Марш победителей

К вечеру Василию Ивановичу Ермолаеву стало хуже. Если днём он боль худо-бедно терпел, то с началом сумерек в груди стало резать и жечь, будто какая-то невидимая злая сила разрывала на части его многострадальное сердце. Прибывшая по вызову «скорая» увезла старика в больницу. Не первый год лечивший Ермолаева врач-кардиолог Николай Владимирович Погуляв осмотрел больного, а затем присел рядом с ним на кровать и, нащупывая пульс, взял его за руку.
– Ну что это вы, Василий Иванович, вчера День Победы отпраздновали, а сегодня на больничную кровать угодили?
– Да вот, Николай Владимирович, сердце опять прихватило, –  пожаловался ветеран, – у меня же осколок под ним, подарок от фашистов.
–  Знаю я, что у вас осколок под сердцем, знаю. Мы вам предлагаем операцию, но вы же не соглашаетесь.
–  Да нет, Николай Владимирович, теперь уже ни к чему. Раньше меня этот осколок не беспокоил, а теперь я очень стар, боюсь, не вынесу операцию.
–  Ну тогда, Василий Иванович, будем лечиться, –  произнёс доктор. –  Поделаем укольчики, поставим капельницы, а вам – полный покой. Все тревоги и волнения – прочь! Одолеем мы с вами, Василий Иванович, этот осколок, одолеем!
«Милый ты мой доктор Николай Владимирович! Разве дело в моём осколке? Осколок что? Так – фашистская метка! – мысленно начал рассуждать Ермолаев, когда доктор вышел из палаты. – Страшнее другие осколки: злоба людская, ненависть, жадность, подлость. Все эти пороки и разорвали сердца некоторых людей на мелкие бездушные фрагменты, которые никакой хирург не соберёт воедино, не удалит их из очерствевшей человеческой души. И откуда столько ненависти, особенно к нам – старикам?! Ни милосердия тебе, ни сострадания. Живут, будто сами стареть не собираются. Вот и этот случай: взяли и обидели! Да что там обидели – оскорбили до глубины души! А за что?! За то, что о своих правах осмелился напомнить; о тех правах, что честно заслужил, пройдя нелёгкий путь по огненным фронтовым  дорогам!».  Василий Иванович вновь, в который раз, вспомнил о пережитом унижении…

Накануне празднования Дня Победы он получил поздравительную открытку, да не от кого-нибудь, а от самого президента России! В своём послании президент благодарил старого солдата за ратный труд. Василий Иванович очень обрадовался посланию, даже решил написать президенту ответное письмо и поблагодарить его за то, что решая важные государственные дела, он нашёл-таки время для поздравления простого солдата Ивана Ермолаева. 
– Ты, если письмо президенту писать-то будешь, не забудь написать, что пенсии у нас маленькие, пусть немножко добавит, а то хочется иногда колбасы купить, а не на что, – говорили ему старики-пенсионеры во дворе дома.
– Небось, не знает, что у нас такие пенсии маленькие, небось, обманывают его там, в кремле-то! 
А ещё Василий Иванович получил приглашение в городской Дом культуры на празднование Дня Победы.
Девятого мая он проснулся рано. Достал из шкафа новый, как он его называл, «парадный» пиджак с прикреплёнными к нему боевыми наградами, надел свежую рубашку, повязал галстук, побрызгался в честь праздника одеколоном и вышел на улицу. День выдался тёплым и солнечным. Знакомая улица встречала ветерана поклонами веток берёз и лип, щебетанием птиц и ласковым весенним солнцем. На площади у здания Дома культуры Василий Иванович повстречался и с другими ветеранами, одни из них были одеты в военную форму – это ветераны-офицеры,  а другие, как и он, в штатском, но  все при медалях и орденах.
– А что же музыка-то не играет? – спросил Василий Иванович у одного из них.
–  А кто её знает?! –  пожал тот плечами.
– Я люблю, когда военная музыка играет, особенно мне нравится «Марш Победителей», – проговорил Василий Иванович. – Я под звуки этого марша всегда вспоминаю своих боевых товарищей, освобождение городов, последний свой бой вспоминаю. Мы тогда в Берлине почти у стен рейхстага стояли, когда меня ранило, а командир нашего батальона, Герой Советского Союза майор Новиков, погиб. А ещё помню…
Василий Иванович не договорил, его перебила вышедшая из дверей Дома культуры женщина и всех ветеранов пригласила в зрительный зал. После поздравления главой городской администрации в зале прозвучали песни военных лет в исполнении участников художественной самодеятельности, а затем всех пригласили в буфет, где ветеранов ждал праздничный обед с традиционными фронтовыми ста граммами водки. За разговорами и воспоминаниями о суровых фронтовых буднях время пролетело незаметно и, как бы ни хотелось расходиться, все потянулись к выходу. 
На следующий день Василий Иванович решил съездить в гости к дочери, жившей с семьёй в областном городе. На автовокзале он сел в полупустой автобус и отправился в путь. Вскоре выехали за город и, работавшая в салоне автобуса кондуктор, начала обилечивать пассажиров. Василий Иванович предъявил удостоверение участника войны.
–  У нас удостоверения не действуют, –  спокойно, даже не взглянув в книжечку, проговорила кондуктор.
–  Это почему же? – спросил Василий Иванович.
–  У нас рейс коммерческий.
–  Как понять – коммерческий?
–  Коммерческий – это значит без льгот.
–  Я участник войны и имею право на бесплатный проезд.
–  Я же вам объясняю, что у нас рейс коммерческий!
– Не пойму я, как это – коммерческий? Почему я не могу этим автобусом бесплатно ехать? – всё никак не мог понять Василий Иванович.
–  Хватит задавать мне лишние вопросы! – вдруг сорвалась на крик кондуктор. – Плати за билет или выходи из автобуса! – перешла она на «ты».
–  Ты, дочка, не шуми, а лучше объясни мне, старику, почему мне бесплатно ехать нельзя? Уж никак я понять не могу.
–  Я уже объяснила, что этот рейс коммерческий! Мне некогда стоять и каждому объяснять. Я перед отправлением всем объявила.
–  Я не слышал.
    –  Дома нужно сидеть, если глухой! Будешь платить за проезд?
Василий Иванович полез было за деньгами в карман, но вспомнил, что кошелёк-то он в «парадном» пиджаке забыл.
–  Наверное, не буду, – смущённо улыбнулся он.
–  А он ещё сидит и смеётся над нами! –  в гневе произнесла кондуктор. – Валера, останови автобус! Будем стоять, пока этот не заплатит за проезд! –  указала она на Ермолаева.
Водитель Валера остановил автобус, заглушил двигатель, закурил и включил радио, звучала музыка военных лет. Полная женщина что-то шептала малышу на ухо, и тот беззаботно улыбался, интеллигент в галстуке читал газету, толстый молодой человек нервно посматривал на часы, остальные пассажиры безучастно смотрели в окно.
–  Ну что, так и будем стоять? – наконец-то не выдержал толстяк.
–  Будем, пока старик не заплатит, –  твёрдо заявила кондуктор.
–  Дед, давай плати, мне некогда, я опаздываю, – толстяк взглянул на Василия Ивановича недобрым взглядом.
–  Понимаете, так получилось, что я забыл взять с собой деньги.
–  А если денег нет, нужно было ждать льготный автобус, а не садиться в коммерческий! – произнесла кондуктор. – Выходи из автобуса!
– Дык, куда же выходить-то посередь дороги?
–  Дед выходи отсюда, что мы из-за тебя стоять будем? – не выдержал водитель автобуса Валерий. – Я план не сделаю, а мне тоже семью кормить надо, привыкли тут своими удостоверениями трясти!
– Мужчина, ну что вы в самом-то деле всех задерживаете? – недовольно проговорила молодая женщина с ярко накрашенными губами. –  Нам же всем ехать надо!
–  Дед, а ну давай-ка на выход с вещами! – покраснел от гнева толстяк.
Под недовольными и гневными взглядами Василий Иванович как-то робко, по-черепашьи втянул голову в плечи, как никогда не втягивал даже на фронте под пулями и, обращаясь ко всем, тихо произнёс:
–  Довезите хотя бы до следующей остановки.
–  Выходи из автобуса! – прикрикнул водитель. – Тут до остановки осталось несколько метров, дойдёшь. Я что так и буду через каждые десять метров останавливаться?!
Не помня себя от обиды и стыда, Василий Иванович вышел из автобуса. Как в насмешку над ним, в это время по радио звучал его любимый «Марш Победителей». Боль в груди он почувствовал сразу после того, как уехал автобус. В газах у него потемнело, к горлу мешая дышать, подкатился ком, ноги сделались ватными. «Только бы не упасть, только бы не упасть, во что бы то ни стало нужно дойти», – решил он и, останавливаясь отдышаться при каждом шаге, побрёл в сторону остановки. Мимо проносились автомашины, водителям которых не было никакого дела до медленно идущего вдоль дороги старика. Дойдя до остановки, Василий Иванович опустился на корточки, прислонился спиной к грязному, заляпанному объявлениями остановочному павильону и опустил голову, но боль в груди не проходила, а наоборот, усиливалась.
– Что, дедок, видать после вчерашнего праздника уже успел опохмелиться? – услышал Василий Иванович мужской голос. Он поднял голову, перед ним стоял и улыбался парень.
–  Сердце, – почти простонал ветеран, – сердце… вызови скорую помощь.
  Парень ещё какое-то время смотрел на скорчившуюся фигуру старика, а затем выскочил на дорогу и отчаянно замахал руками, останавливая все подряд, проезжающие мимо машины. Вскоре остановилось такси. Водитель мельком взглянул на старика и повернулся к парню:
–  Полтинник до города.
–  Да ты что ошалел?! – возмутился тот. –  Тут до города ехать десять минут.
–  Мы пьяных не возим. Или полтинник, или я поехал!
–  Да он не пьяный, у него сердце прихватило, наверно.
–  Я отдам, – простонал Василий Иванович, – поехали ко мне домой, там жена, сын, сноха – они отдадут…

В палату, стараясь не шуметь, вошла медсестра. Разложила на тумбочки для больных лекарство и, проверив у Василия Ивановича капельницу, вышла. «А кондукторша-то совсем ещё девчонка, да и водитель тоже парень молодой. Откуда же у них столько злобы? Когда же в их душах успело столько ненависти накопиться? А толстый готов был меня из автобуса силой вышвырнуть. И вышвырнул бы. На глазах у всех вышвырнул бы, и никто ему слова не сказал бы! – размышлял Василий Иванович. – Вот жизнь-то наступила какая?! Разве мы тогда в окопах могли подумать, что вот так с нами, фронтовиками, обращаться будут? Думали: вот разобьём фрица, вернёмся домой, и жизнь другая наступит, а оно – вона как! Совсем молодёжь испортилась: деньги, жестокость, разврат. Да там что – молодёжь?! Взрослые, пожилые люди, и те туда же! Вся жизнь звериной стала! А молодёжь что осуждать?! Что посеяли, то и пожинаем! Неужели и внуки мои такие же жестокие растут? Неужели и у них вместо сердец холодные осколки в груди?! Нет, нет! Я не хочу! Я не хочу даже думать об этом! Не верю, что они вот так со стариками поступить смогут! А если смогут?! Тогда лучше не жить; тогда лучше бы меня в Берлине вместо майора Новикова миной разорвало». Василий Иванович тяжело вздохнул и, как-то неестественно запрокинув голову назад, закрыл глаза. Боль куда-то отступила, и на сердце у него вдруг сделалось легко, беззаботно и радостно…

Их стрелковая рота была прижата к земле шквальным пулемётно- миномётным огнём. Своё догорающее логово фашисты обороняли отчаянно. Мины с немецкой аккуратностью ложились одна к одной, то и дело, накрывая кого-нибудь из бойцов роты. Со второго этажа почти не потревоженного войной здания роту в буквальном смысле слова косил немецкий пулемётчик. Сержант Ермолаев по-пластунски добрался до остова сгоревшего немецкого автомобиля и, укрывшись за чёрными от копоти дисками колёс, стал вести прицельный огонь из автомата по немецкому пулемётчику. Но застилавший всю берлинскую улицу чёрный дым лез в глаза и не давал никакого шанса на попадание. Рядом, за останками развороченной взрывом пушки, за  какими-то горящими балками и брёвнами, залегли бойцы во главе с командиром роты лейтенантом Воронцовым. Лязгая гусеницами подъехал наш танк. За его бронёй укрылась и вела огонь часть бойцов во главе с комбатом Героем Советского Союза майором Новиковым.
–  Воронцов! Чего лежишь?! Уводи бойцов из-под миномётного огня! –  пытаясь перекричать грохот выстрелов, приказал комбат.
–  Не могу, товарищ майор, слева немецкий пулемётчик не даёт! – не поднимая головы, прокричал в ответ Воронцов.
–  Лейтенант! Поднимай роту, говорю! Уводи бойцов в укрытие! – срывая голос, закричал Новиков.
          Подняв столб пыли и выпустив из ствола сноп пламени, выстрелил танк, и немецкий пулемётчик вместе с потолочным перекрытием и кирпичной кладкой рухнул вниз. В это время из-за угла полуразрушенного здания выскочил немецкий фаустник и выстрелом разорвал танковую гусеницу. Второй выстрел он сделать не успел, попав под автоматный огонь Василия Ермолаева. Из приоткрывшегося такового люка показалось черное от копоти лицо танкиста.
–  Пехота! – крикнул он, обращаясь к комбату. –  Впереди фаустники! Надо их выбить, а то они меня сожгут!
Подняв бойцов в атаку, комбат Новиков повёл их на вражеские позиции. Отстреливающиеся гитлеровцы вскоре не выдержали натиск и начали отступать, и в это время, когда исход боя был фактически решён, рядом с комбатом Новиковым разорвалась вражеская мина. Шедшего рядом с ним в атаку Ермолаева взрывной волной подняло в воздух и с силой бросило на берлинскую брусчатку. Василий попытался подняться, но огнём обожгло грудь, и гимнастёрка моментально набухла тёплой и липкой жидкостью. В глазах у него потемнело, и наступила полнейшая тишина…
Вдруг откуда-то издалека, сначала тихо, а затем всё громче и громче зазвучал «Марш Победителей». Из яркого солнечного света вышел строй солдат и, чеканя шаг, промаршировал по мостовой.
Василий Иванович Ермолаев толкнул шедшего рядом с собой в строю солдата.
–  А вчера, на День Победы, «Марш Победителей» не звучал, скучно было.
–  Зато сегодня весело звучит, –  улыбнулся солдат.
– Сашка?! Ты?! – удивился и обрадовался встрече Василий Иванович. – Тебя же в Белоруссии во время рукопашной схватки фриц штыком заколол?!
Сашка шёл и улыбался, а изумлённый Василий Иванович повернулся к другому солдату.
–  Алексей?! – вновь удивился он. –  А ты как здесь оказался? В тебя гитлеровец под Бобруйском почти всю автоматную обойму разрядил!
–  Посмотри вперёд, Ермолай! – улыбаясь, проговорил Алексей.
Впереди, во главе солдатского строя, шёл командир батальона Герой Советского Союза майор Новиков; он, как и прежде вёл свой батальон.
Василий Иванович был счастлив! Он шёл в строю, а рядом с ним были его боевые товарищи. Под звуки марша победители шли туда, где разноцветными радужными огнями переливался победный салют, где ослепительно светило солнце и яркими алыми тюльпанами цвели сады; они шли в бессмертие…