На берегу Творожного озера

"Однажды ты поймешь, что ты многое упустил в жизни. Так, что давай, не тяни до однажды."


    Дик сидел, низко склонившись над белым столом, и суетливо теребил салфетку. Он уже успел свернуть два кораблика, одну бабочку и трех кроликов, на чем знания оригами быстро кончились. Правда, был маленький криволапый динозавр, но его смахнула передником проходящая мимо официантка. А Дик просто нервно комкал салфетку, гадая, то ли он не знает, куда деть ее, то ли – себя.

    Она предложила встретиться в «Le Courage», где они и виделись в последний раз, четыре года назад. Когда Талка с треском завалила экзамены и с довольной улыбкой сидела напротив и пила кофе.

   

    - Скажи, вот ты знаешь хоть одно какое-нибудь место с таким же вкусным эспрессо?

    Дик посмотрел на нее, но тут же понял, что в ответе она не нуждается. Она будто впервые разглядывала обшарпанные стены и лепнину на потолке.

    - Ты же пришлешь открытку из Праги, правда?

    - Не из Праги, а из Карловых Вар, - Дик раздраженно процокал ложкой по чашке. И вдруг заметил, как сильно бесит ее хорошее настроение. По сценарию должен радоваться он.

    - Это во-первых, а во-вторых, - продолжил Дик, - как ты тут вообще справишься? Тебя ни в один универ не примут, и будешь…

    - Но ты ведь есть, - она громко отхлебнула кофе, - аж в Польшу поступил..

    - Талка, это Чехия!

    - Все одно, - отмахнулась она и подалась вперед, - считай, ты за нас двоих поступил. А я тут как-нибудь выживу. Мне ведь и не особо в вуз хотелось, я рисовать хочу.

    Дик посмотрел на недопитый чай и потер переносицу:

    - Когда ты уже повзрослеешь… мне ясно теперь, откуда у тебя все приключения. Потому что в очках розовых живешь.

    Талка пожала плечами и смахнула с лица розовую косичку с бусинами, которая выбивалась из коротких каштановых кудрей. Она грустно посмотрела на чашку.



    Дик выстроил салфеточных зверей в одну шеренгу. В конце зала под большим фикусом официантка с грохотом опрокинула чашку на клетчатый пол. Талка бы сейчас сорвалась помогать и выглядела бы как дура, подумал он. Вообще странная она была, эта Талка. Любила совсем неженские вещи – вместо латте всегда пила эспрессо. Или проглотила бы целый стейк с кровью. А еще она хранила кисти в одном ящике с вилками. И говорила, что искусство – это ее способ питаться жизнью. Странная была эта Талка…

    - Ваш кофе, - подошла улыбающаяся официантка. Приторно. Не по-настоящему.

    И Дик понял, что успел заказать эспрессо, которое никогда не пил.

    Он отодвинул чашку и посмотрел на улицу.

    За окном был оледеневший канал, у которого они играли еще в детстве. С противоположного берега тянулась черноватая струйка людей, идущих по деревянному настилу. Когда-то летом он уронил в воду творожный сырок. Далекое смазанное воспоминание. Пахнущее дождем и пылью. И немного слезами. Тогда Талка, чтобы успокоить его, торжественно назвала канал Творожным озером. И объявила его их штабом.

    - Лучше бы она не пришла, - вырвалась мысль.

    Дик отряхнул серый пиджак и аккуратно помешал кофе. Еще диплом редактировать, подумал он. Прогулялся бы сейчас немного и закончил. Все равно с ней столько лет не общались – встретиться разок, чтобы поговорить о том, какие мы чужие? Или увидеть, что она повзрослела, срезала кричаще-розовую косичку. Семью, может, завела. Или работает посудомойкой в каком-нибудь захудалом ресторанчике, а по вечерам смотрит ток-шоу.

    - И больше не держит кисти в одном ящике с вилками, - прошептало что-то внутри.

   
    Он так и не прислал ей открытку.


    То олимпиада по французскому, то конференция. Взрослые дела. А Талка постепенно превратилась в неказистый детский рисунок, который Дик когда-то хотел нарисовать, но так и не начал. И эскиз все жил в голове.

    А по ночам перед глазами мелькали имена из списка друзей. Дик доходил до конца и вставал, чтобы глотнуть воды. Затем ложился и листал в обратном порядке зная, что так никому и не напишет.

    И снова вымышленные разговоры с нею встретят рассвет. Мир замкнулся внутри.

    Когда прозрачная стена между жизнью и сознанием мутнеет и покрывается плесенью. И реальными кажутся лишь мысли внутри. Мир замыкается, сворачиваясь клубком в тесной голове, и извращает свои формы до неузнаваемости. Дик любил черный. Цвет темноты. Он несет страх. Хоть какая-то эмоция. Все цвета несут эмоции. Кроме белого. Цвета замкнувшегося мира. В котором ничего не чувствуешь.

    Вереница людей за окном также тянулась через канал. Женщины в нелепых меховых шапках кряхтя наступали на гранитную плиту и взбирались на тротуар.

    Через канал семенила маленькая девушка в старом сером пальто. Она куда-то торопилась, смешно размахивая руками.

    - Талка, - подумал Дик, - ее походка.

    Она бежала, поправляя пожухший берет на голове. Дик почувствовал желание вскочить, схватить с вешалки пальто и серую шляпу и больше никогда не возвращаться в «Le Courage». Она должна запомниться такой, как тогда. Четыре года назад.

    - Это не она, - сказал себе Дик.

   Тем временем женщина неуклюже забиралась на гранитный выступ, покачиваясь на каблучках. Она балансировала черной сумочкой и уже почти забралась.


    Как вдруг поскользнулась и упала на спину.


    Провода, натянутые между домов, разрезали вечернее небо на неровные квадраты. Казалось, вот-вот один из них отклеится и упадет на проезжую часть. И окажется, что под ним были звезды...


    …А женщина встанет, отряхнется и пойдет в сторону кафе.


    Но ее голова по-прежнему лежала на гранитной плите. Вокруг собрались люди. Кто-то присел рядом и попытался ее поднять. Кто-то звонил по телефону.

    И Дику сильно захотелось, чтобы она поднялась и пошла к нему. Рассказала про детей и ленивого мужа. Или пожаловалась на работу посудомойкой.

    Он посмотрел на звериную армию перед собой. Взял ложку и тут же положил. Пусть без косички. Пальто ждало на вешалке. И без кистей вперемежку с вилками. Шляпа тоже. Черт с ними. На улице собралась толпа. Пусть и не помнит про творожное озеро. Кто-то кричал. И детство пусть не помнит. Люди разошлись по двум сторонам. И пусть вообще повзрослеет, раз этого хочет.

    Дик попытался размешать остывший эспрессо, но ложка дрожала в руке. Надо же. Так боялся, что она повзрослеет, что решил не видеть ее вовсе.


    К полуразошедшейся толпе подъехала скорая.


    Сглотнув ком в горле, он подскочил, смахнув со стола салфетки.

    Но вместо вешалки он увидел лицо. Мягкие глаза колюче-зеленого цвета. Кудрявые каштановые волосы с запутавшейся в них веткой. Желтый свитер и знакомый дурацкий шарф, который четыре года назад ему надоедливо закидывали на голову.

    - Дик! – радостно крикнула Талка.

   
    Он упал обратно в кресло и положил голову на руки.


    - Боже… снится? – подумал он.

    В глазах помутнело.

    - Ой, Дик, прости, пожалуйста, я правда очень не хотела опаздывать! – протараторила Талка и положила руку ему на плечо, - я так давно тут не была, что перепутала трамвай и уехала вообще в другую сторону. Бежала, думала, через озеро сигануть, а там люди какие-то собрались. Решила, что не проберусь через толпу так быстро! Вот и полезла по набережной.

    Она сщурилась и вытащила ветку из волос.

    - А там кусты еще не начали укрывать. Так я в них застряла, и меня один дедушка оттуда вытаскивал. Представляешь, он здесь в блокаде вырос! Это же сколько ему? Так еще и меня из кустов вытаскивал и истории рассказывал. Отчитал, конечно… Дик?.. Дик, ты же помнишь Творожное озеро?..

   
    Он встал с влажными глазам и крепко обнял ее.


    Запах снега и веток. Еще гуаши вперемежку с черносливом. И измазанным холстом.



    - Лучше быть в розовых, чем в серых как ты, - сказала она ему тогда, четыре года назад, - когда ты успел стать настолько взрослым?

    А затем встала и ушла.



    - Дик… да ты чего? – рассмеялась Талка, - я тоже соскучилась. Но не драматизируй настолько – не с войны же вернулся...Или с войны?... А, я все-таки стала художником, представляешь! Заказов мало, конечно. Но зато могу теперь не работать посудомойкой, как раньше…

    - Вечно ты с приключениями, Талка, - прошептал Дик и сжал ее еще крепче, - как хорошо, что с тобой все в порядке…

    Толпа разошлась, и скорая увезла женщину в сером пальто.



    Белый квадрат неба потихоньку отклеивался. Из-под него выглядывали первые звезды…