Двойное забытьё

 
Это слишком ранее утро уходящего лета было такое-же серое, как и многие последние дни этого года в Питере.
Миллениум.

Двери на улице фонарей с их облупленной старческими пятнами краской скрипели, но всё же держались. Металлическими петлями они цеплялись за воспоминания прошлых лет, шаркая перед обитателями древних построек своими створками.
Как взъерошенный воробей, я сидел на лавочке двора старого дома чужого города, глядя сквозь стены и окна
— В Москве, наверное, сейчас солнечно, — думал  я.
 Голову сжимало звенящей пустотой.
— Сколько я здесь сижу?
Мой взгляд упал на старые двери с вопросом,
— Из какой я вышел ? Не помню. Нужно бросать пить.

Дождь практически закончился.
Я не сложил зонт, наверное думал, что дождь вновь начнется, а может быть просто защищался им от порывов ветра.
Мой тонкий пиджак немного промок и не приятно лип к продрогшему телу. Голова трещала от практически бессонной ночи.

Ночной клуб. Я с ребятами сажусь в такси — последнее, что всплывало в моей памяти.
Поднявшись с лавки, решил идти. Перепрыгивая через лужи мокрого асфальта, с этим дурацким зонтом был похож на Оле-Лукое. Только у него их было два — один открывал другой держал подмышкой. Но огромных, по крайней  мере, так мне казалось в детстве.
Для сравнения я посмотрел на свой.
Он оказался оказался женским, чёрного цвета, матерчатый,почему-то с деревянной ручкой и такими-же деревянными спицами.
— Откуда?, — подумал я, и тут-же ощутил не понятный, запах, исходящий от него.
Такой сладко-приторный с горчинкой, то ли моченных яблок, то ли аммиака. Тот затхлый запах, что стоит в долго закрытых квартирах старых одиноких людей, захламленной избытком не нужных вещей, и дорогих, как память прошедших дней пылящихся раритетов, с их присущей преклонному возрасту неряшливостью.
С брезгливостью я передёрнул шеей и продолжил идти, на ходу вспоминая события минувшей ночи. Было зябко. Я засунул руку в карман и тут-же почувствовал округлый холод не известного мне металлического предмета.
Разжав, кулак я увидел старинный серебряный кулон, обрамленный кружевной филигранью в форме сердца.
На одной стороне была выгравирована буква Ш в завитушках, на другой М.
Эти витиеватые буквы были так похожи, что перевернув кулон их не возможно было различить. На моей раскрытой ладони лежал ребус, который мне предстояло разгадать.
Вновь пошёл дождь, очевидно он взбодрил меня — в голове начали возникать воспоминания.
Из развлекающихся в ночном клубе нашей вчерашней компании был знакомый моего друга, риелтор Максим.
В разгаре веселья, он упомянул о одиноких стариках, коротающих свой век в квартирах исторических архитектурных  построек старого города.
А сейчас, я выбежал из такого парадного и иду по одной из этих улиц.

Поздней ночью, мы вышли из клуба, продолжал  вспоминать я.
Сели в такси. Приехали в какую-то квартиру дома дореволюционной постройки.
Максим ещё долго не мог попасть в замочную скважину ключом.
Помню плотный застоявшийся запах, резко ударивший в нос из открывшейся двери.
Стены с выцветшими обоями.
Висящие на них пожелтевшие от времени фотографии с изображениями двух молодых девушек в разный период времени.
И яркий-яркий свет в окне от уличных фонарей.
Дальше провал ...
Я стал раскручивать клубок воспоминаний — увидел силуэт двух аккуратных с виду старушек, с зачесанными в причёску волосами и белыми кружевными воротничками.
Я помню их тихий с интеллигентными нотками голос. Одна обращалась к другой,
— Шерочка, сходи вниз к фонарщику. Он снова позабыл отключить фонари.
— Конечно, Машерочка , отвечала другая,
Вот только поставлю чай, и сразу пойду.
В кармане перекатывался медальон.
В голове  почему-то сразу нарисовался роман Достоевского с его Раскольниковым.
И мысль...
— Да, ну ... Я не мог.
— Тогда почему я был в этой квартире один? Где все ?
— Медальон, зонт . Бред!
Мои мрачные мысли прервал дребезжащий в кармане телефон.
Звонил Игорь, мой друг с которым мы вчера туссили.
— Ты где, дружище?, — вопрошал он .
— Мы проснулись, а тебя нет. Макс беспокоится.
— Как мы там оказались?, — спросил я
— Максим приехал в клуб после показа квартиры покупателям. Ключи  у него оказались с собой.
После закрытия клуба мы решили продолжить. Максим предложил воспользоваться ближайшей локацией.Он знал старушку, помогал ей оформить завещание, пока та ещё была жива.
— Так что её убили?, — не соображая пробормотал я.
— Почему сразу убили.
— Умерла она шесть месяцев назад, через неделю после смерти своей неразлучной подруги, по Александровской гимназии.
Они никогда не разлучались. Детство, юность, блокадный Ленинград..
В последние годы, съехались, так и прожили вместе оставшиеся дни.
Ну, Макс тебе вчера рассказывал. Не помнишь, что-ли? Им обеим уже под сто было.  Шерочка с Машерочкой. А в последнее время у Шеры помутился рассудок и она впала в забытиё, оказавшись в этом состоянии в Петрограде с фонарщиками, по ночам тушившим  фонари.
 Машер ухаживала за ней.
— Помнишь? Макс рассказывал тебе, эту историю когда ты крутил в руках кулон с их инициалами, лёжа на её диване.
— Кстати верни, его. Он обещал Шер некоторые вещи, в том числе и кулон отдать в  исторический музей, а не дальним родственникам.
Надеюсь ты его не потерял ?
— А вы, где были?, спросил я
 — Мы с Максом, уже под утро упали на кровать в  другой комнате. Проснувшись вышли, а тебя нет. Подумали ты за пивом. Но как-то рано.Вот решил набрать тебя.

Значит я заснул на старом диване под красочный рассказ Макса, и моё алкогольное опьянение добавило моему воображению явной визуализации старушек. Яркий свет фонарного столба за окном дожал своим эффектом реальности. Ну и ну!    
Получается проснувшись в чужой затхлой квартире я огляделся по сторонам и не раздумывая рванул из неё, по инерции прихватив зонтик в прихожей.
Крепко сжимая в кулаке нагретый от моего тепла кулон, уже умиротворенно, я шагал по старой улице Питера.
Глядя на погасшие фонари сквозь мелкий дождь я то-ли повторял, то -ли напевал на французский манер cher, ma ch;rе, в глубине души завидуя тем двум старушкам с одной большой любовью.
9.06.2020

Значение имён Шерочка, Машерочка .
Так называют тех, кто практически неразлучен друг с другом.
В прошлом, французский язык считался верхом совершенства словесного искусства. Обращения «mon cher» (мой дорогой) и «ma cherie» (моя дорогая) в кругу благородных девиц.