы погибаем от голода. Хлеба нет, ничего нет, есть нечего.
Жить осталось считанные дни, ведь, питаясь водой, можно прожить только неделю».
(Бобровских А.С., Воронежская обл., с. Бегрибанова, ул. Трудовая, д. 40, — Бобровскому И.В., ПП 8948).
20.XI-46 г. «...Тяжело жить и морально и материально, а тут еще надвинулся голод. Ведь в Воронежской области страшный недород. Муки, хлеба коммерческого получить нет возможности, очереди тысячные, люди едят жмых.
Вот и живи, как хочешь. Смерть, хотя и близка, а страшно от голода умирать.
Ну, да все равно, лишь бы поскорей. Я так устала, так тяжело жить.
(Иванова К.И., г. Воронеж, ул. Разина, 13, кв. 5, — Иванову Н.В., Грозненская обл., Горский р-н, ул. Театральная, 8, кв. 4).
По Сталинградской области
13. XI-46 г. «...Я ем сейчас желуди, хотя и запрещают их есть, так как от них погибло много людей, но больше есть нечего, так жить дальше я не могу».
(Леньков Л.И., Сталинградская обл., Нехаевский р-н, с. Упорники, — Ленькову А.Е., ПП 24525-Ф).
14. XI-46 г. «...Питаемся свиным кормом, едим желуди. На днях от них чуть-чуть не умерли — очень болит желудок, а кроме них, есть нечего. Теперь бы хоть крошечку чистого хлеба. Придется умирать от этих желудей».
(Числова А.В., Сталинградская обл., Горно-Балыклейский р-н, с. Горная Пролейка, — Числову М.Д., ПП 33552).
29.XI-46 г. «...Я продал все, чтобы спасти жизнь. Больше продавать нечего, остается одно: или умереть, или решиться на что-то другое, иначе гибель.
Я уже начинаю пухнуть. Мне не страшна тюрьма, ибо там я могу получить кусок хлеба».
(Мурнило, г. Сталинград, трамвайный парк, — Александровой Л., Псковская обл., Островский р-н, д. Мерзляки).
24.XI-46 г. «...Мать от голода распухла, поддержать ее нечем. Два месяца не кушали хлеба, питаемся только свеклой, да и она тоже кончается. Дети в школу не ходят, нет хлеба. Я кончу жизнь самоубийством, чтобы не видеть этих мук».
(Шамыгина, Комсомольский р-н, х. Сенной, — Шамыгину, ПП 82116).
По письмам, исходящим из Сталинградской области, информирован Сталинградский обком ВКП(б).
Начальник от дела «В» Министерства государственной безопасности ГРИБОВ Выдержки из писем рабочих судостроительного завода № 402 г. Молотовска, Архангельской области с высказываниями, характеризующими отрицательные настроения в связи с продовольственными затруднениями
16.XI-46 г. «...Большинству населения жить невозможно. Половина здешних людей страдает цингой и прочими болезнями, а все это исходит от ужас¬ных материальных условий — нехватки жиров и витаминов. А вернее, из-за халатного отношения правительства».
(Харитонов, гор. Молотовск, почта, до востребования, — Харитонову Ф.В., гор. Куйбышев, ст. Безымянка, п/я 208/40).
2.XI-46 г. «...Эту зиму, видно, придется голодать. На рынке ничего нет.
Хлеб 35 руб. кг, картошка 7—8 руб. кг. Да и продукты выкупать денег надо много. Где только брать деньги, я уже чуть с ума не схожу. Как жить, зарплаты все еще не прибавили».
(Лыжина Ю., Архангельская обл., Молотовск, — Лыжиной Е.И., Архангельская обл., Виноградовский р-н).
22.XI-46 г. «...Сейчас здесь очень тяжелое время. На рынке из продуктов абсолютно ничего не дают продавать — забирают, а хлеб в особенности. Вся¬ кие повышенные и УДП уже отменены, в Особторге ничего не стало. В общем, положение для рабочих «аховское». Люди все повесили головы и дума¬ ют только о своем существовании».
(Гулякова 3., Архангельская обл., гор. Молотовск, до востребования, — Гулякову Н.А., гор. Рига, Парковая, 4).
20.XI-46 г. «...Мы сейчас все упали духом, негде купить ни одной крупинки. Хоть подыхай, и никак не вырвешься с этого проклятия».
(Баденко М.И., Архангельская обл., гор. Молотовск, Полярная, 1-Б, — Силюк Т.Н., УССР, Николаевский р-н, Одесская ж.д., ст. Грейгово).
По материалам информирован Архангельский обком ВКП(б).
Выдержки из писем рабочих, мобилизованных на работу в угольную промышленность Сталинской области, с сообщениями о дезертирстве вследствие тяжелых материально-бытовых условий
6.XII-46 г. «...Кормят нас здесь, как собак: на утро пол-литра баланды, на обед тоже и 1 ложка каши. Баланду варят из муки. Заработок очень плохой — 300 рублей в месяц, а на питание нужно 600 рублей. Спецодежду не выдают.
Я до весны не выдержу. Многие отсюда сбежали».
(Коваль Н.Д., Сталинская обл., Буденновский р-н, шахта 3/19, ул. Тбили¬ си, 12, — Горелому П.Г., Черниговская обл., Понорницкий р-н, с. Осьмаки).
27.XI-46 г. «...Я не знаю, как вырваться из этого ада, а то от голода умрешь.
Утром и вечером дают одну воду с гнилыми огурцами, а на второе — ложку кормового буряка. Все собираются бежать, в том числе и я».
(Рижук, гор. Сталино, Буденовка, шахта 12/18, — Рижук, Винницкая обл., Долински й р-н, с. Джулино).
Безотлагательно решить эту задачу в 1946-1947 гг. пытались почти полной экспроприацией продовольствия на оккупированных европейских территориях, в результате чего, например, в советской зоне Берлина изымание любых запасов продовольствия вылилось в массовые выступления, подавить которые впрочем, большого труда не составило. Есть специальное сообщение Абакумова Сталину об участившихся случаях питания людей и военнопленных в Кенигсберге мертвым человеческим мясом и повышении преступности.
* * *
В апреле 1946 года прошло заседание Оргбюро ЦК, рассмотревшее вопрос о деятельности управления пропаганды. Иосиф Сталин, выступавший на этом мероприятии, сказал, что худшими советскими журналами являются «Новый мир» и «Звезда». Одним из членов редколлегии журнала «Звезда» был Михаил Зощенко. Через несколько дней состоялось совещание идеологических работников; на нём секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов сообщил, что ряд критиков находится «на попечении у тех писателей, которых они обслуживают». Для формирования объективной картины следует привлечь к работе с
управлением пропаганды «лиц, которых, не стыдясь можно было бы выпустить на арену, и они будут властителями дум наших литераторов», отметил Жданов. Разобраться в этой ситуации, было поручено начальнику управления пропаганды и агитации ЦК Александрову и его заместителю Еголина. Отчет о проделанной работе был доложен Жданову 7 августа 1946 года. В докладной записке был проведен подробный разбор «идеологически вредных и в художественном отношении очень слабых произведений», публиковавшихся в журналах «Звезда» и «Ленинград» в течение последних двух лет [п.4.52].
*Зощенко Михаил Михайлович (1894 – 1958 гг.)
- выдающийся русский и советский писатель, драматург, сценарист и переводчик. Классик русской литературы. Автор большого количества произведений. В 30х годах рассказы Михаила Зощенко печатаются во многих рассказах, а книги издаются большими тиражами. В годы Великой Отечественной войны работает во многих изданиях, пишет пьесы для Ленинградского театра комедии и Ленинградского драматического театра, сотрудничият с «Мосфильмом», работает в редакции журнала «Крокодил». В связи с началом объявления И. Сталиным в 1946 году борьбы с «космополитизмом», подвергся критики со стороны партийных и административных писательских органов, общественную травлю подхватили многие из бывших коллег и друзей по писательскому цеху. По мнению Жданова “Зощенко выворачивает наизнанку свою подлую и низкую душонку”. Зощенко исключается из Союза писателей СССР. После смерти Сталина, несмотря на восстановление Зощенко в Союзе писателей СССР, негласная травля писателя продолжилась и он был вынужден на протяжении многих лет добиваться себе пенсии. Умер Михаил Михайлович в 1958 году у себя на даче в Сестрорецке от сердечной недостаточности.
*Ахматова Анна Андреевна (1889 – 1966 гг.)
- выдающийся русский поэт, одна из наиболее значимых фигур русской литературы XX века. В 60х годах дважды номинировалась на Нобелевскую премию по литературе. В 30х и 40х годах Анна Андреевна находилась под неослабевающим и постоянным контролем НКВД. Это было связано не только с ее неподкупным творчеством, глубиной ее таланта, искренними чувствами и стремлением с болью в душе реагировать на жизнь и окружающую действительность, но и с самой Анной Андреевной и ее жизнь в складывающихся обстоятельствах времени. Репрессиям были подвергнуты близкие ей люди: первый муж, Николай Гумилёв, был уже после их развода расстрелян в 1921 году; третий муж, Николай Пунин, трижды подвергался аресту и умер в лагере в 1953 году; единственный сын, Лев Гумилёв, провёл в заключении в 1930—1940-х и в 1940—1950-х годах более 10 лет; Осип Мандельштам подвергался арестам; скончался в пересыльном лагере от сыпного тифа в 1938 году.Из постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 года: “…Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусство для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодёжи и не могут быть терпимы в советской литературе……. Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой.Такова Ахматова с её маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой. Ахматовская поэзия совершенно далека от народа. Это — поэзия десяти тысяч верхних старой дворянской России, обречённых”.
Умерла Анна Андреевна в возрасте 76 лет в Москве. Вечная ей память и благодарность потомков!
В 1943 было принято постановление ЦК ВКП(б) «О контроле над литературно-художественными журналами».В 1946 г. И. Сталин на заседании оргбюро назвал «худшими советскими журналами «Новый мир» и «Звезда»», а через несколько дней на совещании идеологических работников Андрей Жданов выступил с рекомендацией сменить руководство журналов.Ленинградский горком отреагировал на выступления Сталина и Жданова, ответственным редактором издания стал П. И. Капица, который так и не приступил к работе, Михаила Зощенко назначили на место одного из членов редколлегии "Звезды".В августе 1946 года в поле зрения начальника пропаганды и агитации ЦК Г. Александрова и его заместителя А. Еголина попали стихотворение Ахматовой «Вроде монолога»в и рассказ Зощенко «Приключения обезьяны», который был напечатан в «Звезде», он же был опубликован в «Мурзилке» в 1945 г.В Постановлении ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» было отмечено, что издания «ведутся совершенно неудовлетворительно». Рассказ «Приключения обезьяны» оценивался как «малохудожественный, идейно порочный». Забракованы произведения других писателей, в том числе, как сказано выше, и Анны Ахматовой. Существование журнала «Ленинград» было исключено.Позднее редактору «Ленинграда» поэту и писателю Б. Лихареву задавались вопросы, каким образом в его журнале оказались произведения Зощенко и пародийный номер Аркадия Райкина. Ответственному редактору «Звезды»- писателю и поэту В. Саянову, задавались вопросы по поводу публикации рассказа «Приключения обезьяны» в журнале.Затем последовал доклад Жданова о Михаиле Зощенко, где он не скупился на оскорбления в адрес писателя.Постановление о ленинградских журналах было опубликовано в «Правде» 21 августа.Через две недели литератор был исключен из Союза писателей. Его перестали печатать, перестали упоминать имя, его переводы остались безымянными. Ахматова и Зощенко утратили право на получение хлебных карточек. Почти все коллеги и знакомые прекратили общение с поэтессой и писателем. Видя их на улице, переходили на другую сторону дороги, отворачивались. Все их сборники и произведения были изъяты из библиотек и торговых точек.
*Мурадели Вано Ильич (Мурадов Иван Ильич; Ованес Мурадян) (1908 – 1970 гг.)
- советский композитор и дирижёр. Народный артист СССР (1968). Лауреат двух Сталинских премий второй степени (1946, 1951). С 1939 по 1948 год был членом президиума оргкомитета Союза советских композиторов СССР, возглавлял Музыкальный фонд СССР при ССК СССР. В 1942—1944 годах во время Великой Отечественной войны служил начальником и художественным руководителем Центрального ансамбля краснофлотской песни и пляски ВМФ СССР, с которым выступал на фронтах и флотах. Член ВКП(б) с 1942 года.Член правления ССК СССР с 1948 года. Получил широкую огласку в связи с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) Об опере «Великая дружба» от 10 февраля 1948 года, в котором он наряду с Сергеем Прокофьевым, Дмитрием Шостаковичем и рядом других композиторов был причислен к формалистам. После смерти Иосифа Сталина и выхода в печать Постановления ЦК КПСС от 28 мая 1958 года об исправлении ошибок в оценке оперы «Великая дружба» и ряда других произведений был восстановлен на работе в Союзе композиторов СССР.В 1958—1960 годах — заместитель председателя оргкомитета, а с 1960 года — секретарь правления Союза композиторов РСФСР. В 1959—1970 годах — председатель правления Московского отделения СК РСФСР. Секретарь правления Союза композиторов СССР с 1968 года. В марте 1966 года подписал письмо тринадцати против реабилитации Сталина.
Опера Вано Мурадели «Великая дружба» была создана в 1947 году. Первая постановка состоялась в Сталине (Донецк) 28 сентября 1947 года. 7 ноября 1947 года, в день 30-летия Октябрьской революции, состоялась московская премьера в Большом театре. После того, как на одном из представлений побывало руководство страны, было принято специальное постановление Политбюро ЦК ВКП(б), в котором опера подверглась разгромной критике. Постановление положило начало борьбе с формализмом в советском искусстве и преследованиям тех деятелей культуры, которые, согласно этому постановлению, были объявлены последователями этого направления.
Действие оперы происходит в 1919 году на Кавказе. События разворачиваются вокруг посланника Ленина — Комиссара (прототипом которого послужил Серго Орджоникидзе). Белогвардейцы пытаются разжечь межнациональную рознь. Для этого они побуждают ингуша Муртаза убить Комиссара. Но в последний момент Муртаз спасает Комиссара, заслонив его от вражеской пули, и гибнет. Первоначально опера получила официальное одобрение. Дмитрий Шостакович, вспоминая в 1960 году московскую премьеру, говорил, что опера была вполне удовлетворительной как по постановке, так и по исполнению. Первые два выступления в Большом театре прошли успешно. Но 5 января 1948 года на третий спектакль пришёл И. В. Сталин в сопровождении других членов Политбюро. После этого визита опера была снята с репертуара и осуждена специальным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 года. Утверждалось, что опера искажает тему дружбы народов СССР и является проявлением формализма в музыке. Опера не понравилась Сталину по целому ряду причин. По сюжету Комиссар убеждает грузин и осетин не бороться с русскими. Сталин оскорбился за осетин. Во-вторых, в это время чеченцы и ингуши были депортированы, и, по мысли Сталина, они должны были быть представлены в негативном свете. В-третьих, прообразом главного героя был Орджоникидзе, которого до самоубийства довёл Сталин и лишнее напоминание об этом разозлило его. В-четвёртых, в опере, посвящённой кавказской жизни, Сталин ожидал услышать знакомые мотивы, но вместо них услышал лезгинку, сочинённую самим Мурадели.
Скандал вокруг оперы позволил Сталину подчинить региональные композиторские организации центральной, управлявшейся подконтрольными людьми. По странному «совпадению», композиторы, обвинённые в формализме, занимали ключевые посты в прежнем Оргкомитете Союза композиторов СССР. Соответственно, во вновь созданной иерархии к руководству были привлечены те композиторы, которые избежали подобных обвинений: Тихон Хренников был избран Генеральным секретарём правления Союза советских композиторов, Борис Асафьев — председателем правления, Владимир Захаров, Мариан Коваль и Михаил Чулаки — секретарями правления Союза. Кроме того, Коваль был назначен главным редактором журнала «Советская музыка», а Чулаки занял вакантную должность на кафедре композиции.
В поле зрения попало «полное пессимизма» стихотворение Анны Ахматовой «Вроде монолога», в котором «действительность представляется мрачной, зловещей». Рассказ Зощенко «Приключения обезьяны» был расценён Александровым и Еголиным как «порочное, надуманное произведение»: «В изображении Зощенко советские люди очень примитивны. Автор оглупляет наших людей». В записке были также упомянуты «насыщенные чувством безысходной тоски» стихи Ильи Садофьева и «малохудожественные, идейно порочные» произведения Сергея Варшавского, Михаила Слонимского, Ильи Сельвинского и других писателей и поэтов.
По мнению Сталина дело было вовсе не в самих личностях, например, Ахматовой и Зощенко. Цель, поставленная Сталиным, была сугубо политическая: прочно взять в руки на их и многих других примерах всю выпущенную из рук интеллигенцию, пресечь в ней иллюзии, указать ей на ее место в обществе и напомнить, что задачи, поставленные перед ней, будут формулироваться так же ясно и определенно, как они формулировались и раньше, - словом, что-то на тему о сверчке и шестке.
По этой причине доклад Жданова на Пленуме ЦК и постановление о журналах “Звезда” и “Ленинград” не заставили себя ждать.
Непосредственно перед выходом постановления 2-е Главное управление МГБ подготовило на имя Абакумова справку о Зощенко, в которой отмечалось, что Зощенко в частных беседах нередко «высказывал враждебное отношение к советской цензуре, жаловался на невозможность заниматься творческой работой». Обратили внимание на «постоянные критические реплики писателя по поводу отсутствия свободы творчества, а также его склонность к пацифистским настроениям». Кроме того, в справке были названы имена литераторов, входящих в «ближний круг» Зощенко.
Жданов выехал в Ленинград для разъяснения ленинградскому партийному активу настоящего постановления ЦК ВКП(б)». В результате секретарь по пропаганде Ленинградского горкома Широков был уволен, редактор журнала «Ленинград» Борис Лихарев получил выговор. Зощенко был исключён из Союза писателей. В постановлении указывалось, что персональную ответственность за идеологическую направленность в «Звезде» несёт первый секретарь Ленинградского обкома и горкома Пётр Попков.
Так или иначе, но это было начало «ленинградского дела», которое получило развитие в 1949 году и на котором мы обязательно еще остановимся, соблюдая хронологический порядок развития событий.
* * *
*Фадеев Александр Александрович (1901 – 1956 гг.)
- советский писатель, журналист, военный корреспондент, лауреат Сталинской премии (1946 г.), Жанр творчества – социалистический реализм. Помимо романа «Разгром», всероссийскую известность Фадееву принес роман «Молодая гвардия». В период с 1946 по 1954 годы являлся генеральным секретарем и председателем правления Союза писателей СССР. Закончил жизнь самоубийством.
*Симонов Константин Михайлович (1915 – 1979 гг.)
- советский писатель, прозаик, поэт, военный корреспондент, драматург, киносценарист. Участник Великой Отечественной войны, которую закончил в звании полковника Красной Армии. Лауреат шести Сталинских премий, Герой Социалистического Труда. Жанр творчества – социалистический реализм и вехи Великой Отечественной войны. В 1946-1950 годах главный редактор журнала «Новый мир», с 1950 по 1953 годы главный редактор «Литературной газеты», с 1954 по 1958 годы вновь главный редактор журнала «Новый мир». В 1948 – 1954 годах заместитель председателя правления Союза писателей СССР. Активный участник развернувшейся кампании в писательской среде и творческой интеллигенции против «безродных космополитов». Последние годы жизни Симонова К.М. прошли в попытках «реабилитировать» в некотором смысле, свои поступки в отношении многих писателей, журналистов и просто людей, совершенные им в «тяжелое сталинское время».
*Горбатов Борис Леонидович (1908 – 1954 гг.)
- советский писатель и сценарист, журналист, военный корреспондент, слен Художественного Совета Министерства кинематографии, лауреат двух Сталинских премий (1946 и 1952 гг.). Типичный представитель угодных Сталину писателей, перу которого принадлежат видимо кем-то и когда-то читаемых произведений: «Ячейка», «Наш город», «Мое поколение», «Непокоренные» и другие. В 1948-1954 годах занимал должность секретаря Союза писателей СССР, являясь активным участником борьбы с космополитизмом, травли Зощенко и Ахматовой и других «благих», но столь нужных Сталину дел.
13 мая 1947 года Сталин вызвал в Кремль руководителей Союза писателей: Фадеева, Симонова и парторга Горбатова.
“…Посередине приемной стоял большой стол с разложенной на нем иностранной прессой – еженедельниками и газетами. В три-четыре минуты седьмого в приемную вошел Поскребышев и пригласил всех пройти в кабинет к Сталину. Во главе стола, на дальнем конце его, сидел Сталин, рядом с ним Молотов, рядом с Молотовым Жданов. Лицо у Сталина было серьезное, без улыбки. Он деловито протянул каждому из вошедших руку.
“Вот есть такая тема, - начал Сталин. - Очень важная тема, которой нужно, чтобы заинтересовались писатели. Это тема нашего советского патриотизма. Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, - акцентируя внимание на последних сказал Сталин, строя фразы с той особенной, присущей ему интонацией, - у которых недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя еще несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников [п.4.77].
У военных тоже было такое преклонение. Сейчас стало меньше. Теперь эти, академики и доктора, хвосты задрали.
Почему мы хуже? В чем дело? В эту точку надо долбить много лет, лет десять эту тему надо вдалбливать!
Бывает так: человек делает великое дело, и сам этого не понимает.
Вот взять академика Парина: не последний ведь человек у нас в стране, а перед каким-то подлецом-иностранцем, перед ученым, который на три головы ниже его, преклоняется, теряет свое достоинство.
Надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов.
Сталин повернулся к Жданову.
- Дайте документ!
Жданов вынул из папки несколько скрепленных между собой листков с печатным текстом. Сталин перелистал их (в документе было четыре или пять страниц). Перелистав его, Сталин поднялся из-за стола и, передав документ Фадееву, сказал:
- Вот, возьмите и прочитайте сейчас же вслух.
Фадеев стал читать вслух. Это было несколькими месяцами позже опубликованное в “Правде” письмо о так называемом деле профессоров медицины Клюевой и Роскина.
Именно с появления этого письма в печати и была начата та борьба с самоуничижением, самоощущением нестопроцентности, с неоправданным преклонением перед заграничной культурой и наукой, о которой Сталин сказал, что “в эту точку надо долбить много лет”. И борьба эта очень быстро стала просто и коротко формулироваться как борьба с низкопоклонством перед заграницей, борьба, с одной стороны, подхлестываемая сверху, а с другой, - приобретающая опасные элементы саморазвития снизу. Но начало было положено именно этим письмом” [п.4.24].
*Роскин Григорий Иосифович (1892-1964 гг.)
- доктор биологических наук, профессор. С 1925 по 1938 гг заведующий кафедрой и отделом Микробиологического НИИ Наркомпроса РСФСР. С 1943 по 1946 гг руководил лабораторией Института онкологии Министерства здравоохранения РСФСР и отделом цитологии лаборатории биотерапии рака АМН СССР.
*Клюева Нина Георгиевна (1899 – 1971 гг.)
- микробиолог, доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент АМН СССР. С 1930 по 1941 гг профессор, заведующая кафедрой микробиологии Центрального института усовершенствования врачей. С 1948 по 1951 годы заведующая лабораторией биотерапии АМН СССР. С 1950 по 1953 годы основатель и заведующая кафедрой микробиологии Московского медицинского института МЗ РСФСР. С 1954 года – заведующая отделом и лабораторией противоопухолевых препаратов Государственного контрольного института медицинских биологических препаратов им. Л.А.Тарасевича. В 1946 году монография Клюевой и Роскина «Биотерапия злокачественных опухолей» была опубликована в США. Их обвинили в предательстве интересов Родины. В газетах появились статьи о продажных ученых. Константин Симонов написал пьесу «Чужая тень», Александр Штейн — ещё одну: «Закон чести», режиссёр Абрам Роом поставил по ней фильм «Суд чести» — историю о том, как советская учёная продает секрет спасительного лекарства за флакон французских духов. Фильм получил Сталинскую премию за 1949 год. В 1955 году все обвинения были сняты.
*Аничков Николай Николаевич (1885 – 1964 гг.)
- выдающийся советский патологоанатом, профессор, академик АМН СССР (1944 г), генерал-лейтенант медицинской службы (1943 г.), президент АМН СССР с 1946 по 1953 гг. Один из первых в мире доказал влияние холестерина на развитие атеросклероза.Из видной дворянской семьи, сын действительного тайного советника, заместителя министра народного просвещения. После окончания Императорской Военно-медицинской академии в период Первой мировой войны работал старшим врачом полевых военно-санитарных поездов. После Октябрьской революции защитил диссертацию и в качестве профессора возглавлял отдел патологической анатомии Института экспериментальной медицины в Ленинграде и кафедры патологической физиологии и патологической анатомии Военно-медицинской академии. На “суде чести” над профессорами Клюевой Н.Г. и Роскиным Г.И. (1947 г.). выступал в качестве общественного обвинителя.
*Куприянов Петр Андреевич (1893 – 1963 гг.)
- выдающийся советский хирург, профессор, академик АМН СССР (1944 г.), генерал-лейтенант медицинской службы (1945 г.), лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического труда. После окончания в 1918 году Военно-медицинской академии в Петрограде ординатор, а с 1924 года заведующий хирургическим отделением Окружного клинического военного госпиталя. С 1934 по 1938 гг. был заместителем начальника клиники госпитальной хирургии Военно-медицинской академии, руководил которой до 1957 года С.С.Гирголав. В годы Великой Отечественной войны занимал должности главного хирурга Ленинградского военного округа, Северного и Ленинградского фронтов. С 1943 года до конца своей жизни возглавлял кафедру факультетской хирургии Ленинградской Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова. С 1944 по 1950 годы вице-президент АМН СССР. На “суде чести” над профессорами Клюевой Н.Г. и Роскиным Г.И. (1947 г.). выступал в качестве общественного обвинителя.
Еще в предвоенные годы профессора Н.Г.Клюева и Г.И.Роскин создали в своей лаборатории противораковый препарат “КР” (круцин), аналог французского препарата “трипазона”, однако, как показывали экспериментальные исследования, более эффективного и дающего лучшие результаты при его первом же клиническом испытании. В связи с чем, в открытой советской прессе в 1946 году издательством Академии медицинских наук СССР, была опубликована их монография “Биотерапия злокачественных опухолей”, которую секретарь АМН СССР академик В.В.Парин во время своего дружественного визита в 1946 году в США, в порядке обмена научной медицинской информацией, и передал американским коллегам, о чем тут же и было доложено Сталину и Берии, которые и сочли данный факт не больше не меньше, как факт выдачи важнейшей государственной тайны. В результате чего академик Василий Васильевич Парин в 1947 году по обвинению в шпионаже в пользу американцев был приговорен к 25 годам заключения. Другие же непосредственные участники этого дела, а именно профессора Нина Георгиевна Клюева и Григорий Иосифович Роскин, а также снятый со своей должности министр здравоохранения Георгий Андреевич Митерев предстали перед “судом чести” и по всей стране была проведена широкая компания осуждения их как космополитов. Почетная миссия общественных обвинителей от медицинской среды была предложена академику Аничкову Николаю Николаевичу и профессору Куприянову Петру Андреевичу, с которой они блестяще справились.
Так началась в СССР всенародная борьба с «безродными космополитами» - людьми мира непомнящими своего родства без связи с отечеством. Начало же всему этому было положено именно тем письмом, цитируемым в мае 1947 года Фадеевым [п.4.24].
“…Фадеев начал читать письмо, которое передал ему Сталин. Сталин до этого, в начале беседы, больше стоял, чем сидел, или делал несколько шагов взад и вперед позади стула Фадеева, поглядывая изредка то на него, то на Симонова, то на Горбатова.
Чтобы не сидеть спиной к ходившему Сталину, Фадеев инстинктивно полуобернулся к нему, продолжая читать письмо. Сталин ходил, слушал, как читает Фадеев, слушал очень внимательно, с серьезным и даже напряженным выражением лица. Он слушал, с какими интонациями Фадеев читал это письмо, и что испытывают присутствующие здесь же Симонов и Горбатов.
Сталин делал пробу, проверял, - какое впечатление производит на них, коммунистов, но при этом интеллигентов, то, что было написано о Клюевой и Роскине - тоже интеллигентах.
Когда Фадеев закончил, Сталин, убедившись в том, что прочитанное произвело впечатление, видимо счел лишним или ненужным спрашивать мнение присутствующих об услышанном.
- Надо уничтожить дух самоуничижения. Надо на эту тему, товарищи писатели, написать произведение. Роман! Надо противопоставить отношение к этому вопросу таких людей, как тут, - сказал Сталин, кивнув на лежащие на столе документы, - отношению простых людей. Эта болезнь сидит, она прививалась очень долго, она до сих пор сидит в наших людях из интеллигенции. Надо над этой темой работать!
- Предлагаю поручить написание такого романа нашему дорогому Константину Симонову.
На следующий день после разговора со Сталиным Симонов был уже у только что назначенного на пост министра здравоохранения Ефима Ивановича Смирнова, а еще через два дня у академика Здродовского, который и стал непосредственным консультантом, при работе Симонова над новой книгой “Чужая тень”.
Пройдет меньше года и режиссер Михаил Ромм по сценарию А.Штейна, взяв за основу книгу Симонова снимет фильм “Суд чести”, который практически сразу после выхода на экраны кинотеатров страны был удостоен Сталинской премии. Понятно, что сюжет фильма был основан на реально состоявшемся “суде чести”, состоявшемся над микробиологами Н.Г.Клюевой и Г.И.Роскиным. По официальным данным картину только за один год посмотрело 15 млн 200 тыс.зрителей. В аннотации отмечалось, что это фильм “о борьбе с проявлениями низкопоклонства перед буржуазной наукой, о воспитании чувства высокого общественного долга, преданности интересам советского государства и о национальном достоинстве советских людей”.Но это было только начало. В ближайший год по стране прошли тысячи таких же “судов чести” над учеными из числа математиков и физиков, медиков, физиологов, биологов и многих общественных деятелей.
Посмотрел ли фильм Михаила Рома Сергей Сергеевич Юдин – конечно посмотрел.
* * *
Необходимо было искать новые жертвы, найти которые при уже имеющихся в распоряжении органов НКВД данных и отлаженном, проверенном годами механизме поиска виновных, особого труда не представлялось. Вспомнили тогда и о не раз бывавшем на слуху профессоре хирургии Сергее Сергеевиче Юдине, о его многочисленных командировках за границу, всесторонних и открытых контактах с иностранными коллегами и журналистами, в том числе англичанами и американцами, о личном знакомстве его и дружбе со многими видными военачальниками Красной Армии, деятелями искусства и культуры, многие из которых уже были репрессированы – для Абакумова это было то, что надо!
В случае агентурной разработки органами МГБ академика Юдина С.С. в рамках оперативно-следственного дела, непосредственное отношение имеют два английских корреспондента – это Альфред Чоллертон и Джон Эванс, хотя и американский посол Уолтер Смит, с которым Юдин был знаком лично, и который был неоднократно у Сергея Сергеевича в гостях дома, заслуживал внимания не меньше. Конечно, можно утверждать, что МГБ везде мерещились шпионы и безобидные встречи с иностранцами носили исключительно простой дружеский характер, но просто информация к размышлению, по какой такой причине, например посол США в СССР Уолтер Смит после возвращения из Москвы в Америку в 1950 году занял пост директора Центральной разведки и главы ЦРУ США. Чтобы отрицать очевидное, интересным было бы проследить дальнейшую судьбу и корреспондентов английских и американских газет, активная работа которых в Москве вызывала настороженность МГБ.
К Альфреду Чоллертону корреспонденту английской газеты «Ньюс Кроникл» в Москве, которому Абакумовым будет отведена одна из главных ролей в деле академика Юдина С.С., мы вернемся позже.
Сейчас представляется интересным проследить еще одно «дело о шпионаже в пользу английской разведки». И в первую очередь, не по причине того, что в ходе этого следственного дела фамилия профессора хирургии Юдина прозвучала в очередной раз, а чтобы проследить и понять по каким законам жанра в соответствии с режиссурой следователей МГБ в очередной раз происходило развенчание скрывающихся под личиной советских граждан целой группы изменников. Интересным по той причине, что разоблачение шпионской сети продолжилось внутри Совинформбюро, деятельность которого, как было показано ранее, переплеталась самым тесным образом с «вредительской работой Еврейского антифашистского комитета». Трагичным по той причине, что в ходе проведения следственных мероприятий по этому, одному из сотен тысяч других дел, вновь назывались фамилии людей, которые пока еще не догадывались о своей виновности во вредительстве или шпионаже, а следовательно и не верили, что могут быть арестованы лишь по причине одного знакомства или общения с другим, иногда даже близко не знакомым им человеком. Таких фамилий, в рамках только одного, этого допроса прозвучало более 20. Трагичным по той причине, что этот как и многие сотни тысяч других протоколов, пусть даже с добавлениями некоторых вымышленных и дописанных следователем фактов, но они подписывались, подписывались собственноручно, а, следовательно, не только претендовали на истинность показаний и глубокого разочарования о содеянном, но служили «прямым» доказательством вины других лиц.
«Совершенно секретно»
СПЕЦСООБЩЕНИЕ АБАКУМОВА В.С. И.В.СТАЛИНУ
С ПРИЛОЖЕНИЕМ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ХАННА Д.Г.[п.2.110]
28 июня 1948 г.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО ХАННА ДЖОРДЖА ГЕРБЕРТА
ХАННА Д.Г., 1902 года рождения, уроженец города Лондона, англичанин, бывшей член компартии Англии с 1922 по 1939 год, гражданин СССР, с высшим образованием, беспартийный, до ареста — переводчик Совинформбюро.
Вопрос: В метрической выписи, выданной Управлением государственного архива Великобритании в городе Лейтон, указано, что вы родились 31-го де¬ кабря 1902 года и зарегистрированы под именем — Джордж Герберт ХАННА.
Обнаруженное при обыске свидетельство о рождении вами не подделано?
Ответ: Нет, конечно. В Лондоне за шиллинг можно удостовериться в под¬ линности любой метрической выписи, а в моем документе указан номер, под которым я зарегистрирован в книге о рождениях в районе Вестхем города Лейтон за 1902 год.
Вопрос: В Советском Союзе вы были известны и как Джон МУРРЕ. Не вернее ли, что обе ваши фамилии носят вымышленный характер?
Ответ: Я — ХАННА, Джон МУРРЕ — партийная кличка, присвоенная мне в последние годы пребывания в компартии Англии. По приезде в 1934 году в Советский Союз я был прописан на жительство под той же фамилией МУРРЕ.
Вопрос: Скажите, разве в Англии вы не нашли полезной и нужной для компартии работы?
Ответ: Я вынужден был покинуть свою родину.
Вопрос: Почему?
Ответ: Позвольте изложить все по порядку. Мой отец Вильям ХАННА — почтальон, а мать — белошвейка. Имея несостоятельных родителей, я уже смолоду зарабатывал себе на пропитание.
*Георгий Вильяминович (Джордж Герберт) Ханна (1902 – 1966 гг.)
- член коммунистической партии Англии, приехавший в начале 30х годах в СССР в поисках социалистической истины, намеревался перевести труды Ленина на английский язык. До ареста работал переводчиком Совинформбюро. Арестован в 1946 году за шпионаж в пользу английской разведки, приговорен к 20 годам исправительно-трудовых работ. Заключение отбывал в трудовом лагере особого назначения №10 в Кемеровской области на территории нынешнего города Междуреченска, где участвовали в возведении шахты «Томусинская 1-2» (Затем шахта имени В.И.Ленина). Наказание в «Камышовом» лагере отбывали осужденные по 58-й статье за измену родине, шпионаж, террористы, а также троцкисты, меньшевики и эссеры. Как правило, это были ответственные советские работники, генералы, профессора, деятели культуры. В спальном бараке Георгий Вильяминович находился вместе с сыном Анны Андреевны Ахматовой Львом Гумилевым и сыном ректора Ленинградского университета и председателем госплана Львом Вознесенским.
Вопрос: При обыске у вас найдено несколько писем из Англии, и послед¬ нее, датированное мартом 1948 года, с указанием обратного адреса отправителя: Лейтон, Виндзор-роуд 17, Эдмунду ХАННА.
Кто он такой?
Ответ: Мой младший брат, по профессии столяр, унаследовавший после смерти родителей их дом в Лейтоне, по улице Виндзор-роуд 17.
В Англии я служил клерком в торговой конторе Хемпфриз, а затем упаковщиком на главном складе фирмы Каллен в Лондоне.
В январе 1922 года в районе Саутварк Лондона я вступил в местную организацию коммунистической партии, но вскоре фирма Каллен меня уволила.
Предоставленная коммунистами должность в комитете национального движения безработных оказалась мне не по плечу, и в марте 1924 года я поступил добровольцем в королевский корпус связи британской армии.
В войсках мною было получено среднее техническое и высшее педагогическое образование со специальностью связиста первого класса и преподавателя гуманитарных наук.
Вопрос: Ваш аттестат об образовании за подписью начальника Управления по делам подготовки войск британской армии генерал-майора ЭЛЛИСА датирован 15-м октября 1930 года. Значит ли это, что, состоя в войсках, вы только учились?
Ответ: Нет, обучение я совмещал с военной службой, закончив ее по истечении девяти с половиной лет, в октябре 1933 года.
Вопрос: Как видно из документа британского штаба в Вазиристане, вы сдали экзамен на знание языка и письменности Урду. Зачем потребовалось вам изучать язык индусов?
Ответ: С 1927-го по 1932-й год я служил в колониальных войсках в Индии, где изучал язык Урду.
Вопрос: Известно, что в годы вашей службы в колониальных войсках в Индии происходили крестьянские восстания. Вы участвовали в их подавлении?
Ответ: В составе подразделения связи мне пришлось поддерживать боевые операции британских войск против воинственного афганского племени «патанов». Восстание было жестоко подавлено, и многие участники его казнены.
Вопрос: Английское правительство, очевидно, не обошло вас наградой?
Ответ: Меня жаловали медалью за успешную службу в Индии.
Вопрос: И повысили в чине?
Ответ: Точно так. Службу в английской армии я закончил капралом.
Вопрос: Словом, вы свободно совмещали принадлежность к компартии с участием в расправе с национально-освободительным движением в Индии.
Ответ: Я действовал не более как солдат, приученный к повиновению.
Вопрос: Явно неубедительно! При опросе в Москве 8-го марта 1940 года вы показали о попытке вербовки вас английской разведкой, будто бы закончившейся безуспешно.
Потрудитесь дать подробные показания о ваших тайных сношениях с «Интеллидженс Сервис».
Ответ: Дело происходило в английском лагере Размак в Вазиристане. Мой командир капитан ГОЛЛУЭЙ учинил экзамен солдатам отрада связи. Понадобился ассистент, и капитан на мне остановил выбор.
Старый бывалый солдат, еще с Первой мировой войны, с немалым числом английских медалей и крестов, капитан Голлуэй оказался строгим, взыскательным экзаменатором. Не только прочных военных знаний, но и безуп¬речной службы королю требовал он от подчиненных.
Однажды вечером, оставшись со мной наедине, Голллуэй закурил трубку и обратился ко мне в необычном для него доверительном тоне. Он сказал:
«Я давно уже, Джордж, хотел побеседовать с вами по душам. Как вы могли убедиться, я замечаю в солдате больше, чем видят в нем другие. Привычка, говорят, вторая натура, а я еще в 1914 году служил в английской военной разведке», — поведал мне Голлуэй.
По словам капитана, он принадлежал к кадровым офицерам «Милитари Интеллидженс» и в Первую мировую войну нес службу контрпропаганды в штабе военной разведки «МИ-3».
Голлуэй затем похвалился самой удачной из его работ, изготовлением серии фальшивых фотоснимков, изображавших переработку на немецком за¬ воде в мыло и химикаты подобранных на поле боя трупов английских солдат.
«Я — стреляный волк, — заявил Голлуэй, — и теперь меня интересует, можно ли положиться на политическую благонадежность солдат отряда».
Сообразив, к чему клонит капитан, я ответил, что вряд ли следует беспокоиться: солдаты безропотно идут в бой и без жалоб переносят суровый кли¬мат страны, лишения и опасности службы в колониальных войсках. «А как коммунисты? — не унимался Голлуэй. — Они проникли и в нашу часть, я это знаю», — понимающе глядя на меня, продолжал капитан.
Я отдавал себе отчет, что дело нешуточное, если командование в дни боев с повстанцами заподозрит во мне коммуниста, и решил от всего отречься.
Я заявил Голлуэю, что нахожусь в неведении относительно коммунистов и их подпольной работы в колониальных частях. «Ну, если так, Джордж, — разочарованно произнес Голлуэй, — вам все же нелишне присматривать за солдатами и докладывать мне о возможных проявлениях неповиновения командирам». Ответив казенной фразой, что долг капрала к этому обязы¬вает, я поспешил ретироваться и с тех пор стал избегать встреч с капитаном Голлуэй.
Вопрос: Сомнительно, чтобы за откровенным разговором обхаживавшего вас разведчика не последовали другие?
Ответ: Не прошло и месяца, как я вернулся в Англию, и капитан Голлуэй не успел закрепить мое сотрудничество с разведкой.
В конце 1932 года мы встретились на улице Лондона, где Голлуэй проводил шестимесячный отпуск. Он облобызал меня и накинулся с расспроса¬ ми: как я живу и не собираюсь ли снова в Индию. Нет, ответил я, служба в колониальных войсках порядком мне прискучила, к тому же в Англии я на¬ мерен завершить военное образование.
Голлуэй не преминул предложить свои услуги, и по его рекомендации я определился на последний курс армейской школы преподавателей, которую окончил с отличием.
В мае 1933 года меня назначили преподавателем центральной школы связи в лагере Каттрик, что в графстве Йоркшир Северной Англии. Капитан Голлуэй отправился в Индию, и наши пути разошлись.
Вопрос: Но не разошлись ваши пути с английской разведкой. Не так ли?
Ответ: К сожалению, мне не удалось ускользнуть от разведки. После вынужденного трехгодичного бездействия, связанного с пребыванием в колониальных войсках, я с головой окунулся в партийную работу, благо коммунисты оказались поблизости, в индустриальном городке Стоюсгон, на верфи и паровозостроительном заводе. С местными коммунистами меня сблизили также личные интересы.
Вопрос: А точнее?
Ответ: Я зачастил в дом к областному организатору компартии в районе Тинз шахтеру Джорджу ВУД. Мне приглянулась миловидная родственница ВУДА Ненси БЛЕИДОН, и я прочил ее себе в жены.
Тем временем коммунисты мне доверили распространение в казармах, читальнях и солдатских клубах политической литературы.
Вопрос: К коммунистам вас подослала разведка. Так и показывайте.
Ответ: Специальных заданий я не получал.
Вопрос: Если английская разведка, по вашему утверждению, не сумела вас завербовать, не подлежит сомнению,что слежка за вами продолжалась. Вы подвергались аресту?
Ответ: Нет, меня не арестовывали.
Вопрос: Неужели связь капрала английской армии с коммунистами Стокктона осталась незамеченной?
Ответ: Я этого не говорю. Напротив, однажды я был обстоятельно допрошен начальником курса армейской школы связи лейтенантом БРЭНДОНОМ.
Вопрос: Почему, сообщив при опросе в 1940 году о капитане Голлуэй, вы умолчали о последующих переговорах с лейтенантом БРЭНДОНОМ?
Ответ: Разговор с Брэндом принял щекотливый характер, и показывать о нем в Москве я не имел желания.
Вопрос: Брэнд знал о вашей принадлежности к компартии?
Ответ: Очевидно, знал. Солдату английской армии положена книжка, в которую заносятся пометки о его благонадежности, заслугах или проступках, отношении к службе и к существующему в стране режиму. Вслед за солдатом по канцеляриям секретно путешествует и его книжка, но он, разумеется, не имеет к ней доступа. Я полагаю, что в моей солдатской книжке капитан Голлуэй сделал компрометирующие меня пометки. Во всяком случае, Брэндон начал разговор издалека, с Индии.
Вопрос: Прежде покажите, что вам известно о Брэндоне?
Ответ: Он, как и Голлуэй, старый солдат и имел за плечами 25 лет службы в английской армии. Оба они принадлежали к корпусу преподавателей, преобразованному английским правительством в прошедшую войну с Германией в институт политических руководителей, наподобие существовавшего в Советской Армии института политических комиссаров.
Подтянутый, высокий, с сединой на висках, Брэндон перед низшими чинами разыгрывал роль отца-комиссара и доброго наставника. Однако ина¬че он повел себя со мной.
Вопрос: Когда произошла эта памятная для вас встреча?
Ответ: В августе 1933 года. Брэндон после опроса о моей службе в Индии заявил: «Нам известны ваши связи с коммунистами Стокктона. Вы посещаете их дома, — укоризненно заметил он, — и поддерживаете дружбу с местным активистом Вудом. Вряд ли ваше поведение можно признать достойным английского солдата, — ничем не смущаясь, продолжал отчитывать меня Брэндон. — Вы еще обратились с рапортом, чтобы вам разрешили жениться, выдали пособие и отвели казенную квартиру. Ну, что ж, мы простим ваши проступки и пойдем навстречу, но вам впредь придется тайно служить только одному хозяину». «Кому?» — спросил я. «Английскому королю», — быстро ответил Брэндон. «Что от меня потребуется?» — с потерянным видом обратился я к Брэндону. «Немногое, — сказал он. — Уведомлять меня о местонахождении коммунистов в воинских частях».
«Итак, вы согласны, или вам придется расстаться со свободой», — строго заключил разговор Брэндон. Я едва вымолвил свой ответ.
Вопрос: Таким образом, вами было дано согласие на сотрудничество с английской разведкой?
Ответ: Я вынужден был пойти на это.
Вопрос: Закрепив свое согласие на бумаге?
Ответ: Не совсем так. Учинивший допрос Брэндон полученные показания занес в протокол, но письменных обязательств от меня не потребовал.
Вопрос: Воспроизведите ваши показания на допросе у Брэндона?
Ответ: Я сообщил о нахождении и работе подпольных коммунистических организаций в Хемпфширском стрелковом полку, королевском армейском медицинском корпусе, бронетанковом дивизионе и пехотном батальоне в ла¬гере Катгрик. «Это как раз то, что нужно», — с удовлетворением произнес Брэндон, записав мои последние слова, и любезно протянул перо, чтобы я расписался.
Вопрос: Как вы расписались?
Ответ: Фамилией и инициалами, добавив свой чин и армейский номер.
Вопрос: В отобранном у вас при обыске аттестате службы в Британском королевском корпусе связи указан ваш номер: 2316133.
Этим ли номером вы обозначили свои показания Брэндону?
Ответ: Совершенно верно. За годы службы в английской армии я твердо запомнил свой порядковый номер: 2316133.
Вопрос: Какой номер был вам присвоен по работе в английской разведке?
Ответ: Номера или клички я не имел.
Вопрос: В том же аттестате указано, что 6-го октября 1933 года вас уволили из армии. В связи с чем?
Ответ: Увольнение произошло с непостижимой для меня поспешностью.
Я был вызван в кабинет коменданта батальона рекрутов, где служил преподавателем. Комендант, молча, протянул мне приказ военного министра об увольнении из армии и приказал через два часа покинуть лагерь.
Вопрос: Английская разведка, надо полагать, приняла решение использовать вас на новом месте?
Ответ: Мне это неизвестно. В тот же день я выехал в Лондон и разыскал своего друга Джека ЛАЙНА, члена компартии, начальника отдела сбыта акционерного общества «Русские нефтяные продукты». Уведомив Лайна о происшедшем, я спросил, не следует ли переговорить с Джорджем ЭЙТКИНЫМ, уполномоченным ЦК английской компартии по работе в армии и флоте. Лайн посоветовал воздержаться от личной встречи с Эйткиным, обещав, что сам поговорит обо мне.
Через день на квартире у Лайна появился Эйткин. Выслушав меня, он предложил подождать, покуда секретарь ЦК английской компартии Гарри ПОЛЛИТ не примет окончательного решения.
Вопрос: ЦК компартии вы поставили в известность о допросе вас разведчиком Брэндом?
Ответ: Нет, я умолчал о постыдном для меня эпизоде. Прошло еще три дня, и Эйткин от имени Поллита объявил, что решено послать меня в Москву, в Исполком Коминтерна, для работы по специальности. «Пока же, — распорядился Эйткин, — соблюдайте конспирацию и живите в Лондо¬не под чужой фамилией». Так я и сделал, назвавшись Джорджем ГРЕЙХЕМ.
Временно мне была предоставлена работа в филиале лондонской организации МОПРа, ведавшем помощью жертвам фашизма. В Лондоне я оставался в течение трех месяцев, по январь 1934 года.
Вопрос: Английскую разведку вы уведомили о предстоящем отъезде в Москву?
Ответ: Уведомил.
Вопрос: Каким образом?
Ответ: Письмом на имя Брэндона в лагерь Каттрик я сообщил о предстоящем отъезде за границу и указал свой лондонский адрес.
В декабре 1933 года, в канун рождества, от имени БРЭНДОНА ко мне явился молодой человек в штатском. Он отрекомендовался лейтенантом корпуса связи БАРРОУЗОМ. Предупредив, что Брэндон по-прежнему заинтересован в моей судьбе, Барроуз спросил: что я делаю в Лондоне, куда еду, когда и для чего? Я ответил, что служу в МОПРе, но собираюсь в Москву, в Исполком Коминтерна для работы по линии связи, а в остальные подробности ЦК компартии меня еще не посвятил.
Барроуз условился о новой встрече после рождественских каникул, но мне пришлось выехать в Стокгольм, а затем и в Москву, не повидавшись с ним.
Вопрос: Выходит, что вы покинули Англию без всяких инструкций от ее разведки?
Ответ: Было так, хотя некоторые инструкции я получил.
Вопрос: От кого?
Ответ: Джек ЛАЙН определил линию моего поведения в Москве.
Вопрос: Как понимать ваше заявление?
Ответ: Лайн оказался троцкистом и не зря принял участие в моей судьбе.
Лайн помог мне снять комнату в Лондоне, по улице Гилфордстрит.
Вместе со мной поселился Джон ГИББОНС, член английской компартии, сотрудник редакции «Дейли Уоркер». Мой угрюмый, молчаливый, как и все шотландцы, сосед о себе не распространялся. Только через месяц Гиббонс поделился со мной, что он учился в Москве, в Ленинской школе, и ожидает назначения на партийную работу в город Портсмут. Зато Лайну нельзя было отказать в разговорчивости. Он рассказал, что в 1920 году посетил Москву, где слушал речь ЛЕНИНА на III съезде Комсомола.
После смерти Ленина в Советском Союзе, заявил Лайн, произошли, с его точки зрения, отрицательные изменения. Лайна не «устраивала» сама идея пятилетнего плана и вызывала в нем брюзжание политика индустриализации страны, осуществляемая Советским правительством.
Лайн ежедневно приносил мне газету «Дейли Уоркер». События между¬ народной жизни и сообщения из Советского Союза он постоянно комментировал с троцкистских позиций. От Лайна я наслышался немало клеветы по адресу руководителей советского государства и лично СТАЛИНА.
«В Москве, даже в Коминтерне, — уверял Лайн, — ты найдешь одинаково с нами мыслящих людей. — Договорись с ними и действуй заодно в общих интересах», — инструктировал меня Лайн.
Вопрос: Как была обусловлена ваша дальнейшая связь с троцкистом Лайном?
Ответ: В конце 1934 года я направил Лайну из Москвы письмо, но ответа не получал.
Вопрос: Кто вам поверит, арестованный Ханна, что с отъездом в Советский Союз прервалась ваша связь как с троцкистами, так и с английской разведкой?
Ответ: В отъезде в Москву я видел избавление от угнетавшего меня сотрудничества с разведкой и готов был без конца менять фамилии и поселиться хоть на край света, лишь бы меня не разыскали английские агенты.
Вопрос: Вы были засланы в Советский Союз со шпионскими заданиями, о чем свидетельствовал образ ваших действий с первого же приезда в Москву.
Ответ: Шпионской работы в СССР я не вел.
Вопрос: Факты говорят иное. Знаете ли вы МЕЛЬНИКОВА Бориса Николаевича, бывшего начальника отдела международной связи Исполкома Коминтерна?
Ответ: Знаю.
Вопрос: Мельников, признавшись на следствии в шпионаже, назвал и вас в числе секретных сотрудников английской разведки.
Как совместить его показания с отрицанием вами причастности к шпионской работе в СССР?
Ответ: Фактами Мельников располагать не мог, да и знакомство наше не было близким.
Мельников Борис Николаевич (1896 – 1938 гг.)
- в ВКП(б) Мельников Б.Н. вступил в 1916 году, будучи студентом Петербургского политехнического института, который не окончил. С 1918 года воевал в рядах Красной Армии в Иркутске и Хобаровске, принимал активное участие в разгроме чехословацкого корпуса. Вместе с некоторыми партизанами попал в плен к Японцам, затем оказался в Китае. После освобождения из плена работал в Приморском областном комитете РКП(б). В 1920 году вновь попал в плен к Японцам, где провел два года. Вскоре после знакомства с начальником разведки РККА Берзиным Борис Николаевич переводится в Разведуправление Харбина, где после ряда успешно проведенных операций с повышением обратно командирован в Москву – занял должность заместителя начальника Разведуправления Штаба РККА. В этот период, совместно с сотрудниками управления занимается внедрением Рихарда Зорге. В середине 30х годов работал в Комиссариате иностранных дел СССР при Дальневосточном Крайисполкоме. В 1936году – заведовал отделом международных связей Исполкома Комитета Коммунистического Интернационала (Коминтерна), куда был внедрен НКВД под именем Борис Мюллер. Арестован Мельников Б.Н. 4 мая 1937 года. На следствии дал показания против многих сотрудников комиссариата иностранных дел по обвинению их в шпионаже в пользу Японии и Германии. Расстрелян 28 июля 1938 г.
Вопрос: Достоверными фактами располагает и арестованный нами ШЕСТОПАЛ Николай Михайлович. Вы с ним знакомы?
Ответ: Знаком.
Вопрос: Еще бы! Его домашний телефон К 7-22-29 обнаружен в вашем блокноте, а его квартиру по улице Чернышевского, дом 37, как показала слежка, вы посещали неоднократно.
Чем объяснить эту привязанность к Шестопалу?
Ответ: Личная симпатия, и только.
Вопрос: Неправда! Шестопал также признался в совершении сообща с вами преступлениях и может напомнить о них. Вы в этом нуждаетесь?
Ответ: Отнюдь нет, хотя Шестопал всего обо мне не знает. Для Шестопала я — американский разведчик, но, как вам известно, мое падение началось еще в Англии. В Советском Союзе английская разведка восстановила со мной связь в 1940-ом году.
По приезде в Москву, в первых числах февраля 1934 года, я явился к заведующему отделом международной связи АБРАМОВУ. Он направил меня преподавателем радиодела в секретную школу связи под условным наименованием «Второй пункт Коминтерна», размещавшуюся близ станции Челюскинская по Ярославской дороге.
Зная, что через два-три года мне предстоит вернуться в Англию и не миновать отчета Лайну, я принялся за выполнение его инструкций.
Вопрос: Или, точнее, приступили к поискам связей с троцкистами?
Ответ: Да. В школе я сблизился с троцкистом, работавшим начальником материальной части. Немец по национальности, он присвоил себе французское имя — Жан ЖЕРМЕН. Его жена, немка, также величала себя по-фран¬цузски — ИВОНН. Однако слушатели школы, разобравшись в причудах Жермена, прозвали его в насмешку Ганцем, и жену Лоттой.
Жермен при встречах со мной не скупился на краски, чтобы в мрачных тонах обрисовать положение в СССР. Оба мы утверждали, что страна бедна техникой, а население ее испытывает лишения.
В беседах со слушателями я и Жермен внушали, что они зря теряют время и учеба им впрок не пойдет. Слушателей мы настраивали против политики Коминтерна.
Связь с троцкистом Жерменом я поддерживал до его ареста в конце 1937 года.
Вопрос: Однако не в этом ваше главное преступление. Переходите к показаниям о вашей шпионской работе в СССР.
Ответ: В конце 1937 года школа связи была ликвидирована и, поступив на работу в Учпедгиз переводчиком, я через некоторое время принял советское гражданство. Не имея права оставаться в английской компартии, заявление о переводе в ВКП(б) я, однако, не подавал.
Вопрос: В силу своих враждебных убеждений?
Ответ: Я это признаю.
Вопрос: В таком случае, что же помешало вам вернуться в Англию, если не по вас оказалась жизнь в советской стране?
Ответ: Меня обременила семья: жена и появившийся у нее ребенок.
Вопрос: На ком вы женились?
Ответ: ВЫШИНСКАЯ Ольга Ильинична, вышедшая за меня замуж, работала в Центральном Аэрогидродинамическом Институте (ЦАГИ) инженером-конструктором пропеллеров. Впрочем, с женой мне явно не повезло. Она старше меня почти на девять лет, и ей сейчас 54 года. Вышинская до меня имела мужа и от него двое детей.
Вопрос: Тем не менее, вы вступили в этот неравный брак?
Ответ: Я совершил опрометчивый, безрассудный поступок, и совместная жизнь с Вышинской в одной квартире с ее бывшим мужем оказалась мне в тягость.
Вопрос: Не прикидывайтесь наивным! Вас, старого английского разведчика, интересовала не столько сама Вышинская, сколько место ее работы, ЦАГИ. Так и говорите.
Ответ: Не стану отрицать, что брак с Вышинской я использовал в преступных целях.
Вопрос: О Вышинской — позже, а пока обстоятельства, при которых с вами восстановила связь английская разведка?
Ответ: Осенью 1939 года в Москве меня разыскал Джон Гиббонс. Он уже несколько лет проживал в СССР и работал редактором английской секции Всесоюзного Радиокомитета.
Гиббонс обрадовался нашей встрече. «О, мой друг, — сказал он, — в поисках я сбился с ног, но вас не находил». — «В этом нет ничего удивительного, — возразил я Гиббонсу. — Вы искали Джона Мурре, а я теперь пользуюсь своей настоящей фамилией — Ханна».
Гиббонс без лишних слов предложил перейти на работу под его началом, в английскую секцию Радиокомитета. Мой отказ он и слушать не хотел.
Через неделю я оказался на новой службе, в должности переводчика.
Гиббонс враждебно относился к внешней политике Советского правительства. По поводу воссоединения Прибалтийских республик и Бессарабии с СССР он утверждал, что под благовидным предлогом происходит-де передвижка советских границ на запад, а в период войны с Финляндией временную задержку Красной Армии у линии Маннергейма расценивал как прояв ление ее слабости.
В 1940 году Гиббонса тревожило положение Англии, терпевшей бедствия в результате войны с Германией.
В радиопередачах из Москвы, готовившихся Гиббонсом, в оценке происходивших военных событий слышался голос англичанина и нарушался нейтралитет, которого следовало тогда придерживаться советскому радио.
Гиббонс в Радиокомитете группировал вокруг себя англичан. В январе 1940 года он познакомил меня с московским корреспондентом английской газеты «Дейли Геральд» Джоном Эвансом, представив его как старого друга.
Английская разведка дала знать о себе.
Вопрос: Через Гиббонса?
Ответ: Нет, Эванс явился связующим лицом между мною и разведкой.
Вначале он возбуждал во мне патриотический порыв, хотя и без того я чувствовал себя англичанином, обязанным помочь родине. Эванс — единственный из моих знакомых англичан овладел русским языком еще до приезда в Советский Союз. Он знал культуру и быт страны, получив, по-види¬мому, в Англии специальную подготовку. Между собой, однако, мы разговаривали только по-английски.
Сближение наших точек зрения началось с одинаково враждебной оценки советско-германского договора, от которого якобы выиграла Германия, накопив значительные ресурсы сырья и продовольствия для войны с Англией.
«Мы — соотечественники, — постоянно подчеркивал ЭВАНС, — и наедине можем беседовать по душам, оценивая события под углом интересов своей страны. В Советском Союзе, — утверждал он, — мы чувствуем себя чужими, тут все не по нас».
В связи с введением в стране карточек он с издевкой говорил, что незачем было прибегать к нормированию снабжения продуктами питания, так как рабочие и служащие все равно нормированы их низкой-де заработной платой. В начале войны с Германией Эванс уверял меня, что Советский Союз потерпит поражение.
По мере сближения со мной Эванс проявлял возрастающий интерес к сведениям, составляющим государственную тайну СССР. Его интересовали советская военная авиация и артиллерия.
Началось с оценки в феврале 1940 года разрушительных действий советской артиллерии при прорыве финской укрепленной полосы. Воспользовавшись снимками разрушений, произведенных на линии Маннергейма, я разъяснил Эвансу, что советская дальнобойная артиллерия крупнее по калибру и обладает большей подвижностью, чем английская. Советские пушки, — продолжал я, — по своей конструкции и управлению гораздо проще английских, что делает артиллерию массовым оружием, не говоря уже о больших количествах, в которых она поступает на вооружение Красной Армии.
Вопрос: Уточните, откуда вы располагаете сведениями о советской артиллерии?
Ответ: Получив у себя на родине солидную военную подготовку, я хорошо разбирался в материалах о Красной Армии, публикуемых в прессе, и снимках, которыми располагал Всесоюзный Радиокомитет, а также в отрывочных сведениях, проскальзывавших, в разговорах между советскими людьми. Кроме того, выписывая свыше двадцати московских и местных газет, я регулярно делал выборки или вырезки из них.
Вопрос: Следовательно, вас не удовлетворяли случайные источники ин¬ формации, и вы стали действовать методами кадрового разведчика, пользующегося прессой в шпионских целях?
Ответ: К этому меня обязал имевший место в июне 1940 года разговор с Эвансом.
Вопрос: Какой?
Ответ: Эванс, уединившись со мной у себя на квартире по Капельскому переулку, дом 13, указал на угрожающее для Англии положение ввиду усилившихся бомбежек ее германской авиацией. «Мы обязаны подумать о своей стране и сделать для нее все, от нас зависящее, — заявил Эванс, — памятуя старую английскую пословицу, которая гласит: нет места, равного родному дому».
Эванс далее, не называя фамилии Брэндона, дал понять, что ему известно о моей вербовке английской разведкой, и в обязывающем тоне потребовал от меня представления сведений о состоянии советской авиации, в которых заинтересована Англия. «Мы не дети, а взрослые люди, — были его слова, — и вы понимаете о чем идет речь».
Я попытался сослаться на отсутствие источника информации, но Эванс возразил, сказав, что достоверными материалами, вероятно, располагает моя жена, инженер ЦАГИ. Было решено, что я у Вышинской осведомлюсь о подробностях ее научно-исследовательской работы и проинформирую Эванса. Так я и сделал.
Вопрос: Охарактеризуйте шпионские сведения, переданные вами Эвансу.
Ответ: Во время очередной встречи, в июне 1940 года, я сообщил интересовавшие Эванса сведения о порядке хранения секретных чертежей и выдачи пропусков на право входа в здание ЦАГИ.
Мне удалось выведать у Вышинской данные о разработанных ЦАГИ новых типах воздушных винтов из многослойной фанеры, пластмассы и алюминия. Передав эти сведения Эвансу, я добавил, что в последнее время ученые ЦАГИ поглощены разработкой конструкции трехлопастных винтов, приспособленных к высотным полетам.
Эванс предложил разведать общее направление научно-исследовательской работы в ЦАГИ. «Вы сами раньше вникните в суть дела, — посоветовал он, — а потом уже проинформируйте меня».
ЦАГИ, — донес я Эвансу через месяц, в июле 1940 года, — ведет исследования в области борьбы с обледенением самолетов путем электрического прогрева их и разрабатывает наиболее приемлемые профили винта для работы в разреженной атмосфере.
По требованию Эванса я добыл через Вышинскую технические данные о советском штурмовике: размеры, грузоподъемность, мощность мотора, скорость полета и вооружение.
Кроме того, Эвансу были мною переданы полученные у Вышинской сведения о воздушной трубе ЦАГИ в районе Раменского с описанием способов испытания в ней самолетов.
Вопрос: Вышинская знала, что ее информацию вы поставляли английской разведке?
Ответ: Я не делал тайны от жены из встреч с Эвансом, но она его знала как английского журналиста, а не разведчика. Незачем было отпугивать Вышинскую, делившуюся со мной всеми новостями по службе.
Вышинская увлекалась английской литературой и уверяла, что непроч уехать в Англию, к которой испытывала симпатии еще с детства.
Вышинская, по ее словам, до ЦАГИ работала в учреждении, ведавшем импортом текстильных машин из Англии, и убедилась в том, что английские рабочие разбирались в технике лучше якобы, чем советские инженеры. Я же, подогревая проанглийские настроения Вышинской, сокрушался о своем поспешном переходе в советское гражданство и превозносил Англию, заявляя, что предпочел бы быть убитым бомбой в Лондоне, чем оставаться в Москве.
Мои вражеские оценки советской действительности находили отклик у Вышинской, и в тон мне она клеветнически заявляла, что советское правительство за грандиозными планами забывает о жизненных нуждах населения и не заботится о его материальном благополучии.
В первой половине 1941 года я разошелся с Вышинской, хотя продолжал навещать оставшегося при ней сына.
Вопрос: Вышинская по-прежнему работает в ЦАГИ?
Ответ: В 1941 году она ушла с работы в авиационной промышленности.
Вопрос: Не потому ли вы потеряли к ней интерес?
Ответ: Нет, попросту меня тяготила совместная жизнь в одной квартире с бывшим мужем Вышинской.
Вопрос: Помимо сведений о советской авиации и артиллерии, какими еще шпионскими материалами вы снабжали Эванса?
Ответ: Я поставил в известность Эванса о происходившем до войны строительстве двух новых железнодорожных магистралей на Севере СССР, в районе Печоры. Весной 1941 года я сообщил, что Советским правительством принято решение о переводе железнодорожного транспорта на военное положение, добавив, что после освобождения западных областей Украины и Белоруссии железные дороги были подведены к границам Германии, укреплены и перешиты на широкую колею.
ЭВАНСА весьма заинтересовала моя информация о Советском Военно-Морском флоте. Я передал, что Советский Союз намерен в войну использовать не столько крупные боевые корабли, наподобие «Кирона» или «Червонной Украины», не вполне пригодных к современным условиям ведения морского боя, сколько мелкие суда: торпедные катера, бронекатера и подводные лодки, а также миноносцы. «Москитный флот», — продолжал я свою информацию, — в большом количестве сооружается советскими верфями на Севере и Дальнем Востоке.
С началом советско-германской войны я снабжал Эванса информацией о положении на фронтах и клеветническими материалами о состоянии продовольственного снабжения и политических настроениях населения СССР.
Мою информацию Эванс, по его заявлению, пользуясь дипломатической почтой или оказией, направлял в Лондон.
Вопрос: Кто вас снабдил сведениями о советском транспорте и Военно-Морском флоте?..
Ответ: КАТЦЕР ЮЛИЙ МОРРИСОВИЧ, заместитель начальника кафедры Института иностранных языков Советской Армии, мой знакомый с 1938 года.
Вопрос: Катцера вы также привлекли к шпионской работе?
Ответ: Да.
Вопрос: При каких обстоятельствах?
Ответ: Катцер — мой коллега, переводчик и преподаватель английского языка. В 1938 году Учпедгиз поручил мне редактировать его изложение для детей романа Вальтера Скотта — «Айвенго».
Катцер по происхождению венгерский еврей, но его родители проживают в Уругвае. Катцер враждебно настроен к советской власти. Называя по-английски «свободным обменом мнениями» наши клеветнические разговоры, мы поносили Советское правительство, утверждая, что жизненный уровень населения в СССР ниже, чем в Англии, что советская система среднего и высшего образования уступает принятой за границей, что литература и искусство в стране обречены на прозябание.
Окончательно распоясавшись, в сентябре 1947 года, в день 800-летия Москвы, в разговоре с Катцером я заявил, что положение в стране изменится к лучшему только после смены правительства, и сделал злобный выпад по адресу СТАЛИНА.
В 1942 году Катцер высказывал намерение выехать на родину своей жены в Баку, который, по его предположениям, англичане заняли бы своими войсками в случае приближения к Кавказу немцев, и он тогда сумел бы перейти на сторону англичан и скрыться за границей.
Катцера в прямой форме я не уведомлял о своей работе на англичан, но однажды как бы невзначай заметил, что шпионаж необходим в большом масштабе для защиты государства. Катцер понял мой намек, ответив, что и он не против шпионов-патриотов и лишь противник мелких доносчиков.
Мое отношение к Англии было известно Катцеру, и он без труда мог догадаться, чем вызван неослабевающий интерес с моей стороны к сведениям, составляющим государственную тайну. Тем не менее Катцер продолжал снабжать меня материалами о советском транспорте, которыми располагал от своих близких знакомых, сотрудников Министерства путей сообщения, а также данными о положении на советско-германском фронте.
Вопрос: Разве сам Эванс не имел возможности осведомляться о положении на советско-германском фронте?
Ответ: Эванс, являясь представителем английской правительственной газеты в Москве, имел доступ к материалам о ходе военных действий, но всегда спрашивал у меня оценку обстановки, чтобы сравнить ее со своей, и прибегал к моей консультации.
Эванс, однако, не уклонялся и от личной разведки, позволяющей пополнять багаж накопленных сведений и проверять их достоверность. Он посещал людные места, был завсегдатаем московских театров и ресторанов, иногда приглашая и меня с собой в «Метрополь» и «Коктейль-холл».
Эванса на людях можно было принять за иностранца, погруженного в размышления, но в действительности, зная русский язык, он чутко прислушивался к происходившим вокруг разговорам. Его можно было принять и за пьяницу, но спиртные напитки он употреблял осмотрительно, предпочитая, чтобы его собеседники поскорее охмелели, а сам, я видел это не раз, тайком выплескивал содержимое своей рюмки под стол.
При встречах с советскими людьми Эванс был сдержан, следуя английскому правилу: держи рот закрытым, а уши открытыми, слушай всех, а говори с немногими. К таким немногим, перед которыми Эванс открывался, принадлежал и я, его соотечественник.
В узком кругу Эванс менял свои повадки и с ненавистью говорил о Советском Союзе, особенно после возвращения в 1945 году из Англии и имевших там место встреч с высокопоставленными лицами из лейбористов, которые, по его отзыву, вершат теперь судьбой империи.
К близкому окружению Эванса принадлежали: уроженец Америки, переводчик Совинформбюро ЯКОВ ГУРАЛЬСКИЙ, англичане Томас БЭЛЛ и Артур ИНКПИН, сотрудники газеты «Москау Ньюс».
Я не берусь утверждать, что они поставляли шпионские сведения, но Эванс не стал бы попусту тратить время, деля с ними досуг, без того, чтобы не извлечь пользу для дела из близости с Гуральским, Инкпиным и Бэллом.
Вопрос: Ссылкой на других лиц не пытайтесь уклониться от показаний о себе. Какими еще сведениями вы снабдили английскую разведку?
Ответ: Я показал все о представленной Эвансу шпионской информации.
Вопрос: Между тем, как показывает Шестопал, вы располагали особо секретными сведениями в последний период связи с Эвансом. Не хотите ли вы сказать, что наиболее серьезными данными обошли англичан?
Ответ: Теперь я вспомнил содержание информации, полученной мною от Шестопала, и уточняю свои показания.
Эванс после возвращения во второй половине 1945 года из Лондона приступил к сбору сведений о состоянии научно-исследовательской работы в СССР по атомной проблеме. Я и в этом случае оказался полезным.
Вопрос: Чем?
Ответ: В начале 1947 года я сообщил Эвансу, что в Советском Союзе успешно развертывается научно-исследовательская работа по получению атомной энергии из урановой руды, причем разработан свой технологический метод, экономически более выгодный, чем американский.
Далее, я поставил Эванса в известность, что ожидается пуск в районе Урала промышленной установки по получению атомной энергии. Кроме того, — продолжал я, — советские ученые разрабатывают методы защиты от атомных бомб, самоуправляемых реактивных снарядов и других средств массового уничтожения. Эти сведения были получены мною от Шестопала.
Небесполезным для Эванса оказалась и специальная литература по атомной проблеме, статьи из газет и стенограммы публичных лекций, добытые мною в 1947 году в Москве.
Моя последняя информация чрезвычайно заинтересовала Эванса, и он просил усилить сбор сведений по атомной проблеме, но новых подробностей у Шестопала выяснить не удалось.
Вопрос: Переходите к показаниям о вашей шпионской связи с Шестопалом?
Ответ: Шестопал познакомился со мной в сентябре 1944 года в Совинформбюро. Представившись специалистом по жилищному строительству, он обещал подготовить Совинформбюро для опубликования за границей несколько статей о достижениях советской архитектуры. Посоветовав Шестопалу изучить зарубежный опыт, я передал ему серию изданных в Англии книг: «Вопросы послевоенного градостроительства и восстановления жи¬лищ». Со временем мы сблизились и уговорились даже о строительстве на паях дачи под Москвой.
Шестопал высказывал неудовлетворение условиями своего существования в СССР, утверждая, что, при его специальности, за границей он был бы богат, имел бы собственный дом, загородную виллу и автомобиль. Конечно, я подогревал вражеские настроения Шестопала, говоря, что в советской стране и будущее ему ничего хорошего не сулит. Шестопал в ответ заявил, что его положение стало невыносимым и он готов в любую минуту бежать за границу. Мне запомнилось, что говорил он все время шепотом, очень быстро, в взволнованном тоне.
Откровенность Шестопала при встречах со мной зашла так далеко, что он не скрывал от меня и секретных сведений, к которым имел доступ по роду своей службы в строительных организациях Москвы, сообщив и некоторые подробности о состоянии работ в области атомной проблемы.
Вопрос: Эвансу было известно, что шпионскую информацию вы собирали через Шестопала и других лиц?
Ответ: Фамилию Шестопала я не упоминал, сославшись лишь на то, что информация по атомной проблеме добыта из надежного источника, у вполне осведомленного, авторитетного инженера. Эванс также знал, что я пользуюсь сведениями от Катцера и Вышинской.
С Катцером он был знаком, а с Вышинской имел намерение повидаться. Я пригласил Эванса к себе на день рождения, 31 декабря 1940 года, но он не явился, объяснив позже, что не мог уклониться от встречи Нового года в компании английских дипломатических представителей в Москве.
Вопрос: Круг лиц, вовлеченных вами в шпионскую работу, был шире, чем вы показываете.
Требуем выдачи всех ваших преступных связей.
Ответ: Кроме Вышинской, Катцера и Шестопала, шпионской информации я ни от кого больше не получал.
Вопрос: Ваша роль не сводилась лишь к сбору секретных сведений, а на протяжении ряда лет вы выполняли функции резидента английской развед¬ки, привлекая новых лиц к ведению шпионажа против СССР.
Вы это признаете?
Ответ: Признаю.
Вопрос: В ваших личных документах обнаружено удостоверение от канадского газетного агентства «Уорлд Ньюс Сервис», подписанное его редактором Раймондом ДЕВИС.
Вы с ним были знакомы?
Ответ: Проживавшего в Москве канадского журналиста Девиса я знал.
Вопрос: На квартире у вас обнаружены также письма от Девиса и изданные им в Канаде антисоветские бюллетени за февраль 1948 года.
Следовательно, с Девисом вы находились в переписке?
Ответ: Да, я переписывался с Девисом и получал его бюллетени из Канады.
Вопрос: В вашем блокноте записан канадский адрес Девиса и его теле¬фон в городе Торонто: Мидуей 83-76.
По телефону вы вели переговоры с Девисом?
Ответ: Не я, а он мне звонил из Канады, обычно раз в месяц.
Будучи представителем канадского пресс-агентства, я поставлял Девису корреспонденции для его изданий за границей.
Вопрос: Известно, что и с Девисом вы поддерживали шпионскую связь.
Показывайте об этом сами, не ожидая предъявления улик.
Ответ: Впервые мы увиделись в марте 1944 года во Всеславянском Комитете, где я работал переводчиком от Совинформбюро.
Предприимчивый Девис начал с уведомления, что в Канаде под его руководством учреждается новое пресс-агентство и он намерен зачислить меня в штат своих постоянных корреспондентов. Девис добавил, что обо мне получены самые лестные отзывы.
Вопрос: От кого?
Ответ: От Эванса, который, по утверждению Девиса, ценил и уважал меня за жизненный опыт и познания в области науки, техники и политики. «Мне также было бы приятно видеть вас в числе сотрудников канадского пресс-агентства», — заявил Девис. Я не возражал, и он попросил навестить его в гостинице «Метрополь». В номере у Девиса после этого разговора я бывал не раз.
Девис, с его же слов, родился и воспитывался в Америке, но в 1941 году, по каким-то соображениям, преобразился в стопроцентного канадца. В предисловии к книге Девиса об Азии, изданной в том же году в Нью-Йорке и Лондоне, указывалось, что он родился и воспитывался в Канаде, работал там фермером, но бросил плуг и взялся за перо.
Девис об Англии говорил с усмешкой, называл ее закатившейся, потускневшей державой, за счет которой укрепила свои позиции Америка. «Вот страна прочная и деловая, — внушал мне Девис, — на нее и нужно ориентироваться, действуя в ее интересах. — Я также высказывал Девису свои симпатии к США, заявляя, что американцы делают все лучше, чем русские. — Ну, теперь я убедился, что мы с вами обо всем договоримся», — удовлетворенно произнес Девис, предложив мне собирать для американцев всесто¬роннюю информацию об СССР.
Девиса интересовало положение на Крайнем Севере Советского Союза, в районах вечной мерзлоты: освоение земель и естественных богатств, промышленное и жилищное строительство. Девис объяснил свой интерес тем, что почти одну треть территории Канады составляют районы вечной мерзло¬ ты, а советский опыт строительства на Крайнем Севере признан самым передовым в мире.
Я взялся добыть сведения, в которых нуждался Девис.
Вопрос: Вам удалось и его снабдить шпионской информацией?
Ответ: Да. Девису я вручил карту распространения вечной мерзлоты на территории СССР с подробным описанием способов возведения на Севере инженерных сооружений, дорог, мостов, производственных и жилых зданий.
Я передал характеристику деятельности Научно-исследовательского инс¬титута Академии Наук СССР и его опытных станций, а также материалы о последних достижениях советской научной мысли по изысканию способов борьбы с наледями и получения грунтовых вод из-под мерзлотных слоев, что имеет значение при строительстве на Крайнем Севере железнодорожных и промышленных сооружений.
Девиса я затем информировал о достижениях советских ученых по вы¬ ведению новых продовольственных культур и продвижению их на Север, а также о применяемых в Москве и других городах СССР методах строительства в зимних условиях производственных и жилых зданий.
Для Девиса я собрал материалы о советских среднеазиатских республиках, их промышленности, сельском хозяйстве и последних достижениях в области ирригационных работ.
Кроме того, я передал Девису подробные данные о строительстве на Кольском полуострове с приложением фотоснимков, показывающих место¬ расположение рудников, электростанций, обогатительных фабрик и других промышленных предприятий.
Все эти материалы были получены мною от Шестопала или добыты лично путем просмотра поступавших в мой адрес советских газет и журналов.
Девис, в свою очередь, по моей просьбе через канадское посольство выяснил местонахождение выехавшей до войны из СССР в США жены Шестопала, американской подданной Сусанны РОТЕНБЕРГ. От нее удалось получить письмо, которое я вручил Шестопалу.
Вопрос: Слежкой за вами установлено, что 3-го мая 1947 года вы посетили проживавшую в гостинице «Метрополь», в номере 393, чехословацкую подданную Дагмар ШТЕЙНОВУ.
Зачем она вам понадобилась?
Ответ: Девису перед отъездом в конце 1945 года из Москвы поручил мне поддерживать связь с ним через корреспондента чехословацкого телеграфного агентства Дагмар ШТЕЙНОВУ. Она посещала канадское посольство и имела возможность при пересылке материалов за границу пользоваться дипломатической почтой.
Штейновой я передал для Девиса сведения о ходе выполнения послевоенного пятилетнего плана по черной металлургии, нефтяной промышленности и железнодорожному транспорту СССР. Данные о советской экономике за 1946 и 1947 г.г. мною были добыты в результате ознакомления с имевшимися в Совинформбюро материалами и просмотра советских газет и журналов.
Вопрос: А теперь покажите: как вознаграждались ваши шпионские услуги?
Ответ: Англичанам я служил по доброй воле, хотя меня и подстегивало опасение, что в случае моего отказа от сбора шпионских сведений будет пре¬ дан огласке документ, подписанный мною в лагере Катгрик на допросе у офицера английской разведки Брэндона.
Американской разведке я служил из корыстных побуждений, за деньги.
Девис обещал выплачивать мне за каждое представляющее интерес сообщение по 25—30 долларов.
В ноябре 1947 года Девис по телефону из Канады уведомил, что на моем текущем счету уже накопилась кругленькая сумма, по моим расчетам, не менее 1200 американских долларов.
Допрос прерван.
Записано с моих слов верно и мною прочитано.
/ХАННА/
ДОПРОСИЛИ: Заместитель начальника следчасти по особо важным делам МГБ СССР - полковник ШВАРЦМАН
Справка.
ШЕСТОПАЛ Н.М. арестован МГБ СССР - бывший секретарь ученого совета Научно-исследовательского Инс¬титута строительной техники при Академии Архитектуры СССР;
ГУРАЛЬСКИЙ Я.Я. арестован МГБ СССР - бывший редактор-переводчик Совинформбюро;
ВЫШИНСКАЯ О.И. арестована МГБ СССР - бывший переводчик Министерства строительства военных и военно¬-морских предприятий СССР;
МЕЛЬНИКОВ Б.Н. арестован в 1937 году за шпионаж - бывший заведующий международным отделом НКВД СССР и осужден к расстрелу.
КАТЦЕР Ю.М.арестован 2 августа 1948 года М ГБ СССР - бывший заместитель начальника кафедры Института иностранных языков Советской Армии – на настоящий момент дает показания.
«Совершенно секретно»
СПЕЦСООБЩЕНИЕ В.С.АБАКУМОВА И.В.СТАЛИНУ С ПРИЛОЖЕНИЕМ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АНГЛИЙСКОГО ШПИОНА КАТЦЕРА Ю.М.[п.2.111]
7 августа 1948 г.
Товарищу СТАЛИНУ И.В.
При этом представляю протокол допроса английского шпиона КАТЦЕРА Ю.М., бывшего заместителя начальника кафедры Института иностранных языков Красной Армии.
КАТЦЕР Ю.Т. арестован в результате его агентурной разработки и по показаниям резидента английской разведки ХАННА Д.Г. — бывшего переводчика Совинформбюро, протокол допроса которого Вам был представлен 24 июня с.г. № 4259 А.
По показаниям КАТЦЕРА проходят: ЧЕРНУХИН А.М., начальник проектно-конструкторского бюро Центрального Управления электрификации железных дорог Министерства путей сообщения, ЗВАВИЧ И.С., кандидат экономических наук, профессор Московского государственного университета, и ИЛЬИН В.В., доктор физико-математических наук, профессор МГУ.
ЧЕРНУХИН МГБ СССР арестован и допрашивается.
Профессора ЗВАВИЧ и ИЛЬИН нами проверяются.
/АБАКУМОВ/
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО КАТЦЕРА ЮЛИЯ МОРИСОВИЧА[п.2.111]
7 августа 1948 года
КАТЦЕР Ю.М., 1907 года рождения, уроженец города Будапешта, еврей, с высшим образованием, беспартийный. До ареста — заместитель начальника кафедры Института иностранных языков Советской Армии.
Вопрос: В памятной книжке за 1948 год, отобранной у вас при обыске, произведена запись «Ла Гасета 1295». Что означает эта запись?
Ответ: Адрес.
Вопрос: Чей?
Ответ: Родителей. Мой отец, мать и три брата проживают по указанному адресу в городе Монтевидео, в Уругвае.
Вопрос: Скажите, в анкете арестованного вы правильно назвали место рождения?
Ответ: Да, я родился в 1907 году в Будапеште, в семье рабочего авторемонтной мастерской.
Вопрос: Между тем в московском паспорте за № СУ 688261 сказано, что вы родились в городе Люблин. Чему же верить?
Ответ: Паспорт выписан по документам моего отца, в которых ложно значится, что я родился в Люблине (Польша).
Вопрос: В метрической записи, выданной в Венгрии, указано, что вы родились в Будапеште и зарегистрированы под именем Дьюла Швальбе. Почему столь противоречивые данные в ваших личных документах?
Ответ: Дело в следующем. Мой отец Морис Катцер выходец из России. В 1905 году, уклонившись от призыва в царскую армию, он бежал в Венгрию. Женившись, отец не располагал документами для регистрации брака, и по существующим в стране законам я и мои братья получили фамилию матери Швальбе. В 1914 году наша семья переехала в Лондон. Отец, считаясь с тем, что в Англии в военное время прибывшие из вражеских государств иностранцы подвергались преследованиям, в регистрационной карточке записал, что я и мои братья родились не в Австро-Венгрии, а в Польше, в городе Люблине, то есть по месту рождения матери.
В последующем, не желая вносить путаницу, во всех документах, удостоверяющих личность, я вымышлено сообщал, что происхожу из Люблина. Имя Дьюла для благозвучия было изменено на Юлия.
Вопрос: А теперь покажите, как вы попали в СССР?
Ответ: В Англии после Первой мировой войны отец в течение нескольких лет оставался без работы и наша семья существовала на заработки матери, по профессии портнихи.
Отец решил вернуться в Россию и, обратившись в 1923 году в представительство СССР в Лондоне, оформил для всей семьи советское гражданство. На торговом пароходе «Исполком» мы прибыли в Ленинград, а затем переехали в Москву.
Вопрос: Чем вы занялись по приезде в Советский Союз?
Ответ: В Москве отец получил работу на заводе АМО и комнату в заводском доме по Большой Коммунистической улице № 27. Я же, чтобы помочь семье, зарабатывал частными уроками английского языка. В 1926 году мне удалось устроиться преподавателем на московские курсы иностранных языков имени Чичерина. В октябре следующего года я оформил брак с Натальей КОЛОВКЕР, дочерью проживавшего в Москве бывшего владельца дореволюционной бульварной газеты «Копейка» Бенедикта КОТЛОВКЕРА.
Вопрос: Допрошенная нами в качестве свидетеля ваша бывшая жена Наталья Котловкер показала, что в 1928 году против ее желания, вы выехали за границу. Стало быть, жизнь в советской стране пришлась не по вас?
Ответ: Не я, а мой отец был недоволен пребыванием в СССР. Проведя добрую половину жизни за границей, он не мог примириться с переменами, происшедшими после Октябрьской революции. Отец считал, что люди должны трудиться не для государства, а заботиться о собственном благополучии, как принято в буржуазных странах. Бродяга по натуре, он решил попасть в Америку, представлявшуюся ему землей обетованной. Уступив требованиям отца, я сколотил небольшую толику денег и в апреле 1928 года вместе с семьей выехал в Южную Америку, в Уругвай. Оставив жене 500 рублей, я условился, что как только подыщу на новом месте работу, то вызову ее в Уругвай. Если же дела мои будут плохи, я предупредил Наталью Котловкер, жди моего возвращения в Советский Союз.
После двадцатидневного путешествия на пароходе «Массилия» мы прибыли в столицу Уругвая. Сняв номер в дешевой гостинице близ морского порта, я и мой отец пустились на поиски заработка.
Вопрос: Как вам удалось найти работу?
Ответ: Как мы ни бились, но все безуспешно. В Уругвае в двадцатых годах торговля и промышленность находились в руках англичан. Мы обращались во многие английские фирмы, но всюду получали отказ. Отчаявшись, через две недели морским путем я вернулся в Советский Союз, а мои родители и братья остались в Уругвае.
Вопрос: В Монтевидео вы подвергались аресту?
Ответ: Однажды агентом полиции я был задержан.
Вопрос: При каких обстоятельствах?
Ответ: Под предлогом проверки документов меня задержали на улице вместе с моим знакомым, который, как я впоследствии догадался, имел отношение к полиции.
Вопрос: На чем вы основываете предположение, что ваш знакомый был связан с полицией?
Ответ: В гостинице со мной сблизился средних лет англичанин, одетый в морскую форму. Оказавшись как-то очевидцем сцены, разыгравшейся между мной и моим отцом, которого я обвинял в необдуманном отъезде из СССР, мой знакомый вмешался в спор и пообещал содействие в подыскании работы. Он тут спросил меня, что я делал в Москве, имею ли там родственников и откуда я знаю английский язык. Тронутый кажущейся сердечностью нового знакомого и ничего не подозревая, я рассказал ему свою биографию, упомянув, что в Москве проживает моя жена, советская гражданка. В момент задержания на улице «участливый» знакомый исчез, как сквозь землю провалился, а полицейский агент потребовал от меня предъявить документы. Опустив мой паспорт в карман, он приказал следовать за ним. В полицейском управлении я был подвергнут допросу.
Вопрос: О чем вас допрашивали?
Ответ: Чиновник полиции на смешанном испанском и английском языках задал мне несколько вопросов, из которых я понял, что полицейским властям Монтевидео обо мне все известно. Меня обвинили в том, что, будучи советским агентом, я прибыл в Монтевидео для подрывной работы и принял участие в состоявшейся на днях первомайской демонстрации. Несмотря на отрицание предъявленного обвинения как вздорного и беспочвенного, полицейский чиновник заявил, что согласно законам страны мне угрожают каторжные работы. После окончания допроса двое полицейских бесцеремонно схватили меня и втолкнули в темную камеру. Опомнившись, я решил не поддаваться на полицейскую провокацию и в результате проявленной твердости сумел в тот же день освободиться из тюрьмы.
Вопрос: Если инцидент в полиции окончился без последствий, чем объяснить, что вы умолчали о нем в автобиографии, составлявшейся вами при поступлении в советские учреждения?
Ответ: Мне казалось, что упоминание о случившемся в уругвайской полиции бросит на меня тень.
Вопрос: В таком случае, чем объяснить тот факт, что среди писем, взятых у вас при обыске, не обнаружено следов переписки с некоторыми ладами, проживавшими в Уругвае?
Ответ: Переписку с заграницей я поддерживал, но из предосторожности письма из Монтевидео уничтожил.
Вопрос: Следовательно, вы ожидали ареста?
Ответ: По совести говоря, ожидал, опасаясь, что меня назовет в числе своих связей недавно арестованный мой близкий знакомый по Москве англичанин Джордж ХАННА, переводчик Совинформбюро.
Вопрос: Вы не ошиблись! Ханна признался в совершенных сообща с вами преступлениях, и вам также придется дать правдивые и исчерпывающие показания.
Ответ: Признаю, что с Ханна я был связан по вражеской работе против СССР.
Вопрос: Разве Ханна вовлек вас в преступления?
Ответ: К сотрудничеству с английской разведкой меня привлекли еще в Уругвае.
Вопрос: Полиция?
Ответ: Нет, но для полноты картины я должен вернуться к задержанию и допросу в полиции. Несколько часов тяжелого раздумья в камере закончились тем, что полицейский чиновник вызвал меня на повторный допрос, предупредив, что теперь со мной будут говорить в другом месте. Двое полицейских в закрытой машине доставили меня в дом по улице имени 28 июля, в центральной части города. В богато отделанном кабинете я предстал перед пожилым англичанином в штатском, которого один из полицейских почтительно назвал сеньором ФЛЕТЧЕРОМ.
Флетчер, оставшись со мной наедине, спросил, как я попал в Уругвай и чем занимался в Советском Союзе. Я повторил то же самое, о чем показывал в полиции, пожаловавшись, что подвергся грубому насилию.
Однако Флетчер указал на безвыходность моего положения ввиду обнаруженных полицией улик. «В Уругвае, — заметил он, — вас ждет долгая и суровая каторга, долго ее не выдержите». Я вспомнил все, что слышал о бесправии и произволе, царивших в Южной Америке, и содрогнулся. Между тем Флетчер продолжал в том же бесстрастном тоне: «Вы сделали глупость, уехав из Англии в СССР, и еще одну глупость, оказавшись в Уругвае». Флетчер далее заявил, что он избавит меня от предстоящего наказания, если я дам согласие поступить на английскую секретную службу.
Я сделал слабую попытку отказаться, но Флетчер напомнил, что в Уругвае нравы крутые, со мной могут поступить как угодно, причем пострадаю не только я, но и мои родители. Если я откажусь от сотрудничества с английской разведкой, то меня немедленно передадут в руки местных полицейских властей. Я вынужден был согласиться. Флетчер, сказав, что я не лишен благоразумия, предупредил, что мне необходимо вернуться в Советский Союз. В Москве со мной свяжется представитель английской разведки и назовет условный номер.
Вопрос: Какой?
Ответ: Флетчер назвал в качестве пароля этот номер и крупными буквами воспроизвел его на листе чистой бумаги. В заключение английский разведчик дал мне дополнительные инструкции, как следовало вести себя по приезде в Советский Союз.
Вопрос: Уточните, в чем заключались эти инструкции?
Ответ: Флетчер потребовал как можно реже писать в Уругвай, чтобы не навлечь излишние подозрения. Он посоветовал не забывать о своих близких, которые являются заложниками и отвечают за меня головами. «Англия умеет ценить оказываемые ей услуги, — повысив голос, произнес Флетчер, — но строго карает за измену. Как только английской разведке станет известно, что вы уклоняетесь от работы, через одно из иностранных посольств в Уругвае последует напоминание под видом письма в ваш адрес от имени вашей матери Этель КАТЦЕР, которая выскажет беспокойство о судьбе своего сына». Флетчер тут же записал мой московский адрес.
Попрощавшись, англичанин возвратил мне паспорт, и в автомашине я был доставлен полицейскими к скверу у памятника Боливару в центре Монтевидео. Родители, заметив, что я вернулся в гостиницу во взвинченном состоянии, спросили, что со мной. Я сказал, что ничего особенного, но что я потерял всякую надежду найти работу в Уругвае и намерен возвратиться в Советский Союз. В тот же день я дал телеграмму жене в Москву, чтобы она выслала оплаченный билет на проезд в СССР. В первой половине июня 1928 года на пароходе «Алкантара» я прибыл в Советский Союз и возобновил свою работу на московских курсах иностранных языков.
Вопрос: В Москве английские разведчики с вами связались?
Ответ: Вслед за мной в конце того же 1928 года в Москве появился молодой англичанин, который оказался принятым в семье моей первой жены.
Вопрос: Котловкер поддерживал связь с иностранцами?
Ответ: Да. Бенедикт Котловкер, потеряв после революции все свое богатство, к советскому строю относился враждебно. Он жил в надежде на восстановление в стране капитализма и возвращение ему его доходного дела в виде дореволюционного издания типа «Копейки». Котловкер не упускал случая, чтобы позлословить насчет нового «деспотического строя», каким он называл советскую власть. Котловкера посещали иностранцы. На его квартире осенью 1928 года я застал молодого англичанина, назвавшегося Чарльзом СКЕППЕРОМ. С его слов в Советский Союз он прибыл в научную командировку. По тем временам поездки англичан в СССР под этим или другими благовидными предлогами были довольно распространенным явлением. Не удивило меня и появление Скеппера на даче у Котловкеров.
Вопрос: Почему?
Ответ: Оказалось, что Скеппер по Англии был знаком с мужем старшей дочери КОТЛОВКЕРА Анны профессором МГУ ЗВАВИЧЕМ, который в свое время работал в Лондоне, в советском полпредстве, и окончил экономический факультет Лондонского университета. Последующие события пролили свет на непонятное мне в начале поведение Скеппера, настойчиво искавшего встречи со мной наедине. Случай представился, и Скеппер имел со мной откровенный разговор.
Вопрос: Какой?
Ответ: Скеппер заявил, что он в курсе моей тайной договоренности с Флетчером в Монтевидео и в доказательство написал на бумаге номер 3008, предупредив, что мне следует немедленно приступить к сбору экономической информации об СССР. Однако не прошло и трех недель, и Скеппер отбыл в Англию, и я не успел снабдить его шпионскими сведениями.
Вопрос: Знакомый Скеппера по Лондону ЗВАВИЧ также сотрудничал с английской разведкой?
Ответ: Не знаю. Звавич со мной всегда был сдержан и в подробности его пребывания в Лондоне не посвящал, а с 1933 года мы прекратили встречи. Я разошелся с Натальей Котловкер, а затем и Звавич с ее старшей сестрой Анной, и оба мы перестали бывать в доме Котловкеров. Отъезду Скеппера в конце 1928 года из СССР я обрадовался. На несколько лет английская разведка оставила меня в покое.
Вопрос: Предъявив новые требования после упрочения вашего служебного положения. Не так ли?
Ответ: Обо мне вспомнили в 1934 году. Будучи заведующим английской секцией Московского комбината иностранных языков в редакции английской газеты «Москоу Ньюс», я познакомился с иностранным журналистом Эдвардом ФАЛЬКОВСКИМ.
После одной или двух встреч в «Москоу Ньюс» Фальковский заявил, что нам давно пора переговорить по душам, так как у нас оказались общие друзья и интересы. «Я не сомневаюсь, — обратился ко мне Фальковский, — что вы помните цифру 3008 и некие обязательства. Наших английских друзей, — продолжал он, — будут интересовать сведения об экономике и материальных условиях жизни населения в СССР, реальная заработная плата и расходы лиц различных слоев и профессий». На мой недоуменный вопрос Фальковский разъяснил, что английские влиятельные круги не верят публикуемым в советской прессе сообщениям и докладам членов правительства о развитии советской экономики и росте благосостояния населения, считая, что уровень жизни в СССР самый низкий в Европе. Фальковский закончил тем, что эти сведения нужны также для всестороннего изучения военно-экономического потенциала СССР.
Вопрос: Какими шпионскими материалами вы снабжали Фальковского?
Ответ: Я завязывал личные знакомства в различных кругах жителей Москвы и выуживал необходимые англичанам сведения, подслушивал разговоры в трамваях, столовых и магазинах, а также изучал специально движение цен на основные продукты питания и товары широкого потребления.
В результате мною были собраны и переданы Фальковскому в письменной и устной форме обстоятельные данные о материальном положении, ценах и реальной заработной плате рабочих и служащих, а также об их политических настроениях.
В первой половине 1937 года Фальковский выехал за границу, покинув на произвол судьбы свою жену, советскую гражданку, ребенка. Моя связь с англичанами прекратилась.
Вопрос: Не подлежит сомнению, что вы были более деятельным английским шпионом, чем показываете о себе на следствии.
Ответ: Поверьте, что не по доброй воле я служил англичанам, но меня удерживала в повиновении боязнь за судьбу оставшихся в Уругвае родных. В течение еще нескольких лет мои услуги не требовались.
Вопрос: Достоверно известно, что 16 мая 1940 года в ваш московский адрес через венгерскую миссию в СССР проследовало письмо в несколько строк, уведомлявшее, что «Юлия Катцера просит написать мать, которая беспокоится о его судьбе. Она проживает в городе Монтевидео, где обратилась с этой просьбой в венгерское представительство». Полученное вами письмо являлось предупреждением от английской разведки?
Ответ: Да. Письмом, пересланным через венгерскую миссию англичане уведомляли, что они мною недовольны и пора снова приниматься за дело. Так со мной и условился в Монтевидео Флетчер, сказав, что в случае необходимости английская разведка пришлет письменное зашифрованное напоминание. Однако письмом англичане не ограничились.
Вопрос: А точнее?
Ответ: В 1940 году по шпионской работе со мной связался ХАННА.
Вопрос: Каким образом?
Ответ: Джорджа ХАННА я знал с 1938 года. Оба мы преподавали в Московском государственном педагогическом институте иностранных языков. Ханна был известен в институте как Джон МУРРЕ. Мне он объяснил, что под этой фамилией вел нелегальную работу в Англии, где состоял в компартии.
Ханна, с его слов, видел во мне приятного собеседника, также получившего образование за границей. Он рассказывал, что в течение девяти лет служил в английских колониальных войсках в Индии и даже успел изучить наиболее распространенный среди индусских племен язык урду. Ханна обладал внешностью английского фельдфебеля или полисмена, внушавшей мне безотчетный страх. Очевидно, чтобы сгладить это впечатление, он подчеркивал свое расположение ко мне и приглашал запросто посещать его дом. Ханна был женат на русской, сотруднице ЦАГИ Ольге ВЫШИНСКОЙ.
Пожилая женщина, намного старше его, находилась в безропотном подчинении у мужа.
Ханна на первых порах плохо объяснялся на русском языке, и мы первое время вели разговоры на его родном языке, на английский же манер называя «свободным обменом мнений» обсуждение с вражеских позиций политики советской власти.
Я и Ханна, понося правительство, заявляли, что в СССР жизненный уровень населения ниже, чем в Англии, что советская система среднего и высшего образования не идет ни в какое сравнение с принятой за границей, что советская литература и искусство тенденциозны по содержанию и несовершенны по форме.
Ханна по мере нашего сближения проявлял все большую озлобленность и неоднократно делал клеветнические выпады в отношении советского правительства и лично Сталина.
Контакт по шпионской работе с Ханна мной был установлен через ГИББОНСА, заведующего английской секцией Всесоюзного радиокомитета, а в последние годы московского корреспондента газеты «Дейли Геральд».
Вопрос: Как давно вы знакомы с ГИББОНСОМ?
Ответ: Мы познакомились в апреле 1939 года во Всесоюзном радиокомитете. Гиббонс пригласил меня как специалиста по фонетике английского языка, чтобы сделать более доходчивым радиовещание для Англии. Гиббонс предложил, чтобы я регулярно прослушивал московские радиопередачи на английском языке и представлял замечания о недостатках произношения дикторов.
В политические разговоры Гиббонс не вступал, но однажды в конце 1939 года после моего очередного доклада выразил уверенность, что я смогу быть полезным для Англии, ибо нас связывают одни и те же интересы. В третий раз передо мной на бумаге появилась злополучная цифра 3008. На этот раз ее начертил Гиббонс. Без лишних слов он затем объявил, что в ближайшее время свяжет меня с лицом, которое определит круг моих обязанностей.
Вопрос: По работе на английскую разведку?
Ответ: Разумеется. В мае 1940 года Гиббонс сообщил, что Ханна и есть то самое лицо, с которым я должен действовать в тесном контакте, беспрекословно выполняя его разведывательные задания.
Вопрос: Итак, вы установили шпионскую связь с Ханна?
Ответ: Да, но инициативу проявил не я, а Ханна. При встрече он заявил: «Гиббонс предложил нам работать вместе. Очень хорошо. Мы научились понимать друг друга». Ханна далее пустился в рассуждения насчет самоотверженности, присущей разведчикам, не пугающимся самого рискованного предприятия в чужой стране во имя своей родины. Когда я ответил, что Англия не моя родина, то Ханна напомнил мне, что я там жил и что судьба моих родственников до сих пор зависит от английской разведки.
По предложению Ханна я приступил к сбору шпионской информации о продовольственном положении и политических настроениях населения в связи с трудностями, переживавшимися страной после советско-финской войны. Ханна накидывался на меня с расспросами о том, что говорят люди, как реагирует Москва по поводу событий на Западе. Ханна волновало положение Англии, подвергавшейся массовым налетам германской авиации. Он видел источник бедствий, обрушившихся на его соотечественников, в советско-германском договоре о ненападении, якобы развязавшем руки Германии.
В угоду Ханна я ложно сообщал, что многие знакомые москвичи рассматривают советско-германский договор как признак слабости и неподготовленности СССР к войне.
Наибольшую заинтересованность проявлял Ханна в сборе информации о советской военной авиации и артиллерии. Он допытывался у меня, в какой мере Советская Армия насыщается автоматическим оружием после войны с Финляндией. Я наблюдал прохождение по улицам Москвы воинских частей и доносил англичанину о характере их вооружения, в особенности автоматическими винтовками, ручными и станковыми пулеметами. Ханна, зная о моих связях по наркомату путей сообщения, требовал всесторонних данных о железнодорожном транспорте СССР.
Вопрос: Очередное поручение английского разведчика вы выполнили?
Ответ: Да. В 1940 году я передал Ханна добытую мной схему стыка железных дорог СССР, идущих на Запад, с железнодорожными линиями освобожденных областей Украины и Белоруссии, а также о подводке западных дорог к границам Германии и информацию о строительстве новых железнодорожных магистралей на Севере. Я поставил в известность английского разведчика, что Байкало-Амурская магистраль вводится в эксплуатацию, а Транссибирская железная дорога на всем ее протяжении будет превращена в двухколейную, в результате чего значительно увеличится ее пропускная способность, что усилит оборону Дальнего Востока на случай войны с Японией.
Весной 1941 года я донес Ханна о принятом советским правительством решении перевести железнодорожный транспорт на военное положение, что свидетельствовало о завершении подготовки СССР к войне с Германией.
Я информировал Ханна, что на транспорте спешно приводится в порядок подвижной состав и увеличиваются запасы топлива в необходимых стратегических пунктах. Особое внимание обращено на железную дорогу Москва — Донбасс, западные магистрали и железнодорожные линии, соединяющие столицу с Уралом, причем форсируется прокладка вторых путей. По всем дорогам СССР увеличены перевозки стратегических грузов — угля, нефти, металла.
Вопрос: Уточните, через кого вы получили доступ к сведениям о советском транспорте?
Ответ: Полезным оказался мой старый знакомый начальник проектно-конструкторского бюро управления электрификации Министерства путей сообщения ЧЕРНУХИН Адольф Ефимович, которого я привлек к работе на английскую разведку.
Вопрос: Что общего было у вас с Чернухиным?
Ответ: Чернухина я знаю с 1925 года. Он также воспитывался в Англии в семье, эмигрировавшей из России. Чернухин вернулся в Советский Союз после Октябрьской революции. В 1927 году он помог мне подготовиться к поступлению на Педагогический факультет МГУ. Чернухин не скрывал свое преклонение перед заграницей. Он превозносил достижения английской промышленности и культуры, утверждал, что в Англии интеллигентный человек располагает всеми благами, каких лишен в СССР.
Вопрос: Вы также высказывали Чернухину вражеские измышления о положении в стране?
Ответ: Чернухину я неоднократно заявлял, что за границей мы жили бы гораздо лучше, чем в СССР, и высказывал всякие злостные измышления в адрес советской власти. В военные годы Чернухин побывал в Иране. По возвращении он заявил, что даже в этой нищенской стране жил лучше, чем в СССР. В этот раз свои восторги Чернухин адресовал американцам, восхваляя их организаторские способности и богатство техники. По мнению Чернухина, в случае новой войны победа останется на стороне англо-американского блока.
Вопрос: Когда вы установили шпионскую связь с Чернухиным?
Ответ: В конце 1940 года я уведомил Чернухина о своих близких отношениях с Ханна. Англичанин, сказал я Чернухину, вполне наш по политическим взглядам и оценке положения в СССР. От него у меня никаких секретов. Впрочем, Чернухин и без того отдавал себе отчет о характере моей связи с Ханна. Получая от Чернухина секретную информацию о состоянии железнодорожного транспорта в СССР, я не скрывал, что в ней заинтересован англичанин. Однажды Чернухин попросил их познакомить.
Вопрос: Чернухина вы связали с Ханна?
Ответ: Связал. Несколько раз они встречались у меня на квартире. В 1940 году в радиокомитете я познакомил Чернухина с Гиббонсом, умолчав, что с этим англичанином меня также связывают деловые отношения.
Вопрос: Или, точнее, совместная шпионская работа?
Ответ: Принадлежность Гиббонса к английской разведке я скрыл
Вопрос: Кроме Гиббонса известны ли вам другие шпионские связи Ханна?
Ответ: Ханна в лестных выражениях отзывался о Джоне ЭВАНСЕ, корреспонденте английской газеты «Дейли Геральд». В январе 1941 года Ханна познакомил меня с Эвансом.
Вопрос: Где?
Ответ: В московском «Коктейль-холле». По приему, который он оказал Ханна, было видно, что с Ханна он состоял в доверительных отношениях. Эванс в разговоре коснулся его друга ирландца Патрика ПРЕСЛИНА, высказав предположение, что последний арестован, так как внезапно исчез из санатория, где проходил курс лечения. Вспомнили потом еще одного общего знакомого, уроженца Америки, переводчика Совинформбюро Якова ГУРАЛЬСКОГО. Эванс заявил, что весьма сожалеет о его отсутствии в нашей компании.
Вопрос: ГУРАЛЬСКОГО вы знали?
Ответ: Знал. Он афишировал свою дружбу с Эвансом, и их часто можно было видеть вдвоем в театрах и ресторанах. Гуральского и Эванса также связывали доверительные отношения. Вследствие эвакуации в октябре 1941 года на Урал моя шпионская связь с Ханна на время прервалась.
Вопрос: Когда вы возобновили сотрудничество с английской разведкой?
Ответ: В конце 1943 года после возвращения в Москву. По просьбе Ханна я помог ему перейти на работу в отдел переводов при Совинформбюро. Будучи связан по поручению Совинформбюро с Антифашистским комитетом советских ученых, я пропускал через руки Ханна все наиболее значительные статьи о достижениях советской науки.
Ханна при моем содействии добыл научные труды о производящихся в СССР химических препаратах лечебного назначения, достижениях профессора МАГИДСОНА и его школы по сульфидным препаратам, а также о новинках полевой хирургии, в том числе о последних работах хирургов ЮДИНА и ФИЛАТОВА.
Я также был вхож в Антифашистский еврейский комитет, подготовляя переводы на английский язык его материалов для зарубежной прессы. Комитет, как я убедился из разговоров в октябре 1942 года с его секретарем ЭПШТЕЙНОМ, состоял из людей, зараженных буржуазным национализмом и распространявших клеветнические измышления о положении в СССР.
Вопрос: Покажите все, что вам известно о еврейском националистическом подполье и его шпионских связях.
*Онисим Юльевич (Нисон Юдович) Магидсон (1890 – 1971 гг.)
- советский ученый, химик органических соединений, специалист по синтезу лекарственных средств, доктор химических наук, профессор Московского городского народного университета имени А.А.Шанявского, лауреат Сталинской премии. В 1938—1953 годах председатель Фармакопейного комитета НКЗ СССР. Предложил методы синтеза сульфаниламидных соединений, анестетиков, хинолиновых и акридиновых производных, сердечно-сосудистых препаратов, снотворных средств, витаминов, нейротропных препаратов тропинового ряда, и других лекарственных веществ.
Ответ: Эпштейн, с которым я поддерживал наиболее близкое общение, был резко националистически настроен и заявлял, что в правительстве якобы уклоняются от принятия мер борьбы с антисемитизмом.
МИХОЭЛС и ФЕФЕР, по словам Эпштейна, от имени комитета специально обращались в правительство, но получили ответ, что они занимаются не своим делом. Вскоре и я подпал под влияние руководящих работников комитета, который вместо ведения пропаганды за искоренение остатков фашизма возбуждал и разжигал национальную рознь, а также рекламировал вредную идею искусственного создания автономной еврейской республики в Крыму или на территории Германии.
Уродливо извращенные формы приняло освещение жизни евреев в газете комитета «Эйникайт» («Единение»). Чтобы потрафить Америке и ее еврейским буржуазно-реакционным кругам, газета «Эйникайт» в духе американской сенсации, захлебываясь от восторга, расписывала достижения какого-либо одного еврея, наделяя его несуществующими качествами. В то же время в этой газете искажались основы национальной политики ВКП(б) и советского правительства.
Ханна я снабжал клеветнической информацией о процветании будто бы в СССР антисемитизма, пользуясь слухами, подхваченными мною в Антифашистском еврейском комитете.
В начале 1945 года я был принят на работу в Институт иностранных языков Советской Армии старшим преподавателем английского языка.
Ханна, заинтересовавшемуся военным институтом, я сообщил, что в нем готовят преподавателей для суворовских училищ и воинских частей. Ханна спрашивал меня о том, какие восточные языки преподаются в институте, и я перечислил персидский, арабский, афганский, турецкий и языки индусских племен.
В последние два года Ханна настойчиво добывал информацию о состоянии научно-исследовательской работы в СССР в области атомной проблемы.
Вопрос: Уточните, где, когда и какие шпионские материалы были добыты вами по атомной проблеме?
Ответ: В целях сбора шпионских сведений по атомной проблеме весной 1947 года я посетил моего старого знакомого, видного профессора физики ИЛЬИНА Бориса Владимировича, которому в свое время преподавал английский язык.
Ильин принадлежал к дореволюционной интеллигенции. Он всегда был убежден в превосходстве зарубежной физики над советской и предпочитал • печататься на страницах английской или немецкой технической прессы, для чего изучал иностранные языки. Его специальность — теоретическая экспериментальная физика.
Будучи у Ильина, я завел разговор об атомных бомбах и возможности их применения в случае новой войны. Ильин сказал, что американцы, собрав лучших физиков мира, в том числе и немцев, полностью разрешили эту важнейшую проблему. У нас же, по словам Ильина, даже такой известный физик, как академик КАПИЦА, ранее возглавлявший физику, находится в опале. По заявлению Ильина, Капица утверждал, что проблема получения АТАМНОЙ ЭНЕРГИИ является неразрешимой для советской науки.
На мой вопрос, имеются ли в СССР достижения в области получения атомной энергии, Ильин ответил, что работа ведется, но строго секретно. Хотя он и не участвует в разрешении атомной проблемы, но ряд его коллег заняты в этой области и добились значительных результатов. Ильин назвал несколько фамилий ученых, занимающихся атомной проблемой. В СССР, — сообщил он далее, — изготовлено несколько мощных уникальных циклотронов, применяющихся при расщеплении атомного ядра.
Вопрос: Ильин знал, что сведения по атомной проблеме вы добываете для англичан?
Ответ: Нет, я лишь воспользовался чрезмерной болтливостью профессора и выуженные у него данные передал Ханна.
Летом 1947 года Чернухин возвратился из служебной командировки в Ростовский край. С его слов я информировал Ханна о ведущихся на Северном Кавказе работах по переводу железнодорожного транспорта на электротягу.
В конце 1947 года я вручил Ханна полученную мною от Чернухина схему электрификации железнодорожных магистралей на юге России. Предоставлением этих сведений закончилась моя шпионская работа на англичан.
*Ильин Борис Владимирович (1888 – 1964 гг.)
- выдающийся отечественный физик, доктор физико-математических наук, профессор, заведующий кафедрой общей физики химического факультета Московского Государственного университета, а затем декан физического факультета. В период Великой Отечественный войны под его руководством сотрудниками кафедры были разработаны одни из лучших в мире противодымных фильтров для противогазов. Большие заслуги академика Ильина Б.В. в разработке электрической теории адсорбционных сил для полярных веществ, согласно которой эти силы на границе раздела различных фаз являются результатом действия дипольных моментов молекул. Благодаря работам Ильина и его учеников установлено, что поверхностные явления играют большую роль в таких свойствах дисперсных тел (коллоидов, пластмасс, суспензий, волокон и т. д.), как вязкость, текучесть, пластичность.
*Капица Петр Леонидович (1894 – 1984 гг.)
- выдающийся отечественный физик, Лауреат Нобелевской премии (1978). Лауреат двух Сталинских премий(1941, 1943). Награждён Большой золотой медалью имени М. В. Ломоносова АН СССР (1959). Дважды Герой Социалистического Труда (1945, 1974), академик, член Академии наук СССР (1939); Член Лондонского королевского общества (1929), иностранный член Национальной академии наук США (1946), член Леопольдины (1958).Кавалер шести орденов Ленина. Основатель Института физических проблем (ИФП), директором которого оставался вплоть до последних дней жизни.
Вопрос: Вы продолжаете скрывать известных вам агентов английской разведки, часть которых лично привлекли к сбору шпионских сведений. На ближайшем же допросе вы должны будете показать всю правду о своих преступных связях.
Допрос прерван.
Записано с моих слов верно и мною прочитано.
КАТЦЕР
ДОПРОСИЛ: Зам. начальника следственной части по особо важным делам
МГБ СССР полковник ШВАРЦМАН
* * *
И вот при всей этой развернутой шпионской деятельности английских разведчиков и предоставленной им информации враждебно настроенными к Советской власти сотрудниками государственных учреждений, вовлеченными в шпионскую сеть, постоянно присутствующее в среде ученых интеллигентов из среды врачей и деятелей культуры – это постоянно присутствующее “низкопоклонство перед западом”. Что им не хватает? – постоянно один и тот же вопрос задавал себе Сталин. Ведь мы им создали все условия, предоставили роскошные квартиры с прислугой, многим из них вручили Сталинские премии. Что им не хватает?
“Ко всему этому Сталин относился очень болезненно. После выигранной войны, в разоренной голодной стране, стране-победительнице – это была болевая точка Сталина, который, имея достаточную и притом присылаемую с разных направлений и перекрывавшую друг друга, проверявшую друг друга информацию, почувствовал в воздухе нечто, потребовавшее, по его мнению, немедленного закручивания гаек и пресечения несостоявшихся надежд на будущее”[п.4.24].
По мнению исследователя биографии Юдина Виктора Тополянского, именно показания Герберта Ханна и Юлия Катцера,данные ими во время допросов послужили главным поводом к аресту Сергея Сергеевича Юдина[п.3.42]. Однако, это не так. Хотя бы по той причине, что за время нахождения Юдина под арестом на Лубянке и в тюрьме Лефортово, никто из следователей не задал вопрос Юдину о его знакомстве с Катцером или Ханна. Эти фамилии в деле Юдина просто отсутствуют. Не раза больше не упоминалась фамилия профессора Юдина и в деле самих Ханна и Катцера. Не исключаю я, что как один, так и другой вообще не были лично знакомы с Юдиным. По этой причине, можно сделать вывод, что в данном случае эти показания Катцера действительно были внесены в протокол допроса дополнительно самим следователем Шварцманом. Зачем? - а так на всякий случай. До ареста Сергея Сергеевича Юдина оставалось еще почти четыре месяца.
Все началось гораздо раньше, когда в поле зрения органов МГБ попал АЛЬФРЕД ЧОЛЛЕРТОН, присланный в Москву еще в 1926 году в качестве корреспондента и официального представителя английской газеты “Ньюс Кроникл”.
Настораживало появление в зарубежной прессе его критических высказываний (из сведений поступавших по агентурным каналам в отдел “A” МГБ СССР) по поводу социально-экономического положения в СССР и проводимой Советским правительством внутренней и внешней политики.
До Мекензи корреспондентом американской газеты «The Chicago Daily News» в Москве был И. Левин, который одним из первых среди иностранных корреспондентов взял интервью у В.И.Ленина, которое было опубликовано 27 октября 1919 года в газете «The Chicago Daily News» № 257.
*Уолтер Беделл Смиит (1895 – 1961 гг.).
- американский военный, начальник штаба союзнических войск в Европе во время Второй мировой войны, ведший в 1943 году переговоры о капитуляции Италии, а в 1945 году – Германии. Именно он 7 мая 1945 года от лица союзного командования подписывал в Реймсе Акт о безоговорочной капитуляции Германии. В марте 1946 года Смит был назначен послом в СССР и пробыл в этой должности до конца 1948 года. За эти три года взаимные подозрительность и недоверие в отношениях между Советским Союзом и США сменились открытой конфронтацией. В 1949 году, вернувшись в США, Смит написал книгу воспоминаний “Мои три года в Москве”, в которой рассказал о ключевых эпизодах своей дипломатической карьеры. В 1950 году Смит был назначен главой ЦРУ.
Альфред Чоллертон по национальности был англичанином и подданным Великобритании. Родился он в Англии в семье коммивояжера. В 1912 году, окончив с отличием Кембриджский университет, работал в одном английском министерстве. После окончания первой империалистической войны некоторое время работал во Франции, где готовил диссертационную работу, которая была успешно защищена в стенах того же Кембриджского университета, после чего, поступив в английскую газету “Ньюс Кроникл”, и был командирован в Советский Союз в качестве корреспондента и ее представителя.
Сложно сказать, действительно ли он являлся агентом английских спецслужб, однако материалы его личного агентурного дела до сих пор сохраняют гриф “Секретно”. И тем не менее материалы общего содержания он действительно собирал, а в те далекие предвоенные годы любые материалы об истинном положении дел, состоянии советской экономики, переживаемом сельским хозяйством в результате “успешно” проведенной коллективизации кризисе, да и просто об уровне обеспечения населения продовольствием и быте советских людей являлись если уж не секретными, то были явно и крайне нежелательными для опубликования в зарубежной прессе. Не говоря уже о допущении со стороны Чоллертона критических высказываний в адрес Советского правительства и лично Сталина в открытой зарубежной печати, что не могло быть расценено компетентными органами в СССР иначе, как антисоветская пропаганда.
Таким образом, перед органами НКВД была поставлена задача о принятии определенного характера мер к персоне Альфреда Чоллертона, всвязи с чем, и начала проводиться агентурная его разработка.
Хорошим подспорьем в этом могли стать уже имеющиеся с 1937 года в распоряжении органов НКВД материалы, из которых следовало, что дальнейшее нахождение Чоллертона в Москве и Советском Союзе крайне не желательно.
Так, еще в 1937 году был арестован как один из активных членов Троцкистской организации и впоследствии расстрелян Яков Борисович Подольский, который с конца 20-х годов работал цензором иностранных телеграмм в отделе печати Наркомата иностранных дел.
Непосредственно с Чоллертоном Яков Борисович познакомился в 1927 году в служебной обстановке как с корреспондентом иностранной газеты. Первые два года между ними были чисто служебные отношения, но, начиная примерно с 1929 года, отношения приобрели личный оттенок и дружеский характер. Они начинают часто бывать друг у друга на дому. Вскоре после такого сближения, учитывая продовольственный кризис в стране, Чоллертон стал присылать Подольскому на дом некоторые продукты питания.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО МИРОНОВА-ПИНЕСА, - ДО АРЕСТА ПОМОЩНИКА ЗАВЕДУЮЩЕГО ОТДЕЛОМ ПЕЧАТИ НАРКОМАТА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ. [п.2.3]
5 июня 1937 года.
“ Кому из иностранных корреспондентов Вы, помимо Юста, передавали секретную информацию по поручению троцкистской организации?
Я информировал корреспондента английской газеты “Дейли Телеграф” Альфреда Чоллертона и корреспондента американской газеты “Нью-Йорк Таймс” Вальтера Дюранти, с которым от нашей организации был непосредственно связан Подольский Яков Борисович.
*Миронов-Пинес Борис Миронович (1892 – 1937 гг.)
- помощник заведующего отделом печати Наркомата иностранных дел СССР. Арестован 31 мая 1937 года. Осужден 8 октября 1937 года за участие в контрреволюционной организации и шпионаж к высшей мере наказания. Расстрелян 8 октября 1937 г. Реабилитирован в 1961 г.
Чоллертон и Дюранти проявляли особый интерес к троцкистским процессам. Конкретно их в этом вопросе интересовало: насколько искренни и правдивы были показания обвиняемых и насколько их показания о вредительстве соответствуют действительности. Я их информировал по этим вопросам в клеветническом духе ”.
Подольский Яков Борисович был арестован через несколько дней.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО ПОДОЛЬСКОГО ЯКОВА БОРИСОВИЧА, – ДО АРЕСТА ДИПЛОМАТИЧЕСКОГО АГЕНТА НАРКОМАТА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР ПО АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ ССР. [п.2.1]
19 июня 1937 года.
“ Однажды в конце 1929 года Чоллертон попросил меня, чтобы я помог ему в составлении телеграмм для его газеты, как бы в порядке предварительной цензуры. Вопреки существующим в Наркомате иностранных дел правилам, я его просьбу удовлетворил и в дальнейшем стал корректировать текст его телеграмм. В данном случае, я отнесся к этому как к безобидной просьбе. Являясь членом троцкистской организации, я и начальник отдела печати Миронов легко шли на уступки в цензуре антисоветских телеграмм иностранных корреспондентов, работающих в Москве. Мы часто смягчали формулировки, но оставляли антисоветское содержание телеграмм.
Примерно в начале 1930 года в одну из наших встреч на дому у Чоллертона он предложил мне систематически сообщать ему секретную информацию. После того, как я согласился, Чоллертон дал мне задание информировать его о личном составе Наркомата, давать характеристики на отдельных работников, сообщать о происходящих и предстоящих перемещениях в центральном и в заграничном аппарате Наркомата иностранных дел, а также информировать его по вопросам внешней и внутренней политики Советского Союза.
*Подольский Яков Борисович (1894 – 1937 гг.)
- дипломатический агент Наркомата иностранных дел СССР по Азербайджанской ССР. Цензор иностранных телеграмм в отделе печати Наркомата иностранных дел СССР. Арестован 12 мая 1937 года как один из активных членов Троцкистской организации. Осужден 14 сентября 1937 г. за контрреволюционную и террористическую деятельность к высшей мере наказания. Расстрелян 14 сентября 1937 г. Реабилитирован в 1961 г.
Для какой разведки он меня вербовал, я не знал, но мне и без того было понятно, что моя информация нужна ему в разведывательных целях. Позже я понял, что всю мою информацию он передает в английскую разведку. Наша связь продолжалась до моего отъезда на работу в Вену в апреле 1935 года. За это время, за свои услуги я получил от Чоллертона в общей сложности около трех тысяч рублей советскими деньгами ”.
Тогда же, в 1937 году, в материалах архивно-следственного дела №961385 по обвинению весьма влиятельного в Наркомздраве Наджарова Александра Ефремовича, осужденного как активного члена троцкистской контрреволюционной организации и впоследствии расстрелянного, появляется впервые фамилия профессора хирургии Юдина Сергея Сергеевича.Наджаров Александр Ефремович был арестован 7 августа 1937 года.
/ПОДОЛЬСКИЙ/
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО НАДЖАРОВА АЛЕКСАНДРА ЕФРЕМОВИЧА, – ДО АРЕСТА НАЧАЛЬНИК МОСКОВСКОГО ОТДЕЛА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ. [п.2.2]
16 августа 1937 года.
“ В контрреволюционную организацию я был вовлечен весной 1936 года одним из ее руководителей – бывшим наркомом здравоохранения Каминским Г.Н.
Организация избрала как средство борьбы с существующим строем вредительство в области здравоохранения, подрыв авторитета органов советской власти путем систематического срыва и провалов самых жизненных планов правительства по оздоровлению населения.
Кроме того, организация стояла за необходимость применять в своей контрреволюционной работе террор против отдельных руководителей партии и правительства.
Кроме того, мне лично известно, что в контрреволюционную организацию в системе здравоохранения помимо Каминского, меня и Наджарова входил директор Института им. Н.В.Склифосовского МАКС ДАВЫДОВИЧ ВОЛЬБЕРГ, от которого недалеко ушел и работающий в Институте профессор ЮДИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ - также явный контрреволюционер.
Я признаю себя виновным в том, что до последнего момента вел активную борьбу с ВКП(б) и Советской властью, являясь активным участником контрреволюционной вредительской организации, существующей в системе органов здравоохранения ”.
/НАДЖАРОВ/
*Вольберг Макс Давыдович – директор Института имени Н.В.Склифосовского
- с 1946 года возглавлял терапевтическое отделение больницы Макс Давидович Вольберг, бывший директор знаменитого Института скорой помощи имени Склифосовского в Москве. До этого, будучи расконвоированным, он свободно передвигался по Магадану, никогда не отказывал в медицинской помощи, консультируя больных, наблюдая за процессом лечения. Опытного врача часто вызывали на дом, особенно жены руководящих работников Дальстроя. Тем не менее, весь свой срок наказания, за якобы совершенное политическое преступление, он отсидел в Севостлаге. Только в 60-х годах он дождался реабилитации и выехал в столицу. Будучи ссыльным, он добился приезда своего сына – школьника к нему в Магадан. Я учился с Владимиром Вольберг в 1956 -57 учебном году в первой магаданской средней школе. И был свидетелем: жилось им трудно, если не сказать бедно. Мясо и молоко было для них редкостью. Но я никогда не слышал от одноклассника и от его отца жалобы на образ жизни, тем более на власть, поставившую их в зависимые условия.
* * *
Однако тогда, в 1937 году, репрессии миновали непосредственно Сергея Сергеевиач Юдина, хотя и не прошли мимо его семьи. Не так давно из ссылки за антисоветскую агитацию вернулись родной брат Петр и двоюродный – Юрий (сын его отца от первого брака).
СПРАВКА
По архивно-следственному делу № 571000 на Юдина Петра Сергеевича [п.2.160]
(по делу проходит в качестве обвиняемого)
Юдин Петр Сергеевич, 1892 года рождения, уроженец города Москвы, русский гражданин СССР, беспартийный, до ареста – без определенных занятий, в 1925 году привлекался к уголовной ответственности как контрреволюционный элемент.
Юдин Петр Сергеевич был арестован 28 октября 1928 года ОГПУ по обвинению в антисоветской агитации.
На следствии Юдин показал, что он происходит из семьи личного почетного гражданина, что до Октябрьской революции он служил в царской армии прапорщиком и затем подпоручиком.
До и после Октябрьской революции, как показал Юдин, он являлся владельцем метало-тянульной мастерской, в которой применял наемную рабочую силу в 18 человек.
Виновным себя в проведении антисоветской агитации Юдин не признал.
Решением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 20 ноября 1929 года Юдин П.С. был осужден на 3 года высылки в Северный Край.
Постановлением Президиума ЦИК СССР от 27 ноября 1937 года судимость с Юдина П.С. снята
Старший следователь Следчасти по ОВД МГБ СССР – майор МЕРКУЛОВ
СПРАВКА
По архивно-следственному делу № 569794 на Юдина Юрия Сергеевича[п.2.160]
(по делу проходит в качестве обвиняемого)
Юдин Юрий Сергеевич, 1896 года рождения, уроженец города Москвы, русский гражданин СССР, беспартийный, до ареста – совладелец метало-тянульной мастерской.
Юдин Юрий Сергеевич был арестован 26 октября 1929 года ОГПУ по обвинению в антисоветской агитации.
На допросе 30 октября 1929 года Юдин о себе показал, что его отец был фабрикантом в Москве, что сам он до марта 1929 года являлся совладельцем метало-тянульной мастерской.
В числе своих родственников Юдин назвал своих братьев: Юдина Петра Сергеевича – совладельца металотянульной мастерской и Юдина Сергея Сергеевича – главного хирурга института имени Склифосовского, а также сестру (дочь матери от первого брака) – Меньшикову Агнию Сергеевну, владевшую до 1924 года стекольным заводом.
Далее о себе Юдин показал, что до 1917 года он проживал в Москве по улице Бакунина, дом 35 кв.2, жил на иждивении отца, имевшего свою фабрику.
В антисоветской агитации Юдин Ю.С. виновным себя не признал.
Решением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 20 ноября 1929 года Юдин Ю.С. был осужден на 3 года высылки в Северный Край.
Старший следователь Следчасти по ОВД МГБ СССР – майор МЕРКУЛОВ
Предупреждая Сергея Сергеевича о его определенной политической беспечности, сестра Агния, как то раз высказав свои недоумения, критически заметила: “Сережа! В нашей стране не посадят только Павлова и Станиславского, остальных всех посадить могут”.
Сергею Сергеевичу тогда эти слова показались чрезмерными, хотя он и понимал, что и над ним тучи в любой момент могут сгуститься, но убежденность в своей невиновности в очередной раз брала верх.
Да и действительно, чего могло быть наказуемого и преследуемого НКВД в многочисленных нескрываемых международных контактах Юдина со своими коллегами хирургами, осуществляемых во благо развития советской медицины или в отправке для опубликования в иностранных медицинских журналах своих научных работ.
Убежденность в своей почти непогрешимости утвердилась у Сергея Сергеевича с началом Великой Отечественной войны, когда он, оставаясь главным хирургом Института имени Н.В.Склифосовского, был назначен инспектором Главного санитарного управления Красной Армии.
* * *
Впервые, как Юдину показалось, гром среди вполне ясного неба над его головой прогремел в 1943 году, когда вдруг неожиданно для него была арестована его знакомая – Наталья Дмитриевна Водовозова, которой впоследствии и суждено было сыграть главную роль основного обвинителя и самого Сергея Сергеевича Юдина.
* * *
ВОДОВОЗОВА НАТАЛЬЯ ДМИТРИЕВНА (в девичестве ФЕДЧЕНКО) родилась в 1895 году в городе Николаеве в дворянской семье.
*Водовозова Наталья Дмитриевна (Федченко) (1895 –1963 гг.)
- родом из дворян, дочь генерала царской армии Федченко Дмитрия Дмитриевича и Антонины Михайловны Федченко (урожденной Гаусман). Арест 1943 год. Умерла в возрасте 68 лет в Москве.
Ее мать Гаусман Антонина Михайловна по происхождению дворянка, находилась на иждивении мужа. В семье было три ребенка, помимо единственной девочки Натальи и Антонины Михайловны было два сына - старший Юрий и младший Владимир. Воспитывались дети в обычном для дворянской семьи духе. В 1905 году она поступила в подготовительный класс Одесской гимназии.
Отец – Федченко Дмитрий Дмитриевич, родом из дворян Курской губернии был офицером царской армии. Продвижение по воинской службе у Дмитрия Дмитриевича складывалось стремительно и весьма успешно. В 1904 году после присвоения звания подполковника вступил в командование 2-й батареей 5 мортирного артиллерийского дивизиона, в 1905 году назначается командиром 6 батальона 43-й артиллерийской бригады, а в 1907 году – командиром 8-го мортирного артиллерийского дивизиона с присвоением звания полковника.
*Федченко Дмитрий Дмитриевич (1868 – 1914 гг.)
- участник Русско-японской войны. Генерал-майор царской армии. Во время первой мировой войны - командующий 9-й артиллерийской бригадой. Во время наступления австрийских войск в Галиции погиб от смертельной раны 20 сентября 1914 г. Отец Водовозовой Натальи Дмитриевны, проходящей одним из основных свидетелей по делу Юдина С.С. (на фото подполковник Федченко Д.Д., 1904 год).
В 1913 году Федченко производится в генерал-майоры и назначается командиром 9 артиллерийской бригады. Как выдающийся боевой артиллерист, Дмитрий Дмитриевич был избран в комиссию по составлению строевых уставов полевой артиллерии; за труды, понесенные в этой комиссии, 10 июня 1914 г. ему была объявлена Высочайшая благодарность.Известие о гибели генерал-майора Федченко при прорыве русскими войсками германского фронта в Восточной Пруссии во время первой мировой войны пришло в 1914 году. Из официальной записи в послужном деле генерала Федченко следует, что: «27 августа 1914 года выступив со своей бригадой в 7 часов утра, у деревни Крехов (Галиция), был смертельно ранен двумя ружейными пулями в грудь и шрапнельной пулей в живот. Умер в тот же день в 5 час вечера в автомобиле, по дороге в полевой госпиталь. Сначала был похоронен в 2-х верстах за дер. Крехов, а в конце сентября тело перевезено в городе Лубны, Полтавской губернии, где и предано земле 3 октября 1914 г. в Лубенском монастыре».
После похорон, своего мужа Антонина Михайловна с Натальей проживает в имении мужа в городе Полтава, где Наталья продолжает обучение в местной гимназии.
В этом же 1914 году Антонина Михайловна вторично выходит замуж за Смирнова Александра Константиновича, военного юриста царской армии и переезжает жить в Харьков к Александру Константиновичу, где Наталья оканчивает курс Харьковской гимназии.
Учитывая незаурядные артистические и музыкальные способности Натальи Дмитриевны, в семье было решено, что она должна поступать в Московскую филармонию. Тем не менее, с целью получения практики владения английским языком она выезжает в Лондон. Однако вскоре возвращается на родину и сразу поступает учиться в Московскую филармонию по классу драмы.
В 1915 году Наталья Дмитриевна выезжает для отдыха в Крым, где знакомится с сыном известного экономиста и общественного либерального деятеля Водовозова Николая Васильевича - Водовозовым Владимиром Николаевичем, за которого вскоре и выходит замуж.
Владимир Водовозов приходился внуком Ивану Федоровичу Токмакову – купцу и крупному предпринимателю, последние годы жизни которого и история его рода была связана с Кореизом, местечком на ялтинском черноморском побережье, где у него имелось большое имение и дача «Олеиз» [п.4.99].
И если расположенный по соседству с «Олиез» дворец, связанный с Голицыными и Юсуповыми известен каждому, фамилия одного из почетных жителей Кориеза Ивана Федоровича Токмакова, знакома мало кому, а ведь этот человек очень много сделал для развития Кореиза во второй половине 19 столетия [п.4.99].
Родился И.Токмаков в Нерченске, затем жил в бурятском поселке Кяхта, где дружил с детьми проживающих там сосланных декабристов. Впоследствии совладелец крупнейшей чаеторговой компании середины 19 века, один из основателей первого русского торгового пароходства на Дальнем Востоке, владелец чайных фабрик на территории Китая, а так же фарфорового и кирпичного заводов на острове Путятин – Иван Токмаков становится миллионером.
Однако и богатые люди болеют. В 80-х годах 19 века, в связи с диагностированием у него туберкулеза, купец переезжает на постоянное местожительство в Кореиз, где у подножия Ай-Петри строит имение с названием «Олеиз». Имение состоит из главного дома для самих Токмаковых и множества гостевых домиков. Причем для осуществления строительства купец выписывает бурятских мастеров из Кяхты, которые возводят на крымском побережье добротные сибирские дома с мощным каменным первым этажом и легким деревянным вторым, с резными оконными наличниками и причелинами.
*Иван Федорович Токмаков (1838 – 1908 гг.)
- крупный российский сибирский и крымский предприниматель, меценат. Владелец винных заводов в Ерыму. Устроитель многих общественных организаций, народного дома, больницы и школы в Кориезе.
Обосновавшись в Кореизе, Токмаков с партнером выкупают алуштинское хозяйство по производству вин, модернизируют его и делают одним из самых рентабельных на южном берегу Крыма. Много времени уделял Токмаков благотворительной и общественной деятельности. В Кореизе им были построены больница, школа, Народный дом[322], в котором были организованы хоровой, драматический и прочие кружки, работала библиотека. Кроме всего этого, сама Дача Токмаковых стала культурным центром всего южного берега Крыма, ведь в Олеиз постоянно приезжали знаменитые писатели, артисты, композиторы, художники, врачи и прочие прогрессивно настроенные деятели. Здесь отдыхали Горький и Куприн, Ермолова и Книппер-Чехова, С.Рахманинов. Приезжал сюда и Л.Толстой, отдыхающий в начале 20 столетия во Дворце Голицина-Паниной в Гаспре. Многие из гостей выступали на сцене Народного дома перед местным населением, среди них были Шаляпин и Книппер-Чехова.
В 1917 году Наталья Дмитриевна Водовозова заканчивает филармонию, но работать по специальности ей из-за начавшихся революционных событий в москве не представилось возможным.
В семье Водовозовых революцию считали явлением полнейшего беспорядка и анархии, что, впрочем, учитывая их аристократическое происхождение, было вполне закономерным. Революционные события расценивались как действия какой-то черной силы, высказывались и надежды, что пролетариат не сможет одержать победу в борьбе с царизмом. Целиком была согласна с подобными взглядами и сама Наталья Дмитриевна, которой, конечно, казалось невероятным и диким, что народ конфискует у помещиков земли, сжигает имения, срывает погоны с офицеров, восстает против царя и господствующих классов в России. Непосредственно же Октябрьскую революцию вся семья встретила еще более враждебно, и определили ее как дикую стихию, ломающую основу государственного существования России.
В первую очередь именно по этой причине в 1917 году сначала она, а потом и ее муж Владимир вскоре переезжают в Крым, в город Кориез в семейное имение Токмаковых.
В то время Крым представлял собой место, где сконцентрировались представители господствующих классов: крупная аристократия, знать, дворянство – все, против кого и была направлена социалистическая революция, бежали в Крым, где весной 1919 года, в связи с наступлением войск Красной Армии, возникла большая паника. Стало понятно всем, что в Крым скоро придут большевики. Страх перед наступлением Красной Армии был настолько велик, что, как и большинство аристократии и дворянства, семья Водовозовых твердо решили бежать из Крыма.
До Константинополя они доехали на русском пароходе, где английскими военными властями и эмиграционной службой было объявлено, что всех направят на остров Мальта, до которого они благополучно добрались на английском пароходе «Бермудия».
Проживая на острове Мальта, Наталья Водовозова некоторое время давала уроки русского и английского языка невесте князя Барятинского – Дергач, что давало пусть и незначительный, но постоянный заработок.
И тем не менее, большинство эмигрантов оказалось в тяжелом положении и обеспечить себя необходимыми средствами для существования не могло. В связи с переходом Крыма вновь в руки «белых», англичане объявили, что все желающие могут вернуться на родину. Учитывая бедственное положение семьи Водовозовых в эмиграции, решено было вернуться в Крым. Однако вскоре Крымский полуостров был полностью очищен от белогвардейцев, остатки армии которых, спешно покидали Крым в 1920 году, - стало понятно, что это навсегда.
Всем стало ясно, что победа, одержанная Красной Армией, окончательна. Белые разбиты и никакой надежды на возврат к старому нет.
Несмотря на все страхи перед стремительно наступающей Красной Армией, эвакуироваться Водовозовым вторично не было никакой возможности и даже не столько из-за финансовых причин, сколько по причине болезни мужа туберкулезом, хотя сам Владимир Водовозов и настаивал на том, чтобы Наталья все бросила, взяла сына и бежала за границу вновь.
Старший брат Натальи Водовозовой Юрий в 1919 году был мобилизован в армию Деникина и получил направление в Севастополь, однако вскоре пропал без вести. Другой брат – Владимир - несколько лет работал в советских учреждениях и всегда находился на хорошем счету. Однако в 1925 году покончил жизнь самоубийством без видимых на то причин.
С 1921 года Наталья Дмитриевна устроилась на работу в Народный дом в Кореизе, но того ничтожно малого заработка, который она получала, было явно недостаточно, а кормить приходилось двоих – безнадежно больного мужа и малолетнего сына.
Владимир Владимирович Водовозов умер в 1924 году и старое Кориезское кладбище[333] хронит его прах, как и многих других членов семьи Токмаковых до сих пор. Семейный некрополь Токмаковых на сегодня находится в запущенном состоянии, но это состояние – тоже часть истории. Здесь покоятся те, кто создавал Кореиз, каменотесы Третьяковы, Ивановы и прочие, чьи руки возводили великолепные дворцы в Гаспре, Ливадии, Ялте и других местах южного берега Крыма. Покоятся здесь и виноделы, и садовники, создавшие удивительные парки, которыми восхищаются сегодняшние туристы.Есть здесь и захоронение Ивашечки Булгакова – четырехлетнего сына известного российского философа и богослова Сергея Булгакова, зятя И.Ф.Токмакова. Отец Сергий (С.Булгаков) очень тяжело, но довольно философски переживал смерть своего мальчика, а фото Ивашечки со смертного ложа было с ним всю жизнь - и в России, и в последующей постреволюционной эмиграции.
На территории кладбища находится старинная часовня Мейеров конца 19 века, а перед некрополем строится 20-метровый новый храм Вознесения, возрожденный в Кореизе в память о погибшем в годы Великой Отечественной войны первом храме на кореизской земле [п.4.99].
Кроме Старого Кореизского кладбища в поселке сегодня можно посетить еще и Графское кладбище-мемориал, которое территориально находится в Мисхоре. Церковь Вознесения Создание первого православного храма в Кореизе связано с именем княгини Анны Голицыной, которая первая из столичной аристократии построила крымское имение, ставшее ныне знаменитым Юсуповским дворцом. В 1825 году с благословения Александра Первого княгиня возводит Церковь Вознесения, как домовую для имения. Интересно, что при начале строительных работ там, где планировалось возводить церковь, был обнаружен фундамент греческого старинного храма. Плита с греческой надписью была извлечена и впоследствии установлена в новом храме.
Храм Вознесения, построенный А.Голицыной, погиб в годы войны Говорят, что в Церкви Вознесения Святой Иоанн Готский совершил несколько чудес. В стене этого храма была похоронена и сама его создательница княгиня Анна Голицына. Современники отмечали странности в храмовой архитектуре, которая была, якобы, ближе к протестантско-лютеранской, нежели христианской. В храме не было ни иконостаса, ни прочих украшений, а присутствовал только алтарь с черным деревянным крестом и скамейки для посетителей. Так это было или нет, сейчас установить сложно. После смерти Анны Голицыной, храм стал домовой церковью его следующих хозяев – семейства Юсуповых. Дожил храм до Великой Отечественной войны, во время которой был безвозвратно утерян вместе с греческой плитой и захоронением А.Голицыной, которое находилось в стене храма [п.4.99].
Косвенно Наталья Дмитриевна Водовозова была знакома с Сергеем Сергеевичем Юдиным еше с дореволюционного времени. Встречались они на журфиксах у Антонины Платоновны Тимашевой, еще до жинить бы Сергей Сергеевича на Наталье Владимировне Плотоновой, которые заботливая Антонина Платоновна устраивала каждую неделю по четвергам, с приходом в этот день молодежи и своих знакомых без приглашений. С младшей дочерью Тимашевой Лели знакомы были и Юдин и Водовозова. Однако если Наталья Водовозова пользовалась покровительством Антонины Платоновны, будучи подругой ее дочери, в отношении Юдина она не исключала и возможность оформления брака с ее дочерью.
Сближало Антонину Платоновну и Наталью Водовозову родство последней с Токмаковыми, знакомство которых с семьей Тимашевых носило крепкий характер, начиная еще с Сибири на протяжении многих десятков лет, если не сказать более. Именно там, на просторных Оренбуржских землях как Токмаковы, так и Тимашевы, занимаясь на протяжении более 100 лет купечеством, производством и торговлей, начали создавать свои первые капиталы [п.4.15].
Род Тимашевых брал свое начало с начала 16 века. По летописным источникам родоначальник фамилии Тимэш-мурза в 1528 году вышел из Золотой Орды и принял русское подданство. Прадед Борис Федорович умер рано, оставив наследникам родовое недвижимое имущество в четырех уездах России. Однако непосредственно история рода Тимашевых отныне связывается с Оренбургским селом Ташла [п.4.15].
Официальные документы, говорят, что село Ташла с расположенным в нем пограничным кардоном, было основано в 1763 году Иваном Лаврентьевичем Тимашевым, директором Оринбургской пограничной таможни, статским советником, контролирующим заселение этих земель крепостными крестьянами из различных губернией России. Отныне, весь род Тимашевых получил из уст народа многочисленных племен Башкир и Кугарчинцев, исконно населявших эти земли гордое имя Тимэш бай – почти равный хану, а один из правнуков становится во главе всего дворянства Оренбургской губернии, во главе которого стал единственный сын Ивана Лаврентьевича Николай Иванович.
Имели Тимашевы и непосредственное отношение к подавлению Крестьянской войны под предводительством донского казака Емельяна Пугачева, а затем к строительству в Оренбурге и прилежащих селах, многочисленных больниц и школ.
В 1833 году, спустя 60 лет после начала Крестьянской войны под предводительством Пугачева, в Оренбург приехал А.С.Пушкин для изучения истории восстания. Поэт был знаком с Тимашевыми задолго, до приезда в Ташлу, благодаря жене одного из сыновей Николая Ивановича – Егора, Екатерины Александровне, которая проживала в Москве и была лично знакома с Пушкиным. В своем труде «История Пугачевского бунта» он неоднократно упоминает имя основателя имения в Ташле Ивана Лаврентьевича Тимашева, члена военного совета по защите Оренбурга. Эта историческая личность узнается и на страницах повести «Капитанская дочка». Сын Николай Иванович Тимашев будучи молодым офицером вместе с отцом защищал Оренбург от осаждавших его пугачевцев. Николай Тимашев послужил образцом для составления портрета молодого Петра Гринева из «Капитанской дочки».
Таким образом, ко времени Октябрьской революции и установлению Советской врасти в Оренбуржье род Тимашевых насчитывал уже 6 поколений.
Ветры революции 1917 года напрямую залетели и в ташлинскую обитель последних Тимашевых. Весь тимашевский род, естественно, занял противоположную от рабочих и крестьян позицию. Сыновья Надежды Сергеевны – офицеры Сергей, Александр в составе своих полков и штатский Георгий по долгу чести и сословным понятиям были деятельными участниками Белого движения [п.4.15]. Александр Егорович Тимашев – генерал-адъютант императора, министр почты и телеграфов, министр внутренних дел. Уволен с государственной службы по состоянию здоровья в 1878 году. Похоронен на семейном кладбище села Никольское, затем перезахоронен в Ташле.
*Тимашев Семен Павлович (1861 – 1815 гг.)
Московская ветвь семьи Тимашевых берет свое начало с Михаила Илларионовича, который уехав в Москву, открывает там первую ткацкую фабрику Тимашевых. На фабрике начиная с 1865 года, за короткое время была организована выработка шерстяной, полушелковой и шелковой материи. До 1880 года на фабрике вырабатывалась шерстяная, полушелковая и шелковая материя. За это время увеличилось количество ручных ткацких станков с 8 до 300. В 1871 г. на выставке в Париже Михаил Илларионович за свою продукцию получил серебряную медаль.
С 1880 г. Тимашев переходит с ткацкого производства на производство механического вышивания, по образцу Швейцарских фабрик, по всевозможным тканям. На промышленно-Художественной выставке 1882 г. уже за новую продукцию фабрики получает золотую медаль. В 1883 г. он открывает Торговый Дом "Михаил Тимашев и К". Основным компаньоном Михаила Илларионовича в новом деле был его племянник Тимашев Семен Павлович.
Купец 1-й гильдии Тимашев Семен Павлович окончил Московское Коммерческое училище в 1878 г., в купечестве с 1892 г., получил звание личного почетного гражданина, в разные годы являлся Гласным московской Городской Думы, товарищем Гильдийского старосты Московской Купеческой Управы, Попечителем Никольской лечебницы, старостой церкви преподобного Сергия Радонежского, членом Братолюбивого общества.
В 1883 г. в Амстердаме Торговый Дом "Михаил Тимашев и К" были получены золотые медали за свои вышивки, в 1885 г. в Антверпене, а в 1886 г за участие в иностранных выставках фабрика получает Государственный Герб [п.4.16].
В том же году Михаил Илларионович приобретает еще одну фабрику такого же производства в селе Всехсвятском, при которой было еще устроено отбельное и аппретурное производство со всеми новыми усовершенствованными машинами.
С устройством этих отделений на фабрике, ее продукция могла конкурировать с лучшими зарубежными производствами.
После смерти М.И., в 1892 г., дело переходит к его племяннику Тимашеву Семену Павловичу.
В 1896 г., уже при нем, за выставку в Н. Новгороде фирмой был получен еще один государственный Герб, кроме того, за вышивку платья Великой Княгине Ольге Николаевне, была получена золотая медаль на Анненской ленте.
На фабриках Торгового Дома Тимашева вырабатывалось: шитье для белья дамского и детского, обшивки и прошивки, вышитые покрывала на постели, накидки на подушки, вышитые батистовые платья, различные вышивки для платьев по всевозможным тканям. Материалы, из которого выполняли белое шитье, получали из Англии и Швейцарии, шерстяные и шелковые были русского производства. На Покровской фабрике работало 100 мужчин и 200 женщин, при ней имелся приемный покой, постоянный доктор, фельдшер и бесплатная выдача лекарств, а на Всехсвятской фабрике работало 25 мужчин, и 45 женщин, на ней имелось 16 вышивальных машин, 2 паровых котла и 2 паровые машины. По договору рабочие этой фабрики лечились в Никольской лечебнице. Все рабочие фабрик были также застрахованы от несчастного случая на сумму, превышающую в 1000-чу крат получаемого содержания.
Торговый Дом имел сбыт своих изделий в собственных магазинах в пассаже Солодовникова на Кузнецком мосту, в Верхних торговых рядах на Ильинке и на складе, расположенном в Теплых торговых рядах. Кроме того, были магазины в С.-Петербурге, Харькове и Одессе [п.4.16].
Женат Семен Павлович был на Антонине Платоновне (урожденной Чупятовой). У них было трое сыновей: Михаил, Виктор и Николай. Семья проживала на Покровской улице, д.71, рядом с фабрикой.
После смерти мужа Антонина Платоновна Тимашева в 1909 г. вступила в купечество, стала первогильдийской купчихой и продолжила дело Торгового Дома "Михаил Тимашев и Ко", была членом-благотворителем московской Покровской общины сестер милосердия.Ее старший сын - Михаил Семенович, заведовал коммерческой частью Торгового Дома "Михаил Тимашев и Ко", был членом Автомобильного общества. С 1913 г Михаил Семенович уже проживал отдельно от матери и братьев и после Октябрьской революции эмигрировал в Ниццу, где умер в 1939 году. После национализации всех фабрик Антонина Платоновна Тимашева (Чупятова) эмигрировала в Германию, где прожила до 1940 года. Похоронена на кладбище Тегель в Берлине.
В 1925 году, Тимашевская ткацкая фабрика переименована в фабрику №19 «Рассвет» треста «Москвошвей», а в 1927 году в фабрику «Москвичка».
В 1924 году, после смерти мужа, а через полгода и единственного ребенка, Наталья Дмитриевна Водовозова, успев вторично забеременеть, уезжает у матери в Москву, где при ее содействии через одну знакомую семьи мужа, владея в совершенстве английским языком, устраивается на работу секретарем-переводчиком к московскому корреспонденту американской газеты “Чикаго Дейли Ньюс” Мекензи, у которого, занимаясь переводом советской прессы на английский язык, проработала с июня по декабрь 1924 года. Проживала Наталья Дмитриевна со своей дочерью Маей в большой квартире вместе с мамой.
Отчим Натальи Дмитриевны Водовозовой Смирнов Александр Константинович к этому времени уже был растерян по обвинению в террористическом заговоре. Мать Натальи Дмитриевны Водовозовой Антонина Михайловна умерла в Москве в 1933 году. В результате чего, 38 летняя женщина с консерваторским музыкальным образованием и 10-летней дочерью осталась практически без средств к существованию, наедине с окружающими ее проблемами. По этой причине, неожиданно поступившее предложение от Мекензи о постоянной работе в качестве секретаря переводчика английской газеты “Ньюс Кроникл”, корреспондентом которой в Москве был его лучший друг Альфред Чоллертон, было принято Натальей без раздумий.
Случайная встреча Сергея Сергеевича Юдина с Натальей Водовозовой произошла в это время в Москве в семье писателя Вересаева, являющегося родным дядей ее подруги Смидович Натальи Михайловны, однако и на этот раз близкого знакомства и общения не состоялось. Это произошло позже, уже в 1935 году, когда в связи с остро возникшими болями в животе Чоллертона, Наталья Водовозова, вспомнив о Юдине, который уже был известен в Москве как хирург самого высокого уровня, пригласила его на консультацию.
Спустя сутки Чоллертон был оперирован Сергеем Сергеевичем в институте имени Склифосовского по поводу острого аппендицита. Круглосуточно нахождение Натальи Дмитриевны Водовозовой у постели Чоллертона, добровольно исполняющей функции сиделки, уже тогда обратило на себя внимание, так как это безусловно выходило за рамки служебных отношений секретаря-перводчика и корреспондента газеты.
В 1938 году судьба вновь столкнула Юдина с Водовозовой и Чоллертоном. На этот раз причиной визита Юдина на дачу Водовозовой в Крылатское стала болезнь ее дочери Майи. Наблюдая за взаимоотношениями Водовозова и Чоллертона, даже без пристального взгляда, можно было заметить, что Наталья в жизни Чоллертона за прошедшие три года стала играть еще более значимую роль. Сложно сказать, насколько чувства были взаимными, и сколь важное место в них занимала искренность, но каждый от возникшей интимной близости имел свою и выгоду. Понятно, что Чоллертон в Москве, находясь без жены, доверил Наталье ведение не только служебных, но и сугубо бытовых дел. Наталья же была надежно обеспечена хорошей и высокооплачиваемой работой. Необходимо было учитывать и вечно существующие продовольственные проблемы в стране, которые никаким образом не касались Водовозову, так как поставка продуктов не только первой необходимости, но и всевозможных деликатесов, а также чая, кофе, печенья, конфет и даже сахара шла в Москву напрямую через английское посольство.
*Вересаев (Смидович) Викентний Викентьевич (1867 – 1945 гг.)
- русский писатель, переводчик, литературовед. Лауреат Пушкинской премии (1919 г.) и Сталинской премии первой степени (1943 г.). Родился в дворянской семье, имеющей польские корни. В 1894 году после окончания медицинского факультета Дерптского университета, врачебную деятельность начал под руководством отца в Туле (основателья Тульской городской больницы). Однако, уже через два года уехал в Петербург, где до 1901 года работал сверхштатным ординатором в больнице имени С.П.Боткина. В 1901 году выходят «Записки врача», которые принесли известность автору. С этого времени Вересаев входит в плияду ведущих литераторов России. После Октябрьской революции занимается критическими исследованиями творчества Пушкина, Толстого, Достоевского и Ницше. Стал автором критико-биографических очерков об Анненском, Чехове, Андрееве, Короленко. Благодаря переводам Вересаева увидели свет произведения из древнегреческой поэзии, в том числе «Илиада» Гомера.
Непосредственная работа Натальи Дмитриевны заключалась в ежедневном прочитывании большого количества Советских газет, причем не только центральных, но и главным образом с периферии, проводить систематизацию данных, выбранных из сообщений в прессе, которые интересовали Чоллертона. Понятно, что новости спорта англичанина интеросали меньше всего. В первую очередь, подборка материала касалась экономического состояния страны: открытие новых заводов, количества выплавки стали, горнорудное дело, строительство железных дорог, морских каналов и электростанций. Нередко Наталья выезжала совместно с Чоллертоном на Московские рынки с целью установления цен на продукты. Систематизацией всех этих данных занимался сам Чоллертон, проводил аналитический анализ, писал статьи, которые отправлял для опубликования в газете в Англию.
Но не надо предполагать, что аналитической работой занимался исключительно Чоллертон. Аналогичным образом, весь опубликованный в зарубежной печати материал, касающийся политического, экономического и продовольственного положения в СССР, самым тщательным образом систематизировался и анализировался в специальном отделе НКВД. Понятно и то, что аналогичные люди Водовозовой, работали с нашими резидентами на местах в самой Англии, Опубликованные Чоллертоном статьи в газете обращали на себя внимание не столько антисоветской направленностью, сколько хорошей осведомленностью его и подробным анализом имеющейся экономической ситуации в СССР.
Могла ли Водовозова догадываться, что Чоллертон мог быть связан с английской разведкой? По всей видимости, могла. Но с другой стороны – что она делала незаконного? Покупала газеты в киосках и переводила, но эти газеты ведь были в свободном доступе. Покупала продукты и рассказывала дома, по какой цене. И даже если о том, что говорят на улице люди, - но что в этом може быть предосудительного. За это, что в тюрьму могут посадить?
И тем не менее тревоги у Натальи Дмитриевны все же были. Степень обеспокоенность особенно усилилась в предвоенные годы. Подтверждение тому является неожиданный визит Натальи Водовозовой в начале 1941 года к жене Юдина Натальи Владимировне – в полной растерянности и слезах: “Наташа, я не знаю, что мне делать. Мне представляется ясным, что работа Чоллертона выходит за рамки обычной работы простого корреспондента. Это может для меня кончиться большой бедой. Я боюсь, что она приведет меня на Лубянку. Но, что мне делать? Мне чрезвычайно трудно с ним расстаться, так как помимо всего прочего я имею с ним постоянную связь”.
И действительно, не прошло и года, после внезапного отъезда Чоллертона в Лондон, из которого в СССР он уже не вернулся, как Наталью Дмитриевну Водовозову арестовали.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА
АРЕСТОВАННОЙ ВОДОВОЗОВОЙ НАТАЛЬИ ДМИТРИЕВНЫ (ФЕДЧЕНКО)[п.2.7]
30 августа 1943 г.
- Почти сразу после моего поступления к Мекензи он вместе со мной выехал в Сибирь с целью, как он говорил, “экономического исследования Сибири”. Находясь в Сибири, Мекензи проявлял интерес к состоянию рынков. В городе Томске он посетил тюрьму, осматривал университет, школы и церкви.
- То есть собирал шпионские материалы, и Вы в этом ему помогали?
- Я этого не подозревала, тем более, что Мекензи в Сибирь выехал с рекомендациями из Москвы.
- С какими рекомендациями?
- Перед отъездом в Сибирь Мекензи в Москве посетил руководящего работника Центросоюза – Розенгольца, который и дал ему рекомендательное письмо к руководству сибирского филиала Центросоюза. В Новосибирске я вместе с Мекензи, имея на руках такое письмо, посещала руководителей Сибирской кооперации, в беседах с ними собирала сведения об экономическом состоянии Сибири. Мекензи вместе со мной собирал подробные сведения о товарообороте и особенно интересовался вопросами торговли. Он также собирал сведения о развитии промысловой и кустарной промышленности, о снабжении населения города сельскохозяйственными товарами, а населения деревни промышленными товарами. Путем бесед с работниками кооперативных учреждений он установил количество пахотных земель.
- Для чего вы собирали такую информацию?
- Мекензи говорил, что для корреспонденций, помещающихся в газете “ Чикаго Дейли Ньюс”.
- Это не совсем так. Такой подробный сбор экономической информации выходит за рамки интересов газеты. Предлагаем Вам говорить правду. Для какой цели собиралась эта информация?
- Я повторяю, что Мекензи собирал материалы для помещения их в газете, причем делал все это официально.
- Это неправда!
- Других целей сбора сведений о Сибири я не знаю.
- Мекензи имел с кем-либо неофициальные встречи?
- Помню, что Мекензи имел две неофициальные встречи. По приезде в Томск, в театре он встретился с англичанином Броун, который просил об оказании материальной помощи и содействия в его отъезде из Советского Союза в Англию. Мекензи обещал Броун переговорить по этому вопросу с английским послом.
В другой раз, беседуя с Броун, Мекензи интересовался у него общим состоянием Кузбасса, где Броун работал долгое время инженером.
- Какие еще источники использовал Мекензи для сбора информации?
- Мекензи использовал все источники информации. В своей работе он систематически общался с населением, и, располагая к себе собеседника, получал нужную ему информацию. Например, возвращаясь в Москву, Мекензи в поезде познакомился о одним уральским инженером, в разговоре с которым выяснил общее экономическое состояние уральской промышленности. Инженер этот оказался словоохотливым и отвечал подробно на все вопросы Мекензи. Его ответы я переводила на английский язык, а Мекензи записывал их в свою записную книжку.
- Стало быть, Мекензи пользовался не только официальными источниками информации?
- Стало быть, да.
- Таким образом, он собирал сведения, представляющие государственную тайну, а Вы лично, как переводчик, способствовали этому?
- Я принимала участие в беседах Мекензи как переводчик и не знала, что сообщаемые ему в этих частных беседах сведения, являются секретными.
После отъезда Мекензи в Америку Наталья Дмитриевна некоторое время оставалась безработной. Но не долго. Осенью 1925 года она поступает на работу в Научно-исследовательский институт сельскохозяйственной экономики при Академии наук имени Тимирязева, где проработала до 1930 года. Одновременно, начиная с 1927 года, Наталья Дмитриевна по совместительству стала работать секретарем-переводчиком у московского корреспондента английской газеты “Ньюс-Кроникл” Чоллертона. Но до этого, узнав из газетных объявлений, что требуется переводчик, она временно устроилась у представителя американского агентства “Юнайтед Пресс” в Москве Никкрбоккера, который и познакомил Водовозову несколько позже с Альфредом Чоллертоном.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОЙ ВОДОВОЗОВОЙ НАТАЛЬИ ДМИТРИЕВНЫ [п.2.160]
10 июля 1943 г.
- Проживая в Советском Союзе, Чоллертон ко многим явлениям общественной жизни относился отрицательно?
- Да, Чоллертон презрительно отзывался о русском народе, считая его забитым и отсталым. Отрицательно относился к советскому строю и часто говорил мне, что социализм в стране проводится жестокими методами. К Советскому правительству Чоллертон всегда был настроен враждебно и заявлял, что оно в своей политике проводит дорогостоящие народу эксперименты. Так, по вопросу коллективизации сельского хозяйства Чоллертон заявил, что она проводится жестоко и экономически себя не оправдывает, указывая, что хуторская система является наиболее приемлемой в условиях русской действительности.
- А Вы разделяли эти взгляды?
- Да, по вопросу коллективизации сельского хозяйства я полностью разделяла взгляды Чоллертона. Со своей стороны я считала, что ликвидация кулачества проводится жестокими методами, и была противницей коллективных форм ведения сельского хозяйства. Я также считала, что введение хуторской системы является наиболее целесообразным. По всем этим вопросам я охотно обменивалась мнением с Чоллертоном.
Я выражала недовольство, что зарплата трудящихся низкая, бытовые условия народа скверные и средний прожиточный минимум рабочего очень низок. Я считала, что политика Советского правительства в вопросе жизненных условий и быта трудящихся является неправильной. Я не скрывала своих антисоветских убеждений от Чоллертона и делилась с ним откровенно, так как видела в нем единомышленника и близкого мне человека.
Работа переводчика была, конечно, основной. Кроме этого, я помогала собирать Чоллертону сведения о советском быте, уровне цен на рынках и жилищных условиях трудящихся. В годы коллективизации я выезжала с Чоллертоном на Украину и в Крым, сопровождая его и еще двух корреспондентов - Дойса и Люсьяни. Мы осматривали колхозы в Бахчисарае и в районе города Киева. Во время этих посещений Дойс делал очень много различных снимков.
После одного из партийных съездов, на котором была названа зарплата рабочего, я вместе с Чоллертоном посещала многие магазины в Москве, собирая цены на различные предмета первой необходимости, с целью установления прожиточного минимума рабочего.
Чоллертон поручал мне также просматривать всю провинциальную прессу и подбирать материалы по реализации закона от 7 августа 1932 года. Просматривая провинциальные газеты, я обобщала материалы судебных процессов над расхитителями социалистической собственности и подсчитывала количество людей, расстрелянных за враждебную деятельность.
По поручению Чоллертона я присутствовала на судебных процессах, происходивших в Москве. Вспоминаю, что в отношении процесса “Метро-Виккерс” я беседовала с Чоллертоном и он заявил, что предъявленное англичанам обвинение – выдумка советских органов и что обвиняемые абсолютно невиновны. С такой оценкой процесса он посылал корреспонденции в Англию.
В начале войны между Германией и СССР я с Чоллертоном обсуждала вопросы о неустойчивости Красной Армии в войне против Германии. Беседуя с ним, я разделяла его точку зрения о поражении Красной Армии и успехах немцев. Чоллертон говорил, что “германская армия пройдет по Советскому Союзу так же легко, как нож проходит через масло”. Таким образом, как я, так и Чоллертон были убеждены, что Красная Армия не победит.
В октябре 1941 года Чоллертон вместе со всем дипломатическим корпусом эвакуировался в город Куйбышев. Я осталась в Москве. Вернулся Чоллертон в Москву весной 1942 года. По приезде Чоллертона я ему подробно рассказала о панике, имевшей место в Москве в октябре 1941 года. Я рассказала, что будто панику в Москве начали евреи, а враждебные советские элементы этим воспользовались и панику усилили. Беседуя с Чоллертоном, я рассказала ему, что население в период эвакуации выражало резкое недовольство правительством, которое, якобы, в момент грозной опасности покинуло Москву.
Я сообщила Чоллертону о бытовом положении рабочих автозавода имени Сталина, указав, что рабочие на заводе сильно устают от большой нагрузки и плохого питания, что на почве голода имеется много случаев заболеваний и даже смертей. В организации питания завода вскрыты вредительство и воровство. Я также рассказала Чоллертону, что трофейные машины поступают на завод с ободранной обивкой и прорезанными шинами, что затрудняет их восстановление. Эти сведения мною были сообщены Чоллертону летом 1942 года на его квартире. Сведения о положении на заводе им. И.В.Сталина я узнала из бесед со своим мужем Рупневским Александром Степановичем[340-1], работавшим инженером на автозаводе, который тоже лично был знаком с Чоллертоном и несколько раз был приглашен последним в гости.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОЙ ВОДОВОЗОВОЙ НАТАЛЬИ ДМИТРИЕВНЫ [п.2.6]
28 июля 1943 года.
- Кто еще, кроме Вашего мужа, является знакомым Чоллертона?
- Наиболее близким знакомым Чоллертона является Юдин Сергей Сергеевич, полковник медицинской службы Красной Армии, профессор медицины, главный хирург Института имени Н.В.Склифосовского.
- При каких обстоятельствах Юдин познакомился с Чоллертоном?
- Юдина с Чоллертоном в 1935 году познакомила я, зная его раньше как известного хирурга. Чоллертон в это время болел, и я сопровождала его к Юдину для оказания ему медицинской помощи. С тех пор между ними установились самые дружеские взаимоотношения.
- Что Вам известно о Юдине и его политических настроениях?
- Из бесед с Юдиным мне известно, что он происходит из купеческой семьи. Все время работает в области медицины. О его политических взглядах я должна сказать, что по своим убеждениям он является великодержавным шовинистом и ярым антисемитом. В беседах он часто говорит о восстановлении России в прежних ее границах. Антисемитизм его иногда принимает активные формы. Например, он не пускает к себе в больницу врачей-евреев, возвращающихся из эвакуации. Он очень честолюбив и тщеславен, и если он выражает по какому-либо вопросу недовольство, то это исходит из его карьеристских стремлений, например, когда не пускают его за границу, или задерживают издание его книги.
- Расскажите подробно о характере взаимоотношений Юдина и Чоллертона?
- Как я показала выше, Юдин и Чоллертон поддерживали самые дружеские взаимоотношения. Юдин часто приезжал к Чоллертону и они беседовали на различные политические и медицинские темы. Особенно они сблизились с началом войны между Германией и Советским Союзом. Это объясняется еще и тем, что Чоллертон имел радиоприемник и ежедневно слушал иностранные радиопередачи. Юдин примерно раз в неделю приезжал к Чоллертону, и тот рассказывал ему последние новости.
- Чоллертон все время имел радиоприемник?
- Нет, определенное время радиоприемник находился у Юдина.
- Когда это было?
- В октябре 1941 года Чоллертон выехал в город Куйбышев. В день отъезда к нему приехал прощаться Юдин, которому Чоллертон предложил взять на хранение его картины и радиоприемник. Юдин взял к себе радиоприемник, который у него находился до мая 1942 года, т.е. до окончательного возвращения Чоллертона в Москву.
- Юдин в указанный период времени слушал иностранные радиопередачи?
- Да, слушал.
- Откуда Вам об этом известно?
- Когда я навещала С.С.Юдина в момент его болезни, он мне рассказывал содержание одной из иностранных передач.
- А Вы сами слушали иностранные радиопередачи?
- Да, слушала и иногда содержание их рассказывала Юдину. Но большей частью он их получал от Чоллертона лично или по телефону.
- А кроме сообщений с фронтов войны по каким вопросам беседовали Чоллертон и профессор Юдин?
- В моем присутствии Юдин делился с Чоллертоном впечатлениями о своей поездке на фронт. Он рассказывал, что русские понесли значительные потери при взятии Ржева на Калининском фронте, с которого Юдин только что приехал. Юдин сообщил Чоллертону о нехватке в Красной Армии сульфидина и просил его ускорить присылку сульфидина из Англии. Должна сказать, что Чоллертон с Юдиным обычно беседовали наедине, так как я в большинстве случаев в это время занималась разговорами с женой Юдина.
- С кем из английского посольства был связан Юдин, кроме Чоллертона?
- Чоллертон познакомил Юдина с английским послом в Москве Кларком Кэрром. Со слов Чоллертона мне известно, что Юдин беседовал в посольстве с Кэрром по вопросу событий в Тунисе и о нехватке сульфидина. А также рассказывал ему о новых операциях, которые он проводит в области бедра, при этом он говорил, что английским врачам не мешало бы поучиться у него выполнению этих операций, так как Англии предстоят суровые бои на континенте. После беседы Юдин пригласил Кэрра присутствовать при проводимых им операциях.
Кэрр вскоре посетил хирургическое отделение больницы имени Склифосовского, где Юдин ему демонстрировал операцию и показывал хирургическое отделение госпиталя.
- Назовите известных Вам близких знакомых Юдина.
- Я знаю только Чоллертона. Мне также известно, что у Юдина имеются друзья из медицинского мира, а также среди крупных военных работников и политических деятелей нашей страны. Так, например, весной 1943 года Юдин устраивал прием, где должны были присутствовать свыше 10 генералов Красной Армии. Я это знаю потому, что С.С.Юдин приезжал к Чоллертону за рюмками…
В другой раз, беседуя с Чоллертоном и корреспондентом английского агентства “Рейтер” Кингом, Юдин рассказал о системе эвакуации раненых и ее упрощении в результате изобретенного Юдиным способа гипсования на поле боя.
- Когда Чоллертон выехал в Англию, он Вам дал какие-нибудь поручения?
- Я имела от него поручения чисто хозяйственного характера, и для расходов он мне оставил 30 тысяч рублей.
- Где Вы хранили эти деньги?
- Около 10 тысяч рублей я израсходовала, а 20 тысяч рублей отдала на хранение жене профессора Юдина Наталье Владимировне.
- Юдин знал, что у его жены хранятся деньги, принадлежащие Чоллертону?
- Я лично об этом С.С.Юдина в известность не ставила.
- … Таким образом, следствие считает установленным, что Вы лично оказывали содействие иностранным корреспондентам в собирании шпионских сведений об СССР, а также сами снабжали их этими сведениями. Вы это признаете?
- Я признаю, что работая вначале с Мекензи, а затем с Чоллертоном, я занималась сбором различной информации о Советском Союзе и помогала им получать эти сведения от других лиц, но что они являются шпионскими, я этого не понимала.
- Не притворяйтесь наивной, следствие Вам не верит и потребует от Вас в дальнейшем полных и правдивых показаний.
Одновременно с Натальей Дмитриевной Водовозовой был арестован и ее муж Рупневский Александр Семенович, проработавший на автозаводе имени И.В.Сталина с 1925 года почти 17 лет. До ареста занимал должность начальника технической части цеха по восстановлению трофейных машин.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО РУПНЕВСКОГО АЛЕКСАНДРА СТЕПАНОВИЧА ДО АРЕСТА НАЧАЛЬНИКА ТЕХНИЧЕСКОЙ ЧАСТИ ЦЕХА ПО ВОССТАНОВЛЕНИЮ ТРОФЕЙНЫХ МАШИН АВТОЗАВОДА ИМЕНИ И.В.СТАЛИНА. [п.2.8]
(приговоренного к 10 годам исправительно-трудовых лагерей).
30 августа 1943 года
*Рупневский Александр Степанович
- третий муж Водовозовой Н.Д., инженер на автозаводе имени И.В.Сталина (АМО), заместитель начальника отдела испытаний готовых автомобилей механосборочного цеха. На момент ареста в 1943 году начальник технической части механосборочного цеха по восстановлению трофейных автомобилей. Приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.
- Я всегда отдавал себе отчет в том, что работаю на крупном предприятии оборонного значения и в беседах со своими знакомыми был достаточно сдержан. Исключением была только моя жена – Водовозова Наталья Дмитриевна, с которой я делился о своей производственной работе.
- Вы лично были знакомы с Чоллертоном?
- Чоллертона я знал, но никогда не считал его своим знакомым, а, наоборот, избегал его. Я всегда считал, что связь с иностранцем может отразиться на моем служебном положении. Близость с иностранцем, даже в случае если она носит только личный характер, казалась мне нежелательной, и я старался держаться от Чоллертона в стороне.
С 1942 года после возвращения Чоллертона из Куйбышева, куда он был эвакуирован, мои отношения с ним изменились. Мы стали встречаться чаще.
Посещая Чоллертона, я старался бывать чаще вместе с женой, которая в последнее время стала уделять ему чрезмерное внимание и, как мне казалось, могла порвать со мной и окончательно связать с ним свою судьбу. Это было тем более вероятно, так как по взглядам Водовозовой Чоллертон подходил ей больше, чем я.
Советскую действительность моя жена переносила в силу необходимости. Она всегда стремилась к обеспеченной жизни и на этой почве высказывала недовольство продовольственными затруднениями в стране. Чоллертон снабжал ее всякими продуктами и предметами роскоши, мой же заработок не имел достаточного веса в нашем бюджете. Короче говоря, я чувствовал, что с появлением Чоллертона в жизни Водовозовой я уже был не на первом счету. Я не знаю, в какой мере Чоллертон влиял на политические взгляды моей жены, но в бытовом отношении он, казалось, довольно крепко вошел в нашу личную жизнь и впоследствии сумел сделать из меня послушное орудие в своих руках.
Со временем стало очевидным и то, что Чоллертон использовал меня как источник информации по заводу имени И.В.Сталина, хотя прямого предложения о моем участии в шпионской работе он не делал. Чоллертон был опытный человек и работал весьма тонко. Ему незачем было специально привлекать меня для сотрудничества и давать поручения. Беседуя со мной, он вел разговор в нужном ему направлении, умело ставя вопросы, получал желательные ответы.
Первую информацию я ему передал в конце 1942 года. Чоллертон интересовался уровнем снабжения рабочих завода. В этот раз я коснулся только личного положения и высказал недовольство по поводу того, что мне не дали литерного питания и что прикрепление к столовой путем сдачи продовольственной карточки все равно не обеспечивает достаточного питания.
В марте 1943 года я передал Чоллертону более подробную информацию. Я сообщил ему, что питание рабочих на заводе поставлено плохо и не удовлетворяет минимальных потребностей работающего человека. В подтверждение я привел ему данные о смертности по заводу. Я сообщил, что от голода и эпидемических заболеваний, распространившихся в результате недоедания, на заводе умерло 300 человек, в том числе 150 рабочих литейных цехов.
Враждебных настроений у меня не было. Не отрицаю, однако, что я выражал недовольство своим положением. Считая себя квалифицированным специалистом, я не был удовлетворен своей заработной платой, которая не обеспечивала мою семью, так как мне бы этого хотелось.
Обижен я был и тогда, когда равных мне, а подчас и менее квалифицированных работников завода, посылали для повышения квалификации в Америку, а меня нет. При представлении к правительственным наградам меня также обошли, тогда как менее квалифицированные инженеры были уже награждены орденами и медалями.
В начале марта 1943 года, после возвращения Чоллертона из Ржева, куда он выезжал для сбора газетного материала, он в беседе спросил меня, получаем ли мы на заводе трофейные автомашины. Я ответил, что новые образцы трофейных машин не поступают, так как все площадки для них до сих пор не расчищены, а освобождающаяся от трофейных машин площадь используется для выгрузки импортных американских и английских автомобилей. Тогда же я сообщил ему, что сборка импортных машин для нашего завода представляет значительные трудности, главным образом из-за того, что при большом их поступлении выгрузка порой производится беспорядочно, а распаковка многочисленных ящиков, в которых упакованы машины, лимитируется площадью. Кроме того, затрудняет выгрузку и отсутствие на заводе подъемных кранов”.
Понятно, что всего этого органам НКВД было вполне достаточно, чтобы заочно обвинив английского корреспондента Альфреда Чоллертона в шпионаже и антисоветской агитации, без придания этому факту широкой международной огласки, просто, под маской политической неблагонадежности, запретить ему обратный въезд в Советский Союз, а Н.Д.Водовозову и ее мужа А.С.Рупневского, также обвинив в шпионаже в пользу английской разведки, приговорить к 10 и 8 годам ГУЛАГа соответственно.
Что касается же непосредственно Сергея Сергеевича Юдина, то казалось, что грозовые тучи прошли мимо вновь, но на этот раз не без следа. За ним было установлено негласное агентурное наблюдение, осуществлено вмонтирование подслушивающих устройств в телефон у него дома и в кабинете на работе. Дважды вызывали в НКВД Ирину Александровну Цанову, где предпринимались попытки склонить ее к осведомительской работе, завербовав в качестве агента органов. На допросы вызывался и Дмитрий Александрович Арапов.
Теперь же, в самом начале 1948 года, почти за год до ареста Сергея Сергеевича Юдина для дачи, уже других, интересующих следствие показаний, обратно в Москву, из лагеря, каждый из своего места отбывания наказания, были этапированы проходящие в качестве основных свидетелей по делу Юдина Водовозова Наталья Дмитриевна и ее муж Рупневский Александр Степанович.
Власти предвидели, что прошедшая круги ада и отбывшая уже 5 лет в лагерях Водовозова Наталья Дмитриевна может быть скупа в даче показаний на “вновь открывшиеся обстоятельства дела”, и предварительно арестовали ее 25-летнюю дочь МАЙЮ ВОДОВОЗОВУ, с которой вот уже на протяжении нескольких месяцев вели “разъяснительную” и “изобличающую” работу, только что получивший звание полковника и новую должность заместителя начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР Комаров и старший следователь следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник Иванов.
Майя была арестована в первых числах августа.
*Комаров Владимир Иванович (1916 – 1954 гг.)
- сотрудник МГБ СССР, полковник госбезопасности. На момент ареста Сергея Сергеевича Юдина начальник Следственной части по особо важным делам МГБ СССР. Арестован 26 июня 1951 года. Осужден. За контрреволюционную деятельность и совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти, приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 19 декабря 1954 г.
*Иванов Борис Семенович (1916 – 2001 гг.)
- сотрудник МГБ СССР, генерал-майор госбезопасности. В органах госбезопасности с 1937 года. В центральный аппарат МГБ СССР перешел в 1948 году по приглашению заместителя Абакумова Питовранова Е.П. активный участник следственных действий по выявлению врагов народа среди врачей и творческой интелегенции. Следователь Особого отдела МГБ по делу Юдина С.С. С 1949 по 1953 годы заместитель начальника 2-го Главного управления МГБ СССР. После 1953 года резидент КГБ в Нью-Йорке. В 1982-1987 годах начальник группы консультантов при председательстве КГБ СССР.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОЙ ВОДОВОЗОВОЙ МАЙИ ВЛАДИМИРОВНЫ ДО АРЕСТА СТУДЕНТКА 5-ГО КУРСА МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ [п.2.9]
10 августа 1948 года.
- На предыдущих допросах в числе близких знакомых английского корреспондента Чоллертона, Вы назвали профессора ЮДИНА СЕРГЕЯ СЕРГЕЕВИЧА. Уточните, когда Юдин познакомился с Чоллертоном?
- Знакомство Юдина с Чоллертоном произошло приблизительно в 1936 или 1937 году. Их познакомила моя мать Водовозова Наталья Дмитриевна, работающая у Чоллертона в качестве секретаря-переводчика.
- А как давно с Юдиным познакомилась Ваша мать?
- Она познакомилась с Юдиным примерно в 1934 году через свою приятельницу Смидович Наталью Михайловну.
- В каких отношениях находился с Вашей матерью Юдин?
- После знакомства с матерью Юдин часто стал бывать у нас на квартире и вплоть до ее ареста в 1943 году оставался другом нашей семьи.
- На какой почве установились дружеские отношения между Юдиным и Вашей матерью?
- Как мне известно, главным образом их дружбе служили общие политические взгляды.
На предыдущих допросах я показала следствию, что моя мать была враждебно настроена к существующему строю в СССР и являлась ярко выраженной англофилкой.
Юдин также являлся антисоветски настроенным человеком и поэтому моя мать всегда была для него хорошим собеседником, ибо она, находилась в близких отношениях с Чоллертон и была в курсе международных политических событий.
- Расскажите, какие антисоветские разговоры велись между Вашей матерью и Юдиным?
- В моем присутствии, а также в беседах со мной Юдин неоднократно допускал высказывания антисоветского характера. О его антисоветских взглядах мне также известно от матери.
Юдин являлся карьеристом и ярым антисемитом. До того как он был удостоен Сталинской премии и представлен к правительственной награде во второй половине 1943 года, Юдин всегда считал себя обиженным человеком. Он говорил, что его обходят в Советском Союзе и вообще, как заявил Юдин, Советское правительство его не ценит как специалиста.
В высказываниях Юдина всегда сквозило ярко выраженное низкопоклонство перед Англией. Он преклонялся перед этой страной, ее политическим строем, культурой и наукой. Юдин питал особую симпатию к Англии и навязчиво старался установить дружбу с англичанами и показать свою личность в кругах английской общественности.
В беседах с матерью, Юдин неоднократно подчеркивал, что сближение Советского Союза с Англией в период войны даст свои положительные результаты, ибо попав под влияние союзников, СССР должен пойти на уступки. Правда, Юдин никогда не говорил конкретно о каких уступках шла речь, но из его отдельных высказываний и намеков, которые мне приходилось слышать, можно было понять, что он говорит о политических изменениях в СССР.
Я с полной ответственностью заявляю, что навязчивое сближение Юдина с англичанами было направлено на то, чтобы показать им, что он не последнее место занимает в СССР и в случае каких-либо политических изменений в Советском Союзе он смог бы занять соответствующее положение.
Допрос 25-летней Майи Водовозовой продолжился через 4 дня. [п.2.10]
- Вы не только информировали англичан по делу матери, а также передавали им и другие шпионские сведения. Почему Вы пытаетесь скрыть это от следствия?
- Ранее я показывала следствию, что английский корреспондент Кинг, однажды в беседе со мной интересовался моим знакомым профессором, директором хирургической клиники Института им. Н.В.Склифосовского – Юдиным Сергеем Сергеевичем, о котором я и рассказала все, что мне было известно. В частности, я сообщила Кингу об антисоветских настроениях Юдина, его недовольство своим положением в Советском Союзе, о его англофильских взглядах.
В дальнейшем при встречах с Кингом я по собственной инициативе рассказывала ему о своих встречах с Юдиным и о разговорах, которые он вел в моем присутствии. В частности, о своих поездках на фронт, о встречах с командующими фронтами и видными генералами Советской Армии, об обстановке на фронте.
- Юдину было известно о том, что о своих встречах с ним Вы информируете Кинга?
- Да, Юдин знал об этом, я сама рассказывала ему о том, что им интересуется Кинг.
- Как относился к этому Юдин?
- Я полагаю, что Юдин тогда специально рассказывал мне свои впечатления о поездках на фронт, зная, что об этом я сообщу англичанам.
- На каком основании Вы делаете такое предположение?
- Для Юдина я никогда не могла представлять интереса как собеседник, хотя бы по своему возрасту, поэтому он мне рассказывал о своих фронтовых поездках лишь только потому, что я имела близкую связь с Кингом.
Кроме того, в разговорах со мной Юдин довольно часто высказывал сожаление на отсутствие Чоллертона, с которым, по его словам, он о многом бы поговорил по душам.
Изложенное и дает мне основание полагать, что Юдин специально вел со мной разговоры, чтобы я сообщила о них англичанам.
После подписания Майей Водовозовой последних протоколов ее как ей казалось на некоторое время оставили в покое. Думала о продолжении обучения в консерватории. Постоянно тренировала руки. Садилась к столу и на пальцах играла, называя ноты вслух. Так в одиночной камере прошло 3 месяца. Посещала мысль, что теперь все закончится. Однако это только казалось.
В конце октября допросы возобновились. После очередного такого допроса, который проводил старший следователь следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник Иванов с множественными избиениями по лицу констатировали, что в ближайшее время с этапа для дальнейших разоблачений будет доставлена ее мать и отчим и в ее интересах будет если она все сказанное подтвердит при очной ставки с ними “Иначе кроме Вашей симпатичной еврейской мордашки мы с пристрастием займемся и вашими чудесными музыкальными пальчиками”.
ИЗ ПРОТОКОЛА ОЧНОЙ СТАВКИ МЕЖДУ АРЕСТОВАННЫМИ РУПНЕВСКИМ А.С. И ВОДОВОЗОВОЙ М.В. [п.2.11]
6-го ноября 1948 года.
- Вопрос Майе Водовозовой: На следствии Вы показали, что на формирование Ваших антисоветских взглядов сказалось влияние матери – Водовозовой Натальи Дмитриевны, которая неоднократно в Вашем присутствии вела антисоветские беседы со своим мужем – Рупневским. Подтверждаете это?
- Да, подтверждаю.
- Вопрос Рупневскому: А, Вы?
- У меня с женой Водовозовой Натальей Дмитриевной действительно имели место беседы антисоветского характера, свидетельницей которых в ряде случаев, была наша дочь Майя. Таким образом ее показания правильные.
- Вопрос Рупневскому: В чем заключались Ваши антисоветские беседы с женой?
- В разговоре с женой – Водовозовой Н.Д., мы с антисоветских позиций критиковали мероприятия партии и правительства и с издевкой отзывались о сообщениях в печати по поводу происходящих в стране событий.
- Вопрос Майе Водовозовой: А что Вы можете показать по этому вопросу
- Я должна добавить, что мать, в силу антисоветских настроений, отрицательно относилась к моим намерениям вступить в 1938 году в члены ВЛКСМ. Она меня всячески убеждала, что в комсомоле делать нечего, что я сделаю большую ошибку, если вступлю в эту организацию и высказала различную клевету в отношении ВЛКСМ.
Вначале я пробовала возражать матери, но это ее только сердило, и тогда она вообще перестала со мной разговаривать. В конце концов влияние матери взяло верх, я послушалась ее и отказалась от мысли вступить в ВЛКСМ.
Кроме того, моя мать как поклонница Англии, свои англофильские настроения старалась привить мне. Она восхваляла жизнь в Англии, получая различные подарки от своего шефа – английского корреспондента Чоллертон, в виде отрезов на платья, чулок, одеколона и другой мишуры, каждый раз хвастая, что все вещи гораздо качественнее, чем советские изделия.
Мать также убеждала меня, что несмотря на то, что в Англии имеется король, эта страна гораздо демократичнее Советского Союза. Уверовав в доводы матери, я также стала преклоняться перед англичанами и в 1943 году поступила работать курьером к английскому корреспонденту в Москве Кингу.
- Вопрос Рупневскому: Вы знаете Юдина Сергея Сергеевича?
- Знаю. Юдин Сергей Сергеевич является профессором хирургии в Институте им. Склифосовского. Он был частым гостем у нас дома.
По словам жены, С.С.Юдин приходил к моей жене для того, чтобы отредактировать или перевести с английского на русский язык какую-нибудь статью или письмо. Большей же частью они в кулуарах вели беседы политического характера. Я же был всегда человеком аполитичным и поэтому не интересовался, о чем они говорят, и не вмешивался в их дела.
- Вопрос Рупневскому: Здесь Вы говорите неправду. Ваша дочь показала, что от Водовозовой Натальи Дмитриевны вам известно о ее беседе с Юдиным, касающейся преступных замыслов группы военных. Может быть, не дожидаясь изобличения, Вы сами расскажите об этом?
- По этому вопросу я ничего показать не могу. Пусть дочь скажет – когда мне жена сообщила об этом?
- Вопрос Майе Водовозовой: Напомните Рупневскому.
- Осенью 1942 года, мама в моем присутствии сообщила Рупневскому, что она виделась с Юдиным и он под большим секретом рассказал ей о том, что в Советской Армии существует группа высших военных командиров, недовольных политикой Советского правительства, которые надеясь на свою силу, хотят изменить политическую обстановку в стране. Юдин же по этому поводу, со слов матери, высказал одобрение.
- Вопрос Рупневскому: Надеюсь, теперь память Вас не подведет, и Вы покажете все, что Вам известно о преступных замыслах этих военных?
- Я вспоминаю что-то в этом роде. Мне действительно жена рассказывала, но передать подробности того, что она говорила, я все же затрудняюсь.
В допрос, проводимый Ивановым, вмешался полковник Комаров: “Мне представляется, что арестованная Водовозова хочет сделать заявление. Или Я не прав?”
- Разрешите, я напомню отцу некоторые подробности, связанные с той беседой с матерью, и тогда он, может быть, все вспомнит.
Папа, вспомни, в тот день мы втроем сидели за столом в ожидании ужина. Ты читал газету, а мама разливала чай и рассказывала о событиях дня. Когда она сообщила о своей встрече с Юдиным и о том, что он рассказывал ей о намерениях группы военных выступить против Советского правительства, ты отвлекся от газеты и стал внимательно слушать маму. Ко мне мама хотя и не обращалась, но я тогда тоже ее внимательно слушала, поскольку сообщение было необычным.
- Вопрос Майе Водовозовой: Фамилия кого-либо из военных, участников группы, была названа?
- Да, мама, со слов Юдина говорила, что всю эту группу военных, замышлявших выступить против Советского правительства, возглавляет крупный военный начальник и назвала его фамилию.
- Вопрос Рупневскому: Это Вы помните?
- Теперь я могу твердо сказать, что жена мне действительно рассказала о том, что от Юдина ей стало известно о существовании группы военных, недовольных Советской властью. Но называлась ли при этом конкретная фамилия, я не помню. Возможно, и называлась.
Следственные органы, явно удовлетворенные результатами допросов по изобличению С.С.Юдина только на половину, через неделю повторяют очную ставку, но на этот раз между Водовозовой Натальей Дмитриевной и ее 25-летней дочерью Майей, которая на нее пришла уже не только с заплывшими кровью глазами, но и перебинтованными пальцами.
*Майя Владимировна Водовозова (Бойко) (1923 – 1998 гг.)
- при аресте Юдина С.С. проходила в качестве одного из главных свидетелей. Несколько раз передавала через английского корреспондента Кинга материалы Юдина С.С. в английское посольство Кларку Керру для опубликования в зарубежной научной печати.Мать - Водовозова Наталья Дмитриевна, отец – Водовозов Владимир Николаевич (умер в 1924 г.), отчим Рупневский Александр Степанович. Водовозова Н.Д. и Рупневский А.С. арестованы в 1943 году и осуждены за шпионаж в пользу английской разведки, приговорены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. После ареста матери и отчима Майя Водовозова в 1943 году неофициально устраивается на работу в качестве курьера в английское информационное агентство “Рейтер”, где у нее завязываются личные отношения с корреспондентом Кингом, с которым ее познакомила мать. После отъезда Кинга в 1944 году в Англию, финансовую заботу над Майей взял на себя Дункан Хупер, также корреспондент “Рейтер”. На момент ареста 3 августа 1947 году Майя Водовозова училась на 4 курсе Московской государственной консерватории. Осуждена в 1948 и за шпионаж в пользу английской разведки приговорена к 10 годам тюремного заключения. Освобождена в 1955 году. После возвращения в Москву экстерном окончила Московскую консерваторию. Вышла замуж за солиста Анатолия Николаевича Бойко. После реабилитации в 1961 году из ссылки привезла в Москву мать (отчим умер в лагере). Работала в Институте имени Гнесеных, на Гостелерадио СССР, аккомпанировала Лемешеву С.Я. и Козловскому И.С. Много лет занималась с певцами в вокально-оперной студии Московского Дома ученых под руководством Петрова И.И. Организовывала в Москве музыкальные вечера. Скончалась Мария Владимировна Водовозова 10 мая 1998 года.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА И ОЧНОЙ СТАВКИ МЕЖДУ АРЕСТОВАННЫМИ ВОДОВОЗОВОЙ НАТАЛЬИ ДМИТРИЕВНЫ И ЕЕ ДОЧЕРЬЮ
ВОДОВОЗОВОЙ МАЙЕЙ ВЛАДИМИРОВНОЙ [п.2.12]
12 ноября 1948 года.
- Вопрос Водовозовой Н.Д.: На следствии ранее Вы уже показали, что в 1942 году от профессора Юдина С.С. Вам стало известно о том, что среди высших советских командиров имеются лица, недовольные действием Советского правительства. Вы подтверждаете эти свои показания?
- Да, свой разговор с Юдиным по этому поводу я хорошо помню. Он мне тогда еще сказал, что из этих командиров, по словам Юдина, один из них являющийся высшим военным начальником, сообщил ему, что он и ряд его товарищей, также крупных командиров Советской Армии, намерены добиться изменения порядков в стране. При этом Юдин передал подлинные слова этого военного: “Многого нам не нужно, мы будем требовать лишь точного выполнения Конституции, чтобы у каждого из нас был свой дом, свой стол, своя кружка”.
- Вопрос Водовозовой Н.Д.: Кому Вы рассказывали об этой своей беседе с Юдиным?
- Насколько я помню, никому не рассказывала.
- Вопрос Водовозовой Майе.: Вы следствию также рассказывали о преступных замыслах ряда командиров Советской Армии. Откуда вам об этом стало известно?
- Я узнала об этом от матери. Осенью 1942 года. Мама, придя домой от Юдина, рассказала своему мужу Рупневскому А.С., что от Юдина ей стало известно о том, что ряд высших командиров Советской Армии недовольны Советским правительством. Я находилась тогда в той же комнате и слышала весь разговор от начала и до конца. Моя мать, ссылаясь на Юдина, сообщила, что от него ей известен один крупный военный, который будет играть руководящую роль в замышлявшемся выступлении против Советского правительства, назвав при этом его по фамилии.
(подчеркнуто следователем Комаровым собственноручно)
- Вопрос Водовозовой Н.Д.: Таким образом, устанавливается, что Вы рассказали дома о Вашей беседе с Юдиным относительно ряда командиров Советской Армии, враждебно настроенных против Советского правительства?
- Раз моя дочь показывает об этом, значит, я действительно дома передала свою беседу с Юдиным. Я, видимо, просто забыла об этом случае.
- Вопрос Водовозовой Н.Д.: Показаниями Вашей дочери также устанавливается, что Вы называли по фамилии одного из командиров, имеющего преступные замыслы. Говорите – кто он?!
- От Юдина мне известно, что его приятелями являются главный маршал артиллерии Воронов[383] и генерал Мазурук. Однако фамилии лиц, имеющих преступные замыслы против Советского правительства, Юдин мне не называл.
- Вопрос Водовозовой Майе: Вы ничего не путаете. Может быть, мать называла вам фамилию о которой Вы показали, совершенно в другой связи?
- Нет, я ничего не путаю. Мама, ты тогда назвала фамилию одного крупного военного и о нем сказала, что он вместе с другими своими сообщниками имеет намерение выступить против Советского правительства. Причем ты тогда сказала, что этот, названный тобой по фамилии командир, будет играть руководящую роль в этом преступном акте. Я все это точно помню.
- Вопрос Водовозовой Н.Д.: Как видите, дочь Ваша настаивает, что Вам известна фамилия одного из преступников. Почему же Вы скрываете о нем?
- Я ничего не скрываю и заявляю еще раз, что Юдин не называл мне ни одной фамилии из числа командиров, замышлявших выступить против Советского правительства.
Водовозова Наталья Дмитриевна – главный свидетель по изобличению Сергея Сергеевича Юдина – молчала, и заместитель начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР полковник Комаров дал распоряжение старшему следователю следственной части подполковнику Иванову изыскать новых свидетелей.
И такими свидетелями стали родная сестра Водовозовой Натальи Дмитриевны Чернай Алла Дмитриевна и ее муж Раузе Владимир Иванович, которым в доходчивой форме было объяснено, что следует подтвердить и чего можно ожидать вслед за отказом.
- В каких отношениях Вы находились со своей сестрой Водовозовой Н.Д?
- Наши отношения были самые хорошие. Мы часто навещали друг друга и между нами никогда не было ссор. После того, как Водовозова была арестована и затем осуждена к 8-ми годам лагерей, мы с ней активно переписывались
- Что Водовозова писала Вам из лагеря?
- Водовозова описывала свою жизнь в лагере, но больше интересовалась делами дочери. Кроме того, Водовозова в письмах осведомлялась о нашем общем знакомом – профессоре хирургии Юдине С.С.
- Почему Водовозова проявляла такой интерес к Юдину?
- Она считала С.С.Юдина своим лучшим другом. Находясь в лагере, Водовозова возлагала надежду, что Юдин примет участие в поддержании ее дочери и, по возможности, будет помогать ей материально. Она в письмах просила меня передать Юдину привет и сказала, что лично напишет ему письмо.
- Это поручение Водовозовой Вы выполнили?
- Бывая в 1944 году на квартире у Юдиных, я рассказала большей частью жене Юдина Наталье Владимировне о своей переписке с Водовозовой и, конечно, передала от нее привет, сказав при этом, что Наталья Дмитриевна собирается написать им письмо.
Через несколько дней после этого, посетив снова Юдиных, я почувствовала, что мое пребывание там нежелательно, так как на этот раз Наталья Владимировна Юдина была со мной чрезвычайно холодна и не поддерживала разговора. Когда же я собиралась уходить домой она мне сказала: “Предупредите сестру, чтобы она не вздумала написать Сергею Сергеевичу, так как это может отрицательно на нем сказаться”. В очередном письме к сестре я подробно написала о поведении Юдиных.
- Как на это реагировала Водовозова?
- Водовозова в ответном письме возмущалась отношением к ней Юдина. Понятно стало и то, что Наталья Дмитриевна Водовозова что-то утаила от следствия.
- Что же она могла знать о Юдине?
- В то же время, еще до своего ареста в 1943 году Водовозова Н.Д. рассказала мне, а также моему мужу Раузе В.И. о том, что она имела секретный разговор с Юдиным, и тот ей сообщил о том, что ряд высших командиров Советской Армии недовольны правительством и намерены выступить против него. Об этой беседе Водовозовой с Юдиным знала и Майя.
- Ваш муж Раузе В.И., будучи допрошенным ранее показал, что от Вас он знает о преступных замыслах некоторых высших командиров Советской Армии и даже назвали фамилию одного из командиров, имевшего преступные замыслы. Назовите фамилию?
- Но я теперь не могу вспомнить этого случая.
- В таком случае, мы вынуждены вам сделать очную ставку с Вашим мужем.
- Вопрос Раузе: Вы показали следствию, что вместе со своей женой Чернай Аллой Дмитриевной Вы посетили Водовозову, и между Вами имел место разговор о том, что в Советской Армии есть ряд высших командиров, недовольных правительством, которые замышляют изменить политическую обстановку в стране. Вы подтверждаете эти свои показания?
- Подтверждаю, мои показания полностью соответствуют действительности.
- Что говорила Вам тогда жена?
- В том разговоре Водовозова назвала Воронова, как лицо, руководящее среди военных, недовольных Советским правительством. Находившаяся здесь же моя жена Чернай заявила, что о Воронове она слышала тоже самое от жены Юдина Натальи Владимировны.
- Вопрос Чернай: Расскажите следствию, что Вам говорила Юдина о Воронове?
- Я сейчас могу твердо сказать, что в разговоре с Юдиной, фамилия Воронова действительно упоминалась, но в какой связи не помню.
- Но, в таком случае, не допускаете ли Вы, что Ваш муж показал следствию неправду или оговорил Юдина?
- Нет, этого я не допускаю, у него хорошая память и поэтому он в состоянии сообщить следствию все как было. Таким образом, отрицать показания мужа я не могу, но, вместе с тем, я не помню всех деталей имевшего место тогда разговора.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОЙ
ВОДОВОЗОВОЙ МАЙЙ ВЛАДИМИРОВНЫ [п.2.16]
20 ноября 1948 г.
- Чем объяснить, что Ваша мать постоянно служила только у иностранцев?
- Как мне известно от матери, она воспитывалась в духе преклонения перед заграницей и перед буржуазной культурой. Когда в России началась Октябрьская революция, моя мать встретила ее враждебно и с тех пор оставалась до момента своего ареста врагом Советской власти.
О своей службе у англичан мать говорила как о каком-то отрадном явлении в ее жизни. По словам матери, с англичанами было всегда приятно работать, так как их она считала подлинно культурными людьми. Имел место факт и личной привязанности ее к Чоллертону.
- Ваша мать Водовозова Наталья Дмитриевна, будучи арестована, созналась, что она английская шпионка. Вы знали об этом?
- Мама писала мне из лагеря, что она осуждена за шпионаж в пользу английской разведки.
- Однако, Вы и раньше знали о ее шпионской связи с англичанами. Говорите правду!
- Признаю, что я догадывалась о том, что между моей матерью и Чоллертон, помимо личных отношений, существовала какая-то преступная связь.
Будучи со мной откровенной, мать мне говорила, что Чоллертон весьма заинтересован в ней, она ему во всем помогает и без нее Чоллертон не смог бы успешно работать в Советском Союзе.
За оказанные моей матерью какие-то услуги Чоллертон делал ей дорогие подарки и платил жалование значительно большее, чем полагалось за ее работу как секретаря.
Все это давало мне основание считать, что моя мать, помимо своих служебных обязанностей, выполняла какие-то особые поручения Чоллертона.
Мои подозрения в части того, что Чоллертон в Советском Союзе проводил вражескую работу, окончательно укрепились после того, как он в 1943 году уехал в отпуск в Англию и оттуда в Советский Союз больше не вернулся.
В конце 1943 года я узнала от английского корреспондента “Рейтер” Кинга о том, что Чоллертону запрещен въезд в Советский Союз в связи с тем, что его подозревают как английского шпиона.
- Вы лично были знакомы с Кингом?
- Да, с ним меня в начале 1943 года познакомила мать.
- Уточните, при каких обстоятельствах?
- Я вместе с мамой и Чоллертоном заехала в гостиницу “Метрополь”, где были какие-то дела в отделе печати МИД СССР. Там мы и встретились с одним приятелем Чоллертона, тоже англичанином, который также оказался знакомым мамы, которая представила его как корреспондента Кинга.
В дальнейшем я стала встречаться с Кингом. Постепенно между нами установились приятельские отношения.
В июле 1943 года, на другой день после ареста мамы, первый кому сообщила я о случившемся, был Кинг, к которому я обратилась за помощью.
Должна откровенно сказать, что англичан, и в частности Кинга, я считала истинными друзьями нашего дома, так как с малых лет находилась под постоянным влиянием англофильски настроенной моей матери, а также Чоллертона, который настолько близко вошел в нашу семью, что считал себя моим вторым отцом и сыграл немалую роль в моем воспитании.
- Воспитание в духе ненависти в Советскому Союзу?
- По правде сказать, да! С ранних лет мне приходилось слышать дома, как мать и мой отчим Репневский на все лады ругали Советскую власть. Мать не могла смириться с тем, что в 1917 году, в результате Октябрьской социалистической революции, она лишилась всех богатств, которые имела.
В последующие годы мать и Рупневский с антисоветских позиций критиковали каждое мероприятие партии и правительства и с издевкой отзывались о сообщениях в печати по поводу происходивших в стране событий.
Уверовав в доводы матери и Чоллертона, я также стала преклоняться перед англичанами, этим и объясняется, что в 1943 году я обратилась за помощью к Кингу.
- И он помог Вам?
- Приехав к Кингу, я рассказала ему все подробности ареста мамы и спросила совета, каким образом я могу помочь ей. Высказав мне сожаление, Кинг заявил, что он снесется с Чоллертон, поставит его обо всем в известность и только после этого сможет посоветовать мне что-либо.
“Пока же, - продолжал Кинг, - иди к нам работать курьером и ты будешь иметь обеспечение”.
Я согласилась и в течение трех месяцев служила у Кинга курьером, но неофициально, так как не была оформлена на эту работу в соответствующих советских организациях.
- Какие поручения Вы выполняли?
- По линии курьерской службы мне приходилось работать мало. По утрам я заходила в гостиницу “Метрополь” к Кингу, и он мне давал одну-две телеграммы, которые я относила на телеграф.
Я понимала, что как курьер я Кингу не особенно была нужна, а устроил он меня к себе лишь для того, чтобы оказать мне денежную помощь.
- О чем писала в своих письмах Вам мать из лагеря?
- В письмах мать рассказывала о своей жизни в лагере, а больше интересовалась моими делами и нашими родственниками.
- Чернай А.Д., Ваша тетка, будучи нами допрошена в качестве свидетеля, показала[п.2.14], что Водовозова Н.Д. в своих письмах из лагеря часто интересовалась профессором Юдиным Сергеем Сергеевичем. Это правда?
- Правда. О Юдине мама осведомлялась не только у Чернай, эта фамилия упоминалась ею почти в каждом письме и ко мне.
- Почему Водовозова Н.Д. проявляла такой повышенный интерес к Юдину?
- Мне сложно сказать.
- Муж Вашей тетки Раузе на допросе от 15 ноября 1948 года показал[п.2.15]:
“…Со слов Майи Водовозовой мне известно, что ее мать, будучи осужденной, из лагеря вела оживленную переписку с Майей. Помимо официальных путей, мать прислала Майе письмо с оказией, в котором сообщила: “Ты должна знать и помнить, что Сергей Сергеевич Юдин только потому в Москве, что я здесь, т.е. в лагере”.
Что значили эти слова по Вашему мнению?
- Мы тогда обсуждали с Раузе это письмо мамы и, в частности, фразу, написанную ею относительно Юдина и пришли к выводу, что мама знала что-то компрометирующее Юдина и не рассказала об этом следствию.
- А что же могла знать и показать Ваша мать о Юдине?
- Моей матери было известно о том, что Юдин имел вражескую связь с одним крупным командиром Советской Армии.
- Покажите подробно, что именно Вы слышали от матери?
- Это было осенью 1942 года. Мама вечером пришла домой, кажется от Юдиных, и за ужином в присутствии меня стала рассказывать своему мужу Рупневскому о том, что только что имела очень интересную беседу с Юдиным.
Рассказывая о своей встрече с Юдиным, мама сказала, что Юдин сообщил ей о том, что некоторые высшие командиры Советской Армии недовольны Советским правительством и намерены по окончании войны выступить против правительства, использовав для этой цели имеющуюся в их распоряжении военную силу. Юдин, как заявила мать, сказал ей, что руководящую роль в этом деле будет играть Главный маршал артиллерии Воронов, который видимо войдет в правительство и как бы изнутри окажет давление в сторону изменения политики в руководстве страной.
(подчеркнуто следователем Комаровым собственноручно)
- Арестованная Водовозова Майя Владимировна, Вы, конечно, понимаете, что даете весьма ответственные показания о маршале Воронове?
Следствие считает необходимым предупредить Вас, что если Ваши показания окажутся ложными, Вы будете строго наказаны.
- Я заверяю, что показала о маршале Воронове правду, то есть то, что слышала от матери.
- Полученные от Водовозовой Н.Д., Вашей матери, сведения, касающиеся маршала Воронова, Вы передали англичанам?
- Нет, я этого не сделала.
- Кто Вам в этом поверит. Вы же были сами английской шпионкой и не могли не сообщить своим хозяевам такие важные сведения?
- Шпионкой я не была. Правда, как уже показала с англичанами я находилась в близких отношениях и, не имея от них секретов, в ряде случаев сообщила им сведения, представляющие государственную тайну.
Так, например, в 1944 году я рассказала Кингу о том, что Чоллертон, со слов матери, известен органам государственной безопасности как английский разведчик, и что моя мать обвиняется в шпионской связи с ним.
Кинг, как я заметила, этим очень заинтересовался и просил по этому поводу написать подробное письмо непосредственно Чоллертону в Англию.
- Вы это сделали?
- Да, такое письмо я написала и передала Кингу, который взялся его переслать по назначению.
Спустя некоторое время, Кинг сообщил мне, что он получил от Чоллертон письмо на мое имя, которое передал мне через несколько дней.
- Вам предъявляется копия письма. О нем Вы говорите?
- Я поражена этим фактом, но должна сказать, что это именно то письмо, которое я получила от Чоллертон в 1945 году.
- В письме говорится: “…Я уже написал заместителю Кинга (он очень хороший человек), просил его передать тебе нужные деньги, и я тоже тебе не только передал деньги, но и продовольственные припасы…”.
И далее: “…Я очень горжусь тобой. Ты мужественная девочка, и что бы ни случилось, они не смогут сломить дух двух женщин - твоей матери и твой…”.
Таким образом, из этого письма следует, что англичане оплачивали вашу шпионскую работу?
Можете ли Вы сообщить следствию, сколько всего вы получили денег от англичан за свою шпионскую работу?
- Начиная с 1944 года, в течение трех лет я получила от англичан около 45 тысяч рублей советскими деньгами.
- За что же они выплатили Вам такую кругленькую сумму денег?
- Сумма действительно большая, но мне англичане говорили, что Чоллертон, будучи другом моей матери, взял на себя (после ареста и моего отчима) полную ответственность за мое воспитание и материальное обеспечение.
Кроме того, не все деньги предназначались мне лично. Часть из них, как мне было сказано, я должна была использовать для приобретения разного рода вещей и продуктов питания и все это направлять в лагерь для моей матери.
- Водовозова, не крутитесь! Установлено, что Вы являетесь платным английским шпионом, о чем свидетельствует еще одно перехваченное нами письмо Кинга к Хуперу.
Надеемся, что такого, Вы, знаете?
- Да. Дункана Хупера я знаю. Он английский корреспондент агентства “Рейтер”. Он приехал в Москву из Англии в 1944 году, заменив здесь Кинга, который уехал в Англию.
- Так, 12 июня 1944 года Кинг в письме к Хуперу высказал некоторые советы в отношении продолжения шпионской связи с Вами, указав конкретно:
“… Действуй так же, я прошу тебя, в качестве связи используй Майю для нашей связи с некоторыми друзьями в Москве…”.
И после этого Вы будете еще утверждать, что не были шпионкой?
- Теперь я вижу, что полностью разоблачена и признаю, что действительно работала на англичан.
- Судя по тому, что англичане платили вам солидное вознаграждение, надо полагать, что Вы поставляли им важные сведения? Не пытайтесь скрывать что-либо от следствия!
- Я признаю, что с 1943 года в течение 3 лет снабжала англичан разведывательными данными о Советском Союзе.
Англичане постоянно интересовались у меня экономическим положением трудящихся в СССР, и я их информировала по этому вопросу.
Зная, что передаваемые мною сведения англичане используют в заграничной печати, враждебной Советскому Союзу, я в силу своей ненависти к Советской власти, старалась представлять жизнь трудящихся в СССР в самых неприглядных красках.
В годы войны, например, я, передавала, что народ у нас голодает, получая мизерное содержание, на которое не в состоянии выкупить даже те незначительные продукты, которые полагались по карточкам. Я сообщила, что в стране царит нищета и большая смертность.
Обвиняя во всем правительство, я утверждала, что только оно виновно в столь бедственном положении населения и в силу этого народ к нему враждебно относится, особенно люди из числа интеллигенции.
В 1946 году, я помню, англичане интересовались, как реагирует народ на установление новых цен на продукты питания и предметы широкого потребления. В целях выяснения этого вопроса я подслушивала в очередях разного рода высказывания, исходящие от обывателей, которые затем передавала англичанам, причем должна сказать, что представляла их как настроение широких масс населения.
Англичане и, в частности Кинг, также усиленно интересовались обстановкой в Московской государственной консерватории.
Я информировала, что студенты консерватории якобы недовольны тем, что их, будущих работников искусства, заставляют изучать основы марксизма-ленинизма, и зачеты по этому предмету имеют гораздо большее значение, чем по профилю обучения. В связи с чем, я заявляла, что в консерватории существует такая система обучения, при которой на первом месте стоит изучение политических дисциплин, а потом уже специальных. Из-за этого, утверждала я, многие талантливые студенты, которые плохо усваивают политические дисциплины, считаются плохими студентами, их затирают и лишают Сталинской стипендии, тогда как бездарных студентов, но имеющих определенные политические знания, выдвигают на первый план и они пользуются всеми привилегиями.
Словом, я передавала англичанам всякую гадость о Советском Союзе, которая только могла взбрести мне на ум.
- Но, понятно, что Ваша шпионская деятельность не исчерпывалась лишь информацией клеветнического характера о Советском Союзе?
Какую еще шпионскую работу Вы выполняли?
- Вскоре после ареста моей матери в 1943 году я стала осуществлять шпионскую связь между англичанами и ранее мною названным профессором хирургии Юдиным С.С., который, как мне известно, давно поддерживал близкие отношения с англичанами.
- Откуда Вам это известно?
- От моей матери, которая еще в 1934 году познакомила Юдина с Чоллертоном, а затем приложила немало усилий к их сближению
Я была неоднократно свидетельницей, когда моя мать приглашала к нам в дом или на дачу в Лионозово одновременно Чоллертона и Юдина, которые, как я заметила, скоро нашли общий язык.
Юдин, будучи человеком обиженным, враждебно настроенным к Советской власти, высказывал Чоллертону свои недовольства. Так, он говорил, что в Советском Союзе его затирают, не ценят по-настоящему как специалиста-хирурга и, главное, не дают возможности выехать за границу, куда его очень тянет.
Проявляя низкопоклонство перед заграницей и, в первую очередь, перед Англией, С.С.Юдин уверял Чоллертона в своей преданности англичанам и навязывался в друзья Чоллертона.
Юдин старался казаться перед Чоллертоном человеком эрудированным в государственных делах. Он говорил, что вращается среди крупных военных начальников и от них черпает много интересных сведений. В связи с этим в военное время Юдин высказывал Чоллертону различного рода прогнозы по поводу военных действий.
Мне известно от матери, что Юдин “дневал и ночевал” у Чоллертона и, как она выразилась, “они быстро спелись”.
В годы войны Чоллертон, по словам матери, представил Юдина бывшему английскому послу в Москве Керру[362], с которым Юдин имел продолжительную беседу. От этой встречи, как говорила мать, Керр и Юдин были в восторге.
Мать также рассказывала, что Чоллертон по просьбе Юдина написал о нем несколько лестных статей, которые отправил в Англию. Юдин после этого говорил матери, а также и мне лично, что в Англии он стал более популярной личностью, чем в Советском Союзе.
- Теперь показывайте, в чем заключается Ваша посредническая роль между англичанами и Юдиным?
- После отъезда Чоллертона в Англию в 1943 году и ареста моей матери. Юдин резко изменил свое отношение ко мне. Он перестал посещать наш дом, длительное время не звонил по телефону и у меня сложилось впечатление, что он окончательно порвал с нашей семьей.
Но прошло некоторое время, и С.С.Юдин снова появился на горизонте. Он позвонил мне по телефону и как-то туманно объяснил свое долгое отсутствие и просил посетить его. Когда же я пришла к Юдину, он старался быть со мной нежным, трогательно говорил о моей матери, осведомлялся – имею ли я от нее какие-либо сведения, советовал быть мужественной.
Сначала я не поняла причин происшедшей перемены в поведении Юдина, но затем ларчик раскрылся просто.
Сергей Сергеевич, узнав каким-то образом о том, что я работаю курьером у Кинга и поддерживаю активную связь с Чоллертоном и получив от меня подтверждения на этот счет, чрезвычайно обрадовался этому обстоятельству. Он стал обхаживать меня, одобрительно говорил по поводу моей службы у англичан, однако, как я заметила, первое время все же чего-то не договаривал.
Наконец, в августе 1943 года, в одно из моих посещений Юдиных, Сергей Сергеевич уединился со мной в своем кабинете и между нами произошел следующий разговор:
- Майя, ты знаешь, что я был близок с Чоллертоном.
- Конечно, знаю, Сергей Сергеевич.
- После его отъезда в Англию для меня стало затруднительно поддерживать отношения с англичанами, и ты должна мне помочь в этом.
- Но чем я могу помочь Вам?
- Ты смогла бы передать от меня пакет английскому послу Керру. Мне представляется, что тебе это было бы удобно сделать через своего шефа Кинга.
Таким образом, я поняла, что С.С.Юдин хочет восстановить связь с англичанами, и высказала готовность помочь ему в этом. Затем профессор Юдин вручил мне пакет, который я и передала на другой день Кингу.
Приняв от меня пакет, Кинг сказал, что о Юдине он знает от Чоллертона и его пакет передаст по назначению. Здесь же Кинг стал расспрашивать меня о Юдине, как часто я с ним встречаюсь, о чем мы разговариваем и другие подробности. Я рассказала Кингу, что у Юдиных я бываю часто и мы подолгу говорим о тех временах, когда не была еще арестована моя мать и в Москве находился Чоллертон, с которым Юдина связывали многие годы дружбы.
Во время моего другого визита к Кингу, вспомнив рассказ матери, я рассказала ему, что во время своего выезда на фронт в 1942 году Юдин встречался с видными генералами Советской Армии.
- Вам, Водовозова, известно, что было в этом пакете?
- Нет, пакет был запечатан, и на нем имелась надпись, сделанная на машинке: “Сэру Арчибальду Кларку Керру”. На ощупь в пакете находились какие-то бумаги.
- Это был единственный случай, когда Вы имели поручения от Юдина к англичанам?
- Конечно же, нет. Положив начало в 1943 году, я затем неоднократно передавала англичанам какие-то материалы от Юдина, которые он мне тайно вручал.
- Но в таком случае, судя по вашим показаниям, получается, что профессор хирургии Юдин такой же шпион, как и Вы.
- Да, теперь я в этом не сомневаюсь. Хотя мне англичане и не говорили, что он является их агентом, но факты об этом явно свидетельствуют.
Кроме того, что я неоднократно секретно передавала англичанам от Юдина материалы, которые, кстати сказать, они принимали от меня как нечто должное, я должна сообщить следствию, что Юдин в общении со мной соблюдал определенную предосторожность.
Он, например, предупреждал меня, чтобы я в случае, если появится необходимость в разговоре с ним по телефону, не упоминала слово англичане, не называла кого-либо из них по фамилии и весь разговор с ним вела в завуалированном виде.
Должна также следствию сообщить, что за какие-то заслуги Юдина перед англичанами они его в 1943 году удостоили особого внимания, избрав Почетным членом королевского общества хирургов Англии.
- Вы показали, что передавали от Юдина материалы англичанам неоднократно. Расскажите об этом?
- Кроме факта передачи мною в августе 1943 года пакета от Юдина английскому послу Керр, о котором я уже показала следствию, я имела еще несколько поручений от Юдина такого же характера.
Так, в феврале 1944 года Юдин вручил мне несколько своих писем, которые предложил, как и раньше, передать Кингу для отправки в Англию. Это поручение Юдина я сейчас же выполнила, причем успела заметить, что одно из них было адресовано сэру Черчиллю.
Через 2-3 месяца после этого Юдин передал мне объемистый пакет, сказав при этом, что в нем находятся ценные материалы, которые необходимо отправить в Англию.
В том же 1944 году Юдин просил меня передать через Кинга английскому послу Керр, что он желает лично встретиться с ним. Я выполнила и это поручение Юдина, и вскоре через того же Кинга было получено приглашение Юдину посетить английское посольство для встречи с послом. Это приглашение я передала Юдину.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АРЕСТОВАННОЙ
ВОДОВОЗОВОЙ НАТАЛЬИ ДМИТРИЕВНЫ [п.2.17]
16 декабря 1948 г.
- Вернемся к Вашей беседе с Юдиным С.С. относительно существования в Советской Армии группы высших командиров, недовольных Советским правительством.
После очной ставки с дочерью у Вас было время вспомнить подробности этой беседы. Может, Вы теперь покажите что-либо по этому вопросу?
- После очной ставки с дочерью Майей Водовозовой я старалась вспомнить все подробности моей встречи с Юдиным, когда он сказал мне о том, что в Советской Армии есть ряд высших командиров, которые недовольны Советским правительством. Я сейчас совершенно ясно представляю себе обстановку, при которой он мне это сказал. Я тогда посетила Юдину Наталью Владимировну и вела с ней какой-то разговор. Вскоре домой пришел Юдин Сергей Сергеевич. Он был очень возбужден и, увидев меня, как мне казалось, очень обрадовался.
Усадив меня в кабинете, Юдин стал с жаром рассказывать о том, как он только что был у какого-то знакомого, как он выразился, крупного военного, и тот сообщил ему, что ряд высших командиров Советской Армии недовольны Советским правительством и по окончании войны намерены предпринять некоторые действия для изменения политической обстановки в стране.
(подчеркнуто следователем Комаровым собственноручно)
Мне хорошо помнится, как С.С.Юдин, стукнув кулаком по столу, передал слова этого военного: “Многого нам не нужно. Мы будем требовать лишь точного выполнения Конституции, чтобы у каждого из нас был свой дом, свой стол и своя кружка”.
(подчеркнуто следователем Комаровым собственноручно)
- Ваш муж и дочь, как Вам известно, утверждают, что, придя домой от Юдина, Вы рассказали им все, что сообщил Вам Юдин, касающееся группы военных, недовольных Советской властью. Это обстоятельство вы подтверждаете?
- На очной ставке дочь утверждала, что я рассказала в ее присутствии своему мужу то, что слышала от Юдина относительно преступных замыслов ряда высших военных командиров Советской Армии. Хотя я этого твердо и не помню, но допускаю, что так именно и было, потому что от мужа у меня секретов не было и я, будучи по характеру несдержанной, конечно, в первую очередь рассказала ему.
- Ваша дочь Майя Водовозова также утверждала, что Вы назвали тогда фамилию одного из крупных военных, который возглавит всю эту группу преступников.
Почему вы скрываете этого преступника?
После того, как я рассказала следствию о самом факте существования в Советской Армии группы высших командиров, недовольных Советским правительством, скрывать фамилию кого-либо из них мне нет смысла. Возможно, что Юдин и называл мне фамилию кого-либо из них, но она выветрилась у меня из памяти.
“Хорошо, мы Вам предоставим еще одну очную ставку с дочерью, но советуем хорошо подумать, очень хорошо подумать! Она может оказаться и для Вас и для нее последней!”, - с пеной у рта, тыча в лицо Натальи Дмитриевны кулаком, завершил допрос полковник Комаров.
Ночью не довали спать обоим. Каждые 30 минут в камеры заходили и пенками будили. Очная ставка Водовозовой Натальи Дмитриевны и ее дочери Майи состоялась на следующий день утром.
- Вопрос Водовозовой Майе.: Ваша мать продолжает утверждать, что она не помнит, чтобы называла Вам по фамилии одного из крупных военных начальников Советской Армии, которого замышлял выступить против Советского правительства. Напомните еще раз обстоятельства, при которых она назвала фамилию этого лица?
- Мне кажется, что на предыдущей очной ставке с матерью я достаточно ясно изложила обстоятельства, при которых мама назвала по фамилии одного из высших командиров Советской Армии, который вместе со своими сообщниками намеревался по окончании войны выступить против Советского правительства.
Забыть этого ты, мама, не могла, и почему ты, мамочка, так упорствуешь?!
- Ответ Н.Д.Водовозовой.: Майя, деточка! Может, ты что путаешь? Возможно, я называла фамилию этого военного в другой связи, - как близкого знакомого Юдина?
- Вопрос арестованной Майе Водовозовой: Вы ничего не путаете?
- Конечно, нет. Я отлично помню, как мать, назвав по фамилии этого командира, сказала, что после войны он, видимо, войдет в состав правительства и постарается как бы изнутри оказать давление в сторону изменения в руководстве страной.
- Вопрос Н.Д.Водовозовой: Что же требуется еще, чтобы Вы назвали известного Вам командира Советской Армии, замышлявшего преступление против Советского правительства?
“У Вас будет время до следующего допроса еще раз, последний раз подумать и все вспомнить! После чего мы продолжим избивать и насиловать Вашу дочь!”, - поставив свою подпись под протоколом, сказал полковник Комаров.
Никому не известно, что пришлось обоим женщинам пережить за трое последующих за этим допросом суток, только 20 декабря 1948 года Наталья Дмитриевна Водовозова заявила: “В связи с последними словами дочери я вспоминаю, что Юдин действительно говорил мне, что этот военный начальник после окончания войны, видимо, войдет в правительство и назвал его по фамилии”.
- Кого Юдин Вам назвал?
- Главного маршала артеллерии Воронова!
- Стало быть Юдин назвал вам Воронова как лицо, принадлежащее к группе военных заговорщиков?
- Да, так. Однако я до сих пор затрудняюсь ответить, говорил ли Юдин о Воронове, что он играет руководящую роль среди высших командиров, которые намеревались выступить против Советского правительства.
(подчеркнуто следователем Комаровым собственноручно)
“ Вот так бы давно, сучка!”, - вкладывая последние листы протокола допроса Водовозовой Натальи Дмитриевны в папку с надписью Юдин С.С., подвел итог полковник Комаров.
* * *
21 декабря 1948 года к 12 часам дня через Поскребышева к Сталину, как когда-то Фадеев, был вызван министр здравоохранения Ефим Иванович Смирнов, перед которым на стол министр государственной безопасности Абакумов выложил три папки агентурного и оперативно-следственного “Дела” на Сергея Сергеевича Юдина.
* * *
Описание жизненного пути Ефима Ивановича Смирнова, заслуживает того, чтобы «посвятить» этому наше внимание отдельно. Нет, здесь мы не встретим трагических зигзагов судьбы, сопровождающихся взлетами и падениями, наоборот, все как то шло на протяжении всей его жизни планомерно и складывалось исключительно в его пользу. Именно этот факт и заставил меня провести свое собственное небольшое расследование.
Безусловно, мне как выпускнику Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова, было известно о вкладе Ефима Ивановича в вопросы организации и выработки тактики оказания медицинской и специализированной помощи раненным на этапах их эвакуации. С другой стороны, известно мне было и то, что например Афганская война показала, что только максимальное сокращение сроков оказания специализированной квалифицированной хирургической помощи, без всякой этапности способно дать максимальный шанс на выживание тяжелораненому в любой ситуации. Отойти от установленных на протяжении десятилетий догм этапности, подсказал нам тщательный анализ опыта оказания медицинской помощи американскими хирургами в другой войне – Вьетнамской, когда раненный безотлагательно доставлялся в специализированное отделение госпиталя. Одним словом, я не понимал - по какой такой причине Ефим Иванович Смирнов, вдруг стал министром здравоохранения и начальником Военно-медицинской академии почти одновременно. В отношении последнего следует отметить, что среди его предшественников можно было назвать выдающихся по своей значимости профессоров и академиков с мировой известностью: Владимира Николаевича Тонкова, Владимира Игнатьевича Воячека, Валентина Александровича Кангелари, Михаила Никифоровича Ахутина, Левона Абгаровича Орбели.
Родился Ефим Смирнов в бедной крестьянской семье 10 октября 1904 года в деревне Озерки Судогодского уезда Смоленской волости, состоящей из 50 крестьянских дворов с количеством населения в соответствии с проведенной подворовой переписью на 1926 год чуть более 200 человек. На сегодня этой деревни на карте Ковровского района Владимирской области уже не существует. В 2019 году я побывал в этих местах, и все что мне удалось увидеть чудом сохранившиеся остатки трех изб, в одной из которых, по всей видимости, он был рожден и расположенную по соседству в селе Смолино разрушенную церковь, в которой как оказалось, Ефим был крещен.
Отец его в поисках дополнительного заработка, особенно в зимнее время, нанимался разнорабочим на Нечаевский стекольный завод (позже известный под названием «Красный Маяк»). Уместно отметить, что стекольный промысел на Владимирской земле, скудной на хороший урожай зерновых, был представлен несколькими стекольными и стеклодувными мануфактурами, достаточно указать о таком знаковом месте как город Гусь-Хрустальный, в котором хрустальное производство зародилось еще при императрице Елизавете Петровне купцами Мальцевыми в 1756 году.
Так с 1911 года, будучи 7-летним мальчиком Ефим стал вместе с отцом отправляться для заработка на стекольный завод. Вскоре семья Смирновых и вовсе перебралась в город Судогду, где проживала в комнатах рабочих, устроенных при своем заводе купцами Голубевыми. Домой в родные Озерки возвращались редко, да и то лишь по церковным праздникам. Здесь же в Судогде, Ефим Смирнов начал посещать начальную школу, которую через три месяца бросил.
После Октябрьской революции, стекольные фабрики были национализированы, а по сути брошены. Мануфактурщики - кто успел, эмигрировали, те кто не успел, были расстреляны. Производство ненужного большевикам хрусталя практически прекратилось. Чтобы не умереть с голода, не имеющий каких либо практических навыков, но обладающим не по годам физической силой и здоровьем, Ефим устраивается разнорабочим в артель грузчиков на станцию Эсино (нынешнее село Иваново-Эсино Ковровского района) железной дороги Ковров-Муром. Однако, положение в плане пропитания стало катастрофическим в период Гражданской войны.
Гонимая голодом и безысходностью семья Смирновых подается на богатый хлебом Алтай в поселок Степаново, расположенный на границе с Казахстаном.
Вхождение Ефима Ивановича в ВКП(б) произошло в 19-летнем возрасте. Выделяющийся среди своих сверстников из крестьянской среды чрезмерной организационной активность Ефим очень быстро получил свое первое и достаточно неплохое назначение – председателя сельсовета Степаново. Учитывая, что шел 1923 год, деятельность Ефима Ивановича Смирнова на посту председателя сельсовета проходила в условиях введенной Советской властью повторной продразверстки и «продовольственной диктатуры», предписывающей на бумаге изымать у крестьян лишь излишки зерновых. Однако на деле в буквальном смысле этот призыв партии повсеместно превратилось в красный террор деревень, суть которого состояла в грабительских поборах крестьянского населения, у которого принудительно забиралось все зерно, обрекая крестьянские многочисленные и многодетный семьи и их скот на голодную смерть.
Этому предшествовала поездка по основным хлебным южным регионам Сибири И.Сталина. Результатом встречи с партийным активом Барнаульской, Новосибирской и Омской областей стало проведение хлебозаготовок активным образом и при необходимости самыми жесткими методами. Ответственность за проведение продовольственных изыманий и выполнение планов продразверстки на местах были возложены, безусловно, при поддержке органов ВЧК на председателей сельсоветов, одним из которых и был Смирнов Ефим.
В начале 1928 года это привело к одному из самых крупных «кулацких» восстаний на Алтае. Не стала исключением и Омская область. Почему «кулацкая» в кавычках, потому, что нередко во главе этих восстаний становились бывшие командиры партизанских отрядов, которые не так давно сами проливали свою кровь за утверждение Советской власти в своих селах.
Так в ходе следствия, например, руководитель Елиновской "контрреволюционной группы" П.П. Фефелов показал: "Я когда был в партизанах, то представлял себе, что при Советской власти крестьянству будет житься хорошо, полная свобода, никаких нажимов и притеснений, крестьянин будет развивать свое хозяйство до таких пределов, каких ему захочется, полная свобода торговли... Но Советская власть стала нажимать на мужиков, отбирать насильно хлеб, судить крестьян и тружеников... Стала загонять в колхозы, разорять единоличные хозяйства. Брат мой Клементий и отец, как имеющие крупное хозяйство, не выдержали этого и совместно с кулаками занялись подготовкой к восстанию, за это их расстреляли. Моих родственников - мать и жену брата - как кулачек сослали, мать в ссылке умерла. Я видел вокруг себя в деревне ропот и недовольство тем, что обирают все до последнего, разоряют окончательно, и считал, что советская власть действует не в интересах крестьянства, которое при удобном случае все восстанет, поэтому и решил вести борьбу против власти".
В общей сложности, на протяжении 1928 года на территории основных округов Сибири произошло 65 крупных вооруженных антиколхозных и антисоветских выступлений. Однако, это уже в меньшей степени волновало Ефима Смирнова, который к этому времени успел закончить на протяжении года Омский рабфак, что давало ему беспрепятственное поступление в любое высшее учебное заведение. Напомним, что борясь с общей неграмотностью, Советская власть ввела в практику организацию рабочих факультетов. Обучение на рабочих факультетах, неграмматной молодежи из рабочей и крестьянской среды проводилось, начиналось в возрасте от 18 лет на протяжении от 1 года до 2х лет. Окончание рабфака для всех предоставляло право беспрепятственного поступления в любые институты и университеты без вступительных экзаменов лишь по результатам проведенных испытаний на местном уровне. В соответствии с этим положением руководство университетов обязано было обеспечить до 40% мест для приема на обучение в вузах выпускников рабфаков.
Сложно понять, что двигало Смирновым Ефимом при выборе вуза. Предположим, что это была его мечта или в этом он видел весь смысл своей будущей жизни, хотя сложно себе представить, что 24 летний парень из крестьянской семью глухой деревни в 50 дворов, вообще мог знать о существовании в Петрограде бывшей Императорской Военно-медицинской академии, но так или иначе выбор был сделан.
Очень часто, новые правила поступления привлекали в вузы большое число рабочих и крестьян, но уровень общеобразовательной подготовки большинства из них оказывался настолько низким, что высшее образование всё равно оказалось для них недоступным. Но это утверждение оказалось неверным в отношении Ефима Смирнова.
Военно-медицинскую академию Ефим Иванович Смирнов окончил в 1932 году, после чего началась его служба. Вначале доктор Смирнов был направлен младшим врачом танкового батальона 32-й механизированной бригады 11-го механизированного корпуса, с февраля 1933 года начальником 2-го отделения военно-санитарного отдела Ленинградского военного округа, с мая 1933 года занял должность старшего врача стрелкового батальона и учебно-опытного артиллерийского полка. Таким образом, первичная врачебная практика Ефима Ивановича Смирнова составила 6 лет. И не принципиальным было то, что на протяжении этих лет доктор Смирнов ни одного года не проработал в госпиталях, главное, что он успел – это закончить к началу 1938 года вечернее отделение Военной академии имени М.В.Фрунзе, что позволило ему в апреле 1938 года стать уже начальником вновь набранного рабфаковского курса поступивших для обучения в Военно-медицинскую академию курсантов, получившую в 1935 году имя С.М.Кирова. Необходимо отметить, что должность начальника курса кроме определенного положения предполагало и получение быстрого повышения воинского звания, так как и в более позднее время эта должность соответствовала званию подполковника медицинской службы.
Получив повышение по званию, и не дождавшись выпуска набранного курса, уже через два года, то есть в 1937 году Ефим Иванович Смирнов получает назначение на должность помощника начальника отдела кадров санитарного управления РККА. И пусть мы окажемся неправы, но назначение на должность руководителя кадров в РККА и любого военного заведения всегда было сопряжено с тесной работой и общением с сотрудниками государственной безопасности, на тот период это были органы НКВД.
Начиная с это времени, служебная карьера Ефима Ивановича Смирнова начинает развиваться еще более стремительно. В апреле 1938 года он назначается на должность начальника санитарной службы Ленинградского военного округа, а уже через год становится начальником Военно-санитарного управления всей Рабоче-Крестьянской Красной Армии. К началу Великой Отечественной войны, 37 летний Смирнов Ефим Иванович занимает еще более высокую руководящую должность – начальника Главного военно-санитарного управления Красной Армии, а с 1946 года самый высокий пост в военной медицине – начальника Главного военно-медицинского управления Вооруженных Сил СССР, который он однако покинет уже менее чем через год, в связи с назначением его министром здравоохранения СССР, сменив на этом посту Митерева Георгия Андреевича.
*Митерев Георгий Андреевич (1900 – 1977 гг.)
- советский врач, доктор медицинских наук, профессор, народный комиссар здравоохранения СССР (1939-1946 гг.), министр здравоохранения СССР (1946-1947 гг.).Снят с должности министра весной 1947 года после заседания Политбюро ЦК по неблагоприятной ситуации в Лечебном санитарном управлении Кремля с назначением на его должность Смирнова Е.И. Конечно определенную роль сыграло «Дело профессоров Роскина Г.И. и Клюевой Н.Г.», но они конкретно не имели отношение к кремлевской медицине.Из распоряжения И.Сталина: "Совет Министров Союза ССР располагает данными, что в Лечебно-санитарном управлении Кремля Министерства здравоохранения СССР и его учреждениях и, в частности, в поликлинике Лечсанупра нет организованности, порядка и дисциплины в работе. Обслуживание больных поставлено совершенно неудовлетворительно. Имеют место многочисленные факты невнимательного, нечуткого, а порой и прямо преступного бездушного отношения к больным со стороны администрации и врачебного персонала. Вследствие халатности и отсутствия дисциплины и ответственности имеют место непростительные ошибки как в диагностике болезней и назначении лечения, так и в прописке лекарств. Проверка вскрыла целый ряд фактов грубых ошибок в выписке рецептов и доз медикаментов. При выдачах лабораторных анализов сплошь и рядом перепутывают фамилии больных. При производстве хирургических операций допускают оставление в зашитых ранах тампонов, марли и т. п. предметов, вызывающих тяжелые послеоперационные заболевания. Дежурства ответственных работников Лечсанупра ведутся неисправно, дежурных часто не бывает на месте, и их заменяют лица низшего медперсонала. Помощь в экстренных случаях запаздывает и поставлена небрежно. Такие "порядки" нетерпимы в любом лечебном учреждении. Тем более они нетерпимы в таком лечебном учреждении, как Лечсанупр Кремля, призванном осуществлять заботу и охрану здоровья ответственных работников партии и правительства, жизнь и здоровье которых представляет особую ценность для советского государства. Между тем Бусалов, очевидно, не понимает, что в этих условиях он должен быть особенно чутким и заботливым. Бусалов не только не обеспечил такого отношения к делу со стороны персонала Лечсанупра, но и сам подавал дурные примеры неорганизованности, недисциплинированности, нечуткости, недобросовестного отношения к делу, способствуя тем самым ухудшению работы учреждений Лечсанупра".
Официально и на всех уровнях отмечено, что «основные научные труды Ефима Ивановича Смирнова посвящены организации и тактике военно-медицинской службы, истории военной медицины. Именно под его руководством была введена в практику систему специализированной медицинской помощи раненым и больным, что в период Великой Отечественной войны обеспечило возвращение в строй 73 % раненых и свыше 90 % больных». И не важно, что в этом быть может, гораздо большая заслуга многих тысяч военных хирургов разных уровней, организовывал то всех и давал указания даже главному хирургу Красной Армии академику Н.Н.Бурденко он – Ефим Иванович.
Не в меньшей степени удивление вызывает и научное наследие Смирнова.
В 2015 году в журнале «Клиническая медицина» в преддверии 70-летия Победы выходит статья терапевта, генерал-майора медицинской службы Симоненко Владимира Борисовича «Маршал военной медицины», в которой автор в величественной форме останавливает внимание читателей на великих трудах Смирнова Ефима Ивановича. Вот лишь некоторые выдержки из этой статьи.
«Е.И.Смирнов широко известен как автор фундаментальных работ, посвященных проблемам военного и гражданского здравоохранения. Его монография «Война и военная медицина» [п.4.102], «Медицина и организация здравоохранения»[п.4.103], «Эпидемический процесс» [п.4.104] стали настольными книгами врачей», - странно, но лично я, ни одной из них за свой скромный 30-летний стаж хирурга не читал, а стол мой занимают, по всей видимости, куда менее значимые книги.
«Фундаментальный труд «Война и военная медицина», в которой отражены подвиги военных медиков в Великой Отечественной войне, не только мемуары руководителя военной медицины, активного участника Великой Отечественной войны, но и объективный научный анализ, подтвержденный многочисленными архивными документами, имеющими отношение к теории и практике военной медицины» [п.4.101].
«Большой заслугой Е.И.Смирнова явилось создание монументального 35 томного труда «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.», главным редактором которого он был» [п.4.101]. А то, что более 1000 видных ученых, высочайшего уровня специалистов в своих областях и просто около 100 художников трудились над этим изданием, - это как?
«Великой заслугой Е.И.Смирнова были изучение и популяризация научного наследия Н.И.Пирогова и его развитие применительно к условиям научно-технической революции и маневренных войн с участием многомиллионных армий», - удивительно, но с моей точки зрения, Николай Иванович Пирогов, вообще, в чьей либо популяризации не нуждается [п.4.100]..
«Еще одним великой книгой Ефима Ивановича Смирнова является монография «Война и здравоохранение», на страницах которой рассказано о выдающихся деятелях медицины, главных хирургах и терапевтах Красной Армии, начальниках медико-санитарной службы фронтов и армий. Особенно интересны и содержательны характеристики Н.Н.Бурденко, М.Н.Ахутина, Н.Н.Еланского, С.С.Юдина и многих других» [п.4.101].
*Смирнов Ефим Иванович (1904 – 1989 гг.)
- военный врач, специалист в области организации оказания военно-медицинской помощи и санитарно-противоэпидемического обеспечения войск во время Великой Отечественной войны. Генерал-полковник медицинской службы. Академик АМН СССР, Герой социалистического труда. На протяжении многих лет занимал руководящие должности в Военно-санитарном управлении РККА, начальника Главного военно-медицинского управления Вооруженных сил СССР, начальника Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова, министра здравоохранения СССР.
«Следует отметить, что все монументальные труды Е.И.Смирнова имеют не только научную, но и большую познавательно-воспитательную ценность» [п.4.100].
Исходя из выше изложенного, а точнее «за умелое руководство в разработке системы санитарно-противоэпидемического обеспечения войск во время Великой Отечественной войны» Ефим Иванович Смирнов в 1948 году избирается академиком АМН СССР.
Не удивительно то, что именно с назначением Ефима Ивановича министром здравоохранения в 1948 году получает вдруг развитие «дело врачей-отравителей». В заключении нашего рассказа о Смирнове Е.И необходимо отметить, что удивительным образом, за «потерю бдительности» ему удалось избежать ареста в это время. Хотя, по мнению С.Н.Хрущева: “Арест этот мог состояться в любое время”, ну и понятно, что по мнению Хрущева на этом настаивал никто иной как Л.П.Берия. Думаю, что если бы Берия действительно настаивал, то арест состоялся бы непременно. Да и к воспоминаниям С.Н.Хрущева, как это показала историческая правда не стоит относиться с полным доверием. Но, так или иначе, ареста не было.
Снятие с должности министра здравоохранения СССР Смирнова Е.И. произошло сразу же после смерти Сталина. Но уже в начале апреля 1953 года Смирнов назначается начальником Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова, а затем переводится в одно из управлений Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. С приходом к власти С.Н.Хрущева, в 1955 году Смирнов Ефим Иванович вновь возвращается на должность начальника Главного военно-медицинского управления Министерства обороны СССР.
Выход Ефима Ивановича на пенсию состоялся в эпоху Горбачева М.С. в звании генерал-полковника медицинской службы и Героя Социалистического Труда и был сопряжен с назначением его военным консультантом Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР, на очень ответственную и не к чему не обязывающую конкретно должность.
21 декабря 1948 года к 12 часам дня через Поскребышева к Сталину, как когда-то председатель Союза писателей ССР Александр Александрович Фадеев, был вызван министр здравоохранения Ефим Иванович Смирнов. В кабинете у Сталина присутствовал министр государственной безопасности Абакумов.
- Как так выходит, Ефим Иванович, что у Вас и Горького и Жданова и Димитрова лечил один врач? Как так выходит, что после его лечения один за другим умирают видные политические деятели, которые были так нужны нашей стране? Почему один? – спросил Сталин.
Смирнов пытался ответить, что во всех случаях связанных со смертями этих известных людей были объективные причины, связанные с состоянием их здоровья, но создавалось впечатление, что сталин его не слушал.
- Вот Вам еще один – шпион! Дай папку! – обратился Сталин к Абакумову.
- Тоже академик! – продолжил Сталин.
Перед министром здравоохранения Смирновым на стол министр государственной безопасности Абакумов выложил три папки следственного дела № 100905 на Сергея Сергеевича Юдина.
Информация об авторе:
Санников Александр Борисович, кандидат медицинских наук, заведующий хирургическим отделением «Центр новых медицинских технологий», Муром, Россия; сосудистый хирург «Клиника инновационной диагностики «Медика», Владимир, Россия.
https://orcid.org/0000-0003-1792-2434
Автор для связи: Санников Александр Борисович Тел: 8(999) 776-47-73; E-mail: aliplast@mail.ru
ПРИЛОЖЕНИЕ № 2
АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
1. Выписка из протокола допроса арестованного Подольского Якова Борисовича. 19 июня 1937 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.241-242.
2. Выписка из протокола допроса арестованного Наджарова Александра Ефремовича. 16 августа 1937 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.246-247.
3. Выписка из протокола допроса арестованного Миронова-Пинеса Бориса Мироновича. 5 июня 1937 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.244-245.
4. Протокол допроса свидетеля Богословского Сергея Дмитриевича. 31 марта 1938 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.257-260.
5. Протокол допроса свидетеля Радвогиной Марии Самуиловны. 3 апреля 1938 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.274-276.
6. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 28 июля 1943 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.1-6.
7. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 30 августа 1943 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.7-30.
8. Протокол допроса арестованного Рупневского Александра Степановича. 30 августа 1943 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С. 157-169.
9. Из протокола допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны, студентки 5-го курса Московской консерватории, 10 августа 1948 года.
10. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 14 августа 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.117-120.
11. Протокол очной ставки между арестованными Рупневским Александром Степановичем и Водовозовой Майей Владимировной. 6 ноября 1948 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.47-51.
12. Протокол допроса и очной ставки между Водовозовой Натальей Дмитриевной и ее дочерью Водовозовой Майей Владимировной. 12 ноября 1948 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.55-57.
13. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировне. 20 января 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.43-45. (Следственное дело по обвинению Водовозовой Майи Владимировны № 665).
14. Протокол допроса арестованной Чернай Аллы Дмитриевны. 15 ноября 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.67-71.
15. Протокол допроса арестованного Раузе Владимира Ивановича. 15 ноября 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.22-27.
16. Из протокола допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 20 ноября 1948 г.
17. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 16 ноября 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.68-81.
18. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 24 декабря 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.108-123.
19. Протокол допроса арестованного Юдина С.С. 29 декабря 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.145-175.
20. Выписка из протокола допроса арестованной Голиковой Марии Петровны, операционной медицинской сестры Института им. Склифосовского, 31 декабря 1948 года. (Из материалов архивно-следственного дела № 100762 на Голикову М.П)
21. Из протокола допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича 1891 года рождения, уроженца Москвы, русского, беспартийного, из семьи фабриканта. До ареста – главный хирург Института имени Склифосовского, действительный член Академии медицинских наук СССР. (2 января 1949 года)
22. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 4 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.176-203.
23. Докладные записки начальника Центральной врачебно-экспертной комиссии САНО ХОЗУ МГБ СССР, подполковника медицинской службы, заслуженного врач РСФСР Блинчикова Н.Н.начальнику санитарной части тюрьмы МГБ СССР, подполковнику медицинской службы Яншину М.Н. о резком ухудшении состояния здоровья арестованного №7 Юдина С.С. от 3 января 1949 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1.
24. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 10 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.204-209.
25. Из протокола допроса и очной ставки арестованных Юдина Сергея Сергеевича и Голиковой Марии Петровны, 10 января 1949 года.
26. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 13 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.238-249.
27. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 15 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.210-226.
28. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 20 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.228-237.
29. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 24 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.249-254.
30. на допросе 20 января Сергея Сергеевича Юдина ознакомил и заставил подписать.
31. Из Докладной записки начальнику Лефортовской тюрьмы подполковнику товарищу Ионову:
32. “1949 года, 3 мая. Мы, нижеподписавшиеся начальник санитарной части Лефортовской тюрьмы МГБ СССР подполковник медицинской службы Яншин М.Н.
33. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 15 апреля 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.255-285.
34. Из протокола допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича, 1 августа 1951 года.
35. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 18 августа 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.25-36.
36. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 20 августа 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.37-44.
37. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 22 августа 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.31-35.
38. Из протокола допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны, 10 сентября 1951 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.36-38.
39. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 10 сентября 1951 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.121-125.
40. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 11 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.44-56.
41. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 13 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.72-74.
42. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 14 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.78-81.
43. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 25 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.39-43.
44. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 26 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.82-87.
45. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 4 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.88-97.
46. Протокол допроса свидетеля Богословского Сергея Дмитриевича. 8 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.261-266.
47. Протокол допроса свидетеля Богословского Сергея Дмитриевича. 8 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.267-272.
48. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 10 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.98-109.
49. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 15 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.112-130.
50. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 22 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.131-140.
51. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 23 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.141-142.
52. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 25 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.143-155.
53. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 29 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.156-166.
54. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 31 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.44-47.
55. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 1 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.166-181.
56. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 3 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.182-193.
57. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 5 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.194-195.
58. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 6 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.172-177.
59. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 9 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.196-201.
60. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 9 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.178-186.
61. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 12 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.202-205.
62. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 13 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.206-229.
63. Протокола допрос арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 14 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.48-51.
64. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 15 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.231-233.
65. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 16 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.187-195.
66. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 17 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.52-56.
67. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 17 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.234-259.
68. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 19 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.57-61.
69. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 21 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.62-67.
70. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 22 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.68-75.
71. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 23 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.197-204.
72. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 21 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.260-266.
73. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 24 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.80-85.
74. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 26 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.267-271.
75. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 27 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.205-214.
76. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 28 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.272-288.
77. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 30 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.215-226.
78. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 1 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.134-136.
79. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 4 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.227-24.
80. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 7 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.289-296.
81. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 7 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.86-89.
82. Протокол допроса арестованной Штерн Лины Соломоновны. 7 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.250-252.
83. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 10 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.297-301.
84. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 12 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.302-319.
85. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 13 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.320-323.
86. Протокол очной ставки между арестованными Юдиным Сергеем Сергеевичем и Водовозовой Натальей Дмитриевной. 14 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.326-345.
87. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 26 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.94-108.
88. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 27 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.142-152.
89. Протокол допроса арестованного Шимелиовича Бориса Абрамовича. 29 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.253-256.
90. Из последнего протокола очной ставки между арестованными Юдиным Сергеем Сергеевичем и Голиковой Марией Петровной, 19 декабря 1951 года.
91. Из протокола допроса арестованного Юдина Сергей Сергеевича, 14 января 1952 года.
92. Коняхин, который 8 февраля 1952 года во время очередного допроса в 22 ч. 30 мин предъявил Юдину
93. Таким образом, еще раз рассмотрев материалы следственного дела №2027 по обвинению Юдина Сергея Сергеевича, 8 февраля 1952 года
94. обвинительное заключение, которое на подпись заместителю министра госбезопасности СССР полковнику Рюмину, должен был положить на стол к 15 февраля 1952 года, что и было выполнено в срок:
95. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину с приложением рапорта сотрудника «СМЕРШ» о поставке некачественной продукции. 21 марта 1946 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 311. Л. 61—64.
96. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину о заявлении А.А.Новикова. 30 апреля 1946 г. Военные архивы России. Выпуск первый. 1993. С. 176—183.
97. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О реорганизации и изменениях в руководстве МГБ СССР». Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953 / Сост. О.В. Хлевнюк и др. М.: РОССПЭН, 2002. С. 207.
98. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О сдаче дел по МГБ СССР». 5 мая 1946 г. Опубликовано: Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 207.
99. Записка В.С.Абакумова И.В.Сталину «О составе заместителей министра МГБ СССР». 6 мая 1946 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1483. Л. 11.
100. Постановление Пленума ЦК ВКП(б) «О переводе В.Н.Меркулова из членов в кандидаты в члены ЦК ВКП(б)». 21-23 августа 1946 г. Российский государственный архив новейшей истории (далее РГАНИ). Ф. 2. On. 1. Д. 9. Л. 3. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945—1953. С. 208—209.
101. Из письма И.А.Серова И.В.Сталину «О неправильном отношении к нему В.С.Абакумова». 8 сентября 1946 г. Архив Президента Российской Федерации Ф. 3. Оп. 58. Д. 28. Л. 147— 153. Петров Н.В. Первый председатель КГБ - Иван Серов. М.: Материк, 2005. С. 244 -247.
102. Записка Л.П.Берии И.В.Сталину «О спецсообщениях МГБ о голоде в республиках и областях СССР». Российский государственный архив новейшей истории Ф. 89. Оп. 57. Д. 20. Л. 1; Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации Ф. 4 ос. Оп. 4. Д. 18. Л. 15—21.
103. Из спецсообщения С.И.Огольцова И.В.Сталину о результатах допросов «американских» шпионов. 9 сентября 1947 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 256. Л. 153— 161.
104. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О негласном обыске на квартире Жукова». 10 января 1948 г. Военные архивы России. Выпуск первый. 1993. С. 189— 191.
105. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину об имуществе, изъятом у Жукова. 3 февраля 1948 г. Опубликовано: Военные архивы России. Выпуск первый. 1993. С. 192— 195.
106. Письмо И.А.Серова И.В.Сталину «О неблаговидных поступках министра госбезопасности В.С.Абакумова. 8 февраля 1948 г. Военные архивы России. 1993. № 1. С. 208—213.
107. Спецсообщение П.В.Федотова И.В.Сталину, В.М.Молотову, А.Я.Вышинскому об агентурных данных, полученных от резидента в Берлине. 9 апреля 1948 г. Очерки истории российской внешней разведки: В 6 т. Т. 5:1945—1965 годы. М.: Междунар. отношения, 2003. С. 542—543.
108. Сообщение резидентуры Комитета информации «О Североатлантическом пакте безопасности». Май 1948 г. Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5. С. 566—568.
109. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину и В.М.Молотову «О Я.Я.Гуральском с приложением протокола допроса». 10 июня 1948 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 260. Л. 43—70.
110. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О Д.Г.Ханне с приложением протокола допроса». Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 260. Л. 71—122.
111. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину с приложение протокола допроса «английского» шпиона Ю.Т.Катцера. 7 августа 1948 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 261. Л. 1—37.
112. Спецсообщение резидентуры Комитета информации И.В.Сталину сведений «О военно-политических переговорах по Североатлантическому пакту». Октябрь 1948. Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5: 1945— 1965 годы. С. 583 -585.
113. Решение Бюро Совета министров СССР о роспуске Еврейского Антифашистского Комитета. 21 ноября 1948 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 183. Л. 51.
114. Протокол допроса врача С.С.Юдина с сопроводительной ЦК ВКП(б). 5 января 1949 г. Архив Президента Российской Федерации.Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 42—70.
115. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину с приложением протокола допроса С.С.Юдина. 16 января 1949 г. Архив Президента Российской Федерации.Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 98-102.
116. Спецсообщение С.Савченко И.В.Сталину «О переписке МИДа Англии со своим послом в Вашингтоне». Октябрь 1949 г. Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5. С. 603—605.
117. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О подготовке процесса по Ленинградскому делу». 8 января 1950 г. Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Ф. 4 ос. Оп. 8. Д. 14. Л. 3.
118. Из спецсообщения В.С.Абакумова И.В.Сталину «О замене работников в УМГБ Ленинградской области». 10 января 1950 г. Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Ф. 4 ос. Оп. 8. Д. 1 Л. 61—62.
119. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «Об арестах в городе Ленинграде и Ленинградской области». 10 января 1950 г. Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Ф. 4 ос. Оп. 8. Д. 1. Л. 124.
120. Записка В.М.Андрианова И.В.Сталину «О высылке из Ленинграда семей осужденных «врагов народа». 18 октября 1950 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 66. Л. 125.
121. Заявление старшего следователя МГБ СССР М.Д.Рюмина И.В.Сталину. 2 июля 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 216. Л. 8— 11.
122. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О проверке заявления М.Д.Рюмина». 4 июля 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 216. Л. 1.
123. Записка В.С.Абакумова И.В.Сталину в связи с заявление следователя Рюмина. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58 Д. 216 Л. 40—59.
124. Постановление Центрального Комитета ВКП(б) «О неблагополучном положении в Министерстве Государственной Безопасности СССР». 11 июля 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 216. Л. 2—7.
125. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О назначении С.Д.Игнатьева министром государственной безопасности СССР». 9 августа 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 346.
126. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину «О захвате агента-парашютиста А.И.Османова». 16 августа 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 263. Л. 59—61.
127. Из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об акционерном обществе «Висмут». 18 октября 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 3—4, 47, 48, 51.
128. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О назначении М.Д.Рюмина заместителем министра государственной безопасности». 19 октября 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 348.
129. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О наставлении для советников МГБ СССР в странах народной демократии». Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 6, 60—62.
130. Записка С.Д.Игнатьева в Политбюро ЦК ВКП(б) «О порядке ответов родственникам лиц, осужденных к высшей мере наказания». 30 октября 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 14— 17.
131. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об оказании помощи МГБ СССР в охране границы». Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 8.
132. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О поставке радиоаппаратуры и оборудования в Китай для министерства общественной безопасности». Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 11.
133. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об усилении охраны границ». 3 ноября 1951. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 15, 107.
134. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О розыске и задержании агентов-парашютистов». 11 ноября 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 18, 118— 119.
135. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину «О завершении следствия по делу еврейской «антисоветской» молодежной организации. 5 января 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф.З. Оп. 58. Д. 214. Л. 173—203.
136. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О деле Абакумова и членов его группы». 12 февраля 1952 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 48. Л. 20—21.
137. Записка А.Я.Вышинского И.В.Сталину о С.С.Юдине. 16 марта 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 121— 122.
138. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об ответе англичанам на их запрос о профессоре Юдине». 22 марта 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 120.
139. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложение протокола допроса М.К.Кочегарова. 25 апреля 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 220. Л. 131—169.
140. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением допроса Е.П.Питовранова. 26 апреля 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 220. Л. 170—188.
141. Из постановление ЦК ВКП(б) «О недостатках в работе главного управления охраны МГБ СССР». 19 мая 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 141—143.
142. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложение протокола допроса И.А.Чернова по «делу Абакумова». 29 мая 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3 Оп. 58. Д. 221. Л. 19—58.
143. Спецсообщение В.А.Зорина И.В.Сталину «О подготовке к созданию агрессивного военно-политического блока в районе Балкан». 5 июня 1952 г. Очерки истории российской внешней разведки Т. 5. С. 658—660.
144. Протоколы допроса арестованного В.И.Комарова. 3-5 июня 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 100— 117.
145. Спецсообщение С.Д. Игнатьева И.В.Сталину с приложением протоколов допросов американского агента-парашютиста М.С.Пищикова. 30 августа 2952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 263. Л. 114— 140.
146. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением протоколов допроса шпиона И.А.Филистовича. 1 октября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 264. Л. 2—54.
147. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением протоколов допроса В.С.Абакумова и В.И.Комарова. 4 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 81—117.
148. Постановление СНК СССР о М.Д.Рюмине. 13 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 159.
149. Записка М.Д.Рюмина И.В.Сталину о недостатках в своей работе. 13 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 118— 122.
150. Записка С.Д.Игнатьева И.В.Сталину о выполнении указаний по «делу врачей» и «делу Абакумова». 15 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 160.
151. Спецсообщение С.А.Гоглидзе И.В.Сталину с приложением протокола допроса Шварцмана. 28 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 198—217.
152. Спецсообщение С.А.Гоглидзе И.В.Сталину с приложением протоколов допроса Я.М.Бровермана. 6 декабря 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 2—29.
153. Проект передовой статьи газеты «Правда» «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». 10 января 1953 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 157. Л. 9— 14; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 392—394.
154. Спецсообщение С.А.Гоглидзе И.В.Сталину об арестах еврейских националистов. 14 января 1953 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 105— 106.
155. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением проекта обвинительного заключения по следственному делу Абакумова-Шварцмана. 17 февраля 1953 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 203—243.
156. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №1. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
157. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №2. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
158. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №3. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
159. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №4. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
160. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №5 (вещественные доказательства, письма, реабилитация, освобождение). Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
161. Личное дело №4444 Ссыльного-высланного Юдина Сергея Сергеевича. Начато 16 марта 1952 года – Окончено 5 июля 1953 года. Архив Управления Министерства Внутренних Дел по Новосибирской области.
162. Дело №100762 По обвинению Голиковой Марии Петровны. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №1. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
ПРИЛОЖЕНИЕ № 3
ВОСПОМИНАНИЯ О С.С.ЮДИНЕ
1. Бакулев А.Н., Куприянов А.А., Приоров Н.Н., Петровский Б.В., Арапов Д.А., Розанов Б.С. Сергей Сергеевич Юдин. Некролог. Хирургия. 1954;9:84-86.
2. Сергей Сергеевич Юдин. Хирург. 1891-1954. Некролог. Вестник АМН СССР. 1954;3:58-59.
3. Казанский В.И. Рецензия на монографию Юдина С.С. «Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода. М.:Медгиз, 1954. С.248.
4. Арапов Д.А. Сергей Сергеевич Юдин. Вестник АМН СССР. 1954;3:58-59.
5. Мельников А.В. Сергей Сергеевич Юдин. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1955;1:92-95.
6. Выдающийся советский хирург (К 70-летию со дня рождения С.С.Юдина). Вестник хирургии имени И.И. Грекова. 1961;10:3-5.
7. Бочаров А.А. Идеи и труды С.С.Юдина по военно-полевой хирургии и переливанию крови. Хирургия. 1961;10:129-132.
8. Петров Б.А. Сергей Сергеевич Юдин. Хирургия. 1961;10:2-7.
9. Хундадзе Г.Р. Воспоминания о Юдине. Хирургия. 1961;10:8-10.
10. Куприянов П.А., Шанин Ю.Н. Сергей Сергеевич Юдин и его влияние на становление анестезиологии в СССР. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1961;10:25-29.
11. Савиных А.Г. Из истории развития хирургии рака кардии в СССР. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1961;10:82-86.
12. Поповский А.Г. Сергей Сергеевич Юдин. Медицинская сестра. 1963;10:57-59.
13. Симонян К.С. Путь хирурга. Москва: «Медгиз», 1963.
14. Ролье З.Ю. Три года в санатории «Захарьино». Актуальные вопросы туберкулеза. 1965;3:24-34.
15. Седова Л.С. Воспоминание о хирурге С.С.Юдине. Медицинская сестра. 1967;2:58-59.
16. Сергей Сергеевич Юдин (к 75-летию со дня рождения). Галерея отечественных хирургов. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1967;1: С.2.
17. Дьяченко П.К. Воспоминания о С.С.Юдине. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1967;1:125-130.
18. Поздышева Н.С. Выдающийся советский хирург С.С.Юдин. Советская медицина. 1968;5:145-147.
19. Филатов А.Н. Сергей Сергеевич Юдин – выдающийся трансфузиолог. Воспоминания современника. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1973;6:64-68.
20. Жадов А.С. Выдающийся хирург С.С.Юдин. Военно-медицинский журнал. 1974;1:82-85.
21. Анцелевич В.Д. Выдающиеся деятели советской хирургии. Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954). Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство. 1975:337-342.
22. Симонян К.С., Гутионтова К.П., Цуринова Е.Г. Посмертная кровь в аспекте трансфузиологии. Москва: Медицина, 1975. 271 с.
23. Астапенко В.Г. Избранные разделы частной хирургии. Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954). Минск: Беларусь, 1976:21-22.
24. Пермяков Н.К. Б.А.Петров. Москва: Медицина, 1982. 373 с.
25. Фельберг М.Б. Юдин С.С. в «Захарьине». Советское здравоохранение. 1983;3:71-73.
26. Перцев В.А. Сергей Сергеевич Юдин. Советское здравоохранение. 1988;1:55-56.
27. Сметанин Евгений. 1952 год: после Бутырок – Сибирь. Газета «Ленинский путь» - орган Бердского горкома КПСС и городского Совета народных депутатов. 1989 г, №52, 29 апреля.
28. Амосов Н. Книга о счастье и несчастьях. Москва: «Молодая гвардия», 1990.
29. Юдин С.С. Подарок ко дню рождения. С предисловием Галины Куликовской. Москва: «Правда», 1990. 46 с.
30. Русаков А.Б. Академик в ссылке (малоизвестные страницы жизни академика АМН С.С.Юдина). Вестник АМН СССР. 1991;2:62-64.
31. Шалимов А.А. С.С.Юдин – выдающийся хирург современности (к 100-летию со дня рождения). Клиническая хирургия. 1991.
32. Нувахов Б.Ш., Шилинис Ю.А., Сигаев В.В. Сергей Юдин. Этюды биографии. Москва: Издательство «Новости», 1991. 104 с.
33. Петровский Б.В. Юдин Сергей Сергеевич – Избранное (Из истории медицинской мысли). М.: Медицина, 1991.
34. Богорад И.В. Петровский Б.В. С.С.Юдин. Избранное. Москва: «Медицина», 1991. 399 с.
35. Куликовская Галина. Пленница Бутырки медсестра Марина. «Медицинская газета». 1992 г., №4. С.12.
36. Русаков А.Б. К 100-летию со дня рождения академика АМН СССР С.С.Юдина. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1993;3-4: 137-139.
37. Беляев А.А. Роль С.С.Юдина в развитии обезболивания в хирургии. Хирургия. Журнал имени Н.И. Пирогова. 1993;9: 83-85.
38. Юдин И.Ю. О Сергее Сергеевиче Юдине (к 100-летию со дня рождения). Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1993;3-4:139-140.
39. Теряев В.Г., Богницкая Т.Н., Уманская В.В., Беляев А.А. С.С.Юдин, его научная и практическая деятельность. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1993;3-4:140-142.
40. Юдин И.Ю. Памяти С.С.Юдина – одной из жертв сталинизма. «58-я Жертвы и палачи». Орган международной федерации и Российской ассоциации жертв памяти политических репрессий. 1994;4(15):2-3.
41. Тополянский В.Д. Лубянский консультант из врачебной корпорации. Режимдоступа: https://znamlit.ru/publication/6887.
42. Тополянский В.Д. Дело Юдина. Режим доступа: https://index.org.ru/journal/31/15-topoljnski.html.
43. Понурова В.Н. Сибирская ссылка хирурга. Газета «Вечерний Новосибирск». 25 июня, 1996 г. С.8.
44. Санников А.Б. Сергей Сергеевич Юдин. Дело №2027 Следственной части по Особо важным делам МГБ СССР. Арест. Тюрьма. Ссылка. Секция история медицины. 8-й Всероссийский съезд Сердечно-сосудистых хирургов. 18-22 ноября, 2002 г., Москва. Бюллетень НЦССХ имени А.Н.Бакулева РАМН – Сердечно-сосудистые заболевания. 2002; 3(11): 375.
45. Владимир Николаевич Шамов и Сергей Сергеевич Юдин – пионеры применения фибринолизной крови в хирургии (Ленинская премия 1962 г). Анналы хирургии. 2001;5:12-18.
46. Наточин Ю.В. Последние годы жизни великого хирурга – Сергея Сергеевича Юдина: Юбиляр Ю.В.Наточин о своем учителе С.С.Юдине. Медицина XXI век. 2007; 8(9):7-13.
47. Изимбергенов Н.И. История одной фотографии и ее героев. Медицинский журнал Западного Казахстана. 2008;4(20):103-106.
48. Профессор И.Ю.Юдин и д.м.н. В.И.Юдин. Воспоминания о С.С.Юдине. 16.04.2008. Режим доступа: https://www.ikzm.narod.ru//Judine/2.html.
49. Панурова В.Н. Сергей Сергеевич Юдин. Новосибирск: новосибирское книжное издательство, 2009. 622 с.
50. Тополянский В.Д. Подруга английского шпиона. Россия XXI век. 2010;4:164-190.
51. Тополянский В.Д. Дело профессора Юдина. Электронное книжное издательство «Lambert», 2011. 124 с.
52. Наточин Ю.В. Сергей Сергеевич Юдин. К 120-летию со дня рождения великого хирурга. Хирургия. Журнал им. Н.И.Пирогова. 2011; 11: 95-101.
53. Абакумов М.М., Кабанова С.А., Богопольский П.М. Вклад С.С.Юдина и его научной школы в развитие хирургии и смежных областей медицины (К 120-летию со дня рождения). Неотложная медицинская помощь. Журнал им. Н.В.Склифосовского. 2011;1: 52-65.
54. Теряев В.Г., Богницкая Т.Н., Кузыбаева М.П. К 120-летию со дня рождения С.С.Юдина. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2012; 2:59-61.
55. Каликинская Е.И. Образы великих хирургов. М.: Авторская Академия, 2012. 334 с.
56. Гринев М.В. Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954). К 120-летию со дня рождения в воспоминаниях современников и в память выдающегося «юдинского» феномена. Вестник хирургии им. И.И.Грекова. 2012; 171(4): 9-10.
57. Каликинская Е.И. С.С.Юдин в годы первой мировой войны. Военно-медицинский журнал. 2014;335(10): 83-90.
58. Капустина Т.А. Музей Института скорой помощи им.Н.В.склифосовского: от Юдина до наших дней. Неотложная медицинская помощь. Журнал им. Н.В.Склифосовского. 2014;3: 50-53.
59. Шемелина Д.С., Гаркуша Д.Д. Дом мягких в г.Бердске Новосибирской области: Судьба строения как отражение эпохи. В Сборнике «Баландинские чтения». 2014;6(2):231-236.
60. Кистенева О.А., Федикович Э., Кистенев В.В. Юдин Сергей Сергеевич. Жизнь после смерти ( К 125-летию со дня рождения). Вестник Совета молодых ученых и специалистов Челябинской области. 2016;4(15):119-123.
61. Каликинская Е.И. Личность в эпоху переломов. К 125-летию академика С.С.Юдина. М.: Авторская Академия, 2017. 247 с.
62. Наточин Ю.В. Жизнь наукой. Природа. 2017; 7: 69-80.
63. Земляной В.П., Сигуа Б.Б., Филенко Б.П., Котков П.А. Выдающийся отечественный хирург и ученый С.С.Юдин (1891-1954 гг.). Вестник хирургии им. И.И.Грекова. 2017;176(1): 112-114.
64. Богомолова А.И., Цыплякова Е.Г., Морозов А.М., Аскеров Э.М. Сергей Сергеевич Юдин – эпоха против человека. В сборнике: Молодежь, Наука, Медицина. Материалы 64-й Всероссийской межвузовской студенческой научной конференции с международным участием. 2018: 201-209.
65. Абаев Ю.К. Величие и трагедия академика С.С.Юдина. Здравоохранение (Минск). 2018;12:56-64.
66. Крылов Н.Н., Трефилова О.А., Алекберзаде А.В. Хирургические клиники США 1920-х годов глазами С.С.Юдина. История медицины. 2019;6(3): 189-196.
67. Зинченко С.В., Фахутдинов И.М., Исламов К.Р., Садыкова Д.Р. и др. Сергей Сергеевич Юдин – легенда Российской хирургии. Посвящается столетнему юбилею со дня профессиональной деятельности. Дневник казанской медицинской школы. 2020;3(19):52-60.
ПРИЛОЖЕНИЕ № 4
ДОПОЛНИТЕЛЬНО ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
и ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ
1. Гра М.А. Большая Колхозная площадь, 3. От Странноприимного дома до Института имени Н.В.Склифосовского. Московский рабочий, 1984. 32 с.
2. Странноприимный дом графа Шереметьева. Два столетия служения Отечеству. Род Шереметьевых в истории российской благотворительности. Москва, 1992. 31 с.
3. Нувахов Б.Ш., Щорс Т.А. Шереметьевский дом. Москва, 1993. 63 с.
4. Ролье З.Ю. Три года существования детского костного санатория «Захарьино». Вопросы туберкулеза. 1924; 11(2); 51-60.
5. Глуховский Михаил. Зинаида Юлиановна Ролье: «Страшно не постареть, страшно – устареть». Режим доступа: http://www.mainalbum.ru.
6. Ролье З.Ю. Три года в санатории «Захарьино». Актуальные вопросы туберкулеза. 1965;3:24-34.
7. Захарьин. Режим доступа: http://med-info.ru/content/view/574.
8. Судьба земской больницы. Режим доступа: http://www.bibliotekar.ru/504/24.htm.
9. Куркино. Часть 2. Режим доступа: http://www.proza.ru/2012/04/14/338.
10. И.Гробарь в Москве. Режим доступа: http://igor-grabar.ru/monografia-moscva16.php.
11. Куркино. Режим доступа: http://prorossiu.ru/?page_id=1761.
12. Пикуль В.С. Клиника доктора Захарьина. Режим доступа: http://tour.diary.ru/p22030434.htm.
13. Село Всехсвятское (купцы Тимашевы). Режим доступа: http://www.crazybrunetka.livejournal.com.
14. Село Всехсвятское. Режим доступа: http://www.stapelia2784.livejournal.com.
15. Ташла и Тимашевы (Кучаргинский информцентр). Режим доступа: http://www.kugvesti.wordpress.com.
16. «Дом Тимашевых». Режим доступа: Сайт Министерства культуры, общественных и внешних связей Оренбургской области. http://www.kuitura.orb.ru.
17. Антонов-Овсеенко А. Театр Иосифа Сталина. Москва: «Грэгори-Пэйдж», 1995.
18. Радзинский Э.С. «Сталин». М.: «Вагриус», 1997.
19. Бажанов Б. Я был секретарем Сталина. Режим доступа: http://www.wattpad.com.
20. Бушков А.А. Сталин. Ледяной трон. Режим доступа: http://www.wattpad.com.
21. Парнов Е.И.. Заговор против маршалов. Книга 1. М.: 1999.
22. Парнов Е.И. Тайны истории в романах, повестях и документах. М.: Терра, 1997.
23. Черушев Н.С. 1937 год: Элита Красной Армии на голгофе. М.: «Веге», 2003.
24. Симонов К. Глазами человека моего поколения. Москва: «Правда», 1990. 427 с.
25. Гуль Р.Б. Красные маршалы. М.:Молодая гвардия, 1990.
26. Васильева Л.Г. Кремлевские жены. Москва, 2008.
27. Ресин Александр. Дело врачей образца 1933 года. Режим доступа: https://www.proza.ru.
28. Мелентьев М.М. Мой час и мое время: Книга воспоминаний. СПб.: «Ювента», 2001. 776 с.
29. Тополянский В.Д. Доктор Д.Д. Плетнев. Репрессированная наука. Под ред М.Г.Ярошевского. Л.: Наука, 1991.
30. Савченко А. Из редакционной почты. Семь лет рядом со Львом Гумилевым. Новый мир. 1996;2:240-250.
31. Поповский Марк. Дело академика Вавилова. Москва: «Книга», 1991. 304 с.
32. Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса 2-12 марта 1938 года. Режим доступа: https://www.hrono.ru.
33. Поповкин Т. Л.Н.Толстой и его близкие на любительских фотографиях домашнего врача Д.В.Никитина. Режим доступа: https://www.tolstoy-lit.ru.
34. Врач Льва Толстого и Архангельский медицинский университет. Режим доступа: https://www.Zen.yandex.ru.
35. Тополянский В.Д. Доктор Никитин. Новое время, 2003, №38.
36. Толстая А.Л. Дневник 1903 года. Режим доступа: https://www.magazines. gorky.media.
37. Агафонов В.М., Боголицын Ю.Т. Личный врач Л.Н.Толстого (к 125 летию со дня рождения Д.В.Никитина). Северный государственный медицинский университет (Архангельск). Экология человека. 1999:3.
38. Стариков Н.В. Сталин после войны. Книга 1. 1945-1948. Издательский дом «Эксмо», 2019. 390 с.
39. Стариков Н.В Сталин после войны. Книга 2. 1949-1953. Издательский дом «ЛитРес», 2020. 380 с.
40. Сопельняк Б.Н. Голгофа XX века. В 2х томах. Москва: Терра-Книжный клуб, 2001.
41. Сопельняк Б. Н. Палачи сталинской эпохи. Москва, 2006.
42. Родос В.Б. Я – сын палача. Воспоминание. Москва: ОГИ, 2008. 655 с.
43. Смыслов О.С. Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа. Москва, 2005.
44. Тельман В.Н., Наймов В.П., Плотников Н.С. Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 – март 1953. Документы. Под общей редакцией академика Яковлева А.Н. Москва: МФД: «Материк», 2007. 656 с.
45. Ратьковский И.С., Ходяков М.В. История Советской России. Режим доступа: https://www/bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/75.htm.
46. Пихоя Р. Социально-политическое развитие и борьба за власть в послевоенном Советском Союзе (1945-1953 гг). Режим доступа: https://ricdor.org/history.
47. Смирнов С.С., Ортенберг Д.И., Симонов К, Воробьев Е., Песков В. И другие. Маршал Жуков, - Каким мы его помним. Москва: Издательство политической литературы, 1989. 415 с.
48. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 3х томах. 11-е издание. М.: «Новости», 1992.
49. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2х томах. М.:Олма-Пресс, 2002.
50. Жирнов Е. В.Абакумов. На доклад в Кремль он ездил на машине Гиммлера. Комерсант-Влассть, 2002:19.
51. Рыбас С.Ю. Глава 6. «Дело авиаторов» - еще один удар по Маленкову. В книге «Московские против Питерских. Ленинградское дело Сталина». Издательство «Алисторус», 2013. 256 с.
52. Ежелев А. Душное лето 46-го. Как принималось Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» с комментариями Вениамина Каверина. Газета «Известия», 1988 год, № 142, 21 мая.
53. Лисочкин И., Кирсанова А.И. «Ленинградское дело» - чем оно было в действительности. Газета «Ленинградская правда», 1988 год, № 114.
54. Рыбас С.Ю. «Московские против Питерских. Ленинградское дело Сталина». Издательство «Алисторус», 2013. 256 с.
55. Рыбас С.Ю. Глава 14. Агентурно-оперативная разработка «Скорпионы». Коррупция в Ленинграде. В книге «Московские против Питерских. Ленинградское дело Сталина». Издательство «Алисторус», 2013. 256 с.
56. Ленинградское дело. 1 января 1948 – 1 января 1949. История РФ. Режим доступа https://histrif.ru/lenta-vremeni.
57. Хлевнюк Олег. Сталин. Жизнь одного вождя. Изд.: Литагент «Corpus», 2005.
58. «Ленинградское дело» или чистка партии? Режим доступа: http://www.zen.yandex.ru.
59. «Ленинградское дело»: привилегированная жизнь «ленинградских вождей» в первые послевоенные годы. Режим доступа: http://svom.info.
60. Кутузов В.А. «Ленинградское дело»: реабилитация. (Из постановления Президиума ЦК КПСС «О деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других» от 3 мая 1954 г.). Университетские Петербургские чтения: 300 лет Северной столице. Сборник статей. СПб, 2003.
61. Смирнов А.П. Судьбы людей. «Ленинградское дело». Спб.:Норма, 2009.
62. Кузнечевский В.Д. «Ленинградское дело. Советские против русских. Стаинский удар по Питерским. Изд.:Книжный мир, 2019.
63. Портрет поколения Н.И.Шульгина. «Ленинградское дело»: пора ли снимать кавычки? Мнение архивиста Г.В.Костырченко. Режим доступа: http://www.stalinism.ru.
64. Старков Б. А. Борьба с коррупцией и политические процессы во второй половине 1940 х годов. Сборник. Исторические чтения на Лубянке. Москва, 2001.
65. Болдовский К.А. Денежная реформа 1947 г. и ленинградский партаппарат. Вестник Санкт- Петербургского университета. 2013;4:175-184.
66. Маленков против Жданова. Игры сталинских фаворитов – портал История РФ. Режим доступа:
67. Баландин Р.К. Маленков Третий вождь Страны Советов «Ленинградское дело». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/221561.
68. Баландин Р.К. Маленков Третий вождь Страны Советов «Объявление войны коррупции». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/221535.
69. Ваксер Л.В. Шестьдесят лет так называемого «Ленинградского дела». Итоги изучения и новые аспекты. Журнал КЛИО. Издательство ООО «Полторак», Санкт-Петербург, 2010: 115-123.
70. Сушков А.В. "Ленинградское дело": генеральная чистка "колыбели революции". Екатеринбург, 2018.
71. Рубенштейн Джошуа. Разгром Еврейского антифашистского комитета. Перевод с английского Высоцкого Л.Н. Санкт-Петербург: Академический проект, 2002. 138 с.
72. Альтман И.А. Еврейский антифашистский комитет в СССР, 1941-1948: Документальная история. Москва: Международные отношения. 1996. 423 с.
73. История РФ. Дело Еврейского антифашистского комитета, 1 января 1948 г. Режим доступа: https://www.histrf.ru.
74. Бессмертный барак. Ночь казненных поэтов. Режим доступа: https://www.bessmertnybarak.ru.
75. Костырченко Г.В. тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. Москва: Международные отношения. 2003. 784 с.
76. Дело Еврейского антифашистского комитета № 2354. Обвинительное заключение от 03.04.1952. Центральный архив ФСБ РФ.
77. Костырченко Г.В. Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. Москва: Российская политическая энциклопедия, 2010. Спецсообщение Министра МГБ Огольцова С.И. Берии Л.П. 18 марта 1953 г. «Об обстоятельствах проведенной операции по ликвидации главаря еврейских националистов Михоэлса в 1948 г». Режим доступа: http://www.rubezh.eu/Zeitung/ 2008/01/11.htm.
78. Баландин Р.К. Маленков Третий вождь Страны Советов «Дело врачей». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/221541.
79. Непомнящий Н.Н. Величайшие загадки XX века. Дело «кремлевских врачей – убийц». Режим доступа: https://histoty.wikireading.ru/221541.
80. Чем болел Сталин. Режим доступа: http://www.rosbalt.ru.
81. Жуков Ю. Н. Настольная книга сталиниста. Дело врачей. Режим доступа: https://history.wikireading.ru/35368.
82. Мухин Ю.И. Убийцы Сталина. Главная тайна XX века. Дело врачей. Режим доступа: https://history.wikireading.ru/49151.
83. Млечин Л.М. Сталин. Наваждение России. «Дело врачей». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/71651.
84. Соколов Б.В. Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича. «Дело врачей». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/140554.
85. Соколов Б.В. Иосиф Сталин – беспощадный созидатель. «Дело врачей»: начало и конец. Режим доступа: https://history.wikireading.ru/212583.
86. Борис Александрович Петров (к 90-летию со дня рождения). Хирургия. Журнал имени Н.И.Пирогова. 1988;9: 3-6.
87. Петровский Б.В. Хирург и жизнь. Москва: «Медицина», 1989. 317 с.
88. Федоров В.Д. Жизнь хирурга. Москва: «Дедалус», 2002. 263 с.
89. Рапопорт Я.Л. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. Москва, 1988. 271 с.
90. Кадровый состав органов государственной безопасности СССР. Режим доступа: https://www.nkvd.memo.ru.
91. Архив Александра Н.Яковлева – База данных документов. Режим доступа: https://www.alexanderyakovlev.opg.
92. Потемкина Елена Васильевна.
93. Лелио Зено. Проблема травматологии. Новый хирургический архив. 1932;26(4-5):100-113.
94. Лелио Зено. Режим доступа: http://www.semiologiaclinica.com.
95. Лелио Зено. Режим доступа: http://www.ior.com.ar.
96. Кузьмин И.В. Советская травматология и Лелио Зено. Режим доступа: http://www.ikzm.narod.ru.
97. Лелио Зено. Социлизация и национализация медицины. Режим доступа: http://www.ikzm.narod.ru.
98. Путеводитель по России. Кориез. Режим доступа: https://russo-travel.ru/info/poselok-Koreiz.
99. Симоненко В.Б., Валь В.В. Маршал военной медицины. Клиническая медицина. 2015; 93(5): 17-21.
100. Симоненко В.Б. Выдающиеся деятели советской военной медицины. М.: ЦВКГ имени П.В.Мандрыка; 2009.
101. Смирнов Е.И. Война и военная медицина. М.: Медицина; 1979.
102. Смирнов Е.И. Медицина и организация здравоохранения. М.:Медицина; 1989.
103. Смирнов Е.И., Лебединский В.А., Гарин Н.С. Эпидемический процесс. М.:Медицина; 1980.
Академик С. С. Юдин - Грозовые тучи 1946-1948
© Copyright: Александр Санников 2, 2021
Свидетельство о публикации №221021402102
Свидетельство о публикации №221021402102
Рецензии