В усадьбе на краю деревни 5

 «Чупакабра»

– Мурка, Мурка, чтоб тебя Чупакабра съела, – пожелав непростое будущее своей кошке, баба Галя повернула за угол сарая. Картина, увиденная ею на фоне заходящего за хромой забор солнца, ранила в самое сердце. Любимая внучка Иришка… курила. Сизый сигаретный дымок, вяло, как бы с ленцой, медленно поднимался от пухлых, красных от природы, а не от губнушки, внучкиных губ, и нехотя заплывал под шиферную крышу. «Еще и сарай спалит» – мелькнуло в голове, как вдруг на плечи свалилась загулявшая Мурка. – Ой! – схватившись за сердце, вскрикнула старушка, глядь, а внучки и кошки уже и след простыл.
Иришка сидела на диване и делала вид, что внимательно смотрит телевизор. – Когда это ты футболом стала интересоваться, – с усмешкой спросила мать, – идемте ужинать. Обе «виновницы торжества», сидели, наклонив головы в свои тарелки, и сосредоточенно жевали лапшу с домашним молоком, каждая опасалась начать первой непростой разговор. Ведь любили друг друга, уважали, и не хотели причинить боль, а главное обеим было стыдно. Внучке, за то, что курила, бабе, за то, что вроде подглядела. Иришкина мать, и соответственно бабкина дочка, что-то торопливо рассказывала, шумная втягивая в рот длинную лапшу, наверное, городские новости, но, увы, ее никто не слушал. Молчаливый поединок между бабулей и внучкой сильно затягивался, ситуация перерастала в критическую. Скорее всего, первой сдалась бы баба. Она начала б издалека подкатывать, совершенно с другой темы, потихоньку, как партизанка, но тут в дело вмешалась бабина дочка, неожиданно заметившая, что кроме нее в доме больше никто не разговаривает. – Эй, да, что с вами? – стрельнула в обеих глазами. – Чего надулись, поругались?
– Как у тебя на работе? – поспешно спросила Галина внучку, чтоб не подставиться самой и не сдать внучку.
– Никак – ответила за нее дочка. – Уволилась. Начальник, козел старый, приставать начал, подарки дарить. Вот Ирка и послала его…. Сидит сейчас дома, переживает. Даже курить начала. Совсем с ума сошла, – это уже дочке, – из-за каждого… психовать, нервов не хватит, найдем тебе работу. Отдыхай, дыши свежим воздухом, домашнего молочка попей, а то от своего никотина позеленела вся.
«Так мать в курсе» – почему-то обрадовалась баба Галя. «Ну, слава Богу!». Чего хорошего в том, что мать знает о курении, старая, не понимала и сама, но на душе стало легче. Она тайком подмигнула Иришка, та в ответ, и мир и порядок возвратились в Галинину хату.
– Ничего, – подумала Галина, – дочка права. Отдохнет Иришка, успокоиться, и курить бросит. А новую работу она найдет, умница она у меня, вся в деда покойного, царство ему небесное.
– Ну, ладно, идите, отдыхайте, – приказала баба, – я сама все приберу.
Сложив посуду в шкаф и убрав крошки со стола, присела на край табуретки, развязала косынку, примостила свою гуляку Мурку на коленях. Поглаживая густую кошачью спину, вдруг вспомнила про Чупакабру. – Не отдам я тебя лапочка моя, чудищу этому, – пообещала любимице Галина. И надо ж было кому придумать глупость такую, Чупакабра, фу ты ну ты.
По правде говоря, сплетням, про неведомою науке злобную страшилу, которая поедает всех животных и нападает на людей, баба Галя не верила. «Выдумки все это», – отмахивалась она от назойливых соседок, прибегающих к ней во двор рассказать о новых похождениях ночного разбойника. «Кому-то спьяну привиделось, а кто воровские дела свои этой неведомой зверюгой прикрывает. Вон, Надька самогонщица, тоже бегала по селу, как чокнутая, кричала, что две ее самые любимые курицы Чупакабра съела. Председатель даже в столицу звонить начал, чтоб телевидение приехало, а оказалось муж Надькин, Колька, несушек своей любовнице отнес, когда шел на ночь школу сторожить. Их с того дня и стали звать: Надьку – Чупой, Кольку – Кабуном.
А по жизни, если есть такие звери, то они не кур да кролей, а людей живьем едят. Вон, бывший Иришкин начальник, из той породы. Ой, Господи-и-и. Сколько ж их за последние время развелось - то. Как посмотришь… что не начальник то Чупакабра, настоящая.