Парк с утками

   Осень тёплая. Такая тёплая, почти как лето! Сентябрь. Небо голубое, акварельное; хочется смотреть и смотреть. В доме прохладно. Я гляжу в окно, на то, как ветер гнёт траву, треплет листья на старом ясене. Толстая девочка гуляет с  красивой собачкой хаски. У хаски голубые глаза и белые зубы, она ещё совсем молоденькая, прыгает, резвится у ног своей толстенькой некрасивой хозяйки. Мне нравится эта девочка, я всегда на неё смотрю, когда она гуляет утром  с собачкой.  Девочка нравится мне именно потому, что у неё такая красивая весёлая собачка. Мне кажется, такая может быть только у очень хорошей девочки.

   Я смотрю на листики за окном и рисую их на листочке, что передо мной. Они получаются совсем не такие, но мне всё равно нравятся. Я сейчас одна. И мне хорошо. Мне уютно наедине самой с собой. И спокойно. Потому что это не то вынужденное одиночество, которого хочется избежать; это нормальное одиночество, когда всё в полном порядке, просто сейчас ты на некоторое время осталась дома одна. И тебя это не беспокоит. И ты можешь делать, что захочешь. И я рисую, рисую листики, что за окном.

   Скоро закипит вода в чайнике, и я заварю себе крепкий кофе. От этой мысли я слегка улыбаюсь. Обожаю кофе.

   Маленькая собачка в углу комнаты облизывается во сне. Я смотрю на неё. "Дилька, что ж тебе снится?"- мысленно обращаюсь я к ней. У моей собачки рыжая короткая шёрстка, маленькие ушки, чёрные блестящие глазки и нет одной лапки. Мы нашли её такой в приюте и взяли к себе. Она - лакомка. Вот и сейчас что-то ест, видно, в своём собачьем сне.

   "Иду пить кофе. Иду пить кофе. Иду пить кофе!" - весело бубню я под нос себе, направляясь в кухню.

   Каждое утро я пью горячий чёрный кофе у окна и смотрю на  девочку с собачкой, на этот ясень, на небо... И незаметно это стало как будто частью меня. Я люблю этот ясень и эту траву так же, как люблю старый бабушкин комод в моей комнате. Постепенно то, что я вижу каждый день за окном моего дома, тоже стало частью моего дома. Так я чувствую.

   Сейчас допью кофе и пойду в парк, покормить уток. Мне очень нравятся эти утки в парке. Даже больше, чем девочка с собакой.

   И вот я стою у воды и бросаю корм уткам. Любуюсь ими, их красивым оперением, изумрудными и иссиня-черными головками, пёстрыми крылышками. И думаю о мужчинах. О мужчинах в моей жизни. Брат. Отец. Муж... Мальчики, с которыми я встречалась ещё в школе. Бывшие... возлюбленные…, бывшие любовники. Все они, всегда, в чём-то были слабее меня. А я ведь никогда не претендовала на роль сильной женщины. И не выбирала слабых мужчин. И отец, брат... Они сильные. Но... Всё равно рядом с ними я не могла окончательно расслабиться, быть слабой... А значит…, всегда была сильнее их.

  Я кормлю уток и думаю: "Я не могу утверждать то, что всегда знаю, как надо. Не могу. И права такого не имею. Но какие - то "аксиомы", если можно так выразиться, неизбежно формируются в нашей голове в течение жизни.
   В моей, например,  такие:

   День, когда к нам будут лучше всего относиться близкие - это первый день после нашей смерти. И это точно. Но, боюсь, что тогда это будет уже нам не нужно. Поэтому надо хотя бы стараться самим относиться к своим близким так..., как будто вчера… их не стало.   

    На мне синяя шерстяная кофта. В ней очень тепло. Это хорошо. Я люблю тепло. Но не всегда. Иногда мне прямо - таки необходимо выйти на воздух нараспашку, почувствовать холод. Холод как будто берёт меня за плечи своими цепкими руками и настойчиво встряхивает. Приводит, таким образом, в чувства. Он словно говорит мне прямо в лицо: "Давай! Соберись! А ну, держаться! К делу! Не раскисай!"  И я собираюсь. И держусь. И не раскисаю. Да. Иногда это нужно.

   Я всё время ищу гармонии в мире, в семье, в себе самой. Я всё время хочу спастись и кого-то спасти. С самого детства... И теперь, когда мне сорок лет, и значит, половина, а может, и бОльшая часть жизни, уже прожита, эти усилия чаще стали казаться мне тщетными. Но я их не оставляю.

   Я понимаю, что тихо стоя вот тут, у воды, глядя на мирно плавающих уточек, в этой уютной, тёплой кофте... я, на самом деле, стремительно бегу, будто вниз с горы, к концу своей жизни. И я не чувствую ни страха, ни разочарования. Я чувствую некоторое даже облегчение, и лишь лёгкое чувство вины, от того, что не успела что - то сделать, пока ещё двигалась вверх, на эту гору.

   Я медленно, очень медленно, иду вдоль реки по парку, обратно, в сторону дома. Листья шуршат под ногами. Обожаю этот звук.

   Кажется сейчас, что в жизни всё уже было, ну, или почти всё; и, в то же время, как будто ничего ещё не было. Осенью всегда такое чувство.

   Вижу знакомое лицо в конце парка, но пока ещё не понимаю кто это. А - а. Старый приятель. Мы знакомы ещё со школы.

   Он останавливается, улыбается, смотрит на меня приветливо. Я тоже останавливаюсь.

   - Привет. Как дела? - произносит он.

   Я думаю о том, нравится ли мне звук его голоса. Я всегда думаю об этом, когда разговариваю с кем - то. И, да, пожалуй, его голос мне нравится.

   - Привет. Всё нормально, - отвечаю я.

   - Помнишь парня из автосервиса? Он работал на «приёмке». Мы обслуживались всегда у него. И ты, и я.

   - Да, - подтверждаю я.

   - Он умер.

   - О.

   - Да. Представь себе. Такой молодой. Внезапная остановка сердца. Я был в шоке, когда узнал.

   - Как жаль, - грустно говорю я.

   - Да уж. Ну, береги себя. Привет.

   Он чуть тронул меня за локоть. Я киваю молча. Мы расходимся по дорожке.

   Теперь, конечно, я думаю о том парне из автосервиса, о его смерти, о
смерти вообще.

   Про смерть часто говорят, что она внезапна, или нелепа, или даже... бессмысленна. Но, мне кажется, что гораздо чаще нелепа и бессмысленна жизнь. И, кстати, она тоже внезапна, причём, в отличие от смерти, всегда. Никто же не предполагает и тем более не планирует своё собственное появление на этом свете, не подозревает о нём заранее.

   Смерть же никогда не бывает нелепой и бессмысленной. Никогда, если вдуматься. И, уж конечно, она не внезапна. Мы все точно знаем, что умрём. Наверняка. Без вариантов. Мы не знаем лишь точного времени. Но это, может, и не так важно. Ведь в масштабах вселенной вся наша, пусть даже самая долгая жизнь, это всё равно - всего лишь миг.

   Мне даже, на самом деле, не жаль этого парня. Кто знает, так ли уж много он потерял со своей кончиной. Мне жаль его близких, которые возможно у него есть. Да. Жаль их.

   Вот и дом. Я приближаюсь к нему. Для меня он всегда выглядит очень уютно, снаружи так же, как и изнутри. Подходя, я всегда любуюсь им. Мне нравится его тёплый охристый цвет, заборчик, яркая оранжевая крыша...

   Я обожаю эту его оранжевую крышу. Летом и весной она выглядит какой-то особенно солнечной, осенью - подчёркивает красоту расцвеченных в яркие тона крон деревьев вокруг, зимой оранжевая крыша выглядит по-новогоднему празднично, весело. Это я выбрала цвет. И мой муж не препятствовал мне в этом. Теперь я радуюсь своему выбору каждый раз, подходя к нашему дому.

    Открываю дверь и вхожу внутрь. Всё ещё никого. Тим (так я зову мужа) сегодня допоздна на работе. Крис (это наша дочь, она не любит своё полное имя, Кристина, поэтому мы всегда зовём её Крис) гостит весь день у подруги за городом. Дочь у нас удивительная. Ей уже двадцать. И каждый раз, глядя на неё, я не перестаю удивляться, что эта восхитительная девушка - моё порождение, моё чадо. Меня удивляет её внешность, словно с обложки журнала: золотые вьющиеся локоны волос, небесно-голубые глаза, красиво очерченные пухлые губы, ямочка на подбородке, что появляется, когда она смеётся...
 
   Крис всегда, неизменно добра, покладиста, отзывчива. Такая дочь - просто подарок судьбы.

   Конечно, у неё есть и свои недостатки. Она бывает категорична в своих, пока ещё юношеских, суждениях. А ещё, она не очень аккуратна. Особенно на кухне. Вечно что-то проливает, роняет и рассыпает... Но разве это может быть таким уж серьёзным минусом для девушки с такими добрыми глазами и с такой очаровательной ямочкой на подбородке?

   Все говорят, что Крис очень похожа на меня. Но мне кажется, "очень" - это слишком лестное для меня преувеличение. Конечно, у нас много общих черт. Но Крис значительно более яркая. В сравнении, мы как прохладная поздняя осень, немного туманная, задумчивая, не всем понятная…, и радужное начало тёплого лета, искристого, приветливого и солнечного. Где я, безусловно, осень, а она - лето. И это касается не только внешности.


   Сегодня хочу устроить для мужа романтический вечер. Достану красное вино, сладости, фрукты... Включу приятную музыку, приглушу свет. Но главное - наряд. У меня в шкафу припрятана совершенно идиотическая прозрачная голубая маечка. Специально для такого случая. Больше её невозможно было бы надеть никуда и ни с чем. Она... вроде и не бельё, и не обычная одежда. Слишком тонкая, чтобы можно было пододеть что-то под неё или носить её просто с топом; слишком широкая (она вся летящими складками), чтобы можно было пододеть её подо что-то...

   Я надену её сегодня на голое тело и к ней прозрачные голубые трусики. Золотые босоножки на невероятном, огромном каблуке... Да. То, что надо!
   Буду выглядеть очень вызывающе, вызывающе - сексуально.

   Я тихонько напеваю себе под нос и улыбаюсь, завершая последние приготовления к ужину.

   Наливаю вино в любимые бокалы Тима, не важно, что они не предназначены для красного вина. Это совершенно не важно. Тим любит пить именно из них, поэтому пусть будут эти.

   Смотрю на себя в зеркало в своём прозрачно-голубом наряде.

   - А я ещё ничего, - говорю я своему отражению и подмигиваю... А босоножки... - просто отпад!

   Когда приходит Тим…, мне тепло. Мне так тепло от него, что это не передать словами. Он устал..., но ему всё нравится. Чудесный вечер. И вино такое вкусное. И ночь любви.

   Я засыпаю спокойно. Слышу, как дышит Тим. Думаю о том, что завтра допишу свою статью для журнала, осталось совсем чуть - чуть и смогу уже её отправить...


   Туман. Сегодня такой туман, что кажется, будто всё вокруг облили молоком. Дальше десяти шагов вообще предметы едва различимы. Очень сыро и зябко. Пришлось надеть пальто. Но такая погода мне тоже нравится. Выходишь на улицу, и словно попадаешь в какой - то сказочный, мистический фильм. Всё выглядит так таинственно и загадочно, даже самые привычные окружающие нас предметы: дома, деревья, улочки, скамейка у клёна… Я, вообще, редко сетую на погоду. В каждой можно находить свою прелесть. Особенно легко это делать когда на тебе новое кашемировое пальто сочного бордового цвета и жёлтый шарфик. Ууууу. Разве ж тут уже могут испортить настроение сырость и туман? Наоборот. Они очень подходят к моему пальто и к шарфику. Или пальто и шарфик к ним. Неважно.

   Я иду на встречу с подругой в кафе. Мы давно не виделись, и я хочу кофе, и сладкого пирожного с воздушным белковым кремом. Эти мысли согревают меня по дороге не хуже моего кашемирового пальто. Я даже слегка улыбаюсь себе пока иду в этом разлитом вокруг молочном тумане.

   - Эмма! – подруга вскакивает со стула в зале кафе, когда видит меня. На её лице неподдельная радость.

   - Лина, - я обнимаю её и целую в щёку, - Как дела?

   Она машет рукой, смеётся:

   - Всё нормально.

   Она почти всегда улыбчиво – весёлая, вот как сейчас. Пирожное с вишенкой наверху точно такое, о каком я мечтала пока шла сюда. Мы едим, пьём кофе и очень мило болтаем с Линой.  Туман вкрадчиво заглядывает в окна. Тоже принимает участие в нашей встрече.

   И Лина, конечно, похвалила мои пальто и шарфик, а я – её новую причёску. Хорошо.

   Видно же, да, что моя жизнь не так плоха? Далеко не так плоха как у многих.

   Я не знаю, что значит заботиться о хлебе. Да что там о хлебе, я не знаю, что значит заботиться о счетах из ювелирного. Я, не задумываясь, плачУ портнихе. И часто заказываю еду из ресторана. У меня нет долгов. И я даже не всегда точно знаю, сколько у меня наличности или денег на карте.

   Моя дочь, ни сейчас, ни раньше, не доставляла мне никаких особых трудностей. Мне не приходилось уличать мужа в измене или что - то в этом роде.

   Я никогда не чувствую себя глубоко несчастной. За исключением тех случаев, когда поездка на озеро откладывается из - за внезапно изменившейся погоды.

   Я обожаю свой дом, свою семью и свою жизнь. Меня даже практически никогда не выводят из терпения соседи. Я имею именно ту работу, которую я желала, именно того мужчину..., именно те туфли, и так далее по списку.

   Нет, конечно, иногда я расстраиваюсь. Ну, например, потеряв любимую, дорогую сердцу вещь, а я вечно что - то теряю. Или узнав о несчастье, приключившемся с близким другом, или поссорившись из - за пустяка с дочерью... Но я хорошо понимаю, всё это нельзя назвать бедами, даже с натяжкой. Многие люди, тысячи, миллионы, наверное, даже большинство людей, не так счастливы, как я. И я не из тех самодовольных идиоток, что считают, будто мир создан лично для них и к их радости, что страдания других людей существуют в какой - то другой реальности и, лишь иногда эти страдания вероломно просачиваются в их "розовенькую" жизнь в виде сломанного каблучка на туфле.

   Я люблю жизнь. И я бесконечно благодарна судьбе за то, что моя жизнь вполне безоблачна.


   Сегодня я снова иду в парк с утками. Погода отличная! С собой у меня небольшая папочка с бумагой и карандашами.

   Усаживаюсь на скамеечку недалеко от воды. Достаю карандаш с бумагой и кладу это всё поверх папки у себя на коленях. Буду рисовать. В очередной раз я залюбовалась флюгером на крыше небольшой беседки, что сейчас справа от меня. Я очень часто засматриваюсь на этот флюгерок. Он сделан в форме девочки - балерины, вертящейся в своём пируэте на одной ножке. Ручки её красиво подняты чуть в стороны и вверх, вторая ножка изящно отведена назад, головка приподнята. И балетная пачка, выполненная, как и вся фигурка из какого - то сплава, всё же кажется лёгкой материей, парящей по воздуху.

   Я рисую эту фигурку девочки - балеринки сегодня. Мне нравится, как она у меня получается. Хотя на бумаге выходит она совсем иной, вовсе и не похожей на ту, что на крыше беседки. Та, что выходит из - под карандаша, непохожа даже на картинку, что сформировалась у меня в голове, когда я начала рисовать. И от этого нарисованная балеринка мне ещё милее; от этого она кажется мне более живой, словно рождённой помимо моей воли, отдельно существующей в этом мире, и лишь любезно согласившейся позволить мне приложить руку к её самостоятельному появлению на листе. Я даже немного улыбаюсь, пока вывожу карандашом эти линии.

   Лёгонький, тёплый ветерок чуть - чуть колышет волосы, спадающие мне на лицо и едва шевелит краешек бумаги. И это тоже добавляет мне удовольствия. Я рисую долго, пока не опускаются голубовато - серые сумерки и воздух не начинает пахнуть холодом.

   Тогда я ухожу из своего любимого парка, довольная и спокойная. Иду неторопливой походкой, глубоко вдыхая свежий воздух любимого города.


   У меня кружится голова. Кружится голова, когда Тим вот так меня целует. Спустя столько лет меня всё ещё охватывает трепет от близости с ним. Это поразительно. Словно падаешь с большой высоты в тёплые волны...

   А земля уходит и уходит у меня из - под ног... Смешно. Как девчонка, честное слово!

   Ночник едва заметно мерцает. Я засыпаю, чувствуя приятный свежий запах от подушки. Что это? Лаванда? Или... А-а... Не важно.

   Моя постель самая уютная на свете, на всём белом свете... Это точно.


   Редактор прислал мне ответ на электронную почту. Назвал мою новую статью удачной. Она пошла в печать. Ну и прекрасно! Завтра же примусь за новую. Завтра.

   Сегодня придёт помощница по хозяйству. Она станет шуршать, и шмыгать, и чем - то хлопать... Нет, так я писать не смогу.

   Можно было бы конечно пойти работать в парк или в кафе... Но, нет. Честно говоря, я предпочитаю лично контролировать процесс уборки. Лучше проверить всё сразу. Я же говорю: я обожаю свой дом!

   Вместо работы сбегаю - ка я сегодня купить рамочки для моих рисунков. Смогу развесить их тогда в кабинете мужа. Тим очень любит мои рисунки, но домашний кабинет у него небольшой, и поэтому я периодически снимаю со стен одни рисунки и вешаю другие. Тим смеётся над этим, что является ещё одной причиной, чтобы продолжать это делать. 

   Повешу карандашный рисунок балерины, красочный - листочков под нашим окном... Может быть что - то ещё.


   Что - то села я со своими рисунками в кабинете мужа и задумалась. Задумалась о мечтах. Мечты - это ведь очень важно. Вот, например, мой любимый супруг. Он мечтал об этой своей работе, мечтал много лет. Хотел сам скопить на дом, на такой вот чудесный дом. И он всё это получил. Всего этого добился. И многие - многие годы я жила осуществлением его мечты. Я всеми силами помогала ему. И наконец... Всё вышло. Я улыбнулась сама себе при этой мысли.

   Кристина мечтала о машине. С самого детства. Розовые, красные, сиреневые, с цветочками и перламутром, в общем, «девчачьи» машинки были её самыми любимыми игрушками.

   Потом, когда была уже подростком, горящими глазами смотрела она на рассекающих по улицам дамочек и девушек в дорогих красивых автомобилях.

   И... мы купили её, наконец. Машину. Именно такую, какую она хотела. И помогли дочери поступить в университет, о котором она мечтала, вложились в это дело и финансово, и связями, и морально...

   Теперь любимая, столь желанная работа мужа помогает мне жить безбедно, даже лучше, чем прежде, и иметь этот замечательный дом, помощницу по хозяйству, и многое другое.

   Я безмерно счастлива успехами дочки. Она у меня умница!

   Я мечтала об осуществлении их мечтаний. Но ведь у меня была и своя... Нет, мне всё очень нравится, и жизнь моя прекрасна. И работу свою я обожаю. Журналистика, написание статей - это всё, прям, моё... Но было и другое.

   Я всегда мечтала написать большую серьёзную книгу. И, главное, даже чувствовала в себе силы это сделать. И даже писала её... Но, так никогда и не опубликовала, не попыталась вовсе... Почему? Трудно сказать. Об этой моей мечте и не знает никто. Даже муж и Крис, самые мои близкие люди.

   Да. Мне важнее было помочь им, сделать их счастливее, от этого и я счастлива! А моя мечта... Моя мечта осталась мечтой.

   Встряхиваюсь. Улыбаюсь. Вешаю рисунки. Всё хорошо. Не важно.

   А мечта тихонько лежит там, в гардеробной, под моими старыми вещами. И я думаю о ней. С грустью…, и с нежностью.


    Кажется, температура. Да. У меня высокая температура и общее недомогание. Ооо. Ненавижу, ненавижу, ненавижу болеть.

   Ко мне уже приезжал доктор. Выписал какие - то противовоспалительные лекарства. Потом нужно будет сдавать ещё анализы. Ооо! Ненавижу!

   Плюсом ко всему, я уже полдня бегаю в туалет и обратно. Туда - сюда, туда - сюда. Расстройство кишечника. Чудный день!

   Терпеть это всё не могу!


   Я сижу в  вылизанном бело - голубом кабинете. Очередной, уже не первый и не второй, врач вертит у себя перед глазами мои бланки с анализами, выписки из карты, рентгеновские снимки. Я уже читаю на его лице усиленную, напряжённую работу его, безусловно профессиональной, мысли, в сочетании, тем не менее, с едва скрываемым досадным недоумением.

   - Я, всё же не готов сейчас определённо сказать, что именно послужило причиной ухудшения вашего самочувствия... Ставить окончательный, точный диагноз сейчас было бы несколько опрометчиво.

   Золотистые блёстки пред моими глазами летят сверху вниз на фоне приоткрытого окна, доктора, этого кипельно - белого халата. И это уже не  впервые. Пару дней назад я уже наблюдала эти "волшебные" блёстки. Не придала большого значения. У меня болела голова, давило на глаза, "Ну, вот и блёстки поэтому...", - подумала я тогда. Сейчас я уже чётко осознавала - это повторяющаяся зрительная галлюцинация. Блёстки уже не похожи на пятна перед глазами, что бывали, может, у каждого. Они выглядят сейчас такими... реальными. Кажется, протяни руку, и сможешь потрогать их, поймать в ладонь.

   - Доктор. У меня галлюцинации, - неожиданно произношу я, устремляя взгляд прямо в глаза врачу. Он не ожидал.

   - Когда...? Когда начались? - тревожно спрашивает он.

   - Они у меня сейчас, - ровным голосом отвечаю я, - Золотые блёстки. Они сыплются сейчас сверху вниз.

   - Это... в первый раз? - уточняет доктор. А сидящий рядом муж берёт мою руку, стискивает её в своих. И я не понимаю, пытается он таким образом помочь мне не бояться или подавляет свой собственный страх. Наверное, и то и другое. Конечно.

   - Второй, - спокойно отвечаю я, - Первый раз было не так явно, я не придала значения.

   Я вижу участие в добрых карих глазах доктора.

   - Эмма, я хотел бы порекомендовать вам одного моего коллегу, очень хорошего специалиста. Проконсультируетесь с ним?

   - Психиатр? - усмехаюсь я.

   - Нет, - усмехается в ответ доктор, - Я знаю, психиатр вас уже смотрел.
   "Да кто меня, мать вашу, уже только не смотрел?!" - думаю я.
Киваю и улыбаюсь.


   Дома я сразу же валюсь спать. Я теперь постоянно сплю днём, по многу часов, и ощущение сонливости почти не покидает меня с утра до вечера. А ночью я бодрствую. Вот ночью я бодрствую! И уже некоторое время даже не пытаюсь заснуть в тёмное время суток. По - ночам я смотрю фильмы, читаю, рисую, и даже пишу, пишу свою книгу; и статьи, хотя их теперь в меньшем объёме.

   С тех пор как я перестала бороться с ночной бессонницей, я стала чувствовать себя гораздо счастливее, попытки нормализовать свой сон просто изводили меня. Мне даже... комфортно. Как выяснилось, ночью и пишется книга, и рисуется мне даже лучше, чем раньше утром или днём.

   Я смеюсь над собой и говорю мужу и дочери, что просто, как маленькая, перепутала день с ночью. Но я знаю - это неправда. Наверное, и они знают. Это просто ещё один симптом моей нераспознанной болезни. Да, думаю, это именно так. Днём я пребываю в состоянии патологической сонливости, буквально валюсь с ног... Ночью у меня бессонница. Теперь - всегда.

   Всё бы ничего, но у меня постоянно опухшие глаза, к чему раньше никогда не было предрасположенности, кожа лоснится, от постоянного дневного сна по - видимому.

   А ещё... Ведь другие люди, как прежде, спят не днём, а ночью. И для меня стало проблемой созвониться или, тем более, встретиться с подругами. Я не могу сходить с Кристиной вместе в бассейн как раньше... Даже поболтать с ней выходит редко. Я засыпаю..., иногда на полуслове. Муж, правда, старается изо всех сил. Засиживается со мной допоздна. Иногда ужинает со мной... в час ночи. Смотрит фильмы... Но утром ему на работу.

   И ещё. Я так хочу в парк, в мой парк с утками.


   Мне теперь почему - то часто вспоминается мама. Её давно нет. И я,конечно, всегда её помнила, но сейчас картинки из детства постоянно встают у меня перед глазами.

   Я помню снег, много - много снега. Мы катались с ней на лыжах. Мне было тогда... лет одиннадцать. Снег так блестел на солнце! Наверное, так снег блестит для нас только в детстве. И я очень плохо каталась, но мне это всё равно нравилось, потому что мы это делали вместе. Мы с мамой улыбались друг другу, и вокруг было полно других весёлых улыбающихся людей. И было ощущение абсолютного спокойствия и счастья.

   Мы ели на морозе горячие сосиски, пили чай из термосов. Мама была молодая и очень - очень красивая.

   Мои воспоминания прерываются. Гусь, чёрный гусь, я вижу его боковым зрением, подкрался сбоку и больно ущипнул меня клювом за ногу. Я уже привыкла, я точно знаю - это галлюцинация, но всё таки вздрагиваю, морщусь от боли, боль чувствуется вполне реально.

   Мамы нет. Да чего уж? Пожалуй, скоро не будет и меня. Я тоже стану лишь чьим - то воспоминанием. Может, совсем скоро. Я не питаю на этот счёт иллюзий. Я даже уже смирилась с этой мыслью. Что ж поделаешь? Все мы смертны.

   Мне только очень сильно хочется что - то ещё успеть. Успеть что - то сделать... Жалко, что моя болезнь заключается в том числе в дневных долгих снах, часто без сновидений. Но иногда сны мне снятся. Яркие, хорошие, добрые. Многие - про маму. До болезни мне такие и не снились...

   Завтра мне нужно идти к тому самому, новому доктору, которого мне порекомендовали. Надо будет крепиться, преодолевать эту жуткую полуобморочную сонливость, собраться с силами... Завтра...


   Я упала. Упала в коридоре клиники, не дойдя до кабинета доктора. Я теперь иногда падаю, потому что сон застаёт меня уже совсем врасплох. Я не всегда могу его побороть. Не могу. И порой, буквально засыпаю на ходу. Сегодня тоже так случилось. И я немного ушибла колено и руку. Но это ничего. На самом деле, мой муж, он, оказывается, очень ловкий, и ловит меня довольно удачно каждый раз, когда я падаю, засыпая.

   Потом мне требуется некоторое время, чтобы окончательно прийти в себя,
проснуться...

   Я сижу на стуле в коридоре клиники. Просыпаюсь. Пытаюсь силой воли отогнать навязчивые галлюцинации...

   В кабинете у нового доктора хорошо, прохладно. Мне нравится желтовато - персиковый цвет стен, он действует на меня успокаивающе.

   Доктор мягкий, светлый, бородатый, улыбчивый... Вдумчиво изучает мою карту, результаты анализов и исследований.

   Я уже рассказала ему, как на духу, обо всех своих странностях, тире симптомах. Теперь я терпеливо жду, что он скажет. На самом деле, я ничего особенно и не жду. Просто сижу тихо. Я думаю, что он скажет то же, что и все до этого. А именно - ничего определённого. И меня это даже не особенно беспокоит. Я привыкла.
Оказывается, к этому всему, можно привыкнуть...

   Доктор поднимает на нас глаза. Откашливается и не спеша начинает:

   - Я могу ошибаться. Но, если честно, я, можно сказать, убеждён... У вас, так называемый Летаргический Энцефалит. В народе его ещё называют Сонной болезнью. Может быть слышали. Фиговая, надо сказать, штука. Глаза у вас, как вижу, не косят. Но это - частный случай. А видеть хуже стали?

   Я спокойно киваю. Соглашаюсь.

   - И галлюцинации есть, - утвердительно произносит доктор.

   Я снова киваю.

   - Симптомы могут разниться у пациентов, - произносит он, - Вот в чём сложность диагностирования. У вас вот, есть, например, апатия, потеря интереса ко всему вокруг или, скажем, нервное нарушение в виде подёргивания рук?

   - Нет, - уверенно отвечаю я.

   - Вот, - доктор поднимает вверх палец, -  а у многих пациентов наблюдаются. А менструальный цикл у вас нарушился, верно?

   - Да, - подтверждаю я.

   - Вот, - вновь повторяет доктор, - а он нарушается при этом не у всех... Всё очень сложно.

   - Теперь, значит, можно лечить…? - слышу я голос мужа.

   - Да, конечно, можно. И нужно, - вздыхает доктор, - Но…

   И этим «но» для меня всё сказано.  «Можно лечить, вылечить нельзя», - проносится у меня в голове. И я даже едва заметно криво усмехаюсь от этой мысли. Но я не произношу этого вслух, чтобы не напугать мужа. Я ведь сейчас физически чувствую его радость. Он надеется.

   Доктор ещё немного поговорил с нами. И я прошу:

   - Прости, можно я поговорю с врачом наедине?

   Муж неуверенно кивает. Выходит.

   - Послушайте, - говорю я мягко,  - Послушайте, если Вы можете чем – то помочь, это просто здорово. Я не вылечусь. Мы с Вами это знаем. Но я хочу до конца сохранить сознание, по возможности. Не пичкайте только меня психотропными…

   Доктор не спорит, соглашается.

   Дальше мы говорим, словно двое коллег – профессионалов. Он выписал мне лекарства. Мы жмём друг другу руки, улыбаемся.

   Муж очень нервничал, но я сказала, что просто хотела уточнить тет-а-тет, точно ли это можно лечить…

   - Вот, смотри, он выписал мне лекарства, - бодро говорю я, показывая листок и улыбаясь. Тогда Тим успокаивается.


   Лекарства мне почти не помогают. Но это «почти» - очень весомое «почти». Всё, в общем, так же, НО. У меня сохраняется более или менее ясное сознание, меньше стали проявляться галлюцинации. А мне и этого довольно.

   Мужу и Крис я вру. Вру каждый день, что чувствую себя лучше. Вру радостно и беззастенчиво. Кажется – верят. Почти каждый вечер они возят меня в парк с утками. Ставят мне кресло… Я счастлива. Можно ли быть счастливой в такой ситуации? Выходит – можно. Правда. Есть свои плюсы. Мелочи больше не беспокоят, не волнуют. А мелочами теперь кажется почти всё, что раньше ими не казалось. Нет больше грандиозных планов, а значит и грандиозных разочарований. Есть маленькие достижения, и они радуют невероятно.

   И только мысль о горе, что ожидает с моим уходом близких, омрачает тишь и радость существования.

   Но я убеждаю себя, верю – они вынесут. Всё пройдёт.  Совсем скоро они уже смогут вспоминать меня с улыбкой, листая фото…

   В парке с утками всё так же уютно. Он всё так же мил моему сердцу. Даже, наверное, теперь больше. Ведь я знаю, скоро мы с ним расстанемся навсегда. Что же дальше? Даже смешно. Какое может вообще это иметь значение?

   Мелкие ссоры с дочерью кажутся теперь до того грубыми, нелепыми. Просто, даже стыдно вспоминать.

   Карьерный рост…

   Улыбка растягивает мои губы от мыслей об этих глупостях, мелочах.
   Всё заканчивается. Всё уже почти закончилось.

   Я умиротворённо вздыхаю.

   «Облака – то, какие красивые», - проносится мысль в голове, - «Не успею уже, наверное, нарисовать их».

   А книгу я дописала. Надо же! Так долго всё не могла, а тут, взяла и так быстро закончила.

   Грустно ли мне? Ну, чуть - чуть. Это приятная грусть, от неё совсем не больно. Это грусть такая… философски - меланхолическая. Просто немножко жалко и страшно: будут вот эти облака, уточки, травка, будут цвести вишни, звенеть серёжками клёны, а меня не будет. Меня уже не будет.
 

   Чем ближе я подхожу к порогу своей смерти, тем чаще в моей голове всплывают самые разные воспоминания из детства. Порой, кажется, давно забытые, они берутся словно из ниоткуда, появляются перед моим мысленным взором ни с того ни с сего.

   Я вижу две деревянные клубнички яркого бордового цвета. Это украшения на моей детской резиночке для волос. Они такие красивые! И они издают потрясающий звук, когда нечаянно стукаются друг о друга. Они мне очень нравятся. Очень. И этот звук.

   Кукла – балерина с пластиковыми локонами и в пластиковой юбке – пачке. Её кукольное личико, руки, я помню до сих пор. Так жаль, что она куда - то запропастилась. Я бы теперь поставила её куда-нибудь на полочку на видное место и периодически взглядывала бы на неё, любовалась ею.

   Синее платье в мелкий жёлтый цветочек. Мама иногда водила меня в нём в парк или в гости… Я обожала это платьице. Мне казалось, что я в нём самая красивая девочка в мире.

   Я помню ощущение счастья и свободы, когда бежишь летом по высокой нежно шелестящей траве в поле, за домом у бабушки. Помню, как пахнет это поле, какие тонкие лепестки у первых ромашек, как весело смотрит на тебя сверху вниз небо, когда ты ещё не веришь ни в какие реальные несчастья, угрозы… Когда тебе ещё кажется, что это только для тебя, в угоду тебе, ветер так красиво шевелит волнами осоку, чтобы она как море обтекала тебя и радовала глаз и сердце!

   Всё пройдёт. И эти воспоминания тоже умрут, умрут вместе со мной.

   Но, нет! Часть из них я передала, рассказала своим близким, часть записала. Нет! Значит, они ещё будут жить! А значит, и я, ещё немножко, как будто буду жить. Вот ведь удивительно.

   Пусть только мои воспоминания, теперь уже в чужих воспоминаниях обо мне, вызывают улыбку, не слёзы. Не хочу, чтоб кто - то плакал…


   У меня всегда были различные стремления. Были мечты. Многие из них сбылись, много чего достигнуто; что - то не случилось. Сейчас это уже стало неважным.

   Сейчас важно только то, что галлюцинации опять стали чаще, и меня это несколько пугает. С одной стороны, я их чётко отличаю от реальности, мой мозг всё ещё неплохо работает, тоже, кстати, как я мечтала и просила у доктора…

   То есть, я понимаю, что не может у меня в доме, в уборной, сидеть на крышке унитаза, забравшись туда с ногами, на корточках какой - то странный полуголый мальчик лет четырнадцати. Я быстро соображаю: «Это галлюцинация». Но мне всё равно страшно, очень страшно. Я знаю, человеку, который этого не испытывал, очень сложно это понять. Но я не могу подойти к нему, к этому мальчику, поднять вместе с ним крышку унитаза и сесть. Потому что… Я всё равно его вижу. И это страшно.

   И тогда я зову кого - то, мужа или Крис, цепляюсь им за руки… Мне стыдно им признаться, но я говорю: «Я не могу зайти в уборную. У меня галлюцинации. Там мальчик». И кто – то сидит со мной и гладит по плечу, пока не пройдёт этот «приступ», а потом провожает меня в туалет или ещё куда-то. А я твержу себе: «Этого нет, этого нет, этого нет…», а сердце всё равно колотится. И иногда всё проходит быстро, а иногда – нет. В истории с мальчиком я больше часа не могла сходить в туалет, потому что я каждый раз успокаивалась, заходила, а он всё ещё «сидел» там и смотрел на меня искоса так, странно.

   Я шарахаюсь порой от чёрных птиц, летящих мне прямо в лицо, задевающих меня своим телом, крыльями… Я знаю, что их тоже нет. Но попробуйте не реагировать, не уклоняться, даже когда знаете, что это иллюзия, если отчётливо видите чёрную птицу, летящую вам в лицо. 
 
   Только, нет, я не жалуюсь. У меня есть близкие. Есть мой парк с уточками…; я смотрю на них и засыпаю, просыпаюсь и снова смотрю.

   В парк теперь уже меня привозят в основном на коляске, не то я могу упасть на ходу и сильно ушибиться. В кресле удобно.

   Мы, то есть вся моя семья, очень подружились с доктором, с тем самым, последним. Он наблюдает меня. Я, пожалуй, для него -  интересный случай. Но мы и правда, дружим. И он даже ходит вместе с нами в парк, стоит позади моей коляски, иногда опирается об неё, болтает со мной, с моим мужем, с Крис… Тепло и хорошо.


   Я радуюсь каждому цветочку, каждому лучику, капельке, улыбке. Наверное, всё это очень банально, но так оно и есть. Я чувствую, совсем скоро конец, он уже очень-очень близко и, поэтому, наверное, наслаждаюсь каждым мгновением как никогда! Мне стало совсем не страшно. И не больно. И теперь я уже даже не стремлюсь что-то успеть, что не успела прежде, как было в начале моей болезни, а просто ЖИВУ, наслаждаюсь жизнью, правда. Странно, что только теперь это стало возможным для меня на все сто процентов. Я не спешу, никуда не спешу, не дёргаюсь из-за каких - то неотложных дел, ни к кому не предъявляю никаких требований и даже не борюсь больше с сонливостью, совсем. Какой смысл? Всё равно засну. По ночам читаю и смотрю старые фильмы и фото, немножко ем. В парке я теперь не рисую, не хватает сил, просто любуюсь, иногда параллельно слушаю музыку в наушниках… Только обнимать всех стала ещё чаще, с удовольствием таким, что...! Ведь каждое объятие, может, и последнее. Никому, кроме доктора, я не сказала, что чувствую конец, и ему запретила говорить об этом моим близким, он обещал. Мы с ним теперь будто сообщники. Он понимает меня.

   Вчера он попросил у меня в подарок пару рисунков. Я, конечно, с радостью отдала. И ещё подписала ему мою книгу. Поклялся, что прочитает.
 
   Я много смеюсь. Страшных галлюцинаций стало меньше, и я чувствую… лёгкость. Не знаю, как объяснить.


   Сегодня я засыпаю около часа ночи. Я давно не засыпала так, ночью, как обычный человек. И галлюцинаций нет. Так хорошо. Даже нет этого полуобморочного состояния в момент засыпания, к которому я уже успела привыкнуть.

   В голове ясность, руки и ноги слушаются. Прямо «сказка»! Посмотрела фильм и задремала, как раньше, как до болезни. Уткнулась лбом мужу в плечо. Уже немного сквозь сон почувствовала, как он поправил мою подушку, чтобы мне было удобно, приглушил звук телевизора. Помню ощущение расслабления в теле. Здорового расслабления, не болезненного. Всё, больше ничего не помню. Потому что потом, заснув, я умерла.