Опоздал

Я проспал.

Это был третий сверхурочный подряд. Сжигаешь себя как проклятый по восемнадцать – двадцать часов. И вроде как должен ещё спасибо сказать. Вроде как тебя никто не заставлял. Это твой выбор. Ты всегда волен развернуться и уйти. Такое лицемерие… А если все разом подумают также, кто останется работать? Кто будет кормить вас, ленивых, по праздникам? Сколько сейчас молодых, кому не лень готовить? Куда важнее, сколько осталось молодых, кто умеет готовить? Это тотальное лицемерие по отношению к таким ребятам, как я, со стороны как начальства, так и клиента, вполне заслуживает куда более грубого ответа.

Да, да, я проспал.

Проспал на третий день, после того, как спал по два – три часа в день. Приехал домой в пять. Будильник на семь. Он пытался меня разбудить. Пыхтел. Звонил и звонил полчаса к ряду. А я не слышал. Может, и слышал. Но мой мозг:

— Уши, команда: отключить звук! — ведь он лучше меня знает, насколько я устал, и просто указал, куда нужно идти постороннему шуму.

Только к одиннадцати утра я с трудом поднял веки, взгляд прорвался через белену, и, поняв, что на улице уже светло, в панике соскочил с постели. Взял телефон и крикнул на него:

— Почему ты меня не разбудил, скотина?

Проверяю телефон. Всё включено. Будильник сработал. Но даже если не сработал бы, как можно было не услышать одиннадцать пропущенных звонков? Хотя после трёх суток, считай, без сна? Запросто.

Я просто не понимаю, зачем мне переться на работу к восьми утра, если в новогодние праздники никто раньше двух часов дня с постели не поднимается?

Да, если бы люди действительно посещали ресторан с восьми утра до четырёх ночи, как мы и работаем, я давно уже сдох бы. Не на что жаловаться. Приходишь к восьми, получаешь деньги за каждый час, а до двенадцати, а то и двух, ни одного клиента, а заготовки все есть. Просто сиди, спи, ешь, отдыхай и делай всё, что вздумается, пока не припрётся первый сумасшедший, который отважился отведать пищу каторжников.

Короче. Я проспал.

Но даже если так. Даже с таким отношением начальства, внутри тебя сидит демон, щекочущий нервы. И имя ему — ответственность. Она тебе не нужна. От пунктуальности и субординации счастливее не станешь. Это нужно для удобства всем остальным, перед кем нам приходится лебезить. Но нет же. Меня используют как рабочий механизм, не думая, что у меня могут быть чувства, что я могу болеть, что я могу уставать. И я всё равно испытываю ответственность за то, чем занимаюсь. И когда в своё опоздание я должен обвинять всех вокруг, я почему-то корю только себя. За что? Все же знают, что спать нужно по восемь часов, но мне не дают даже половины этого времени. Так почему же?

Проспал. Проспал и проспал. И плевать. Вот что я думаю. Жаль, что пришёл к этому выводу только после того, как уже оделся, прошёл пару километров до метро и спустился чуть ниже уровня земли.

Над тоннелем часы. Время и таймер, отмеряющий, когда ушёл последний состав. Когда я спустился на платформу, было чуть меньше двух минут.

Зимние каникулы. Народ валил как в понедельник утром, все хотели праздника, каждый второй ехал в центр, но транспорт ходил большими интервалами как в воскресенье вечером.

Когда ты опаздываешь, каждая минута ожидания воспринимается часом. Когда что-то идёт не по плану, ты преувеличиваешь всё, с чем сталкиваешься.

На таймере уже три, четыре минуты. Состава нет и нет. Пять, шесть минут. Людей становится всё больше. Платформа заполняется битком. Приходится стоять, не пропихнувшись.

Только когда на таймере было уже почти восемь минут, послышалось гудение. Лёгкое дуновение ветра. И ослепляющее сияние фар.

Состав ещё не успел остановиться, как тут же вечно спешащие тётки, тётки с сумками и тётки с детьми столпились у дверей вагона как стаи голубей над брошенными крошками. Им так не терпелось занять свободные места. Они пихаются, дерутся, не дают пройти выходящим.

Я встал у противоположных дверей, облокотился на поручен и начал листать ленту социальной сети. Новости. — Смесь криминальной хроники и религиозных откровений за прошедший день: Террористы разбомбили очередной аэродром. Очередная пенсионерка повесилась от тяжёлой жизни где-то в регионах. Какая-то популярная ****ь вновь засветила свои прелести. Икона в забытой Богом церкви замироточила. В девочку ударила молния и с тех пор она стала видеть откровения. И всё в том же духе.

Неожиданно послышался скрежет. Сильный оглушающий скрежет. Звон в ушах. Обратная тяга. Картинка перед глазами: падающие с ног друг на друга люди в мерцающем свете. Я вцепился в поручень обеими руками. Затем удар. И потеря сознания.

Не знаю сколько времени прошло. Я стал постепенно приходить в себя. Первое чувство — невыносимая боль. Вокруг крики. И полнейшая тьма.

Так и выглядит ад: огромное месиво; сплав искусственного и натурального в неестественной форме; разорванный в клочья металл смешанный с разорванными в клочья тканями человеческого тела; душераздирающие крики.

Это было неописуемо больно. В жизни такого не испытывал. Но сил не было, чтобы хотя бы звук издать.

Кажется, совсем неподалёку от меня лежала женщина. Она кричала так, будто её заживо резали. По сути так оно и было…

Единственное, что я мог подумать про себя: «Заткнись, сука.» Но сил не было даже произнести ни слова.

Мы все были в том вагоне. Мы все чувствовали боль, от которой можно подохнуть. Почему из всей толпы громче всех орёшь только ты?

Что это было? Взрыв? Очередной террорист решил подорвать очередную подземку? Или того хуже, авария? Очередной иностранный ремонтник в очередной раз охуенно починил пути? Думать об этом было только больнее. А какая разница, кто виноват, — враг страны или её предатель, — если люди всё равно сдохнут?

Как жаль, что я не подкатил яйца к той новенькой официанточке. Хоть было бы, что вспомнить в последний момент.

Чёрт! О чём я только думаю? Надо было позвонить маме. Хотел же…

Не долго мне хватило сил держаться в сознании.