Провокатор? - Предатель! Гл 8 повести Срок для адв

                (ОСНОВАНО НА РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ)               

               



                Возвращение в «мертвый дом»
         
          В один из дней дверь камеры с характерным лязгом распахнулась и Марк услышал:
          - Рубин, на выход! С вещами.
          Как всегда при этих звуках застучало, запрыгало сердце.
       - Куда бы это? – Подумал он, собирая вещи и прощаясь с Николаем, - видно, нужно освобождать место  очередному бедолаге для последующей разработки «наседкой».
           А Марка вновь привели в ту же большую камеру, куда он попал сразу после карантина.  Всё те же персонажи во главе её, хотя и новых лиц было немало.
          - МаркО, тебя опять к нам? – встретил Саня, - ну иди, расскажи, где тебя мариновали?  Наверное «наседку» подсаживали?
          -   А ты откуда знаешь?, - удивился Марк.
           -  Посидишь с моё и ты знать будешь, - ухмыльнулся Саня, - ну и что, расколол он тебя?
          -   Да нет, это я его расколол.
          -   В смысле?
          -   А он сам признался, что «наседка».
          -   Ну, ты даёшь! Такого я что-то не припомню. А какое у него погоняло?
          Поскольку Николай плохого ему  ничего не сделал, выдавать его Марк не стал, назвав первое пришедшее на ум имя.
          - Ладно, располагайся пока наверху, а там посмотрим.
          На удивление в этот раз Содома и Гоморры не наблюдалось. Может потому, что только что закончился обед. Не намного, но поспокойнее была атмосфера. Каждый занят своим делом: кто играл в нарды, кто читал. Только одна группа парней то ли скандалила, то ли горячо что-то обсуждала, как всегда с матами и феней. Несколько человек по-прежнему сидели на матрасах недалеко от туалета.
       «Опущенные», - вспомнил Марк рассказы Николая. Это могли быть или изнасилованные, или просто геи.
          На одной из нижних нар играли в шашки, и вокруг них собралось немало болельщиков. Марк решил вспомнить юность и занял очередь, так как играли на вылет: проигравший выбывает.
          Высокий, мосластый, с неприятным выражением красного прыщавого лица и растрёпанной шевелюрой цвета  соломы парень выигрывал у одного за другим. Играл неплохо. Марк услышал его имя - Гарик.
          Гарик и его семья - три дружка – грабители и отморозки из Херсонской  области. По значению в камере они были второй «семьёй» после Саниной семьи из самого города Херсона.
        Вот и очередь Марка. Гарик ходит быстро, а Марк играет, как всегда,  не спеша, думая над каждым ходом. Гарик начинает подгонять. Не обращая внимания, Марк подводит его к трёхходовой комбинации и, отдав одну шашку, забирает три шашки Гарика. А вскоре – и партию.
        Не уступая очереднику, Гарик снова расставляет шашки.
        -  Давай еще раз.
        -  Давай.
        И снова Марк выигрывает вторую партию, а затем и третью. Болельщики, в том числе и «семья» Гарика, с криками и насмешками реагируют на его поражения:
        -  Что, Гарик, опять попандос? 
        -  Это тебе не лохов дурить!
        -  Во пацан тебя сделал. Сваливай уже!
        -  Суши вёсла! Дай другим поиграть.
        Взбешенный Гарик снова расставляет шашки. «Если откажусь – решит, что струсил,» - подумал Марк, заметив, что почти вся камера, в том числе и Саня с «семьей», сгрудились вокруг них.
       Сыграли еще три партии, из которых первая и вторая закончились вничью, а третью Марк снова выиграл, поймав в конце партии тремя дамками единственную дамку Гарика. Камера бурно обсуждает поражение бывшего чемпиона.
        Когда расходились, злобный взгляд глубоко посаженных бесцветных глаз прыщавого лица прожёг Марка насквозь, и он понял: одним врагом стало больше.
        «Вот идиот, - ругал себя, лёжа на нарах, - учил же Николай не высовываться, присмотреться. Меньше говорить, больше слушать. Нет, понесли амбиции в поднебесье. И что теперь этот чёрт отмочит – один бог знает. Значит ночью лучше не спать...» Зажав в руке ложку за неимением иного оружия, приготовился ждать нападения.
        На удивление ночь прошла спокойно, хотя часам к четырём сон все-таки сморил Марка, несмотря на ярко горевшую лампочку. Надзирателю, время от времени посматривающему в глазок, должно быть видно все, что происходило в камере.
         Утром, когда сели завтракать, Марк еле втиснулся между другими, сидевшими за столом, напротив Сани. Молодой организм брал своё, и он уже привык есть всё, что приносили, а также, с огромным удовольствием, то, что в было в передачах с воли, передаваемых отцом раз в месяц. 
        Только набрал первую ложку каши, как почувствовал удар по плечу. От неожиданности Марк выронил ложку, а в сердце, отдаваясь в мозгах, застучала барабанная дробь. Поднял голову. Над ним сзади нависло прыщавое лицо Гарика. Оно кривилось в подленькой усмешке.
         -  Слышь, тут нам «скинули», что ТЫ ЛЮДЕЙ НА СВОБОДЕ СДАВАЛ! – выпалил он.
          «Обвинение в «сдаче» кого либо – выдаче людей, совершивших преступления, т.е. в предательстве – по воровским понятиям – одно из самых тяжких обвинений, - мгновенно вспомнились университеты Николая, - смолчать – признать обвинение. Ответ один – удар и посильней,» - всё это в долю секунды пронеслось в голове.
          Черта. Ведь в этой тесноте пока встанет, пока развернётся, пока вылезет из-за стола, его самого пять раз уложить можно.
          И тогда, схватив со стола свою миску с горячей кашей и собрав все силы, Марк с разворота впечатал её вверх в нависшее над ним ненавистное прыщавое лицо. Крик боли. Марк вскочил, и вскочили трое зэков из семьи Гарика. А сам Гарик, отпрыгнув от стола, судорожно счищал с лица и головы липкую кашу вместе с кровью из разбитого носа. Причем, вид у него был столь жалкий и смешной, что сначала Саня, потом его «семья», а потом и вся камера разразилась таким громовым хохотом, что готовые бросится на Марка дружки Гарика растерянно остановились, хоть Марк и приготовился к худшему.
        «Ещё один дурацкий стресс. А ведь мог бы избежать, уступить ему пару партий», - мелькнула мысль. И в памяти тут же возник эпизод из армейской жизни, в котором Марку пришлось держать не менее крутой экзамен. Экзамен на силу духа:

                Тёмная
    
          ...К концу первого года службы их  дружба с побратимами Толиком и Бахадуром прошла еще одну проверку на прочность.  «Дедами» в то время были солдаты из Липецкой области, они прослужили на год больше.
          В тот день рота  находилась в казарме. В большой комнате, где все обычно умывались, возникла ссора между Бахадуром,  побратимом Марка, и одним из «дедов» второго взвода, задиристым и высокомерным сержантом. До драки не дошло, но оскорблениями обменялись.
         Конфликт «черпака» с «дедом» - ЧП в роте. Все понимали, что безнаказанным «деды» этого так не оставят. И точно: через некоторое время Али Алиев, не раз спасавший Марка в «учебке», шепнул ему, что ночью  «деды» устроят Бахадуру «темную».
         Побратимы разработали тактику отпора. После «отбоя», когда погасили свет и все уснули, Толик Лятифов лег с Бахадуром в одну кровать, прикрывшись одеялом, а Марк – в пространство между кроватями. Все они были в одежде,  ремни намотали на правую руку.
Не спят. Нервы на пределе, стянуты в тугой узел. Сердце бьёт в висок трассирующими пулями. Часа в два ночи в кромешной темноте послышалось шлепанье по полу босых ног: четверо нападавших с ремнями вокруг рук сняли сапоги, чтобы подобраться к Бахадуру по-тихому.
       В одно мгновение Марк, Толик и Бахадур вскочили со своих мест и стали спина к спине, образовав телами треугольник. «Деды» опешили, не ждали. Шли расправиться с одним, а тут - трое.
        В этот момент (согласно плану) Бахадур хватает прикроватную табуретку и со всего размаха бьёт её в пол. Грохот, как разрыв гранаты в ночной тиши. Табуретка - в щепки. Каждый из побратимов  хватает в левую руку по её ножке. Теперь обломками, как щитом, можно блокировать удары «дедовских» ремней, а правой - наносить ответные удары ремнями с бляхой на конце.
       Кто-то из разбуженных солдат включил свет. Другие приподнялись на своих кроватях.
       Да, друзья получили артиллерийскую канонаду восьмиэтажного  мата и сверхубийственных угроз со стороны нападавших!  Да, каждый их них внутри вибрировал от страха в тот момент, хотя внешне из их глаз в «дедов» била яростная решимость стоять до конца.
       И они победили !
       Дедов было больше, но они так и не посмели начать драку. Проснувшиеся «деды» первого  взвода  увели нападавших в их спальню. Инцидент был исчерпан. «Черпаки» показали дух.  А это в армии, как и в криминальном мире - превыше всего.
          
        - Ты что, чокнутый? Никогда деньги в магазин не сдавал? А на деньгах Ленин нарисованный. Ленин был человек. Значит, ты людей на свободе сдавал. Такой ответ правильный...(очередной тюремный идиотизм), – прервал воспоминания опозоренный Гарик и поковылял умываться к раковине.
         -  Рубай, Марко, - подвинул свою нетронутую тарелку с кашей Саня. А сам нарезал колбасу, намазал хлеб с маслом и вся его «семья» дружно накинулась на дефицитную вольную еду.
         Дело в том, что в камере, когда кто-нибудь получал передачу, он должен был половину её отдавать Санину семью. Первую семью. Иначе забрали бы всё. Поэтому сало, масло, лук, чеснок, колбаса, печенье и конфеты – самые нужные в неволе продукты - в первой семье не переводились.
          ДЖУНГЛИ. Сильный поедает слабого. Сильный угнетает слабого. Сильный живёт за счёт слабого.  Кто сильнее, тот и прав.  И в тюрьме. И в зоне. 
           А в жизни???

                Неожиданное приглашение
       
        ... Прошло около часа после завтрака. Марк  заметил, что Саня, собрав вокруг себя «семью», о чем-то с ними переговаривается, иногда поглядывая в его сторону. Причём в разговоре участвовали все. Марк насторожился.
        Благодаря «наседке» Николаю, он уже знал, насколько важно в неволе иметь «семью» - стаю. Каждый «семьянин» делится с другими членами «семьи» всем, что получает с воли. В случае нападения на одного, если только это не драка один на один, вся «семья» встаёт на его защиту. С семьёй прожить было гораздо легче. «Семья» занимала определенную ступень в иерархии камеры в тюрьме или отряда в зоне. Сам по себе – ты беззащитен и одинок.
       Как узнал позже, в «семье» Сани находились еще трое молодых здоровенных парней из знаменитой банды «забалковских» с окраины Херсона, наводившей ужас на молодёжь города: как на девчонок, которых они насиловали, так и на парней, которых грабили и стригли налысо из-за длинных волос. Их звали Лука, Кабан и Жердь – все качки и беспредельщики.
       Саню же, работавшего докером в порту, посадили за убийство тётки, которая по его словам «заслуживала быть убитой не один, а двести раз».
      Тётка, жила с ним и с его недавно приведенной в дом молодой женой, которую Саня боготворил. Как это часто бывает, угодить пожилой женщине было не просто, и та взялась каждый день методично, по его словам, «выедать  печень» его безответной супруге.
       Полгода Саня терпел и пытался урезонить родственницу. Но когда тётка будто случайно, а на самом деле намеренно ошпарила Сашину жену кипящим супом, он, услышав дикий крик, влетел на кухню. Он даже не понял, как лежавший на столе и остро отточенный кухонный нож вмиг стал продолжением его руки. Превратившись с ней в единое целое его широкое лезвие взлетало и опускалось, взлетало и опускалось на доставшую их тётку. Позже медики насчитали на ней  более двадцати  ран.  Опомнился Саня, когда уже всё было кончено.
        И хоть он не принадлежал к банде Луки, но был постарше и покруче. Иногда, слегка боксируя с Лукой или Кабаном, Саня неизменно загонял их в угол.  И  «семья», и все остальные подчинялась ему беспрекословно.
         -  МаркО, - крикнул Саня, он упорно называл его имя на украинский лад, - ходи сюда.
        Марк подошел, и по их спокойным и доброжелательным взглядам понял, ему ничто не угрожает.
         - Знаешь, мы тут с пацанами перетёрли. Раз ты тут один такой, николаевский, землячков нет, да и, сдаётся, сам по себе хлопец правильный... Короче, падай в нашу «семью».
         Гром среди ясного неба! Если бы вдруг распахнулась дверь, и Марку был зачитан указ о снижении потолка наказания по его статье с восьми лет до одного года, он не был бы так поражён и обрадован, как тому, что  услышал только что. Приглашение в первую «семью» в камере давало индульгенцию от всех прошлых и будущих его «грехов» до последнего дня пребывания здесь.
        Ни одна живая душа не могла теперь даже косо взглянуть в его сторону. Плюс еда – главная проблема в неволе после безопасности – теперь практически не будет отличаться от вольной.
        Семья... Такое родное слово: папа, мама, Лера, Владик... А в юности у Марка ведь была и еще одна «семья», совсем не похожая на семьи здесь, в тюрьме, в человеческих джунглях. Да что там - «непохожая» - полная противоположность.  Семья его друзей – его школьная команда.

                Школьные годы чудесные...
       Однажды, в девятом класс, Марка вместе с одноклассниками Юрой Свирским и Колей Гариным вызвала с урока Анна Михайловна, и они все пошли в актовый зал школы, стены которого были увешаны портретами вождей и выдающихся педагогов.
       Там уже, весело болтая,  сидели Витя Белый, Толик Плоткин и Гена Маневич.
        Коля  и Витя уже давно были Марку, как братья. Коля - среднего роста, русые волосы, серые глаза. Самородок. «Кулибин». Ведь еще в седьмом классе Коля из каких-то проводков и транзисторов сумел собрать радиоприемник, по которому связывался с радиолюбителями из-за рубежа. Руки и голова в технике даже не  золотые - бриллиантовые. Одноклассники увжали его за, скромность и твердость духа – «настоящий ариец». Не боялся ни бога, ни черта. Защищаясь, выбил зуб второгоднику и хулигану Лёньке Москаленко и глазом не моргнул.
         С Толиком Плоткиным  Марк пересекался на городских и областнгых олимпиадах сочинений. Только Марк писал стихами, а Толик прозой.
Толик - небольшого роста крепыш с большими серыми глазами. Чемпион города по спортивной гимнастике. Живая, искрящаяся, манера общения.  Артист – от бога. Лицо излучает интеллект и национальность.
     (Анекдот:
      -  А Вы по национальности...???
      -  Да.   А Вы? 
      -  Нет.
      -  А шо так?»)
         Кроме писательских способностей Толик, как и Витя обладал великолепным актёрским  талантом. И когда они с Витей разыгрывали короткие юмористические миниатюры, и учителя, и школьники, заполнявшие на концертах актовый зал,  катались по полу от смеха – Ильченко и Карцев! Плюс Толик прекрасно рисовал и был одним из редакторов школьной стенгазеты.
       Гена  Маневич учился с Толиком в одном классе.  Обожаемый учителями и друзьями невысокого роста плечистый блондин с обаятельнейшей улыбкой. Отличник, спортсмен.  Прекрасно пел и танцевал. А еще он с детства увлекался математикой, которая и стала его судьбой.      
        Одноклассником Марка был и Юра Свирский. Красавчик, любимец девочек, солист танцевального ансамбля. Единственный из всех учившийся так себе, но рубаха-парень, тянувшийся к Марку с Колей и искренне к ним привязанный.
        -  Ребята, я собрала вас для того, чтобы создать единую творческую команду. И эта команда должна стать настоящим мотором, который заставит  внеклассную жизнь  нашей школы завертеться быстрее, сделает ее разнообразней, - начала Анна Михайловна. - На повестке дня: концерт к Дню учителя, «голубой огонек» к празднику  Октябрьской революции и концерт к Новому году.  Сценарии и организация – за вами. А еще кое-что новое: вам предстоит организовать первую команду КВН в школе. В феврале начинается первенство города. И наша школа должна, как всегда,  быть первой. Я в вас верю.
   Если будете не успевать с репетициями - отпрошу вас с уроков. Ничего.  Учитесь вы все нормально.  Догоните.
          И несмотря на то, что все они были из разных классов, креативные  увлечения после уроков, а иногда и вместо них быстро спаяли их в одну дружную команду. Они  придумывали сценарии и проводили популярные тогда школьные концерты и  «голубые огоньки», не только привлекая талантливых ребят, но и сами участвуя в них.
          Они организовали и всей командой вошли в сборную клуба веселых и находчивых (КВН) школы, которая не раз побеждала в турнире между школами города и области.
          Часто, не желая расставаться после школы, шли делать уроки друг у друга. Вместе отрывались на отдыхе в лесу и на реке.
           Воспитанный на книгах Джека Лондона, Фенимора Купера и Майн Рида Марк предельно идеализировал и романтизировал их дружбу, вкладывая в это понятие впитанный из книг самый высокий смысл этого слова,  и прежде всего преданность и самопожертвование. К сожалению, подчас это имело для него не самые приятные последствия.
         В 10-м классе Коля оборудовал электронными машинками для тестов математический кабинет. Узнав об этом, учитель физики, попробовал заставить его сделать то же и в кабинете физики. У Коли  характер: заставляешь – не буду.
         Выпускные экзамены. Физика.
         Марк отвечал как раз перед Колей и без труда получил свою «пятерку». Вернулся к парте и стал не спеша собирать вещи.  Вдруг, слышит:
         - Ну что ж, Гарин. Больше «четверки» я тебе поставить не могу.
        Несправедливость учителя и солидарность с другом  швырнули Марка обратно к экзаменационному столу.
         -  Петр Ефремович, Вы ставите Гарину «четыре»? Да лучше его ни одна душа  в школе физику не знает!
         - Марк, ты свой экзамен сдал? Сдал. Ну и иди домой. – Спокойно, но с угрозой ответил учитель.
         -  Если Гарину - «четыре», то и я «пятерку» не заслуживаю.
         Учитель молча исправил его  «пятерку» на «четверку». Вторую - в Аттестате об окончании школы.
          Их школьная команда сдружилась настолько, что Марк и Витя не представляли себе, как после окончания школы они разъедутся в разные институты, по разным городам.
           И вот они с Витей собрали остальных в математическом кабинете и предложили: «Ребята, давайте все рванём поступать в один город, продолжим нашу дружбу, создадим свой собственный маленький счастливый мир, свой «город Солнца».  Ведь нам так классно вместе!»
      Не получилось. Слишком романтичная идея поддержки не нашла. Толик уже решил поступать в педагогический институт в Сумы, Коля настроился в Харьковский политехнический, а Юра Свирский – в Воронежский университет...
    
       ... Марк встряхнул головой, прогоняя школьное виденье, и, всё ещё не веря в реальность приглашения в первую семью, взглянул на татуированных качков.
        Радость, вспыхнувшую в его глазах, как и широкую улыбку, невозможно было не заметить, и вся Санина «семья» заулыбалась в ответ. И тут он совершил очередную ошибку, очередную глупость.
         -  Пацаны, спасибо, конечно, за приглашение, но сейчас принять его не могу, - гордо, как ему казалось, ответил он. При этом выражение лица всех четверых мгновенно сменилось с добродушного на напряжённо – удивлённое.
         - Не хочу падать к вам пустым, нахлебником, - пояснил Марк, - вот получу «дачку» тогда и поговорим.
        Уже произнося последние слова, понял, как же он сглупил!
         В мгновение ока Марк просто исчез для них. Его больше не существовало. От таких предложений не отказываются. Но и забрать свои слова обратно, уже не мог. Слово – не воробей. «Чёрт, ведь Гарик и его «семья» не упустят возможность отомстить, , - казнил себя Марк, - а передача будет только через неделю. Значит, на это время я – под прицелом. Ну, не идиот ли? Сам себе создаю проблемы.»
          И вся последующая неделя прошла в остром ожидании неприятностей теперь не только со стороны следствия, но и главным образом – со стороны сокамерников.
         Что уберегло от них?
         Как ни странно то, что Марк вспомнил свои школьные годы. Вспомнил, какое впечатление на соседей по улице и одноклассников производили его невыдуманные и выдуманные истории.
         И здесь, в убогой камере, в удушающем однообразии дней ожидания вызова на допросы моноспектакли Марка с рассказами о необыкновенных приключениях героев книг, прочитанных давно и недавно, в один момент завоевали аудиторию камеры, и особенно Саниной «семьи».
         Несколько десятков подследственных зэков, в том числе и семья Гарика,  окружали нижние нары Луки, на которых  восседал Марк, и замирали в ожидании столь необычного для этих мест представления.
         Больше всех пристрастился слушать Лука, здоровенный качок с светло-карими глазами и сбитыми костяшками пальцев - каратист. Когда Марк делал слишком уж длинные перерывы в своих выступлениях, тот подсаживался к нему и, угощая то пряником, то конфетой, как маленький ребёнок, уговаривающий рассказать ему на ночь сказку, просил:
         -  Ну, давай, МаркО. Ну,  прогони еще что-нибудь, красиво.
         За ним сразу начинали подтягиваться другие. И это тот самый Лука, который был грозой всех вновь прибывших в камеру, большинству из которых он устраивал «прописку», не раз пуская в ход свои пудовые кулаки.
          Так что когда Марк, наконец,  получил очередную продуктовую передачу и уже сам обратился к Сане с предложением принять её и вернуться к разговору о вхождении  в «семью», Саня хоть и устроил формальный опрос среди своих, ответ был предрешён.
          Так он стал «семьянином» главной семьи закрытого социума, в который попал. И с этих пор Марк тоже получил право подходить первым за едой, киселем или чаем, которых частенько не хватало на всех. Нормальной еды: колбасы, консервов, сала, овощей и сладостей теперь  тоже было вдоволь.
          Но главное – безопасность. Теперь он наконец-то мог спать спокойно, не опасаясь, что ночью кто-то воткнёт в шею заточку, которую имел почти каждый. Затачивали о бетон пола черенки ложек. На этом же бетоне под нарами в железных мисках, залитых водой, хранили сливочное масло. Холодильников не наблюдалось.
         Тягуче медленно, в ежечасном ожидании громкого, как выстрел, лязга открываемой двери и вызова на встречу с очередной бедой (что там еще «нарыл» следак?) ползли последние летние  дни.
       Стены камер столетней тюрьмы, хранившие в своей памяти столько людского горя, слёз и мук, плавились, не пропуская ни одного свежего дыханья, ни одного ветерка снаружи. А кратковременные прогулки в тесном тюремном дворике с высоченными бетонными стенами – виден «только неба кусок» - облегчения не приносили.
       И однажды в тишине тюремной ночи набежали покаянные строчки:

         Никого не виня напрасно,
         Будь хоть раз пред собою строг:
         В самый радостный – в Жизни праздник
         Сам в себя ты нажал курок.

         Прямо в сердце ударил выстрел...
         Как заманчиво далека
         Изумрудная прелесть листьев,
         Нежность летнего ветерка.

          Раньше песня цвела весельем,
          Как берёзами летом – Русь.
          А теперь, будто дождь осенний,
          В окнах песни струится грусть.

         И теперь не смеётся солнце,
         И теперь не цветут сады,
         И теперь мир – одно оконце
         С занавесками из мечты.
 
         Не обнимет ночной прохладой,
         И не виден хрусталь ручья.
         Лишь осталась одна услада –
         Неожиданность забытья.
            
               
           Окончание следствия. Убийственный сюрприз
          
            Когда-нибудь заканчивается всё.
            Заканчивался и срок следствия по уголовному делу. В один из дней Марка вызвали без вещей и провели прямо в специальную комнату для ознакомления со всеми материалами дела.
            В таком хорошем настроении Верноруба он видел впервые. Пододвинув небольшой том его дела, Верноруб вдруг разоткровенничался так, как ни разу до этого себе не позволял:
          - Жаль мне тебя, Марк Захарович... Честно, жаль. Парень ты оказался и в самом деле неплохой. Мы тут раскопали всю твою подноготную. Проверили почти все дела, которые ты вёл. Надеялись еще что-нибудь на тебя нарыть. Вдруг ты с подзащитных денежки брал? Им говорил, что для передачи судьям или следователям, а сам их прикарманивал? Тогда бы мы на тебя еще и мошенничество повесили. Или требовал с клиентов дополнительные гонорары помимо того, что они в кассу заплатили.  Нет. Ничего не нарыли. Все твои бывшие клиенты и их родственники как один поют тебе дифирамбы, а насчет лишних денег ты оказался чист. И при этом еще и все свои дела выиграл. Редкий случай в моей практике. Только непонятно одно: как же ты такой умный - мог оказаться таким НАИВНЫМ?
          -  Что вы имеете ввиду? - удивлённо спросил Марк.
          -   Ты знаешь, КТО тебя сдал?
          -   Люба, кто же еще?
         Ответ  следователя, словно кувалдой по голове:
          -  Тебя сдал МУДКО!!!   
         Марк перестал дышать. Не отрываясь, он смотрел Вернорубу прямо в глаза и с поразительной ясностью понимал:         
           «А ведь он не врёт. И я сейчас, сию же минуту на проклятых листах этого проклятого дела увижу, как мой сокурсник Володя Мудко предаёт меня, человека, которого он столько раз называл своим «лучшим другом», который защищал его, заботился о нем и который ВЕРИЛ ЕМУ до самой этой треклятой минуты.»
         Он замер. Мозг и душу охватил жуткий холод. Всё внутри замёрзло, заледенело. Лишь в сознании мелькали кадры его  последней встречи с бывшим товарищем по институту Володей Мудко и события, предшествующие ей.
               
                Третья встреча   

              С момента второй встречи с Мудко в Херсоне, когда тот отказал Марку в ходатайстве об изменении Марии меры пресечения, прошло две недели.
              Марк, с одной стороны,   уже пожалел, что принял на себя защиту цыганки, грозившую обернуться для него первым проигранным делом. А с другой стороны,  он жалел и пожилую женщину, совершенно невиновную, по его глубокому убеждению и которой кроме него даже в малом помочь было некому.   
             Он еще пару раз   созванивался с Володей, советовался по мелким вопросам и в конце разговора обязательно просил подумать, как облегчить судьбу Марии, о которой ему постоянно напоминала Люба, приходившая к Марку каждый день. Как на работу.
              Однажды вечером в квартире Марка прозвенел звонок. Звонил Мудко.
             - Привет, Марик! Есть разговор. Приезжай завтра часам к четырем, - коротко предложил он.
             - Есть, товарищ, генерал. Буду, как штык, - браво ответил Марк, понимая, что просто так Володька бы не позвонил.
            Когда  на следующий день он вошел в кабинет Мудко, тот встретил его совсем иначе, чем в предыдущий раз. Он достал из сейфа ополовиненную бутылку коньяка «Белый аист», разрезанные на дольки поллимона и половину шоколадки.
             "Остатки с барского стола, - улыбнулся про себя Марк, ведь сам он никогда бы не стал  угощать друга таким образом, да еще и после стольких лет разлуки, - но в любом случае, неплохое начало".
               Они выпили по рюмке, закусив лимоном, затем по второй. Щеки у Мудко порозовели, а в заблестевших глазах явно таилось что-то загадочное, о чем ему не терпелось скорей поведать Марку.
        - Володя, я тебя оччень внимательно слушаю, - тоже расслабившись, начал Марк, - но прежде хочу сказать, что искренне рад перемене твоего настроения. Как я понимаю, гроза пронеслась? Угадал?
        -  Ну, считай, что так, - с улыбкой ответил друг, - вернее, пока затихла. Давление на нас, практически, прекратилось. И для тебя, Марик, вернее для твоего дела, это чрезвычайно важно. Не знаю, навсегда ли интерес к цыганскому делу пропал или на время, но нам его надо использовать, пока оно есть.
        - Владимир, не говорите загадками, -  пошутил Марк.
        Мудко встал из-за стола, подошёл к двери кабинета, открыл её и выглянул в коридор. Затем плотно прикрыл дверь, придвинул свой стул поближе и полушепотом произнёс:
        - Ты думаешь, что я тут уже совсем скурвился, а Марк?  Что дружбу нашу похоронил? Что все твои просьбы мне до заднего места  были?
        - Да не думал я так, - Марк аж поднял руки.  В его голосе звенела неподдельная искренность.
       -  Ладно... Проехали.... Смотри... У меня, честно говоря, это первое дело такое. Чтобы старую больную бабу, хоть и цыганку, спасавшую своего сына, мне своими руками в зону засунуть? Рвёт меня от этого. Понимаешь?
       Марк кивнул:
       - О чем я тебе и говорил всё это время. Бунт - бунтом, а  беспредел - беспределом. Мы с тобой еще совесть не пропили. И если не мы ей поможем, то кто?
       - Вот и я об этом. Раз защитником по этому делу приехал, ТЫ, Марик, а ты - мой старый дружбан, есть у меня один планчик. Только, - тут он перешёл на шёпот, -  кое-что действительно понадобится, - и он снова продемонстрировал тот же характерный жест,  что и при первой их встрече в этом кабинете, потерев несколько раз большой и указательный пальцы правой руки друг о друга.
       - Деньги?– изумился Марк, - Володь, я за три года работы никогда этого не делал. Ты в своём уме? Не... Только не это. И риск непомерный. Как можно верить цыганам? Да и что ты можешь сделать в этой ситуации? Сам говорил, что прокурор области с тебя глаз не сводит.
    -  Во-первых, это не для меня. Я такими делами не занимаюсь.
    -  А для кого?
    -  Потом объясню. А во-вторых, у тебя среди следователей хоть по одному делу был такой друг, как я?
    - Нет.
    - Был ли человек, которому ты бы доверял как мне?
    - Нет.
    - Да мы с тобой  за четыре года в институте не один, а сто пудов соли съели! Ты что думаешь, я бы другому адвокату предложил?  Ни в жизнь! И я, между прочим,  рискую больше тебя, потому что я – должностное лицо. И я с Любой никаких дел не имел, не имею и иметь не могу. Она твоя клиентка, а ты - НЕ должностное лицо. Да и не сдаст она тебя никогда – слишком сильно за мать переживает. Мне уже все уши ею прожжужала, - заключил Володя.
     - Мне тоже... – машинально пробормотал Марк, все еще переваривая услышанное, - ты же все это время был так резко против взятки, когда Люба предлагала. А тут...
       - Я и сейчас так настроен. Но ты видишь какой - нибудь другой выход?
       - Нет... не вижу, - покачал головой  Марк, - разве что в суде просить не лишать её свободы. Но, учитывая, то, что она под стражей, и бунт, и прессу - шансов практически нет.
       - Я тоже так думаю. И, у меня в душе тоже не все так складно: с одной стороны и помочь бабе хочется, с другой... черт его знает, чем это кончится.
Короче, решай сам. Во мне-то ты не сомневаешься, надеюсь? - Марк кивнул. - А за цыганку отвечать не могу. Думай... Если сомневаешься, лучше не делай.
      
       В душе, как кошки нагадили. Как будто и логично, то что он говорит. Но предлагаемая роль была настолько неприятной, что кое-как сгладив разговор, перейдя на другие темы, они расстались совсем не на той ноте, на которой встретились.
        -  Ладно, давай, а что надумаешь - звони,  - пожимая на прощание руку, закончил Мудко.
       
                Последняя встреча
               
          На следующий день после получения денег от Любы, на закате солнца в воскресенье, 13 июля  (опять чёртово 13-е число), Марк приехал в Белозерку и  зашёл в неухоженный  дворик небольшой сельской хатки, в которой Мудко проживал со своей семьей. Водитель остался дожидаться в машине. 
          На широком крыльце маленькая голенькая девочка с замурзанным личиком, сидящая на горшке, удивлённо сканирует его глазёнками-бусинками. Из сарая выходит Володя в не первой свежести майке и трениках и, вновь, как недавно в прокуратуре, широко расставив руки для объятий, направляется к нему.
        -  Мать, - громко кричит он, - иди сюда! Смотри, кто к нам приехал! Марик Рубин – мой  старый дружбан! Я тебе о нём рассказывал.   
        Невысокая полная светловолосая женщина вышла из дома на его крик и приветливо поздоровалась с Марком.
        -  Давай мать, мечи на стол, всё что в хате есть, - поворачивается к ней Мудко, - ничего не жалей для моего гостя. Мы гулять будем.
        И вскоре они уже опорожняли одну за другой стопки с водкой, которую Марк привез с собой, закусывая кровяной колбасой и квашеной капустой, пока на сковородке жарилась и шкварчала картошка с салом.
      Несколько часов они  с удовольствием плавали  в воспоминаниях о студенческой жизни. Жена хозяина подсела к ним за стол, а Володя как раз  вспоминал случай, когда сломал ногу, и вновь стал  расхваливать Марка, за то, что только только он  один помогал ему в  трудную минуту  и словом и делом.
     Как только жена ушла, Мудко вдруг совершенно трезвым голосом произнёс:
       - Ладно, Марк. Лирика – лирикой, а дело – делом. Ты привёз?
       - Привёз. Только сначала хотелось бы услышать, что у тебя за «планчик»? Каким образом ты собираешься помочь Марии? И если не тебе, то кому предназначены эти деньги?
        - Марик, честно сказать, я чувствовал, что ты приедешь (?).  Поэтому всё предусмотрел. Недавно Мария прошла АМБУЛАТОРНУЮ психиатрическую экспертизу. Там у меня всё схвачено. И вот смотри, - он подошёл к стоявшему в углу комоду и достал из верхнего ящика несколько отпечатанных на бланках листов, - у нас есть Заключение  этой экспертизы о том, что Мария нуждается в СТАЦИОНАРНОЙ психиатрической экспертизе.   Вот куда пойдут эти денежки, а твою мать-героиню в стационаре  официально признают невменяемой, и от уголовной ответственности она будет освобождена. А то, что пару-тройку месяцев Мария отдохнёт в психушке, пойдет ей только на пользу. Заодно и нервишки подлечит. Ха-ха. Согласен? - И он заговорщически подмигнул.
       Что ж, звучало вполне реалистично. Пожилая больная женщина, мать двенадцати детей, расстроенная психика. Случаи, когда таким вот образом обвиняемые избегали уголовного наказания бывали, и Марк об этом знал. Поэтому кивнул и, вынув пакет с деньгами, передал его Володе. Тот тщательно пересчитал. На лице его проявилось недоумение:
        -  Тут же только половина!?
        -  Половина - сейчас. Другую половину получишь, когда Мария окажется на свободе. Не волнуйся. Деньги у меня дома. А ты сам сказал, когда мы прошлый раз встречались, что  веришь мне, как самому себе. Или уже - нет?
        -  Да верю, верю, -  растерянно протянул Мудко, ладно давай еще по одной. За удачу!
        -   Нет, Вова, хватит. Завтра понедельник. Мне рано вставать (как в воду глядел). Ну, что, на следующих выходных ты с семьёй ко мне, в Николаев?
        -   Лады. Созвонимся в пятницу.
         На этом и расстались. Марк с водителем мчались по ночному шоссе домой, и на душе было холодно и пусто. Проезжая пост ГАИ между Одессой и Николаевом, обратил внимание, что ни одного милиционера на дороге не было, хотя в будке горел свет. Приехав домой, сразу лёг рядом с уже спавшей женой и долго не мог уснуть. Мысли каруселью вертелись в его голове, и приятными назвать их было трудно.
        Как в прострации, Марк  открыл дело и на его первом листе красовалось - Заявление следователя по особо важным делам Херсонской областной прокуратуры Владимира Мудко о попытке дачи ему взятки в сумме 5000 рублей цыганкой Любой Михайчак через посредника – адвоката Рубина Марка Захаровича.
       В нём он описывал, как Марк приехал к нему домой и как гостеприимно он с женой встретили своего сокурсника.  Как они долго предавались воспоминаниям, и как вдруг НЕОЖИДАННО  Марк предложил ему взятку от Любы за то, чтобы ОСВОБОДИТЬ её мать.
    Бросилась в глаза и запечатлелась навсегда в памяти одна из фраз Мудко:
     « Я смотрел на этого человека и не верил своим глазам. Передо мной сидел не мой старый товарищ  Марк Рубин, а ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК, пытающийся всеми силами склонить меня совершить особо тяжкое преступление. Конечно, я с негодованием отверг его гнусное предложение и приказал ему убираться вон!»
        -  Ах, сволочь! – Марк, наконец-то  обрёл дар речи, - да ведь он с первой нашей встречи предлагал принести ему деньги. И потом еще звонил. А на Любу как давил, чтобы она уговорила  меня это сделать!  И взятку то он принял – даже пересчитал купюры. Еще и сокрушался, что я только половину привёз. Да ему же, подонку, сидеть рядом со мной!  Хотя я с ним рядом даже на одну скамью подсудимых не сяду.  И статья-то у него пострашней моей будет: «получение взятки» - до 15 лет!  Давайте бумагу, я напишу всё, как было в действительности.
        -   Остынь, Марк. Успокойся. Скажу тебе между нами, - Верноруб оглянулся на дверь, - даже среди нас, его коллег, никто его поступок не одобрил.
Конечно, мы все понимаем, что он принял взятку. Но после того, как ты уже на протяжении трёх месяцев столько раз его выгораживал, и это зафиксировано и в твоём заявлении, и в протоколах твоих допросов, и на очной ставке с Любой – ну кто тебе поверит, что было так, как ты теперь один раз напишешь?  Посуди сам. Ты же столько уголовных дел провёл. Опыт есть. Ни один суд не поверит. Вот если бы ты с самого начала заявил, что он вымогал взятку, и потом упорно держался этой линии, да еще и неоспоримые доказательства привёл...
        - Так я же не знал! Представить себе не мог! Подумать, что тебя может предать, практически, швырнуть  в ад человек, который четыре года подряд называл тебя «лучшим другом»?! – Прервал Верноруба Марк, - вот ВЫ, ВЫ могли бы такое подумать о своём друге, будь ВЫ на моём месте?
        -  Ну, слава богу, я не на твоём месте, - ухмыльнулся Верноруб, а потом посерьёзнев,  продолжил, - ты прав, Марк, наверное бы не подумал. Но мой тебе совет: не меняй показаний. Не усложняй своего и так не простого положения.
Тебе, как сам понимаешь, в любом случае, теперь дорога одна – в зону. Себе ты этим не поможешь. А у покровителя Мудко - прокурора области Пасюка - длинные руки:  и в суде, и потом в колонии – где хочешь, достанет. Мудко признан «ПОТЕРПЕВШИМ» - ты причинил ему моральный ущерб(?). Пусть он им и остаётся. Жизнь – долгая штука. Станет И ОН по жизни ПОТЕРПЕВШИМ.  Потерпевшим без кавычек.
          Первой мыслью было: «Ну уж нет! Я буду бить во все колокола, писать во все инстанции, лишь бы Мудко посадили!» Но уже через минуту, заглянув в себя, в свою душу, Марк не нашёл там желания мести.
          Боль от предательства, презрение к подонку, гадливость от того, что обнимался с ним и доверял ему – были. А мести – нет. Представил его, сидящим на скамье подсудимых, и... ничего  не почувствовал. Понял, облегчения это  не принесёт.
        - Ладно. Согласен. Один вопрос: ЗАЧЕМ ему это было надо? – спросил он Верноруба.
        Тот сначала  отвёл глаза, но потом перевёл взгляд на Марка в упор.
        - Всего я тебе сказать не могу. Но ты уже второй из ваших, харьковских выпускников, кого Мудко сдал. Благодаря таким «подвигам», он и прыгает по карьерной лестнице: с дырявого стула следователя посёлка Белозёрки  сперва в кресло следователя по особо важным делам сюда, в  Херсон, а теперь и на моё место метит. Далеко пойдёт, если кто-то или что-то не остановит, - в голосе Верноруба слышались горечь и презрение.
         Теперь  стала понятна его откровенность: «Мудко успел и Верноруба сделать своим врагом. Жаль, что мне от этого не легче».
         
       Ознакомившись с материалами дела, он подписал протокол, попрощался с Вернорубом, пообещавшим краткосрочное свидание с женой, и отправился в свой «мёртвый дом», к которому так и не привык.
       Потому что нормальному человеку привыкнуть к такому просто невозможно.