90 год. Гл. 15. Разве это только моя проблема?..

Глава 15. Разве это – только моя проблема?..

Ну что же – против судебной политики может выступить только политика. И вершит её – Партия. И я собираю себя в кулак, и иду в горком. Вот, приспичило! Никогда не рассчитывал на помощь Партии в повседневной работе, надеялся на себя и свой коллектив, – но сейчас – как раз тот случай.
Несмотря на перестроечные атаки в сторону Коммунистической партии, я ни на минуту не усомнился, не растерял веры в её справедливость.
Раннее утро. Как раз то время когда ещё пусты кабинеты горкома. Но первый секретарь Дымченко рано приходит, и уже на месте. Он внимательно слушает, сначала, даже с интересом, просматривает документы, подтверждающие мою правоту, потом, что-то меняется, и я отчётливо вижу, как приобретает равнодушный оттенок выражение его лица, как оно начинает источать недоумение.
– Ну и судитесь, Виктор Васильевич, что я-то могу поделать? Ко мне-то, вы зачем пришли?

Стыд охватывает изнутри, прерываю себя на полуслове… а действительно, зачем я пришёл? И невозможно сознаться сейчас, что пришёл по собственной наивности, по порыву души в поисках помощи. Вот, понадобилась она внезапно мне – авторитетному, известному в городе руководителю, коммунисту, члену городского комитета партии. В какой форме – не знаю.
Дымченко, он же не глупый человек и прекрасно разбирается в людях, знает, что пока не посрамил я себя и с полной отдачей исполняю человеческий долг перед людьми, так – как и требует дело. Ведь всё понимает Дымченко!
Так что с того? С чего это вдруг я возомнил себе, что партийному руководителю не равнодушна судьба своих соратников? Так же как и мне, руководителю, не равнодушна судьба моих подчинённых. Нельзя же сознаться ему, что рисовал себе в воображении, – вот поднимет сейчас Сергей Александрович трубку телефона, свяжется с Председателем суда и двумя-тремя фразами всё поставит на своё место. Уладит недоразумение. Боже, какой я наивный, – да он же сейчас сделает недоуменные глаза и скажет

– Разве я могу вмешиваться в действия судебных инстанций…
– Разве я могу вмешиваться в решения суда? – произносит Дымченко…
Стыд очнуться помог, протрезветь. Голос непроизвольно каменеет, и ничего не остаётся, как собрать все чувства в кулак и твёрдо отчеканить
– Я пришёл лишь вас поставить в известность! Считаю, что вам следует знать, что члена городского комитета партии собираются судить. И если вдруг мои действия, мои представления о справедливости осудят, – я сам выйду из Партии, и положу вам на стол партийный билет.
Криво как-то, с усмешкой провожает меня из кабинета Дымченко. Там в Москве сейчас пачками люди из Партии выходят. Вот напугал!..
По заведённому ритуалу – встаёт секретарь, выходит из-за стола, жмёт руку на прощание, подчёркнуто воспитанный, вежливый…
На кой черт мне нужно это показное его участие!

Возвращаюсь протоптанной дорожкой по хрупкому свежевыпавшему снегу назад, ругаю себя последними словами
– И чего попёрся, на что рассчитывал?.. Вот, выставил себя! Дурак-дураком!
Государственными делами занимается первый секретарь. Где там – время ему найти, проникнуться проблемами, переживаниями коммуниста, и даже не рядового, а всё-таки – члена горкома. А впрочем… совсем не крупного руководителя, да ещё и связиста, у которых, с их профессией, всегда что-то не так. Ещё чего не хватало…
Взбудораженность понемногу начинает уходить, мозг оттачивает оценку ситуации, разум формулирует трезвые выводы. Я успокаиваюсь.

Судят не меня – судят связистов. Пробуют на прочность постулаты и Правила, которыми они руководствуются в своей работе. Я – лишь один из исполнителей этих Правил, добросовестный и честный исполнитель. Все решения, которые я принял при телефонизации дома по адресу Васильковский 16, логичны, выверены и опираются на конкретные пункты нормативного документа по оказанию услуг связи, которые предписано трактовать в пределах моих полномочий и исполнять. Я, исходя, из продолжительного опыта работы, убеждён в разумности этих Правил, по крайней мере, в той их части, которая сейчас опротестовывается. Потребитель услуг засомневался в их справедливости и требует разборки. Так что, судить будут связистские Правила. А что же – я?

Если Правила подвергнутся осуждению, то нарушится наработанная система, по которой я применяю их на практике. Если пункты Правил можно опротестовывать, то как на них опираться? Система превратится в хаос, и как тогда – мне лично, в равновесии с самим собой работать? Как быть уверенным, что правильно поступаешь. И что тогда? С работы уходить?
Нет, место работы покидать я пока не собираюсь. Значит надо доказывать свою правоту. Если суд будет проигран – это будет плевок в адрес всех связистов. Профессиональная гордость моя не может этого допустить.
Но ведь Городская телефонная сеть, которую я представляю – не единственное предприятие в области, есть ещё и областное Управление связи, которому тоже есть дело по поддержанию на должной высоте связистского лица. Да и юрист, прямой обязанностью которого является – соблюдение связистских интересов, там имеется. Ему, наверное, надо включиться в это дело.

Юрист, Потехина Тамара, странная, по виду, какая-то забитая и тишайшая женщина, на деле таковой и оказывается.
– Нет, Виктор Васильевич – связываться с потребителем, заведомо проигрышное дело. Нет, я в это вмешиваться не буду.
– Я бы тоже не вмешивался, но меня вынудили – повестка в суд на столе…
– Ну-у-у, не знаю…
Фенин тоже отмахнулся.
– Да бросьте вы с ним связываться с этим Степановым, поставьте ему телефон и дело с концом!

– Как поставить, если техническая возможность не позволяет? Снять якобы установленный в нарушение очереди телефон у участника войны и переставить ему? Но это будет означать, что я действительно за счёт Степанова поставил телефон участнику войны. Дайте Андрей Алексеевич, такое распоряжение! Ведь вы имеете такое право, распоряжения мне, давать, которые я тоже должен исполнять неукоснительно. Но ведь не дадите же?
– Не дам!
Андрей Алексеевич, – но это же прецедент! 
Уходит от неприятной темы Фенин, тоже связываться со Степановым не желает.
– Выкручивайся сам Виктор Васильевич!

– Но ведь есть Областной суд, которому городской подчиняется – переговорите с Председателем суда, он может не дать этому прецеденту ход. Вы же понимаете, что следующим шагом может стать то, что у нас жильцы города, да и не только города, смогут высуживать установку телефонов потом себе в любых немыслимых местах, может быть, на луне даже, не считаясь с реалиями.
– Ладно, позвоню, переговорю с Председателем, – он как-то совсем легко отдаёт мне обещание, и я понимаю – не выполнит…
Я остаюсь один на один с судом – это мне ясно. Конечно же, можно поставить телефон Степанову, – с грубым нарушением Правил эксплуатации, времянкой например, – с соседнего дома, используя не занятую ещё пару. Но это, же будет неправильно…
Внутренний голос подталкивает к такому решению

– Сделаешь и забудешь! До суда дело не доведено, предмет спора исчерпан в зародыше, одним телефоном больше, одним меньше. Какая мелочь! Стоит ли она мук, душевных волнений, затрат нервов и времени, на доказательство правоты в суде…
Но есть и другой голос. Он не такой громкий, но он даёт понять, что последствия такого решения лягут тяжёлым грузом на душу, и будут потом мучить, мучить…
Ведь этот кооператор Степанов не в вакууме живёт. И он растрезвонит о своей победе направо и налево. Преподнесёт её как торжество высшей справедливости, как доказательство того, что на деле – творят с очередью связисты что хотят, и что давить на них надо всеми способами при выбивании своих, личных потребностей и интересов.

Может быть, всего этого и не будет. Но сам-то я останусь с пониманием того, что он плюнул мне в душу. Ведь он, самолично и нагло, предложил мне доказать через суд что, не имеет права он не только мне, а многим, таким же нормально исполнявшим свой долг людям, в душу плевать. А я испугался суда и значит – заведомо не прав, разрешаю ему это делать. Я лишь утёрся…
Разум опять застилается  гневом и обидой – я не могу такого допустить! Я нормальный человек с нормальным чувством собственного достоинства, и поэтому, буду судиться со Степановым. Если есть реальная справедливость – я выиграю этот суд.