САГА О ТАРЕ

Долгое время Леонид Борисович жил скучно. И даже не подозревал. Жена, дети, друзья, работа – не до скуки. Но не было необычного, того, что расцвечивает жизнь необычными цветами. Если вы подумали, что речь пойдет о любви на стороне, дальше не читайте.  Конечно, утомленный рутиной, Леонид Борисович иногда подумывал о подобных развлечениях. Но не препятствия морального характера сдерживали его, а опасения, что он будет застигнут, разоблачен, и поставлен к стенке. Отсюда вывод: Леониду Борисовичу не хватало приличного хобби. Какого-нибудь творческого занятия. 
Даже тесть говорил:
- Далась тебе эта работа? Никакого полета фантазии. И копейки. Люди уходят с инженеров, устраиваются охранниками. И заводят кроликов или нутрий. И дома всегда мясо есть. И от магазина не зависим.  Опять же шкурки. Иноземцевы, вон, с восьмого дома шапки шьют. Ты вон Аленку все в институт пихаешь заочницей.  Время тратить. Техникум у нее есть. Зачем больше? Диплом это на случай полета в космос. А на земле все схвачено.  Земли -  пятнадцать соток. Клеток можно еще набить. Поставить есть где. Травы по горло. Руки есть. было бы желание. Можем размахнуться получше Иноземцевых.
Теща и тесть в доме распределили обязанности. Теще - плита и огород. А тестю - кролики. И в этом тесть нашел свое призвание. Хобби. А когда хобби сочетается, если не с материальной выгодой, так с экономией, – это ценный сплав.  Кроликов было много. С десяток клеток стояли на заднем дворе. Дом в низине. Почва влажная. Травы по всяким неудобьям полно.  Так что кролики не голодали.
-  Кролики не голодают, а, следовательно, размножаются. А, следовательно, - рассуждал тесть, -  и мы с матерью не голодаем.  Правда, уже не размножаемся. А раз мы не размножаемся, а кролики размножаются, как кролики то наследникам, вам, горожанам, к праздничку подарочек, освежеванного кролика поднесем.
 И при каждом таком подношении тесть намекал Леониду Борисовичу, что нужно ему с инженерными грошами завязывать и переходить к семейному подряду. Но Леонид   Борисович никак не решался на столь резкий поворот. Зачем он тогда так упорно учился?
- А вот это резонный вопрос, - говорил тесть, - Кто спорит, учение свет. До определенного уровня. От  большого учения и рехнуться можно. Говорят, академики все с небольшим приветом.
 Как-то Леонид Борисович удивился такому постулату, на что получил ответ, что именно поэтому академики засекречены и отгорожены от нормальных, как Сахаров, чтобы никто из нормальных   людей этого не замечал. И не зря его лечили. Только не долечили.  А как Сахарова выпустили, сразу стало видно. Что ненормальный. Что руководство ни скажет, все ему не так.
   -  Учение - свет, - продолжал тесть, - Я и Аленке все время вколачивал учись, учись. Ну вот выучилась. Что толку?  Техникум имеет, а маляром работает. Вот ты какой-то там заумный институт закончил, а кем пашешь.
- Товарищи ученые доценты с кандидатами, замучались вы с иксами, запутались в нулях
- Вот именно, - соглашался тесть, не чувствуя иронии в словах зятя, - Твой академик шкурку с кролика не снимет. А ты?  Если человек в московском институте отучился, он должен при галстуке в белой сорочке ходить, а не в ватнике бегать. И не быть каждой дырке затычкой.
- Вот вы верно заметили. Во все дыры затычка. Я все оборудование знаю. 
  - А толку что? Вот ты английский учишь. Книги их читаешь. С одной стороны, похвально. Но что это в результате дает?
- Я могу детективы читать. На английском. Почти в подлиннике. Агату Кристи, например.
- Не знаю такого автора.
- Очень интересно.   Ее на русском почти не печатают. Раритет.
- Француз? Тоже дефективы пишет?
  -   Раритет - значит редкость. Вот попробуйте в магазине купить Агату Кристи.
- А мне и не надо.
  - Ну, вам не надо. А многие хотят.  Ее купить –  или на русском из-под прилавка или на английском. Это можно. Книжки специально для изучающих язык.  Но тогда нужно знать язык. Или изучать.  Я как-то купил себе сборник рассказов. На английском. Вот и изучаю дополнительно
- Ну что ж, с одной стороны, похвально, когда человек не останавливается на достигнутом, - говорил тесть, -  Только, скажи на милость, где тебе английский в жизни может пригодиться?  Только что детективы читать? Или ты в дипломаты метишь? Или в разведчики.  Там может сгодиться как язык наиболее вероятного противника.
- А может быть, тогда, китайский? - усмехнулся Леонид Борисович
- Может и китайский, - согласился тесть, - Только китайский учить тяжело. За всю жизнь не выучишь. У нас в деревне был паренек. Немецкий зубрил день и ночь. Погиб в войну. Не пригодился ему его немецкий. Вот так.
- Ну я погибать не собираюсь, - отвечал Леонид Борисович.
- Погибать, понятное дело, таким, как ты, никакой охоты. Не мы, которых половина под немцем легла. Кто из вашего поколения погибать станет?  Тут же под американцев ляжете, как политические проститутки.

 Как только тесть поминал про политических проституток, Леонид Борисович   замолкал. Дальше спорить было бессмысленно.
- Как ты только с такими взглядами институт в Москве закончил? Конспирировался?   Молчал в тряпочку?  Вот и молчи дальше. Это только у меня за столом ты можешь быть таким великоумным, и никто тебя к ответу не призовет, - говорил тесть, - Мой тебе совет: ты эти свои взгляды держи при себе. Времена суровые: противостояние двух систем.  А то пошлют не лесопилку.  Хочешь, чтобы Аленка передачи носила?
 
До передач дело не дошло. Времена изменились. Одним из признаков перемен стало то, что в Москве было решено вывести предприятие, где работал Леонид Борисович, на современный уровень, произвести реконструкцию, и для этого заказать импортное оборудование. Прислали на ознакомление чертежи и инструкции.  На английском и на русском.
Как фирма - поставщик набирала переводчиков, осталось их американской тайной. Но перевод был китайской грамотой. И тут выяснилось, что непосредственно на предприятии их же мало кому известный Леонид Борисович мудреные заграничные талмуды может перевести.  Больше месяца вечерами Леонид Борисович, забыв про жену и Агату Кристи, переводил зарубежные инструкции. И перевел так, со своими подробными пояснениями, что   даже директор, не профессионал в этой сфере, кое-что понял. И даже когда приехали товарищи из министерства не сидел на совещании свадебным генералом. И пошла Леониду Борисовичу везуха. И даже слава. Его зауважало руководство. И вот пришел его звездный час. Пожаловали американские специалисты –проектировщики. Со своим переводчиком. Леонида Борисовича позвали на совещание. И оказалось, не напрасно. Он многое мог растолковать на русском, то что американскому переводчику объяснить было сложно. И американцы это заметили. И руководство это отметило. Его вечерние труды премией обошли. Но, когда небольшую группу специалистов пригласили на завод - поставщик оборудования, в Америку, Леонид Борисович в эту группу избранных попал.  Потому что кто-то из группы должен все-таки кумекать 

- А я что говорил, - тесть вдруг прямо распустил перья, услышав эту новость, - Говорил тебе, учи, Леня язык. И видишь, я как в воду глядел. В Америку посылают. Доверие тебе оказывают. Лично я бы тебя с твоими взглядами не послы бы. Поскольку ты уже есть потенциальный перебежчик. А тебя посылают. Хотя, после такого серьезного вуза тебе бы пожизненно сидеть в закрытом городе и не вякать.
- Все чему меня учили, американцы давно уже знают, - сказал Леонид Борисович.
 - Ты только имей в виду: тебя будут стараться завербовать. Потому что они уже наверняка разнюхали, кто ты и где учился.  Ты им не нужен. Так через тебя могут выйти на твоих соучеников. Так разведка работает.  А знаешь, как вербуют? Через женский пол.  Подпоят, а потом своего агента подсунут. А потом шантажируют. Так что, ты там себе энное место хоть шнуром перевяжи, хоть булавкой заколи.
 

 Три недели провел Леонид Борисович по ту сторону земного шара.

 - Чего это? – спросил тесть, разглядывая непонятный зятев подарок.
-  Индейский тотем.
- Чего?
 - Тотем, это такой родовой символ, который как они считают обладает магическими силами.
- Совсем дикие? – удивился тесть.
- Это просто дань традиции. Но я купил потому, что он, кажется, из кроличьей шкурки.   
- Вот видишь, - победно произнес тесть, - Чего только люди из кролика ни делают. Даже до тотема додумались. А шапки у них из кролика шьют?
-   Шьют, наверное.
- Ушанки?
 - Как я увижу летом? А там, где я был, так вообще жара.
 - Вот если тебя осенью или зимой еще пошлют, присмотрись.
   Тотем как видно волшебным образом повлиял на тестя. Он больше не поднимал вопроса о том, чтобы зять бросил свое инженерство ради шапок.  Вероятно, ждал, когда зять увидит и оценит американские головные уборы. Надеялся, что зятя снова пошлют туда, уже поближе к холодам. Но ни осенью, ни зимой Леонида Борисовича в Америку не посылали.

  Руководство пару раз ездило. А Леониду Борисовичу присылали только документацию. 

 Почти параллельно тому, как в Москве решили, что с американцами можно иметь дело, было решено, что население имеет - таки право на землю. На шесть соток. И зашевелилось. Стали нарезать дачные участки. Предприятию, где работала жена Леонида Борисовича выделили участок. Леонид Борисович впрягся в новое для него занятие.  И засосала земля.
- Смотрю я на твое дачное рвение, - сказал тесть, - А смотрю я с марксистских позиций. Смотрю и чувствую, как Маркс был прав.  Вот ты у нас на огороде картоху окучивал без всякого интереса. Так по-человечески и не научился плевому делу. Потому что подходил к грядкам, как к чужой собственности. А как появилось свое, так тебя не оторвать.
- Так  на том участке мы почти ничего не сажаем. Там стройка. – сказал Леонид Борисович.
- А это не важно.  А важно, что Маркс был абсолютно прав. Частная собственность меняет человека. Перерождается человек.
- Так у вас ведь тоже дом. Вы тоже переродились?
- Да, переродился, но в положительную сторону. Сейчас пошла мода партбилеты сдавать. Так я его никогда не сдам. Я его лучше в землю закопаю. Потом последующие поколения найдут.

Больше о кроликах разговору не было. Тем более, что в одну из ночей, когда разразился проливной дождь, тестеву низину так затопило, что клетки поплыли, повалились. И почти все кролики погибли. И охоту к ним у тестя разом отшибло.  А у Леонида Борисовича, в это же самое время желание вывести дачу только прибавлялось. Тесть хоть и подтрунивал, напоминал о Марксе, но в общем стройку одобрял.  Даже дал досок на то, чтобы Леонид Борисович сбил себе нечто среднее между шалашом и времянкой. Дождь переждать, а то и заночевать по теплоте.
- Вот приеду я к тебе на дачу, - мечтал тесть за кружкой чая, - Сядем мы с тобой на крыльце выпьем чаю, да поговорим ладком. Если, конечно, доживу.
- Доживете, - заверял Леонид Борисович.
- Да тебе там пахать и пахать. Денег то у тебя нет. И потом, может, ты меня с дачи и погонишь.  Загордишься, заважничаешь. Скажешь, я только по-американски тут разговариваю.
 Леонид Борисович понимал, что до того момента, чтобы важничать, как до Луны.  Ему, как абсолютному горожанину, стройка давалась тяжело.  Все этапы строительства он познавал с нуля.  У его родителей дачи не было. У знакомых его родителей дач не было.
В то время по дачному признаку можно было разбить людей на несколько категорий: с хорошими дачами, с плохими дачами и без дач. Долгое время Леонид Борисович принадлежал к третьей категории. И даже когда им нарезали участок, он еще очень долго был таковым. Фактически бездачным. Из великой армии строящихся. Тех мучеников, что костьми ложатся на стройплощадке, но   до того, чтобы бросить кости под крышей – дело никак не доходит.
По тому, кто как строит дачу, люди делятся на несколько категории. Вне категорий,  это те у кого госдачи. Но таких ищи среди москвичей. Категория пониже, это те, у кого достаточно денег, чтобы, построив дом, пальцем о палец не ударить, а если посетить стройку, то посмотреть да раздолбать. Леонид Борисович стоял на ступеньку ниже. Стройматериалы сам покупал, шабашников сам нанимал. Но в отличие от той категории, что ниже его, он кое-какой стройматериал мог выписать из отходов на своем предприятии. 
В стране не было безотходных производств. И слава богу. На его предприятии отходы, которые сгодились бы на строительство дачи, имелись, приберегались. Не каждый работник, конечно, мог себе такое выписать.  Леонид Борисович мог. Все срослось. Стаж работы и авторитет с одной стороны и потребность в стройматериалах с другой. И ему шли навстречу.
  Цех под новые американские узлы должны были возвести там, где стояли операторные.  Здания развалили.  Бахнули ковшом экскаватора. И вывезли обломки стен. Ломать не строить. Кирпича на три дачи бы хватило. Но обломки приберегли, сгрузили в дальний угол заводской территории у забора. Многие строились. Тут Леонид Борисович и подсуетился. Выписал, - несколько самосвалов обломков, загрузил экскаватором и отвез на дачу. И отходы кирпича, и транспорт он оплатил в бухгалтерии, чтобы никто не прикопался. Водителям и экскаваторщику, заводским,  по бутылке. Как положено.  А потом по выходным он приезжал на участок и заточенным, как зубило, ломиком разбивал стены на кирпичики.
Он сам вырыл фундамент.  Не надломился. Силенка осталась. Четыре полосы под четырьмя стенами - это четыре окопа в полный профиль.  Вполне одолимо.  Для заливки фундамента и возведения стен нашел шабашников.
 И потихоньку вырос домик. И Леонид Борисович стал уже без пяти минут домовладельцем. Паять минут - это крыша. А крыша за пять минут не делается. Потому что материал дорогой. 
И тут такая удача. Как говорится, дорога ложка к обеду. Завезли то самое американское оборудование, инструкции к которому он переводил.  Американцы подошли к транспортировке серьезно. Технологические узлы окантовали толстыми, длинными пяти - шестиметровыми балками, - по длине технологического узла, -  раскрепленными многочисленными распорками. Дерево загляденье. Ровный, гладкий брус. Хоть сейчас на мауэрлат, и на стропила.
 К первому технологическому узлу монтажники подошли как вандалы. Просто пиляли балки бензопилой где придется. Ломать не строить. Пришлось Леониду Борисовичу сделать разъяснения, и дать бутылку, другую, чтобы пилили не по центру балки, а у края. Так, чтобы будущие стропила оставались длинными. Когда попилили и другие узлы, дерева, после бутылки, отпиленного, как положено, оказалось так много, что не одному Леониду Борисовичу хватило.
Выписал он себе пару машин, по цене бросовой тары. Договорился с водителем за хороший бутыльборд. И повез их в дом к тестю в пригород.  Сгрузили у его ворот.
 Почему не сразу на дачу? А потому, что к балкам оставались прибиты распорки. Да прибиты на совесть. Через металлические оцинкованные платины. Гвоздарями почти с палец толщиной.  И повозиться, чтобы довести доски до ума, предстояло порядочно. Леонид Борисович запланировал несколько следующих выходных посвятить подготовке балок. Прямо во дворе у тестя. Так проще, чем таскаться на дачу.  А к тому же вываливать доски на пятачок у тестевых ворот - это не впервой.
Тесть как ветеран лесопилки периодически покупал на бывшем месте работы отходы. По дешевке. Обрезки, некондицию. Разбитую тару. В хозяйстве все нужно.   Хотя бы на баню.
Ему, как заслуженному работнику, шли навстречу. В кузов с отходами укладывали на дно штук двадцать нормальных досок. Кондицию. Тестевы машины сгружались на пятачке перед воротами. А поскольку тестю в его возрасте таскать непросто, Леонид Борисович приходил выходные и помогал. Под руководством тестя сортировал привезенное. Выходила теща и выбирала штук десять досок получше. Их полагалось сложить отдельно на чердаке.  Гробовые, как она говорила.
- Зачем, - удивлялся Леонид Борисович, - Вам еще до гроба далеко. А потом, горб не спутник, как-нибудь сколотят.
- А мне не нужно как-нибудь. Люди придут хоронить. Смотреть будут. Не хочу, чтобы Петя краснел перед людьми.
Леонид Борисович приставлял лестницу к стене дома и отправлял на чердак доски, выбранные тещей. Но жизнь брала свое.  Когда возвращался с сибирской вахты Николай, брат жены Леонида Борисовича, он после того, как немого отходил от Сибири и от последующего расслабона, вновь брался за свой долгострой, а кроме того выполнял и у родителей работы по дому. Так что понемногу весь запас досок уходил. И гробовые шли расход. И при каждом завозе теща откладывала новый запас.
Именно на облюбованный тестем пятачок у ворот Леонид Борисович и сгрузил американское добро. И была оно совсем не таким, как с тестевой лесопилки, гладким и подозрительно темноватым. Явно не сосна.  Имелась и доска.
- Это что за порода такая? -  поинтересовался тесть, глядя как Леонид Борисович сгружает доски.
- Вам виднее, - пожал плечами Леонид Борисович. Уж кому как не тестю знать породы деревьев
-  Да вот не пойму. Сосна не сосна. Потемнее.  Это ж откуда добро.
- Упаковка с оборудования.
 - Не наша, как погляжу, - догадаться было не сложно, на балках были надписи на английском.
-  Американская. С того оборудования, по поводу которого я ездил в Америку.  Помните?
-   Цвет странный.
-  Пропитка, наверное, - сказал Леонид Борисович, - Хотя не пахнет.
-  Пропитка?  А что тут написано? Вон посередине
-  Вот тут написан вес. А это, наверное, какие- то указания для монтажников.
- Так что, ты прочитать не можешь?
 - Что я все на свете знаю?
 - Вот как, -  разочарованно протянул тесть, помолчал, мрачнея, - Не знаешь, что тут написано, а сгружаешь мне под воротами. Понимаешь, чем это пахнет?
- Да вроде ничем.
 - Ничем! Это, брат, Сибирью может пахнуть. А вдруг тут антисоветчина написана. Американцы ведь знали, куда это отправят. Вот могли и написать всякие провокационные призывы. Мы уже это проходили. У нас в войну немцы с самолета листовки разбрасывали. Это получается, что прямо перед домом неизвестно что лежит, неизвестно, что, написано, а люди ходят, смотрят.  А если кто прочитает? 
- И что же он прочитает? – усмехнулся Леонид Борисович.
- А ты не воображай, что ты образованнее всех. Найдутся люди. Может кто и прочитает. Вон у нас на соседней улице учительница английского языка живет. Очень образованная женщина. Она Аленку еще учила.
- Оно и видно, что Аленка в английском дуб дубом, - сказал Леонид Борисович, - Так что, за учительницу не бойтесь. Не прочитает.
- А может кто другой прочитает.
 - А как же у вас в комнате тотем висит? Это не страшно? 
  Тотем висел в гостиной на видном месте. И тесть частенько рассказывал гостям о первобытных понятиях американцев.
-  Так то, тотем, -  сказал тесть, -  Его не всякий видит.  На нем никаких букв нет. А тут перед всем честным миром целая гора с неизвестными надписями. И даже ты не знаешь, что там написано. А что могут написать американцы, известно. Ничего хорошего не напишут. 
Американцев тесть не жаловал. И ничего хорошего от них не ожидал. Он был знаком с ними по газетам и колорадскому жуку. Газеты он читал ежедневно. С жуком приходилось вести затяжную многолетнюю борьбу, ходить по грядкам, снимать жучков с картофельных листьев, кидать в банку с керосином.  И всякий раз тесть повторял, что американцы намеренно заслали на нашу землю это насекомое. 
И вот теперь помимо колорадского жучка получай подарок - на въезде в дом доски потенциального противника с неизвестными надписями.

- Ты, вот что, приходи вечером, - предложил тесть компромисс, - Перетащишь вовнутрь участка. А то каждый встречный поперечный видит. И у каждого вопрос возникает: откуда этакий бутерброд. Меня тут все знают. Сосед Иван Александрович в органах служил. Видишь почтовый ящик? Почтальон завтра с «Правдой», придет. А тут до ящика не доберешься. А почтальон - кому газету, а кому и телеграмму. С людьми общается. И вот скажет, что у Петра Иваныча доски американские сложены.   Что мне потом людям ответить?
Леонид Борисович понял тестя. Перетаскивать доски ему не впервой. Приехал после работы.  Работал допоздна. Перетащил бруски подальше во двор.
В субботу он пришел на демонтаж. Оказалось, что габаритов тестева гвоздодера маловато. Гвозди здоровенные. Пришлось работать с подкладками. И на это времени и труда уходило больше.   
Тесть изредка выходил из дому поглядеть на зятевы потуги.
- Как специально черти, сколотили, - посочувствовал он, - Мало им, что гвозди здоровущие, так еще не гладкие, винтом закрутили. Как нарочно. Зачем это им?
- Вам виднее. Вы ведь по древу специалист.
- Да говорю же, что никогда такого не видал. Или они гладкому гвоздю не доверяют? Боятся, что вылезет? Или специально для русских такой сюрприз приготовили.
- Не знаю, - сказал Леонид Борисович, - Возможно, у них древесина такая, что гладкий гвоздь может плохо держать.
- Вот и пойми их. Сказано, подлый народ. Крученый.  Со всякими заковырками, вывертами.

Когда Леонид Борисович пришел продолжить работу в следующие выходные, увидел, что тесть за это время не сидел без дела.  Часть некогда сбитых брусков уже была отделена друг от друга. Длинные лежали отдельно от коротких. Доски отдельно от бруса. Отдельно блестели кучкой крепежные пластины. Гвоздей набралось два ведра. Тесть поработал.
- Я же не то, что некоторые, - заметил тесть, с гордостью за свои достижения, - Мне на их крученность положить. Клин да кувалда все одолеют.  У меня еще со старых времен клин железный. Гладкий. В любую щель загонишь. Вот и все что надо. А времени у пенсионера достаточно. Ну а гвоздодер большой у Ивана одолжил. Он, кстати, советует, что про эти доски стоит органы предупредить.
- Ему все враги мерещатся.
- Ишь, смелый, - сказал тесть, - Становись-ка на стахановскую вахту. Приезжай вечерами на доску. Да я тебе помогу. Сложим за три-четыре дня. Накроем толем, и от дождя, и от людей.  Чтобы не светило.
-  Прекрасно, - обрадовался Леонид Борисович, - Спасибо, если поможете.
 - Что спасибо? - улыбнулся тесть, -  Тут дерева не то, что на крышу, и крыльцо сбить хватит.  И Николаю, может, останется. Вот приеду я к тебе на дачу.   Сядем на крыльце чаю попить.  А дерево какое! Плотное. Гвоздь не отдает. Явно пропитано чем-то. Подарочек для русских.
-  Не подарочек, - сказал Леонид Борисович, - Просто пока оборудование до нас доплывет. Океан, волны, солнце, дождь, снег.
- Вот я матери и говорю, что пропитана. Чем –неизвестно. Она тут повадилась досок себе на гроб отложить. Сильно они ей, гладкие, понравились. Никакого сознания.  А я ей говорю они же пропитаны. Что это за гроб выйдет?
- Так выйдет еще лучше, - усмехнулся Леонид Борисович, - Нетленный гроб. Мертвому то какая разница в каком лежать?
 - Мертвому ладно, - сказал тесть, - Да ты гляди, осторожней. Американцы ее явно какой-нибудь отравой пропитали. А ты ее на крышу. Дышать этим будете. Может быть специально таким ядом пропитали, что и загнешься потом. Не натурально загнешься, а как мужчина загнешься.  Я про такое слышал. И будет у тебя крыша на даче, и крышка тебе как мужику. Я на что стар, и то себя как мужчина еще уважаю. А им только дай нашего человека травить. Я вон поработал, чувствую: организм сигналит. Что-то не то.
- Все нормально. Все уже выветрилось, - сказал Леонид Борисович.
-  Выветрилось. От нашей сосны запах вдохновляющий. А тут близко такого нет.

 Понемногу весь запас бруса был переработан. Осталось выписать на службе на день машину и перевезти все это на дачу.
Долго Леонид Борисович ждал, когда подвернется свободный грузовик. А вот ливень он не предусмотрел. Всю округу у  тестева дома  подтопило. Нужно сказать, топило их уже лет пять. Об этом он и забыл.
  Прежде вода с бугров свободно стекала в речку. А лет пять назад обновили шоссе, идущее в город и дорожное полотно, подняли аж на полметра. Трубы ливневки, которые проложили под дорогой, при дождях забивались ветками и мусором.  Вода поднималась на те полметра, на которые нарастили дорогу. И дворы, и огороды частных домовладений скрывались под водой. Целый район на день-два отрезало от большой земли.  Выйти можно было только в забродах. Все, что накопили местные туалеты, плавало. Вода заходила и в подвалы. Еще сантиметров десять и появилась бы в комнатах. Но этого не случалось потому, что уровень полов был выше дороги. И вода перетекала по асфальту.
 Тесть и теща пережидали такие дни стоически. Почти не выходили. Туалетом им служило ведро на крыльце.  А когда вода спадала хозяева выходили считать потери. Огород, конечно, страдал. Но, с другой стороны, на грядках оседал благородный ил вместе с не благородными, но полезными для урожая фекалиями.
 Но в этот раз возникли осложнения. Жена приехала от родителей и сообщила Леониду Борисовичу, что брусья, как флот, расплылись во все стороны и осели на грядках. Там, где застал их спад воды. Тесть боится, что ядовитая американская пропитка потравит посадки.  Поэтому нужно в ближайшие выходные грядки освободить.   
 К выходным земля еще была сырой.  Леонид Борисович облачился в робу, и пока стаскивал брусья, перемазался, как свинья, и в иле. И во всем остальном. Работа заняла почти целый день. И когда он наконец закончил, тесть сказал.
- Теперь робу у бани скинь и пошли, отмоешься. Я тебе из ковшика солью.
Леонид Борисович мылся, а тесть лил из ковшика и приговаривал.

- Ничего, отмоешься. А деревяшкам твоим только на пользу. Пропитаются русским дерьмецом. После такой купели вечными станут. А что! Вон когда-то коровьи лепешки с глиной замешивали и стены обмазывали. И жили. И ты со своими шпалами проживешь.
 
Наконец, Леонид Борисович нашел машину и повез свое богатство на дачу. Но пока сгружался, пришел сосед и пожаловался, скорее даже предупредил: на днях у него с участка все доски потащили. Леонид Борисович обеспокоенный этой новостью, разгрузившись, остался на даче.  бил на скорую руку наверху треногу с блочком и принялся поднимать брусья. Он понимал, что ввязывается в долгую работу. Но другого выхода он не видел. Нужно брусья убрать подальше ото воров.  Работа немалая:  сначала  нужно  подтянуть все  брусья к фронтону дома,   потом обвязать каждый  проволокой, за которую можно зацепить крючок, зацепить брус за крючок на конце веревки, потом подняться по двум лестницам к укрепленной наверху треноге с блочком,  потом вытянуть брус через блочок наверх, теперь самое непростое притянуть брус, так чтобы он лег на стенки, потом нужно его перекантовать подальше, чтобы не мешал поднимать следующие брусья,  потом  снова отпустить вниз  веревку с крючком, потом самому спуститься вниз и зацепить новый брус. И все сначала. Он понимал, что освободится очень поздно. Но другого выхода нет. Покрадут.  А если поднять наверх, спокойнее. Дверь в дом запирается. К макушке дома, где будут сложены брусья, снаружи попасть непросто.   Наверху они целее будут. А как закончит, дойдет до поселка. Оттуда поймает машину в город. А жена привыкла, что он на работе задерживается. Волноваться не будет.
 Когда он закончил пошел уже пешком в поселок. Километра три ходу. На половине пути почувствовал резкую боль в животе.  Идти сложно. Помочь никто не мог.  Давно стемнело. Дорога пустая. Еле двигался к поселку. Наконец дорогу осветили фары. Машина шла к дачам. Но  остановилась. Водитель, поняв, что тут не до шуток, отвез его прямо в город. В больницу. Хирург прощупал: ущемление грыжи, нужна срочная операция.
   Жена навещала в больнице.  В ответ на его просьбу съездить на дачу, посмотреть целы ли доски, съездила и успокоила: целехоньки.  Кто же их с такой высоты снимет?  Когда оклемавшийся Леонид Борисович появился у тестя, тот сказал.
-  Так я и знал. Американские доски русского человека до хорошего не доведут.
 
 

.