Ц Часть первая - Чепца

(черновик)


Чепца

И первая неожиданность, - модуляции (тс), в смысле будущего звука (ц) в руском контексте русского языка оказывается никогда и не было! А так как саму “русскость” русского языка я изначально  определяю относительно именно этого, руского, его контекста, то это значит, что не было её и в самом русском языке. Но вот здесь мы пока и остановимся, потому как вторым моим утверждением было, что русский язык, безусловно, является многоконтекстным языком, а потому вопрос “русскости” это прежде всего вопрос границ. А их, к сожалению, в русском языке как не было, так и нет до сих пор (это на случай, если они вообще могут быть в русском языке). В смысле нам и сегодня, а тем более ещё и для тех времён, трудно судить, - где это пусть и очень разные, но всё ещё контексты одного и того же (русского) языка, а где это уже контексты и вовсе других языков. А потому, - да мало ли что, я так ещё себе придумаю! - последнее слово всегда за Коллективным сознанием с его консолидированным решением относительно границ (ещё раз, - если само это решение, во-первых, вообще возможно, и во-вторых, зачем-то необходимо).

(Кстати, - можно было бы посмеяться, если бы это не было так грустно, - сегодняшние лингвистики “на голубом глазу” до сих пор связывают происхождение русского языка с одним единственным его контекстом, а именно славянским. Конечно, это полнейший бред следующий из абсолютного непонимания ими что есть Язык вообще. В смысле из неприятия ими всех тех очевидных знаний, что давно уже есть у учёных (программистов в частности). Глупость же их построений (надуманных утверждений) сегодня настолько очевидна, что давным-давно не интересует уже никого кроме них самих, отсюда, собственно, и феномен любительской лингвистики. (Чего только стоят все эти “словоформы”, “фонемы”, “оболочки слов”, “исторические связи”, и т.д., - список подобных бессмыслиц лингвистики и сегодня ещё преумножают с завидным упорством. Немного смысла и в их “корень”, “суффикс”, “основа слова”, “приставка”, “окончание”, или в “заимствование (слова)”. В смысле так они сами не понимают о чём вообще говорят.) Лично мне гораздо больший интерес представляют даже не их бредни, а они сами как явление. В смысле как некая особенность Коллективного сознания, - помните? - после древних греков с их знаниями о шарообразности Земли, она ещё как минимум полторы тысячи лет после них оставалась плоской. Перефразируя поэта скажу, - “Если Земля после древних греков так сразу и не стала круглой (шаром), значит это кому-то так было нужно?” А бред лингвистиков тогда зачем? Он-то кому нужен? - Вот отсюда уже сами, потому как вопрос этот касается Коллективного сознания, а я его пока ещё плохо себе представляю. )

А потому, чтобы быть более точным, я ограничусь гораздо более ограниченным утверждением, - модуляции (тс) (как будущего звука (ц)) в руском (одна “с”) контексте русского языка никогда не было. В смысле однажды она конечно появилась там, как и вообще в русском языке, но уже как заимствованное знание, т.е. без всякого на то собственного значения (вроде (ф)) . Из чего следует, что “не было” здесь значит “не возникала”. И вот парадокс! - Я докажу вам это своё утверждение через доказательство в свою очередь факта отсутствия в известных сегодня топонимах и гидронимах того времени в руском контексте русского языка звука (ц). - В чём парадокс? - Да просто сделаю я это уже за счёт факта присутствия самого звука (ц) в топонимах руского контекста! А потому всех тех, у кого сразу же после таких моих взаимоисключающих утверждений “крыша” набекрень окончательно не съехала, приглашаю последовать за мной.

Доказать отсутствие чего-либо в Языке запросто, достаточно только изучить наличие всего того, что вообще уже в нём известно и где это “чего-либо” могло бы быть. Если “чего-либо” (в нашем случае это звук (ц)) там нет, то с большой долей вероятности можно говорить, что его нет и в том, что в русском языке нам ещё (или уже, - это как посмотреть) не известно. (Примерно как если вам до сих пор почему-то не встречался в русском языке звук (q), то похоже, что его в нём и нет.) А утверждать что-либо со стопроцентной вероятностью можно только, если мы знаем это что-либо наверняка. А мы и знаем наверняка, - у местных носителей русского языка не было звука (ц), а вместо него в тех же значениях они использовали звук “ч”. Проще говоря, вместо модуляции с одним шипящесвистящим (а именно (с)) звуком, они предпочитали её же, но уже с другим в ней шипящесвистящим звуком (а именно (щ)) , - (тщ) вместо (тс). )

(Важно! - смысл ещё пока не раскрываю, подробно об этом обязательно дальше, а сейчас вам следует понимать:
- модуляции (в последующем, - с формированием знания связи  “объединение”, - объединения) с шипящесвистящими (с), (з) и (щ), (ш) наряду с гласными являлись в русском языке гласами, т.е. имели собственные значения;
- значения у модуляций (тс) и (тщ) в некоторых контекстах совпадали тогда абсолютно, что следует из существовавшей возможности у наших предков заменять их (знания звучания) в объединениях вместо одной на другую, без всякого при том изменении значения самого объединения. Уже из этого можно предположить, что с продвижением наших предков от Урала и до Балтайского моря у них произошла замена в звучании модуляции с (щ) на (с). Т.е. на Урале она имела знание звучания (тщ), а уже на берегу Балтийского моря она стала звучать как (тс). Почему так произошло, это отдельный вопрос, пока же примем последнее утверждение как данность, в смысле на Веру. )

От этого утверждения, а именно, что вместо знания звучания “ц” - (тс), носители русского языка в своё время оставшиеся на Урале использовали знание звучания “ч” - (тщ), как абсолютно истинного, мы и оттолкнёмся в своих рассуждених. И первым же противоречием, которое мы данному утверждению обнаружим, будет существование (тс) в топонимах руского контекста. Давайте же изучим его на примере “Чепца”, тем более, что ничего более подходящего, - одна и та же модуляция присутствует в одном и том же объединений в разных своих знаниях звучаний - (тщ) и (тс), - в качестве примера мы вряд ли ещё найдём.

Справка: Чепца, - считается притоком Вятки, но на самом деле говорить какая из них от своего истока до места их слияния длиннее даже сегодня ещё затруднительно (официально сегодня длиннее Вятка,  примерно на 50 км, но ведь это зависит от того, кто и как считает), тем более, в те времена. Уже из одного только этого факта много чего следует, поясню.

В русском языке суффикс “ца” употреблялся на конце объединений (слов), из чего следует, что так он являлся одной из возможностей впереди его стоящего элемента объединения. Какой именно возможностью, сейчас мы пока выяснять не будем, - определение значения в том числе и этого объединения задача данной книги, а потому нам эта работа здесь ещё предстоит. А сейчас я ограничусь лишь тем, что скажу, - это тоже один из способов выделения элемента из его множества. Самих таких способов уже тогда в русском языке было несколько и все они были разными. А разными потому, что они не просто так выделяли элемент из множества, а именно что по каким-то конкретным его свойствам (признакам).

В нашем случае через “ца” обозначалась принадлежность Чепцы к Вятке как её притока. С другой стороны и у Чепцы, и у Вятки есть ещё притоки, которые также заканчиваются на “ца”. Обращаю внимание, что данные названия получили речки, на которых в своё время отстроились вернувшиеся сюда три тысячи лет назад русскоязычные, в смысле именно они их так и назвали. А до них именно в устьях этих речек никто и не жил, т.е. иметь им названия было тогда совсем не обязательно. А вот те речки, возле которых (это по Чепце, в её верховье, ближе к Уралу) местные русскоязычные поселились гораздо раньше, чем это сделали вернувшиеся русскоязычные (далее для краткости буду называть их “новые”) со своим “ца”, названия к их возвращению безусловно уже имели. Причём все эти названия были у них мужского рода (например Лып совсем был не она, а именно, что он, и уж тем более разные Сепыч, Пузеп, Пудем, Кен, Ил, Кеп, и т.д. ).

Ещё раз и более подробно о самой той ситуации в руском контексте, чтобы так вы лучше её понимали. Будущие русскоязычные появились в руском контексте примерно 12-15 тысяч лет назад. Именно тогда большинство гидронимов из тех, что ближе к Уралу по Чепце, и получили свои названия. Около трёх с половиной тысяч лет назад вслед за ними из Сибири сюда пришли представители сейминско-турбинского феномена, они и стали той причиной, которая вынудила большую часть тогда уже русскоязычных уйти из этих мест на запад в Европу. Три тысячи лет назад представители сейминско-турбинского феномена исчезли отсюда также внезапно, как до этого и появились. Сразу после них сюда стали возвращаться русскоязычные, в том числе и бывшие. А бывшие потому, что сами их языки отличались от того языка, что в итоге мы и стали называть русским языком, уже настолько, что никакими русскоязычными они так просто быть не могли. У вернувшихся же (”новых”) русскоязычных русский язык тоже несколько отличался от того, что был у русскоязычных, которые отсюда никогда не уходили. Только отличия у них были не в знаниях связи, - у тех и у других они были абсолютно одними и теми же, что лишний раз подтверждало, что это у них был один и тот же язык. Отличия были в количествах накопленных знаний, а значит и в соответствовавших им знаниях звучаний. В частности они по разному - (тс) и (тщ) - задавали в разных контекстах соответствия вроде бы с одной и той же общей для них структурой значений.

Уже из этого следует, что сама эта структура значений для “старых” и “новых” русскоязычных несколько отличалась, т.е. можно говорить о существовании уже не одной, а двух разных структур значений в русском языке у разных групп его носителей выделенных соответствующими двумя разными звучаниями - (тс) и (тщ). В смысле совокупность знаний соответствовавшая структуре значений (тщ) не совпадала полностью с совокупностью знаний соответствовавшей структуре значений (тс). При этом безусловно были контексты, где эти совокупности совпадали полностью. Именно в них и появлялась таким образом возможность заменять знание звучания “ч” на “ц”, чем вернувшиеся (”новые”) русскоязычные и пользовались. Но именно, что только они, а никак не наоборот, это когда “тс” меняют на “тщ”, а всё потому, что в структуре значений (тс) знаний было уже гораздо больше, чем это было в структуре значений (тщ) . Так, вместе со знаниями три тысячи лет назад в руском контексте появился звук (ц).

Такой его (звука (ц) способ появления в руском контексте русского языка подтверждает и сама конструкция слова “Чепца”, здесь “ца” находится в конце слова, т.е. значит в объединении [возможность у “Чеп”]. В нашем случае эта возможность “ца” имеет значение [одна из множества притоков (Вятки)]. Т.е. до формирования объединения само это название существовало в виде устойчивого сочетания “Чеп (тс)-а”. И здесь никакой такой замены (тщ) на (тс) в данном случае не происходит. (Доказательство этого достаточно очевидного утверждения слишком велико, чтобы приводить его здесь, а потому возьмите на Веру.)

Таким образом можно предположить, что изначально названием реки было “Чеп”, а уже “новые” русскоязычные добавили к нему “ца”. Если со знанием “принадлежность (а)” более-менее всё понятно, у “новых” русскоязычных оно соответствовало в том числе женскому роду, а река у них к тому времени уже стала именно такого, женского, рода, то с “ц”, тем более с “ца” чуть труднее. Впрочем мы вернёмся к нему, когда будем уточнять значение “ца” (”(тс)-а”) целиком. А пока же разберёмся с “ч”.

(Кстати, русскоязычные всегда были достаточно последовательны в своём стремлении давать рекам именно женские имена собственные. Потому, если где-то в местах их проживаний вы встретите у рек мужские имена собственные, то знайте, что русскоязычные здесь совершенно не причём. Исключениями являются реки, которые для русскоязычных по каким-то причинам были совсем не реки, - ручьи, например, или ёрики. Похоже, что это было связано с их языческими воззрениями, - сразу оговорюсь, это всего лишь моё предположение, потому как я не знаю об этом вообще ничего. Во всяком случае везде там, где они селились, местные названия рек и водоёмов со временем (тем более с ростом там относительного количества самих русскоязычных) они начинали произносить на свой лад. В этом плане Чепца не стала для них исключением.)

Значением “чеп” у местных как и “цеп” у “новых” русскоязычных было [цеп], т.е. инструмент для обмолота зерновых. Уже из этого следует, что когда часть русскоязычных, - это примерно 3,5 тысячи лет назад, - отсюда потеснили (мягко сказано) представители сейминско-турбинского феномена, они уже точно что-то тогда выращивали из зерновых, и у них безусловно был чеп. Ушли они отсюда (из руского контекста) с чепом, а вернулись сюда уже с цепом. В смысле сам инструмент (признак действительности) за это время никак не изменился, если только его знание звучания.

Отдельные историки отмечают, что какое-то потом “дёрганье” в виде попыток заменить ”ч” в названии Чепцы на “ц” всё же было, и варианты вроде “Цепца” были известны, но, в итоге, для него (названия) возобладал Закон больших чисел для Языка, а именно, - со временем закрепляется только то название (произношение, значение и т.д.) в языке, которое по разным причинам предпочитает использовать наибольшее количество его носителей. Таким образом название “Чепца” оказалось тогда наиболее устоявшимся (предпочтительным) для проживавших там носителей русского языка. Подведём итог.
 
Звука (ц) как модуляций (тс) в руском контексте русского языка изначально не было, об этом свидетельствуют все гидронимы (и не только) того времени, что в нём сохранились и до сих пор. Появляется он в руском контексте уже с новыми знаниями (признаков) как соответствующее им знание звучания. Причём даже не как (тс), а именно в форме объединения “(тс)-а”. Из чего следует, что собственного значения в руском контексте русского языка звук (ц) = (тс) тем более никогда не имел.

Но это именно, что в руском контексте, а он один уже тогда вовсе не был всем русским языком, чтобы сейчас так запросто мы могли однозначно утверждать, что у звука (ц) не было значения и в самом русском языке. Тем более, и мы это знаем точно, что в руский контекст русского языка он пришёл тоже из русского языка, правда уже из другого, несколько от него отличного (в нём элементарно было больше знаний). А потому покинем же наконец руский контекст русского язык, и попробуем найти ответ на наш вопрос - что есть звук (ц) в русском языке? - в русском языке “новых” русскоязычных, тем более, что это они и принесли его в руский контекст русского языка.

(продолжение следует)