de omnibus dubitandum 118. 330

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.330. ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ А.И. ПРУСАКОВА ОТ 9, 12 И 15 ИЮНЯ 1917 Г.

    В союз русского народа я вступил 17-го декабря 1906 года по рекомендации петроградского градоначальника Владимира Александровича Дедюлина, с которым был до этого знаком несколько лет и который и дал рекомендацию к Дубровину.
    В союзе я был секретарем редакции «Русского знамени» и исполнял секретарские поручения А.И. Дубровина.
    Кроме того, я состоял кандидатом главного совета союза русского народа, пользуясь всеми теми правами, что и член совета. Затем Дубровин приглашал меня на должность секретаря главного совета, но я отказался.
    Независимо от всего, я состоял членом издательского комитета при главном совете союза русского народа. Я пользовался у Дубровина неограниченным доверием, был приближенным к нему лицом и был близко и хорошо осведомлен в деятельности союза русского народа.
    Я принимал участие в заседаниях союза, как секретарь редакции газеты «Русское знамя», по утрам являлся к Дубровину на квартиру с очередным материалом для газеты, а вечером приходил с материалом, исправленным и полученным от сотрудников.
    Будучи близко знаком с деятельностью союза русского народа и с проявлениями этой деятельности, я и остановлюсь, прежде всего, на организации боевой дружины союза русского народа.
I. Боевые дружины.
    Первоначально предполагалось назвать союз «союзом 17 октября», но назвали «союзом русского народа».
    Созданием таких боевых дружин преследовали цели различные: во-первых, борьба с политическими противниками, во-вторых, сведение счетов с личными врагами и, наконец, иногда работа таких дружин сводилась к учинению разбоев, грабежей и убийств. В некоторых и даже многих городах, где имелось богатое население евреев, такие дружины служили страхом и часто требовали деньги от богатых евреев путем угрозы учинения погромов.
    Дубровин не только не препятствовал явно преступной деятельности дружин, но даже поощрял их, так как такая преступная работа дружин служила иногда способом получения средств. Это и были деньги, которые в виде откупов брались с евреев; правда не все деньги, что получала дружина, попадали в союз, так как часть денег попадала в руки дружинников.
    Инициатором создания боевых дружин был сам Дубровин; фактическим организатором и распорядителем дружин был отставной губ. секретарь Николай Максимович Юскевич-Красковский, который был руководителем не только боевых дружин в Петрограде, но и в провинции.
    Обыкновенно Юскевич-Красковский докладывал о тех или иных мероприятиях дружины. В Петрограде было несколько отделов дружин: так, был отдел за Невской заставой, под главенством ныне покойного Михаила Павловича Зубкова, по кличке «Душегуб», за Нарвской заставой — там был главным деятелем Юскевич-Красковский, помощником коего был Александр Половнев, по кличке «Сашка косой». Там же деятельное участие принимал некий Степан Яковлев, он же и закупщик и поставщик оружия; там же принимал участие ныне покойный граф Эммануил Иванович Коновницын.
    Эти два отдела мне известны, и, насколько мне известно, других отделов и не было.
    Путиловская дружина — это, то же самое, что Нарвский отдел. Состав дружин был из подонков — людей, которые совершенно не разбирали средств. Они и грабили и совершали набеги, и всё это им сходило с рук: зато, когда нужно было использовать эту боевую силу, союз мог направлять ее по своему усмотрению, и боевики выполняли даваемые указания союзом.
    Члены таких дружин были вооружены оружием и взрывчатыми снарядами, которые привозили из Финляндии Юскевич-Красковский и Степан Яковлев; была даже особая «приемная комиссия», в состав которой, кроме Дубровина и Булацеля, входили еще Майков Ап. Аполлонович (вольный художник) и студент Виктор Павл. Соколов (горбатый).
    Такая комиссия существовала на предмет расценки оружия, подсчетов расходов, затрачиваемых на оружие, определения степени пригодности взрывчатых снарядов и, наконец, рассылки через надежных людей во многие провинциальные отделы. Для обеспечения конспиративности оружие раздавалось из рук в руки.
    Мне лично известно, как очевидцу, что в ящики с литературою, рассылаемою в провинцию, секретно между книжками укладывались револьверы, преимущественно браунинги. Таким образом, я могу положительно удостоверить факт снабжения боевых дружин оружием, причем таковым снабжались не только отделы петроградской боевой дружины, но и провинциальные отделы.
    В случае совершения дружиною каких-либо преступлений, грабежей и даже убийств, Дубровиным гарантировалась безнаказанность, которая выражалась или в не преследовании,— значит, преступления оставались нераскрытыми, — или в помиловании осужденных.
    Вот почему в делах союза имелись многочисленные ходатайства союза о помиловании. Мало того, лица, как напр., известный одесский погромщик Моисеенко и известный кулачник в Екатеринославе околоточный Кузнецов, после осуждения их судом были не только помилованы, но и определены на службу в дворцовую полицию.
    Как я сказал, дружины под угрозами совершения насилий вымогали деньги, и часть из них поступала негласно к Дубровину. Делалось очень просто: посылались угрожающие письма и вымогались деньги крупные, из которых львиная доля оставалась самим начальникам дружин, часть поступала к Дубровину, приобретались иконы и знамена, а цены ставились значительно выше действительной стоимости, что вызывало большое неудовольствие со стороны Дубровина и даже бурные объяснения с начальниками дружин и провинциальных отделов.
    В состав боевых дружин входили карьеристы-чиновники, а также чиновники, опороченные по суду, опустившиеся рабочие, люди дна и содержатели домов терпимости.
    Все эти лица стояли на весьма низком уровне нравственности и, пользуясь званием членов союза русского народа, обделывали разные нечистые дела, как наприм. исходатайствования помилований и предоставления ЕВРЕЯМ (выделено мною - Л.С.), под видом ремесленников, права жительства в Петрограде.
    За то, что боевые дружины служили союзу русского народа, когда последнему нужно было свести счеты или «снять» влиятельного противника левой партии, как я уже упомянул, таким дружинам обеспечивалась преступная работа по совершению грабежей, шантажей, вымогательств.
    Должен отметить, что Пуришкевич к услугам боевых дружин не прибегал и, если что и делал, то пользовался лишь как угрозою для застращивания при агитации выборов.
    Снабжал средствами такие дружины Дубровин, получавший деньги для союза из министерства внутренних дел, департамента полиции и от Двора, получал и из охранного отделения.
    Кроме того, у Дубровина был большой талант собирать частные пожертвования, которым не велось учета. При таком положении Дубровин имел полную возможность из сумм, собираемых на союз русского народа, снабжать боевые дружины деньгами.
    Фактически и реально боевая деятельность дружин союза русского народа выразилась в целом ряде убийств, как-то убийства Иоллоса, Герценштейна и, покушения на убийство графа Витте, причем в отношении последнего должен вам сказать, что это деяние было организовано Дубровиным, как личный счет, так как Дубровин при одном произношении имени графа Витте приходил в неистовство, называя его не иначе, как «граф полусахалинский».
    В отношении организованного Дубровиным покушения на жизнь графа Витте могу остановиться подробнее, так как я был близок к Дубровину именно в тот период времени, когда это событие имело место.
    За месяц до покушения на жизнь гр. Витте, Дубровин просил меня достать подробный план дома графа Витте, по Каменноостровскому, 5. Когда я попытался узнать, для какой именно цели ему нужен план, то Дубровин мне сказал, что это необходимо по желанию бывшего царя.
    В показаниях своих, которые я давал 14 февраля 1909 года, я не назвал последнего, выразился из осторожности, что «по желанию августейшей особы», но теперь-то я могу сказать, что под этим тогда, я разумел именно царя.
    По словам Дубровина, царь хотел изобличить графа Витте в двойственности и предательстве. У графа Витте, по словам того же Дубровина, имеется компрометирующая переписка, которую необходимо извлечь путем обыска, а для этого будто бы и нужен план.
    Тогда я не знал еще о случившемся, и только тогда, когда было обнаружено покушение на жизнь графа Витте посредством положенной в печь адской машины, для меня стало понятно, зачем был нужен план дома Дубровину, и, конечно, его рассказ о желании царя изъять переписку у графа Витте был явно неправдоподобный.
    За доставление плана Дубровин обещал или 1 000 рублей или звание потомственного почетного гражданина, которого я тогда так добивался. Тем не менее, я наотрез отказался от исполнения просьбы Дубровина достать ему план дома графа Витте.
    После того Дубровин еще раз обращался с такою же просьбою, но всякий раз получал тот же отказ. За несколько дней до обнаружения бомб в печке дома графа Витте мне пришлось как-то разбирать дубровинскую корреспонденцию, и я увидел черновик, набросанный рукою Дубровина, в котором говорилось о состоявшемся лишь спустя несколько дней покушении на жизнь графа Витте.
    Это, конечно, являлось очевидным и явным доказательством о прикосновенности, к этому делу Дубровина, в этом сомнений, и, быть не может. На другой день или через день после обнаружения бомб в доме графа Витте, когда я зашел к Дубровину, я был очевидцем того, как Дубровин рассчитывался с двумя молодыми людьми и уплатил им деньги.
    Когда эти молодые люди упрекали Дубровина в неправильности расчета с ними, угрожая даже пойти к графу Витте, то, как сейчас помню, Дубровин произнес им фразу: «Ты разве держал когда-либо в руках три тысячи рублей?». Когда я, придя к Дубровину, застал описанную сцену, то Дубровин, как бы оправившись, заметил мне: «Вот враги меня не оставляют в покое, ко мне подослали левые, жиды и граф Витте, чтобы получить с меня 3 000 рублей, угрожая в противном случае объявить, что покушение на графа Витте организовано союзом русского народа и мною, как председателем, но я им вместо денег дал вот что», показав при этом кулак (кукиш – Л.С.).
    Затем Дубровин достал из бокового кармана тот самый черновик, который я видел, как сказал выше, раньше — еще до покушения на жизнь графа Витте, на столе Дубровина, и сказал мне, что он, Дубровин, приготовил заметку для предупреждения возможных нападок на союз русского народа со стороны левых, которые и будут обвинять в этом деле.
    В заметке этой указывалось, будто бы покушение на графа Витте организовано левыми, и, когда заметка появилась в «Русском знамени», то Дубровин, довольный появлением ее, мне говорил, что теперь «эта сволочь» (разумея левых) не будет ни в чем обвинять союз русского народа. После этого я, по поручению Дубровина, писал ряд заметок из Гельсингфорса, направленных против графа Витте, под псевдонимом «граф Веер», в которых опорочивался Витте тем, будто он сам подложил бомбы.
    Ту же мысль высказывал в Государственной думе член ее Келеповский, и, когда я прочитал про это в газетах, то у меня была даже мысль и желание пойти к графу Витте рассказать, всю истину дела.
    Я даже пошел к нему и через секретаря его Поморина заявил желание лично видеть графа,— не желая называть своей настоящей фамилии, назвался Феногеновым,— но граф почему-то меня не принял, а цели своего посещения секретарю, как человеку постороннему, я не хотел объяснять.
    Я мог вам довольно подробно и детально изложить всё мне известное об отношении союза русского народа к покушению на Витте. Что же касается совершения убийства Иоллоса, совершенного в Москве, уже потому, что оно было совершено в Москве, а во-вторых — оно, было еще до моего, кажется, вступления в союз, — я уже не могу вам изложить сведения, касающиеся его.
    Что касается убийства Герценштейна, совершенного также союзом русского народа в лице председателя Дубровина при участии боевой дружины, то я также хорошо осведомлен. Могу прибавить, что о деятельности боевых дружин осведомлен Мих. Ник. Зеленский, и, когда я упрекал его за то, почему он не разоблачает этого (этот разговор происходил у меня по поводу дела Герценштейна), то он мне выразился приблизительно так: «Я вовсе не желаю, чтобы и меня также изувечили и обесславили, как вас, мне моя жизнь еще не надоела».
    Говоря о деятельности и организации боевой дружины союза русского народа, я забыл сказать, что очень деятельное участие в организации этой и добытии и снабжении ее оружием принимал дворянин Валериан Николаевич Казаринов.
    Он приобретал в Царстве Польском большие партии оружия, привозил его в Петроград и был агентом по развозке оружия; в таковой его деятельности одно время сильно изобличала его даже и печать.
    Хотя убийство Герценштейна совершено было еще до вступления моего в союз, но на основании тех фактических данных, свидетелем которых мне пришлось быть, я могу вам самым категорическим и неопровержимым образом удостоверить, что убийство Герценштейна совершено союзом русского народа, в частности при участии: 1 — Дубровина, как главного руководителя и организатора, 2 — Юскевича-Красковского, как непосредственного руководителя действиями выполнителей убийства, 3 — Казанцева, Половнева, Ларичкина, Тополева и Александрова (покойного).
    По сознанию самого Ларичкина, выстрелы были произведены в Герценштейна Казанцевым и Тополевым, причем Тополев промахнулся, а Казанцев застрелил.
    В подтверждение того факта, что в убийстве принимал участие Дубровин, я привожу такой факт. Ко мне, как к секретарю своему и члену главного совета (собственно говоря, кандидату), Дубровин обращался с просьбою найти человека, которому, по его выражению, «было бы нечего терять» и который за вознаграждение не менее 15 000 рублей согласился бы принять на себя вину в убийстве Герценштейна.
    Дубровин в случае, если бы я нашел такое лицо, брался дать ему соответствующие указания, чтобы это лицо, приняв на себя вину, могло внушить по обстоятельствам дела доверие к своему признанию. Далее Дубровин говорил, что, то лицо ничем не рискует, так как Дубровин устроит ему, после осуждения, безопасный побег в Америку, Аргентину или другие отдаленные государства. В случае, если бы такой план было трудно выполнить, то Дубровин советовал найти многосемейного человека, находящегося в последнем периоде чахотки, которого сильно озабочивала участь семьи. Семья такого лица, принявшего на себя вину, сразу была бы обеспечена сначала 5 000 рублями, а остальные деньги получила бы после смерти.
    Я с ужасом отказался от такого предложения, так как понимал преступность его, и хотел даже бросить службу, но Дубровин дал очень прозрачно понять, что, если бы я захотел разоблачить, то мне угрожает смерть.
    Затем ко мне как-то, как к секретарю газеты «Русское знамя», зашел один из ближайших сотрудников Дубровина, член главного совета Степан Яковлевич Яковлев и, выражая упрек Дубровину за его двуличие и неискренность, сказал мне:
    «Дубровин и Юскевич-Красковский, как руководители убийства Герценштейна, осрамили весь союз русского народа». Яковлев мне тогда рассказывал, что перед совершением убийства Герценштейна Юскевич-Красковский вместе с Половневым и другими лицами ездили за Московскую заставу для упражнения в стрельбе из револьверов.
    Должен заметить, что Яковлев, будучи вызван в качестве свидетеля в суд, отказался от указанных слов, и я такое его поведение вполне естественно объяснял его боязнью мести со стороны союзников.
    Как мне известно, Дубровиным было обещано Юскевичу-Красковскому, купить на юге имение, и потому Юскевич-Красковский после своего исчезновения прислал письмо Дубровину, в котором напоминал ему, Дубровину, о его обещании, грозя в случае неисполнения такого обещания явиться в финляндский суд и рассказать всю правду о деле Герценштейна.
    Кроме того, мне доподлинно известно, что Юскевич-Красковский тайком приезжал в Петроград и получил от Дубровина в два приема, сначала 4 000 р., а затем еще 21 000 рублей. Таким образом, для меня, было совершенно очевидно участие Дубровина в убийстве Герценштейна, и потому, на вопрос суда при разбирательстве дела, считаю ли я Дубровина участником убийства Герценштейна, я ответил категорически, в утвердительном смысле, добавив, что, если бы Дубровин был невиноват, то незачем было ему искать лицо, которое согласилось бы принять на себя вину, вести переговоры с Половневым и уплачивать 25 000 р. Юскевичу-Красковскому.
    Что касается исполнителей убийства Герценштейна, т.е. Юскевича-Красковского, Половнева, Казанцева, Ларичкина, Тополева и Александрова, то участие их доказывается, с одной стороны, рассказами и признаниями их самих мне (Юскевича-Красковского, Половнева и покойного Александрова), так и показаниями Степана Яковлева и других.
    Могу сказать, что об убийстве Герценштейна говорили совершенно открыто в союзе. В частности в отношении Половнева могу сказать, что прицепщик (ныне кондуктор) Финляндской ж.д. Александр Афанасьевич Матвеев в разговоре со мною упоминал об Александре Половневе, который неоднократно перед совершением убийства Герценштейна являлся на железную дорогу и справлялся о времени отъезда членов государственной думы.
    Матвеев, не принимавший никакого участия, чувствовал себя неловко и просил даже Половнева более не приходить к нему, так как он являлся то с бородою, то без бороды, то в синих очках, то без очков, вообще видоизменял себя, имея при себе браунинги, бомбы и непробиваемые панцири под одеждою.
    Долгом считаю отметить, что много было разговора по поводу убийства Герценштейна, говорили, как заметил, довольно открыто, причем этому много способствовало то обстоятельство, что расчеты Дубровиным с выполнителями этого дела не были произведены «добросовестно» и не были им выполнены данные обещания.
    Вот на этой почве и было много разговора.
    Об этом деле осведомлен был секретарь главного совета Михаил Николаевич Зеленский, который мне неоднократно говорил, что он бы тоже дал показания по делу Герценштейна, если бы не опасался мести со стороны союзников.
    То же самое осведомленным лицом является купец Василий Андреевич Андреев. Кроме убийств Герценштейна, Иоллоса, покушения на убийство графа Витте, боевые дружины должны были привести в исполнение еще целый ряд убийств; так были намечены Милюков, Винавер, Грузенберг и другие.
    Но, разумеется, как я уже сказал, боевые дружины состояли из лиц, можно сказать, подонков общества, и, конечно, требовалось известное руководительство. Это видно, как было организовано убийство Герценштейна и др., и если убийство других намеченных лиц не было совершено, то естественно потому, что не было оно сорганизовано.
    Да как-то и в боевых дружинах не было уже солидарности, да и, наконец, новое совершение такого рода убийства уже не гарантировало так сокрытия преступления.
    Утверждая, с одной стороны, о наличности боевых организаций при союзе русского народа и о том, что такие организации были именно при союзе русского народа, я должен здесь оговориться. Такие организации боевых дружин не находились в связи со всем союзом и даже с советом, совсем нет, потому что главный совет союза имел, так сказать, два крыла: явное и тайное.
    Членами явного крыла состояли лица, которые сами были недовольны действиями Дубровина и, как я сказал, например, упрекали его в том, что он, организовав убийство Герценштейна, запачкал весь союз.
    Тайное же крыло и имело непосредственную связь с вышеописанными боевыми дружинами. Но я самым решительным и категорическим образом удостоверяю, — и полагаю, что такое мое утверждение найдет подтверждение в показаниях всех членов «явного крыла» гл. совета,— что главным инициатором, руководителем боевых организаций был именно Дубровин, намечавший задачи боевых дружин и организовавший выполнение намеченного.
    Оружие находилось как в квартире Дубровина, так и в самом помещении боевой дружины, где помещалась и редакция (мой кабинет был рядом); в помещении дружины стоял окованный массивным железом сундук, в котором и хранились револьверы и взрывчатые вещества.
    Так как деятельность боевых дружин была конспиративная, скрытная, то принимались всяческие меры против возможных разоблачений. В этих видах инсценировались, например, нападения на поезд будто бы революционерами, во время чего и совершались убийства своих же союзников.
    Припоминаю, что, действительно, так и было однажды устроено: было сообщено, будто бы готовится нападение на поезд на какой-то станции и что необходима охрана со стороны союза; последняя Юскевичем-Красковским была организована, и, в конце концов, оказались убитыми двое союзников.
    В числе намеченных жертв я забыл вам упомянуть еще одно лицо, — это директор Семянниковского завода Иван Иванович Гиппиус. Устроить это убийство несколько раз пытались, и уже ходили загримированные «боевики», но рабочие очень любили Гиппиуса и, подозревая о готовившемся убийстве, предупреждали союзников, что в случае убийства их директора они разнесут союз.
    К тому же и лица, на которых возлагалось выполнение этого задуманного убийства, оказались ненадежными, и потому этого замысла не удалось осуществить. Боевые дружины существовали, конечно, не в одном только Петрограде, такие дружины существовали и в других городах; но все указания, все руководящие начала исходили из тайного крыла главного совета, во главе которого стоял Дубровин.
    Должен предупредить вас, что в целях конспирации, конечно, нигде записей в книгах или документах о такой боевой организации не велось и потому следов не найти.
II. Погромы.
    Деятельность союза русского народа проявлялась в учинении погромов.
    По провинции рассылалась литература, прокламации, в которых население призывалось к избиению представителей левых партий, преимущественно евреев, причем истребление последних рекомендовалось вне зависимости от принадлежности их к каким-либо партиям.
    Конечно, такие призывы имели результатом погромы, которые и происходили, например, в Белостоке, в Гомеле, в Одессе, Кишиневе и др. Об этом производились даже расследования. Мне известны такие случаи. В Одессе члены местной боевой дружины, по указанию Дубровина и прис. повер. Булацеля и при участии председателя одесского отдела союза русского народа графа Алексея Ивановича Коновницына, привязывали к ошейникам собак значки союза русского народа с изображением креста и Георгия-победоносца и выпускали собак на улицу около церквей, когда кончалось богослужение и народ выходил из храма, причем кричали, что это устраивают евреи.
    Это вызывало большое возмущение среди выходивших из церкви богомольцев, тем более, что по заранее намеченной программе союзники кричали, что это дело рук евреев.
    Это и вело к кровавой расправе с еврейским населением. Об этом хорошо осведомлен весь состав гл. совета в лице купца Вас. Вас. Андреева и Воронкова.
    Что же касается прочих лиц, то полагаю, что, из опасения преследования от союза, они побоятся говорить правду.
    Я выше указал, что боевые дружины были и в провинции. Так, насколько мне известно, в Архангельске председателем архангельского отдела союза русского народа состоял некий Фотий Давыдович Клюев, который, как мне известно, имел общение с Дубровиным, от которого получал оружие и привозил его в Архангельск и давал там инструкции местным боевикам, как держаться в отношении находящихся в Архангельске политических ссыльных.
    Как-то Дубровин в откровенной беседе со мною сообщил, что Клюев проявляет в делах боевой дружины большую тактичность и вообще умеет очень легко прятать концы.
    Кроме того, в «Русском знамени» велась систематическая травля, систематический призыв к возбуждению населения к погромам. Независимо от сего, отправлялись в провинцию агитаторы, как напр. Лев Ефимович Катанский, чиновник, Борис Антонович Васильев, студент Виктор Павлович Соколов (горбатый), которые и возбуждали население против представителей левых партий и евреев.
III. Разрушение начал манифеста 17 октября 1905 г.
    Союз русского народа находил, что манифест не есть акт добровольный, что акт этот получен путем давления на быв. царя графа Витте, который действовал в интересах еврейства.
    Исходя из этого, союз русского народа всё время, шел вразрез, тем началам, которые были возвещены манифестом. Союз признавал, что царь неограниченный — самодержавный и что в России должна быть неограниченная монархия и в основе ее должно быть православие, самодержавие и народность. Это был лозунг союза русского народа.
    Для того, чтобы искоренить всякие Попытки к проведению в жизнь начал 17-го октября, союз на страницах «Русского знамени» и других единомышленных ему газет, а также погромной литературы в виде брошюр, книг и листков, рекомендовал избиение социал-демократов, социал-революционеров и главным образом евреев.
    Такая деятельность союза русского народа была до самых последних дней революции.
IV. Оношение высших властей к союзу.
    Союз русского народа пользовался большим вниманием бывшего царя, великого князя Николая Николаевича и, в зависимости от этого, и тех министров, которые так или иначе должны иметь отношение к союзу в смысле снабжения его материальными средствами, в частности министра внутренних дел и министра юстиции Щегловитова, которого деятельность в этом отношении проявилась в деле Герценштейна.
    Несмотря на очевидную причастность к нему Дубровина, последний был устранен от ответственности.
    В дополнение к своим показаниям имею добавить: 1) Что человеком, осведомленным об организации боевых дружин и о кровавых делах, был секретарь гл. совета Михаил Николаевич Зеленский. 2) Кр[естьянин]. Тульской губ. Павел Беспятов, сторож при редакции газеты «Русское знамя». 3) Дворянин Иван Иванович Комиссаров. 4) Старший дворник дома Дубровина по 4-й роте, ныне проданного, Баранов. 5) Купец Василий Васильевич Андреев — совершал поездки вглубь России по поручению Дубровина. 6) Власов Владимир Иванович, кажется, дворянин, 65 лет, бывший актер, разъезжал по городам с целью погромной агитации. Состоял в распоряжении правителя канцелярии при Столыпине - Кноля. Живет на Невском пр., в доме Лавры, где редакция газеты «Колокол». Хорошо осведомлен о многократных попытках Дубровина замести следы по делу участия его, Дубровина, в убийстве Герценштейна и в подготовках к погромам.