Про Лёшку

Лёшка проснулся от криков и стрельбы, раздавшейся совсем рядом. Он еще толком не успел ничего сообразить спросонья, даже сначала и не понял, как он очутился в этом сарае, среди каких-то старых мешков и ящиков, как за стенкой раздались шаги и громкие голоса, дверь резко распахнулась, и в лицо ему ударил луч фонаря. Он зажмурил глаза и вскинул руку вверх, пытаясь защититься от яркого, слепящего света. Снова шаги, к нему кто-то подошел, и фонарь погас. Лёшка открыл глаза и поднял голову вверх, в полумраке сарая увидев перед собой двух уже немолодых немцев с большими полукруглыми бляхами на груди. Винтовка одного из них смотрела прямо на Лёшку, казалось, что ее дуло превратилось в огромную страшную дыру. Немцы перебросились парой лающих фраз, тот, который целился в Лёшку, подошел к нему поближе, без особой злобы, лениво ткнул сапогом и скомандовал – «Ком!». Лёшка замер, не в силах пошевелиться. Немец ругнулся сквозь зубы, закинул винтовку за спину, схватил Лёшку за шиворот, поднял и как котенка потащил к двери, а, дойдя до порога, отвесил ему пинка, да так, что Лёшка кубарем выкатился наружу. Немец снова взял его за шиворот, поставил на ноги и рукой показал в сторону видневшегося впереди белого здания железнодорожной станции – шагай, мол.
 
Идти было недалеко, шагов сто через круглую площадь. Лёшка тут знал все наизусть – сколько раз отсюда в Калинин ездили с родителями, и не сосчитать. Газетный ларёк, скамейки и клумба около них, пара прилавков, где бабушка каждую осень продавала яблоки. Сейчас стекла ларька были выбиты, прилавки разворочены взрывом. Чуть поодаль стоял немецкий мотоциклет с пулемётом, а рядом с ним, спрятав руки в карманы, зябко ёжились на колючем ноябрьском ветру несколько немецких солдат. Обычно Лёшка пробегал здесь за секунды, а сейчас, когда ему было холодно и страшно, как никогда до этого не было, показалось, что они шли целый час.

Сбоку от здания станции, на дорожке, ведущей к перрону, сидело человек десять в фуфайках и красноармейских шинелях, кто на корточках, а кто и прямо на земле, привалившись спиной к остаткам низкого побеленного заборчика. Кусты неподалеку, уже пожухлые, с кучками снега под ними, были смяты. От них тянулся широкий кровавый след к большой воронке рядом, как будто кого-то волокли. Лёшка, увидев это, чуть замешкался, на что тут же получил тычок между лопаток от идущего сзади немца. Не слишком сильный, но Лёшке хватило, чтобы он влетел к сидящим, едва удержавшись на ногах.

- Тихо, тихо, пацан… Вот тут садись. Ты кто? – Сразу несколько человек подхватили его, и он сел между молодым парнем с перевязанной наспех головой и усатым дядькой в продранной фуфайке.

-Лёшка… Снетков.

- Местный?

- Да, с посёлка.

Один из немцев, стоявших неподалеку, посмотрел на них и что-то злобно заорал.

- Говорит, чтобы тихо сидели. Шёпотом давай. Ты как тут? -Усатый дядька подвинулся ближе к Лёшке.

- Мы дома в подполе сидели, а потом у нас еда кончилась. Мамка пошла найти чего-нибудь и не вернулась. Я сидел, ждал, потом пошёл ее искать, потом бомбить начали, я тут в сарайке спрятался и уснул. А папка на фронте, – Лёшка всхлипнул, едва удержав слёзы.

Дядька пошарил по карманам, добыл оттуда кусок сухаря и, сдув с него крошки махорки, протянул Лёшке.

- На, ешь. Только зубы не сломай.

- Спасибо, - Лёшка, который не ел уже ничего, считай, два дня, жадно впился в сухарь.

- Ага. Меня Фёдор зовут. Фёдор Иваныч. А он - Сашка, - дядька кивнул на молодого рядом, и, не дождавшись ответа, притянул Лёшку к себе, нагнулся и торопливо зашептал ему в ухо:

- Слушай, Лёшка, чего скажу. Сейчас фрицы тут обыщут вокруг всё и дальше нас поведут. Жизни нам, если повезет – до ближайшей ихней комендатуры. Нас пока вели сюда – мы насмотрелись, что творится. Дети, взрослые – им без разницы. Бежать будем, как на дорогу выйдем. Здесь дело дохлое, фрицев много и пулемёт, один вон, попытавши уже. А там – хоть какой-то шанс. Как мы на них бросимся – так беги, как можешь, на нас не оглядывайся. Усёк?

- Усёк.

- Ну и ладно. Сейчас мы тут соберём по карманам, у кого чего пожрать осталось, и тебе отдадим. Все сразу не ешь, оставь на потом. Держись, Лёха. Наша все равно возьмёт.

***
 
У них не было никаких шансов против двух конвоиров с автоматами. Они смогли повалить на землю одного, но второй, который шел чуть поодаль сзади, был начеку и полоснул по ним щедро, от живота. Лёшка, накрепко запомнивший слова Фёдора, прыгнул что было сил в сторону, скатился в придорожную канаву и полетел по ней прочь, не помня себя от страха. Ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, Лёшка наткнулся в лесу на окруженцев и через пару дней вышел вместе с ними к своим. Остался ли в живых кто-нибудь из тех, с кем он был на дороге, он так никогда и не узнал.