C 22:00 до 02:00 ведутся технические работы, сайт доступен только для чтения, добавление новых материалов и управление страницами временно отключено

Хорошие поступки Наполеона

Интриган

Напо – он же Наполеон Чургумелашвили. Парнишка был рыхлого телосложения, с широким задом, короткими икс-образными ногами. Веснушки отчётливо проступали на его молочного цвета лице. В одном обществе после его представления надолго возобладала тема о том, как все любят пирожное «Наполеон», особенно из заварного крема. Хотя никто не помышлял уязвить гостя.
Для подобных случаев он имел домашнюю заготовку. На «нездоровые реакции», коих удостаивалось его амбициозное имя, Напо прибегал к контр выпаду:
- Мой Тулон ещё впереди.
На всякий случай Напо зазубрил названия кораблей, на которых Бонапарт бежал из Египта и с острова Эльба. Почему именно это зазубрил, а не названия мест великих побед полководца?

Однажды на медкомиссии в военкомате офицер по призыву громко как на плацу прочитал его имя в оригинальном варианте и фамилию, все посмотрели на него. Он, рыжий, голый как все призывники, зарделся и при этом силился прикрыть руками своё укромное место. Офицер, русский по происхождению, затруднился, когда читал фамилию Напо. В конце концов, укороченный вариант имени примелькался, и проблемы не возникали. Сам Напо прекратил острить на темы Тулона.

Наполеон стал провизором. Большая редкость – мужчина-аптекарь. Аптеку, где он работал, так и называли «аптека Напо». К нему обращались за консультациями. Провизор появлялся из задних комнат – медлительный, рыжеватый, веснушчатый мужчина, всегда аккуратный, в отутюженном сверкающем белизной халате. Очаровывало то, как ладно он крошил латинскими фразами. Напо нашёл себя, жил скромно и «наполеоновскими планами» увлекаться себе не позволял.

Но вот однажды ему напомнили о его имени, в её полной версии и в весьма неприглядном контексте.
С некоторых пор Напо занялся английским языком. Необходимость в латинском языке постепенно отпадала. В аптеке перестали принимать заказы, она перешла на продажу готовой продукции. Преобладали импортные лекарства, которые сопровождались инструкциями на английском языке. Не спеша, упорно батони Напо вычитывал тексты. Он ворчал, что они уж очень подробные, дотошные и напечатаны мелким шрифтом... Скоро об «аптеке Напо» стало известно, что здесь переводят инструкции к импортным лекарствам.

Не было случая, чтобы Напо прибегал к английскому языку где-либо, кроме аптеки... В то утро, как обычно, он шёл на работу. У продуктового магазина уже собирались местные пьяницы. Некоторые из них тянули пиво. Желание опохмелиться было для них единственным и всепоглощающим. Тут мимо Напо в противоположную сторону проследовал полный мужчина в американской майке. Сначала провизор подумал, что майка молодёжная, и она не совсем подходила её пузатому владельцу. Когда он увидел надпись, выведенную на спине прохожего, опешил от неожиданности. Она гласила, что хозяин майки ... «100-процентная задница». Напо охватил порыв догнать незнакомца и просветить по поводу надписи на его спине. Пока думал, тот тип удалился на порядочное расстояние. Бежать вслед было как-то неудобно для солидного аптекаря. Между тем желание оказать услугу незнакомцу одолевало его. Он обратился к пьяницам, знакомы ли они с мужчиной, который только что прошёл мимо. Те насторожились. Кто-то назвал имя прохожего - Важа.
- Видно, ваш знакомый не знает английского языка, - сказал Напо.
В ответ донеслось ироническое хихиканье, настороженность на испитых физиономиях сменило любопытство. Обычно молчаливый аптекарь вдруг проявил общительность, задавая странные вопросы.
... Дело в том, что над Важей пошутили... – здесь Напо замолчал в нерешительности. Но было поздно.
Трудно было предположить, что хороший поступок и намерение могли иметь такие последствия. Пьянчуги, узнав о содержании надписи, впали в неимоверный восторг. Зубоскальство перемежалось гомерическим смехом. Из окон ближайших домов выглянули жильцы. Некоторые полусонные сразу же трезвели, оборачивались, чтобы поспешить поделиться с домашними утренней новинкой. Смущенный батони Напо быстро засеменил в сторону аптеки. Он услышал, как кто-то прохаживался в адрес Важи:
- Этот тип - не «стопроцентная задница», а ослиная жопа! Не случайно он мне 20 копеек не подал, когда я его попросил сегодня на пиво!».

Вечером, когда Напо возвращался с работы, на улице его встретил Важа, злой и в другой майке без надписей:
- Это ты по-аглицки читать умеешь? – обратился он фамильярно к Напо, - говорят, что тебя зовут Наполеон. Интриган ты, а не Наполеон!!!


Ходят тут всякие!

По выходу из метро по дороге на работу Наполеон невольно обращал внимание на маленький цветочный магазинчик. Происходило это не потому, что аптекаря тянуло к цветам в горшочках. Ему вспоминался небольшой инцидент, связанный с этим местом.
Как-то Напо повстречал здесь старого знакомого Гию М. Тот увлекался цветами и заставил свой рабочий кабинет горшками. Во всяком случае, он сам так говорил.
Этот тип отличался язвительным нравом. Например, его забавляло имя Напо. В ту памятную встречу он был настолько желчен, что досталось не только провизору из аптеки, но и его тёзке – императору Франции. Гия рассказал «смешную» историю. В первую ночь с Жозефиной Бонапарт был так обуян страстью, что напугал саму даму и присутствовавшую при сцене её собаку. Пёс, решив, что некто атакует его хозяйку, бросился к ней на помощь и укусил Наполеона за ляжку.
Но помнить ту встречу с Гией М. была другая причина. Собеседник, журналист по профессии, вполне интеллигентный человек, позволил себе поступок, который вверг в оторопь провизора. Знаток наполеоновской истории быстрым движением стянул с прилавка малюсенький горшочек с кактусом величиной в шиш и положил себе в карман. Хозяин магазинчика ничего не заметил. Только осведомился, не собираются ли почтенные клиенты что-либо купить.
- Спасибо, нет. Мы только любуемся вашей коллекцией, - ответил Гия.
После такого мелкого криминального проступка Напо уже не реагировал на остроты своего знакомого.

Сегодня Наполеон был в хорошем настроении. Поднимаясь по эскалатору, он знаком показал проезжающему вниз на параллельном эскалаторе мужчине, что у того неправильно застёгнут костюм. Мужчина отреагировал быстро и даже успел взглянуть на Напо с благодарностью. День начался с хорошего поступка! Напо улыбнулся себе, вспомнив сказку, персонаж которой получил от мага волшебную палочку за три подряд совершенных добрых деяния. По выходу из метро появилась возможность продлить серию благородных поступков. Провизор перехватил мальчугана-сорванца, поймал за ручку ранца, когда тот пытался перебежать дорогу в неположеннои месте. Напо даже пригрозил ему пальцем...

Проходя мимо того самого цветочного магазина, Напо обратил внимание, как громко хозяин и продавщица делали расчёты. У них что-то не сходилось, и они снова начинали считать. Провизор услышал:
- 65 лари  плюс 25 лари получается 80 лари, не так разве? – говорил «авторитетно» мужчина.
- Не 80, а 90! – бросил, как бы невзначай Наполеон. 
- Правильно ведь! – воскликнул цветочник. Он улыбнулся малому ростом рыжему мужчине. Напо ещё более воспрянул  духом и огляделся вокруг. Никто особенно  не восхитился его поступком. Те за прилавком продолжали считать. "Вот тебе третий хороший поступок, но мага с волшебной палочкой что-то не видать!" - подумал он про себя весело.
Тут он заметил, что происходит что-то необычное. Прохожие мужчины как-то двусмысленно и пристально смотрели в сторону прилавка...
Миловидная девчушка, вероятно, внучка хозяина, выносила из магазина горшки и ставила их на прилавок. Девица была поглощена работой и не замечала оплошность – когда она нагибалась, короткие джинсы оттягивались, и в значительной мере обнаруживалась та часть её тела, где, как говорят французы, «у спины заканчивается наименование». Напо захотелось прекратить продлившуюся во времени неловкость. Он обратился к одной стоящей рядом женщине с просьбой, чтобы та указала девочке на обстоятельство, мол, ему, как мужчине неудобно это сделать. Ответ несколько огорошил провизора:
- Все современные девушки – бесстыдницы. Мода у них такая! Ничего говорить я не собираюсь!

Озадаченный Наполеон продолжил стоять и искать возможность исправить ситуацию. Между тем мужчин, зарившихся на девицу, становилось больше. В это время из внутреннего помещения магазина вышел хозяин. Напо подозвал его. Он почувствовал, что из-за волнения жест у него получился заговорщический, а не деликатный. Продавец несколько недоуменно посмотрел на уже "знакомого" неказистого рыжего человечка и, услышав шепотом произнесенный текст, вдруг взбеленился. Первым делом он отправил внучку в магазин, во внутреннее помещение, а потом со свирепым видом обратился к Напо.
- Ходят тут всякие, всё высматривают, выслушают! - говорил цветочник вдогонку спешно удаляющемуся аптекарю.

Напо поспешил на работу. Он почему-то чувствовал себя виноватым.


Белые начинают и проигрывают

Наполеон был заботливым дядей. Он любил возиться с детьми сестры. Старшего из них «дядюшка Напо» (так его звали дома) водил на шахматы во Дворец пионеров.
Обычно детишек на секцию приводили и уводили их дедушки или бабушки, мамаши. Они собирались кружком в коридоре в ожидании своих чад, коротая время за разговорами. Поначалу члены компании принимали Напо за отца мальчика. Сказывалась порода: малец был таким же рыжим, веснушчатым, смотрел исподлобья. Но узнав, что он - дядя, они хором принялись петь дифирамбы. Одна дама осведомилась походя, а не женат ли «батони Напо». Получив отрицательный ответ, она тут же, не меняя тональность, нараспев заговорила о том, каким он будет заботливым родителем. Напо покраснел, то ли от того, что его хвалили, то ли от того, что ему надоели постоянные напоминания о том, что он всё ещё холост.

Провизор сам увлекался шахматами, ему немного не хватило до звания в кандидаты в мастера. В перерыв я захаживал к Наполеону в гости на работу играть в шахматы. Неподалеку от аптеки находилась контора, в которой я работал. У моего приятеля была манера – когда снимал с полки доску протирал её ватой, пропитанной каким-то не имеющим запаха дезинфицирующим раствором. Делал это он с «чувством, толком, расстановкой», испытывая моё терпение.
Надо признать, аптекарь часто обыгрывал меня. Предчувствуя очередное поражение, я начинал ворчать, что аптека не лучшее место для интеллектуальных игр, надо иметь привычку к одуряющим запахам лекарств. Под конец переходил на запрещённые приёмы, начинал упражняться в остротах по поводу его имени. Дескать, интересно кто сильнее в игре в шахматы Наполеон Бонапарт или его тёзка - Напо Чургумелашвили. Мой партнёр хранил невозмутимость.

Иногда Напо всё-таки разнообразил настроением. Если он бывал мрачным, значит - проиграл в шахматы его племянник Сосико. Дядя ревностно следил за успехами парнишки. Другие родители тоже переживали за своих отпрысков. Один сердитый дедушка даже наградил оплеухой своего проштрафившегося внука. Но в отличие от «батони Напо» в шахматах они понимали мало. Посвященность моего приятеля в премудростях этой древней игры звучала ещё одной темой в дифирамбах, которыми одаривали его матушки юных шахматистов.

Сегодня мой приятель был необычно раздражён. Он безжалостно разгромил меня. Я понял, что на этот раз у меня нет никаких шансов на реванш, и прекратил игру.
- Опять племяша проиграл? – спросил я робко.
Напо смерил меня взглядом и потом ответил:
- Хуже - проиграл я, при чём в самой неподходящей ситуации.
- Что же произошло?

... Вчера Напо и его племяша пришли на занятия в секцию. Тренер задерживался. В зале было много разложенных на столах шахматных комплектов. Напо прохаживался между рядами, а потом подозвал детишек к одному из столов. Начал им показывать разные ловушки-комбинации. Некоторые из них показались детям смешными, например комбинация со «спёртым матом». Родители стояли в сторонке. Они обменивались между собой фразами и с одобрением поглядывали на «батони Напо». Сосико сидел рядом с дядюшкой и, как всегда, молчал.
Тренер не появлялся. Тут Напо предложил сыграть партию одному мальчику (тому самому, которого наградил оплеухой дед). Паренёк несколько помялся, но сыграть с «добрым» дядей согласился. Во время партии Наполеон не изменил своему дидактическому настрою. Постоянно комментировал ходы партнёра, делал подсказки, возвращал очевидно ошибочные ходы. Но случилось нечто... Провизор не учёл обстоятельство, что юные шахматисты обычно плохо разыгрывают дебют, но середину партии играют лучше. В педагогическом пылу он продолжал делать замечания и давать советы юному сопернику, но уже не так уверенно. Несколько изменилось и выражение лица паренька. Сначала он смущался, а теперь успокоился, даже несколько насторожился, что-то предвкушая. Наступил момент, когда Наполеон стал меньше говорить, зато больше обдумывать свои ходы. Увереннее заиграл мальчик. Ребятня зашевелилась, зашумела. Даже взрослые почувствовали - на доске происходит что-то непредвиденное. Дедушка того мальца деланно строго предупредил внука, дескать, «веди себя прилично». Что имелось в виду, он сам не смог бы объяснить, хотя внутренне ликовал, догадываясь о победе внука. Но вот Напо окончательно смолк. Лицо его покрылось густой краской. Он безнадёжно проигрывал партию. Надо было с честью выходить из щекотливого положения.
 - А теперь ребята покажите, как надо ставить мат! – напряженно улыбаясь, обратился провизор к юным шахматистам. Те наперебой бросились ставить мат «батони Напо».
Когда Наполеон хвалил пунцового от удовольствия победителя, в комнату вошла директриса секции и объявила, что тренера не будет, заболел. Все, родители и дети, разом повалили к выходу, только Напо и его племянник чуточку притормозили.
Сосико всё время молчал. После того, как проиграл дядюшка, он насупился, а когда они остались в одиночестве выдавил фразу:
 - Белые начинают и делают себе мат!


Отравитель

День выдался гнусный. Небосклон тяжёлой черно-серой массой навис над городом. Мы зашли в Кировский парк. Только что в квартале от парка произошёл инцидент. Душевнобольной Б.Ш. в коммунальной квартире зарезал шесть человек. Милиция перекрыла улицы.
Напо, было время, часто заходил в парк. Там находился Дворец шахмат, недалеко от Дворца незаметный с виду клуб пенсионеров, где также собирались шахматисты. Я и Напо повернули к пенсионерам.
В клубе обсуждали происшествие.
- Допекли несчастного издевательствами. Вот изошёл, -  заметил один старичок.
 - Говорят, что потом сам себе раны наносил, когда чуточку опомнился, - вторил ему другой.
В зале находился мужчина отнюдь не пенсионного возраста. Он, видимо, знал очень много разных вещей и постоянно демонстрировал свою эрудицию. Сначала этот тип заявил, что больной изображал из себя Наполеона.
 - Выходил на балкон и взирал на окрестности, как Бонапарт во время битвы под Аустерлицем– скрещенные руки на груди, проницательный взор, - разглагольствовал он. Потом принялся рассказывать о том, сколько раз покушался на свою жизнь император.
Ещё через некоторое время он ввернул фразу о магии имён и почему-то обратился с ней к Напо. Подвоха, точно, не было. Шибко интеллектуальный субъект видел моего приятеля в первый раз и не мог знать его имени.
Провизор ответил приставале, что не верит в такие бирюльки.

Пока шёл «неудобный» разговор, Напо наблюдал за играющими парами.
- Одно удовольствие смотреть, как сражаются друг с другом любители. Их партии не представляют ценности, зато сколько экспрессии! – сказал он мне вполголоса, потом заключил - когда играют гроссмейстеры, кажется, что они спят.

Я обратил внимание на благообразного пожилого мужчину. Он носил пенсне, был вежливым. Его терроризировал вредный и сварливый старик, который постоянно позволял себе замечания: мол, долго думаешь и так далее. Проигрывая, старикан багровел, а выигрывая, начинал зубоскалить, называть партнёра: «Кукла-бичи! («мальчик-кукла» по-грузински).
Вижу, Напо тоже наблюдает за этой парой. Он разделял мои симпатии. Мы подсели поближе к паре. Противный старик посмотрел на нас подозрительно.
 - Только не подсказывать, - злобно бросил он нам.
После чреды взаимных зевков и ошибок партнёры имели равные шансы. Я и Напо сидели тихо. В какой-то момент интеллигентный мужчина, которого допёк своим хамством партнёр, огляделся вокруг обиженно. Помощь пришла неожиданно. Напо взглядом показал ему на одну из фигур. Ход этой фигуры решал исход партии. Так и получилось. К моему и Напо удовольствию старичок в пенсне выиграл. Победитель посмотрел на нас с признательностью. Его соперник сник и ничего не замечал.
 - Хамы нетерпимы в быту, тем более им надо преподавать уроки в шахматах, - резонёрствовал я.
Дальнейших ход событий озадачил нас... Проигравший вдруг побледнел, стал трудно дышать, обмяк. Ему было плохо. Присутствовавшие забегали, появились лекарства. Старика  уложили на лежанку, которую принесли из будки сторожа клуба... Мужчина в пенсне виновато смотрел на происходящее. Я мельком взглянул на Напо. Тот стоял раскрасневшийся, напуганный.
Всю дорогу он молчал. Мне было выходить остановкой раньше.
 - Сегодня тяжёлый день, с магнитными бурями, - заметил он мне, когда я прощался с ним.

С утра пораньше я спустился в продуктовый  магазинчик на углу. У прилавка уже собрались пьяницы. Они не стенали как обычно по утрам от похмелья – их физиономии были серьёзными, глаза пытливо-любопытными. Подхожу я к ним и первое что слышу:
- Твоего рыжего дружка вчера в ментуру загребли! Прямо в метро взяли.
Первое, что в голову пришло: любители-шахматисты, с одним из которых после подсказки Напо случилась кондрашка. На моё крайнее удивление последовало:
 - Твой друг пристал к каким-то деревенским в метро, а те в крик, напугал чем-то.

Вернувшись домой, я тут же позвонил к приятелю. Ответил его, как всегда, спокойный голос. У меня отлегло от сердца.
- Что уже весь район знает? – спросил он с лёгким раздражением и рассказал.

... На той станции, где я вышел, в вагон вошло одно семейство, явно деревенское. Плохо одетые чумазые дети, их молодые родители, сгорбленные и потемневшие от тяжкого физического труда. Детишек было аж пять, самому старшему около 7 лет, самый младшему около года, его держала на руках мать. Они испуганно озирались вокруг, только-только привыкали к обстановке.
Напо наблюдал за семейством. На него нашла патетика и он назвал деревенских (про себя): "Соль земли!" Напо вспомнил, что у него в кармане залежались конфеты. Мой приятель опустил руку в карман, достал карамельку и протянул её самому младшему из ребятни. Провизор умиленно улыбался, когда это делал. Почувствовал даже, что неприятный осадок после посещения клуба у него начинает отходить. То, что произошло после, ввергло его в шок. Вдруг заголосила мать, отец вцепился в Напо, испуганные дети сбились в круг.
- Маньяк, упырь! – кричал сельчанин. Народ всполошился. Далеко не все поняли в чём дело. Тут вагон остановился. В вагон зашёл милиционер. Вывели сконфуженного Напо под руки. Народ собрался, смотрит, как ведут рыжего веснушчатого мужчину, а за ними напуганное семейство с криками увивается. «Маньяка ведут!» - слышалось в толпе.
В отделении у «пострадавших» и «подозреваемого» сняли показания. Милиционер сразу понял в чём дело, не стал оформлять протокол. Бедолаг в деревне предупредили, что в городе маньяк объявился, отравленные конфеты детям предлагает. Милиционер подмигнул Напо и предложил съесть его же конфету в присутствии «гостей столицы». У аптекаря во рту пересохло от волнения, конфету он просто проглотил. Сельчан отправили восвояси. Чуть позже отпустили и Напо.

- Да, тяжёлый был день! С магнитными бурями! – заключил разговор по телефону Напо.


Приставала

Был такой эпизод в моей биографии – я состоял в социал-демократической партии. Её состав не отличался постоянством. Он менялся уже третий раз, а я продолжал хранить ей верность. Причина была прозаическая. Секретаршей генсека работала одна хорошенькая особа – Танечка В. Она уехала в Россию, и я потерял интерес к социал-демократии. В городе жил один тип, который постоянно напоминал мне о моём членстве в этой партии. Прошло два года, как она перестала существовать, а он, встретив меня на улице, первым делом расспросил меня о моём житье-бытье на стезе шведского социализма, который я, якобы, пытался построить в Грузии. Через семь лет, как партия сошла с арены, этот неуёмный субъект, случайно столкнувшись со мной в метро, пристал с теми же вопросами. Говорил он громко, пытаясь перекричать шум подходящего к платформе поезда. Совсем недавно по фейсбуку из Парижа я получил письмо. Тот самый субчик нашёл меня в эфире и начал задавать мне те же самые вопросы. А ведь прошло уже 22 года, как я порвал с соц-деками. Пришлось того абонента заблокировать. Таню найти в интернете мне не удалось...

Так же получилось с Напо, точнее с его именем. Уже никто не помнил, что официально его зовут Наполеон. Он, кажется, сам начинал забывать об этом. Обращения вроде «Батоно Напо», «дядюшка Напо», «Напо Спиридонович» звучали буднично.
Но был в нашем окружении тип, который постоянно акцентировал деликатный момент. Сегодня я и Напо встретили его на остановке автобуса. Мы направлялись в больницу проведать мою тётю. Как мне сказали дома, «у неё что-то с ногами»  Я купил фрукты для больной. Наш общий знакомый, журналист по профессии, не изменил своему обычаю и раз-другой подпустил остроту в адрес Напо. На остановке он с картинной патетикой обратился к аптекарю:
- Твой тёзка однажды утром проснулся и в ужасе воскликнул: «Ещё ничего не сделано для бессмертия! Что ты сделал для бессмертия в свои тридцать, Наполеон Спиридонович?

Напо хранил молчание. Не договорив эту мудреную фразу, журналист начал преждевременно смеяться. В какой-то момент он сделал резкий глубокий вдох и... проглотил муху. Она пролетала между Напо и его обидчиком. Работник прессы поспешил за угол. Оттуда донеслись звуки, кое-кого тошнило. Аптекарь спокойно заметил:
- Есть что-то знаковое в том, что муху проглотил именно он. Лакомиться мухами – удел людей с дурными манерами!

Тут моё и Напо внимание привлёк слепой. Мужчина в чёрных очках уверенно следовал по знакомому маршруту. Но что-то произошло, и он, потеряв ориентацию, упёрся в угол дома. Слепой осторожно изучал местность с помощью палочки. Я ещё подумал, из какого сорта древесины она, гибкая и стучит звучно.
 - Его сбила с толка куча песка, которую навалили здесь ремонтники, - сделал заключение Напо. Мы сочувственно смотрели на слепого. Прохожие тоже оборачивались и понимающе кивали головой. Только Напо догадался, что надо делать. Он подошёл к мужчине, взял его по руку и что-то сказал ему успокаивающе...
То, «что имело место быть» вызвало ажиотаж на улице. Слепой мужчина вдруг начал кричать в панике:
 - Отойдите немедленно! Немедленно!!
К месту поспешили зеваки, пешеходы остановились. Даже подъехавший к остановке автобус задержался. Шофёра и пассажиров разбирало любопытство... Чем больше пытался сконфуженный Напо объясниться, тем больше краснел. Потом он махнул рукой и отошёл, от греха подальше. Другие люди помогли инвалиду выйти из тупика. Тот лепетал что-то невразумительное, но можно было разобрать, что запах лекарств вызывает у него сильную аллергию, отёчность. На эти слова никто внимание не обратил. Далеко не все в этом городе знали, что Напо - провизор. Одно только заметили зеваки - рыжий невысокий полноватый мужчина с веснушками «приставал» к несчастному слепому. Народ охоч до клубнички и восприятие у него избирательное.
Я и наш приятель – журналист стояли поодаль. Работник прессы не упустил случая позубоскалить:
 - Объектом харазмента Наполеона стал слепой мужчина!

Подъехал наш автобус. Мы распрощались с журналистом. Напо продолжал конфузиться. Потом мы заговорили о больной тётушке. Она хорошо знала аптекаря, ещё с детства. Эта была особа с привередливым характером, старая дева. Мужчин вообще она не любила, почитала их за опасных существ, у которых одно на уме – обманывать беззащитных женщин. Но Напо ходил у неё в фаворитах. В больничной палате он освоился. Позвали лечащего врача. Провизор продиктовал ему названия новых медикаментов. Моя тётушка была в восторге от «друга её племянника» и обменивалась одобрительными взглядами с другими больными - пожилыми женщинами, делившими с ней палату. Пока Напо диктовал, я разложил фрукты на тётином столике и угостил ими других больных. Одна из них – ясноглазая старушка - попросила подать ей воду. Мы посидели ещё немного. В основном говорила тётушка. Тема всегда была одна – она ворчливо выговаривала родственникам. Меня начало клонить ко сну, несколько раз клюнул носом. Под благовидным предлогом я вышел в коридор. На лестничной площадке я выкурил две сигареты. Вроде бы приободрился. Когда я подходил к палате, где лежала тётушка, неприятное предчувствие охватило меня. Из-за дверей доносились слабые старческие крики...  Посреди палаты стоял Напо весь красный. В правой руке он держал кружку с водой. Ему устроила гневную отповедь ясноглазая старушка.
 -  Я-то поверила Евгении Ивановне (моей тётушке), думала, что вы порядочный молодой человек. А вы хамом оказались. Полезли на старую больную женщину.
 - Я ей только воду подал. Она ещё попросила меня её на правый бок уложить! – увидев меня, заговорил быстро мой приятель.
Моя тётушка будто бы затаилась и выжидающе глядела то на Наполеона, то на старушку.


Из любви к искусству

Недавно Напо съездил в Мегрелию. Выходила замуж сотрудница Джульетта, которая и пригласила коллег. Я заглянул к нему в аптеку. «Пир стоял горой!» - так выразился необычно возбужденный провизор. Потом он сменил тему, продолжил.
 - Ты ведь знаешь, что мегрельцы любят «разнообразить» с именами. Деревня Джульетты не была исключением. Из тех мест родом был Лаврентий Берия. Наверное, поэтому одно время там популярно было имя Агент. К отцу невестки так и обращались – «Агент Джвебевич».
В ответ я вспомнил, как звали нашего учителя по истории (кстати, мегрельца) - «Ленсталбер», или Ленин-Сталин-Берия.

Здесь Напо сделал паузу. Он не поленился, встал, чтобы помыть под краном залежавшуюся после чаепития чашку. Уже возвращаясь к столу, мой приятель возобновил тему:
 - Там же я предположил - имя у невестки, что и у шекспировской героини. Не случайно. Ведь её старшего брата звали Макбет, а младшего... Фальстаф.
 - Ничего себе! – воскликнул я, - как хорошо надо знать творчество старины Шекспира и иметь изощренный вкус, чтобы наречь ребёнка именем весьма специфичного персонажа!
 - И я о том же! Хотя бьюсь об заклад – их батя Агент не отличается литературными пристрастиями. Просто мандариновый магнат, - продолжил Напо.
Из рассказа провизора я узнал, что Макбет руководил готовкой приёма гостей, Фальстафу же поручили разливать вино по кувшинам. Младшой умудрился разбить двадцатилитровый баллон. Крик стоял! Ругались на мегрельском, а имена звучали иностранные.
 - А не было ли в той компании Наполеонов? – спросил я не без подковырки. Ответ провизора опередил голос сотрудницы из передней комнаты аптеки:
 - Напо Спиридонович! Вас племянник спрашивает по телефону.

Мой приятель заспешил, заявил, что «ему на шахматы нужно». Было заметно, что он хранил обиду за мой вопрос. Напо подошёл к зеркалу, поправил галстук, щелчком сбил с ворота пиджака пылинки. «Его любовь к порядку – профессиональное», - говорил я. Что могло произойти такого экстраординарного, чтобы он позволил себе неаккуратность?
Но вот это произошло и именно в тот день...

Через три часа я встретил Напо с племянником на улице. Оба, хмурые, слабо приветствовали меня. Мне сразу бросился в глаза беспорядок в одежде провизора – нехватка пуговицы на куртке. Сама куртку выглядела потёртой. На лице у Напо была ссадина. На мой вопросительный взгляд Напо только досадливо хмыкнул. «Ничего, отойдёт, сам позже расскажет», - подумал я. Дома я поделился наблюдениями с супругой.
 - Неужели кто-то поколотил провизора, - предположил я.
 - А вдруг он кого поколотил? – в шутливом тоне вторила мне жена.
 - Оба варианта весьма забавны, - похихикал я.

Между тем вот что произошло...
Оставив племянника в шахматном классе, Напо вышел в сквер поблизости. Прогуливаясь по посыпанным кирпичной крошкой дорожкам вдоль свежих газонов, он обратил внимание на мужчину. Тот то и дело нагибался, подбирал брошенные на газон бумаги, целлофановые лоскуты и потом бросал их в урну. Днём позже во время шахматного сеанса Напо рассказывал мне:
 - С виду он был странный. Другие мужики в сквере собак выгуливали, беседовали друг с другом, а он «чистил природу», как выразился. На тех мужиков этот тип смотрел презрительно. Они курили и бросали окурки наземь. «Ненавижу окурки!» - заявил он запальчиво.

Напо разомлел. Он встретил родственную душу. Мой приятель тоже ненавидел окурки, но ещё больше целлофановые кульки. Однажды он поднимался к своим в Манглиси. Проезжая мимо рощи, он увидел, как сплошь вся поляна была покрыта разноцветными упаковками для мороженого. Он впал в обличительный раж, громко заговорил. Его поддержали пассажиры автобуса.
... Мужчина ушёл. Напо остался один. Тут его взгляд перехватил рваный чёрный лоскут целлофана, запутавшийся в весенней листве дерева (это была липа). «Должно быть ветер его туда занёс», - подумал провизор и оглянулся вокруг. Чуть поодаль мужчины продолжали беседовать и курить. Их породистые разномастные псы носились по газонам, играя друг с другом. Напо овладело страстное желание сорвать лоскут. Тот висел на вполне досягаемой высоте. Ещё раз обернувшись по сторонам, стараясь быть незамеченным, аптекарь начал взбираться на дерево. Ему, неуклюжему полноватому мужчине тридцати лет, это стоил сил. Последний раз он взбирался на дерево лет двадцать назад. Но вот сорван лоскут! Пора спускаться. И в этот момент Напо понял, что ему это не сделать, слишком трудно. Оказывается, спускаться с дерева иногда сложнее, чем взбираться на него. «Какой позор... в центре города, в сквере... уважаемый человек... аптекарь... залез на дерево и застрял!!» - запаниковал мой приятель. Первыми обратили на него внимание собаки. Они окружили дерево и стали облаивать чудака, сидящего на дереве. Их лай привлёк внимание хозяев. Те подошли и увидели приличного рыжего, аккуратного мужчину, взгромоздившегося на ветке дерева. Один из них вежливо осведомился о намерениях Напо. Провизор не ответил. Было бы ещё несуразнее признаться, что взобрался на дерево из-за грязного лоскута целлофана. Молчание моего приятеля усугубляло нелепость ситуации. Ещё то, что народу становилось вокруг дерева всё больше. Кто сочувствовал Напо, кто подпускал шпильки. Напо взглянул на часы. Скоро должен появиться племянник! Провизор совсем потерял голову, засуетился. Поставить ребёнка в неудобное положение – это уж слишком! Решившись наконец-то, он обхватил ствол дерева и отдался воле гравитации – он скользил по стволу вниз, а грубая кора как наждачная бумага терзала его аккуратные пиджак, брюки, его веснушчатое лицо и руки.

Когда в сквер заглянул племянник, Напо стоял в одиночестве. Он нервно наводил порядок в своей одежде.
 - Мне кажется, ребёнок не догадался о моём приключении, - сказал Напо мне.


КОКОМОТЭ

Племянник Наполеона изучал английский. Дядюшка помогал ему. Однажды парнишка пересказывал текст... Мальчик-бушмен по имени Утэтэ жил недалеко от заповедника, где работал его отец, который по версии племянника пас там носорогов. Дядюшка не стал исправлять неточность насчёт носорогов и их пастуха, ибо пребывал под впечатлением от столь экзотичного имени африканского парубка.  Другое то, что в этот  момент Напо связал это имя с инфантильной речью соседского ребёнка. Ему было четыре года, а он только одно талдычил: «Кокомотэ, кокомотэ!» Это «слово» обозначало все доступные сознанию парнишки явления, варьировалось только эмоциональное наполнение. Плача или смеясь, он нараспев произносил своё «Кокомотэ»... «Звучит, как Утэтэ», - сделал про себя заключение Напо.

В тот день тема получила неожиданное развитие. Вечером к Наполеону зашёл дальний родственник. За лекарством. Этот тип отличался ипохондрическим характером и лечил свои многочисленные недуги исключительно дорогими и редкими лекарствами, к коим Наполеон, как провизор, имел доступ. В этот вечер гость, верный себе, много говорил о своих болячках. А потом начал разглагольствовать о том, чем болел Наполеон Бонапарт. Провизор досадовал от того, что каждый раз собеседник для пущей убедительности перевёл на него свой взгляд.
Напо Спиридонович попытался замять неловкую ситуацию и заметил мягко:
- На моё счастье я не столь амбициозен, как мой тёзка!

Ипохондрик понял намёк и затих. В это время по ТВ показывали цирковое представление. Напо смеялся проделкам клоуна. Гость не разделял его веселье. Ему вдруг вспомнился фильм, самые мрачные эпизоды апокалипсиса, которые увековечивали кадры двух танцующих марионеток – мужчина и женщины. Они танцевали не под музыку, а под ритм «весьма идиотской фразы» (выражение, к которому прибег рассказчик) – «Тэтэ-матэтэ, тэтэ-матэтэ». Тут Напо покраснел, «фраза»  ассоциировалась у него с именем мальчугана- бушмена и речью косноязычного соседского мальчика: «Тэтэ-матэтэ», «утэтэ», «кокомотэ». Вдруг с экрана ТВ донеслась команда дрессировщика тигров: «Патэ!!» Провизор даже подскочил, так зычно прозвучала команда.
- Тэтэ-матэтэ, кокомотэ, Утэтэ, патэ!» - чуть было не выпалил он.

Напо стал замечать, что в городе появилось много африканцев. Сплошь крепкие молодые люди. Ходил миф, что они все - футболисты. Как-то в зимнюю пору он стоял у дверей аптеки и наблюдал чернокожих молодых людей. Они толпились у входа в продуктовый магазин. Один из них был в одной сорочке. «В такой холод!» - промелькнуло в голове у Напо. У его сестры недавно умер свёкр, и у провизора промелькнула благая мысль, что можно было раздать оставшуюся одежду мигрантам. Он бросился звонить сестре. Она долго не могла понять, о каких неграх говорит её брат, и какое отношение к африканскому футболу мог иметь покойный свёкр. Сказалась манера Напо говорить тихо, скромно («мямлить», по словам сестры).
Когда Напо вышел на улицу, негры, лопоча на своём языке, двинулись с места, проходили мимо. Один из них нёс пакет с сахаром. «Четыре парня ждали, пока пятый купит 1 кг сахара, а теперь, наверное, на суахили обсуждают покупку», - вёл внутренний монолог аптекарь. Неожиданно для себя на английском он спросил проходящих мимо, не футболисты ли они. «Да! Да!!» - ответили те хором, с некоторой готовностью, явно чтоб не дать повода заподозрить их в том, что они – нелегальные мигранты.
- Интересно, есть ли среди них парень по имени Утэтэ,– подумал аптекарь.

Но вот после некоего случая Напо перестал проявлять любопытство к мигрантам из Африки...
Он стоял у выхода метро «Проспект Руставели». Ждал меня. Мой приятель пришёл вовремя, я же запаздывал. Напо не терял зря время и рассматривал прохожих. Тут его внимание привлёк один негритянский юноша. Тот точно не был футболистом - клянчил деньги, попрошайничал. На посредственном грузинском языке мигрант живописал, что голоден, что хочет собрать деньги на билет на самолёт, чтобы улететь домой. Народ проходил мимо и на спичи чернокожего парня не реагировал. Напо стал анализировать ситуацию. Этот тип выбрал невыгодную позицию. Сзади стоящего на ногах парня находилось большое пространство, в глубине которого располагались скамейки, на которых сидели довольно привлекательные девицы. Приметного с виду попрошайку это пространство поглощало. «Таким образом, - рефлексировал провизор, - внимание людей к его особе не могло быть акцентированным».
Он подошёл к парню, подал ему 20 тетри и на английском посоветовал ему стать у парапета. Дескать, там тень и ещё ... Далее последовали рассуждения о неудачной тактике попрошайки. Молодой человек повиновался, но Напо не был уверен, что был понят вполне. Негр двусмысленно, с интересом посмотрел на малого роста, полноватого, с рыжими волосами и веснушками мужчину. Чем больше старался казаться вежливым мой приятель, тем больше подозрения выказывал по отношению к нему темнокожий.
Напо был доволен  своим открытием, почти гордился. «Да, у меня талант к попрошайничанию!» Мой приятель расплылся в улыбке, ему вспомнилось, как наградил аналогичным комплиментом Кису Воробьянинова Остап Бендер. Провизор, не переставая, наблюдал за негром. У того "бизнес" вроде наладился – несколько прохожих вняли его мольбам-просьбам. Напо даже забыл, зачем собственно находился у выхода метро. Он опять подошёл к молодому человеку. Хотел спросить его об успехах и ещё... имя. Негр смотрел откровенно сально и с вызовом. Но имя своё назвал – Фердинанд.
- Да, имя нордическое, совсем не африканское, как Утэтэ, - усмехнулся про себя Напо. В этот момент к киоску неподалеку подошёл другой негр. Судя по его прибранной одежде и поведению, он был более успешным, может быть, действительно играл в футбол за какую-нибудь местную команду. Африканцы обменялись фразами на своём языке. При этом оба с гадким интересом поглядывали на «местного». Наполеон уже догадывался, за кого его принимают. Когда «футболист» ушёл, он бросил ещё 20 тетри в лапу негру и спросил, о чем тот говорил с земляком. Попрошайка отреагировал нагло и сказал, что «те дела» (здесь он сделал неприличный жест) могут стоить гораздо дороже – 20 лари. Напо вспыхнул и внутренне вскипел. Впрочем, он не знал, как поступить в такой щекотливой ситуации. Сжал свои белые, покрытые веснушками кулачки. Побить мигранта!? Негр быстро смекнул, что оплошал и быстро ретировался, ушёл в сторону проспекта.

Когда я подошёл к приятелю, тот стоял растерянный и красный.  Напо мямлил абракадабру типа: «Утэтэ, кокомотэ, тэтэ-матэтэ, патэ...»


Нимфетка под дождём

Напо пребывал в прекрасном настроении. Гундося арию Риголетто, он направлялся к вокзальной площади. Его 14-летнему племяннику присвоили первый разряд по шахматам. Сам дядюшка удостоился этого звания в более старшем возрасте.

Стоял летний день, небо хмурилось. Первые признаки дождя не смущали провизора. Не было случая, чтобы ненастье застигло его врасплох. Он, всегда предусмотрительный, одевался по погоде.
Чуточку начал накрапывать дождик. Напо приготовился открыть зонтик. Тут его внимание привлекла девочка. Она была одета очень легко, не по погоде. В топик и мини-шорты. Её ладненькое тело, ноги уже тронул загар. Напо наблюдал её со спины. Девочка подхватила котёнка, гулявшего беспризорно на улице, прижала его к щеке и что-то ласково говорила. Напо заметил, что моментами она поворачивала лицо чуть в бок и из губ выпускала дым. Девочка курила. Напо прибавил шаг, хотел обогнуть её и потом уже раскрыть зонт.
- Это ваш котёнок? – вдруг услышал он голос.
Напо остановился. Вопрос показался ему глуповатым. Почему бы не ответить? На него смотрели чёрные глаза нимфетки, прямо, без вызова, но и без стеснения. Напо видел красивое смуглое лицо, сигарету в крепко сомкнутых губах.
Он посмотрел вокруг.
- Как мила! - подумал он, а потом нарочитым дидактическим тоном заметил ей, что курить вредно. Педагогический раж провизора не вызвал у неё раздражения. Она просто сказала, что её подружки тоже курят. И назвала имя одной из них, наверное, самой разбитной. Произнесла его как-то громко и весело как будто это имя могло что-то значить для случайного прохожего. Во время разговора девочка держала котёнка на руках и гладила его своей худенькой рукой, а тот льнул к ней. Она продолжала курить, и после некоторой паузы в разговоре нерешительно произнесла вслух, а не взять ли ей котёнка домой.

Аптекарь посмотрел на небо. Дождь вроде прекратился. Он в нерешительности повертел в руках зонт и потом спросил девочку о её возрасте. «Четырнадцать»,  - был ответ. Напо вспыхнул. «Ровесница племянника. Почти ребёнок!» Потом выяснил, что она живёт с матерью, которая снимает квартиру, не работает. Спросил имя. Её звали Ирина.

- Почему ты так легко одета? Прохладно ведь, - спросил в том же назидательном тоне Напо. Он показал взглядом на прохожих, у которых на изготовке были зонты. Женщины, девушки были одеты в жакетки. Она только пожала плечами.
Напо сделал паузу. Не знал, как поддержать разговор.
 
Открытость в повадке нимфетки его обескураживала. Что это - ангельская невинность или...? Провизор прибавил ходу, она тоже. Убавил ходу, она тоже. «Не надо было имя спрашивать! Только привязал её себе на голову!» - подумал он.
Они находились недалеко от стойки пиццерии. Напо пригласил её угоститься. У неё загорелись глаза. Аптекарь подошёл к стойке и заказал одну порцию. Он покраснел от досады, когда увидел, как двусмысленно глянула на них обслуживающая женщина. Ирина опустила котёнка на тротуар, выкинула сигарету в мусорное ведро и принялась жадно есть. Она доела пиццу, Напо сказал ей:
- Иди домой, скоро дождь, простудишься!
Аптекарь ещё раз осторожно оглянулся вокруг. Это место на вокзале имело дурную славу. Вокруг расхаживали местные проститутки. Они смотрели как та тётка из пиццерии. Он собрался было уже уходить, хотел сказать Ирине что-то предостерегающее. Но передумал. Провизор почти бежал, на ходу раскрывая зонт. Хлынул не по-летнему холодный дождь. Нимфетка осталась стоять под дождём.

Увы, сплетня о приключении Напо имела место быть. Дескать, на вокзале он пристал к молодке, потчевал её пиццей, курил вместе с ней. Впрочем, сплетня скоро изжила себя. Подвела деталь. Мой приятель был некурящим.

И всё же... Вчера в городе у памятника Багратиона я встретил соседа Н.А. Этот тип всегда отличался смешливостью. На этот раз он был спокоен и никаких признаков весёлости не проявлял. Я показал ему на фасад здания, на котором висел плакат со словами Державина: «О, как велик, велик На-поле-он! Он хитр, и быстр, и тверд во брани...» И далее уже славословие в честь Багратиона. Тут Н.А. разразился гомерическим хохотом. Я вздрогнул, не мог понять, как памятник мог подать повод для такой реакции. Задыхаясь от смеха развесёлый субъект выдавил из себя:
- Я представил себе, что эти строки Державин посвятил конопатому провизору Наполеону Чургумелашвили из нашей аптеки... Ну, ты знаешь, рыжий такой!
 
Я заметил, что смех доставлял Н.А. физиологическое удовольствие. Иногда казалось, что он сам прислушивается к нему, как бы со стороны. Неожиданно этот тип с хохота перешёл на хихиканье:
- А ты знаешь, что Напо на вокзале застукали в обществе одной малолетки? – сказал он с гаденькой улыбкой, - дезинфекцией пропах, а туда же.
- Враньё всё это! – возмутился я.


ПРАВОЗАЩИТНИК

Наполеон съездил в Москву, по делам бизнеса, выяснять отношения с поставщиком. Точнее его как фармацевта взял с собой на переговоры грузинский дилер. По приезду он позвонил мне, мол, подарочек привёз. Договорились встретиться у него в аптеке. «Ещё в шахматы поиграем», - промелькнуло у меня.
Провизор встретил меня приветливо, видно было, что он в приподнятом настроении. Мне преподнесли благоухающий пакетик с изображением эйфелевой башни и текстом на латинице. Французская косметика для мужчин? Точно, в пакетике оказались крем для бритья и лосьон после бритья. После того, как провизор поделился впечатлениями мы приступили к игре в шахматы. Напо действительно был  на подъёме, играл легко. После очередной проигранной партии, я приуныл. Потом совсем расстроился и стал подпускать остроты типа, как встретила тёзку Боннапарта Москва, говорят, что там довольно рискованно носить такое имя, как Наполеон. Мой приятель слабо реагировал на мои подковырки. Когда же собрался убрать со стола шахматные принадлежности, рассмеялся и озорно заметил, что без приключения не обошлось.
- После встречи все мы пошли в ресторан  «Прага»,  «обмыть» сделку. Выходим, навеселе, - тут я вопросительно глянул на рассказчика.
- Да, да! - самодовольно отметил он столь необычное для него обстоятельство, и сразу добавил, - Ты знаешь, что свою норму я соблюдаю. Напитки были уж очень экзотическими, хотелось попробовать по капельке.
Напо на секунду отвлёкся, начал обтирать ватой с дезинфицирующим средством шахматную доску. Его идея-фикс.
- Пока ждали, когда нам авто подгонят, - здесь я опять посмотрел на него многозначительно. Он, довольный, продолжил, - смотрю на остановке молодой человек стоит и плачет.
Напо снова отвлёкся, почему-то начал мыть руки под краном. Другое его наваждение  как аптекаря.
- Парень с виду мощный, породистый, белокожий, блондин с пшеничного цвета пышными усами, прилично одетый. Правда, пьяненький. Слышу приговаривает: «Как жить на такую зарплату! Я, инженер, с высшим образованием!» Рядом народ стоял, ждал автобус.  «Пить не надо!» отчеканил кто-то. Все на остановке разделили это мнение, одобрительно закачали головами! Особенно женщины. Люди осуждающе смотрели на беднягу. Тот совсем раскис и готов был расплакаться ещё пуще. Я вступился за него....
Опять наступила пауза. Напо отвлёкся, посчитал нужным из своей комнаты крикнуть распоряжение девицам, обслуживавшим в зале клиентов.
 - Говорю людям на остановке, - возобновил рассказ Напо, - зачем парня терроризируете, уж выпить ему нельзя. Они взбеленились, как если бы я сказал нечто совершенно хульное, оскорбляющее их чувства и достоинство. Да ещё с акцентом. Послышалось: «Что за хмырь рыжий выступает!?», «Жидо-масон!» и тому подобное. Парень толком не сориентировался, решил, что я на его счёт прошёлся, вдруг перестал нюни распускать, грозит, что меня в рог бараний свернёт. Не могу понять, или ему комфортнее было, когда народ его чехвостил, или на самом деле не врубился, что я его защищаю. В это время один из моих московских друзей зовёт меня: «Наполеон Спиридонович, машины поданы!». Народ совсем изошёл, реплики бросает: «Не таких Наполенов из Москвы гнали!». Уже в машине дилер из Тбилиси ввернул мне на грузинском, чтоб местные коллеги не поняли: «Встревать не надо! У них свои разборки!»
Напо немного посмеялся собственному рассказу. Потом достал бутылочку текилы, совершенно невиданный для нас алкоголь. Пили из мензурок со шкалой, чтобы точно можно было налить по 50 миллиграмм на каждого.

Грузия переживала бурные времена. Свойство такого хода событий – всеобщая активность. На проспекте Руставели можно было наблюдать десятки групп людей, до хрипоты ведущих полемику о судьбах страны. Горожане кучковались и дискутировали уже по выходу из метро.
Мои и Напо политические взгляды находились на стадии формирования. Они менялись по мере того, как мы переходили от одной группы спорящих к другой. «А ты знаешь, этот оратор прав!» - говорили мы друг другу и меняли свою точку зрения, вменённую нам другим говоруном полчаса тому назад.
Иногда власти перекрывали проспект и по нему с плакатами дефилировали демонстрации, разной степени массовости и энтузиазма. Несли лозунги. Некоторые из них судьбоносные, некоторые совершенно шизоидные. Манифестанты доходили до площади Свободы и разбредались. Тут же восстанавливалось движение на проспекте. Каждый вечер завершался митингом у здания парламента, на котором выступал сам Президент. Так он непосредственно общался с народом.
- Это демократия! – заявил нам Эмиль А., наш общий знакомый.
Эмиль считался последователем традиций Сахарова. Там, где нарушалась свобода слова, появлялся невероятно субтильный, худой и малого роста еврей с неизменным портфелем, который он волочил по земле. Его глаза горели. Этот субъект даже руки распускал. Так в своё время вёл себя его кумир. Сахаров награждал пощёчинами милиционеров, а те не знали, как реагировать на такое поведение почтенного академика. Таким образом насаждалась стилистика правозащитного движения.

В тот момент нация разделилась по признаку – кто любил президента, кто нет. Так получилось, что по разные стороны баррикад оказались студенты и старые девы. Дамы отличались крупным телосложением и крикливостью. Они опекали первое лицо государства, как если бы он был для них любимым племянником. Их ещё называли партией незамужних тётушек. Я и Напо прохаживались по проспекту и озирались по сторонам, так было интересно вокруг! Наше внимание привлекла сцена – «тётушки» окружили паренька в очках (студента!) и, мягко говоря, отчитывали его, а тот, впав в полемический раж, не отступал.
- Растерзают ведь мальца! – сказал мне Напо и вмешался в перепалку.
- Отпустите парня! – вдруг авторитетно заявил он женщинам. Те от неожиданности замолкли и расступились. Одна из них попыталась возразить.
- Не надо! – рявкул Напо. Никогда я не видел своего приятели таким категоричным. «Тётушки» переглянулись вопросительно-многозначительно. За кого они его приняли? Говорил только «студент», он уходил и продолжал критиковать президента. Мы проследовали дальше по проспекту. Напо был доволен своим поступком. «Ты говорил как генерал!» - заметил я ему. Его лицо стало пунцовым от удовольствия.

Мы шли и не замечали, что идём вслед за парнем. Тот несколько раз обернулся и зыркнул на нас глазами. Ничего не подозревая, я и Напо собрались присоединиться к группе молодых людей, послушать их. Тут с воплем «следишь сволочь, провокатор!» на провизора обрушился тот студентик в очках. Напо побледнел от страха. Его обступили возбужденные молодые люди. Вперёд выдвинулся их лидер, суровый мужчина средних лет. Он снимал допрос.
- На какого работаешь, конопатый! – ревел он с высоты своего роста на «провокатора».
К счастью, в толпе кто-то узнал его. «Это батони Напо, Наполеон, провизор из аптеки!» - послышалось. Допрашивающий провизора мужчина посмотрел на людей и смягчил тон. Уже с деланной серьёзностью он переспросил провизора:
- Наполеон, тот что Боннапарт!?
- Нет, Чургумелашвили, - ответил ему испуганный Напо.
- Не высовывай нос из своей аптеки, Чургумелашвили! – отпуская моего приятеля, заявил тот суровый мужик...

Через некоторое время локальные стычки полемизирующих, перекинулись на весь проспект. Закончилось гражданской войной, «всеобщим «бенцом», как выражался Эмиль.


Свиноторговец

Деревенский родственник Наполеона Гиго из разряда людей шумных и суетливых. Его визиты производили впечатление нашествия. Во время застолья пел только он. Напо не поддерживал, как ему казалось, неумеренное веселье гостя. Хотя, кто мог сказать, что видел или слышал, как поёт безголосый аптекарь?

В последний свой приезд Гиго допустил бестактность... После отца  у Наполеона во дворе оставался виноградник. Провизор исправно обхаживал его. Осенью собирал небольшой урожай (20 вёдер). Он часами сосредоточенно отделял ягодки от кистей. Потом давил их своими руками. Почти как священнодействовал. Вино получалось густым, цвета черно-бордового, чистейший виноградный сок. Соседи пустили слух о целебных свойствах напитка, изготовленного провизором. Даже малым детям давали его пробовать. Напо льстила репутация его изделия. Сам Напо, будучи трезвенником, к  нему не прикасался. Он шутил, что фармацевту необязательно пробовать все лекарства, с которыми он имеет дело. 
- Твоё вино педерастическое, - заявил Гиго во время застолья и пояснил, – оно вроде бы с градусами, но нежное.
Напо знал, что «напиток богов» может быть женским – лёгким, и мужским - крепким. От своего родственника он впервые узнал, что оно может быть ещё... Напо насупился.

Но вот пришло время отъезда Гиго. Гость своим оживлением привлекал внимание соседей и просто прохожих. На него накатил прилив благостных чувств. Он расцеловывал родню, потом переключался на рядом стоящих, иногда просто случайных людей... 
Под конец Гиго дал волю ещё одной своей необычной манере - обхватит спереди собеседника за плечи, впритык смотрит тому в глаза и что-то в полголоса выговаривает. На некоторое время наступает тишина, Гиго «становится не так много», как выражалась супруга провизора. Этот  ритуал родственник приберёг для  Напо. Обхватив хозяина за плечи, гость с высоты своего роста гипнотизировал его. Его физия была как всегда небрита, дышал он винным перегаром, от него шёл запах пота. Пахнущий чистотой аптеки Наполеон терпеливо пережидал пьяный спич, который сводился к тому, что его «поколотят», если он не приедет в деревню испить тамошнего вина...
После этого гость протиснулся в свой видавшие виды «Газ-21»  и рванул с места.

У неуёмного Гиго была ещё одна «неприятная» для Напо черта – он подчёркнуто членораздельно, громко произносить полное имя провизора. Напо точно знал, что родственник делает это без всякой задней мысли, но все равно озабоченно оглядывался вокруг. Во время одного пира в деревне Гиго именно так и поступил. Провизор напрягся, но потом отошёл, увидев, что его имя не вызвало «нездорового» ажиотажа. Только сидящий за столом учитель истории  из местной школы криво улыбнулся. Среди гостей было двое мужчин, которых звали Сипито и Оломпре. По грузинским меркам эти имена  звучали совершенно непритязательно. Шутили именно по их поводу. Дело дошло до препирательства. Кстати, почему-то между Сипито и Оломфре.
Участники застолья, захмелев, затруднялись произносить «Батоно Наполеон», когда обращались к провизору.
- Называйте меня просто Напо, - сказал провизор скромно.
 
На этот раз Гиго приехал в город «по делу». Возвращаясь с работы, Напо увидел стоящий во дворе «Газ-21» родственника. Машина была нагружена полыми свиными тушами. У провизора ёкнуло сердце. Он остановился и с лёгкой оторопью смотрел на выпиравшие из багажника морды с синими пятачками...
Гиго не изменил своему амплуа. Он театрально отказался от вина Напо. Привёз своё в бутыли. Этот тип несколько переиначил французскую мудрость – «Вино открыто-пора пить». В его интерпретации она звучала бы так: «Вино открыто – пей до дна». На вкрадчивый вопрос сестры хозяина, а не трудно ли будет гостю встать рано утром в 5 часов, чтоб повезти свиней на базар. «Я никогда не пьянею!» - прозвучал самонадеянный ответ...
Оглушительный треск будильника в пять часов утра разбудил всех, кроме Гиго. Он продолжал мирно спать. Напо и его сестра пытались разбудить его, но тщетно. Попытались даже облить спящего холодной водой. Не сработало.
Мысль «Что будет со свиньями!?» вдруг полностью овладела сознанием Напо. Он впал в панику. Ему представились их морды с мёртвым оскалом. Его начало колотить.
- Я сам поеду на базар!- заявил он сестре.
- Но ты не умеешь водить автомобиль!! - воскликнула  она.
Тут вспомнили про меня. В телефонной трубке был слышен взволнованный голос моего приятеля. Я долго не мог понять, почему в такую рань со мной говорят о потрошенных свиных тушах. Но стало ясно - нужен шофёр.
Минут через десять мы ехали на старом «Газ-21» на базар, на приёмный пункт. Напо поставил меня в курс дела. Я помог приятелю разгрузить товар. Он поблагодарил меня и отпустил домой, сказав, что его бедолага-родственник, наверное, сам скоро объявится.
Я вернулся домой, принял душ, позавтракал и пошёл на работу. Дождался перерыва и направился к Напо в аптеку, играть в шахматы. Его я не застал. Сотрудница сказала, что он звонил, задерживается по семейным обстоятельствам. Я только пожал плечами.
Возвращаясь в офис, я встретил нашего общего знакомого журналиста Гию М. Завидев его на расстоянии, я почувствовал, что тот будет зубоскалить, даст волю своему язвительному нраву.
- Ты слышал новость? Аптекарь Наполеон сменил профессию. Теперь он торгует свиньями на базаре, - заявил он первым делом, вместо того, чтобы поздороваться со мной.
Представитель прессы ещё долго разглагольствовал, прибегал к пассажам по поводу имени провизора, впрочем, оригинальностью уже не отличающимися.
 
Через некоторое время я позвонил к Напо домой. Он сам мне ответил. Голос у него был усталый и выдавал раздраженность. Потом провизора прорвало:
- Этот хмырь - Гиго долго не появлялся. После того, как моя сестра напоила его крепким чаем, его пуще развезло. Блевал без остановки. Как назло именно в это утро на базар много знакомых наведалось. Смотрят на меня, своим глазам поверить не могут. Уж как я томился, пока стоял у всех на виду в грязном халате и с резаком в руке.  Буквально полчаса назад меня сменил Гиго. Чтоб его...
Последовали ругательства, так мало характерные для лексики аптекаря.


СВАДЬБА

Ранним утром сестра разбудила Напо. Она выглядела озабоченной. Приехал Гиго из деревни. Он был при галстуке, тщательно выбритый, что только добавило тревожности провизору. Не дав оправиться родственнику, гость обрушился на него потоком слов, из которых следовало, что он женится, прямо через несколько часов, и что Наполеон  несколько лет назад пообещал быть свидетелем на его свадьбе.
Гиго прибег к своей манере  - обхватил за плечи Напо, впритык посмотрел  тому в глаза и сделал выговор заартачившемуся было родственнику. Продолжением «ургентной ситуации» стали постоянные помыкания Гиго. Он непрестанно ныл, дескать, Напо и его сестра не проявляют должного энтузиазма и с ленцой приводят себя в порядок. «На свадьбу же едем! Больше жизни!» - приговаривал он. Он почувствовал момент и затих на некоторое время, когда брат и сестра обособились, чтоб обсудить деликатные детали.
- Возьми свои 1000 лари, которые ты приберёг для пальто, - шепнула сестра аптекарю.             
- Хватит ли? - спросил Напо.
- Не знаю, - ответила сестра, косясь на комнату, где находился Гиго. Потом добавила:             
- Вспомни, как это у твоего славного тёзки: «Ввяжемся в бой, а там видно будет!»      
Наполеона перекосило от этой фразы. «День не пройдёт, чтоб не прошлись по поводу моего имени!» - мрачно заключил он.

На улице их ждал Газ-21 Гиго. Пришедший в себя Напо хмыкнул и заметил не без иронии:
- Не пристало жениху на таком монстре разъезжать.
- Тесть обещал мне «Мерседес» купить, - был ответ.

Часа через два прибыли в деревню. Во дворе шла готовка к свадьбе, под раскидистым ореховым деревом расставляли столы. В марани (винном погребе) отец Гиго разливал вино в глиняные кувшины. Стоял прекрасный октябрь, ясный солнечный день. Только-только собрали урожай яблок. Во дворе стояли штабеля ящиков, заполненных красными и жёлтыми плодами.   
- Свидетель прибыл! – разнеслось по окрестностям и народ потянулся к машине, впереди всех нанятые музыканты. Как только появился Напо, они заиграли. Кларнетист побагровел, его глаза вот-вот должны были вылететь из орбит, а щёки лопнуть, так он их раздувал. Барабанщику и гармонисту было куда легче, чем кларнетисту. Те с нескрываемым любопытством смотрели на свидетеля и плохо скрывали разочарование, увидев невысокого рыжеватого веснушчатого мужчину. Оглушенный таким приёмом Напо не расслышал комментарии, которые отпускали в толпе. Типа: «Гиго мог быть разборчивее».
Сам Напо понимал, что от него ждут «мужских поступков», но не знал каких.  Когда аптекарь стал понимать, что музыка его утомляет, а музыканты всем своим видом показывали, что они сами в изнеможении, на выручку пришёл Гиго. Он шепнул Напо, что музыкантам надо заплатить. По неопытности свидетель заранее не рассортировал купюры. Из кармана он достал первую попавшуюся и весьма высокого достоинства. Класть её обратно было неудобно. Напо картинно передал купюру гармонисту. Музыка смолкла, а народ одобрительно загудел: «Свидетель щедр!!» Зато последовал болезненный щипок сестры.
 
... На некоторое время музыканты и публика потеряли интерес к Напо, начали расходиться. Гиго передал брата и сестру на попечение своей матушке. Та, слащаво улыбаясь, заметила им, что время ещё есть, можно и отдохнуть.
- Заглянем на кухню, - сказала она улыбнулась, и на этот раз ещё и с хитринкой. Брата и сестру подвели к столу, где женщины готовили кукурузные хлебцы – «мчади».               
- По обычаю вы должны благословить наш хлеб насущный, - сказала хозяйка и передала ему сито, в которое насыпала кукурузную муку. Напо догадался, что муку надо просеять, но не знал слов. Он что-то промямлил из своего репертуара тостов и протянул опорожненное сито хозяйке. Та повела себя непонятно, просто замерла. Женщины, кто находился на кухне, выжидательно смотрели на свидетеля. Напо опомнился, выпростал свободной рукой из кармана очередную бумажную купюру и бросил в сито. И пошло по цепочке из кухни во двор: «Свидетель предельно щедр!» Здесь последовал второй щипок. Как выяснилось, в сито достаточно было бросить железную мелочь.

Напо и его сестра отдыхали в  гостиной. Сестра вполголоса отчитывала незадачливого брата, а тот, улучив момент, сортировал купюры, раскладывал их по разным карманам. Во дворе заиграла музыка... 
Во главе большой толпы шли жених и его свидетель, за ними – играющие музыканты. Шли «брать» невесту. Гиго во всю танцевал, «выкаблучивался», как выразился Напо. «Почему не танцуешь!?» - крикнул жених провизору. Мешковатый Наполеон попытался изобразить лезгинку.
Идти было недолго. Метров тридцать, только улицу перейти. Остановились перед богатым двухэтажным домом.
- Тебе надо выкупить молодую, - шепнули провизору из окружения. Напо подумал: «Видать, тесть у Гиго не бедный!» Потом в ужасе представил себе, как его заставляют искать избранницу родственничка по всему дому и в каждой комнате вымогают деньги. Напо отделился от толпы. Воцарилась тишина.
Через кованные ворота, облицованные ангелочками, свидетель вошёл во двор. Там его ждали – весьма миловидная девица, подружка невесты. Напо поздоровался, представил себя и попросил вывести молодую.
- Надо бы откупиться, - не без кокетства ответили ему.
- Сколько?
- Она у нас бесценная, - был ответ.
- Ну всё же?
- Тысяча лари! – отрезала подружка.  Напо покраснел, но устоял. Даже прибегнул к хитрости. Он не стал возражать, а вдруг перешёл на комплименты в адрес девушки. Она приглянулась аптекарю, не дурна собой и ловкая по виду. Поток любезностей он прервал предложением заплатить сто лари. Но девица не сдавалась. С улицы уже стали доноситься нетерпеливые возгласы. Нетерпение, видимо, проявляли и в доме. Двери вдруг открылись и выглянула невеста. Напо поспешил к ней, быстро всучив её подружке 150 лари.
Их появление из-за кованных ворот ознаменовалось ажиотажем, звучно открывали бутылки шампанского, заиграла музыка, а в голове свидетеля крутилось: «Подружка лучше!»
Пока направлялись к дому жениха, аптекарь прикидывал, сколько денег у него оставалось. Однако его ждали новые непредвиденные  расходы...

При входе во двор Гиго возникла новая заминка. Все остановились перед воротами. Музыканты прекратили играть. Один мужлан перегородил дорогу. Он вонзил в деревянные детали ворот три кинжала. Те торчали, перекрывая проход во двор. Всеобщую нерешительность должен был развеять, конечно же, свидетель. Кто-то из толпы сзади подтолкнул Напо. Он был по грудь тому громиле, который со свирепым видом посмотрел на него. Сначала свидетель подумал, всё что от него требуется – пригнуться и пройти под торчащими кинжалами. Такая его попытка вызвала смешки в толпе. Тут Напо осенило, и он сделал вид, что шутит и потом протянул деньги мужлану. Тот удовлетворенно крякнул и под всеобщее веселье убрал кинжалы.
 
Наконец, народ пригласили к трапезе. Наполеон заметно проголодался. Столы ломились от яств. Но Напо ждал ущё один сюрприз. Место для свидетеля было застлано подушками, на которых животом вниз лежал мальчонка лет пяти-семи. Свою правую руку, извернувшись, он положил на спину ладошкой вверх. Снова возникла пауза, и опять была разыграна оторопь гостей. Провизор попытался схитрить, но в последний момент его рука вместо нижнего кармана пиджака, где лежала мелочь, опустилась в левый нагрудный, где находились купюры среднего достоинства. Довольный подношением, сорванец под звуки музыки ушёл. Сестра потом рассказывала, ей послышалось, как по соседству в доброжелательном тоне обсуждалась сумма, которую уже потратил её брат – аж 2000 лари(?).
 
Когда Напо собрался было, наконец,  заправиться, его остановили предостерегающие крики и знак жениха. «Что ещё?» - проворчал провизор про себя. В его сторону, неся над собой  огромный поднос, направлялась матушка Гиго. На нём были уложены ещё исходящие паром куски мяса, жаренный поросёнок, всякая другая снедь. Хозяйка положила поднос перед Напо и заговорила. Спич был долгий, исполненный разных умилительных комплиментов. Он узнал, что среди родственников его почитают как самого образованного и продвинутого, и ещё... щедрого. Аптекарь несколько насторожился, когда несколько раз акцентировано было произнесено: «Батони Наполеон».
Матушка закончила свою речь. Но уходить не собиралась. Отошла чуть вбок. В свои права вступил отец Гиго. Он был не столь велеречив. Преподнёс  «батони Наполеону» рог.  Наступившая тишина и ставшие узнаваемыми взгляды подсказали Напо, что делать.
Щипки сестры возобновились, когда  Напо с восклицанием «Плакало моё пальто!» предался разгулу. После обязательного подношения невесте и ритуального танца с ней он стал направо-налево раздавать деньги. Он даже испытал некую прелесть в широких жестах. Аптекарь сложил в трубку десятиларёвую и положил её в в кларнет. Сбой в игре музыкантов по этой причине сопровождался возгласами одобрения. Напо весьма откровенно волочился за той самой приглянувшейся ему особой. Плясал без удержу ...

На следующий день утром дома Наполеон проснулся с похмельной головной болью. «Как Бонапарт после Ватерлоо», - ухмыльнулся он про себя. Посиневшее от многочисленных щипков место на правой руке напомнили провизору о его «буйстве» на свадьбе. Что было под конец он уже не помнил, как и то, кто привёз его домой. Ему было страшновато за своё вчерашнее поведение. Не позволил ли себе лишнее? При этой мысли Напо ещё раз пощупал место на правой реку. Потом подошёл к вешалке, где висел пиджак. От денег, прибережённых для пальто, ничего не осталось.
В этот момент кто-то суматошно постучал в дверь. У Напо ёкнуло сердце. Приехал Гиго.
- Как, вы ещё не готовы!? Сегодня продолжение свадьбы! – кричал он.


Рецензии