Генерал от инфантерии Малахов Николай Николаевич ч

  Ув. читатели!Кто ранее просматривал мои публикации, то обратил внимание что значительная часть посвящена моей семье. Все в них изложена на основании архивных документов и документов из личного архива!

 Предлагаемая Вашему вниманию публикация посвящена моему прадеду!
 

                Памяти моего прадеда,
                генерала и дворянина,
                кавалера многих орденов
                Малахова Н.Н.
                посвящается



                ПРЕДИСЛОВИЕ

        Более 20 лет потребовалось мне на то, чтобы, практически с нуля, восстановить свою родословную. Сейчас в моем генеалогическом древе насчитывается около 2800 близких и дальних родственников. Некоторые ветви уходят в 17-18 века, а одна ветвь вообще начинается с 1411года.
 К сожалению, я начал заниматься этим вопросом, когда уже в живых не было ни моих родителей, ни бабушек, ни дедушек, которые могли бы мне рассказать о предках. Увы! Этого не случилось. А если учесть, что за последнее столетие многое произошло в моей стране (революция, гражданская и отечественная войны, репрессии, переезды и т.д.), то станет понятным, почему мне приходилось все поиски начинать с нуля.
Благодаря помощи родственников, работе с архивными материалами зарубежных и российских архивов, различным публикациям   мне и удалось не только пополнить свои знания по истории моего государства, но и больше узнать о людях, делающих эту историю.
   Результатом этих исследований стали 2 тома книги  «Моя семья», без претензий на писательство.
  Одним из фигурантов этих книг и является мой прадед – Малахов Николай Николаевич, Дворянин с большой буквы, генерал от инфантерии, прошедший путь от прапорщика до генерала. Именно такие люди не только служили своему Отечеству, но и делали эту историю.
Именно о нем и его потомках  я и хочу рассказать в этом повествовании!

                Смысловский В.


                НЕМНОГО ИСТОРИИ

    Многие, видимо, зададутся вопросом, почему свое повествование я начинаю с истории. Ответ на него прост! Каждый человек растет не в безвоздушном пространстве, он живет в определенной исторической эпохе, его окружают соответствующие люди. Все это делает человека в истории. Он же, в свою очередь, делает эту историю!
Таковым человек и стал мой предок – Малахов Николай Николаевич, родившийся в 1826году в г. Архангельске. Многим в России известен этот город не только из истории нашего государства, но и по фильмам, особенно фильмам о Петре Великом и Михайло Ломоносове. А вот что мы читаем об этом городе в Википедии:
           Ещё в XII веке основан Михаило-Архангельский монастырь на мысе Пур-Наволоке. Он впервые упоминается в летописи в 1419 году, когда он был опустошён норвежцами (мурманами).
   В 1553 году британский путешественник Ричард Ченслер приплыл по Белому морю к селу Нёнокса на Летнем берегу, а затем к Николо-Корельскому монастырю на острове Ягры (ныне территория города Северодвинска). С этого времени начала бурно развиваться торговля с англичанами и голландцами в устье Северной Двины. В связи с угрозой нападения Швеции 4 (14) марта 1583 года Иваном Грозным был подписан указ, предписывавший построить на мысе Пур-Наволоке крепость.
  Основан по указу Ивана Грозного как слобода Михайло-Архангельского монастыря. В 1584 году, который считается годом основания города, воеводы «одним годом … поставили город круг Архангельского монастыря» и острог. Образовавшееся поселение получило название Новохолмогоры.   Напротив крепости на двинском берегу выстроили корабельную пристань.
  С конца 80-х гг. XVI века Новохолмогоры стал центром русской внешней торговли, приносившим до 60 % доходов государственной казны. 26 марта (5 апреля) 1596 года новый город на Двине впервые был назван Архангельским городом по находившемуся в нём монастырю, а с 1 августа 1613 года это название было утверждено в связи с официальным решением об административной самостоятельности города Архангельска от Холмогор.
   Рост торговли сопровождался развитием города. Плотная деревянная застройка была причиной множества пожаров, в одном из которых, в 1637 году, сгорел давший название городу Михайло-Архангельский монастырь.
   Активная деятельность международного торгового порта способствовала во второй половине XVII века изменению традиционной структуры того средневекового русского города, каким он был в течение первого столетия своего существования. Его центром стал порт. Прежний центр — деревянный острог потерял часть своих административных функций, так как приказная изба была переведена из него в «каменный город». К концу XVII века и в последующем столетии Архангельск рос вдоль Двины.
  С началом Северной войны Белое море стало для России единственным безопасным торговым путём в Западную Европу. В связи с этим выросла производственная активность Соломбальской верфи.
  В 1708 году в числе 8 губерний Российской империи была образована Архангелогородская губерния, город стал центром губернии. Первым губернатором был назначен двинской воевода П. А. Голицын.
  Начиная с 1713 года, царь Пётр I своими указами начал стеснять торговлю через Архангельск, фактически жертвуя его интересами в пользу нового балтийского порта Санкт-Петербурга. Сюда он разрешил ввозить только такое количество товаров, которое было необходимо «для прокорма населения». В 1718 году Пётр I издал указ, запрещавший экспорт хлеба и импорт большей части заграничных товаров через Архангельск.
      В правление Екатерины II снимаются ограничения на внешнюю торговлю через северные ворота России, но город уже не смог вернуть себе статус главного порта страны.
  В период наполеоновских войн и в связи с континентальной блокадой Великобритании в 1807—1813 гг. Архангельск испытал новый экономический подъём, так как являлся единственным в России портом, куда могли поступать британские товары. Город продолжал оставаться одним из крупных кораблестроительных центров.
В конце XIX — начале XX века Архангельск превратился в крупнейший лесопромышленный и лесоэкспортный центр страны.
  Город также служил важной базой для освоения Арктики и налаживания судоходства по Северному морскому пути. От причалов порта отправилось свыше двухсот полярных исследовательских экспедиций, в том числе В. Я. Чичагова, Ф. П. Литке, В. А. Русанова, П. К. Пахтусова, Г. Я. Седова.
  В 1915 году при управлении Архангельского торгового порта открыто ледокольное бюро, в составе которого было 13 ледоколов и ледокольных судов, положивших начало ледокольной флотилии. Эти суда в зимнюю навигацию обеспечивали проводку судов от горла Белого моря в Архангельск.
  С основанием в 1916 году на берегу незамерзающего Кольского залива порта Мурманска, куда со временем были перенесены рыбообрабатывающие и судоремонтные предприятия, город потерял своё уникальное значение главного северного порта.
   Потеряв первенство, Архангельск и в советское время не потерял своего значения. Таковым он остается и по настоящее время, но я не преследую цель дальше описывать этот город. Моя цель, в этом историческом экскурсе, показать, откуда родом предки Николая Николаевича Малахова.
  Из документов, сохранившихся в Архангельском архиве, видно, что предки Николая Николаевича проживали в Архангельске еще в допетровские времена. Ниже я привожу конкретные документы, дающие мне основания, это утверждать!
«… в документах архивного фонда Архангельской городской думы, в городовых обывательских книгах Архангельска за 1786-1788г.г. в списке настоящих городовых обывателей, под №186 значится Малахов Андрей Иванов сын, мещанин, имеет купленный дом в 1 части, в 4 квартале №22. Старожил, которого и предки были посадские,31 года. Женат на дочери Архангельского мещанина Андрея Колупаева Пелагее, 27 лет от роду. Имеет сына Якова, 2 месяцев от роду. Ныне живет в городе безотлучно. Имеет за собой промысел – служение под названием Архангельские портовые таможни в Панхаузных  досмотрщиках. Отправлял по общегражданскому выбору следующую службу – 1781 года смотрителем при отпуске соли из варниц Олонецкого соляного коммисарства. Объявил за собой капитал в 200 рублев.
Малахов Григорий Иванов сын, 37 лет от роду. Из рода Старожилов. Женат на дочери Куреской волости Холмогорской округи Афанасия Белоусова Ульяне, 28 лет. Имеет сына Моисея, 4 лет и сына Михаила, 2 месяцев. Собственного дома не имеет, постоянно живет в городе, но временами бывает в отлучке. Имеет за собой промысел – служение в торговых прикащиках. Отправлял по общегражданскому выбору следующую службу – 1774 году у гербовой бумаги целовальником. Объявил за собой капитал – 70 рублев.» (Ф 49, Оп.4, Д.1.,ЛЛ 32 об,443 об)
 «Обывательская книга г. Архангельска за 1793-1796г.г. В списке настоящих городовых обывателей значится Малахов Андрей Иванов сын, мещанин, имеет оставшееся от сгоревшего дома место в 1 части 4 квартале под №16 Старожил. 39 лет. Имеет детей: Яков – 9 лет, Александр – 5 лет, Николай – 3 года. Проживает также в городе. Находится при портовой таможне пакгаузным досмотрщиком. В 1787г. был избран приставом сиротского суда.
Малахов Григорий Иванович, 45 лет, Старожил. Имеет сына Моисея, 17 лет.
Собственного дома не имеет. Постоянно живет в городе. Промысел имеет за собой служение в торговых прикащиках. В 1786 году был избран приставом в городском магистрате» (Ф49. Оп.4 Д 8 ЛЛ 32 469об-470)
       Из этой записи видно, что отец Николая Николаевича – Малахов Николай Андреевич родился в Архангельске в 1790 году (из дворянского дела – 8.12.1790г)
   Позволю себе небольшое отступление, чтобы рассказать, как в документах отражен факт пожара в Архангельске, оставивший деда Малахова Н.Н. без собственного дома:
«……в 1793 году, 26 июня, Архангельск пострадал от грандиозного пожара, равного которому не было во всей истории….. Пожар начался в день большого городского гулянья, в доме вдовы Дарьи Черепановой, стоявшем на набережной Северной Двины, близ Рождественской церкви… к 10 часам утра следующего дня в 1 части города не осталось ни одного целого дома, горели даже набережная и суда стоявшие у берега…..всего сгорело 14 каменных и 1075 деревянных строений, 945 семейств осталось без крова и пристанища». От этого пожара и пострадала семья Андрея Малахова.
     В обывательских книгах города Архангельска за 1805-1807г.г. в числе посадских жителей значится «…. Малахов Андрей Иванов сын, 52 года. Старожил из посадских. Женат на дочери крестьянина Кегостровской волости Андреяна Колупаева Пелагее, 46 лет. Их дети – Яков 21 г., Александр 17 лет, Николай 12 лет, Анна 10 лет. Имеет свой дом, постоянно живет в городе. Находится при портовой таможне пенхаузным досмотрщиком. В Статской службе состоит с 1799г. ( Кегостров – островной район Архангельска).
  Малахова Ульяна Афанасьевна, 49 лет, бывшего старожила Григория Малахова жена. Сын ея – Моисей, помре в 1807 году. Сын Моисея ея жена Параскева Афанасьева дочь 21 г.
Живут в своем доме, стоящем в 1 части города, пропитание имеют от своих трудов» (Ф 49. Оп 4. Д 18. ЛЛ 121об, 616-617)
   В обывательской книге г. Архангельска за 1823-1825г.г. «..Малахов Яков Андреевич, коллежский секретарь, проживающий во 2 части города в собственном доме» (Ф 4 Оп. 4 Д 28 Л 130об)
    В обывательской книге города за 1826-1828 годы «.. в списке городовых обывателей разных званий значится Малахов Яков Андреевич, коллежский секретарь, имеется собственный дом в Кузнечевском селении» (Ф 49.Оп 4. Д 29.Л 87)
    «В духовной росписи Архангельского кафедрального Троицкого собора за 1827 год имеются сведения о семье казначея Портовой таможни Якова Андреевича Малахова 40 лет. В состав семьи входили: его жена – Марья Алексеевна 34 года и их дети: Давид 10 лет, Анна 12 лет а так же мать Якова – вдова Пелагея 65 лет.» (Ф 29. Оп 29. Д 238. Л 4об)
   В документах архивного фонда Архангельской удельной конторы имеются Расписания о сборе доходов с удельного имения ведомства Архангельской удельной конторы за 1830-1833 годы, в которых имеются сведения о выдаче столовых денег управляющему конторой господину Малахову в количестве 3000 рублей и жалованья за год 2500 рублей (Ф1372.Оп 2. Д 1 Л20; Д 65. Л 44)     В этом же фонде имеется приказ «О перемещении надворного советника Малахова управляющим в Кострому» от 8 июня 1833г – «…управляющий Архангельской Удельной Конторой Малахов переведен в Кострому в такой же должности. Вследствие чего, предписано г.Малахову бывшую в управлении его Архангельскую контору со всеми к ней принадлежностями сдать на законном основании своему помощнику и по исполнении донести…Департамент уделов…. Предписывает отчислить от доходов…1000 рублей и выдать Надворному Советнику Малахову на путевые издержки для переезда с семейством в Кострому….» (Ф 1372. Оп 2. Д 1. Л 70).
   Таким образом, отец Николая Николаевича Малахова, уже будучи Надворным Советником, переезжает с семьей в Кострому!
Из Формулярного Списка Николая Андреевича Малахова, хранящегося в его деле о его дворянстве (ЦИАМ Ф 4 Оп.8 Д 856 ЛЛ 15-17) видно, что его происхождение из обер-офицерской семьи. Начинал службу в Архангельской палате Гражданского суда копиистом, досмотрщиком в портовой таможне, подканцеляристом и затем поступил юнкером в 26 Егерский полк, дослужился до майора, и при выходе в отставку ему был присвоен чин подполковника.
   Последние сведения о его службе относятся к 1854 году, где он значится «уполномоченным от Казны по полюбовному размежеванию черезполосных дачь. Статский Советник, проживал в Москве Хамовническая часть у Знам.в Зуб, дом Дьячка». Награждался орденом Св.Владимира 4 степ.

   Женат Николай Андреевич был на Екатерине Сергеевне Тагайчиковой, дочери провинциального секретаря – Сергея Ивановича Тагайчикова.              В Костромской губернии в Галичском уезде владела 8 душами крестьян в деревне Ютиной. От этого брака родилось четверо детей:

1.Варвара родилась 2.12.1818г. Крещена в церкви 35 Егерского полка 4.12.1818г. Восприемниками были генерал-майор Константин Маркович Полторацкий и полкового командира Петра Ионовича Мельгунова жена Варвара Ивановна. (Полторацкий К.М. 1782-1858, генерал-губернатор 1830-1842г Ярославской губ.)
2.Екатерина родилась 21.09.1821г. Крещена в церкви 26 Егерского полка. Восприемниками были статский советник Алексей Иванович Лицвегин и полкового командира Петра Ионовича Мельгунова жена Варвара Ивановна.
Умерла и похоронена в г. Вильно на Ефросиньевском православном кладбище 13.02.1872г. в одной могиле с отцом, пережив его на 1 месяц.
3.Александра родилась 9.02.1826 (год в документах возможно не точный, но она моложе своего брата Николая на 1 год) в Санкт-Петербурге. Крещена в Исаакиевском соборе 18.02.1826г Восприемниками были генерал-адъютант Александр Иванович Нейдгард и флигель-адъютанта Владимира Степановича Апраксина жена Софья Петровна.
4.Николай родился в Архангельске 6.05.1926г Крещен в Архангельском кафедральном соборе 14 мая того же года. Восприемниками были казначей Архангельской портовой таможни Яков Андреевич Малахов и Варвара Николаевна Малахова (старшая сестра Николая).
Николай Андреевич Малахов, отец Николая Николаевича, последние годы жизни проживал с сыном и дочерью. Видимо поэтому и умер в Вильно 13.01.1872г. где на тот момент служил Николай Николаевич. Похоронен он на Ефросиньевском православном кладбище.
 

Примечание: Небольшие расхождения в датах рождения могли иметь расхождения в разных документах по причине, что ранее не во всех документах указывалась дата, а указывался возраст фигуранта и поэтому возникало разночтение.


                От прапорщика до полковника
                1-й брак и дети

      Родители Николая Николаевича решили дать единственному сыну военное образование и поэтому, когда пришло время, он получил его в Школе гвардейских прапорщиков в Санкт-Петербурге. Кстати, оная была создана «для обучения молодых дворян, поступавших в гвардию из университетов или частных пансионов и не имевших военной подготовки». Это подтверждает тот факт, что отец Николая Николаевича, действительно получил дворянство в 1820 году. По окончании учебы он вступает в службу прапорщиком в Лейб-гвардии Егерский полк (12.08.1846г), который дислоцировался в Гатчине и Санкт-Петербурге.
Через 2 года он произведен в подпоручики, а с 24.05.1852г. его прикомандировывают к школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров для испытания в должности ротного офицера. 6.12.1852г. он произведен в поручики и уже в январе 1853г. одновременно утвержден в вышеуказанной должности.
 Продолжая служить в школе на различных должностях, Малахов Николай Николаевич дослужился до звания полковника и должности командира роты юнкеров. В качестве информации: Школа гвардейских прапорщиков, в связи с упразднением звания прапорщика в армии, была преобразована в Николаевское гвардейское училище в 1859г., а с 1864г. - в Николаевское кавалерийское училище. Это училище считалось привилегированным военным училищем Российской империи, выпускниками которого были многие видные представители военной и культурной элиты России XIX — начала XX веков.
  Кроме продвижения по службе, Николай Николаевич получал и первые ордена (Ордена Св.Станислава 3-й и 2-й степеней, Св.Анны 3-й степени). Все это давало возможность вращаться среди столичной элиты.
Значительные затруднения вызвало установление данных супруги Николая Николаевича т.к. в раннем послужном списке ее фамилия плохо читалась. Только в 2009 году, мне случайно попались две публикации «гончароведов», после прочтения которых все стало на свои места!
Эти статьи я привожу полностью ниже, т.к. они дают информацию и о самой Екатерине Карловне Рудольф (жене Николая Николаевича),  и о ее семье.
Надеюсь, читателю это будет интересно.


                Штольц родом из Симбирска

«Гончароведы доказывают, что один из главных героев самого известного романа И.А. Гончарова «Обломов» Андрей Штольц имеет симбирские корни.
Впервые заговорила об этом ульяновский исследователь жизни и творчества писателя Юлия Алексеева. Тему продолжила заведующая музеем И.А. Гончарова Антонина Лобкарева, рассказавшая о живших в нашем городе прототипах литературного персонажа на международной научной конференции в Париже.      
Роман, написанный в Мариенбаде летом 1857 года, увидел свет осенью 1859 года и был восторженно встречен читателями и русской критикой. Слова «Обломов» и «обломовщина» быстро стали нарицательными.
Размышления Ивана Гончарова о достоинствах и противоречиях русского характера оттенены параллелью Ильи Обломова с русским немцем Андреем Штольцем. Этот близкий друг и антипод главного героя романа тоже стал в какой-то степени символическим образом. Его отличает привычка к упорному труду, предприимчивость, энергия и движение. Штольц стал синонимом практицизма и деловитости.
Сразу же после публикации романа критики дружно отметили схематизм этого образа. В статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров писал: «Меня упрекали за это лицо – и с одной стороны справедливо. Он слаб, бледен … Это я сам сознаю». И это признание писателя на многие годы стало основополагающим в трактовке образа Штольца.
– Но в последнее время, – говорит Антонина Лобкарева, – появился ряд работ, в которых оспаривается сложившаяся традиция восприятия этого героя. Так, в своей книге, посвященной творчеству Гончарова, Вс. Сечкарев пересматривает взгляд на Штольца как личность во всем контрастную Обломову. «Так много важных деталей в характере Штольца было не замечено, предано забвению из-за догматической точки зрения на него», – пишет ученый и демонстрирует, насколько более сложен и в то же время более натурален характер Штольца по сравнению с тем, как его привычно видят.
                «Неспроста подвернулся немец под руку»    
Творческая история романа показывает, что процесс создания этого образа, определения имени, отчества и фамилии Штольца был непростым и важным для писателя. На первых этапах работы в роли Штольца предполагался другой герой – Андрей Павлович Почаев. Штольц же, приятель Почаева и Обломова, выступавший вначале как эпизодический персонаж, «остался», как сказано в рукописи, «в Германии. Он купил себе там землю и заводит ферму». В Россию он намерен был приезжать лишь «по делам».
Интересно отметить, что Штольц в черновом автографе обладает двумя именами – Карл и Андрей. Во всех прижизненных изданиях в эпизоде первого появления Штольца в романе он назван не Андреем Ивановичем, а Андреем Карловичем. Отвечая на упреки критики и вопрос: «Отчего немца, а не русского поставил я в противоположность Обломову?», Гончаров заметил: «Я вижу, однако, что неспроста подвернулся мне немец под руку – … тут ошибки, собственно, не было, если принять во внимание ту роль, какую играли и играют до сих пор в русской жизни и немецкий элемент и немцы. Еще доселе они у нас учителя, профессоры, механики, инженеры, техники по всем частям».
«Русское» и «немецкое»
В своей статье «Лучше поздно, чем никогда», писатель отмечал: «Обрусевшие немцы сливаются, хотя туго и медленно, с русской жизнью – и, нет сомнения, сольются когда-нибудь совсем. Отрицать полезность этого притока постороннего элемента к русской жизни – и несправедливо и нельзя. Они вносят во все роды и виды деятельности прежде всего свое терпение, настойчивость своей расы, а затем и много других качеств, и где бы ни было – в армии, во флоте, в администрации, в науке, словом, всюду – они служат с Россией и России и большею частию становятся ее детьми…». Можно предположить, что Гончарову как художнику было интересно и важно воссоздать в образе Штольца мир человека, рожденного двумя нациями и двумя культурами.
Он набросал в романе краткий, но выразительный очерк судьбы немцев, оказавшихся в России. У своего отца – выходца из Саксонии – Иван Богданович Штольц, родитель Андрея Штольца, «взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучал технологию, а в ближайшем университете… получил призвание к преподаванию … [Отец] дал ему сто талеров и отпустил на все четыре стороны. С тех пор Иван Богданович не видал ни родины, ни отца. Шесть лет пространствовал он по Швейцарии, Австрии, двадцать лет живет в России и благословляет свою судьбу».
Сын этого немецкого бюргера и обедневшей русской дворянки, Андрей с раннего детства испытывал двойное влияние. По воле отца его воспитание сочетало свободу поведения и проявления чувств с подчинением строгим требованиям в сфере труда и других обязанностей.
Матери Андрея Штольца в сыне «мерещился идеал барина…». Рациональному прагматизму мужа она противопоставила тонкие потребности духа: музыку, стихи… За ней вставала «русская почва».
«Не вышло из Андрея ни доброго бурша, ни даже филистера», – пишет Гончаров. Но именно русские влияния обратили «узенькую немецкую колею в такую широкую дорогу, какая не снилась ни деду его [Андрея], ни отцу, ни ему самому».

                От симбирских Рудольфов

– Деловой, предприимчивый Штольц традиционно считался продуктом петербургских наблюдений и впечатлений писателя. Но сейчас есть все основания полагать, что первые представления о таком герое, как Штольц, у Гончарова появились в Симбирске, – утверждает Лобкарева.
Немецкая община в Симбирске ведет свое начало с XVIII века. В 1821 году в городе был учрежден самостоятельный лютеранский церковный совет с подчинением его Саратовской евангелической духовной консистории. В своей «Автобиографии» Гончаров свидетельствует, что хорошим знанием европейских языков он обязан немке, жене священника Троицкого, преподававшей в пансионе Хованских неподалеку от Симбирска, где будущий писатель получил первоначальное образование.
В 1842 году семья Гончаровых породнилась с семьей симбирских немцев: старший брат писателя Николай Александрович Гончаров женился на Елизавете Карловне Рудольф, дочери Карла-Фридриха Рудольфа.
Как и Иван Богданович Штольц, Карл-Фридрих (?-1842) был подданным Саксонского Королевства, сыном медицинского чиновника. Он обучался в Бауценской гимназии, а затем в Дрезденской медико-хирургической коллегии, по окончании которой получил звание лекаря. Вскоре приехал в Россию. В 1809-1815 годах он числится в документах лекарем, коллежским асессором. Рудольф был участником Отечественной войны 1812 года в составе Рязанского ополчения. В 1814 году за особенные труды в пользовании раненых был пожалован в титулярные советники. В 1817 году Рудольф – лекарь Симбирской Александровской больницы, где дослужился до звания штаб-лекаря. В 1831 году за борьбу с холерой К.-Ф. Рудольфа награждают орденом Святой Анны четвертой степени, благодаря чему он получает потомственное дворянство.
В Симбирске у Рудольфов был дом на Покровской улице. Кроме службы в больнице, Карл-Фридрих имел обширную частную практику, что позволяло иметь достаточные средства для содержания большой семьи. У него с женой Елизаветой Ивановной было семеро детей.
Сыновья сделали успешную карьеру. Павел (1824-после 1912) – инженер-поручик, владелец кирпичного завода, симбирский помещик. Петр стал военным, дослужился до высоких чинов.
Дочери были удачно выданы замуж. Старшая Мария (1818-?) – за Генриха Фридриха Унтербергера (1810-1884), профессора, а затем директора Ветеринарного института в Дерпте. Елизавета (1823-1883) вышла за старшего брата писателя Гончарова Николая Александровича, преподавателя Симбирской мужской классической гимназии. Аделаида (1825-?) была женой симбирского помещика Михаила Михайловича Дмитриева, родственника известного поэта И. И. Дмитриева. Эмилия (1828-?) вышла за князя Д. А. Ульянова, помещика Симбирской и Нижегородской губерний. Младшая Екатерина отдала свои руку и сердце полковнику Малахову.
Некоторое представление об имущественном положении семьи Рудольф могут дать воспоминания симбирянина Михаила Александровича Дмитриева, свекра Аделаиды Рудольф. Он пишет, что в 1837 году в усадьбе Рудольфов случился пожар. Сам дом был спасен, но сгорел каретный сарай, где было несколько экипажей общей стоимостью в 15 тысяч рублей. Из дома было вынесено много ценного имущества, в том числе бриллианты на большую сумму.
У Гончарова была возможность довольно близко познакомиться с семьей Рудольфов. В своих «Воспоминаниях» княгиня Вера Михайловна Чегодаева, урожденная Дмитриева, внучка Карла Рудольфа, пишет, что по смерти ее дедушки бабушка Елизавета Ивановна Рудольф с дочерьми Аделаидой и Эмилией переселилась в Петербург. Там у них «Иван Александрович … был всегда желанным гостем и относился к девицам Рудольф весьма внимательно». Чегодаева передает семейное предание о том, что сестры Рудольф стали прототипами гончаровских героинь в романе «Обрыв» -
Веры и Марфеньки.
Чегодаева как племянница и крестница брата писателя Николая Александровича Гончарова учредила в 1916 году две стипендии в Симбирской мужской классической гимназии, где всю жизнь служил этот ее дядя. Первая была в память о нем, вторая – в память ее родной тетки, жены Николая Александровича Елизаветы Карловны, урожденной Рудольф. Княгиня мечтала учредить и стипендию имени своего покойного деда Карла-Фридриха Рудольфа. «Это в свое время, – писала она о нем, – был известный в Симбирске гуманист… и очень любим населением. Но предполагая, что теперь не своевременно учреждать стипендии «немца», решилась повременить. Этого немца-лютеранина, сделавшего поход 12-го года с нашими войсками и получившего за то медаль, – по смерти – провожало до могилы все православное духовенство.
В наши дни потомки Карла Рудольфа живут в России и во Франции. Представители творческой интеллигенции, врачи, инженеры, учителя – все они нашли свою дорогу в современном мире».
               
                Ирина Морозова
 

                Воспоминания об И.А.Гончарове

   «По смерти моего дедушки бабушка Елизавета Ивановна Рудольф, поместив своих сыновей в корпус и младшую дочь Екатерину в институт, сама с двумя старшими дочерьми Аделаидой и Эмилией переселилась в Петербург.
По сохранившимся семейным преданиям, Елизавета, Аделаида и Эмилия были теми лицами, портреты которых вошли в роман И. А. Гончарова «Обрыв».
Елизавета Ивановна Рудольф зиму проводила в Петербурге, а на лето уезжала на дачу, в Стрельну или в Ораниенбаум. Как в городе, так и на даче у них постоянно бывал И. А. Гончаров, проводивший у них целые дни, ухаживавший за Аделаидой и Эмилией, кажется, увлекаясь то той, то другой.
  Эта почти совместная жизнь с семьей Рудольф продолжалась с начала сороковых годов — лет пять-шесть. Ко времени переезда в Петербург Аделаиде было лет шестнадцать — семнадцать, а Эмилии тринадцать — четырнадцать. Они получили домашнее, но очень тщательное образование: к ним приглашались лучшие местные преподаватели, каждый по своей специальности. Кроме того, при них были гувернантки. В Петербурге Эмилия Карловна продолжала свое образование под руководством брата Елизаветы Ивановны Шитц, прекрасного преподавателя (сына профессора Шитца), и его жены, хорошо знавшей иностранные языки. Супруги Шитц занимались с нею в течение четырех лет, до выхода ее замуж. Аделаида Карловна была хорошая музыкантша, а Эмилия имела хороший голос (mezzo-soprano), и они брали уроки музыки и пения у тогдашних петербургских знаменитостей, между прочим у артиста императорской оперы Бианки. Обе они были большие рукодельницы, особенно Аделаида Карловна. Сохранилась икона Св. Елизаветы, вышитая ею так тонко, что только в лупу можно рассмотреть, что это не нарисовано. Возвратившись в Симбирск после пяти-шести лет жизни в Петербурге, они производили впечатление чисто столичных жительниц, без признаков провинциализма.
   В Петербурге Иван Александрович в семье Рудольф был всегда желанным гостем и относился к девицам Рудольф весьма внимательно. Читал свои и чужие произведения, доставал им билеты в оперу, показывал достопримечательности столицы и ее окрестностей (возил их, между прочим, на фарфоровый и стеклянный заводы), вообще, что называется, нянчился с ними. Он часто говорил их матери, которую называл то Елизаветой Ивановной, то, как называли ее дочери, «маменькой»: «Нет, Елизавета Ивановна, это необходимо показать кузинам», или: «Нет, маменька, с кузинами непременно надо съездить туда-то» и т. и. Вообще он покровительствовал им, часто говоря, особенно Эмилии: «Ах, как вы еще молоды и неопытны, кузиночка...» Особенно он увлечен был старшею из них, Аделаидой Карловной, привлекавшею его как своим развитием, начитанностью, так и исканиями «пылкой девичьей души». Это прототип Веры из «Обрыва», тогда как простодушная Эмилия послужила ему натурой для Марфиньки. Первая была выдающаяся красавица, а вторая уже в тринадцать — четырнадцать лет имела вид совершеннолетней. В семье Рудольф познакомился Иван Александрович и с красавицей, их кузиной, Е. И. Э., которая со своей семьей приезжала на зиму в Петербург из Смоленской губернии. Она, как и Аделаида Карловна, обращала на себя внимание на балах своей красотой, но это была бессловесная красавица. Первым браком она была замужем за кн. Др. С — м, с которым, однако, разошлась, и вышла за своего двоюродного брата, по фамилии тоже Э. Ее черты — в Софье Беловодовой.
В Петербурге семья Рудольф жила в доме Каменецкого, у которого была дочь Марфинька. Она была влюблена в Ивана Александровича, не пользуясь с его стороны взаимностью. Это была некрасивая девушка, слабого здоровья, постоянно кашлявшая, заика, но очень умная и интересная собеседница. Летом, на даче, из окна своей комнаты она целыми вечерами смотрела на освещенные окна дачи Рудольф, где засиживался до поздней ночи Иван Александрович. Только имя ее попало в «Обрыв», так же как и мое имя: когда в 1844 году, в Симбирске, в Троицкой церкви, его брат Николай крестил меня, Иван Александрович сказал ему: «Ты дай это имя своей крестнице, а я назову им героиню своего будущего романа, если не поленюсь его написать»1. По сведениям, которые до меня дошли, Иван Александрович вообще пользовался большим успехом у женщин, но чем объясняется этот успех — для меня неясно. Несомненно, что он умел настоятельно и усиленно ухаживать, быть интересным, увлекать своими разговорами, прекрасным чтением и т. п. Но обычно он не доводил своих ухаживаний до конца, какая-то осторожность, недоверчивость к себе и другим удерживала его от того, чтобы сойтись с женщиной или жениться на девушке. Если же предмет его выходил замуж, то у него вспыхивала какая-то неосновательная ревность к сопернику.
Имел место, между прочим, такой случай. В него была влюблена молодая девушка, гордость которой делала ее сдержанной, но есть основания полагать, что Иван Александрович знал об этой любви. Для нее он был идеалом.
Выйдя замуж за другого, она вошла было в колею семейной жизни, свыклась с мужем и была хорошей женой. Через четыре-пять лет после этого она вновь встретилась с Иваном Александровичем, и это смутило ее покой: снова вспыхнула прежняя страсть, которой она не могла преодолеть. Она уже не могла больше жить с мужем и оставила последнего, предполагая, вероятно, что Иван Александрович догадается, что с ее стороны — это жертва ради него. Но он не догадался или сделал вид, что не догадывается, и молодая женщина бросилась в воду. Когда ее спасли, то на ее груди нашли связку писем Гончарова. Говорят, до конца жизни она была верна этой любви... Я думаю, что если бы она, преодолев свою гордость, сама первая призналась ему в любви, то, вероятно, получила бы такой же ответ, как Татьяна от Онегина. Так же безрезультатными были его ухаживания за «кузиночками». Притом женитьба на которой-либо из них была бы соединена с большими препятствиями как вследствие существовавшего между ними свойства, так и потому, что мать Ивана Александровича едва ли примирилась бы со второй невесткой-лютеранкой. Поэтому, когда в Петербурге мой отец, Михаил Михайлович Дмитриев, занимавший в то время должность чиновника особых поручений при петербургском гражданском губернаторе, начал ухаживать за Аделаидой Карловной, то бабушка Елизавета Ивановна очень недвусмысленно дала понять Ивану Александровичу, что cousinage est dangereux voisinage*, чем тот был очень огорчен и после чего стал реже бывать у Рудольф. Мой дед Михаил Александрович Дмитриев был тогда обер-прокурором сената. Знакомство между Дмитриевыми и Рудольф было старинное. Бабушкина мать, вдова профессора Щитца, Марья Филипповна, была дружна с сестрами Ивана Ивановича Дмитриева, моими прабабушками. Одна из них, Наталья Ивановна, жила в симбирском Спасском женском монастыре, и я ее там навещала. Она, указывая мне на портрет своего брата, говорила: «Ты должна быть достойна такого прадеда», придавая при этом больше значения его звезде и мундиру министра юстиции, чем его литературной деятельности. Нерасположение Ивана Александровича к Дмитриевым нашло отражение в его письме к своему брату от 29 декабря 1867 года, где он говорит, что его удивляет помещение в сборнике биографий таких сочинителей, как Михаила Дмитриева (мой дед Михаил Александрович) или великолепного действительного тайного советника Ивана Ивановича Дмитриева.
Не таково было отношение Ивана Александровича к третьей сестре Рудольф, Елизавете Карловне, бывшей замужем за его братом Николаем, — к нашей тете Лизе. Он сравнительно мало знал ее, почти только по отзывам своей матери и сестер, и относился к ней холодно и не совсем дружелюбно, так как судил о ней по отзывам своей матери и сестер, настроенных по отношению к ней враждебно.
Мы все очень любили тетю Лизу, эту добрейшую, самоотверженную, деликатную женщину, совершенно не способную назвать Ивана Александровича «Ванькой Каином», какую грубость приписывает своей матери в своих воспоминаниях Александр Николаевич Гончаров. Напротив, она питала к писателю большое уважение и дорожила его мнениями и советами; но она обижалась за мужа, к которому Иван Александрович относился покровительственно-снисходительно и даже насмешливо. Она, напротив, всегда говорила нам и своим сыновьям, что Николай Александрович очень умный и образованный человек, но его мало кто понимает; на его счет она не допускала никакой шутки. Она была всегда довольна, когда он отправлялся к Языковым, и говорила: «Там его понимают, там его среда». Судьба соединила Елизавету Карловну с Николаем Александровичем как-то странно. Идя в гимназию из дому, он почему-то постоянно проходил мимо дома Рудольф, делая [прогулку]. Она влюбилась в него из окна. Но когда их просватали и она узнала жениха поближе, узнала, что это за тюфяк, то ужаснулась, но не посмела отказать ему, боясь строгой матери, и до конца жизни оставалась хорошей семьянинкой, верной женой, заботливой хозяйкой и нянькой ему и детям. Ей приходилось не только заботиться о воспитании детей и нести все домашние заботы, но и устраивать даже служебную карьеру своего мужа, который, при всем своем образовании, был плохим преподавателем и постоянно рисковал потерять место: бедная тетя Лиза ездила хлопотать за него в Казань, к попечителю округа, искала защиты и у Ивана Александровича. Положение ее в семье Гончаровых было безотрадное. Ее свекровь, Авдотья Матвеевна, была человек малообразованный и довольно грубый, с деспотическими наклонностями. Сестры мужа были не чужды провинциальных недостатков, сплетен и пересудов и по отношению к тете Лизе были настоящие «золовки-колотовки».
    В их доме тетя ходила «по одной половице». В лице своего мужа она не видела поддержки и защиты: это был человек безгласный и находился под башмаком матери, и если бы не Трегубов, то хоть бы вон из семьи. Последний был очень внимателен к ней и умел сглаживать грубость Авдотьи Матвеевны, но тут другая беда: ревность к красивой, образованной невестке. Не любила Авдотья Матвеевна тетю и за ее лютеранство и во время ее болезни, когда она была в безсознании, даже совершила обряд присоединения её к православию. Поэтому, когда представилась возможность Николаю Александровичу занять квартиру в здании гимназии, тетя рада была переехать туда, предпочитая скромную жизнь в казенной квартире сытому довольству в семье Гончаровых, хотя она была избалована привольной жизнью в родной семье Рудольф. Тетя Лиза была очень хорошенькая, стройная, с чудными, умными серыми глазами. Как уже сказано выше, дедушка Карл Федорович не жалел средств на образование своих дочерей, и тетя Лиза, как ее сестры, кроме гувернантки, имела учителей по каждому предмету и была образованная женщина. Она, как и Аделаида, была в душе художница и великолепно рисовала. По своему душевному складу она была сходна с Аделаидой Карловной — с такими же неясными исканиями, неопределенными запросами... Поэтому понятно сильное впечатление, произведенное на нее Н. Г. Чернышевским во время пребывания последнего в Симбирске: Чернышевский ежедневно бывал у нее и вел с нею продолжительные беседы, «развивал» ее, так что создалась даже насчет их отношений сплетня, тревожившая и без того ревнивого Николая Александровича. Эти беседы смутили душевный покой тети Лизы; «новое слово» Чернышевского на ее страстную, впечатлительную натуру произвело сильное влияние. «Я жадно прислушивалась к его речам, — рассказывала она потом,— но многое шло вразрез с моими понятиями; я плакала по ночам, в моем мозгу все перевернулось» и т. п. Впоследствии она часто вспоминала эти свои разговоры с Чернышевским, говоря по тому или другому поводу: «Для меня это не новость, Чернышевский давно это говорил, только тогда я не могла себе всего уяснить». Да и семейные заботы не позволяли ей сосредоточиться на многих вопросах. Но вообще этот эпизод в ее жизни не прошел для нее бесследно, хотя она и не пристала к новым взглядам; этот ее надлом не ускользнул потом от внимания Ивана Александровича.
   Любя и уважая тетю Лизу, мы все, однако, осуждали ее отношение к своим сыновьям. Будучи натурой страстной, не зная личного счастья, она всю силу любви сосредоточила на своем первенце Саше, с такой же страстью возненавидела Володю еще до рождения, как будущего соперника ее первенца в отношении земных благ. Но на образование того и другого, без различия, она не жалела средств, тратя на них все свои личные доходы.
Елизавета Карловна была высоконравственная женщина, и хотя за ней ухаживал Д. Д. Минаев5, но ни до какого адюльтера она не унизилась. Дочери Рудольф были воспитаны как Herrenh;ter’ши, и если Г. Н. Потанин сплетничал на ее счет, то, конечно, наслушавшись от ее золовок.
    Иван Александрович не жил с тетей Лизой и совершенно не знал ее, как только по отзывам матери и сестер. Например, в письмах к брату пишет: «Нельзя доверять деньги женщинам, чтобы не истратили на тряпки». Да ведь это сестра его Музалевская была такая. На тетю еще надо было удивляться, как она сводила концы с концами. Если бы Иван Александрович жил с тетей столько же времени, сколько с ее сестрами Аделаидой и Эмилией, то он ее бы оценил и так же полюбил, как их, которых он хорошо узнал, наблюдал и с которыми, как со своими «кузиночками», сроднился.
В письмах к брату он осудил ее за заботу о выборе рода службы сыновьям и пишет: «Когда же они сами будут хотеть?» Но он сам же натолкнул ее на эту заботу, написавши Саше: «Смотри, палеонтология — наука не хлебная, суп из костей допотопных животных не питателен» и т. п. Тетя и посоветовалась или написала Ивану Александровичу, нельзя ли в инженеры или что-то в этом роде. В письмах к брату он всегда проявляет к ней внимание, просит его «кланяться жене», так же как и семейству Рудольф, например: «мое почтение Елизавете Ивановне, твоим belles-soeurs и beau-fr;re» (12 августа 1862 года). Когда он узнал о несчастии с ней, писал брату, что он «душевно опечален этим». И заметил: «Поклонись ей и изъяви глубокое мое соболезнование, да сделай дружбу, уведомь поскорее, лучше ли ей и кончится ли повреждение ноги благоприятно, без последствий» (письмо от 1 декабря 1855 года).
Тем не менее в этих письмах видно, что он не особенно высоко ценил ее как мать и хозяйку, не особенно высоко ставил ее женственные и нравственные качества, ставя ее гораздо ниже своей покойной матери.
Характерно, что (в этом и другом случае) он проводит параллель со своей матерью, женщиной необразованной, но обладавшей недюжинным практическим умом».
               
                В.М.Чегодаева


    Надеюсь, что эти статьи дают представление и о супруге Николая Николаевича и о ее семье! Где и когда умерла Екатерина Карловна мне не известно, но в документах Николая Николаевича за 1876г. он значится вдовцом.

Примечание: Елизавета Карловна – старшая сестра жены Малахова Н.Н.
                Чегодаева Вера Михайловна, рожд. Дмитриева, княгиня — внучка московского поэта М. А. Дмитриева и родственница поэта и баснописца XVIII века И. И. Дмитриева. Ее мать Аделаида Карловна — сестра жены брата писателя.

       От брака с Екатериной Карловной у Николая Николаевича родилось четверо детей – трое сыновей и дочь.

1. Александр. Свидетельство о рождении гласит:
«Города С.Петербурга Церкви Сошествия Св.Духа, что при Николаевском училище Гвардейских Юнкеров, в метрической книге за 1860 год под №7 пола мужского значится, что тысяча восемьсот шестидесятого года марта третьего дня, у полицмейстера Николаевского училища Гвардейских Юнкеров, Лейб Гвардии Гатчинского полка Штабс-Капитана Николая Николаевича Малахова православного исповедания и законной жены его Екатерины Карловой лютеранского вероисповедания родился сын Александр, который того же года и того же месяца девятнадцатого дня крещен.
Восприемниками были ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ заочно; а от купели принимал Лейб Гвардии Гатчинского полка Поручик Николай Павлов Карасев и Статского Советника Малахова дочь, девица Александра Николаева Малахова 1860 года мая 14 дня. Подлинное подписал Протоиерей Кирил Криский, Справку производил Диакон Александр Иванов».
    Александр закончил Константиновское военное училище в Санкт-Петербурге, служил в Преображенском полку. Дослужился до полковника, но в декабре 1895г. по семейным обстоятельствам уволился со службы. На гражданской службе служил в Управлении Уделов в С.Петербурге, а затем возглавлял Самарский Удельный округ. Закончил службу в звании ДСС. За время службы награждался различными орденами.   Умер в Москве в 1946г.
Был женат на дочери Статского Советника – Пономаревой Варваре Александровне (1875-1924) с которой развелся в 1895г. От этого брака имел двух дочерей: Ксению (1893-1982) в замужестве фон Штейн, умерла в Москве,  и Надежду (1894-1970,) умерла в Москве (обе похоронены на Новодевичьем кладбище).
2. Елизавета родилась 17.03.1862г, В метрической  книге С.Петербургской Духовной Консистории причту церкви Школы Гвардейских Юнкеров имеется запись: «….у исправляющего должность командира роты Николаевского училища Гвардейских юнкеров Лейб-Гвардии Гатчинского полка капитан Николай Николаев Малахов православного вероисповедания, и законная жена его Екатерина Карлова лютеранского вероисповедания,оба первым браком зарегистрирована дочь Елисавета. Восприемниками были ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ за него от купели принимал Генерал-Лейтенант Дмитрий Иванов Костин и штабс-капитана Морозова вдова Елисавета Иванова».                Умерла Елизавета между 1864 и 1902 годом. Иных сведений нет.
3. Владимир. В свидетельстве о рождении записано:
«Симбирской губернии Курмышского уезда села Дьянова Троицкой церкви в метрических книгах за 1864 год под №27 мужского пола значится, что тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года Сентября четвертого дня у командира роты Гвардейских юнкеров, Лейб Гвардии Гатчинского полка, полковника Николая Николаева Малахова, православного вероисповедания и законной жены его Екатерины Карловой лютеранского вероисповедания родился сын Владимир, который октября месяца двенадцатого дня крещен. Восприемниками были: ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ заочно; а от купели принимал Статский Советник Николай Андреев Малахов и поручика Петра Александрова Шипилова жена Александра Николаева Шипилова 1864 года октября 31 дня. Подлинное подписали Симбирской Епархии Курмышского уезда села Дьянова Троицкой церкви священник……(не разборчиво)»
   Закончил 1-е Павловское военное училище и начал службу в Лейб-Гвардии Кексгольмском Императора Австрийского полку. Затем служба в Л.Г. Волынском полку. Дослужился до звания штабс-капитана. Награждался различными орденами.
В июне 1898г. по собственному желанию уволился со службы по семейным обстоятельствам. После увольнения вернулся в Гатчину, где служил в Управлении Уделами Гатчины. Во время 1-й Мировой войны пошел добровольцем в Тверскую дружину и во время боев 20.02.1915 года погиб (пропал без вести).
Был женат на Ивановой Анастасии Александровне (1891г) и от этого брака известен сын Николай 07.06.1892 года рождения.
4. Константин (19.04.1866-13.02.1917) уроженец Виленской губернии. Службу начал вольноопределяющимся (1883г) в Пермском полку 26 пехотной дивизии, а затем закончил Виленское пехотное юнкерское училище. Дальнейшая служба проходила в различных полках и на различных должностях. Участвовал в войне с японцами в 1904-1905г.г. в составе 5-го Сибирского корпуса. Имеет ранения. Закончил службу полковником в должности Валуйского Уездного воинского начальника.
За время службы награжден различными орденами.
Похоронен на городском кладбище г. Валуйки Воронежской губ.
Был женат дважды. От первого брака имел двух сыновей – Николая (01.05.1895-?) и Льва (23.01.1900-?) От второго брака с Зуйковой Ольгой Павловной детей нет. Известно, что Лев на 1917г. обучался в 5 классе Симбирского кадетского училища