Старое фото

Старая, слегка пожелтевшая фотография, пережившая,  пятьдесят пять лет. На переднем плане человек в полной парашютной экипировке только что совершивший прыжок  с транспортного Ан-12 самолета. Видна одна правая  нога, полусогнуты руки с  ладонями, которыми парашютист управляет полетом в свободном падении. И в голове сразу возникает живое продолжение запечатленного снимка: три-четыре – пять- шесть секунд, в ушах лишь только свист разрезаемого вследствии падения воздуха, под низом, как на карте схема обозримого, и вот-вот вырвется над парашютистом, стабилизируюший, крохотный парашютик выполняющий не маловажное значение в  отважном предприятии.
А что дальше?
Этот малютка, выполнив первоначальное свое назначение, то есть изменять положение человека относительно земле, уменьшить не доли секунд скорость падения, снять  и в дальнейшем вытянуть чехол с основного парашюта. В итоге получается трех этажная операция для плавного снижения.
Август. Первая неделя теплая, изредка по утрам туманная, но к восьми часам утра под воздействием солнечных лучей туман мечется в долинах, рассыпается клочками и тает по распадкам невысоких сопок. Сегодня праздник, скорее всего один из военных праздников который в нашем городе почитается особенно.
Десантные войска – сколько в этих двух словах заложено смысла. Во-первых – гордость, обыкновенная мужская гордость, а далее смелость, впитавшая в себе много дополнений в любых функциональнастях.
Своей службе в десантных войсках я бы назвал чистой случайностью, да и вообще в связи. Дело в том, что в юные годы был увлечен радио техникой. Из доступных в то время  деталей собиралась примитивная схема для выхода нелегально в эфир, что приводило  порой к печальным последствиям. Маленькая кладовая в двух квартирной сталинке, на пятом этаже была насыщена кучами проводов, сопротивлений, конденсаторов и трансформаторным железом,  болтиками-винтиками и так далее. Из различных технических журналов стопкой лежали схемы радиолюбителей.  Меня два раза ловили,   первый раз простили мое нахальство в эфире, и я не мог понять, как все произошло, казалось, меня продал кто-то из завистников. Это впоследствии разобрался, что к чему. Не мог даже себе представить – на стихийном рынке из под полы продавал диффицитные  радиодетали наводчик из контролирующей организации.
Второй раз я попался с поличным: настроил аппаратуру, генератор усилителя на лампе Гу-35 поместился в нагрудном кармашке рубашки, подключил магнитофон и принялся, так сказать напихивать эфир  популярными музыкальными произведениями. На звонок в дверь даже не обратил внимания.
Довольный своей работой поворачиваю голову и вдруг вижу: на пороге моей комнаты стоит военный в чине майора и манит к себе указательным пальцем. Вот и стою я перед ним в полной хулиганской экипировке с растерянным видом. А он так спокойно и говорит:
– Достал ты меня, парень. Два месяца за тобой охочусь. И что с тобой делать?
Вместе с передатчиком я лишился радио приемника, магнитофона, и дорогих на то время наушников, за которые  отдал приличные деньги на хитром рынке. Хотели даже забрать телевизор, но мама проявила излишнюю активность. В добавок  предупредили о том, меня могут привлечь к суду, но и тут-же порекомендовали, если уж я такой приверженец радиотехники, помочь меня устроить в коллективную радиостанцию, о которой до той поры я не имел представления.
Оказалось – она находилась совсем близко от моей пятиэтажки, всего минут пятнадцать ходьбы.
Так я попал в поле зрения опытного руководителя коллективной радиостанции - Богдана Кирилловича Тройненко. Он увидел во мне стремление познания, страстное увлечение, за короткий срок научился работать не только на обыкновенном ключе, но и  на электронном. Лихо отбивал азбуку Морзе, отлично выдержал экзамен и был допущен к самостоятельной  работе с соответствующей инструкцией и обязательствами. За мою прилежность Кириллович подарил мне пару, тогда еще очень дорогих и тяжело доступных триодов, на базе которых можно было собрать переносной радиоприемник. Моей радости не было предела. В то время о таких приемниках не было понятия, и каково было удивление прохожих когда я шел, а из кармана оттопыривалась деревянная коробушкака, издающая звуки музыки. Это было сказочно. Шел 1960 год. В один из декабрьских дней меня остановил человек средних лет с зачехленным музыкальным инструментом  и настойчиво просил продать ему издающий звуки аппарат. Дескать, он хочет подарить его дочери, которой на днях будет день рождения. В конце- концов он уговорил за пятьдесят рублей и в придачу еще гитары в чехле расстаться с моим первенцем. По тем временам деньги большие, у некоторых равнялась месячной зарплате. В тот момент не важны были деньги, но, с какой интеллигентной настойчивостью он упрашивал меня, сильно тронуло, и не обратись он, чуть ли ни в бегство от меня, я бы отдал издающую звуки коробку просто так, ведь у меня дома был еще один неиспользованный транзистор.
Где-то под осень в магазинах появились транзисторные преемники, но по ужасной стоимости.  Цивилизация вместе с политической оттепелью входила в наш быт. Появились примитивные стиральные машинки, поговаривали, что скоро пустят в продажу телевизоры с цветным изображением.
О своем хулиганстве в эфире было забыто. За полтора года я уже имел карточки связи с пятью странами мира. Самая дорогая была с любителем из Кубы, в то время надвигался Карибский кризис. Вот в этот период, в период лозунга – кукуруза- царица полей и предоставили мне возможность отдать долг вооруженным силам. И только предстал, в чем мама родила перед  ответственной комиссией, как знакомый майор, изымавший у меня хулиганскую аппаратуру, узнав меня, замахал руками:
-В связь его, в связь! Он уже готовый связист.
Так я, по его прямой рекомендации, попал в воинскую часть, которая занималась радио разведкой.
Часть располагалась на окраине г. Ленинакана. Место не очень красивое, каменистое, деревьев нет, на территории части здание, когда-то бывшая церковь, в нем проводили культурные мероприятия, проводили собрания, крутили кино, порой устраивали танцы, приглашая девушек их училища камвольного комбината. Как на ладони высилась  вершина с белой шапкой, под названием - Арагац, или, как местные называют – Алагез.
Часть была небольшой, примерно человек  пятьдесят с офицерским составом. Пройдя курс молодого бойца, меня проэкзаменовали, и долго не церемонясь, отправили на боевое дежурство. Через месяц, за проявленную смекалку и расторопность при перехвате множества радиограмм военного турецкого оператора получил благодарность, звание ефрейтора, денежное вознаграждение, и что особенно главное - уважение   старослужащих, среди них я был своим, был лишен  первогодичным насмешкам. Да и не было повода, потому что старослужащие по годам были моложе меня. Дедовщина была жуткой. Старослужащие, а служили в то время по три года, начальство на все закрывало глаза, главенствовали во всем, и порой творили безнаказанно, бог знает что. Так, как на гражданке работал на предприятии, выполнявшей военные заказы, меня четыре года не трогали, пока  наше правительство не заключило договор о не распространения испытания ядерного оружия  под водой,   землей и в космосе. Наше предприятие расформировали, в итоге мне досталась повестка от военкома, благо, что не успел жениться. Вот таким переростком и призвали меня. Отношения  со старослужащими шокировало меня. Я отчаянно сопротивлялся их воле, и однажды дошло, чуть ли не до запредельного конфликта.
Будучи в карауле меня послали в столовую за обеденными контейнерами, и пока я ждал их у окна выдачи,  меня вдруг окружила группка старослужащих решивших покорить мою волю. Меня предупреждали, что старослужащие сговорились, и только ждут удобного момента, когда я окажусь без поддержки и вот они почему-то решили – момент настал, но не учли, по своей глупости, что я находился в экипировке караульной службы. Моментально оценив обстановку, решив не сдаваться на милость повелителей, отпрянул в угол столовой в трех шагах от меня, и, выхватив нож из ножен, угрожающе произнес:
– Первый, кто попытается дотронуться до меня, получит по самую рукоятку, и в дальнейшем, если вы осуществите насилие, не доживете до дембеля, вырежу ночью всех до одного, и рука не дрогнет.
Мои слова видимо дошли до сознания, и меня оставили в покое. 
В апреле месяце вдруг ни с того направили в военный госпиталь, не объяснив причины. Уж там нам, троим из части, досталось. Мы думали, что нас готовят в космонавты. На наши запросы, куда нас готовят, говорили, что здесь вопросы задают только они. Нас крутили на центрифугах, кидали в яму на сетку, задавали различные тесты, щупали разные части тела, стучали  по коленям, и в конце проверяли на скорость приема и передачи телеграфных текстов не только русском, но и на международном языках. Нас двое из троих  попали в создаваемую десантную бригаду в туристическом - курортном месте Грузии Лагодехи, на краю знаменитого заповедника.
В одном месте собрали несколько десятков крепких толковых парней различных родов войск, были и пехотинцы, и танкисты, и артиллеристы, и просто связисты, ребята разных национальностей. Неважное было первое впечатление. Толпились солдаты, бегали офицеры, урчали новенькие Зил-157. Небольшая группка солдат сидела в наспех оборудованной курилке среди них и я. Расспрашивали друг друга, кто,  откуда, и чем будем здесь заниматься. Никто толком ничего не знал. Подкатили еще две машины с кунгами, и я узнал, по их виду военные передвижные радиостанции которые в то время были большой мощности. Возле них собралась кучка офицеров и один из них, как оказалось наш будущий комбриг, подполковник, сняв фуражку, смахивая пот с  лица, роптал:
-И что мы будем с ними делать? Это же сколько надо времени чтобы обучить работать на них солдат? Среди офицеров есть ли знающих такую технику? – говорил громко,  на что я просто так, самопроизвольно промолвил:
-Так это же такая станция станция, на такой я работал!
Подполковник повернулся к нам и резко спросил:
-Кто сказал?
Все, как по команде обратили взоры на меня. Я смущенно подскочил, доложил кто я и откуда.
Комбриг подошел к нам, все, согласно уставу встали, вытянулись, он только махнул рукой, похлопал меня по плечу.
-Подбирайте себе команду и через час доложите о состоянии станции, подготовьте ее к работе.
Мне оставалось сказать:
-Есть доложить о ее работоспособности через час!
За короткое время подобрал троих ребят из радистов, но оказалось, что с данной техникой никто из них не был знаком, они оказались, так сказать, заплечными радистами, только один из них знал радио азбуку и то отечественную. За сорок минут станция была готова к работе, о чем и доложил, прибыв в штаб.  Офицеры забегали, засуетились и вместе с комбригом  отправились на станцию с составленной радиограммой в штаб округа.
Комбриг в чине подполковника сидел на топчане рядом со мной и восхищенно смотрел, как я работаю на ключе. Вызываемый мной респондент долго не мог понять, кто его вызывает, он видно был не осведомлен о появлении новых позывных, пока мне подполковник не назвал несколько секретных кодов, на которые мне ответили, чтобы я ждал. Только через полчаса мне передали телеграмму. Комбриг поблагодарил за связь, с улыбкой похлопал меня по плечу и приказав не допускать в станцию никого до его распоряжения, что на меня пока его устным приказом возложена полная ответственность, удалился.
Апрель месяц, а солнце давит,  как  в июле. Тогда в понятии не было что такое кондиционер, а миниатюрный вентилятор гонял жару, как веник в бане.
Прошел еще час и поступил приказ по части, солдатам строиться в две шеренги, офицерам отдельно. Нас развели по ротам, пояснили, чем мы будем заниматься, кто не согласен - пусть пишет отказную, но таковых не оказалось. Мне приказали выйти из строя и зачитали приказ о присвоении воинского звания младший сержант и должность начальника радиостанции большой мощности. Это в то время было вон выходящее из всех воинских  порядков, какой-то новоиспеченный младший «сержантишка», на офицерской должности, с правом обедать в офицерской столовой, чему я постеснялся и ни разу ею не воспользовался. Начальник особого отдела провел со мной соответствующую беседу, с подпиской о не разглашении государственной тайны. 
И вот я обласканный, чистенький, самодовольный иду на станцию, под завистливые взгляды встречных, а возле нее стоит солдат с автоматом и приказывает:
-Стоять! Пароль!
Я удивленно продолжаю идти и бурчу себе под нос:
-Я начальник радиостанции.
Охранник щелкает оружием, и чувствую, здесь не все так просто. Смачно обругав его, иду в штаб, жалуюсь особисту, на что он только рассмеялся и назвал мне пароль, предупредив, что он действует только четыре часа. Если задержусь на станции, то выпустят, но без нового пароля  не пустят, но он постарается мне дать суточную постановку, чтобы я лишний раз не маячил в штабе.
Так, как я один работал в международной форме, работал в строго определенное время, бывало и не раз, ночью меня будили, и с заспанными глазами отправлялся на свой пост, через полчаса работы возвращался и досыпал. Вначале было трудно, не мог долго привыкнуть к такому распорядку, но постепенно втянулся, и меня солдаты в шутку прозвали «лунатиком». Первую половину дня не беспокоили, а вторая была посвящена прямому предназначению бригады ВДВ; знакомство и укладка парашютов, отработка выхода из самолета, правильное приземление, работа на лопинге, и еще знакомство с некоторыми подрывными особенностями, а вечерами в спорт зале отработка различных приемов. С каждым днем чувствовалось, как наливаются и твердеют мускулы, пять –шесть витков с оборотами в двух плоскостях на лопинге, оказалось обычным делом.
Первые три прыжка совершили с Ан-2, с непривычки, скажу прямо,  жутковато. И тот, кто скажет: - ничего страшного,- не верьте. Ничего в жизни  не бывает без преодаления страха. Это, как бы врожденная нам природой иньекция. Особенно первый, как говорят, блин комом, Как ни тренировался, все же посчитал заклепки по плоскости аппарата, а каково ликование, когда над головой оранжевый купол парашюта и от увиденного до самого горизонта. За то было всеобщее построение с вручением значков парашютистов, денежных выплат за страх, а в столовой, на каждый стол на четыре человека торты. На паек никто не жаловался,  не то, что в части связи, где порой на столах появлялся нашумевший в то время кукурузный хлеб, который солдаты скармливали собакам, бывало, на обед давали просто сухари, видно из древних запасов, от которых слегка подпахивало плесенцой. Там кормили из рук вон плохо, пшенку сменяла «керзуха», вместо мяса - тушенка. Гречка только раз в месяц, а что бы там молочного или соков так и в помине не было. А вот в бригаде кормили, как на убой.  Сахар и масло – кто, сколько хочет, компот круглые сутки, различные фрукты. Истинный солдатский рай. У входа в двух этажною казарму -  лоза винограда толщиной сантиметров двадцать у основания, вьется по крыши, захватывая чуть ли не половину здания, над окнами свисают гроздья по килограмму весом, но никто их не срезает, ограждение части  вся в виноградных лозах. По осени  по вкусу,  выбирай не хочу. До образования нашей бригады, на данной территории находилась воинская часть, и с местным населением сложились хорошие отношения. Это было видно по сложившейся традиции - один раз в неделю местное население выставляло на каменный дуван части различные продукты, и фрукты. Бежишь в такое утро к дувану, а там сплошь и рядом бумажные свертки, а в них можно было найти всяческие яства, приготовленные местным населением. Я не знаю, почему  и откуда появилась такая традиция, но могу заверить, что за время моей продолжительной службы, у военных с населением не случилось даже маломальских конфликтов. Если в Ленинакане солдаты ходили в увольнение кучками и наблюдали, как некоторая местная молодежь тыкала с принебрижением пальцами, провоцируя солдат на неуставные действия, то здесь можно было повеселиться в одиночку с местной молодежью. Наша часть имела приличный клуб с кинозалом, и местная молодежь организовано посещала его. 
Я уже говорил, что наша бригада – рай солдата, но таковой рай доставался изнурительным тренировкам, в неделю три раза трехкилометровый кросс с полной выкладкой  и при высокой атмосферной влажности. Маршировкой с песней по плацу, за неделю мы выстреливали по три автоматных рожка, стреляли из Макарова на звук, находясь на тренировочной карусели, где полученный трояк выдавался как  отлично. Сдавали экзамены по скалолазанию, метанию спец ножа. Большое внимание уделялось подрывному делу, работа с пластидой, динамитом, шашками и другими взрывчатыми средствами. Работа с новыми средствами связи. Поступили новые машины с мощными радиостанциями, и с различными техническими дополнениями. Каждый день был насыщен до предела. И как ни был тяжелым день - по вечерам все устремлялись в спортивный зал к самбисту, к капитану Румянцеву, который для солдат был вроде друга, и заботливого отца. Он в то время был эталоном офицера, от  него никто ни разу не слышал плохого слова, или упрека за неправильно исполненный прием. Часто, после отбоя он брал табурет садился среди солдатских коек и минут двадцать рассказывал забавные истории из своей спортивной практики. И что было удивительным: он всех солдат, без исключения знал по имени отчеству и редко в обращении называл кого по фамилии, кроме субординации. Всегда ходил подтянутым, стройным, за все время, сколько мне удавалось его видеть, с мутными глазами он появился один раз и то когда нашу бригаду посетили  гости.
Первый был в генеральской форме и скорее всего проверяющий, а вот вторым оказался знаменитый летчик -испытатель Коккинаки, выглядел  как обыкновенный механик в потертой легкой кожаной куртке, высокий и рыжий, так мне показалось. Они наблюдали за нашими прыжками с транспортного Ан-12а. и дали отличную оценку, а после в заповеднике на даче командующего округом генерал лейтенанта Стученко устроили банкет на всю ночь. А в пять утра объявили всеобщую тревогу. При построении после учения командующий высказался что офицеры, несмотря на расслабительную ночь проявили на учениях слаженность и работоспособность. Через пару дней чистки техники, бригада снялась и отправилась на летние лагеря в глубине Кавказа. Предстояло выполнить несколько сложных, учебных прыжков в полевых условиях.
Старая, пожелтевшая фотография, много еще хранит тайного, нерассказанного.