Сезон в джунглях Венеры

Это было время года, когда джунгли Венеры превратились в пресное дымящееся болото. Мокрые почки блестели, как длинные тонкие змеи, а листья вялые и влажные свисали с виноградных деревьев. Николас Кейн почувствовал, как пот выступил у него на лбу и скатился по щекам. Он заметил, что Фэирчайлд тоже вспотел, так что рубашка мужчины потемнела, а коротко стриженные седые волосы завивались на его голове. Только женщина все еще выглядела свежей в белой рубашке и шортах.

Она стояла возле реактивного самолета Кейна и пила виски из серебряного бокала. Ее муж, Фэирчайлд, тоже пил, молча сидя в складном кресле под крылом левого крыла корабля.

«Это будет мило», - подумал Кейн, - действительно так.

В воздухе стоял мертвый ветер, и влажные облака висели над ними, словно огромное душное одеяло. Мужчина смотрел на свои колени, а женщина кружила виски в стакане. Каин прижал ладони к подлокотникам стула.

Он внимательно наблюдал за женщиной. В ней было слишком много яркости, слишком много нервозности, как будто она горела изнутри, и ей приходилось продолжать двигаться, смеяться, оскорблять, соблазнять, потому что она жила этим горением и не могла остановиться. Кейн знал, что дело не в спиртном, потому что они начали это только через несколько минут после того, как он сбросил корабль.

Они находились примерно в четырехстах милях от Колонии, а в диких просторах венерианских джунглей четыреста миль были как расстояние от дня до ночи. Здесь было темное, странное, странное и дикое.

Птицы Кийца кричали вдалеке, и их звук был похож на звук, который издает человек, когда его касается огонь. Густая мутная река текла по скале над ними и позади них, ударяясь о прозрачные камни с постоянным грохотом, который грохотал в уши Каина, как гром в далеком небе.

Птицы с черными крыльями и вьющимися желтыми клювами вылетели из знойного неба и скользнули по верхушкам деревьев, окружавших поляну. Они визжали, когда ныряли, и сохраняли гармонию с невидимыми неподвижными птицами кииц. Леденящая кровь гармония.
*
It was that season when the jungle of Venus turned into a vapid, steaming swamp. Sleet buds glistened like long, thin snakes, and leaves hung limp and wet from the vine-trees. Nicholas Caine felt the sweat prickle upon his forehead and slide down the sides of his face. Fairchild, he noticed, was sweating, too, so that the man's shirt had turned dark, and the close-clipped gray hair curled on his head. Only the woman still looked fresh in her white shirt and shorts.

She was standing beside Caine's jetcopter, drinking plain Scotch from a silver glass. Her husband, Fairchild, was drinking, too, as he sat silently in a folding chair beneath the tip of the ship's left wing.

This is going to be a sweet thing, Caine thought, it really is.

The air was dead of breeze, and soggy clouds hung above them like an immense stifling blanket. The man stared at his knees and the woman swirled the Scotch in her glass. Caine kept his palms flat against the arm rests of his chair.

He watched the woman closely. There was too much brightness inside of her, too much nervousness, as though she were burning inside and she had to keep moving, laughing, insulting, enticing, because she was alive with that burning, and she couldn't stop. It wasn't the liquor, Caine knew, because they had just started that, a few minutes after he had brought the ship down.

They were approximately four-hundred miles from the Colony, and in the wild stretches of this Venusian jungle, four-hundred miles was like the distance from day to night. Here was the dark, the strange, the weird and the wild.

Kiitz birds screamed in the distance, and their sound was like the sound a man makes when he is touched by fire. A thick, muddy river went over a cliff above and behind them, hitting transparent rocks with a steady crashing noise that thrummed against Caine's ears like thunder in a distant sky.

Teewh birds with black wings and curling yellow beaks came out of the sultry sky and skimmed the tips of the trees surrounding the clearing. They screeched when they dove, and they kept harmony with the unseen stationary kiitz birds. A chilling, nerve-racking harmony.