К 130-летию со дня рождения
Александр Санников, Владимир, Россия
ГЛАЗАМИ ЧЕЛОВЕКА МОЕГО ПОКОЛЕНИЯ
ПРОФЕССОР ХИРУРГИИ СЕРГЕЙ ЮДИН - СКРИЖАЛИ СУДЬБЫ
(Юбилейное издание)
Издательство «АРКАИМ»
Владимир, 2021
УДК 929
ББК 5г С.С.Юдин
Санников Александр Борисович. Профессор хирургии Сергей Юдин. Скрижали судьбы. [Текст] / А.Б.Санников. – Владимир: Издательство «АРКАИМ», 2021. – 1115 с.: ил. –
ISBN ……………
История медицины. Медицинские науки – Персоналии – Юдин Сергей Сергеевич (1891-1954) – профессор хирургии, академик РАМН.
Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954) является выдающимся отечественным хирургом, на протяжении более 20 лет (1926-1948) возглавляющим хирургическую работу легендарного московского Института скорой помощи им. Н.В.Склифосовского. Выдающийся хирург современности академик Николай Михайлович Амосов писал, что после С.С.Юдина у нас не было больше хирурга такой величины. И отчасти он был прав, так как за прошедший период Советской власти в истории отечественной медицины еще не было врача, обладающего столь внушительным списком почетных званий: действительный член Академии Медицинских наук СССР, дважды лауреат Сталинской премии, почетный доктор Сорбонны, обладатель почетных мантий королевского колледжа хирургов Великобритании и США, почетный член многих хирургических обществ мира. О научном наследии С.С.Юдина написано много (приложение 1). В гораздо меньшей степени многочисленные авторы останавливаются на этюдах его биографии. Тем не менее, жизненный путь С.С.Юдина напоминает приключенческую повесть и как по написанным скрижалям отражает все основные вехи истории нашей страны: Первая мировая война, Октябрьская революция и Гражданская война, годы разрухи и голода, становление Советской власти и первые медицинские преобразования, Великая Отечественная война и первые годы мирной жизни. Однако были в жизни С.С.Юдина и трагические события, связанные с его арестом в 1948 г. и последующей ссылкой в Сибирь. Именно этому уделяется в книге наибольшее внимание. Анализ причин ареста, подробное описание хода следствия, показания осужденных и свидетелей, а также показания самого С.С.Юдина – стали возможными благодаря личному доступу автора в Центральный архив ФСБ России, то есть имеют документальное подтверждение (приложение 2). Необходимо отметить, что в книгу включены опубликованные воспоминания о С.С.Юдине многих людей, близко знавших его, работавших вместе с ним и ставших живыми свидетелями многих эпизодов его жизни, а также фрагменты изданных материалов о С.С.Юдине (приложении 3). Кроме того, автор глазами человека своего поколения через судьбу одного конкретного человека погружается в исторические события тех далеких лет, имеющих во многом тесную связь с нашей сегодняшней жизнью (приложение 4). А еще эта книга о зависти, измене и предательстве первых из учеников, но в первую очередь о тех, кто находился рядом и помогал выстоять.
ISBN ……………
© Санников А.Б, 2021
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие автора..… … … … … …………………………… … ……….…
Глава VIII. Руки хирурга, душа и сердце его … … … … … … … … ….
/ 8 июля 1953 года – возвращение Юдина в Москву * встреча Юдина с министром МГБ Серовым и министром здравоохранения Третьяковым * реабилитация и восстановление в должности главного хирурга Института имени Склифосовского, возвращение Сталинской премии * «посильное» участие Петрова Б.А. в судьбе реабилитированного академика и разгроме музея истории медицины, созданного Юдиным и собранного им архива операционного киноматериала * санкционированное Петровым заседание партбюро Института имени Склифосовского с разбором персонального дела беспартийного академика * докладная записка Юдина министру Третьякову с планом генеральной реконструкции Института * июнь 1954 года – участие Юдина и выступление с докладом на 8-м Всеукраинском съезде хирургов * прогулка по Киеву – восстановленная Врубелем фреска «Скрежет зубовны» * 11 июня 1954 года возвращение Юдина из Киева в Москву и сердечный приступ * точное описание последнего дня из жизни Юдина, подробности и обстоятельства смерти – 12 июня 1954 года * некролог * жизнь и судьба Марины Петровны Голиковой, знакомство в лагере с актрисой Окуневской * возвращение Голиковой из лагеря и ее битва с Петровым за память и научное наследие Юдина * воспоминания дочери Голиковой – профессора хирургии Елены Васильевны Потемкиной о маме и «людоеде Петрове» * работа Голиковой и академика Арапова над посмертным изданием трудов Юдина * «Источники и психология творчества» Юдина * помощь академика Петровского Б.В. в издании книг Юдина * из воспоминаний Кирилла Семеновича Симоняна и Дмитрия Алексеевича Арапова * желание Юдина «прожить еще хотя бы годика три, умереть на работе и быть похороненным на Новодевичьем кладбище» * взлет Кирилла Семеновича Симоняна и трагедия его личной жизни в свете его дружбы с Солженицыным и доносом в МГБ, загадочная смерть Симоняна * наша общая беда./
Вместо эпилога … …. …… … … … …………………………… … ……
Приложение 1. … … … … … … … … … … …. …. …. …. …. … …. ……
/Перечень научных работ С.С.Юдина; Монографии С.С.Юдина, изданные после его смерти; Научные работы, связанные с именем С.С.Юдина/.
Приложение 2. … … … … … … … … …. … … … … … … … … … ……
/Архивные материалы: Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦА ФСБ РФ); Архива Президента Российской Федерации (АП РФ); Российского государственного архива новейшей истории (РГА СПИ)/.
Приложение 3. … … … … … … …. … …. …. … …. …. … … …. … ……
/Воспоминания о С.С.Юдине/.
Приложение 4. … … … …. …. …. …. …. …. …. …. …. …. …. …. …..
/Используемая литература и дополнительные источники информации/.
Предисловие.
В 1948 году Сергей Сергеевич Юдин находился в зените своей славы - профессор хирургии, действительный член Академии Медицинских наук СССР, дважды лауреат Сталинской премии, почетный доктор Сорбонны, Королевского общества хирургов Великобритании, а также американского, парижского, каталонского и пражского обществ. За время Великой Отечественной войны был награжден: орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды. За прошедший период Советской власти, в истории отечественной медицины еще не было врача, обладающего столь внушительным списком почетных званий. Институт хирургии имени Н.И.Склифосовского, в котором Сергей Сергеевич Юдин был главным хирургом превратился в своеобразную “Мекку”, в которую, чтобы посмотреть на выполняемые им операции приезжали хирурги со всех концов нашей необъятной страны. И вдруг – арест, застенки Лубянки и Лефортовской тюрьмы, а потом и ссылка в Сибирь. Как? Почему? За что?
Мое первое “знакомство” c Сергеем Сергеевичем Юдиным произошло на третьем курсе Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова. Преследуемый желанием познать премудрости хирургии, по совету одного из своих любимых учителей, я взял в руки книгу с необычным названием “Этюды желудочной хирургии”. Это была первая книга по хирургии, за исключением, пожалуй, “Неотложной диагностики живота” Генри Мондора, впечатление от которой я пронес через всю свою, хотя и не столь долгую, жизнь.
Затем были другие книги Сергея Сергеевича Юдина (“Психология творчества”, “Заметки по военно-полевой хирургии”, “Переливание посмертной крови”), увлекавшие меня в ночное чтение не столько своей сугубо практической и научной ценностью, которую не суждено было в то время понять студенту третьего курса, сколько художественным слогом, стилем написания и внутренним миром самого автора, который, безусловно, оставался для меня тайной. Я ничего подобного еще не читал по хирургии, но именно под воздействием прочитанных книг пришло ко мне ощущение, что хирургия - это не просто отрасль медицины, а вечная энциклопедия жизни: “Кто же, как ни хирург видит рождение, жизнь и смерть, здоровье и болезнь, боль, страдания и радости. Все величие и всю ничтожность человеческой души, и все это – все в новых формах и проявлениях”.С неистребимым желанием и переполняющим меня нетерпением я захотел узнать об авторе этих строк как можно больше, собирая редкие и почти единичные воспоминания о его жизни из газетных статей и журнальных публикаций.
И, тем не менее, к началу 1990 года в моем распоряжении уже имелась солидная папка воспоминаний его учеников и очевидцев творческого пути. Собрал я и полную коллекцию изданных при жизни и уже после смерти С.С.Юдина монографий.
В 1991 году исполнилось 100 лет со дня рождения Сергея Сергеевича Юдина. Состоялось несколько юбилейных конференций, посвященных памяти великого хирурга. Вышла небольшая книга “Этюды биографии”, с авторами которой - Вячеславом Васильевичем Сигаевым и Юлием Александровичем Шилинисом – я имел честь познакомиться гораздо позже. Под редакцией академика Бориса Васильевича Петровского в этом же году была издана книга «С.С.Юдин. Избранное», в которой были опубликованы некоторые научные работы Юдина. Учитывая, что со всеми этими работами я был уже знаком, наибольший интерес представляла заключительная часть, в которой Борис Васильевич, описывая свой жизненный путь, вспоминает годы войны, послевоенное время и встречи с Сергеем Сергеевичем. Однако, причинам ареста Юдина автор уделяет всего несколько строк: “Закончилась война. И вот в эти мирные годы, страшно подумать, по ложным обвинениям – оговору единичных бесчестных коллег – Сергей Сергеевич был незаконно осужден и выслан в Новосибирскую область”.
Тем временем, после окончания Ленинградской Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова в 1991 году, я отбывал к месту моей службы – в гарнизонный госпиталь города Новосибирска, увозя с собой и папку собранного мною материала о Сергее Сергеевиче Юдине. Я далек от мистики и пророчеств, но именно там в провинциальном Бердске академик Юдин отбывал свою ссылку.
Уладив немногочисленные бытовые и служебные хлопоты, которые для молодого неженатого лейтенанта медицинской службы и хлопотами назвать трудно, уже через несколько месяцев я находился в кабинете у начальника управления КГБ по Новосибирской области с заявлением о возможности предоставить мне для ознакомления “Дело ссыльного спецпоселенца Юдина Сергея Сергеевича”. Не знаю, или моя военно-морская форма так подействовала или обеспокоенность его более насущными ведомственными проблемами, только уже через пару часов я находился в другом кабинете – заместителя начальника МВД. Все дело в том, что к курированию ссыльных КГБ имел исключительно косвенное отношение, тогда как непосредственными вопросами их нахождения в ссылке занималось МВД. Так или иначе, спустя неделю в специально отведенной для меня комнате я сидел за столом в углу и держал в руках столь драгоценный материал, который умещался с одну небольшой толщины папку. Однако материал это был бесценный – хронология событий и вся личная переписка Сергея Сергеевича Юдина.
Среди обозначенных контактов ссыльного академика на Сибирской земле, первой в моем списке значилась Валентина Николаевна Понурова, в квартире которой, как это следовало из дела, проживал Сергей Сергеевич во время своих визитов из Бердска в Новосибирск. Созвонившись с ней по телефону, уже в ближайшие выходные дни, я гордо вышагивал по центральному проспекту Новосибирска (понятно носящему имя Ленина), выспрашивая после очередного перекрестка у встречающихся мне людей где находится улица Коммунистическая 29.
Валентина Николаевна Понурова встретила меня добродушно (понятно, что свою военно-морскую форму я не сменил на гражданский костюм), усадила за стол, приготовила чай. Познакомились.
“Александр Борисович, Вы даже и не догадываетесь, что в этой самой комнате и за этим самым столов пил чай Сергей Сергеевич”. Но об этом потом. Вскоре Валентина Николаевна познакомила меня и со многими другими очевидцами тех событий. В связи с чем, в ближайшее время я выехал в город Бердск – непосредственное место ссылки Юдина, где состоялась моя встреча с хирургом Бадьиным Георгием Петровичем и другими врачами местной больницы – людьми уже очень преклонного возраста. Побывал я в гостях и у бывших сотрудников КГБ и МВД по Новосибирской области, которые в силу своих служебных обязанностей имели отношение к Сергею Сергеевичу Юдину. Одним из них был Ткачев Владимир Иванович, который будучи лейтенантом МГБ, сопровождал Юдина в Москву, когда 27 ноября 1952 года его было необходимо доставить вновь на Лубянку для дачи дополнительных показаний. Пришлось мне съездить и в Томский медицинский университет, где хранится архив профессора Савиных Андрея Григорьевича, дружбу и самые близкие отношения с которым Сергей Сергеевич поддерживал многие годы, начиная еще с Москвы. Очень вскоре, встречи мои с Валентиной Николаевной стали носить регулярный характер, на которые я непременно брал с собой пишущий аудиоплеер (сложно представить, но редкую по тем временам модную вещь), а мой архив о Юдине стал прирастать многими страницами личных воспоминаний Валентины Николаевны.
Через несколько лет, в период почти полного развала нашей доблестной Красной Армии, после увольнения из рядов Вооруженных сил, я покинул Новосибирск. При расставании Валентина Николаевна подарила мне увесистую папку материалов, среди которого были перепечатанные ее матерью Кроловец Еленой Сергеевной специально для Сергея Сергеевича Юдина его воспоминания, написанные им во время заключения в Лефортово, и касались некоторых эпизодов его жизни. “Вот, Александр Борисович, Вам подарок. Изучайте, может когда-нибудь, опубликуете, но прошу Вас об одном – узнайте тюремную историю Юдина полностью и напишите об этом книгу”. На первой странице в папке было обозначено: “Эту рукопись своего мужа я очень берегу. Написана она им в тюрьме на Лубянке. Наталья Юдина”. По этой причине в первой части книги очень многое построено на воспоминаниях самого Сергея Сергеевича.
Несмотря на то, что за время моего нахождения в Новосибирске, мне удалось собрать много материала о этом периоде жизни Сергея Сергеевича, основной вопрос – за что был арестован, как велось следствие и на основании каких обвинений, а точнее чьих показаний выстраивалось обвинение – оставался без ответа.
Так что же случилось? Почему вдруг академик Сергей Сергеевич Юдин, первый хирург страны, человек с мировой известностью, попал в немилость к властям? Меня охватил холодок восторга, азарт предчувствия удивительных открытий. Продолжая собирать опубликованный о Сергее Сергеевиче Юдине материал, я понимал - они, эти открытия, непременно должны были быть там, на Лубянке, ибо между улыбающимся, полным счастья и жизни лицом на фотографии и ужасными подозрениями лежало белое, ничем не заполненное пространство, пустыня неведения, которую предстояло заполнить реальными фактами. Все то, что произошло после ареста за стенами тюрьмы, оставалось тайной. И я не надеялся раскрыть ее, но как говорится в таких случаях, надежда меня не покидала. Пять лет я вел переписку с высокопоставленными сотрудниками и чиновниками КГБ отправляя заявления, ходатайства университета и рекомендательные письма отделения Союза писателей России. Пять лет я пытался достучаться в дверь, которая по всем законам нашей жизни не должна была так просто открыться.
За всю историю Советской власти не многим крупным историкам удалось видеть документы о внутренней жизни следственных камер. Тем не менее, может быть, времена изменились или нашелся один из порядочных людей, но произошло, казалось, невозможное - тяжелые двери Центрального архива КГБ ненадолго открылись предо мной.
Дорогие читатели, вы можете себе представить, с каким трепетом и волнением я сидел за столом, на котором лежали пять увесистых томов - в 500 страниц каждый “Личного дела арестованного С.С.Юдина” - профессора хирургии, академика, главного хирурга Института имени Н.В.Склифосовского. И началась кропотливая работа с документами, которая с учетом отпущенных мне для ознакомления двух недель шла почти по 12 часов в день без перерыва.
Работал я интенсивно. Каждый раз, придя домой, восстанавливая по рукописям и памяти то, что не успел записать. Каждый раз, приходя на следующие день в архив и предъявляя документ, я был готов к тому, что мне скажут: “Хватит! Достаточно”. Но и на следующий день я вновь проходил в отведенную комнату, где меня окружали тысячи таких же томов. Чьи судьбы хранятся там? Сколько можно бы было рассказать людям правды и не только о тех далеких годах репрессий! Вежливо здороваясь со мной при входе и подписывая мне пропуск, дежурный офицер каждый раз задавал один и тот же вопрос: “Не понимаю, зачем Вам это нужно: был бы родственник или национализированное наследство – еще, куда ни шло, а так, - зачем, не понятно?” Он не понимал меня, а я не понимал его, но работа продолжалась.
Продолжалась она и потом, еще долго, когда предстояло сопоставить все уже написанное с вновь полученными мною документами. И вот теперь, спустя годы, взяв все это за основу, я могу достоверно, опираясь на факты, рассказать не только все о Сергее Сергеевиче Юдине, но и поведать о тех годах его жизни, которые помешали еще более открыться таланту академика, о тех годах, которые сломали физически, но не смогли сломить волю человека, заставить его склонить голову, признать себя побежденным, отречься.
Периодически, я списывался с Валентиной Николаевной Понуровой, рассказывая ей о своих успехах, но работа непосредственно над книгой продвигалась медленно.
В 2002 году, отправляя свои научные тезисы на очередной Всероссийский съезд хирургов, я обратил внимание, что в рамках предусмотренной программы его работы, одна из секций будет посвящено истории медицины. В связи с чем, к своим нескольким тезисам по вопросам хирургии я добавил еще один, в котором мною впервые были затронуты причины ареста Сергея Сергеевича Юдина. Учитывая, что кроме меня, никто из присутствующих в зале не имел достоверной информации о годах жизни проведенных в Лефортово, а затем и в сибирской ссылке, доклад вызвал большой интерес и вместо 10 отведенных минут, я простоял у трибуны все 30. На импровизированном банкете после заседания мы договорились с Вячеславом Васильевичем Сигаевым и Юлием Александровичем Шилинисом продолжить работу с материалом о Сергее Сергеевиче Юдине. Тогда же произошла моя первая встреча с профессором Владимиром Дмитриевичем Федоровым. От них я заручился поддержкой в плане подготовки книги. На том и решили.
Великий хирург современности Николай Михайлович Амосов в своей книге “О счастье и несчастьях” в 1990 году писал: “Всю историю жизни, включая и тюремную историю Сергея Сергеевича Юдина, еще кто-нибудь напишет, у меня нет достаточных сведений”. В 2002 году, когда первый вариант рукописи был готов, мне об этом первому хотелось сообщить именно Николаю Михайловичу, о чем мы с ним договорились по телефону завершить при встрече. Хотелось с ним обсудить то место где следует поставить точку. Но время летело неумолимо, и когда я готовый к поездке в Киев, набрал номер его телефона, трубку взяла его супруга Лидия Васильевна, сообщив, что на данный момент Николай Михайлович очень болен и даже не может разговаривать по телефону, а спустя несколько недель его не стало. Ушел из жизни еще один великий хирург и гениальный человек.
Первый вариант полной рукописи книги в 2006 году я передал для прочтения профессору Сергею Павловичу Глянцеву, известному историку медицины, в то время члену редакционного совета журнала «История медицины», который открыто и по дружески поделился впечатлением о написанном мною, дав несколько кардинальных советов по продолжению работы над книгой. В первую очередь, это было связано не столько с недостатками в материалах о самом Сергее Сергеевиче Юдине, сколько с моим недостаточно зрелым на тот период времени восприятием эпохи в целом и политических событий, происходящих в стране в тот период времени. Как позже в своем письме мне напишет Сергей Павлович: “Вот ведь в чем дело: смотреть на события того времени с точки зрения сегодняшнего дня надо только после того, как проанализировать их с точки зрения сегодняшнего дня надо только после того, как проанализировать их с точки зрения того времени. Тогда во главу угла ставилась идеология, и ничего с этим мы поделать не сможем. Мы потому сейчас столь критически оцениваем репрессии, потому что убираем всю идеологию. Но это делать недопустимо. Как 19 век нельзя рассматривать вне религии, так и век 20-й нельзя изучать без акцента на советскую “революционную” идеологию. К сожалению, так было…”.
По этой причине, мне было необходимо самым серьезным образом изучить документально и разобраться в причинах сгущения «грозовых туч» над страной и народом в послевоенные годы, а следовательно еще раз проанализировать написанное о этой эпохе многими историками и истинными литераторами, к которым я себя конечно не отношу. Так в очередной раз уже написанный мною материал, постепенно прирастал новыми подробностями и архивными материалами. С каждым новым материалом и прочитанной книгой мне становилось понятным, почему вдруг участвовавший в первых допросах Сергея Сергеевича Юдина старший следователь полковник МГБ Комаров М.Д. и Шварцман Л.Л. вдруг были заменены на Рюмина М.Д. и Леонова А.Г. Почему потом вдруг Юдина оставили в покое и дали даже возможность писать в камере, куда вдруг пропал Абакумов, а затем и Рюмин. Почему министром МГБ был назначен Игнатьев и каким образом получило развитие «дело кремлевских врачей», в рамках которого Юдин для дачи дополнительных показаний был доставлен из Новосибирска в Москву.
А еще с каждым появившимся новым фактом и связанными с ним фамилиями, я старался непременно найти фотографию этого человека и узнать о нем больше. Я хотел видеть перед собой фото следователя Комарова Владимира Ивановича или Шварцмана Льва Леонидовича, через руки которых во время допросов с пристрастием и учиненных ими пыток прошел не только Сергей Сергеевич Юдин, а сотни других заключенных. Я хотел видеть фото полковника Рюмина, написавшего донос Сталину на своего министра и фото жены Абакумова, которая находилась в соседней камере с 4-х годовалым сыном. Я хотел видеть лица членов «Антифашистского еврейского комитета» и врачей арестованных по этому делу, с которыми Сергей Сергеевич Юдин был лично знаком на протяжении многих лет. Я хотел видеть фото генералов, против которых Юдин вынужден был давать показания. Я хотел видеть фото людей, непосредственно причастных к аресту Юдина и свидетельствовавших против него. И хотя это привело к увеличению общего количества страниц, я не думаю что это является существенным недостатком книги.
Ретроспективно всматриваясь в те годы, я сейчас останавливаюсь на мысли и задаю себе один вопрос – а готов ли я был морально к написанию такой книги. Формально - да, внутренне – нет. Все дело в том, что я был человеком другого - моего поколения. Мне не удалось испытать ужасы репрессий и войны. Не пуганный, я имел совсем иную психологическую и философскую конструкцию, чем многие из моих старше меня на несколько десятков лет собеседников. Количество же обрушившейся в 90х годах на нас информации о массовости репрессий, при всей «прозрачности» свалившееся на нас демократии, с завидным постоянством сводило причины ужасов тоталитарного режима к одному, а точнее к личностям Сталина и Берии. И лишь в единичных публикациях можно было уловить нотки намека, что роль Молотова, Маленкова, Хрущева и многих, очень многих других, причастных к созданию идеологии раболепия толпы, до сих пор не предана той огласки, которой она заслуживает.
По мере работы над книгой мне все яснее становилось, что, рассказав тюремную историю Сергея Сергеевича Юдина, основную задачу я выполню только наполовину. Намного важнее, чтобы каждый огляделся вокруг и заглянул в свою душу, внутрь самого себя. Кто он? И что можно ожидать от нас сегодня? Я хотел, чтобы мой рассказ о жизни одного конкретного человека заставил моих современников еще раз осмыслить многие трагедии нашей эпохи: почему великий бактериолог и создатель первых в мире антибиотиков Владимир Хавкин был затравлен в СССР антисемитами и умер неведомый миру? По каким причинам эстонский хирург Арнольд Сеппо, умеющий делать уникальные живые человеческие суставы, четверть века подвергался травле? Как так могло случиться, что, накормив мир, Николай Вавилов умер вместе со своим гением от общей дистрофии на тюремной койке? И согласитесь, виноват в этом далеко не только Сталин!
Увы, по каким-то законам исторического развития нам не суждено было с достоинством пройти по канату, натянутому над бездной. Осознав это и безуспешно пытаясь выкарабкаться из пропасти, мы хотим по-прежнему выяснить, кто больше виноват, перемежаем проклятья с очередными лозунгами и призывами, будто бы не нахлебались всего этого самой большой сказочной ложкой. Как сложна и порой непонятна наша жизнь, но и сегодня мы подрубаем сук, на котором продолжаем дружно моститься. А что происходит с нашими душами? Они черствеют. И в жизни по-прежнему остается еще слишком много лжи и фальши, лицемерия и лести, услужничества и подлости. Сам человек не скоро поймет простую истину, что в жизни применяются два способа, чтобы стать выше окружающих. Один из этих способов более труден, основан на том, чтобы самому подниматься как можно выше в своих знаниях, в своей технике, в своей добросовестности к делу. Другой способ, более легкий, основан на стремлении принижать и устрашать людей вокруг себя, он может придать “ореол” важности и недоступности, но именно первый способ действительно возвышает человека. Что делать? Ветер мракобесия во все времена крутит крылья одной и той же мельницы. Так было, так есть и так долго еще будет.
“Смотрите пристально, смотрите каждый день в сердце свое, нет ли там какой тьмы. И если увидите там, хоть малейшую тьму, тотчас же слезами, горькими слезами разгоните эту тьму. В душе человеческой должен воссиять свет. Совесть укажет вам путь к свету”, - эти слова принадлежат другому не менее известному человеку - профессору хирургии Валентину Феликсовичу Войно-Ясенецкому, ставшим после десяти лет, проведенных в ГУЛАГе Тамбовским архиепископом Лукой, который в 2000 году был причислен к лику святых. Быть может только тогда, когда мы поймем истинный смысл этих слов, для России настанут другие - лучшие времена.
Итак, дорогой читатель, эта книга о человеке с жизнью – легендой, достойной уважения и преклонения каждого, связавшего свою жизнь с хирургией или просто делающего пока еще первые шаги. Эта книга – история судьбы. История зависти, измены, предательства лучших друзей и первых из учеников. Эта книга о тех, кто был рядом, кто находил в себе силы выстоять и одержать победу. Их были тысячи, таких академиков, писателей и ученых, простых русских интеллигентов. Вот почему мне представляется, что эта книга, в основу которой положено столько фактического материала, будет интересна и людям далеким от медицины.
С глубоким уважением – автор
Глава VIII. РУКИ ХИРУРГА, ДУША И СЕРДЦЕ ЕГО
Ходил по кладбищу я снова,
Бродил, скорбя среди могил.
Одним сказал: зачем ты умер!
Других спросил: зачем ты жил?
С.С.Юдин
На аэродроме в Москве Сергея Сергеевича встречала целая группа врачей.
Вечером все близкие собрались дома у врача Цуриповой и сразу же начали передавать все, что творилось в Институте во время его отсутствия. “Я возвращаюсь не для того, чтобы устраивать разгоны и сводить счеты, и тем более не для того чтобы реагировать на всякого рода сплетни и слухи, а возвращаюсь в свой родной Институт для того, чтобы работать”, - ответил Юдин.
На следующий день его вызывали в Московский городской отдел здравоохранения и предложили получить приказ на занятие должности заведующего первой клиникой, то есть на место ушедшего профессора Розанова. Сергей Сергеевич наотрез отказался. Все были в страшном волнении.
Но через день Сергея Сергеевича вызвал председатель горисполкома Яснов и предложил Юдину указать район, где он бы желал получить квартиру. На что Юдин ответил: “Прежде всего, - работа”. Яснов удивленно спросил: “Разве Вы не в Институте?” Юдин рассказал о вчерашнем своем визите. На что Яснов заметил: “Горздрав распоряжается врачами, а академиками до сегодняшнего дня распоряжался министр здравоохранения, и если он не получил еще в отношении Вас директив вчера, то он получит их сегодня”. Когда вернулся домой, его уже ждала записка о том, что просил позвонить министр Серов. На следующий день Юдина пригласили в главное здание МВД, где вручили Диплом о Сталинской премии и вторую медаль лауреата. После чего Серов тут же позвонил министру здравоохранения Третьякову.
В результате все кончилось тем, что по линии министерства здравоохранения был отдан приказ, по которому Юдин полностью восстанавливался в должности главного хирурга Института, заместителя директора по научно-исследовательской работе и директора первой клиники.
В самом Институте такое известие и само возвращение Юдина встретили по-разному. Некоторые сторонились. Но все же радостных встреч было больше! Неожиданно, через два дня на своих машинах приехали все ленинградцы во главе с профессором Мельниковым[248], чтобы лично поздравить Сергея Сергеевича и засвидетельствовать ему свое почтение. Московская профессура вела себя скромнее. “Они все еще думают, – отметил как-то в разговоре с Натальей Владимировной Юдин, - а вдруг что-то да не так”.
И все же жизнь в Москве начала налаживаться. Юдины почти сразу получили новую квартиру в высотном доме у Красных ворот, и снова захватил Юдина круговорот самых разнообразных дел в Институте имени Н.В.Склифосовского. Хотя не все шло гладко. Да и не могло быть иначе. Не все его ждали там с нетерпением. Многие начали плести паутину интриг и клеветы. Закономерно, что явным и первым врагом Сергея Сергеевича стал Борис Александрович Петров.
*Петров Борис Александрович (1898 – 1973 гг)
- выдающийся хирург, профессор, лауреат Сталинской премии, академик АМН СССР, заслуженный деятель науки СССР. В 1922 г окончил медицинский факультет Московского государственного университета. В 1927 году принят на работу выездным врачом скорой помощи при Институте имени Н.В.Склифосовского. C 1930 года ординатор, а с 1935 года заведующий одним из хирургических отделений. С 1942 по 1944 гг главный хирург Черноморского Военно-Морского флота Союза ССР. После демобилизации вернулся в Институт имени Н.В.Склифосовского, где руководил 2-ой хирургической, а затем травматологической клиникой. После ареста С.С.Юдина в 1948 году назначен главным хирургом Института имени Н.В.Склифосовского. В 1948 году опубликовывает монографию “Спино-мозговая анестезия”. В 1952 году удостоин Сталинской премии “За выдающиеся и коренные усовершенствования методов производственной работы”. После возвращения С.С.Юдина из ссылки в 1953 году и восстановлением его в должности главного хирурга, Петров Б.А. назначается заместителем директора Института имени Н.В.Склифосовского по научной работе. Назначен заместителем, а затем и заведующим кафедрой хирургии Московской медицинской академии имени И.М.Сеченова. С 1953 года председатель Хирургического общества Москвы, заместитель главного редактора и редактор журнала “Хирургия”. В 1961 году избран член-корреспондентом, а в 1966 году академиком АМН СССР. На протяжении нескольких лет главный редактор журнала “Хирургия”.
Не прошло и месяца после возвращения Юдина, как неожиданно для всех на расширенном заседании партбюро Института начинается “разбирательство” Юдина – как беспартийного человека. Главный врач Института на очередном отчетном собрании выдвигает ни на чем не основанное обвинение в повышенной смертности пациентов клиники, взяв за основу даже те года, когда Сергея Сергеевича не было в Институте и вовсе. Из-за всего этого Юдин очень сильно переживал. Здоровье тоже не баловало, сердечный недуг все чаще давал о себе знать. Но он продолжал работать, работать неистово.
В те дни Сергей Сергеевич писал:
“По поручению министра я бесконечно занят, помимо хирургической, педагогической и руководством всей научной работой, еще и очень важными делами общественными: подготовка сессии и перевыборов Президиума, подготовкой 26 Всесоюзного съезда хирургов, намеченного на конец июля 1954 года и полной реконструкцией Института по моим прошлым проектам, на что правительство отпустило 20 миллионов на один только 1954 год. Мне приходится заниматься этим самому, ибо во многих министерствах – строительных и индустриальных – со мной считаются больше и гораздо охотнее мне идут на уступки, чем при переговорах с административным директором. Это – моя главная беда!”
Из Докладной записки Сергея Сергеевича Юдина
о “Реконструкции Института имени Н.В.Склифосовского”:
“…I. Институт проектируется как крупнейшее хирургическое учреждение на 1150 кроватей со всеми видами специальной хирургиче¬ской помощи: общей и неотложной хирургии, ортопедии, хирургиче¬ской урологии и гинекологии, хирургии детской и пластической. Все эти отделения находятся под единым общим руководством главного хирурга Института, а все профессора и ассистенты должны служить делу подготовки для нашей страны не узких и односторонних “специалистов”, а широко образованных, культурных поливалентных хирургов высшего класса.
Терапевтическая клиника сохраняется и даже расширяется до 250 коек. Но роль ее в Институте ограничивается двумя задачами: во-первых, быть стационаром для острых терапевтических случаев, доставляемых центральной станцией Скорой помощи, находящейся при Институте, и, во-вторых, привлекать этим стационаром ценные терапевтические ученые кадры, совершенно необходимые для кон¬сультаций при столь мощной хирургической и научной работе Института.
II. Центральное здание Института (бывшая Шереметьевская больница) является ценнейшим и редким по красоте архитектур¬ным памятником. Оно должно остаться в качестве основного ядра Института, образуя его фасад.
В этом здании необходимы ремонтно-восстановительные работы для должного оформления внешнего вида и исправления различных разрушений. Необходимо восстановить лепные украшения, утрачен¬ные и обезображенные внутренние архитектурные формы. Необходимы внутренние отделочные работы для придания парадным по¬мещениям Института нарядного вида, соответствующего европейско¬му культурно-научному центру. Это тем более соблазнительно, что главные залы — актовый и зал совета - и вся центральная часть дворца являются шедеврами архитектурного гения Кваренги, которые раскрыть и выявить можно без крупных перестроек. Но совершенно необходимы некоторые капитальные перестройки примыкаю¬щих палат для устройства аудиторий, студенческих фойе, парадных приемных, музея и специальных кабинетов, а также библиотеки и читальных залов.
III. Заново перестраивается центральная станция Скорой помощи и выстраиваются новые гаражи и все подсобные помещения, как то было утверждено и начато в момент начала войны, летом 1941 г.
IV. Шереметевский парк приводится в порядок, пополняется новыми насаждениями и украшается фонтанами и скульптурой. Пла¬нировка скверов и аллей увязывается с разбивкой парка и скверов на будущей территории, прилегающей к северу в направлении Ботанического сада, уже приписанной к нашему Институту по плану Большой Москвы, где и намечена большая часть новых построек.
V. Эта территория четырех Грохольских переулков застроена ветхими строениями - случайно уцелевшими остатками старой деревянной Москвы. Время разрушило все эти лачуги и сараи до степеней, давно уже требующих их полного сноса. Подавляющее количество этих построек не имеет никакой ценности в качестве жи¬лого фонда.
Здесь и должны быть построены четыре корпуса клинических по 200 коек в каждом; большая поликлиника со всеми отделениями для радиотерапии и рентгенотерапии, физио- и механотерапии, бальнеотерапии и пр. Тут же поместится здание главных централь¬ных лабораторий, экспериментальное отделение, центральная котельная и общеинститутская прачечная.
Все эти новые здания соединяются друг с другом подземными туннелями, равно как и с системой уже существующих туннелей.
VI. Жилые дома на территории Института, занятые посторонними лицами, подлежат освобождению. А в непосредственной близости (по Каптельскому пер.) прилегающие четыре жилых корпуса долж¬ны быть переданы Институту как необходимый жилищный фонд для служащих и для размещения приезжающих врачей-стажеров и временных ассистентов.
Все перечисленное охватывает проект реконструкции лишь в самых общих чертах.
В итоге такой реконструкции удачно решается ряд крупнейших задач, многие из коих имеют бесспорное государственное значение:
1. Создается образцовая московская больница, обеспечивающая скорую помощь для центральных районов Москвы и все виды дефицитной высококвалифицированной помощи в масштабах всесоюзного специализированного центра.
2. Существенно и быстро пополняется остро недостающий коечный фонд города.
3. Создается отсутствующая и совершенно необходимая клиническая база для Института хирургии Академии медицинских наук СССР.
4. Организуется несравнимая база для усовершенствования хи¬рургов союзных республик и создания большого количества высших специализированных кадров хирургов. После полного развертывания Института в запроектированном виде он сможет давать стране ежегодно от 50 до 100 крупных хирургов-специалистов на роли самостоятельных руководителей больших областных и республиканских хирургических отделений и, кроме того, выпускать для уни¬верситетских кафедр 5-10 профессоров-хирургов ежегодно.
5. Создается первоклассная дополнительная база для усовершенствования военных врачей по вопросам неотложной хирургии, лечению ран и переломов.
6. Создается методический центр для обучения и усовершенствования медицинских работников всех категорий.
7. Создается образцовый центр и пример для подражания и внедрения хирургической, строительной и общемедицинской культуры во всех республиках нашего Союза.
8. Организуется первоклассное медицинское учреждение для практического осуществления культурной связи с заграницей. Беспорядочный, но чрезвычайно интенсивный наплыв иностранных хи¬рургов впредь может быть приурочен к ежегодным летним сессиям по специальным труднейшим разделам хирургии, которые будут читаться мною и 3-4 ассистентами-профессорами на английском и французском языках.
Все указанное создает предпосылки для превращения Института имени Н.В.Склифосовского в подлинный центр медицинской культуры, объединяющий лечебную, научную и педагогическую деятельность в одну из главных баз Академии медицинских наук CССP и в несравнимую базу для усовершенствования хирургов. Он может стать подлинным притягательным центром высшей медицинской культуры, хирургического мастерства и украшением столицы…”.
* * *
Прошел всего лишь год после возвращения Сергея Сергеевича Юдина из ссылки и полной реабилитации.
В июне 1954 года он принял участие в работе 8-го Всеукраинского съезда хирургов в Киеве, где он был избран председателем, в связи с чем именно ему и было предоставлено слово для заключительного доклада.
Зал приветствовал его стоя:
“Передо мной стоит трудная задача резюмировать не только огромное количество выступлений, но, что самое главное, высказаться по трем совершенно различным вопросам: патоморфологии острых потерь независимо от причин и источника, заменителях крови и, наконец, о хирургическом лечении желудочных и дуоденальных кровотечений. Добавлю, что к последнему разделу была присоединена еще одна частная тема – это кровотечение при спленомегалиях.
Объединить все эти доклады невозможно и поэтому придется высказаться по каждому вопросу в отдельности. Многие выступавшие в прениях сделали довольно существенные замечания к главному докладу профессора Федорова, который все мы слушали с огромным интересом и вниманием, поскольку в нем была чрезвычайно четко и стройно представлена вполне ясная концепция, подсказывающая хирургам тактику независимо от того, какой орган кровоточит и насколько велика кровопотеря.
Ну как же было не заинтересоваться указаниями на то, что глюкоза, вводимая внутрь артерии всего лишь в количестве 20 мл, способна дать яркий эффект даже при 60% кровопотери?
Вспомним указания докладчика, что проведение вагосимпатической блокады резко ухудшает последствия кровопотери, в то время когда даже полное переливание крови все-таки действует успешно.
Как же нам, хирургам, не задуматься над этим точно установленным фактом, например, при операциях на легких? Ведь высказывается вполне мотивированное суждение о том, что блокаду необходимо проводить всем в качестве противошоковой меры.
Может быть, следует задуматься и над тем, что новокаиновая почечная блокада также является неблагоприятным фактором в случаях кровопотери.
Вторым программным докладом является доклад И.Н.Ищенко. Он четко и ясно сформулировал суждения, которые я разделяю в течение многих десятков лет, а именно: нельзя смешивать торпидный шок с острым коллапсом вследствие кровопотери. Это разные вещи, а ведь из уст весьма компетентных хирургов приходится иногда слышать, что “шок – следствие желудочного кровотечения”. Это неверно, это не шок, а коллапс вследствие острой кровопотери. Коллапс – это ведущий механизм человеческого организма, который так замечательно спасает людей от острой кровопотери. И.Н.Ищенко указал, что внутриспиннальная блокада ухудшает состояние больного при коллапсе, и это надо всегда помнить. Как-бы не получилось, что от применения противошоковых мероприятий мы не парализовали эффекта трансфузии крови. Мне кажется, об этом нужно подумать.
Что касается развития механизма коллапса, разрешите мне поделиться одним наблюдением, которое может быть источником многих экспериментов. Дело касается операции не по поводу профузного желудочного кровотечения из дуоденальной огромнейшей язвы в крайней степени у мужчины средних лет, доставленного после трех-четырех дней предшествующих профузных кровотечений. Не помню, какой был процент, но анемия была глубокая. Больной был в тяжелом состоянии. Запасы трупной крови позволили нам вмешаться довольно спокойно. Под местной анестезией я начал оперировать. Открыл дуоденум и увидел огромную язву в поджелудочной железе, закрытую плотным кровяным сгустком. После того, как была обработана культя, надо было осторожно снять этот сгусток. В тот момент, когда сгусток был снят, струя крови фонтаном ударила в лампу. Находившийся в операционной гость, очень крупный хирург, заинтересовавшийся этой операцией, стоял вплотную около больного. Он отметил, что пульс у больного упал буквально через несколько мгновений после того, как началось артериальное кровотечение. Интерес заключается в том, что этот защитный механизм, спасительный коллапс действует не только безотказно, но и буквально моментально. Я бы не узнал об этом, так как был занят операцией, но это наблюдение было удачно выполнено компетентным гостем.
Обращаясь к дальнейшим докладам, отмечу доклад профессора Е.Д.Двужильной, ее чрезвычайно интересные экспериментальные данные об электроактивности коры головного мозга при острой потери крови. Нельзя не обратить внимание на ее выводы о том, что пентотоловый наркоз действует, по-видимому, легче, чем эфир, то есть меньше повреждает кортикальные механизмы.
Проблема механизма смерти при острой кровопотере чрезвычайно сложна, и сегодня мы слышали много интересного. Недостаток времени не позволяет задержаться на этом вопросе тем более, что есть еще и другие темы, о которых придется говорить.
Не могу умолчать о наблюдениях А.А.Багдасарова, установившего, что при кровопотере наступает быстрое поражение миокарда.
Чрезвычайно интересны данные доцента Бялика об изменениях в печени при кровопотере, поскольку эти изменения наступают сразу после кровотечения и, по-видимому, не без посредства ЦНС.
Вспомним экстравазаты, которые он нам показал, и его указания, что экспериментальное кровотечение у животных под наркозом предотвращает подобного рода экстравазаты, что доказывает центральное его происхождение.
Переходя к проблеме заменителей крови, следует сказать, что мы не можем не приветствовать докладчиков, сообщивших нам о замечательных успехах в этом деле. Мы с большим нетерпением будем ждать не только отдельных экспериментов по проверке этих препаратов, но и изготовления и получения их в России.
Могу сообщить, что на только что закончившемся пленуме Центрального института переливания крови в Москве было заслушано много интересных докладов о сравнительной оценке сыворотки Беленького с новым киевским препаратом, причем большинство докладчиков высказывались в пользу украинского препарата.
*Беленький Нео Гдальевич (1908 – 1997 гг.)
- советский физиолог и биохимик в области изучения сельскохозяйственных животных и птиц, доктор биологических наук (1943), профессор (1944), академик ВАСХНИЛ (1948).C 1943 по 1970 годы заведующий кафедрой физиологии, токсикологии и радиологии Всероссийского Научно-исследовательского института ВНИИ мясной промышленности, руководитель отдела органопрепаратов и кровезаменителей, директор Московского химико-технологического института мясной и молочной промышленности (ныне — Московский государственный университет пищевых производств). Автор медицинских препаратов аллохол, гонадостимулин, антисклеротин. Под руководством Беленького созданы препараты: химопсин, химотрипсин, рибонуклеаза, инсулин, дезоксирибо-нуклеаза, маммотоцин и гепарин. Создатель первого кровезаменителя «Лечебная сыворотка Беленького».
Мне пришлось в последние месяцы присутствовать при нескольких очень продолжительных и очень горячих дискуссиях по поводу препарата Беленького на пленуме ученого совета в Министерстве здравоохранения СССР. Мы слышали подготовленные и очень хорошо аргументированные выступления по этому вопросу и в президиуме Академии медицинских наук. Горячие прения по этому вопросу не привели к окончательной договоренности.
За последнее время и на протяжении последних пяти лет в Институте имени Склифосовского производились сотни переливаний сыворотки. Достаточно сказать, что в одном случае, когда у больного разошлась культя желудка и пищевода, мы в течение месяца поддерживали его силы исключительно питанием специальной сывороткой. После переливания 20 литров сыворотки этот больной не только остался жить, но и прибавил в весе 4 кг.
Специальная сыворотка Беленького сыграла огромную положительную роль и в значительной мере играет эту роль до сих пор.
Я не сомневаюсь, что сообщение на последнем пленуме Центрального института переливания крови справедливо и что киевский препарат имеет преимущество. Будем ждать его в большом количестве.
Разрешите мне кое-что рассказать о своей работе.
Всякий заменитель не есть полноценный заменитель крови, и да будет мне позволено совсем кратко напомнить вам о следующем.
На III Всеукраинском съезде хирургов профессор Шамов доложил о своих выдающихся опытах по переливанию трупной крови на собаках. Это было 11 сентября 1928 года. Тогда же мы решили попробовать это в Институте Склифосовского. И уже через год на IV Всеукраинском съезде хирургов в Харькове Сакоян докладывал о наших первых семи переливаниях трупной крови.
А сейчас, на VIII съезде украинских хирургов в Киеве, я счастлив рапортовать, что в Институте Склифосовского перелито более 20 тонн трупной крови и что в течение многих лет проблема трупной крови в значительной мере избавляла нас от трудностей подбора донора. В последние годы 75% переливания крови, производимых при всяких операциях, осуществляется именно посредством трупной крови. Может быть, пора еще раз привлечь интерес к этому делу, поскольку новые наши исследования показали, что кровь внезапно умерших от случайных смертей травматиков, эпилептиков не только стерильна много часов, но и обладает парозительным свойством фибринолиза.
Далее оказалось, что при смерти с длительной агонией, путем дозы дикумарина можно надежно предотвратить образование сгустков, а кровь в огромном большинстве случаев остается стерильной даже у больных, умерших от гнойных и септических заболеваний.
Перехожу к последнему вопросу - к проблеме профузного желудочного и дуоденального кровотечения. Эта тема привлекла наибольшее количество выступавших и вызвала, кажется, наиболее горячие споры.
Глубокоуважаемому профессору Березову отвечу, что я с ним, безусловно, согласен в том, что оперировать предельно обескровленного больного приходится с оглядкой, ибо не только сам больной плох, но и операция технически трудна. Наиболее тяжелые кровотечения дают прекардиальные, технически трудные для резекции язвы или низкие дуоденальные, где также простым мероприятием не каждый раз отделаешься. Трудности усугубляются еще тем, что желудок переполнен кровяными сгустками, и эти сгустки трудно удалить электрическим аспиратором.
*Березов Ефим Львович (1895 – 1958 гг.)
- известный отечественный хирург, профессор.
Учился в Цюрихском и Петроградском университетах. После революции 1917 года уехал в Саратов. В 1919 году окончил медицинский факультет Саратовского университета. После работал в клиниках Пётра Александровича Герцена в Москве и Сергея Ивановича Спасокукоцкого в Саратове. В 1927 году Берёзов изучал хирургию в австрийских клиниках. С 1930 года стал работать профессором хирургической клиники Астраханского медицинского института. В 1937-1958 годах возглавлял факультетскую хирургическую клинику Горьковского медицинского института.
Для того, чтобы не затягивать наше заседание, постараюсь быть предельно лаконичным в ответах на многочисленные записки, которые поступили к нам в президиум.
К сожалению, я не могу задержаться на всех проблемах. Постараюсь сформулировать то, что для меня представляется спорным.
Если профессор Березов говорит, что в Горьком мало больных умирает от желудочных кровотечений вообще, а в его клинике в частности, то я могу его только с этим поздравить. В Москве дело обстоит гораздо хуже. В Институте имени Н.В.Склифосовского за 20 лет было зарегистрировано 500 смертельных случаев от острых кровопотерь при язвенной болезни. Значит, за 20 лет 500 человек попало на секцию в Институт Склифосовского. Часть из них не была оперирована, а доставлялась просто как трупы милицейскими машинами. Небольшая часть была оперирована. Часть оперированных числилась по нашей клинике и часть по клинике покойного профессора Крюкова. В общем эти 500 случаев смерти за 20 лет заставляют подумать о том, что все обстоит не так уж благополучно, что есть над чем призадуматься.
Не скрою, что из четверти века моего пребывания в Институте ни одна проблема так трудно не давалась, как проблема хирургического лечения желудочных и дуоденальных кровотечений, и мы, теряя при операциях в первые годы много больных, неоднократно пробовали перейти на чисто консервативное лечение. Только после того, как был проведен ряд исследований с целью установить вполне ли операбельна язва, мы вновь брались за это дело.
Отмечу, что и сама идея использования трупной крови в первые годы была императивно подсказана нам в отношении больных с профузным желудочным кровотечением, когда оперировать их можно было лишь в случае наличия больших запасов крови для операции.
Как же обстоит дело теперь? Мы оперируем тех больных, у которых язвенный характер кровотечения не вызывает никаких сомнений, и этих больных лучше оперировать как можно раньше. Я ни в коем случае не могу согласиться с тем, что надо пробовать промыть желудок. Да как же вы будете вынимать сгустки? Они ведь поминутно будут забивать зонд. Промыть желудок, заполненный кровяными сгустками очень трудно, и иногда приходится после промывания и после повторного переливания крови оперировать в гораздо худшем состоянии.
Детализации и уточнения требует еще один важный вопрос – возраст больного. Тут мы сталкиваемся с досадными расхождениями.
Существует мнение, что чем старше больной, тем более атероматозны его сосуды, тем медленнее останавливается кровотечение и тем настоятельнее показания к операции.
Зарубежные авторы, в частности английские, рассматривают этот вопрос так: до 50 лет не следует ставить вопрос об операции. Никто, мол, не должен умирать моложе 50 лет.
Мы проанализировали возраст 500 больных. Среди этих больных оказалось большинство мужчин 50 лет, а умирали от кровотечения и мужчины 28-30-35 лет. Таким образом, видно, что ходовое суждение неправдоподобно: у стариков операция показана более настоятельно.
Язвенный характер кровотечения – очень трудная проблема. К сожалению, я не имею возможности подробно остановиться на этом вопросе. У нас есть первый отчет – большая работа 1938 года, которая суммировала несколько сотен наблюдений над неязвенными больными, страдающими хроническими кровотечениями. По материалам профессора Крюкова, 52% случаев составляют язвенные кровотечения, а 48% кровотечений имело не язвенный характер.
Остановлюсь на вопросе о причинах смертности.
К сожалению, при тяжелой кровопотере бывает, что больной умирает сразу при небольшом кровотечении.
Я был очень заинтересован и встревожен последним выступлением Тельновой, которая назвала большую цифру смертности в родильных домах и не сказала, за какой срок получилась такая смертность.
Надо думать, что это по целой республике за долгие годы.
Умирают молодые роженицы при умеренных кровопотерях. Бывают кровотечения настолько сильные, что не успеваешь приступить к экстренной операции. И если ничего нельзя посоветовать тем, которые оперируют больных с кровотечением в первые сутки, то можно сказать, что нужно чрезвычайно внимательно относиться ко всякого рода кровотечениям.
Бывает так, что больные умирают раньше, чем вы успеваете приступить к операции.
Профессор Березов прав, говоря, что для того, чтобы оперировать таких больных, нужно иметь хорошо организованную бригаду и обладать большим опытом.
Больных с желудочным острым кровотечением могут оперировать только те хирурги, которые уже вполне овладели техникой желудочной резекции, и только там, где для этого создана надлежащая обстановка.
Спасибо всем за внимание и блестяще сделанные выступления”.
Говорил Сергей Сергеевич негромко, внятно и очень проникновенно. По форме это выступление можно было считать безупречным, ощущалась непосредственная связь с теми идеями, которые ранее им высказывались и публиковались неоднократно. И все же это была тень прежнего Юдина. Глубокие морщины, тонкая шея с дряблой кожей, безресничные веки.
Пережитое и передуманное оставило неизгладимый след, но дух его не был сломлен.
Присутствовавшие в зале слушали внимательно, тишина была необыкновенная. По окончании речи – гром аплодисментов. А он их как будто не слышал. Прошел на свое место и незаметным жестом отправил в рот сахар с валидолом.
* * *
После окончания работы съезда Сергей Сергеевич отправился с Натальей Владимировной в прогулку по Киеву. Он давно мечтал увидеть последнее произведение Врубеля. Оказалось, что эта забытая фреска – “Скрежет зубовный” – находилась на стене церкви в психиатрической больнице Киева, и он отыскал эту фреску и долго смотрел на тронутое временем и неоконченное произведение великого русского художника.
*Кирилловская церковь, расположенная на территории психиатрической больницы города Киева, в которой в 1860 годах были обнаружены древнерусские фрески давностью более 700 лет.
- В 60-е годы XIX века в центре внимания Киевской общественности оказалась Кирилловская церковь - собор монастыря св. Кирилла, а в те времена (и сейчас тоже) - церковь при богоугодном заведении для душевнобольных. Под штукатуркой XVIII в. на ее стенах были обнаружены древнерусские фрески. Кирилловская церковь располагалась на территории психиатрической больницы. По сути, тот, кто будет работать в этой церкви, на самом деле будет работать в психбольнице. Когда Врубель впервые зашел на территорию больницы, его поразили глаза пациентов. Много лет он не сможет забыть их выражение и будет вновь и вновь воспроизводить на полотнах. Но сначала Врубель не будет обращать внимания на предрассудки. Для него это феноменальная возможность. Ведь ему, студенту четвертого курса, доверяют ценные фрески, которым уже было 700 лет. Когда Врубель поднялся на риштовку, то ощутил мистическую дрожь - перед ним открылся другой мир: на него смотрели лики святых, которым поклонялись люди 700 лет назад.Врубель перерисовывает фрески в альбом, скрупулезно выписывает каждую черту лица, каждую складку одежды.Первые недели работы он почти не выходит из Кирилловской церкви.
*Врубель Михаил Александрович (1856 – 1910 гг.)
- русский художник рубежа XIX—XX веков, работавший практически во всех видах и жанрах изобразительного искусства: живописи, графике, декоративно-прикладных ремёслах, скульптуре и театральном искусстве. Творческую биографию Врубеля можно сравнить с драмой в трёх актах с прологом и эпилогом, причём переход к новому этапу каждый раз совершался резко и неожиданно. Под «прологом» подразумеваются ранние годы учения и выбора призвания. Акт первый — 1880-е годы, пребывание в Академии художеств и переезд в Киев, занятия византийским искусством и церковной живописью. Акт второй — московский период, начатый в 1890 году «Демоном сидящим» и завершившийся в 1902 году «Демоном поверженным» и госпитализацией художника. Акт третий: 1903—1906 годы, связанные с душевной болезнью, постепенно подтачивавшей физические и интеллектуальные силы живописца. Последние четыре года, ослепнув, Врубель жил уже только физически.
На обратном пути из Киева в самолете у него начался сердечный приступ. Нитроглицерин Сергей Сергеевич не переносил. Валидол нашли. Сахара нет. Пытались на шоколадку. Боли нарастали. Дали радиограмму. В Москве в аэропорту в медицинском пункте сделали 2 грамма морфия, который он переносил хуже пантопона. Через 20-25 минут приехала машина скорой помощи из Института имени Склифосовского, и на транспортировку инъекцию морфия повторили. В Институт Юдин не поехал. От носилок категорически отказался и самостоятельно поднялся на десятый этаж. Дома Сергей Сергеевич оставался чрезмерно возбужденным, что крайне не нравилось приехавшей из Института для наблюдения терапевту Ольге Глазовой, которая настояла на еще одной инъекции морфия. Когда спустя 15-20 минут из отделения реанимации примчалась сестра Юдина Агния Сергеевна, Сергей Сергеевич умолял Наталью Владимировну и Глазову прекратить ему колоть морфий, а дать только горячего чая с коньяком: “Я никак не могу согреться”. Пошли ставить чайник. И вдруг Наталью Владимировну потянуло назад, вслед за закрывавшейся в комнату дверью. “Оля! Оля! Сережа не дышит!”. Начали проводить искусственное дыхание. Сердце еще билось. Опять позвонили в Институт, машина скорой помощи, казалось, приехала очень быстро. Но все же было уже поздно. Казалось, сознание на миг вернулось. На мгновение открылись глаза, засверкавшие, как всегда, ясностью ума, безграничной любовью к своему делу, раз и навсегда избранной специальности, преданностью к своим ученикам, к людям, которые его окружали, которые вместе с ним боролись и выстояли; по щеке покатилась слеза. Похоже в глазах отразилась улыбка, с которой его привыкли видеть всегда и все. Они засияли на миг, чтобы погаснуть навсегда, оставляя звездный след в сердцах и памяти всех, кто связал свою жизнь с хирургией, тех, кому дорого все, что связано с хирургией, кто живет хирургией.
* * *
На следующий день появилось официальное сообщение и некролог:
“12 июня 1954 года на 63 году жизни скончался выдающийся хирург, действительный член Академии медицинских наук, дважды лауреат Сталинской премии, профессор Сергей Сергеевич Юдин.
40 лет назад, в августе 1914 года Сергей Сергеевич начал свою врачебную деятельность на фронте первой мировой войны, после окончания которой работал врачом в санатории “Захарьино”, где его хирургическая деятельность развернулась более широко.
В частности, здесь он разрабатывает хирургическое лечение застарелых эмпием плевры способом обширных торакопластик. О результатах этой работы он доложил XVII съезду российских хирургов.
Встретившись в начале своей врачебной деятельности с представителями земской медицины, Сергей Сергеевич Юдин перенял у них опыт и лучшие традиции русской медицинской интеллигенции.
С 1922 года Сергей Сергеевич начал работать в городе Серпухове в качестве заведующего хирургическим отделением, где зарекомендовал себя как талантливый молодой хирург. Деятельность его в то время была многообразной, о чем свидетельствуют опубликованные им отчеты.
В течение серпуховского периода своей деятельности Сергей Сергеевич показал самостоятельность в своих взглядах на некоторые еще спорные вопросы.
Так, он пропагандировал для радикального лечения язвенной болезни резекцию желудка, занимался вопросами обезболивания в хирургии, подвергая свои научные труды по мере накопления опыта глубокому анализу проведенной работы. Монография Сергея Сергеевича Юдина о спинномозговой анестезии получила весьма высокую оценку.
Яркий талант, блестящее искусство передачи своих мыслей создали молодому хирургу особое положение, вызывающее восхищение у слушателей и зрителей, перед которыми он периодически выступал с отчетными докладами и демонстрацией операций.
Обладая острым умом, выдающейся памятью, трудолюбием, изобретательностью Сергей Сергеевич использовал свои способности в любой специальности с исключительным мастерством.
С самых молодых лет он не терпел праздности, свободные минуты не терял даром, отдахал за изучением языков, искусства, поэзии, литературы и истории, но, безусловно, хирургия всегда оставалась главным делом его жизни.
И не удивительно, что нарком Семашко и руководитель московского отдела здравоохранения профессор Обух своевременно увидели в нем талантливого хирурга. В этом отношении они не ошиблись, назначив его заведующим хирургического отделения Научно-исследовательского института Скорой помощи имени Н.В.Склифосовского, – пост исключительно большой для 37-летнего хирурга, который не имел ни ученого звания, ни хирургической школы, а обладал лишь хирургическим мастерством, исключительной энергией и желанием создать лечебное учреждение, которым бы гордился Советский Союз. Из 40 лет своей врачебной деятельности 26 лет Сергей Сергеевич Юдин работал именно в этом учреждении, которое из скромной городской больницы превратилось в институт всесоюзного и мирового значения, а сам Сергей Сергеевич Юдин приобрел мировую известность.
В Институте проявились и большие организаторские способности Сергея Сергеевича в деле обеспечения неотложной помощи населению Москвы.
С первых шагов он перестроил работу Института, подчинив ее новым рациональным предложениям, которые встретили поддержку руководителей здравоохранения.
В короткое время в Институте были пересмотрены способы лечения острых хирургических заболеваний. Паллиативные операции – ушивание прободных язв желудка – как правило, заменялись радикальной резекцией желудка. Было разработано в деталях, обосновано и впервые осуществлено в 1930 году переливание трупной крови человеку. Венцом работы Сергея Сергеевича стала монография, посвященная операции образования искусственного пищевода.
Во время Великой Отечественной войны деятельность Сергея Сергеевича Юдина была особенно кипучей. Неоднократно выезжая на фронт, оперируя день и ночь, стремясь передать хирургам свои знания и опыт, он составляет различные руководства, вносит много рациональных предложений, проводит колоссальную работу по подготовке военных хирургов в Институте.
Много лет посвятил Сергей Сергеевич Юдин подготовке общих хирургов, которые могли бы хорошо ориентироваться как в травматологии, так и в острых хирургических заболеваниях. Блестящие по форме, яркие лекции Сергея Сергеевича всегда восхищали слушателей.
Мысли и обобщения Сергея Сергеевича, явившиеся результатом изучения желудочной секреции у больных с фистулами, исключительно интересны и перспективны, не случайно доклады на эту тему, сделанные им недавно, вызвали столь острый интерес среди коммунистов и физиологов.
Начиная с XVII съезда хирургов, Сергей Сергеевич неизменно активно участвовал в работах последующих съездов, выступая с обширными докладами по программным вопросам.
Советское правительство неоднократно отмечало деятельность Сергея Сергеевича Юдина высокими наградами: он был дважды лауреатом Сталинской премии, награжден орденом и медалями.
Сергей Сергеевич обладал прекрасным человеческим качеством – доброжелательностью. Стремление делиться своими знаниями и мыслями с сотрудниками вызывалось страстным желанием идти вперед, - вместе со всем коллективом. Эта черта его характера сохранилась в нем до конца его жизни. Каждую утреннюю конференцию, на которой всегда присутствовало много приезжавших в Москву врачей, Сергей Сергеевич украшал рассказом о сделанной им трудной операции или разбором и оценкой качества оперативно-тактической деятельности дежурных хирургов, или изложением нового в хирургии, неизменно внося в аудиторию струю заразительной новизны, часто сопровождая свою речь добрым, веселым смехом. Все это делалось живо и интересно. С большой радостью и гордостью он встречал великий успех своих учеников.
Сергей Сергеевич ушел от нас полный планов в отношении осуществления задуманных работ. Его большая, яркая жизнь, жизнь – служения страждущему человеку отнюдь не была простым выполнением своих служебных обязанностей – эта была стремительная, ни на минуту не ослабевающая борьба за достижения высот хирургического искусства и науки”.
подписали:
А.И.Бакулев, Н.И.Приоров, Б.В.Петровский,
П.А.Куприянов, Д.А.Арапов, Б.С.Розанов
Это было официальное сообщение, из которого, конечно же, всем было понятно, что из жизни ушел великий хирург и большой мастер своего дела.
Однако, как часто бывает в нашей жизни, чувства эти продолжаются недолго, скорбь же сама по себе еще менее долговечна.
Удивляться было нечему: Юдин мешал многим. Мешал своим талантом и оптимизмом, мешал неудержимым научным стремлением вперед и непререкаемым авторитетом, вызывая у очень многих не только зависть.
Про Сергея Сергеевича Юдина, во всяком случае, некоторые весьма близкие ему лично люди стали забывать очень скоро, и лишь в молчаливых сердцах благодарная память некоторых еще изредка, “как нищий в дверь, стучалась боязливо”.
Так уж устроена жизнь, что на смену всему этому сначала приходит равнодушие, а затем и вовсе забвение. И через год - другой даже самых ярких деятелей науки забывают прочно, а порой и окончательно, но с памятью о Сергее Сергеевиче Юдине, слава Богу, этого не произошло. Такие люди нашлись, и первой среди них была Марина Петровна Голикова.
* * *
*Северный Казахстан. Акмалинский лагерь жен изменников Родины (АЛЖИР)
- 3 декабря 1937 года был издан приказ о создании спецотделения в одном из поселков Карлага. Но первые два года, это был, по сути, отдельный лагерь - со своим руководством, хозяйством и приказами напрямую из Москвы.Шесть бараков-саманок (в постройке использовались "кирпичи" из соломы, замешанной с глиной) на 250-300 человек, нары в три яруса. Под потолком окна без стекол - их приходилось затыкать ветошью. Вышки.Первый этап прибыл в январе - в сорокоградусный мороз. Формально существовал приказ выдавать узницам теплую одежду и вазилин (для защиты кожи от мороза), а при температурах ниже -30 не использовать в работах. Однако он не выполнялся - обморожение было обыденностью.Как особо опасные, женщины АЛЖИРа отбывали свой срок за тремя рядами колючей проволоки и под постоянным конвоем - любое перемещение по лагерю должно быть в сопровождении охраны.
*Елена Васильевна Потемкина (1927 – 2006 гг.)
- В 1944 г. Лена Голикова окончила школу, в 1949 г. – Московский медицинский институт МЗ РСФСР (впоследствии – 2-й МГМУ, ныне – РГМУ им. Н. И. Пирогова) и поступила работать врачом-лаборантом в городскую клиническую больницу No 12. В 1951 г. после декретного отпуска она перешла в городскую больницу No 6 трудиться врачом-терапевтом, но проработала там всего 2 мес, так как вместе с мужем, и годовалым сыном уехала в Челябинск, где стал служить муж. В Челябинске Елена Васильевна устроилась ординатором хирургического отделения в одну из городских больниц.Так волею судьбы она стала хирургом.Осознав,что хирургия является ее призванием, она подала документы и была принята в аспирантуру при 2-й хирургической кафедре Центрального института усовершенствования врачей (ЦИУВ), которой заведовал профессор Б. К. Осипов. В 1957 г. после окончания аспирантуры ее приняли младшим научным сотрудником в Государственный онкологический институт им. П. А. Герцена (ныне Московский научно-исследовательский онкологический институт им. П. А. Герцена), где на следующий год она защитила диссертацию на тему «Первичные опухоли средостения (морфология, классификация, диагностика и хирургическое лечение)».3 апреля 1959 г. приказом директора Института грудной хирургии АМН СССР профессора А. А. Бусалова Елена Васильевна была зачислена младшим научным сотрудником в отделение хирургии пищевода, которым руководил доктор медицинских наук Ю. Е. Березов. Елена Васильевна стала помогать руководителю отделения первым ассистентом, а затем и сама широко оперировать на пищеводе и кардиальной части желудка. Но в апреле 1961 г.встал вопрос о реорганизации института и переименовании его в Институт сердечно-сосудистой хирургии АМН СССР (ИССХ АМН СССР). В конце 1964 г. ей вновь представилась возможность избрать свой дальнейший путь. Ее начальник, профессор Ю. Е. Березов, принял решение перейти на кафедру общей хирургии во 2-й МГМИ им. Н. И. Пирогова заведующим. Его бессменной ассистентке, по сути дела, нужно было выбирать между хирургией пищевода и желудка, чем планировал и дальше заниматься Ю. Е. Березов, и хирургией сосудов. Елена Васильевна выбрала сосудистую хирургию. После Ю. Е. Березова отделение хирургии сосудов возглавил молодой кандидат медицинских наук А. В. Покровский. А. В. Покровский и Е. В. Потемкина подготовили и защитили докторские диссертации практически одновременно, в 1968 г. Но если работа Анатолия Владимировича касалась хирургического лечения коарктации аорты, то Елена Васильевна защитила диссертацию под названием «Диагностика и лечение окклюзий брюшной аорты и артерий нижних конечностей». В 1971 г. Е. В. Потемкина оказалась на кафедре госпитальной хирургии лечебного факультета ММСИ им. Н. А. Семашко, которой заведовал профессор Р.Т, после смерти которого в 1984 была избрана заведующей кафедрой и первым профессором, которой руководила на протяжении 6 лет, вплоть до выхода на пенсию в 1990 году.
Из воспоминаний Елены Васильевны Потемкиной [п.4.92, п.3.50].
Марину Петровну Голикову освободили в апреле 1953 года. Разрешено ей было вернуться для постоянного проживания в Москве. Юдин все еще оставался в ссылке. Известий от него не было. Можно себе представить, как ей было горько, одиноко и неуютно без Сергея Сергеевича.
Намучившись и настрадавшись в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа, Марина Петровна Голикова с трепетным волнением вновь переступила порог белоколонного здания на Садовой-Сухоревской. С таким же трепетом она входила сюда двадцать лет назад, когда выдержала конкурс на должность хирургической сестры.
Давайте еще раз вспомним, как это было, и воздадим должное. Тем более, что ни у каждого из хирургов, на их жизненном пути, такая Марина встречалась.
Вспоминает Елена Васильевна Потемкина (Голикова) - дочь Марины Петровны, работавшая около 30 лет сосудистым хирургом в знаменитой «Букулевке», оставаясь заведующей кафедрой госпитальной хирургии лечебного факультета Московского стоматологического института до дня своей кончины в 2006 году [п.4.92].
“До приезда в Москву мы жили в Балакове, недалеко от Саратова, в одноэтажном деревянном доме при больнице, где папа, Василий Иванович Голиков (1888-1957 гг), работал врачом-терапевтом, после увольнения с военной-службы. Одну половину домика занимало семейство дворника, а другую — мы: я, мама и папа.
Все раннее детство я вспоминаю как цепь бесконечных обид и моего плача. Потом как-то мама сказала мне, что для нее рождение ребенка означало конец ее устремлений к учебе и новые заботы, надоевшие ей дома, в семье отца, дедушки Петра Никитича и бабушки Александры Васильевны. Там дети рождались чуть ли не каждый год; у бабушки было 12 детей, выжили 7 — пять дочерей и два сына. Мама была третьей по счету, чуть только она подросла, как ей пришлось нянчить младших, ежегодно появлявшихся на свет сестер и братьев. Ей это страшно надоело, а тут, только что она спряталась от этих забот в замужестве, родилась я. Я была нежеланным для нее ребенком, а папа был разочарован тем, что родился не сын, о котором он мечтал, а дочь.
Справедливости ради я должна сказать, что папа меня любил и возился со мной в раннем детстве. Он лечил меня от малярии, давал мне порошки хины в папиросной бумаге, варил бульон из курицы и сам кормил меня из серебряной круглой ложки на тонком черенке, когда я болела свинкой. Он казался мне старым всегда, сколько я его помню; возможно, по контрасту с мамой, ведь она была много моложе его, лет на двадцать. Папа в свои тридцать восемь лет, к моменту женитьбы, уже много повидал и, возможно, устал от жизни. В это время маму я видела редко — она училась и сдавала экстерном за семь классов школы.
Недавно я узнала, что мама в анкете, которую она заполняла после возвращения из тюрьмы, в 1953 году, написала, что она родилась 21 декабря 1910 года. Раньше в нашей семье считали, что она родилась 26 января 1909 года. Кстати, она не любила отмечать свой день рождения и никогда его не праздновала. Замуж она вышла в ноябре 1926 года, т.е. ей было всего шестнадцать лет. Можно предположить, что тогда она прибавила себе почти полных два года, и это выяснилось во время ареста и следствия.
Мама рассказывала, что, когда они поехали в свадебное путешествие в Ленинград, она была восхищена всем увиденным, а папа постоянно охлаждал ее восторги. На балете в Мариинском театре она восторгалась танцами, а он спокойно заметил, что каждый зарабатывает себе на хлеб как умеет. Он склонен был к трезвой оценке любого явления и довольно иронично относился к чрезмерной восторженности.
В первый год после женитьбы папа много пил, а напившись допьяна, кричал: «Застрелюсь!» и размахивал старинным пистолетом. Мама, молоденькая беременная женщина, боялась, что он застрелится, и только много лет спустя, когда они решили продать пистолет, она узнала, что из него нельзя было стрелять, у него был сломан курок.
С мамой он познакомился с мамой во Владимировке (железнодорожная станция Приволжской железной дороги, ныне район города Ахтубинска), когда она жила у своей старшей сестры, Анны Петровны, тети Нюры. Папу попросили приехать из Петропавловки, где он работал в больнице водников, и посмотреть больную ангиной, мою будущую мать. Так состоялось знакомство с молоденькой хорошенькой девочкой, вполне деревенской и неглупой. Он мечтал уехать с ней в глухую провинцию и жить нормальной деревенской жизнью. Жена должна была вести хозяйство с курами, гусями, поросятами и коровой, рожать детей и растить их, а муж — зарабатывать деньги врачебным искусством.
Вначале так и получилось. Они уехали в Рузаевку (Крупный железнодорожный узел в Мордовии) и прожили там около года. Но заработки врача уже не могли обеспечить достаток в семье, и мама не захотела быть в постоянной материальной зависимости от скуповатого, как большинство старых холостяков, мужа. Именно поэтому она начала учиться, сдала экзамены за 7 классов экстерном и хотела поступить в училище речных штурманов. И если бы не близорукость, выявленная на медосмотре, она может быть стала капитаном на волжском пароходе. Пришлось пойти в медицинское училище и выучиться на фельдшера. Весь этот путь она проделала за пять лет, до замужества она окончила всего 4 класса сельской школы и то лишь благодаря собственной настойчивости и вопреки желанию своей матери — бабушки Александры Васильевны. Та считала, что девочек нужно учить шить, вязать, вести домашнее хозяйство, а грамота им только мешает найти хорошего мужа.
Папа любил ездить в «родные места», в Поволжье. При мне он никогда не бывал в санаториях, домах отдыха или в туристических блужданиях. Я знала, что в молодости он много путешествовал, побывал в Сибири на золотых приисках Бодайбо и привез оттуда маленький золотой самородок. Он хранился у нас как реликвия до ареста мамы, когда его реквизировали и хотели обвинить папу в незаконном хранении золота. Еще он привез из своих путешествий множество открыток с видами тех городов, в которых побывал. Мама потом продала их какому-то коллекционеру. Папа был энциклопедически образованным человеком; он с золотой медалью окончил Астраханскую гимназию, и его имя было написано золотыми буквами на мраморной доске гимназии. Возможно, эта запись сохранилась. После гимназии он поступил в Военно-морскую медицинскую академию в Петербурге, откуда был исключен за участие в студенческом движении в 1910 году, и учился в Юрьеве, нынешнем Тарту. Но потом он снова был зачислен в Академию, которую окончил в 1913 году.
После окончания Академии он должен был два года отслужить на флоте. Служил на Черноморском флоте, на корабле «Память Меркурия», судовым врачом. Лечил матросов и командиров, главным образом от венерических заболеваний. Корабль ходил в заграничные плавания, в Турцию, и там матросы посещали публичные дома. А местом стоянки корабля, к которому он был «приписан», был Севастополь. Там же была у папы и квартира. Так он служил до начала Первой мировой войны, но что он делал во время войны и после революции, я не знаю.
Из Турции он привез персидский ковер, шкуру снежного барса, многие годы лежавшую у нас на полу, красную феску с черной кистью и маленький электрический чайник в виде бочонка. Тогда это было большой редкостью. Кроме того, до войны жалованье выдавали золотыми монетами, и они сохранились у нас — 8 пятерок и 10 десяток с профилем Николая II. До ареста мамы они так и лежали в медной спиртовке от самовара в виде греческой амфоры. Во время повторного обыска их отобрали.
Очень вероятно, что Василий Иванович был в партии социалистов-революционеров, которую большевики жестоко искореняли после октябрьского переворота. Может быть, его постоянно терзал страх быть разоблаченным эсером. Это грозило расстрелом, и потому он старался держаться в тени.
Когда осенью 1932 года мы приехали в Москву, найти комнату оказалось невозможным. Года за два-три до этого дядя, наверное, сумел бы достать нам жилплощадь, но в это время Москва была переполнена. Мы прожили у дяди не очень долго, может быть, до весны. Жизнь у него была интересной и праздничной. Он был веселый, хорошо одетый, с бородой и усами. Его звали Николай Иванович Гоппе. Позже я узнала, что он изменил свою фамилию Голиков на псевдоним по паспорту какого-то убитого немца. В те годы было модно менять свои фамилии.
Дядя был как бы из другого мира, из другой жизни. Его квартира была в особняке в Мамоновском переулке; кроме него и его жены, там жили родители жены, два ее сына и ее первый муж. Таким образом, весь особняк занимала одна семья, никаких посторонних людей там не было. Но, видно, особнячок был небольшой, и мы, когда приехали, жили на кровати за ширмой в одной из двух больших комнат, служившей столовой. Обстановка была роскошной, особенно в огромной спальне, где была белая деревянная кровать и над ней большая картина с изображением Сталина, выступающего на съезде. Он был в белом кителе и опирался на красный бархатный борт трибуны, и краски были яркие, а лицо у него было свежее и очень красивое. В углу комнаты стояла необыкновенная статуя женщины в камышах, и в каждой камышинке сверкала электрическая лампочка. На полу лежал ковер.
У дяди Коли часто собирались гости, которые назывались «компаниями». На столе были всевозможные вкусные вещи, много пили и ели, и слушали музыку. Я из-за ширмы слушала рассказы о том, как поймали банду беспризорников на чердаке дома; это была «малина». Папа любил петь, и нередко он запевал, а остальные нестройно подхватывали мои любимые папины песни студенческих лет. Когда гостей не было, мы ели за нашей ширмой. Черный хлеб с маргарином и повидлом был у нас самым лакомым блюдом, на обед мама делала суп и на второе кашу. Я помню, что мы с папой были в каком-то большом магазине типа Пассажа. Он стоял в очереди, а я была поодаль, у прилавка. Вдруг по полу покатилась крупная картофелина, и я ее поймала. Какая-то старушка попробовала уговорить меня отдать ей эту картофелину, но я отказалась. Папа был очень доволен, когда увидел у меня картошку. Значит, с едой в Москве тогда было плоховато.
Мы недолго прожили у дяди и переехали в квартиру на улице Герцена, 11. В этой квартире было 4 комнаты, и в каждой жила семья. Наша комната была самая большая, два окна выходили на улицу Герцена, по которой тогда ходили трамваи. В одной крошечной комнате жили две богомольные старушки, и все стены и углы были увешаны иконами в золотых и серебряных окладах, а в углу висела лампадка. Я была у них всего один раз, и старушки угостили меня кусочком белого пружинистого хлеба с темной хрустящей корочкой, я потом никогда такого не пробовала. Не знаю, где они его брали. В другой комнате жила семья с множеством детей. Я не дружила ни с кем из них, но как-то они угостили меня «похлебкой», в которой была картошка и много лука. В третьей комнате жила супружеская пара, я частенько у них бывала, особенно когда к нам приходили гости. Они были еще не старые, но детей у них не было.
Каждый день меня водили в детский сад, который был где-то недалеко от нынешнего театра Маяковского, а тогда он назывался театром Революции. Водил меня туда папа, а перед тем как идти в сад, мы с ним заходили в булочную на углу Никитского бульвара, где теперь здание ТАСС. Там я занимала очередь за хлебом, а папа становился в очередь в кассу. Хлеб продавали по карточкам, но я не знаю, сколько нам было положено его получать.
Мы с папой ходили на Сухаревку покупать клеенку для стола, и я впервые увидела «толкучку». Еще стояла Сухарева башня, и площадь перед ней была полна народа. Все казались грязными и оборванными, папа не велел мне отходить от него ни на шаг и очень боялся, как бы у него не «вытащили» деньги. Институт Склифосовского я тогда не увидела. Мы купили клеенку, деньги у папы не вытащили.
Лишь позже, когда заболела мама, я впервые вошла в вестибюль Института Склифосовского. Там было много людей, они плакали и кричали. Это были родственники больных, которых не пускали к ним. Мне было страшно. Нас с папой пропустили «с разрешения профессора», как говорил мой папа. Мама приняла большую дозу хинина, чтобы ликвидировать беременность, и от хинина ей стало плохо, она на некоторое время оглохла. Она лежала в маленькой комнате, где пахло лекарствами, и не могла говорить. Она дала мне очень вкусное печенье, я съела его и стала просить еще. Папа начал меня стыдить, а мама жестами показала, что мне нужно дать еще одно.
Видимо, с прерыванием беременности ничего не вышло из-за того, что она была внематочной, и вскоре маму оперировали из-за внутреннего кровотечения. Она потеряла много крови и чуть не умерла. Операцию ей делал сам профессор Юдин, оставив маме на всю жизнь некрасивый рубец на животе ниже пупка.
Пока мама лежала в больнице, папа как-то начал ее ругать и грозился, что разведется с нею. Я ничего не понимала в причине его недовольства, но сразу же сказала, что останусь с мамой. После этого я больше никогда не слышала от него разговоров о разводе, хотя потом как-то он, пьяный, хотел избить маму, и мы с ней прятались на кухне, но это было уже позже, года через два-три.
Я впервые услышала о Торгсине, где покупались всякие вкусные вещи, когда к нам на улицу Герцена стали приходить гости. Самой вкусной едой была, конечно, халва, и как только гости уходили, я вылезала из кровати и ела ее руками, вытирая их о ночную рубашку. А маслины меня страшно разочаровали, я думала, что они сладкие, а оказалось, что соленые. Мама ходила в Торгсин и продавала там серебряные вещи. Я запомнила массивную шкатулку из серебра, которая исчезла в Торгсине, и серебряную мягкую сумочку из колечек, она так переливалась в ладонях. Мама рассказывала, что когда в Торгсин приносили кольца, серьги и брошки с бриллиантами, то камни грубо выковыривали и чуть ли не швыряли владельцам. Нужно было только золото и серебро. У нас сохранилось несколько отдельных маленьких бриллиантов, наверное, с тех пор, когда были Торгсины. Кроме того, был продан тот самый пистолет, с ручкой из слоновой кости с перламутром и со сломанным курком, и папин офицерский мундир с высоким золотым воротником. Мама вынула его из сундука, и мы с ней поехали куда-то далеко, там оценивали мундир, а я любовалась блестящим воротником и с удовольствием вдыхала запах нафталина.
В самом Торгсине я была раза два-три, он был на Петровке, рядом с Пассажем, и больше всего мне понравились там цветные карандаши в красивой коробке. Мама купила модный красный берет, а мне сшила матросский костюм, и мы с ней были в фотографии на улице Герцена. Карточку я посылала в 1953 году С.С.Юдину в Новосибирск. Он попросил меня прислать ему мою и мамину фотографию. Я написала на карточке, что такими он увидел нас впервые. Мне казалось, что для памяти это лучший подарок. Потом он вернул карточку маме, и она снова у нас.
После посещения Торгсина мама вела меня в кондитерскую на Петровке, она помещалась там, где теперь площадка перед кафе «Красный мак», на первом этаже двухэтажного дома. Мы с ней ели пирожные «Наполеон» в уютном, сверкающем огнями и золотой и серебряной фольгой небольшом зале. Там были шоколадные шары — бомбы с деревянной посудой и предел моих мечтаний — целлулоидные куколки в коротеньких пышных платьях, привязанные лентами к коробкам конфет и плиткам шоколада «Золотой ярлык». Мама не скупилась, и мы съедали по два или даже по три пирожных. Папа догадывался о наших кутежах, но никогда не расспрашивал меня.
Осенью 1933 года, 7 ноября, мы с папой ходили на демонстрацию, и он купил мне у китайцев жужжалку на палочке и мячик на резиночке. И еще «уди-уди», свистульку, сделанную из оструганной катушки от ниток с надувающимся резиновым чертиком. Надуешь этого чертика, а потом свистулькой и языком извлекаешь звуки «уди-уди». Жужжалка была сделана из глиняной маленькой коробочки, привязанной конским волосом к сургучной головке на конце палочки. Когда крутишь эту коробочку, раздается жужжание, и испытываешь радость. А мячик был из опилок, очень искусно упакованных в бумагу, и перевязанный черными нитками. Он был на резинке; когда его бросаешь в кого-либо, он возвращается в твою руку. Из разноцветной папиросной бумаги китайцы делали красивейшие шары, разворачивающиеся на двух палочках. Потом мне покупали и такие шары, и я не могла налюбоваться на их красоту. Тогда еще были китайские прачечные, куда сдавали рубашки и отстегивающиеся от рубашек воротнички. На одну рубашку приходилось несколько воротничков, и китайцы их стирали, крахмалили и гладили так, что они были как новые. Вскоре китайцы исчезли все до одного, и мама рассказала о том, как китайца-прачку привели в ГПУ и спросили, кто он, а он ответил простодушно: «Я не плачка, я сипион», - после этого его никто уже не видел.
Мне запомнились еще одна демонстрация и парад на Красной площади. Шла война в Испании, был, наверное, 1936 или 1937 год. Мама должна была дежурить в медпункте в подвале Исторического музея, и она взяла меня с собой. Я смогла выйти из музея только к концу демонстрации. Справа от музея шли уже утомленные долгим ожиданием люди с цветами и плакатами и с портретами товарища Сталина. На тротуаре стояли в ряд молодые мужчины со свирепыми лицами и громко говорили идущим: «Улыбайтесь, улыбайтесь! Улыбайтесь, черт бы вас побрал!»
Я еще не ходила в школу, когда впервые увидела С.С.Юдина в Дегтярном переулке. Я была в то время вполне «дворовой девочкой»; было лето, и я в белом платье с оборочками шла по своим делам в сторону Малой Дмитровки. Навстречу мне попалась мама с каким-то высоким человеком. Она заставила меня поздороваться с ним, и он сказал ей: «Как же ты говорила мне, что она маленькая, а она уже совсем большая девочка». Я не обрадовалась и не огорчилась этим словам, мне было безразлично, мне нужно было идти куда-то. Потом я как-то видела, как мама вылезала из огромной легковой машины «Линкольн». На носу машины была блестящая собака. Я знала, что мама бывает во французском посольстве и делает там перевязки послу. У него болела нога. Посол, по ее словам, лежал в своей спальне, и перед ним был ящик с апельсинами. Он брал апельсин, разрезал его пополам и выдавливал сок в стакан, а половинки апельсина выбрасывал. Меня поразила такая расточительность.
Через некоторое время мама принесла роскошный подарок из посольства. Там были отрезы на костюм и оранжевую кофточку, маленький флакончик духов в виде виноградной кисти и несколько очень толстых плиток шоколада в блестящей красной и синей бумаге с золотом. Все это было перевязано трехцветной лентой, и мама сказала, что эта лента как французский флаг — она была красно-бело-синяя. В красных плитках шоколад был с орехами, но в синих он тоже был очень вкусный. Мы с мамой любили все вкусное съедать быстро и досыта, а папа осуждал нас за это и старался приучить к экономии, растягивать удовольствие надолго.
Мама работала в Институте имени Склифосовского и была не только постоянной операционной сестрой у профессора Сергея Сергеевича Юдина, но и большим его другом. Я с раннего детства часто видела его, он бывал у нас в доме, приезжал на своей машине М-18, чтобы попить чаю, потом мы с мамой провожали его домой, до института, и возвращались пешком к себе. Во время этих коротких поездок он рассказывал истории из Библии, о своих заграничных поездках в Испанию и Америку, о лондонском музее с удивительной коллекцией бабочек. Он отличался от всех знакомых мне взрослых людей, казался очень высоким, необыкновенно живым, и я знала тогда, что он — профессор.
Как-то мама принесла домой красиво переплетенную большую книгу, и мы с ней рассматривали яркие картинки в ней. Это был альбом картинной галереи Прадо, и тогда я была очарована картинами Веласкеса. Потом мама приносила альбом, изданный в Риге, с картинами Н.Рериха. Она запретила мне рассказывать о нем — он был в эмиграции и, следовательно, запрещен.
Мама стала водить меня в Большой театр. У нее был знакомый капельдинер в ложе бенуара, и мы сидели в этой ложе по дешевому одному билету на галерку. Конечно, не только музыка и пение были прекрасны, но и буфет Большого театра тогда был восхитителен. Мы с мамой усаживались за сверкающий хрусталем столик и брали пирожные прямо из вазы и пили чай или лимонад. Потом уже подходил к нам официант, и мама платила деньги. А запах хороших духов, которым был пропитан весь театр, а новые слова — капельдинер, бенуар, бельэтаж, ярус, а красная шелковая обивка кресел и бархат и золото всюду, а сверкающие люстры на всех ярусах! Все это вместе создавало такую атмосферу праздника, с которой никогда ничто не могло сравниться.
Как-то утром перед Новым годом я проснулась и увидела елку, небольшую, но всю украшенную новыми блестящими игрушками. Там были звезды и корзиночки с цветами, сплетенные из тончайшей пружинистой проволоки, и много мишуры, и еще много приятных на вид и на ощупь предметов. До этого мама украшала елку старыми игрушками и измятой, потускневшей мишурой, а окно в комнате занавешивалось, чтобы не увидели соседи из окна напротив. Нужно сказать, что окно нашей комнаты выходило в некий колодец и противоположные окна были на расстоянии, наверное, 5–8 метров, так что наша жизнь просматривалась насквозь. Но, как мы все знали, Постышев разрешил украшать елки и праздновать с ними Новый год. И все дети были благодарны ему за это. Это был 1936 год.
Моя семья была благополучной — у меня были и папа, и мама. Правда, я их почти не видела, только рано утром и поздно вечером. Они оба работали. Папа работал бактериологом на фабрике перевязочных материалов в Кривоколенном переулке, я там побывала и принесла кучу этикеток для пузырьков с лекарствами. Работа у папы была опасной. Если бы партия перевязочных материалов, стерильность которых он проверял, оказалась нестерильной, его могли бы посадить за вредительство. И он этого боялся.
Мама, молодая и красивая, много работала в Институте Склифосовского и успевала вести домашнее хозяйство. Она купила мотоцикл и много ездила на нем вместе с Б.А.Петровым и Д.А.Араповым. Они тоже увлекались мотоциклами, об автомобиле они только мечтали. М-1 был лишь у С.С.Юдина, хотя он хотел бы иметь «форд». Мама рассказала мне как-то: когда он поделился с ней этой мечтой, она сказала ему, что когда-нибудь у него будет такая машина. Но он грустно вздохнул и ответил, что «когда-нибудь» она не будет для него такой желанной, как сейчас, пока он еще молод.
Жилплощадь в Москве мы получили благодаря энергии мамы. В те времена это было немыслимым счастьем. После пятилетних скитаний по наемным комнатам, когда нам грозило выселение из Москвы, мы с мамой ходили иногда по улицам и заглядывали в освещенные окна домов. Как бы ни была убога обстановка в комнатах, мы с ней мечтали о каком-нибудь уголке, только бы своем, откуда нас не смогут выгнать.
После получения комнаты на Каланчевке пришлось покупать необходимую мебель, которой до этого у нас не было. Были куплены раздвижной стол и четыре полумягких стула, буфет и гардероб. Маме пришлось несколько ночей стоять в очереди за этими вещами. Вся эта мебель была очень низкого качества, просто фанерная, но она хорошо пахла лаком, чем-то новым. Комната казалась просторной, она была длиной в 6 и шириной в 3 метра, с одним огромным окном, выходящим прямо на Домниковку, а главное — она была нашей, собственной. Вскоре я узнала, что она была отнята у наших соседей после ареста главы семьи: они подверглись «уплотнению».
В нашем новом доме раньше была гостиница. На каждом этаже были длинные прямые коридоры, широкие с паркетными полами, и 15 дверей в комнаты, где жили семьи — от двух до пяти-шести человек в каждой комнате. Была большая кухня с огромной плитой, днем заставленной керосинками и примусами. Там готовили пищу все жильцы, стирали и кипятили белье, сушили его и по вечерам по очереди гладили на большом деревянном столе. На ночь все это убиралось, чтобы не украли. В углу стояла большая корзина для мусора, к вечеру она наполнялась и нередко стояла до утра, что привлекало крыс. Их было много, ночью на кухню лучше было не заходить, они разбегались от корзины в разные стороны и куда-то прятались. Я их не боялась. Была раковина в кухне и еще две в коридоре, где все умывались. Было два туалета: мужской и женский.
Дом был пятиэтажный с лифтом, который не работал до 1952 или 1954 года, и сетка его заросла грязью и пылью. На углу дома был большой гастроном, где в 1938 году уже были хорошие продукты. Карточки отменили, и прилавки ломились от разнообразных колбас, рыбы и консервов. Икра лежала в полусрезанных бочонках, красная, зернистая черная и паюсная. Колбасы были необычайно ароматными и вкусными. Мы покупали иногда по 200 граммов любительской колбасы, и нам ее резали тоненькими кружками. Копченая колбаса и икра были слишком дорогими по нашим доходам.
Весна 1941 года была дружная и теплая. Мы с мамой много путешествовали по Подмосковью на мотоцикле, она разрешила мне попробовать водить мотоцикл на берегу реки около Архангельского. Мы с ней ездили и на мотогонки в Подрезково в июне, когда цвела черемуха. А я готовилась к самостоятельному отъезду во Владимировку. Без взрослых, но, правда, с Ирочкой Щитовой, которая была постарше и посерьезней, чем я. Мы с ней бегали по магазинам и закупали продукты — крупу, масло, сладости. Там, в Поволжье, всегда было плохо со снабжением, и каждый год туда отправляли посылки и отвозили чемоданы с «сухим пайком».
Мы с ней выехали 20 июня 1941 года. В Москве было жаркое лето, вышла роскошная «Иллюстрированная газета» с фотографиями Молотова и Риббентропа, и по всем признакам ничто не предвещало близкой войны. Приехав во Владимировку, мы сразу же улеглись спать, а когда проснулись в 12 часов, была война. За Ирочкой Щитовой в конце лета 1941 года приехал отец — однокашник моего папы по Астраханской гимназии; в Москве мы дружили семьями. Он увез ее в Москву, а мне привез большой тюк вещей, где были даже новые полотенца и зимнее старомодное пальто. Я оставалась зимовать во Владимировке, мне даже в голову не приходило проситься домой с ними.
В конце сентября 1942 года за мной приехали на грузовой машине-трехтонке. Меня должны были доставить в Москву по приказу какого-то медицинского генерала Завалишина. Меня вывезли под именем дочки генерала Голикова через Саратов, по разоренной Республике немцев Поволжья, вместе с беженцами из горящего и разрушенного Сталинграда.
Мама приодела меня после моего приезда из Владимировки; на мне было зимнее пальто с коричневым воротником из барашка, очень теплое и удобное. А вот с едой было трудно. По утрам мама жарила на плитке лепешки из картофельных очистков и кофейной гущи. Вместо масла был какой-то густой желтый жир с запахом рыбы. Зато постоянно по утрам был черный кофе с сахарином. Мама и папа успели накупить зеленых зерен кофе, мы их жарили и мололи или толкли в ступке.
Обед был в столовой по карточкам УДП — усиленное дополнительное питание. Эти карточки называли «Умрешь днем позже». Люди делились на несколько категорий. Были «литер-беккеры», кто получал продукты по литеру Б, были более благополучные «литер-аккеры», и все остальные — «кое-каккеры». Наша семья относилась к третьей категории. В столовой я получала мутный супчик с плавающим в нем кружком какого-то масла и синеватое картофельное пюре с подозрительной котлетой. На третье был напиток, называвшийся «суфле», типа сладковатого молока. Ни до войны, ни после нее я такого напитка не встречала. После этого обеда были изжога и чувство полного неудовлетворения от еды.
После наступления Нового 1943 года в нашем доме стало особенно холодно. На руках появились признаки обморожения второй степени — пальцы распухли и покрылись пузырьками. Пузырьки лопались, и выступали капли прозрачной жидкости. Нас приютили у себя Щитовы. У них в квартире был газ, от плиты был проведен резиновый шланг до комнаты, где стояла чугунная печка. Огонек газа горел круглые сутки, и от этого в квартире было теплее, чем у нас в доме. Мы у них прожили до тепла, пока не наступила весна. Папа в это время жил на Сходне, в бывшем доме отдыха ЦК или еще какого-то начальства, и лечил там раненых.
Чтобы как-то помочь нашей семье с продовольствием, ранней весной 1943 года, когда было особенно голодно и холодно в нашем доме, Юдин несколько раз ездил с нами в подмосковные деревни и подстреливал там прилетевших грачей. Дома мама готовила из них жаркое, и мы ели вкусное мясо с какой-нибудь кашей, и, казалось, каждая клеточка организма радуется этой белковой добавке к нашему скудному рациону. Два раза мы ездили на тягу в весенний лес, и Сергей Сергеевич дал мне легкое ружье двадцатого калибра. Когда надо мной пролетел вальдшнеп, я выстрелила в него и попала в цель, к моему величайшему изумлению. Мама бросилась его искать в кустах, а мне крикнула: «Ты стреляй, а я буду подбирать!» Но больше мне не удалось попасть ни в одно живое существо, хотя я несколько раз стреляла из «моего» ружья. Это был первый и последний удачный выстрел в моей жизни. Сергею Сергеевичу в тот раз не повезло: он не убил ни одной птицы, и мне очень хотелось отдать ему мой трофей, но я не решилась, инстинктивно боялась нарушить охотничью этику.
Меня терзали подозрения о связи мамы с С.С.Юдиным; я временами ненавидела и ее, и папу, который мог безропотно терпеть эту связь. И ощущала недоброжелательство к Сергею Сергеевичу, хотя он проявлял ко мне симпатию. Так, в октябре 1943 года он взял меня и маму на осеннюю утиную охоту. Рано утром мы шли по высокой траве, покрытой мелкими каплями сверкавшей на солнце воды, — это был растаявший иней. Дошли до озера; я села с ружьем в лодку, укрытую камышами, и с подсадной уткой, которая плавала метрах в двадцати от лодки и громко вскрикивала, призывая селезня. Один селезень уселся рядом с подсадной, и я, боясь отдачи, выстрелила, но промахнулась. В лодку набиралась вода, я ее вычерпывала, и мне было скучно.
В другой раз мы были на зимней охоте на лис с егерями, загонщиками и флажками. Доехали на поезде с пыхтящим паровозом до станции Снегири и прошли до охотничьего хозяйства совсем немного. Там всем нам, и мне тоже, дали широкие, «охотничьи» лыжи, и мы пошли по пороше к лесу. По яркому снегу протянули веревку с маленькими красными флажками. Я стояла на «номере» и ждала, когда появится лисица, но так и не дождалась. А Сергей Сергеевич убил большого лиса и нес его на плече, окоченевшего от холода и смерти. В Заболотье была еще охота на зайцев с гончими собаками и трубными звуками, похожими на лай этих собак. «Гончары» то удалялись, то приближались, они гнали зайца, а он бежал по кругу. Охотник становился на краю этого круга и стрелял в загнанного зайчишку. Я не стреляла.
В те времена деньги играли странную роль. Папа получал все те же 800–900 рублей, буханка черного хлеба по карточкам стоила 83 копейки, а у вокзала ее можно было продать за 500 рублей. Да можно было и не ходить до вокзала — покупатели находились сразу же у порога нашего дома, и процесс купли-продажи проходил в нашем подъезде. Между тем с питанием у нас в доме что-то изменилось: пища стала более разнообразной, и не было постоянного чувства голода. У нас была картошка, выращенная на Сходне. Сотрудникам института выделили в лесу, на большой поляне, по одной полоске земли длиной в 50 и шириной в 2 метра. Весной 1943 года мы с мамой посадили картофельные очистки с ростками, потом ходили окучивать поперечные маленькие ряды, потом начали «подкапывать» кустики картошки и с удивлением обнаруживали крупные клубни; их начали есть уже летом, а осенью накопали три с половиной мешка прекрасной картошки сорта «Лорх». Папа на Сходне около своего домика вырастил помидоры; у него было откуда-то ореховое масло. Начистили и отварили целую большую кастрюлю картошки, полили ее маслом и нарезали туда помидоры; получилось нечто неимоверно вкусное, а главное, можно было есть, сколько хочешь. И благодаря картошке, американскому яичному порошку, сахарину и запасам кофе, мы не голодали зиму 1943-44 года.
В 1935 году я поступила и в 1944 году окончила среднюю школу. Я кончала вечернюю школу — по двум причинам: мне надоела обычная дневная и еще потому, что ввели раздельное обучение. В вечерней школе не было разделения и учились все вместе. Для поступления нужна была справка о том, что ты работаешь, и мама быстро устроила меня на работу в бактериологическую лабораторию Института Склифосовского в качестве препаратора на полставки. Я ходила на работу с утра и работала по четыре часа: делала посевы в бульон или на агар, подсчитывала колонии на чашках Петри, делала длинные пипетки над пламенем горелки, училась варить среды — бульон и агар.
Во время моей работы в институте было несколько ярких событий. Я впервые увидела операцию С.С.Юдина: сидела на трибуне в операционной и смотрела, как он формирует искусственный пищевод из тонкой кишки; он работал в операционной, как на сцене. Рядом со мной помещался древний старичок в пенсне, шнурочек от которого был приколот к халату английской булавкой. Даже через марлевую маску было видно, что он очень стар. На каком-то этапе операции он попросил меня объяснить ему что-то, и я смущенно сказала, что не знаю, что там происходит, так как я не врач. Потом мама рассказала мне о нем. Это был самый известный онколог Николай Николаевич Петров. Он приехал из Ленинграда специально к С.С.Юдину, чтобы посмотреть на его операции.
Но самым потрясающим событием лета 1943 года был приезд в Институт Склифосовского к профессору С.С.Юдину группы англо-американских хирургов. Они приехали, чтобы вручить ему тогу и мантию от Королевского общества хирургов и от Американской хирургической ассоциации. А также дипломы. Они явились в институт, где их уже ждали, большой толпой в сопровождении профессора-нейрохирурга по фамилии Корейша. С ними была переводчица, и мне откуда-то было известно, что и переводчица, и Корейша посланы от НКГБ.
Я с замиранием сердца ждала приезда этих «американцев». Сами хирурги были веселые, свободные и чистые. Все стройные, в военной форме, а Гордон-Тейлор, английский хирург, в черном военно-морском мундире. Их торжественно встретил С.С.Юдин; он свободно говорил с ними на английском, хотя с детства знал только немецкий и французский языки. Английский изучил сравнительно недавно, но в переводчике не нуждался. Сергей Сергеевич водил гостей в операционную, в палаты, показывал больных с искусственным пищеводом и похлопывал их по груди, чтобы показать, как сокращается тонкая кишка. После знакомства с институтом для них был устроен обед или завтрак на балконе операционного корпуса. Я тоже оказалась за столом, слушала английскую речь Сергея Сергеевича (переводчица сидела рядом со мной и только пожимала плечами — ее услуги не требовались, а профессор Корейша, нейрохирург и тайный агент НКГБ, растерянно улыбался — он не знал английского и не понимал, о чем идет речь). Я надолго запомнила вкус помидоров, фаршированных мясом. В конце застолья, проходившего весело, с шутками и смехом, самый серьезный из хирургов и самый старый Гордон-Тейлор, встав из-за стола, сказал по-русски: «Спасибо! До свидания!» И это всем понравилось.
В целом мое впечатление от этих иностранцев было двойственное. Они были раскованны, смелы, держались с достоинством и просто. Однако в каждом из них, за исключением, пожалуй, Гордона Тейлора, не чувствовалось той глубины культуры и широты, гибкости, которые отличали С.С.Юдина от всех знакомых мне людей. Он выделялся особенной выразительностью жестов и интонаций голоса, тем, что называется артистичностью, и в то же время чувством меры. В большинстве случаев он оставался самим собой, хотя ему было, наверное, в сотни раз труднее выдержать это, чем всем иностранцам, которых я видела. Они-то многие годы жили в свободном мире...
После этой встречи Сергею Сергеевичу и Н.Н.Бурденко были вручены почетные грамоты членов Королевского общества хирургов Великобритании и шелковые муаровые тоги, а также удостоверения почетных членов Американской хирургической ассоциации с такой странной треугольной накидкой-косынкой. Мама рассказала мне, как проходило вручение этих почетных наград. В Министерстве здравоохранения сделали эту процедуру до предела прозаической. С.С.Юдин и Н.Н.Бурденко, доверенный и проверенный адепт советской власти, были вызваны к министру, и там в каком-то полутемном углу, в «предбаннике», как называла это мама, им сунули почетные награды. Н.Н.Бурденко, опытный старый лис, быстро удалился с наградами под мышкой, а С.С.Юдин, с его честолюбием, гордо позировал с Гордоном Тейлором и Катлером перед фотографом, облачившись в тогу и мантию. Через некоторое время я рассмотрела тогу: она была похожа на черный муаровый халат, а мантия — на синюю с красным бархатную косынку. Сергей Сергеевич высоко ценил все награды, особенно иностранные. Вступление в Королевское общество хирургов, членом которого был в свое время великий Листер, считал большой честью для себя и для русской хирургии.
Членам Американской хирургической ассоциации разрешается медицинская практика в США сразу после приезда туда и без всяких экзаменов. С.С.Юдин был честолюбив и высоко ценил свой несомненный хирургический талант, но не искал ему денежного эквивалента. Более того, после окончания войны он получал приглашения в Америку от руководителей крупнейших хирургических клиник, причем в приглашениях указывалось, что на время пребывания в клинике он будет фактическим руководителем всей хирургической службы. Он обращался с просьбами к Молотову и Жданову с тем, чтобы ему разрешили поездку, что весь гонорар за лекции и операции он отдаст в пользу государства, что он поедет один, без жены, оставив ее заложницей своего возвращения. Ответа он не получил, а министр здравоохранения Смирнов предупредил его о том, что не следует вести переписку с иностранцами. Собирался бежать в Америку!
По окончании школы, ни о какой другой профессии я не думала — буду только врачом и только хирургом. В августе 1944 года мама предложила мне полететь в Польшу в бригаду врачей, работавших в военно-полевом госпитале. Сергей Сергеевич считал, что я смогу работать гипсовальщицей. Предполагалось, что будет большое наступление наших войск, стоявших в Праге, предместье Варшавы, и что мои руки пригодятся при ожидавшемся большом потоке раненых. Папа был против, он боялся за меня, но я была в таком восторге от перспективы поездки в Польшу, за границу, что его возражения отпали сами собой. Он дал мне 2000 рублей на мои личные расходы, и я была ему очень благодарна.
Итак, мы с мамой едем на фронт. Рано утром она приготовила омлет из яичного порошка, мы с ней позавтракали и поехали в Тушино на военный аэродром. Там нас встретил С.С.Юдин. Мы залезли в военно-транспортный самолет «Дуглас» и поднялись над Москвой. Самолет был небольшой, человек на 10-15, внутри пустой, с сиденьями вдоль стен, выкрашенными в защитный цвет. Место, где мы приземлились, называлось Бяла-Подляска, маленький городок недалеко от Люблина. Мы почему-то сразу попали к ксендзу. Для меня было удивительно, что ксендз держался с большим достоинством; наши священники, или попы, как их пренебрежительно называли, старались стушеваться, сделаться незаметными на улице, и вообще очень редко появлялись на людях. У ксендза был большой красивый и чистый дом, он принял нас стоя, поцеловал руку жене С.С.Юдина Наталии Владимировне и подарил ей розу на длинном стебле. Больше он никому не целовал рук, хотя мама была здесь же и была гораздо красивее и моложе Наталии Владимировны.
Наталия Владимировна много курила, и мне это не нравилось, так же как ее громкий голос и надменный тон. Но еще меньше мне нравилось положение моей мамы, оно казалось мне двусмысленным, непристойным. Я не сомневалась в чистоте мамы, она сама нередко говорила с презрением об отношениях между мужчинами и женщинами, о том, что мужчины видят в женщине только «кусок мяса», но из едва уловимых намеков понимала, что и Сергей Сергеевич видит в маме этот самый «кусок». Это меня оскорбляло, заставляло замыкаться и грубить маме. Совершенно незаслуженно, она так много делала для меня.
От поступавших с поля боя раненых пахло пороховым дымом — своеобразным сладковатым запахом, знакомым мне с времен охоты, и пахло кровью. Раненые все были упакованы в деревянные шины Дитерихса, под которыми были пропитанные кровью повязки. Нужно было осторожно разрезать верхний слой, снять шину, состоявшую из двух дощечек, разрезать бинты и снять верхние слои повязки. Затем раненого сажали на носилках и ему, страдающему от боли, Сергей Сергеевич делал укол в спину — спинномозговую анестезию. Боль мгновенно проходила, и человек начинал улыбаться.
Сергей Сергеевич собственноручно мыл кожу вокруг раны и саму рану с мылом и щеткой, потом протирал марлевыми салфетками на длинных зажимах и начинал операцию: широко разрезал рану, удалял крупные и мелкие осколки снарядов и пули, куски кости и делал «воронку» из раны. Костные отломки раздвигались аппаратом. Сергей Сергеевич подходил к другому столу, где лежал следующий раненый, а мы начинали накладывать гипсовую повязку от подмышек до пятки. Человек висел, распятый на специальном столе, опираясь на металлическую «подошву» копчиком, и с манжетами на стопах, и нередко засыпал в таком положении. В госпитале для высшего командного состава работали врачами в основном жены генералов.
За два месяца пребывания на фронте, в Минске-Мазовецком и под Люблином, большого наступления не было. Немцы в эти дни уничтожали восставших в Варшаве поляков и разрушали саму Варшаву. Были бои местного значения, и в госпиталь поступали бойцы с огнестрельными переломами бедра. Я научилась накладывать гипс, насмотрелась на работу хирургов и единственное, о чем горько жалела, — что я еще не стала хирургом. В первых числах октября мы вернулись в Москву.
С 1944 по 1949 год я училась в Московском медицинском институте МЗ РСФСР. Начиная с третьего курса я большую часть свободного времени проводила в хирургических клиниках института, в основном на ночных дежурствах. С.С.Юдин заведовал кафедрой госпитальной хирургии нашего института. Он должен был читать нам лекции во втором семестре, весной 1949 года.
Что было тогда, в 1945 году, в нашей семье? В конце апреля мама приехала с фронта. Она называла Олау, Вену, Карлсруэ, Ченстохов — это то, что мне запомнилось. Сергей Сергеевич побывал на операциях у Финстерера, посмотрел на его резекции желудка. Тот был уже очень стар для хирургии, а С.С.Юдину было немногим больше пятидесяти лет, и он чувствовал себя молодым.
Мама рассказывала, что Олау, например, взяли без боя и все дома оказались пустыми — жители убежали, боясь мести наших солдат. Кое-где были накрытые для завтрака столы и брошенные в спешке столовые приборы прямо на тарелках. Наши солдаты, как правило, не мстили мирным жителям, но иногда поджигали дома просто так, чтобы погреться у горящего дома в холодную ночь.
Мама рассказывала, как солдаты, войдя в дом и увидев шкаф с хрустальной посудой, опрокидывали его, потом разбивали банки с вареньем, оправлялись прямо на паркетный пол, а если заставали женщин, то и насиловали, невзирая на возраст. Одна из женщин-хирургов, выбрав свободную минутку, пошла «потрофеить» в ближайший дом. И в это время туда зашел солдат, чтобы справить большую нужду, — это в немецких брошенных домах бывало нередко. Увидев бабу, он принял ее за «фрау» и велел ложиться, и ей с трудом удалось убедить его, что она не немка, а советский врач. Больше она никогда не ходила «трофеить» в одиночку. А было ей, по моим представлениям, около 40 лет, т.е. она была уже старая.
Солдаты брали в основном мелкие ценные вещи, надевали на руку множество часов, менялись ими по принципу «махнем, не глядя» и ездили на велосипедах, если находили их. Потом бросали их прямо на дорогах, и проходящие танки и автомашины расплющивали их так же, как и неубранные трупы немцев. Они превращались в широкие тонкие пластины. Так рассказывала мама.
Она рассказывала также о красоте города Вены и о бедствиях ее жителей. Они голодали и каждый день рылись в помойках в поисках еды. Худой старик ходил по парку и собирал листья с газонов с помощью палки с гвоздем на конце — он был на службе и убирал мусор. Маму поразил контраст между рабочими на железной дороге. В Австрии к вагону подошла молодая женщина, одетая в чистый синий комбинезон, с хорошо вычищенными ботинками, в форменной фуражке, с масленкой в руке и с молотком на длинной рукоятке, которым она выстукивала что-то под вагоном. А на одной из станций по нашу сторону границы у вагона было какое-то существо в промасленной рваной телогрейке, платке и грязных сапогах и проделало ту же работу: постукало по тормозам или «буксам» и залило из масленки куда-то масло.
Мама привезла много трофеев — одежду и обувь, столь нам всем необходимые, невиданный дотоле пылесос, хрустальные вазочки и фарфоровые статуэтки. От одежды пахло хорошими духами, кое-что было испачкано вареньем. Были тут и платья, и костюмы, и пальто летние и одно зимнее с пушистым воротником, и юбки, и цветные лоскуты необычайно яркой окраски, и даже шерстяные лоскуты, раскроенные для детских коротких штанишек. Было постельное и столовое белье, которое выглядело новым, но оказалось просто отлично выстиранным и выглаженным.
Кое-что можно было сразу надеть на себя, и мы, все четверо, т.е. мама, папа, моя двоюродная сестра Тося и я, нарядились во все новое. Мне, маме и Тосе достались летние пальто: маме черное, мне темно-синее, а Тосе рыжее. Они как будто бы были сшиты для нас. Тося также получила толстый шерстяной свитер с застежкой молния и несколько мотков ярко-синей шерсти для кофточки. Она сразу нашла мастерскую, где ей связали кофту, которая была ей к лицу. Оставались еще мотки шерсти, я их потом отсылала маме в лагерь, и сосланные туда латышки связали ей кофты. Они были прекрасными рукодельницами, вязали и вышивали из любого материала. Мама привезла крошечный квадратик, лоскуток ситца, на котором крестиком был вышит узор необычайной тонкости и красоты. Я сделала из него подушечку для иголок, и он до сих пор хранится у меня в шкатулке с принадлежностями для шитья. Папа получил крепкие высокие ботинки на шнурках, долго носил их, а потом выбросил, так и не износив до дыр. Они деформировались, стали негодными, но нигде не расклеились и не продырявились.
В самом начале мая мама сказала мне, что война закончилась, но об этом еще не объявили. Я помчалась в институт, чтобы рассказать об этом, и, к удивлению, не увидела никакой радости или других признаков по поводу столь великого события. Никто еще ничего не знал, и я сочла нужным не сообщать об окончании войны.
После окончания войны Сергей Сергеевич начал восстанавливать здание института. По его указанию был размыт изнутри купол над главным зданием, и после многих лет выступили фрески, написанные художником Скотти. Были заказаны люстры, точно повторявшие прежние и утраченные в первые годы советской власти. Был отчищен и отполирован мраморный пол в вестибюле, убраны фанерные перегородки, разделявшие вестибюль на отдельные клетушки регистратуры, справочного бюро, бюро пропусков и гардероб. Все это было перенесено в подвальное помещение, и посетители сразу спускались туда, войдя с парадного входа. Был отремонтирован большой конференц-зал в левом крыле здания. Особое внимание Сергей Сергеевич уделил барельефам с символикой войны 1812 года — пушками и ядрами. Он заказал портрет графини Шереметевой — Параши Ковалевой. Она была уже истощена беременностью и чахоткой, но художник сумел передать одухотворенность ее лица.
Кроме того, скульптор Оленин создал бюсты академика Филатова и архиепископа Луки, выполнил уменьшенную копию бюста Пирогова. Художник Кудрявцев написал портреты основоположников анестезиологии — Горация Уэллса и Мортона. Таким образом, все стены кабинета С.С.Юдина были увешаны портретами выдающихся деятелей медицины, а на одной из стен были фотографии современных хирургов, даривших ему свои изображения с соответствующими автографами. Можно было бы перечислить их имена, так как все они теперь, сорванные со стены и лишенные паспарту и рамок, лежат в одной из папок в нашем доме. Этот акт вандализма был осуществлен вскоре после захвата кабинета Сергея Сергеевича профессором Б.А.Петровым, его учеником и сотрудником.
С.С.Юдин очень много занимался созданием документальных кинофильмов, чтобы можно было показывать врачам-курсантам все этапы его уникальных операций. Был также создан музей анатомических препаратов — удаленных во время операций органов, и большая коллекция инородных тел пищевода. Все это было оформлено с большой тщательностью и вкусом, «художественно», как любил говорить Сергей Сергеевич. И все кинофильмы и музей анатомических препаратов были уничтожены по распоряжению Б.А.Петрова.
Стремление Сергея Сергеевича к прекрасному отразилось и в том, что на стенах больничных палат появились картины, написанные масляными красками и подаренные ему знакомыми художниками. Удивительным для меня был широкий круг знакомств Сергея Сергеевича и почтение, с каким выслушивали его мнение о живописи известные мастера. Но, как мне кажется, настоящих друзей у него было мало — он как бы парил над всеми и, хотя проявлял неизменную доброжелательность ко всем коллегам, больше всего ценил в людях трудолюбие и увлеченность в любой профессии.
В правом крыле института была создана медицинская библиотека-читальня, а в левом, над конференц-залом — музей истории института, или Странноприимного дома, как он был задуман графом Шереметевым. Сергей Сергеевич чувствовал, что рамки территории института тесноваты для той большой работы, которая, как он предвидел, ожидает это учреждение скорой помощи по мере расширения Москвы. Был составлен план расширения территории за счет Коптельского переулка и старого Ботанического сада. Архитектурный план был составлен таким образом, что больница должна была представлять собой парк с красивыми строениями в старинном стиле, но с современным оборудованием. С этим планом он обращался во многие инстанции, где-то его поддерживали, где-то уклонялись. Он писал письма Молотову и Жданову, просил отпустить его за границу для чтения лекций и зарабатывания денег на реализацию своих планов. Ответы, если и были, то неопределенные; 1947 и 1948 годы прошли во всех этих хлопотах, интенсивной научной работе и создании рукописей «Этюды желудочной хирургии» и «Хирургия пищевода».
Летом 1948 года институт постоянно посещал югославский хирург Папо, который с восторгом наблюдал все операции Сергея Сергеевича и многое перенял у него. Кроме того, в институт постоянно приезжали хирурги из Ленинграда; профессор И.И.Джанелидзе высказался по поводу своих поездок в Москву так: приезжаю, чтобы посетить Художественный и Большой театры, но главное, побывать на операциях С.С.Юдина. Сергей Сергеевич был хорошо знаком с грузинскими хирургами; они принимали его с особенным почтением летом 1948 года и выбрали почетным членом Тбилисского хирургического общества. Все его доклады, даже в Политехническом музее, вызывали большой интерес и собирали полные залы.
Я часто бывала в это время у него дома, хорошо знала его жену и не уставала удивляться коллекциям книг в библиотеке и качеству картин на стенах квартиры. Здесь только я рассмотрела картины Аполлинария Васнецова и миниатюры художника Похитонова; в Третьяковской галерее я бы никогда не заметила эти маленькие шедевры живописи.
Как-то летом Сергей Сергеевич привез небольшую книгу в мягком переплете и дал мне прочесть ее. Это была «Маска и Душа» Ф.И.Шаляпина, изданная за границей и содержавшая довольно много выпадов против большевиков. Мне хорошо запомнились его страхи: он боялся, что секретные службы Совдепии выкрадут его и отправят на родину в каком-нибудь ящике. И что он не чувствовал ностальгии по России, так как привык еще до революции многие годы скитаться по разным странам с гастролями и везде чувствовал себя прекрасно. По тем временам читать такую книгу было опасно — могли арестовать, а Сергей Сергеевич доверил мне почитать ее хотя бы мельком.
В конце декабря 1948 года была арестована мама. Когда я после ночного обыска у нас дома побежала к Сергею Сергеевичу за помощью, то оказалась в ловушке — в его огромной квартире шел обыск, а сам он тоже был арестован ночью. Конечно, я знала об арестах многих наших знакомых, но не могла понять, как можно арестовать такого человека, как Сергей Сергеевич.
Как-то на диссертационном банкете Борис Владимирович Огнев по секрету сообщил мне, что главным виновником ареста Сергея Сергеевича и мамы был тогдашний министр здравоохранения Смирнов Ефим Иванович. Он был однажды у нас в Поливанове, и мама угощала его тонкими ломтиками редьки и обедом. Он был толстый, с отечными венозными ногами, с круглой головой, рыжеватый и лысеющий. Сергей Сергеевич держался с ним с некоторым подобострастием, что меня покоробило. Была в нем эта черта — генеральский чин заставлял его испытывать почтение, а сам он тайно мечтал о производстве в генералы. Так же как накануне ареста, он мечтал о том, чтобы ему дали орден Почетного легиона, и даже просил о ходатайстве французского посла. Это тоже приплюсовали ему к обвинению. А впрочем, я не знаю, в чем же его обвинили. Официальная версия, в виде слухов распространившаяся по Москве, крайне нелепа: якобы он был арестован на аэродроме, когда садился в самолет, чтобы лететь в Англию, следовательно, он был английским шпионом. И ведь многие верили в это и повторяли.
Он, безусловно, «преклонялся перед иностранщиной», как тогда выражались, а это уже было преступлением. Сотрудники Сергея Сергеевича рассказывали о его замечании по поводу стука каблуков одной из докториц по кафелю операционной: «Ох уж эти французские каблучки советского производства!» Что ж, и этого было достаточно, чтобы обвинить человека в «преклонении перед Западом».
*Огнев Борис Владимирович (1901 – 1978 гг.)
- отечественный топографоанатом и хирург, чл.-корр. АМН (1946). В 1924 г. окончил мед. ф-т Казанского ун-та. С 1931 г. до конца жизни работал на кафедре оперативной хирургии и топографической анатомии ЦИУ (с 1939 г. профессор и зав. кафедрой), одновременно работал хирургом в Ин-те скорой помощи им. Н. В. Склифосовского (1931 — 1936), больнице им. С. П. Боткина (1937—1941), заведовал хирургическим отделением Института курортологии и был консультантом госпиталей Москвы (1941 —1945).
Вечером 6 ноября 1949 года зазвонил телефон. Мне сообщили, что Голикову Марию Петровну отправляют в лагерь, и велели придти с теплыми вещами в Бутырскую тюрьму. На мой вопрос, когда можно придти, вместо ответа раздались частые гудки — трубку положили. Мы с папой собрали теплые вещи — одеяло, валенки, шерстяные носки, шарф, платок, чулки и резинки к ним, кофты и юбки, нижнее белье, продукты и еще что-то, и решили отнести все это 9 ноября, после праздников. Нам не пришло в голову, что арестованных отправляют в самые праздники. А утром 9 ноября, когда папа пришел к тюрьме и с трудом нашел окошко, где принимают вещи для заключенных, ему сообщили, что маму уже отправили.
Это был новый удар. Ведь она ушла из дома, никак не предполагая, что ее не отпустят сразу, как только поймут, что она ни в чем не виновата. Она не взяла с собой ничего: ни полотенца, ни мыла, ни зубной щетки. Ни тем более «теплых вещей». У нас и не было специальных теплых вещей для тюрьмы. Она и не знала бы, что именно нужно взять. Мы горевали, а она по-настоящему страдала от холода и голода, ехала в промерзшем вагоне по сути дела голая, в одной коротенькой шубейке, в тонких чулках и резиновых коротких ботиках. Когда она приехала в Джезказган, в лагерь, у нее были обморожены пальцы ног и была двухсторонняя пневмония.
Уже много позже удалось отправить ей посылку с вещами и продуктами, а до тех пор она жила, получая помощь от своих соседок в лагерном бараке — Татьяны Кирилловны Окуневской и выдающейся русской актрисы Марии Ростиславовны Капнист. Старый охранник дал Голиковой старые портянки и научил, как можно их выстирать — положить в таз и встать на них во время мытья в бане. Тогда они отмякнут от грязи и их можно постирать без мыла. Татьяна Кирилловна дала ей шерстяные носки и делилась продуктами. Когда ее привезли в Джезказган, то в лагере уже было известно о том, что она «подписала», и ее встретили неприветливо, особенно женщина-хирург Нина Афанасьевна, суровая и прямая, получившая образование в Гренобле. Позже она разобралась и привязалась к маме, которая умела очаровывать людей. Сокамерницами Марины Петровны Голиковой в Лефортово были Лидия Русланова и Зоя Федорова.
*Федорова Зоя Алексеевна (1907 – 1981 гг.)
- Советская актриса, Лауреат двух Сталинских премий (1941 и 1942 гг.). С американским дипломатом и военным атташе США Джексоном Роджерсом Тейтоном (1898 – 1978 гг.), впоследствии вице-адмиралом флота, Зоя Федоровна познакомилась после празднования на Красной площади Дня Победы в 1945 году. Спустя 2 месяца Тейтона выслали из СССР. а еще через 9 месяцев (уже в 1946 году) у Федоровой родилась дочь, которую назвали в честь великой победы - Викторией. Пытаясь скрыть факт рождения ребёнка от иностранца, актриса спешно вышла замуж за композитора Александра Рязанова, с оркестром которого выступала в начале 1940-х годов. Однако 27 декабря 1946 года Зоя Фёдорова была арестована и, после предварительного заключения на Лубянке и Лефортовской тюрьме, приговорена за «шпионаж» к 25 годам лагерей усиленного режима (с заменой на заключение во Владимирской тюрьме), конфискации имущества и ссылке для всей семьи. Ее сестра Александра была приговорена к пожизненной ссылке с детьми, вместе с Александрой в ссылку отправилась и годовалая Виктория. Вторая сестра Федоровой – Мария была осуждена на 10 лет исправительно-трудовых лагерей с отбыванием срока на кирпичном заводе в Воркуте (скончалась до окончания срока в 1952 году). С 1947 года её дочь Виктория Фёдорова жила в ссылке в селе Полудино на севере Казахстана вместе c тётей Александрой и её детьми Ниной и Юрой. Освобождение и реабилитация для всех наступили в 1955 году. Виктория эмигрировала в США в 1975 году. Получив официальное приглашение от отца. В США Зое Алексеевне разрешили побывать в 1976 году, где она снова встретилась с Джексоном Тейтеном. После смерти Тейтона в 1978 году Зоя Алексеевна еще дважды приезжала в Америку к дочери. В 1981 году решение было принято окончательно и Зоя Федоровна начала собирать документы для выезда туда на постоянное место жительства. Однако, в ночь на 11 декабря 1981 года Зоя Алексеевна Федорова была убита в своей квартире при загадочных обстоятельствах, без признаков ограбления.
*Мария Ростиславовна Капнист (урожденная Мариэтта Ростиславовна Капнист-Серко) (1913 – 1993 гг.)
- Российская и украинская советская актриса, заслуженная артистка Украинской ССР.
Родилась 22 марта 1913 года в Санкт-Петербурге в семье графа Ростислава Ростиславича Капниста-старшего (расстрелян в 1921 г.) и Анастасии Дмитриевны Байдак (1882—1930), прапраправнучки атамана Ивана Серко. Федор Шаляпин одним из первых обратил на Маню внимание и стал ей давать уроки вокала и сценического искусства. После революции и гражданской войны в 16 лет Капнист попала в Ленинград, где год спустя была принята в Театральную студию Юрия Юрьева при Ленинградском драматическом театре имени А. С. Пушкина, а после её закрытия — в Ленинградский театральный институт имени А. Н. Островского.27 августа 1941 года Капнист была арестована, 6 июня 1942 года приговорена Особым совещанием к 8 годам исправительно-трудовых лагерей по статье 58-1-а «шпионаж в пользу иностранных разведок во время войны». Первый срок отбывала в Карлаге в одном бараке с Анной Тимирёвой, с которой дружила до конца её жизни. Затем, до 1950 года в Степлаге, где работала вместе с Татьяной Окуневской и Мариной Голиковой. В 1949 году в тюремной больнице Степлага она родила дочь Радиславу, от польского инженера Яна Волконского, который позже был расстрелян Освободившись, жила на поселении в Казачинском районе Красноярского края. Когда Радиславе было два года, её забрали у матери и поместили в Есауловский детдом в Красноярском крае. 11 октября 1951 года Капнист была арестована повторно, 26 декабря 1951 года Красноярским крайсудом по обвинению в антисоветской агитации приговорена к 10 годах заключения После освобождения Капнист поселилась в Киеве, где работала дворником. В 1958 году после ряда мытарств ей удалось получить роль игуменьи в фильме «Таврия» молодого режиссёра Юрия Лысенко. Успех этой дебютной работы обратил на неё внимание многих режиссёров киностудии имени Довженко, где Капнист в дальнейшем активно снималась. Получила известность своими характерными образами — графинь, дам, загадочных старух, ведьм, цыганок и чародеек. В общей сложности снялась в более чем 200 картин. Из-за работы в заключении под землёй у Капнист развилась клаустрофобия, из-за чего она не пользовалась подземными переходами, что и стало причиной её гибели. В начале октября 1993 года Мария Капнист попала под колёса автомобиля, переходя одну из самых оживлённых автомагистралей Киева — Проспект Победы, у киностудии им. Довженко. Лечения травм осложнилось отёком лёгких. Умерла 25 октября 1993 года в Киевской Александровской (Октябрьской ) больнице.
*Окуневская Татьяна Кирилловна (1914 – 2002 гг.)
- российская советская актриса, заслуженная артистка РСФСР (1947 г.). Из дворян, отец полицейский пристав (расстрелян в 1937 г.). До 1937 году Окуневская – актриса Московского Реалистического театра. С 1943 по 1948 годы – актриса в театре имени Ленинского комсомола. В 1947 году во время гастролей в Югославии познакомилась с маршалом Иосип Броз Тито, который ей предложил выйти за мужем и остаться в Югославии с обещанием построить для нее персональную киностудию у него на родине в Хорватии. После возвращения с гастролей была арестована 13 ноября 1948 года за связь с иностранцами и антисоветскую агитацию. После ареста актриса провела 13 месяцев на Лубянке, тюрьме Лефортово, Владимирском Централе. В общей камере находилась вместе с арестованной операционной сестрой Голиковой Мариной Петровной и актрисой Марией Ростиславовной Капнист). После осуждения (всем дали по 10 лет исправительно-трудовых лагерей) отправили в в Степлаг в Джезказгане, позже срок отбывала Каргопольлаге, Вятлаге. В 1954 году Окуневская была выпущена из лагеря на свободу и вернулась в труппу театра им. Ленинского комсомола, в котором работала до 1959 года. С 1959 по 1979 год - артистка Госконцерта и Москонцерта.
"По окончании института я вышла замуж, осталась в Москве и долго искала хоть какую-то работу в качестве врача. Как только я писала на отдельном от анкеты листке бумаги, что моя мать находится под следствием, вакантных мест не находилось. Я перестала писать об этом и работала в Москве в качестве лаборанта поликлиники, а затем участковым терапевтом.
Арест мамы вызвал шок и потерю интереса к окружающему. И еще страх, что она ни за что не одобрила бы мой брак. Этот дурацкий страх преследовал меня больше года, пока я не получила по почте письмо от мамы. В конверте была желтая грязная бумажка, на которой маминым почерком было написано, что она «на пересылке» встретила какую-то нашу соседку с верхнего этажа и та успела ей сказать, что я вышла замуж. Мама поздравляла меня с законным браком и желала счастья. Сам конверт был чистый, и адрес на нем был написан кем-то другим. Наверное, она бросила этот листок из вагона, когда ее везли в Джезказган.
С 1951 по 1954 год я вместе с мужем жила в Челябинске и работала ординатором хирургического отделения районной больницы. В нашу больницу привозили больных из тюрьмы, расположенной совсем недалеко, на той же улице. Я каждый день ездила мимо нее на трамвае, и мне в голову не приходило, что мама была там несколько дней, когда ее везли из Караганды в Москву, чтобы продержать год в одиночке на Лубянке и потом объявить о сокращении срока с восьми до пяти лет. Какая-то врач сумела сообщить ей, что я работаю хирургом в Челябинске и делаю доклады на хирургическом обществе. О свидании мама не попросила, чтобы не портить мне жизнь.
В ноябре 1952 года я приехала в Москву на двухмесячные курсы усовершенствования по травматологии. Занятия проходили в Боткинской больнице, но я несколько раз побывала на ночных дежурствах в Институте Склифосовского. Однажды я приехала туда пораньше и встретила в коридоре профессора Б.А.Петрова. Он шел в окружении нескольких врачей, увидел меня, остановился и со смехом, обращаясь к ним, сказал: «Ну, Юдина посадили правильно, а ее мать за что упекли?» А мама была в это время в Молотовских (Пермских) лагерях и работала на лесоповале, зарабатывая непосильным трудом «зачеты». Я была возмущена и смехом, и тем, что можно было считать зверство по отношению к Юдину «правильным». Больше я в институт не ходила.
А 6 декабря 1952 года я встретила С.С.Юдина во время похорон профессора А.Д.Очкина. Сергей Сергеевич приехал из Новосибирска в Москву и остановился со своей женой Наталией Владимировной у сына Сергея. Ему разрешили передвигаться по Москве, навещать знакомых, но не появляться в таких местах, как хирургическое общество или театры. Несмотря на то что он сильно изменился, похудел и постарел, не узнать его было невозможно. Для меня эта встреча была, как если бы он явился с того света. Я повисла на его руке по другую сторону от Наталии Владимировны, и мы дошли до площади Восстания. Мы не могли говорить от волнения, и я только замечала, как реагировали на это явление встречные хирурги, шедшие на похороны, — большинство делали вид, что не узнавали Сергея Сергеевича, и только профессора Плоткин и П.И.Андросов подошли и пожали ему руку.
В декабре 1952 года я с С.С.Юдиным была у Симоняна. Гибкий, улыбчивый, спокойный и в то же время постоянно внутренне напряженный Симонян был близок к Сергею Сергеевичу, высоко ценившему в нем хорошую образованность. В его комнате, перегораживая ее пополам, стояла ширма. И за ней, за этой ширмой, в тот момент, когда мы были у Симоняна, оказывается, прятался Н.М.Амосов. Что его испугало? Но вскоре он уехал из Москвы в Брянск.
На протяжении двадцати дней я встречалась с Сергеем Сергеевичем «под Суворовым» — мозаикой на станции метро Комсомольская; мы с ним шли к кому-либо из его коллег и друзей — П.К.Анохину, К.С.Симоняну, И.Б.Розанову, художнику Яковлеву или просто бродили по Москве. К сожалению, память сохранила очень немногое из наших разговоров, но я запомнила его рассказ о том, как он объявлял голодовку с требованием разрешить ему писать в тюремной камере, как он склеивал листочки туалетной бумаги размоченным черным хлебом. Какие истертые лестницы были в тюрьме в Лефортове и как ему предъявляли чудовищные до смешного обвинения в МГБ. И как он жил, но не работал в Бердске, куда его сослали, как перевезли в Новосибирск и разрешили работать больничным ординатором и вести нескольких больных. Когда он добился разрешения оперировать, к нему на операции стали приезжать сибирские хирурги, в том числе и профессор Савиных49, а потом приехал из Риги профессор Страдынь. И о том, какие чудные студенты-субординаторы стали помогать ему в научной работе в Новосибирске.
Гуляя со мной по Москве, Сергей Сергеевич читал мне стихотворение Некрасова «Новый год»:
Что новый год, то новых дум, Желаний и надежд Исполнен легковерный ум. И мудрых, и невежд.
Он читал мне эти стихи в преддверии 1953 года, когда появилась маленькая надежда на окончание его ссылки в Новосибирск и Бердск и на возвращение мамы из Пермского ГУЛАГа. Надежда покинула меня при его отъезде обратно в Новосибирск 26 декабря, когда я плакала на Ярославском вокзале, а Наталия Владимировна смотрела на меня осуждающим взглядом и строго запретила мне расстраивать его своими слезами. Все равно я плакала: было трудно терпеть эту несправедливость.
Я грустила после двухмесячного пребывания на курсах усовершенствования по травматологии и после драматических встреч и расставания с С.С.Юдиным. Он уехал обратно в ссылку, в Новосибирск, в неопределенном положении, но с надеждами на освобождение. Уезжал под гнет «Мышонка» — ничтожного сына довольно известного в Сибири хирурга Мыша.
Сынок профессора Владимира Владимировича Мыша (Дмитрий Владимирович) был известен тем, что не унаследовав хирургического дарования отца, добился уже после его смерти должности руководителя областной хирургической клиникой в Новосибирске. И в эту клинику поступил работать Сергей Сергеевич в качестве ординатора хирургического отделения……
Со стороны Мыша начались придирки, которые были столь же мелочны, как и сам он: к записям в историях болезни, к подклейке бланков с анализами, да мало ли к чему можно было предъявить претензии. Сергею Сергеевичу во всем помогали студенты медицинского института. Он сразу же дал студентам темы для научной работы.
До приезда Сергея Сергеевича в Новосибирск, всех сложных больных старались отправить в Томск к Савиных, который славился как желудочный хирург. Теперь же сам Савиных приехал в Новосибирск, как когда-то приезжал в Институт Склифосовского к Сергею Сергеевичу.
Теперь, хирурги после операции отнюдь не спешили уйти домой, а всегда хотели побеседовать с Сергеем Сергеевичем. Личного кабинета у Юдина не было. и пришлось собраться в ординаторской, где врачи организовывали угощение, и все это без участия главы клиники, - сына Мыша, что задевало его самолюбие в наивысшей степени. Вскоре на операции к Юдину уже никого из «посторонних» не пускали.
Это все происходило в Новосибирске еще до поездки Сергея Сергеевича в Москву, ну а после - санкции Мыша ужесточились. Он счел, что раз Юдин вернулся, то уже навсегда, и к нему следует относиться как ко всякому ссыльному и врагу народа. Следует учитывать и то, что, будучи евреем, Мыш сам боялся ареста.
*Рейнберг Самуил Аронович (1897 – 1966 гг.)
- выдающийся отечественный рентгенолог, профессор (1930), доктор медицинских наук (1947).Один из учредителей и член Президиума Всесоюзного общества рентгенологов и радиологов, почётный председатель и почётный член 17 республиканских и других научных обществ.Организатор (1927) первой в мире кафедры детской рентгенологии в Ленинградском педиатрическом медицинском институте, где заведовал до 1939 г.С 1930 года — профессор, заведующий кафедрой рентгенологии Ленинградского государственного института для усовершенствования врачей. В 1935 году находился в научной командировке в Германии. Также изучал постановку рентгенологического дела в Англии, Франции, Швейцарии, Австрии. В период Великой Отечественной войны С. А. Рейнберг был начальником рентгеновского отделения эвакогоспиталей на базе Ленинградского государственного института для усовершенствования врачей и больницы имени Свердлова, консультантом военных госпиталей, консультантом-рентгенологом Северо-Западного фронта, позже — санитарного управления Ленинградского фронта. С 1943 — заведующий кафедрой рентгенологии и радиологии Центрального института усовершенствования врачей и одновременно (1943—1951) директор Центрального научно-исследовательского института рентгенологии и радиологии (Москва).
Из воспоминаний Елены Васильевны Потемкиной (дочери Марины Петровны Голиковой.
"В Челябинске шла волна арестов врачей-евреев, увольнение их с работы и поиски вредительской деятельности. Кто-то из врачей в ожидании ареста уже повесился, кто-то пытался покончить с собой. Были митинги против евреев-врачей, и я продумывала выступление на таком митинге. В моей памяти всплыло лицо профессора Рейнберга, рентгенолога, в синих очках сидевшего на заседаниях хирургического общества. Его лечил от малярии профессор Вовси. Он назначил больному большую дозу противомалярийного препарата плазмоцида, и после внутривенного введения десятикратной ошибочной дозы Рейнберг потерял зрение. В этой истории меня несколько смущало то, что оба ее участника были евреи; поэтому я не стала рассказывать об этом публично. К счастью. Вообще я никогда не жалела о том, что не выступила перед людьми, и частенько раскаивалась в том, что выступила.
Пришла весна; 5 марта 1953 года умер Сталин, и нас собрали в поликлинике, чтобы оплакать потерю. Мне и в самом деле хотелось плакать от горя, безотчетного и несуразного. Потом я узнала об арестах рабочих, выпивших по этому поводу и затянувших песни. И это казалось правильным: как можно петь песни при такой тяжелой потере?
В мае 1953 года мама была освобождена по амнистии и получила разрешение жить в Москве. Политические редко получали сроки меньше 8 лет и амнистии не подлежали, а маме уменьшили cрок лишь после ее жалобы прокурору. Для мамы это было двойным счастьем, так как с «зачетами» на непосильной работе она должна была бы освободиться в середине апреля. Если бы ее «зачеты» сработали раньше, в конце марта, она была бы лишена прав и не могла бы жить в Москве. А теперь она собрала в узелок свои тюремные вещи, села в поезд, приехала прямо в Москву и пошла получать паспорт с московской пропиской. Когда она вернулась домой после посещения милиции, мы с Сережей ее уже ждали, так как я немедленно вместе с сыном помчалась в Москву (на поезде, конечно, так как мысль о самолете мне и в голову не могла придти). Впоследствии мама была реабилитирована, но отказалась получить обратно правительственные награды.
От мамы, а особенно от ее вещей, странно пахло. Больше мне никогда не приходилось ощущать этот «тюремный запах», и я не знаю, с чем его сравнить. У мамы было слегка перекошено лицо после паралича лицевого нерва, почти незаметно, а главное, неузнаваемо изменились ее руки, такие красивые и нежные раньше. Она была полна энергии и радости от того, что освободилась и снова в любимой Москве. Я радовалась за нее и нисколько не досадовала на то, что мне-то нужно опять возвращаться в Челябинск. Мы все надеялись, что и Сергея Сергеевича скоро освободят и они продолжат свою работу в институте.
И вдруг в середине лета, придя домой из больницы, я увидела маму, сидящую на нашем клеенчатом диване в летнем платье, загорелую, помолодевшую и веселую. Она любила делать сюрпризы и примчалась к нам без всякого предупреждения. Мой сын Сережа не сразу узнал ее, а когда она ему сказала, что она его бабушка, он спокойно сказал: «Таких бабушек не бывает». Мама быстро взяла в свои руки наше хозяйство и стала нам готовить вкусные блюда. Я даже не знала, что в Челябинске, где с продуктами было всегда плохо, можно так изящно и красиво готовить хорошую пищу. Она приготовила фаршированную яйцами утку, и я до сих пор не понимаю, где она этому научилась — не в тюрьме же! Но она пробыла у нас очень недолго. Дня через два-три мы получили от Сергея Сергеевича фототелеграмму: «Вчера официально объявили, что я освобожден с реабилитацией. Вылетаю в Москву немедленно. Целую всех вас. Счастливый С.Юдин».
На следующее утро мама взяла билет на самолет и тоже отправилась в Москву вместе с Сережей, которого нужно было переправить в Иваново. Мы с Борей (Борис Владимирович Потемкин (1923-2003) - муж Елены Васильевны Потемкиной, инженер-полковник, преподаватель Академии бронетанковых войск) продолжали работать и ждать отпуска. А с отпуском тянули и тянули. И лишь в середине сентября мы смогли уехать в Москву для встречи с Сергеем Сергеевичем, папой и мамой. Встреча прошла странно, во дворе института, и первые слова, услышанные нами от Сергея Сергеевича, были о том, что мы слишком долго не приезжали и не извещали о причине задержки, намекнув а адрес Бориса: «Наверное, от большого ума!» И я, и особенно Боря были обескуражены и обижены, потому что чувствовали его правоту.
А потом начался какой-то фейерверк впечатлений. Сергей Сергеевич возил нас на своей машине по Москве, и сам не мог наглядеться на нее. Мы побывали и на ВСХВ, где перестраивались павильоны и строился фонтан «Дружба народов» с золочеными фигурами, и на грандиозном строительстве университета, где рабочий в ватнике сказал нам вслед: «На мои деньги поехали». Я ходила на его операции и видела его злым и раздраженным из-за того, что Академия медицинских наук отказалась выплатить деньги за годы ссылки. В тот день он оперировал по поводу рака прямой кишки очень тучного больного, сам делал оба этапа экстирпации кишки. Как раз после первого этапа операции кто-то сообщил ему об отказе выплатить деньги. Нашли время! Мне тогда казались эти его заботы такими ничтожными, я так привыкла к бескорыстному служению хирургии...
Боре он высказал свой план его трудоустройства: «Дадим ему танк, и пусть ездит вокруг Института Склифосовского!» Конечно, это была шутка, но она глубоко уязвила самолюбие Боречки. И появилась скрытая враждебность, причем, по-видимому, взаимная.
Но с мамой отношения новых родственников (Бориса и его мамы) были очень теплые, она умела нравиться всем людям, но сама далеко не ко всем относилась хорошо. Но умело скрывала это, когда было нужно. Единственными ее неприкрытыми врагами были сторонники Б.А.Петрова и он сам. Она называла его не иначе как Людоед, и он вполне оправдывал это название.
Никто не умел так жестоко травить людей, как он; в основе его злобы лежала всегда зависть. Он не выносил чужих успехов и всеми силами старался казаться не хуже, а намного лучше других хирургов. Особенно он ненавидел П.И.Андросова, малообразованного мужичка, но блестящего хирурга. У его больных не бывало осложнений, и они умирали исключительно редко. А у Б.А.Петрова осложнений было немало. И когда он видел неубывающий поток больных к П.И.Андросову, а потом — к С.С.Юдину, он умирал от зависти. Для того чтобы не было конкуренции, он, как, впрочем, и многие другие начальники, старался так или иначе избавиться от более способных и умных людей, которые к тому же чаще бывали и независимыми.
Весь год, который оставалось прожить Сергею Сергеевичу, был для него мучительным из-за травли Б.А.Петровым и его сворой. Мне кажется, что немалую роль в отношении Б.А.Петрова к людям играла его жена, Т.С.Петрова. Она была как «леди Макбет», инициировала конфликтность Бориса Александровича и раздувала огонь его самолюбия. Она превозносила его как хирурга и постоянно стравливала с другими, она внушала мужу, что равных ему нет, и он верил ей, так как она была умна и коварна. Не будь этого влияния он, может быть, вел бы себя, как Д.А.Арапов, или Б.С.Розанов, или А.А.Бочаров, — не теряя достоинства, отдавал бы должное яркому таланту Сергея Сергеевича и, несомненно, очень выиграл бы от этого.
Есть начальники, выявляющие все лучшее в подчиненных, не поощряющие проявления низкопоклонства, ссор и сплетен. И люди вокруг них облагораживаются. И, напротив, есть такие, у которых даже и неплохие подчиненные начинают подличать, наушничать, топить ближних, и начальник поощряет это. Люди становятся хуже, чем могли бы быть в других обстоятельствах. Не все поддаются пагубному влиянию такого злодея, но это стоит им многих усилий и даже жертв. А те, кто поддаются, погрязают в подлости и образуют своеобразную шайку негодяев, связанных круговой порукой. И такая свора может сжить со света честных и порядочных людей. Так и было в институте, пока там царствовал Б.А.Петров, и во время ареста Сергея Сергеевича, и в тот год, когда его выпустили на свободу, и после его смерти до самой кончины Бориса Александровича.
Утром 21 декабря 1953 года, когда мама пришла на работу, С.С.Юдин продекламировал ей Пушкина, перефразировав из «Бахчисараского фонтана»: “В тот день, как посадили нас, Свершилося и их страданье; Какая б ни была вина — Ужасно было наказанье» .
После отпуска мы уехали в Челябинск и спокойно жили там, наслаждаясь душевным равновесием, получая письма и посылки из Москвы и работая с особенной энергией. Летом 1954 года Боря поехал в Москву в командировку и на всякий случай захватил с собой документы, чтобы сдать кандидатский минимум — философию, английский и специальность. В Академии ему посоветовали вместо этого сдать экзамены в адъюнктуру, что он и сделал. Через некоторое время министр обороны утвердил списки адъюнктов, и Боря смог начать учебу. Он тогда же подал мои, срочно высланные ему, документы, и я получила вызов из ЦИУ, чтобы держать экзамены в аспирантуру.
Я приехала в Москву, в жаркий летний город с грозами и внезапными дождями, и начала готовиться к экзаменам. К сожалению, на кафедре Сергея Сергеевича не было мест для аспирантов, и он договорился с профессором Б.К.Осиповым о том, что тот «пока» примет меня в аспиранты, а потом можно будет перевести меня на кафедру Юдина. Когда я приехала, Сергей Сергеевич был в Киеве и должен был вернуться в воскресенье, 12 июня. Я пошла в тот день на выставку Эрьзи. Я ходила по светлым залам на Кузнецком мосту и удивлялась, как могли разрешить показывать нашему кастрированному народу эти страстные позы деревянной скульптуры. Сам Эрьзя стоял у своей статуэтки и разговаривал с публикой о том, как он разочарован приемом Родины. Он был маленький, беленький старичок в полотняном опрятном костюме, и почему-то было его очень жалко.
Когда я вернулась домой, разгоряченная уличной жарой, папа вышел мне навстречу из сумрака нашей комнаты и сказал три слова: Сергей Сергеевич умер. Я почувствовала, как по моей влажной от пота коже прошел холод и она онемела, потеряла чувствительность. Первый вопрос мой был: «Где мама?» Оказалось, что она на квартире у Сергея Сергеевича, и я пожалела ее, представив, что это значило для нее. Так началось наше пребывание в Москве. Потом мы с ней сидели в морге у трупа Сергея Сергеевича. Мама помыла волосы на голове Юдина и расчесала их своей расческой. Вскрытие делал Ипполит Васильевич Давыдовский. Он не обнаружил свежего инфаркта, но были рубцы после ранее перенесенных. Степень злобы сторонников Б.А.Петрова выражалась в том, что они вообще не верили в инфаркты у Сергея Сергеевича и считали, что он художественно разыгрывает боль во время операций, когда ему под маску клали в рот кусочек сахара с валидолом.
Конечно, я сдавала экзамены в аспирантуру как в тумане. Я ничего не знала по билету по философии, но что-то бормотала и экзамен сдала. Меня поддерживала невидимая, но вполне реальная рука профессора Б.К.Осипова, с которым договорился Сергей Сергеевич.
Моя мать совершила настоящий подвиг, занявшись трудами покойного С.С.Юдина и добившись их издания. Ведь при его жизни не вышло ни одной его книги; летом 1948 года он получил Сталинскую премию за рукопись «Этюды желудочной хирургии». Мама собрала весь архив Сергея Сергеевича, договорилась с редакцией «Медгиза» и постепенно выпустила книги С.С.Юдина — и «Этюды», и еще пять томов. Моя мама очень хлопотала, чтобы издать в виде книги очерки С.С.Юдина «В гостях у американских хирургов», опубликованные в журнале «Новый хирургический архив» в 1927 году, но в 1966 году это делать запретили — нельзя было пропагандировать американский образ жизни. Тем более что наша хирургия и тогда не достигала уровня американской, как, впрочем, и сейчас. Последняя книга, написанная в тюрьме и озаглавленная им самим «Источники вдохновения и психология творчества», а потом по указанию Б.В.Петровского переименованная в «Размышления хирурга», вышла летом 1968 года, когда мама была смертельно больна и лежала с тетраплегией, подключенная к аппарату искусственного дыхания. Однако она до конца сохраняла ясность сознания и была счастлива, когда увидела сигнальный экземпляр книги”.
Официальную справку о том, что дело “прекращено за отсутствием состава преступления” Марина Петровна Голикова получила только в 1957 году после жалобы на имя Генерального прокурора СССР. Вот полный ее текст.
* * *
“23 декабря 1948 года я была арестована, а через несколько часов, министр МГБ Абакумов мне объявил, что я арестована по делу бывшего профессора Сергея Сергеевича Юдина, который арестован раньше меня и во всех своих антисоветских преступлениях признался. На вопрос, знаю ли я его деятельность, я заявила: “Да, я его жизнь знаю, как свою, и расскажу все, что знаю”.
В первую же ночь на следствии начальник следственной части по особо важным делам полковник Комаров применил весь русский мат и заявил, что все мои показания ерунда, а если я не буду рассказывать о преступной деятельности Юдина, то меня изнасилуют, будут пороть резиновыми палками и первым делом посадят в тюрьму мою дочь и мужа-жида. Прошло несколько суток в кабинете следователя и абсолютно без сна в камере. Мои рассказы ни к чему не приводили, потому что я никогда не знала и не слышала ни о каких преступлениях Юдина за 16 лет работы с ним. Но угрозы не прекращались, силы терялись, а страх усиливался. Первый протокол написан и сочинен был следователем Ивановым, но то, что там было написано, этого никогда не было. Никогда!
Давая такие показания, я верила, что разберутся и поймут всю нелепость и страшный бред.
Через 11 месяцев мне зачитали приговор и полураздетую, с параличом лицевого нерва, отправили в спецлагерь Северного Казахстана, Карагандинской области.
Там продержали один год и десять месяцев. 4 октября спецконвоем меня доставили в центральную тюрьму Москвы в качестве свидетеля. Во внутренней тюрьме я просидела до 10 апреля, писала опять прокурору, просила следователя вызвать меня на допрос, но никто меня не вызывал, а вскоре перевезли в Бутырскую тюрьму и 14 мая, зачитав опять решение особого совещания: заменить 8 лет 5 годами, вновь отправили в лагерь.
Дело пересмотрели без меня, а все клеветническое, вызванное насилием осталось.
Я не нахожу себе оправдания за то, что не выдержала испытаний и пыток. Но я мать, которая ради единственной дочери, студентки и ныне уже хирурга, - она сама уже мать и жена, я шла на такое тяжкое преступление, давая вымышленные показания на человека, от которого я никогда ничего антисоветского не слышала”.
* * *
После смерти Сергея Сергеевича Марина Петровна какое-то время работала еще в клинике. Но вскоре отношения с Борисом Александровичем Петровым обострились до невыносимого, и она перешла в шоковое отделение, в котором проработала тоже не так уж долго.
Но она не жалела о своем увольнении, после которого все свободное время, все часы отдавала тому, чтобы не пропало, не исчезло для людей, для науки наследство, оставленное Сергеем Сергеевичем Юдиным.
Вот тут как бы и открылся еще один талант Марины Петровны. Она собирала его рукописи, стала пытаться составлять книги. Стала готовить альбом о нем, о его жизни и научной деятельности. У нее будто удвоились силы. Искала фотографии, документы, письма, мнения ученых, публикации в газетах и журналах.
Если бы не Марина Петровна, то и не было бы замечательной картины Александра Ивановича Локтионова “После операции”, выполненной им по настоянию Голиковой в 1965 году, на которой Сергей Сергеевич Юдин изображен со своими учениками: Араповым, Розановым и Бочаровым. Петрова среди них нет. Мало кому известно, но по вполне понятным причинам вместо самого Сергея Сергеевича художнику позировал его родной брат. Картина эта до сих пор хранится в Областной картинной галерее имени А.А.Дейнеки в городе Курске.
По клочкам бумаги, по листочкам, исписанным в тюрьме, Голикова вчитывалась в строчки так хорошо знакомого ей почерка, вникала в замысел того, что хотел сказать хирург. Отыскивала тезисы и наброски статей. Все переписывала заново, перепечатывала. За ее титанический труд и памятник в пору было бы поставить.
Редактировали весь материал вместе с Дмитрием Алексеевичем Араповым.
И вскоре одна за другой стали выходить книги Сергея Сергеевича Юдина. Так, в 1955 году впервые увидели свет “Этюды желудочной хирургии”, за которые пришлось долго воевать с Борисом Александровичем Петровым, вновь занявшим пост главного хирурга, всячески противившимся ее выходу.
В 1960 году начинает издаваться серия “Избранные произведения С.С.Юдина” в трех томах. В первом – “Вопросы обезболивания в хирургии”, во втором – “Вопросы военно-полевой хирургии и переливание посмертной крови”. Третий том – “Хирургия язвенной болезни желудка, пластика пищевода и нейрогуморальное изучение желудочной секреции у человека”, - вышел в 1962 году.
В том же 1962 году за изданные научные произведения, в первую очередь благодаря усилиям Марины Петровны, Юдину посмертно присуждается Ленинская (бывшая Сталинская) премия.
Знаменательна предыстория, связанная с присуждением этой премии. В отделе рукописей Государственной библиотеки в Москве (бывшая имени В.И.Ленина) хранится обширный личный архив хирурга С.С.Юдина. Хранится там и письмо М.П.Голиковой от 24 января 1962 года в Комитет по Ленинским премиям:
“Все перипетии, связанные с замечательным открытием В.Н.Шамова и С.С.Юдина по использованию трупной крови, мне известны до мельчайших подробностей.
Прилагаю копии документов тех времен. Это научное открытие находит широкое применение в лечебных учреждениях за границей, но буржуазная печать умалчивает о приоритете работ Шамова и Юдина.
При этом нельзя не удивляться поведению руководства Института имени Н.В.Склифосовского и лично главного хирурга Б.А.Петрова, откладывающего рассмотрение этой книги как несвоевременное.
Откладывать нельзя, потому что это в интересах нашей Родины и медицинской науки. Во имя защиты чести и справедливости ее я и обращаюсь к Вам с этим письмом.
Медицинская сестра М.П.Голикова”.
Не менее интересен и второй документ, от 15 октября 1965 года, направленный Мариной Петровной в ЦК КПСС, заведующему отделом науки, и на сей раз прямо касающийся Б.А.Петрова и выдвижения его вместе с Г.Р.Хундадзе на Ленинскую премию за работу по созданию искусственного пищевода, в основу которой положены рукописи Сергея Сергеевича Юдина:
“Мне нечего больше добавить, разве только что сказать, что собранные мною кинофильмы, сделанные лично Юдиным по поводу его операции “Искусственного пищевода”, “Резекции желудка”, “Военно-полевой хирургии”, и даже первый фильм, который был сделан в 1931 году и продемонстрированный Сергеем Сергеевичем собственноручно на Международном конгрессе в Париже, Петров изъял из историко-мемориального музея при Институте имени Склифосовского, всячески при этом способствуя изживанию из стен Института “юдинского духа”. Не хотелось бы, чтобы такие люди носили высокое звание лауреата Ленинской премии.
Составитель и редактор посмертных трудов Сергея Сергеевича Юдина
Марина Петровна Голикова”.
* * *
Последнюю свою работу Юдин хотел назвать “Источники и психология творчества”. Впоследствии она получила название, которое очень нравилось Марине Петровне “Размышления хирурга”. Она вложила в нее много души, но завершить начатое дело не успела. Книга была напечатана уже после ее смерти, в 1968 году. Выйти в свет этой книге помог академик Борис Васильевич Петровский, который, указав, что составителем является Голикова, в предисловии написал, что если Сергей Сергеевич Юдин любил называть работы по изучению посмертной крови своей “патетической симфонией”, то “Размышления хирурга” мы вправе назвать “Неоконченной симфонией самого Юдина”.
Теперь, когда прошло более полвека после смерти Юдина, вряд ли кому-нибудь удастся представить Юдина в полноте его чувств. Как многие выдающиеся люди, Сергей Сергеевич всегда был сложен и противоречив. Вместе с тем его действия так многогранны, что обрисовать в целом облик этого выдающегося хирурга очень трудно.
Однажды у скульптора Оленина, работавшего над барельефом Сергея Сергеевича, Марина Петровна Голикова обратила внимание на то, что руки Юдина не получились, на что Оленин буквально воскликнул:
- Я знал его и эти руки, а сейчас к своему ужасу понял, что не могу их вспомнить!
По воспоминаниям Кирилла Семеновича Симоняна, в самом деле, руки Юдина поражали. Большие и мягкие, они постоянно двигались: кисти отдельно, пальцы отдельно. Его пальцы были очень гибкими, и их можно было согнуть как в ладонную сторону, так и в тыльную равным образом. В их необычном движении было что-то червеобразное.
Американская журналистка Нила М., приехав на время в Москву, пожелала повидаться c Юдиным. Их встреча произошла в кабинете Сергея Сергеевича, куда она явилась со своим мужем. Разговор шел на английском языке, и уже после первых слов приветствия Нила М. со свойственной ее кругу непосредственностью бросилась к нему и схватила его за руки. Она шутя заметила, что не является гадалкой, но хочет рассмотреть его руки. Юдин терпеливо дал сгибать пальцы, как ей вздумается, и после того как осмотр был окончен, спросил, что вce это значит. Журналистка с шумом верну¬лась в свое кресло и заявила тоном, как если бы сделала выдающееся открытие:
- Такие руки, как у Вас, я встречаю всего третий раз. Ни одна знаменитость, даже Чарли Чаплин, которого я хорошо знаю и который является моим личным другом, не имеет таких рук!
С ее слов первым обладателем таких рук, как у Юдина, был знаменитый немецкий актер Конрад Вейдт. Вторым человеком, которому принадлежали такие руки, был известный эстрадный певец Александр Вертинский.
На счет Вертинского она оказалась права. Спустя несколько лет, после того как певец вернулся в Советский Союз, он поступил в Институт имени Склифосовского для операции, которую блестяще сделал ему профессор Арапов. В один из вечеров во время дежурства Симонян на правах дежурного, конечно, с разрешения самого Вертинского произвел с его руками пример¬но те же манипуляции, что и американская журналистка во время посещения Юдина. Действительно, в руках Вертинского и Юдина было огромное сходство, но руки Юдина были гибче.
Как-то Сергею Сергеевичу пришлось оперировать больного вне стен Института. До операции среди крупных специалистов столицы обсуждался вопрос о возможности что-либо сделать, так как злокачественная опухоль поражала область входа в желудок и, как показывало рентгенологическое исследование, вряд ли могла быть удалена. Это могло быть ре¬шено только в процессе операции, которая грозила боль¬шими техническими трудностями. Все с нетерпением ждали его возвращения, так как волновались и за него, и за исход операции, встретили Юдина молча, выжидая, что он скажет?
- Все обошлось. Вскрываю брюшную полость, кладу руку на опухоль, беру аккорд и вижу, что опухоль удалима.
Симонян с Ириной Антоновной переглянулись.
Сергей Сергеевич, поймав их улыбки, подсел к столу, положил на него локти и продолжил:
- Смотрите.
Его правая кисть поднялась в воздух и замерла в нетерпеливой позе.
- Кладу руку на опухоль (он сделал раскрывающее движение ладонью), щупаю селезенку (мизинец кругом скользнул в воздухе), - вижу, что ножка селезенки свободна, ощупываю печень (теперь движение мизинца повторяет большой палец), метастазов нет, проверяю пищевод (II и III пальцы охватывают воздух, изображая пищеводную трубку, (делают несколько движений), он свободен, проверяю заднюю стенку желудка (вся кисть как бы падает на клавиши рояля), она подвижна – значит, опухоль операбильна.
В этой короткой сцене Юдин весь как хирург. На то, что у другого ушла бы изрядная часть времени, Юдину требовалось немногим больше минуты. Оперировал он очень быстро, хотя не имел обыкновения спешить.
Кратковременность его операций объяснялась тем, что ни одну манипуляцию, ни одно движение он не про¬изводил напрасно. Его руки выполняли точно тот план, который тут же созревал в голове, и эта согласованность мысли с движениями рук сильно впечатляла. В этом заключалась виртуозность Юдина.
Обычно, когда мы наблюдаем хирургическую опера¬цию, то даже в искусных руках замечается лишь то, как умело хирург обращается с тканями. Образно выра¬жаясь, при операциях Юдина ткани как бы сами стре¬мились навстречу пальцам хирурга.
Ему помогали на операциях почти все хирурги Ин¬ститута, но у него было несколько ассистентов, с которыми он особенно любил оперировать. Его четкость гармонировала с работой его помощников, и согласованность общих движений производила самое благоприятное впечатление. Эту согласованность в работе чувствовали все. Не один раз после такой операции Юдин восклицал, обращаясь к кому-нибудь из часто посещавших Ин¬ститут гостей:
- Ну, как вам понравился наш ансамбль!
Однажды, когда больная была уже заанестезирована, Юдина пригласили в операционную. В кабинете Сергея Сергеевича находился ленинградский профессор Банайтис, который настаивал на том, чтобы Сергей Сергеевич отложил операцию, так как им нужно ехать по важному делу, а времени оставалось меньше часа. Юдин уговаривал Банайтиса подождать, пока он не прооперирует.
- Но у Вас не останется на операцию даже получаса, - последовал раздраженный ответ.
Юдин продолжал настаивать, и ленинградский про¬фессор был вынужден уступить. Операция - резекция желудка по поводу язвенной болезни - продолжалась тогда 21 минуту.
После операции, теперь уже спеша, Юдин в две¬рях спросил:
- Ну, как Вам понравилось?
- Вы же знаете, - ответил Банайтис, - что понравилось - это не то слово.
Многие не находили слов, чтобы выразить то впечатление, которое производили на них операции Юдина. В его кабинете был альбом, теперь, видимо, утерянный навсегда, в котором начиная с 1929 года, оставляли свои впечатления сотни и тысячи людей (и не только хирургов), посетивших клинику Юдина.
В нем оставили автографы такие выдающиеся советские хирурги, как профессора Разумовский, Герцен, Гессе, Шамов, Джанелидзе, Шаак, Савицкий, Савиных, Вишнев-ский и другие, много фамилий рядовых хирургов со всех концов Советского Союза. Среди иностранных имен были Хасвенто Вилярда и Сели из Барселоны, Лея из Брюсселя, Сайда из Бостона, многих известных хи¬рургов Америки, Франции и других стран мира. Есть страницы, на которых стояло по 40—50 подписей делегаций хирургов, например XXV съезда хирургов, состоявшегося в 1946 г.
Восхищение хирургов достигало такой степени, что вместе с автографами они стали оставлять восторжен¬ные записи о своих впечатлениях. Так, крупнейший хирург-онколог и ученый нашей страны профессор H.H.Петров 14 марта 1935 г. оставил такую запись:
“Видел поучительную операцию резекции желудка при обширной язве 12-перстной кишки, сделанную в техническом отношении блестяще.”
В тот же день профессор Краузе написал:
“Видел прекрасную работу большого мастера желудочной хирургии, слаженную работу всего персонала, операционной, выдержанную, продуманную до конца технику выполнения операции.”
“С искренним восхищением выражаю свою благо¬дарность профессору С.С.Юдину за доставленное на¬слаждение. Профессор Б.Г.Франкенберг”.
Профессор Войно-Ясенецкий, получивший Государственную премию за монографию по гнойной хирургии, 31 декабря посетивший клинику Юдина под новый 1945 год, писал:
“Хирургу в прошлом, блестящему хирургу настоящего и будущего, профессору Сергею Сергеевичу Юдину. Свидетельствую свое восхищение его блестящей техникой и неисчерпаемой энергией в строительстве новой хирургии нашей великой Родины”.
А рядом с этой записью слова профессора хирургии, подпись которого разобрать было нельзя:
“Сегодня я снова молод, несмотря на шестой десяток лет, я чувствую, что я еще так мало знаю в брюшной хирургии в сравнении с профессором Юдиным, что мне надо учиться, как молодому студенту.
Сегодня я видел и новую для меня операцию создания искусственного пищевода, и известные мне операции резекции желудка, сделанные с таким мастерством, которое описать невозможно. Конечно, Юдины родятся раз во много десятков лет”.
На другой странице были строки, принадлежащие заслуженному деятелю науки профессору-хирургу Ларину: “Изящество техники операции и изумительная плано¬вость в их производстве, исключительные результаты восстановления пищевода вызывают чувство восхищения и восторга.
В 1913 и 1928 гг. я имел возможность .видеть неоднократно операции желудка в клиниках Бира, Зауербруха и Габерера и могу утверждать, что клиника профессора Юдина обладает огромным материа¬лом по резекции желудка и, в частности, тотальной, и непревзойденным материалом по пластике пищевода.
В области желудочной хирургии, и особенно пластики пищевода, клиника профессора Юдина, несомненно пере¬гнала Западную Европу. С чувством гордости за совет¬скую хирургию я имею все основания сказать, что желудочной хирургии и пластике пищевода учиться нужно западноевропейским хирургам у нас в Советском Союзе у профессора Сергея Сергеевича Юдина”.
И еще была запись профессора Красовского:
“С чувством огромного эстетического наслаждения покидаю клинику Сергея Сергеевича Юдина, где мне посчастливилось видеть художника-хирурга за работой. Его работа проста до гениальности и гениальна до простоты. 13 октября 1948 г.”
Как видно из этих записей, личность Сергея Сергеевича Юдина как хирурга, филигранная отточенность его операций восхищали и молодых и старых хирургов, будили творческие импульсы. Институт имени Н.В.Склифосовского в то время походил на огромный аккумулятор, из которого черпали энергию все посещавшие его. Иной раз достаточно было пробыть один день на операциях Юди¬на, чтобы произвести полную переоценку ценностей в представлениях на хирургию вообще и на собственную деятельность в частности.
Гости наблюдали операции ежедневно, но повседневная деятельность редко изменялась подбором специальных больных для демонстрации.
Однажды на утренней конференции, когда обычно оглашался перечень предстоящих в этот день операций, Юдин сообщил, что к 10 часам приедут в Институт хи¬рурги из Америки, и спросил, какие намечены операции. Когда был зачитан список операций, Юдин с удовлетворением шутливо заметил:
- Этим списком не только иностранных хирургов, но и корову свалить можно.
И все же оперировал он несравнимо быстро и любил видеть это качество в других.
Один из учеников Юдина, Аркадий Алексеевич Бочаров, ставший впоследствии профессором хирургии Военно-медицинской академии, рассказал о таком случае. Однажды на вок¬зале, провожая Сергея Сергеевича, товарищи стали просить его, чтобы он вошел в вагон, так как до отхода поезда оставалось 4 минуты.
- За 4 минуты можно сделать аппендэктомию, - заметил он.
Конечно, это было сказано не всерьез и вовсе не свидетельствовало о том, что Юдин стремился сам и требовал от своих помощников каких-то спортивных достижений в погоне за быстротой операции.
Как-то он долго и сердито бранил одного из хирургов Института именно за то, что тот произвел операцию в спешке:
- Вы бы лучше не тыкали напрасно марлевым ша¬риком в рану! -упрекал он хирурга, - это во-первых, а во-вторых, ответственные моменты операции надо, напротив, производить в замедленном темпе и набирать скорость только тогда, когда остаются простые манипуляции и какое-нибудь неосторожное движение не по¬влечет за собой никаких осложнений.
Профессор Джанелидзе так охарактеризовал отношение хирургов к операциям Юдина на XXV съезде хирургов:
- Когда я приезжаю в Москву, я считаю своим дол¬гом сходить в Художественный театр и художественную мастерскую Сергея Сергеевича, куда приходят любоваться работой большого художника даже те, кто его ругает на съезде.
И действительно, в периоды съездов хирургов число гостей в Институте имени Н.В.Склифосовского было так ве¬лико, что три больших операционных не могли вместить всех желающих посмотреть на операции, производимые Юдиным и его помощниками.
В работе Юдина за операционным столом было то, что обычно называют красотой исполнения. Его работоспособность не знала предела. Даже в последние годы жизни он оперировал больше любого из своих учеников значительно моложе его по возрасту. Четкость манипуляций вырабатывалась им годами, упорно и настойчиво.
Однажды известный художник Евгений Кудрявцев прислал из мастерской Третьяковской галереи три пей¬зажа в подарок Сергею Сергеевичу, и он поручил моло-дым хирургам развесить в палатах картины. Во время обхода, спустя 2—3 дня, он обратил внимание, что одна из картин повешена небрежно. Узнав, кто повесил кар¬тину, Юдин возмущенно заметил:
- Молодой человек, который не может правильно вбить гвоздь в стенку, никогда не станет хорошим хирургом.
Как ученый Сергей Сергеевич, чего-то достигнув, всегда находил в себе мужество отказаться от достигнутого, если оно не оправ¬дало его надежды и разочаровало.
Казалось бы, что еще нужно, если создание искус¬ственного пищевода под кожей грудной клетки возвращало здоровье и работоспособность человеку? Однако необходимость для этих больных всегда прятать свою видимую под кожей кишку под рубашку очень огорчала Сергея Сергеевича. С развитием грудной хи¬рургии им овладела новая мысль. Что если провести кишку через диафрагму в плевральную полость и там сшить ее конец с участком пищевода выше места его сужения? Тогда пища, пройдя начальную часть пищевода и наткнувшись на препятствие, обойдет его по тонне¬лю кишки, чтобы пойти далее обычным путем. Но, как и с первым переливанием трупной крови, его одолевали сомнения. А если швы не удержат и разойдутся - тогда тяжелейшее осложнение и смерть? Можно ли рисковать? Начались мучительные сомнения, обсуждение с товари¬щами и тут же часто скептическое отношение других хирургов, так как они вполне обоснованно исходили из формулы: лучше не рисковать, если есть безопасный ме¬тод операции.
Примерно в 1948 г. в Институт поступила студентка медицинского института, молодая красивая девушка из Таллина. Три года спустя Сергей Сергеевич в письме вспомнил о ней: “Она лежала в третьем отделении, и вы помните пережитые страхи за натяжение швов анастомоза и тяжелую пневмонию, которая чуть-чуть не унесла нашу пациентку, и тревогу даже за брюшные органы вследствие моей грубой конструктивной ошибки. Я соблазнился возможностью использовать гастростому для одномоментного включения в желудок нижнего конца мобилизованной кишки и тем самым лишил больную спасительного наружного желудочного свища, дающего благодетельную постоянную разгрузку в первые дни после больших кишечных трансплантаций.
Повторяю, это было непростительной ошибкой. Я осознал свой промах, чуть не погубивший Женю, и, разумеется, не повторил его на четырех больных, опери¬рованных один за другим”.
* * *
По воспоминаниям Кирилла Семеновича Симоняна дело было так [п.3.13]. Юдин долго колебался перед тем, как применить эту новую операцию студентке Жене. Но Женя умоляла его и лечащих врачей, чтобы эту операцию, о которой Юдин ей рассказал, сделали именно ей. Она предпочитала умереть, чем ходить с искусственным пищеводом, безобразящим грудь.
Именно мольбы больной и сыграли роль в решении Сергея Сергеевича при¬менить эту операцию. В первые же сутки после операции он ежечасно заходил в палату посмотреть, как чувст
¬вует себя больная, и, видя, что ее состояние ухудшается, не находил себе места. У постели больной дежурили врачи, и Сергей Сергеевич знал, что будет сделано все, чтобы ее спасти, но и это не могло его успокоить. К ис¬ходу вторых суток тяжесть состояния, которая всецело зависела от воспаления легких, была расценена всеми вместе с Сергеем Сергеевичем как последствие расхождения швов.
Совершенно потеряв голову, выйдя вечером вместе с врачом, который дежурил у больной, в коридоре он сказал:
- Это все.
Вышел из Института Юдин очень мрачным. Придя в Институт на следующий день, он немедленно вызвал одного из врачей, дежуривших у больной. Врач вошел в кабинет, и первый вопрос, который ему задал Юдин, был о том, что показало вскрытие.
- Никакого вскрытия не было, - последовал ответ. - Женя чувствует себя лучше, и хотела бы видеть вас в палате.
Трудно описать радость, овладевшую Сергеем Сергеевичем. Потрясение было настолько глубоким, что он помнил об этом случае все последующие годы.
Разработав и новую методику операции, он ограничил показания к ней, оставляя первый метод создания искусственного пищевода (проведение петли кишки под кожей) для большинства больных, страдающих сужением пищевода в результате ожогов.
История с операцией Жени характеризует Сергея Сергеевича как личность творческую, ищущую, руководимую желанием помочь больному наилучшим способом. Он считал (и позже отразил это в записках), что “хирургическое творчество непременно складывается из различных элементов: искусства рукодействия и научно¬го мышления. Одно без другого окажется бесплодно”.
Именно в этом сочетании он видел успех хирургического мастерства.
Когда однажды группа ассистентов стала просить, чтобы он объяснил, как достичь мастерства в хирургических операциях, он шутливо заметил:
- Очень просто. Надо знать “петушиное слово”!
- А вы его знаете?
- Конечно.
- Что это за слово?
- Труд!
Под словом труд он понимал всякую деятельность, не один раз объясняя, что труд сапожника, шахтера, хирурга имеет в себе много общего, но труд хирурга обладает особенностью, которая состоит в том, что в то время, как сапожник может не обладать навыками хирурга, хирург должен обладать навыками сапожника.
“По своим индивидуальным особенностям и врожден¬ным свойствам различные люди не в одинаковой мере владеют даром рукодействия и той ловкостью и сноровкой. И хотя все виды ремесел требуют особых навыков, ни в одной отрасли человеческой деятельности не соединяет¬ся столько различных специальных свойств, как в хи¬рургии. Тут нужны четкость и быстрота пальцев скри¬пача и пианиста, верность глазомера и зоркость охотника, способность различать малейшие нюансы цвета и оттенков, как у лучших художников, чувство формы и гармонии тела, как у лучших скульпторов, тщательность кружевниц и вышивальщиц шелком и бисером, ма¬стерство кройки, присущее опытным закройщикам и модельным башмачникам, а главное, умение шить и завязывать узлы двумя, тремя пальцами вслепую, на боль¬шой глубине, то есть проявляя свойства профессиональных фокусников и жонглеров. Ибо очень многие хирургические операции на конечностях уподобляются тончай¬шим столярным изделиям, а многие случаи обработки и ввинчивания костей требуют не просто слесарных, тонких механических приемов: операции на лице, щеках, веках подобны художественным аппликациям перламутром и драгоценными породами дерева. А главное, операции требуют буквально юве¬лирной работы.
Наконец, необычайная сложность брюшной топографии и патологии требует от хирурга не только свойств, знаний и сообразительности архитекторов и инженеров, смелости и решительности, полководцев, чувства ответственности юристов и государственных деятелей, высокого технического мастерства, ориентировки, безупречной тех¬ники шитья и кройки, но и подлинного искусства жонглеров и фокусников при разгадке ребусов и китайских голово¬ломок, таковыми представляются многие случаи кишечных узлообразований и заворотов”.
- Ну, а талант, что же тогда талант? - спрашивали его молодые врачи.
- Отвечу словами Шолом Алейхема. Талант - все равно, что деньги: есть - есть, нет - нет. Но одной узкопрактической, цеховой мудростью не отыщешь новых путей к истине и прогрессу. Для этого нужны широкие взгляды и обширные знания смежных областей и специальностей.
* * *
И вновь обратимся к воспоминаниям К.С.Симоняна [п.3.13].
“В третьем хирургическом отделении в специально отведенной группе палат прочно обосновались “пищеводники” - дети от двух до 10 лет, которых оперировали неоднократно для создания искус¬ственного пищевода.
Их курировала хирург Галина Николаевна Карловская, а палатной медицинской сестрой была Наташа Червякова.
Юдин посещал своих юных пациентов ежедневно. Недаром говорят, что по отношению детей к человеку можно определить его душевные качества. Его встреча¬ли шумом и визгом восторга, тем более удивительным, что дети знали, что Сергей Сергеевич оперировал или бу¬дет оперировать их, и нисколько этого не боялись.
Все события прошедшего дня тут же выкладывались всей шумной ватагой. Иногда какой-либо карапуз го¬ворил:
- А тетя Наташа меня побила.
- За что?
- Я баловался.
- Ты больше не будешь?
- Буду.
- Почему же?
- А она не больно дерется.
Бывали дни, когда дети встречали Сергея Сергеевича Юдина тихо. Глядя на их серьезные озабоченные глаза, он говорил, что физическое страдание заставляет детей рано чувствовать себя взрослым. Вот почему он не дожидался, когда ребенок вырастет до 8-10 лет, когда пластика пищевода производится легче, а стремился как можно скорее вернуть ребенку возможность питаться естествен¬ным путем, забыть о болезни и скорее вернуться в детство, из которого несчастный случай вывел его на время.
Дети как бы и сами чувствовали это. Бывало, что какой-нибудь 4-5-летний малыш начинал настойчиво требовать, чтобы его оперировали. Так мальчик Коля однажды сказал:
- Сергей Сергеевич, протяните мне ниточку до уха!
В этой просьбе звучало не только доверие, но и же¬лание, чтобы операция прошла быстро, потому что дети знали: когда кишочка протягивается не до уха, операция растягивается на несколько этапов и, значит, они долго еще будут в больнице.
Всем своим существом ребятишки стремились подражать Юдину в его работе над их новыми пищевода¬ми. Они делали это, конечно, по-своему.
Не раз можно было видеть, как жертвами их хирургических “дерзаний” являлись куклы с распотрошенными животами, из которых торчал кусок резиновой труб¬ки, пришитой к куску материи, обозначающей кожу.
Дети протягивали “оперированных” кукол Юдину и нимало не сомневались, что он их похвалит за это. Юдин, разумеется, восхищался такими ранними хирургическими успехами к возмущению Наташи, которая не¬счетное количество раз на день выметала опилки из ку¬кол, рассыпанные по полу, постелям и застрявшие даже в волосах, ушах, носах ребятишек.
Сергей Сергеевич Юдин всегда считал, что общение с творениями гениальных личностей во много способствует развитию врачебного дарования, о чем неоднократно отмечал. Гениальность Льва Толстого поражала его и тем, как была описана им смерть человека. Однажды на утренней конференции он, прочитав вслух страницы о смерти Хаджи Мурата, буквально воскликнул:
- Непостижимо! Если бы это написал Чехов, - рассуждал Сергей Сергеевич, - или Вересаев, меня это не удивило бы, оба они были врачами. Но ведь Толстой никогда не был врачом, а описал смерть Хаджи Мурата так, как будто всю жизнь только и наблюдал умирание человека.
В другой раз он вспомнил одного человека, который лично знал великого художника И.К.Айвазовского и присутствовал при завершении им картины “Гибель Пом¬пеи”. Айвазовский сказал: “Сейчас я кончу!”. Положил кисть, взял из пепельницы щепотку пепла и бросил его на картину. Свидетель этого рассказывал Юдину, что тогда был потрясен тем, как перед его изумленным взором пепел упал на полотно именно туда, куда нужно, придав картине полную художественную законченность.
Одаренный человек, рассуждал Юдин, может развить свои способности даже до таланта, но гениальное - это гениально. Бросок Айвазовского все объясняет.
В оставшихся после смерти Юдина рукописях, на¬писанных им в годы заключения и названных им “Источники и психология творчества”, он делает разбор произведений литературы, живописи, скульптуры, поэзии, музыки - многих гениальных творений, и все время сравнивает их со своей хирургической профессией. Он считал, что хирург, и вообще врач, не может ограничиться рамками своей специальности, так как это не-избежно ведет к косности и узости взглядов. Врач с огра¬ниченным кругозором не сможет лечить больных наилучшим способом.
Поднимать общий культурный уровень врачей-хирургов, стремиться к повышению их духовных запросов совершенно необходимо, ибо повседневная больничная работа все же ста¬новится монотонной, если она длится годами. А отсюда один шаг к тому, чтобы и сама наша хирургия превратилась из искусства в ремесло. И как ни важны ежегодные съезды хирургов и регулярные заседания хирургических обществ, они все же оставляют нас целиком в кругу узкоспециальных интересов. Как прогулки, охота и спорт совершенно необходимы для сохранения физического здоровья и сил, так точно и посещения концертов, театров, музеев и художественных выставок нужны для освежения духовных запросов и для той духовной гимнастики, без которой понизятся и атрофируются творческие способности”, - любил повторять Сергей Сергеевич.
“Точно так же и художественная литература является обязательной духовной пищей каждого умственного работника, независимо от его профессии или узкой спе-циальности. Уделять время для чтения беллетристики и изящной литературы должен каждый хирург не только для отдыха и удовольствия, но и для непрестанного по¬вышения интеллектуального развития, без чего посте¬пенно, незаметно, год за годом он будет не развиваться в своей собственной специальности, сначала застынет в неподвижности, а потом начнется регресс. Творческие силы и созидательные способности, дарованные природой, можно развивать путем систематического самообразования и, наоборот, их можно заглушить однообразной ремесленной работой в узкой специальности. Ремесленное мастерство от этого монотонного упражнения, без¬условно, выиграет, творческие возможности неизбежно заглохнут в атмосфере удушающего однообразия”.
В один из вечеров он, сидя за письмен¬ным столом у себя дома, с грустью разглядывал медаль Сорбонны.
На оборотной стороне медали были изображены мор¬ские волны, по ним на всех парусах мчится корабль к смутно вырисовывающимся вдали очертаниям Пантеона. По краю медали написано по латыни: Fluctuat пес mer-gitur - плывет, но не тонет.
- Не знаю, - сказал он, вздохнув, - могу ли я считать, как это сказал Голсуорси о своей “Саге о Фор¬сайтах”, что мои книги - это корабль к берегам бессмертия, но ведь так мало осталось!
И взяв в руки листок бумаги, он напомнил об этом еще раз, прочитав следующие строки:
Сыны другого поколенья,
Мы в новом - прошлогодний снег;
Живых нам чужды впечатленья,
А нашим в них сочувствий нет.
Наш мир им - храм опустошенный,
Им баснословье - наша быль,
И то, что пепел нам священный.
Для них — одна немая пыль.
* * *
Заканчивая страницы из воспоминаний о выдающемся хирурге, мы вправе сделать упрек, что образ Сергея Сергеевича Юдина как человека показан только положительно и не оттенены отрицательные стороны его характера.
Да нет, это не так. Конечно, Юдин, как и многие выдающиеся личности, сложен и противоречив. И у него были отрицательные черты характера, которые не могли не сказаться на отношениях с учениками и даже иногда на работе. У каждого человека достаточно собственных недостатков, чтобы их заимствовать у великих людей. Но было главное - Юдин всегда оставался великим тружеником.
Юдин был мечтателем, но мечтателем не маниловского типа, а действенным. Его мечты были действительностью будущего, но не все это понимали. Тотчас после окончания Великой Отечественной войны, когда страна залечивала свои раны, Юдин звал своих помощников на чердак Института - помечтать.
В те годы казалось нереальным, что из этого чердака можно сделать прекрасное помещение для музея, в ко¬тором будет сосредоточена история Института имени Н.В.Склифосовского, а быть может, и история отечественной хирургии.
Эти мечты почти осуществились.
Гости, посещавшие Институт позднее, уже после смерти Сергея Сергеевича и не подозревали, что это прекрасное помещение, в котором располагался историко-мемориальный музей, было одним из воплощений юдинских мечтаний. Рядом, на бывшем чердаке, располагалась медицин¬ская библиотека, созданная также по его планам.
Однажды, когда Юдина спросили, знает ли он чув¬ство зависти, он ответил.
- Знаю. Я завидую профессору Бурденко в том, что он оперирует левой рукой так же свободно, как и правой.
Из письма Юдина академику Бурденко от 20 марта 1941 года: “…Наблюдая свыше четверти века с пристальным вниманием и огромным интересом за Вашими трудами и все возраставшими успехами, я давно уже понял, что все столь выдающиеся Ваши работы являются плодами не только громадных способностей и ума, пламенного горения и широкой эрудиции, но что в то же время эти успехи являлись продуктом постоянного, упорного труда и беззаветной любви к хирургии. Как бы велики ни были природные дарования, даже самые гениальные люди свои крупные дела совершали всегда и обязательно ценой неистовых стремлений и несчетных усилий.
Я преклоняюсь перед многими из отдельных Ваших научных достижений и организационных успехов. Но больше всего в Вас я ценю всю совокупность знаний, эрудиции и талантов, труда и горения, кои создали из Вас первого хирурга нашей страны. Будучи творцом и основоположником отечественной нейрохирургии, Вы не замкнулись в интересах этой обширной и увлекательной специальности, а навсегда остались непререкаемым авторитетом в любых вопросах хирургии общей и кли¬нической, гражданской и военной. Эта многогранность интересов, этот широчайший диапазон хирургических познаний делают Вас признанным руководителем в кругах не только хирургов-специалистов, но и в среде работников целого ряда пограничных специальностей”.
Утверждения некоторых невежественных людей, что хирурга за ошибку надо судить, как судят убийцу, ра¬нили всегда Сергея Сергеевича в самое сердце.
- Такой человек, - говорил он, - даже не подозревает, что своими словами хочет вернуть человечество к той далекой эпохе варварства, когда один из законов Хамурапи гласил: “Если врач захотел оперировать больного с катарактой и вернул ему зрение - наградить его и отпустить с миром, если же он оперировал и не вернул зрения, то отрубить ему правую руку, чтобы он не брался за дело, которого не разумеет”.
- Убийца, поражая жертву, действует всегда пред¬намеренно. Хирург же стремится спасти жертву болезни, вступает часто в единоборство со смертью и лишь из¬редка не выходит победителем.
Так мыслил Юдин.
“Я ни¬когда не считал себя ни крупным, ни оригинальным уче¬ным. Техническое мое мастерство было выше среднего, а клиническая эрудиция пришла поневоле вследствие громадного опыта на огромном институтском материале. Нельзя отрицать, что я не лишен был способности до¬вольно верно оценивать новые течения и улавливать те методы операций или системы лечения, кои действительно оказывались правильно обоснованы и сулили существенный успех.
Пусть была интуиция, то есть подсознательное уга¬дывание и чувствование, не доступное ни точному ана¬лизу, ни продуманной материалистической оценке и по¬этому имеющее очень ограниченную ценность, ибо свой¬ство это непередаваемо. Я ведь и не говорил никогда, что способен научить других такому интуитивному кри¬тическому отбору ценных предложений из бесчисленного потока как частных изобретений, так и целых систем и теорий медицины. Но на пройденном жизненном пути мне все же довелось несколько раз правильно угадывать и широко развить заманчивые медицинские и хирургические идеи. Ведь как бы ни хотелось кое-кому начисто выключить мое имя из работ по прободным язвам, яз¬венной болезни вообще, профузным кровотечениям - это вряд ли удастся сделать так же, как отнять мою инициативу и 20-летние весьма успешные переливания посмертной крови”.
История знает много примеров, когда даже гениальные идеи неоднократно высказывались и даже были осу¬ществлены руками автора, но не стали достоянием практики.
Не только высказать идею или подхватить ее, раз¬вить до совершенной формы, осуществить на практике и, убедившись в полезности этой идеи, заставить пове¬рить в нее тысячи практических врачей - вот сложная задача, стоящая перед ученым. Все это удавалось Юди¬ну в полной мере.
Сергей Сергеевич всегда глубоко переживал за судьбу каждого больного и постоянно предостерегал хирургов от ошибок, даже если эти ошибки зависели не от хирурга, а от трагических обстоятельств.
“Подобные трагические обстоятельства, - говорил Юдин, - конечно, оставляют глубокий след на психике хирурга, ведут к преждевременному старению организма, а порой - и смерти. Наше несчастье заключается в том, что мы постоянно сталкиваемся с человеческим страданием, и наше призвание, и наша задача состоят в том, чтобы спасти больного от неминуемой гибели. Сто радостей от спасения ста больных не могут сравниться с тем горем, которое переживает хирург, теряя одного больного. Все это продолжается до тех пор, пока хирург может еще работать, иногда всю жизнь, до самой смерти. Не нужно заниматься статистическими выкладка¬ми, чтобы понять, что хирурги чаще, чем люди других профессий, умирают от инфаркта и приступов стенокардии”.
В одном из писем Сергей Сергеевич Юдин писал: “Не сочтите это за старческую болтливость. До этого еще не дошло, хотя, конечно, за эти трудные годы я не помолодел. Лишь бы не подвел центральный мотор, который еще раз сильно грозился остановкой в начале января 1949 года”.
И вскоре Сергея Сергеевича Юдина не стало. В день похорон тысячи москвичей, среди которых было великое множество его пациентов, исцеленных им людей, заполнили Колхозную площадь, чтобы проститься с этим выдающимся человеком.
Однажды во время прогулки по Новодевичьему кладбищу он спросил своего спутника, знает ли он о том могильном камне, который лежит на Аппиевой дороге, ведущей к Риму, и на котором высечены такие слова, обращенные к путнику: “Tu fui, ego eris,“ что означает: “Я был тобой — ты ста¬нешь мной”.
Его размышления в эти минуты были всегда сильны по эмоциональной глубине. Он подолгу останавливался у могил выдающих¬ся людей и знал всю историю их жизни. Очень любил он могилу Собинова. “Вот жизнь, - восклицал он, - которая не прошла даром”.
“Ходил по кладбищу я снова,
Бродил, скорбя, среди могил.
Одним сказал: зачем ты умер!
Других спросил: зачем ты жил?”
В этой же беседе Сергей Сергеевич высказался о трех своих желаниях: прожить еще хотя бы годика три, умереть на работе и быть похороненным здесь, на Новодевичьем кладбище. Однако судьбе было угодно выполнить только третье.
* * *
(Вместо эпилога)
В мае 2007 года Лелио Зено-третий, внук знаменитого аргентинского «чудного» профессора, о котором мы рассказывали, вместе с женой Сесилией и сыном Александром прилетели неофициально из Аргентины в Москву, посмотреть места, которым посвятил часть своей жизни их выдающийся предок. Хотелось посетить музей с оригинальными инструментами, которые закупил в Европе его дед, ознакомиться с уникальной обстановкой юдинского кабинета, о котором столько рассказывал их дед, быть может, увидеть памятную табличку, напоминающую о заслугах аргентинского профессора. Однако то, что они увидели, их несколько озадачило. Фасад Странноприимного дома, в котором когда-то кипела жизнь, был закрыт. Входы со двора надежно охранялись недружелюбными сотрудниками в черных мундирах. Об академике С.С.Юдине напоминала лишь скромная табличка не наружной стене у входа в приемную бывшего директора НИИ в наименее посещаемом месте. Просто шоком для них стала информация, что знаменитый юдинский кабинет давно не существует. А о Лелио Зено вообще никто не слышал. Только пожилые травматологи знают о нем из воспоминаний проф. А.В.Каплана. Внуку аргентинского профессора довелось только заглянуть в окна бывшего кабинета на втором этаже отреставрированного в 1999 г. восточного дворового флигеля Странноприимного дома графа Шереметьева и сделать семейное фото на фоне памятной доски «лучшего ученика аргентинского травматолога - Б.А.Петрова». Кстати, этот «благодарный ученик», возглавлял советскую делегацию на 23-м конгрессе Международного общества хирургов в Буэнос Айресе в 1969 году, то есть через год после смерти Лелио Зено. К сожалению, про своего зарубежного учителя Борис Александрович так и не вспомнил. Нечем закончились попытки встречи с руководством Басманной больницы. Сейчас это городская клиническая больница скорой помощи №6. С трудом с поста охраны, Лелио удалось поговорить по телефону с главным врачом больницы Шапкиным, который сообщил, что “все врачи, кто работал в 30х годах в Басманной больнице, давно умерли, никакого профессора Зено он не знает, и на выяснение судьбы предшественников у него нет ни времени, ни желания”
Великий хирург современности Николай Михайлович Амосов в своей книге “О счастье и несчастьях” в 1990 году писал: “Всю историю жизни, включая и тюремную историю Сергея Сергеевича Юдина, еще кто-нибудь напишет, у меня нет достаточных сведений”. В 2002 году, когда первый вариант рукописи был готов, мне об этом первому хотелось сообщить именно Николаю Михайловичу. Хотелось с ним обсудить то место где следует поставить точку. Но время летело неумолимо, и когда я все же, набрал номер телефона,его супруга Лидия Васильевна ответила, что Николай Михайлович был уже полностью прикован к постели и даже не мог разговаривать по телефону, а спустя несколько недель его не стало. Ушел из жизни еще один великий хирург и гениальный человек.
В 2015 году Городской клинической больнице №79, расположенной на юге Москвы в Нагатино-Садовниках, рядом со станцией метро «Коломенская», было присвоено имя Сергея Сергеевича Юдина. При этом на официальном сайте этого лечебного учреждения в разделе «история клиники» даже нет упоминания о Юдине, при этом весь административный аппарат представлен в самом подробном виде. Интересно было бы приехать и задать главному врачу один единственный вопрос – кто такой Юдин Сергей Сергеевич и почему, за какие заслуги перед отечественной медициной он удостоен такой чести? Встреча моя с главным врачом так и не состоялась. Однако, еще больше меня поразил ответ на аналогичный вопрос рядовых сотрудников этой клиники - “Ну присвоили – да и присвоили, - нам то что”. Думаю, ответ на этот вопрос и реакция поразит вас не меньше, чем аргентинца Лелио при посещении легендарного Института неотложной помощи имени Н.В.Склифосовского или не менее легендарной - Басманной больницы.
На этом эксперимент мой не закончился и после возвращения из Москвы я пришел в гости к своим коллегам в Областную клиническую больницу и задал несколько вопросов узким специалистам, спросив: у абдоминальных хирургов - кто такой Александр Алексеевич Шалимов, у пластических хирургов – что они знают о Александре Александровиче Лимберге и его монографии, написанной в блокадном Ленинграде, о Николае Алексеевиче Богораз, продолжавшим оперировать после ампутированных конечностей, у торакальных хирургов – знакомы ли им Анатолий Пантелеймонович Колесов и Валентин Алексеевич Данилин, у гинекологов – кто такой Александр Эмильевич Мендельштам? После количества полученных отрицательных ответов, мой эксперимент закончился, и я больше вообще ничему не удивлялся.
Выдающийся хирург современности академик Николай Михайлович Амосов в своей книге «О счастье и несчастьях» писал, что “после Сергея Сергеевича Юдина у нас не было больше хирурга такой величины”. Конечно это не так. Они были, есть и будут. Наша общая беда не в том, что кто-то не знает кто такой Сергей Сергеевич Юдин. Страшно другое, - что мы вообще ничего не помним.
Александр Санников
* * *
ПРИЛОЖЕНИЕ № 1
ПЕРЕЧЕНЬ НАУЧНЫХ РАБОТ С.С. ЮДИНА
1. Меры профилактики холеры в действующей армии. Военно-санитарный журнал, 1915.
2. Основы и техника лечения вытяжением туберкулезного коксита. Вопросы туберкулеза, 1924, т. II, № 1, стр. 54—71. Доклад в Московском хирургическом об¬ществе, 1920.
3. К казуистике ложной миксомы брюшины. Русская клиника. 1924, № 2, стр. 256—268.
4. 34 случая торакопластики по поводу застарелых эмпием плевры. В кн.: Труды XVI съезда российских хирургов. М., 1924, стр. 367—368.
5. К вопросу о гемостазе при операции amputation interilio-abdominalis. В кн.: Труды съезда российских хирургов. М., 1924, стр. 597—698.
6. К вопросу об одномоментной двусторонней нефролитотомии. Новый хирургический архив, 1925, т. VII, кн. 3, № 27, стр. 398—407.
7. Три случая образования искусственного влагалища из отрезка тонкой кишки. Доклад в Московском хирургическом обществе. В кн.: Труды Русского хирургического общества, 1925, стр. 5; Вестник хирургии, 1925, т. V, кн. 13, стр. 146—153.
8. Спинномозговая анестезия. История основания, техника и клиническая оценка метода и его применения. Серпухов, 1925, 346 стр.
9. Показания и оценка больших операций на костном тазе. Новая хирургия, 1926, т. Ill, № 1, 33-48.
10. Об операциях Болдвина (Boldwin) при врожденных аплазиях влагалища. Гинекология и акушерство, 1926, № 4—5, стр. 270—282; там же, 1934, № 2, стр. 90; реф.: Zentralorganf. d. ges. Chir., 1927, Bd. XLIV, № 4, S. 530—539.
11. Остеосинтез no Lane’y. В кн.: Труды XVII съезда российских хирургов. Л., 1926, стр. 74—75.
12. Интрадуральные инъекции кофеина при спинномозговой анестезии. В кн.: Труды съезда российских хирургов, Л., 1925, стр. 324—326.
13. Случай острого тромбоза брыжеечных сосудов, излеченный операцией. Новый хирургический архив, 1926, т. XI, кн. 1—2, № 41—42, 140—145.
14. Экстирпация кисты с обширной резекцией. В кн.: Труды Московского хирургического общества, 1926, стр. 9—9.
15. Демонстрация больной после закрытия по Тиршу почти полного дефекта че-репных покровов. В кн.: Труды Русского хирургического общества в Москве, про¬токол 115, заседание 15/Ш 1926; приложение к новому хирургическому ар-хиву, 1926, т. IV, кн. 1, стр. 47.
16. Демонстрация больной и препаратов после exarticulatio interscapulo-thoracica по Berger. Там же, кн. 1, стр. 47,
17. Демонстрация препарата большой диффузной аденомы подвздошной кишки, там же, кн. 2, стр. 49.
18. Демонстрация девочки 10 лет, оперированной по поводу pesvalgus. Там же, т. III, кн. 4, стр. 35.
19. Редкая форма аденомы тонкой кишки, потребовавшая обширной операции, выздоровление. В кн.: Труды Московского хирургического общества, 1926, стр. 5—5.
20. Демонстрация больного после операции трепанации черепа по поводу травматической эпилепсии. Приложение к Новому хирургическому архиву, 1926, т. II, стр. 16.
21. Анестезия спланхникус модификации Брауна. Вестник хирургии, 1927, т. X, кн. 30, стр. 131—175. Splanchnicus anasthesie по Braun’y. Новый хирургический архив, 1926, т. IV, кн. 2, стр. 61.
22. О технике спинномозговой анестезии. Вестник современной медицины, 1926, № 6, стр. 1—3.
23. Ilio-abdominal amputation in a case of sarcoma, recovery; pregnancy and birth of living child. Surg., gyn. a. obst. Novemb. 1926, p. 668. Medical conditions in Russia. Лекцияn клиниках Mayo Rochester Minn USA, Clin. Bull., 1926, Nov. 12, v. VIII, N 89.
24. Две недели в Лондоне. Новый хирургический архив, 1926, т. XI, кн. 1—2, стр. 230—235.
25. В гостях у американских хирургов. Detroit, Mich, Anne Arbor Minneapolis Menu Robert Emet. Farr. Новый хирургический архив, 1927, т. XII, кн. 46, стр. 250—268.
26. Высокая спинномозговая анестезия при резекции верхней челюсти. Демонстрация ребенка с экстирпацией верхней челюсти и экзентерацией глазницы по по¬воду саркомы. В кн.: Труды Московского хирургического общества, 1927, стр. 5.
27. Удаление громадной гипернефромы у 6-месячного ребенка под спинномозговой анестезией. В кн.: Труды Московского хирургического общества, 1927, стр. 5.
28. В гостях у американских хирургов. Глава IV. Cleveland Ohio. С. W. Grille. Новый хирургический архив, 1927, т. XII, № 47, стр. 348—363.
29. Два месяца в клиниках Мэйо. В кн.: Труды Московского хирургического общест¬ва, 1927, стр. 5—5; Новый хирургический архив, 1927, т. XII, № 48, стр. 502—548.
30. The Baldwin operation for the formation of an artificial vagina, report of six cases. Surg., gyn. a. obst. April. 1927, p. 530.
31. В гостях у американских хирургов. Глава VI. Chicago Illinois. Новый хирургический архив, 1927, т. XIII, № 49, стр. 79—96. Uber die shronischen Stenosen des Dunndarms. Arch. klin. Chir., 1927. Bd. 144, Heft3/4,S. 667.
32. В гостях у американских хирургов. Глава VII. Boston Mass. Harvey Сushing. Но-вый хирургический архив, 1927, т. XIII, кн. 2, № 50,стр.229—242.
33. В гостях у американских хирургов. Глава VIII. Philadelphia University of Pennsylvania. W. W. Babcock. Новый хирургический архив, 1927, т. XIII, кн. 3, № 51, стр. 415-434.
34. Экстирпация мочевого пузыря по поводу громадной опухоли. В кн.: Труды 1-го съезда российских урологов, 1927, стр. 122—123; там же, Анилиновый рак; там же — несколько операций по поводу дивертикулов мочевого пузыря.
35. В гостях у американских хирургов. Глава IX. Baltimore. The Johns Hopkins Hospital, John M. T. Finney, Howard et Kelly. Новый хирургический архив. 1927, т. XIV, № 53, стр. 97—118.
36. В гостях у американских хирургов. Глава X. NewYork. Новый хирургический архив, 1927, т. XIV, № 54, стр. 274—283.
37. Выступление по поводу методики резекций каллезных язв малой кривизны же-лудка. В кн.: Труды XX съезда российских хирургов, 1928, стр. 229—230. Полное расхож¬дение брюшной раны после чревосечения; там же, стр. 307—308.
38. Приветственная речь Т. П. Краснобаеву от Института Склифосовского. В кн.; Труды Русского хирургического общества, 1928, стр. 26.
39. Спинномозговая, проводниковая и местная анестезия в гинекологии. В кн. Опе-ративная гинекология А. Губарева, М., 1928, стр. 86—127.
40. Amputatio interilio-abdominalis. Большая медицинская энциклопедия, 1928, т. 1, стр. 573—574.
41. Amputatio interscapulothoracalis. Большая медицинская энциклопедия, 1928, т. I, стр. 575—576.
42. Из хирургических курьезов недавнего прошлого. Вестник хирургии, 1928, XII, т. XII, кн. 35-36, стр. 134-136.
43. К казуистике врожденного высокого стояния лопатки. Morbussprengeli. Новый хирургический архив, 1928, т. XIV, кн. 4, № 56, стр. 510—512.
44. Редкая форма осложнений при Morbus Hodgkini. Современная хирургия, 1928, т. III, в. 6 (18), стр. 1037—1041.
45. Некоторые мысли и материалы к вопросу об отведении мочи в кишку. Новый хирургический архив, 1928, т. 7, № 9, стр. 366—378. Ein Fall vonoperati wen Eingriffwegen Lymphogranulomdes Halsmarke. Arch. f. klin. Chir., 1928. Bd. 150. S. 317—321.
46. Пятплетний отчет деятельности хирургического отделения больницы «Красный текстильщик» (б. Коншина) в Серпухове Московской губернии, 1922—1927. Серпухов, 1928, 108 стр.
47. Мауо. Большая медицинская энциклопедия, 1928, т. XVII, стр. 755—758.
48. Случай ампутации всей левой половины печени по поводу альвеолярного эхинококка. Новый хирургический архив, 1929, т. XVIII, кн. 72, стр. 633—633.
49. Аpropos du treatment des ulceres perfores de l’estomac et du duodenum statistique de 207 cas. Societe Nationale de Chirurgie, seance du 20 Novembre, 1929, p. 1233-1243.
50. Обезболивание в брюшной хирургии. Программный доклад на 3-м Всеукраин. съезде хир., г. Днепропетровск., 1928 г., Тр. съезда. Нов. хир. арх., 1929, 18, 1—3, 69—71; 167—175.
51. A propos des resections dans les cas d’ulceres perfores de l’estomac et du duodenum. Доклад в Парижском национальном хирургическом обществе. Bulletin et Memoires de la Societe National de Chirurgie de Paris, LX, 30 No- vembre, 1929.
52. Современное состояние учения о хирургическом обезболивании. Современная хирургия, 1930, т. У, № 2, стр. 233—257; № 3, стр. 441—461.
53. Спинномозговая, проводниковая и местная анестезия в гинекологии. М., Госиздат, 1930, стр. 21—46.
54. L’anesthesie locale pour les grandes operations de I’estomac. Lyon Chirurgical, 1930 t. XXVII, N 6. Novembre—decembre, p. 705—732.
55. О резекции при прободных язвах желудка и двенадцатиперстной кишки. Юби-лейный сборник проф. И. И. Грекова. Вестник хирургии, 1930, т. XIX, кн. 56—57, стр. 310—315; Новый хирургический архив, 1930, т. XXI, кн. 82, стр. 212—230.
56. Отдаленные результаты тотальных гастрэктомий. Доклад и демонстрация в Мос¬ковском терапевтическом обществе. Протоколы общества за 1930—1931 гг.
57. Ошибки и опасности при хирургических операциях. Современная хирургия, 1930, т. V, стр. 2—3.
58. Новая серия прободных язв желудка и дуодении в 173 случаях (материал ин-та им. Склифосовского за 18 м-цев 1929—1930 гг.). Доклад. Прот. зап. хир. об-ва Москвы. 3. IV. 1931; Нов. хир. арх., 1931, 23, 3—4, 592—631, Сов. хир., 1933, 5, 6, 315.
59. Местная анестезия при больших операциях на желудке. К 40-летнему юбилею проф. Яроцкого А. И. Вестник хирургии, 1930, т. LXIV, кн. 10, стр. 25—41.
60. Nuova Seria de ulceres perforados del Estomago уdel duodene, (Aparado de la «revista de cirugia» de Buenes A'ires.) Arbil de 1931 (285—316).
61. Nouvelle serie d’ulceres de l’estomac et du duodenum. Journ. Chir. Aoflt., 1931. T. XXXVIII, N 2, p. 159—189.
62. Оher die primare Resektion der perforierten Magen- und Duodenalgesclrwiiren. Arch. klin. Chir., 1930 aus 161, Bd. III. S. 517—539.
63. Выступление по поводу переливания трупной крови на 4-м Всеукраин. съезде хирург. 6—10. IX 1930 г. Харьков. Тр. 4-го Всеукраин. съезда хирург., г. Днепропетровск, 1931.
64. Выступление на 22-м Всесоюзн. съезде хирург. 25—29 мая 1932, Москва. В кн.: Пр. 22-го Всесоюзн. съезда хирург. М., 1934, стр. 187.
65. Опыты по переливанию трупной крови на людях. Вестник хирургии, 1932, т. XXVII, кн. 80—81, стр. 167—170.
66. 212 nouveaux cas de gastrectomie pour ulceres perfores du duodenum. Доклад5/XI 1932 вSociete de chirurgie de Paris, Bull et Memoires de la Societe Nationale de chirurgie de Paris. L’organisation du service des premiers secours chirurgicaux a. Moscou. Qelques traveaux recents de Medecine Russe.
67. Доклад в Клубе медицинских синдикатов. Напечатанвles Echos de la medecine. Presse Medicale, 31/XII 1932, Humanite, 29 anee. A» 12, p. 407.
68. Mes recheres sur transfusion de sang de cadavre. Experience clinique de 100 cas. Vortrag gehalten in der Pariser National chir. Geselschaft 16. XI, 1932, Vorlesung auf der Sitzung der Mednakultat in Barcelona am 9. XII 1932 und in Madrid am 12. XII 1932.
69. La Chirurgie gastrique. Лекция на открытии кафедры хирургии проф. ШарляЛе- нормана 17. XII 1932. Hopital Cochin Paris.
70. Statistique personelle de 1100 cas de gastrectomies pour ulceres de l’estomac et de duodenum.
71. Доклад на внеочередн. зас. Мед. Акад. и хир. об-ва Барселоны 7. XII 1932.
Die Technik der Leichen Bluttransfusion beim Menschen. Prensa med. Habana 1933, 21, S. 1—12 (spanisch).
72. Шесть случаев операций при ранении сердца. Доклад и демонстрация больных в Московском хирургическом обществе. Советская хирургия, 1933, № 6, стр. 413.
73. La transfusion du sang de cadavre a l’homme. Prefase do Prof. Gosset. Монография, 150 стр. Издание Masson, Paris, 1933.
74. О первичных резекциях при прободных язвах желудка и duodeni. Латышско-рус-ский медицинский журнал, 1933, стр. 189—202.
75. 388 резекций желудка при прободных язвах. Новый хирургический архив, 1933, т. XXVIII, кн. 3—4, № 111—112, стр. 490—507. Юбилейный том, посвященный проф. Я. В. Зильбербергу.
76. De quelques difficultees de la gastrectomie large et des moyens de los surmonter. PresseMedicale, 1933, 102, 23, XII.
77. О технике субтотальных гастрэктомий. Советская хирургия, 1934, т. VI, в. 5, стр. 587-594.
78. Nouvelle serie d’ulceres perfores du duodenum. Bull, et mem. de la soc. nat. de chirurgie, 1933, t. 59, p. 775—779.
79. Прободные язвы желудка и двенадцатиперстной кишки. Программный доклад на 1-м Съезде Всеукраинской скорой помощи. В кн.: Труды Всеукраинского ин-ститута неотложной хирургии и переливания крови. Днепропетровск, 1934, т. 1, стр. 323—350.
80. Проблема переливания трупной крови. Вестник хирургии, 1934, т. 33, кн. 97—99, стр. 62—70.
81. О первичных резекциях при прободных язвах желудка и duodeni. М. — Л., 1934, стр. 189—202.
82. La transfusion du sang des morts. Presse Medicale, N 2, Juliet, I, 1935, p. 12—13. Das probleme der Leihen blut transfusion, Wiener Med. Wochenschr. 1934, 30—31, S. 817-822.
83. Проблема переливания трупной крови. Доклад на 2-й конф. ЦИПК, В кн.: Тр. 1-й конф. ЦИПК, 1935, стр. 119.
84. Институт имени Склифосовского и прогресс неотложной хирургии. Газета «Ско¬рая помощь» от 10 марта 1935 г.
85. Тысяча случаев прободных язв двенадцатиперстной кишки и желудка. Новый хирургический архив, 1929, т. XVIII, кп. 1—2, стр. 63—74; Советская хирур¬гия, 1935, № 6, стр. 25—46.
86. Transfusion of cadavre Blood (Repinted from the Journal of the American Medical Association. March, 21, 1936, v. 106, p. 997—999.
87. La transfusion du sang de cadavre aux etres humains Exirait de la Presse Medicale, du 11 Janvier 1936, N 4, p. 1—23.
88. Метод обработки культи двенадцатиперстной кишки при больших язвах, глубоко пенетрирующих в поджелудочную железу (способ «улитки»). Совет-ская хирургия, 1936, № 9, стр. 454—469.
89. Николай Васильевич Склифосовский. К столетию со дня рождения. Речь на тор-жественном заседании московского хирургического общества 1936 г. Совет¬ская хирургия, 1936, № 6, стр. 935—940.
90. Опыт хирургического лечения профузных желудочно-дуоденальных кровотечений по материалам Института Склифосовского, 1934. Вестник хирургии, 1936, т. XLII, кн. 117—118, стр. 78—90.
91. Хирургическое лечение профузных желудочно-дуоденальных кровотечений. Прот. зас. хир. общества Москвы и Моск. обл. 23. III 1936; Сов. хир. 11, 845—846.
92. Опыт хирургического лечения желудочно-дуоденальных кровотечений по материа¬лам ин-та им. Склифосовского. Вест, хир., 1936, 42, 117—118.
93. Нужен ли риск? Глава в книге: «Рассказы о социалистическом мастерстве». М., Профиздат, 1936, стр. 311—322.
94. Transfusion of cadaver blood. Journ amer. med. Ass., March 21, 1936, v. 406, p. 997—999.
95. 2 случаев операций искусственного влагалища. Доклад Пр. заседания хирург, об¬щества Москвы и Моек. обл. 3. VI 1936. Советская хирургия, 1936, № 11, стр. 850-869.
96. Опасности и осложнения при спинномозговой анестезии. В кн.: Руководство по хирургии под ред. Э. Р. Гессе, С. С. Гирголав и В. А. Шаак, Л., 1930 н в кн.: Ошибки, опасности и непредвиденные осложнения в хирургии, т. 1, под ред. Э. Р. Гессе, С. С. Григолав, В. А. Шаак, Л., 1936, стр. 206—218.
97. Принципы хирургического лечения острых желудочно-дуоденальных кровотечений. Вопросы питания, 1936, № 1, стр. 45—56.
98. Ранение и причина смерти А. С. Пушкина. Доклад па заседании Академии наук. Газета «Правда», 1937, 8/11, напечатано в сокращенном виде.
99. Partical gastrectomy in acuter perforated pepticulcer. Surg., Gyn. a. Obst., January 7. v. 61. p. 63—68.
100. Проблемы хирургического обезболивания. Программный доклад на 7-й конференции МОКИ. 1937. Хирургия, 1937, № 6, стр. 181—182; Вестникхирургии, 1937, т 55, книга 2, стр. 209—209.
101. The transfusion of stored cadaver blood. Lancet, 1937, August 14, p.5946.
102. Новые пути и возможности в оперативном лечении профузных желудочных кровотечений. Доклад в Московском хирургическом обществе, 1937. Хирургия, 1937. № 6. стр. 168—168.
103. Опыт больших капельных переливаний трупной крови. Вестник хирургии, 1938, т. 55. кн. 12. стр. 103—114.
104. 2500 переливаний трупной крови людям. Этапы развития и наш опыт. Советская медицина, 1938, № 14-15, стр. 39—47.
105. О первичных резекциях при прободных язвах желудка и двенадцатиперстной кишки. Вестник хирургии. 1938, т. 55, кн. 3, стр. 265—271.
106. О выборе операции при прободных язвах желудка и двенадцатиперстной кишки. Хирургия, 1938, № 6, стр. 87—99.
107. О хирургическом лечении профузных желудочно-дуоденальных кровотечений и предисловие. В кн.: Труды хирургической клиники Института имени Скли-фосовского. М., 1938, сгр. 5—57.
108. Операции искусственного пищевода. Новый хирургический архив, 1938, т. XLI. кн. 2, стр. 282—282.
109. Некоторые данные и мысли об острой кишечной непроходимости по материалам Института Склифосовского за годы 1928—1938. Вестник хирургии, 1938, т. 56, кн. 3—4, стр. 410—425; в кн.: Труды городской и областной конференции по острой кишечной непроходимости. Л., 1938.
110. Отдаленные результаты (13 лет) после обширной пересадки кости. Хирургия. 1938, № 12, стр. 146—146.
111. Современное состояние хирургии желудка. Газета «Правда», 1938, 27/ХП.
112. La methode dit en «escargot» des grandes niches du duodenum en cas d’hemorragies aigues des ulceres. Academie de chirurgie, Paris, 1938, 64, p. 413.
113. Moignon du duodenum en «escargot» pour le tamponnement de grands ulceres en cas d’hemorragies aigues. Memoire de l’academie de chirurgie, Seance du 9 mars 1938, t. 64, N 99, p. 413—418.
114. A propos des gastrectomies d’emblee pour ulceres perfores de l’estomac et du duodenum, Memoires de l'academie de chirurgie, Seance du 9 mars 1938, t, 64, N 9, p. 419-421.
115. Осложнения и неудачи хирургического лечения язвенной болезни желудка и две¬надцатиперстной кишки. Программный доклад на XXIV Всесоюзном съезде хирургов, 1938, Труды XXIV Всесоюзного съезда хирургов. Харьков, 1980, стр. 323—350. Советская медицина, 1939, № 16, стр. 3—11.
116. Новый хирургический архив, 1939, т. 57, кн. 3, стр. 99—126. В кн.: Труды XXIV Всесоюзного съезда хирургов. М. — Л., 1939, 323—350. Заключительное слово, 424—426.
117. Etude sur les ulceres gastriques et duodenaux perfores. Journ. Intern, de chir. 1939, Tomme IV 3 Mai — Juin, Bruxelle.
118. Братья Мэйо по личным воспоминаниям (некролог). Хирургия, 1940, № 2—3, стр. 34—43.
119. Проблема хирургического обезболивания в военной обстановке. Доклад в Москов¬ском хирургическом обществе, 1940. Протоколы общества. Хирургия, 1940, № 12, стр. 135—135.
120. New ways in thes urgical treatment of profuse gastro-duodena lHemorrhage. Acta Medica URSS, 1940, v. Ill, N 4, p. 359-381.
121. Некоторые впечатления и размышления о 80 случаях операций искусственного пищевода. Новый хирургических архив, 1941, т. 49, кн. 1—2, стр. 121—157.
122. Заметки по военно-полевой хирургии, ч. 2. Лечение военных ранений препаратами сульфамидов. Наркомздрав СССР. Ленинградское отделение: «Медгиз», 1941. 132 с.
123. О сульфамидотерапии военных ранений. Клиническая медицина, 1941, т. XIX, № 12, стр. 18—31.
124. О препаратах сульфамидов и роли их в военной хирургии. Клиническая медицина, 1941, т. XIX, № 12, 12—16.
125. О применении препаратов сульфамидов при лечении огнестрельных ран. Хирургия, 1941, № 12, стр. 3—15.
126. Role of sulfanilamide preparations in military surgery. Klin, med., 1941, 19, S. 18-32.
127. Юдин С.С., Петров Б.А. О лечении огнестрельных переломов конечностей. Московский большевик, 1942. 224 с.
128. Пояснение к применению набора для капельных вливаний. М., «Медгиз», 1942, 23 стр.
129. Технические указания к сборке п пользованию аппаратом для вытяжения пере-ломов нижних конечностей. М.: «Медгиз», 1942, 15 стр.
130. Николай Васильевич Склифосовский и его роль в истории Московского универ¬ситета. Речь на торжественном заседании Московского хирургического об¬щества и I ММИ, ноябрь 1940 г. к 175-летию университета.
131. Николай Васильевич Склифосовский. Очерк его жизни и деятельности. М., 1942, 22 стр.
132. Лечение огнестрельных переломов. В кн.: Труды 6-го пленума Ученого медицин¬ского совета при начальнике Главного военно-санитарного управления Крас¬ной Армии. М., 1942, стр. 268—295.
133. Оценка результатов профилактики и лечения раневой инфекции биопрепаратами и химико-терапевтическими средствами. Труды пленума Ученого медицин¬ского совета НКЗдрава СССР от 1942 г. стр. 9.
134. Методы лечения стрептоцидом огнестрельных ранений. Медицинский работник, 1941, 20/IX, № 76 (403).
135. Стрептоцид в терапии ран. Медицинский работник, 1941, 20/VIII.
136. Профилактика раневых остеомиелитов, иссечение раны и глухая гипсовая повяз¬ка. Доклад на 2-м Пленуме госпитального Совета НКЗ СССР. Тезисы, М„ 1943, стр. 77—106.
137. О лечении огнестрельных переломов бедра в условиях современной войны. Во-енно-санитарное дело, 1942, № 11—12, стр. 20—28.
138. Размышления о текущих событиях. В кн.: Анналы Института Склифосовского, посвященные юбилею С. С. Юдина, М., 1942, т. III, в. 1, стр. 1—12.
139. О лечении огнестрельных переломов конечностей. Метод глухих гипсовых повя¬зок, его принципы и техника. М., 1942, 226 стр.
140. Профилактика раневых остеомиелитов. Иссечение раны и глухая гипсовая повяз¬ка. В кн.: Труды 2-го Пленума Госпитального совета, НКЗдрава СССР. М., 1943, стр. 77—106.
141. Заметки по военно-полевой хирургии. 2-е дополненное и расширенное издание. М., Медгиз, 1943, 646 стр.
142. Двадцатипятилетний опыт хирургического лечения язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки. М., 1943, 54 стр.
143. Treatment of Gunshen fractures of the limbs. Brit. Med. Journ., November 6, V. II, p. 567. 25 years experience ingastric-surgery. Brit. Med. Journ., 1943, p. 64. Методика операций при огнестрельных переломах бедра в условиях современной войны. М., 1943, 62 стр.
144. Как снизить послеоперационную смертность у раненных в живот на войне. М., 1943, 21 стр.
145. ThierrydeMartel: — некролог «Заметки по Военно-полевой хирургии» М., 1943 г., стр. 599—561; Хирургия, 1942, № 9, стр. 86—87.
146. Хирургическое обезболивание льдом для ампутаций конечностей. М., 1943, 16 стр.;
147. Хирургическое обезболивание льдом для ампутаций конечностей. Военно-медицинский журнал, 1944, январь — февраль, 20—32;
148. Хирургическое обезболивание льдом для ампутаций конечностей. Вестник хирургии, т. 64, № 1, стр. 7—16;
149. Хирургическое обезболивание льдом для ампутаций конечностей. Военно-морской врач, 1944, № 1, стр. 3—14.
150. Образы прошлого и силуэты некоторых военно-полевых хирургов (Н. И. Пирогов, В. А. Басов, Н. В. Склифосовский, Н. А. Вельяминов, Н. Н. Бурденко). М., 1944, 48 стр.
151. The treatment of war fractures of the femur. Surg., Gyn. a. Obst., 1944, v. 78, p. 1—8.
152. Хирургическое лечение язвы желудка и двенадцатиперстной КИШКИ. В кн.: Тру¬ды 3-го пленума Госпитального совета НКЗдрава СССР и РСФСР. М., 1944, ^ стр. 477—482.
153. Особенности течения язвенной болезни желудка в годы Отечественной войны. Доклад на конф. вр. моек. воен. окр. М. Май. 1944.
154. The Surgical construction of 80 cases of artificial esophagus. Surg., Gyn. a. Obst. June 1944, v. 78, p. 561—583.
155. Речь на Учредительном заседании Академии медицинских наук СССР, Москва, 20—22/XII1944 г. Медгиз, 1945. Учредительная сессия АМН СССР, стр. 48—58 и в брошюре: «К хирургам Армии». Маньчжурия, 1945.
156. How to lower post operative mortality in war injuries of abdomen. Bull. War. med., 1944, 4, 446—450.
157. Памяти акад. H. H. Бурденко. Газета «Правда», 1946, 14/XI, № 270.
158. 250 операций искусственного пищевода. Доклад Прот. заел. хир. об-ва Пирогова. Л. 4. У 1947.
159. Некоторые итоги 25-летнего опыта в хирургии язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки. Советская медицина, 1947, № 4, стр. 5—10.
160. О хирургическом лечении рака желудка. Всесоюзная противораковая конференция, январь 1947. Вестник хирургии, 1947, т. 67, кн. 1, стр. 69—70.
161. Успехи современной хирургии желудка и пищевода. Публичная лекция в Политехническом музее 26/XII1947. М., 1947.
162. 150 случаев операций тотальных гастрэктомий. Доклад. Прот. зас. хир. об-ва Пи¬рогова Л., май 1947.
163. К пятидесятилетию операции тотальной гастрэктомии. В кн: Сборник трудов, посвященный проф. А. Г. Савиных (1917—1947), Томск, 1948, стр. 31—45.
164. Влияние работ И. II. Павлова на развитие желудочной хирургии, и изучение идей Павлова при желудочно-кишечных пластиках на людях. В кн.: Труды объеди¬ненной сессии, посвященной десятилетию со дня смерти И. П. Павлова. М., 1948. стр. 93—114.
165. Некоторые итоги 25-летнего опыта в хирургии язвенной болезни и двенадцатиперстной кишки. Доклад на 25-м Юбилейном Всесоюзном съезде хирургов. Москва, октябрь 1946. В кн.: Труды XXV Всесоюзного съезда хирургов. М., 1948, стр. 449—507.
166. Реконструкция искусственного пищевода у детей. В кн.: Тр. VI Всесоюзн. съезда детск. врачей. М., 1948, стр. 197.
167. Показ препарата удаленного из срединной части пищевода, пораженного раком. Там же 25. IX 1953; Хирургия, 1954, 4, 94. 551
168. Демонстрация б-ного после повторной антеторакальной пластики пищевода (через 7 дн.). Там же 25. IX 1953; Хирургия, 1954, 4, 94.
169. Оперативное лечение больных раком пищевода и кардии. Доклад. Расш. зас. Презид. АМН СССР, посвящ. проблемам хир. груд, полости, ревматизму и си-ликозу 5—9. X Томск, 1953. Тезисы докладов, стр. 7—8. М., 1953.
170. Опыт трансплевральной пластики пищевода из тонкой кишки. Вест, хир., 1954, 74, 5, 25—35.
171. О современных методах восстановительных операций при непроходимости пи-щевода. Хирургия, 1954, 1, 95—107.
172. Реферат: Academia Republici Polulare Romine Instit, de Studi Romino — Sovetic Annalele Romino-Sovietica. Chirurgie, 1954, 3, 14.
173. Экспериментальные данные о нейрогуморальной регуляции желудочной секреции у человека. Доклад. Прот. зас. хир. об-ва Пирогова Л. 3. II 1954; Вест, хир., 1954, 74, 6, 85.
174. Демонстрация б-ного после резекции желудка по Б. 1 по поводу доброкачественной опухоли, представляющей трудности для диагностики. Прот. зас. хир. об-ва Москвы и Моек. обл. 25. IX. 1953; Хирургия. 1954, 4, 94.
175. Отчетный доклад о научно-исследовательской работе и перспективе ее. Стенограмма. Заседание Президиума АМН СССР, 3 марта 1954.
176. Острые кровотечения и борьба с ними. Заключительное слово председателя, 1954, И июня. В кн.: Труды VIII съезда хирургов Украинской СССР. Киев, 1955, стр. 373—388.
МОНОГРАФИИ C.C.ЮДИНА, ИЗДАННЫЕ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ
177. Юдин. С.С. Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода. Рисунки Ирины Цановой. Редактор Островская Л.С. Москва: «Медгиз», 1954. 270 с.
178. Юдин С.С. Этюды желудочной хирургии. Рисунки Ирины Цановой. Редактор Островская Л.С. Москва: «Медгиз», 1955. 263 с.
179. Юдин С.С. Использование трупной крови. Сборник научных трудов по хирургии и нейрохирургии, посвященный пятидесятилетию деятельности проф. В. Н. Шамова Л.: Харьков, 1958, стр. 27—45.
180. Юдин С.С. Избранные произведения. Вопросы военно-полевой хирургии и переливание посмертной крови. Составитель М.П.Голикова. Редакционная коллегия: Арапов Д.А., Давыдовский И.В., Мельников А.В., Приоров Н.И., Розанов Б.С., Тарасов М.М. Под общей редакцией Д.А.Арапова. Москва: «Медгиз», 1960. 554 с.
181. Юдин С.С. Хирургия на распутье. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1961;10:17-25.
182. Юдин С.С. Захарьино. Автобиографический очерк. Вестник хирургии имени И.И. Грекова. 1961;10:6-16.
183. Юдин С.С. Избранные произведения. Хирургия язвенной болезни желудка и Нейро-гуморальная регуляция желудочной секреции у человека. Составитель М.П.Голикова. Редакционная коллегия: Арапов Д.А., Давыдовский И.В., Мельников А.В., Приоров Н.И., Розанов Б.С., Тарасов М.М. Под общей редакцией Д.А.Арапова. Москва: «Медгиз», 1962. 364 с.
184. Юдин С.С. О науке и медицине. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1963;1:145-150.
185. Юдин С.С. Этюды желудочной хирургии. Второе издание. Москва: «Медицина», 1965. 269 с.
186. Юдин С.С. Мысли о медицине. Составитель Симонян К.С. Москва: «Знание», 1968. 80 с.
187. С.Юдин. Размышления хирурга. Составитель М.П.Голикова. Москва: Медицина, 1968. 366 с. Арапов Д.А. Прободная язва желудка и двенадцатиперстной кишки. Труды областной конференции. Сборник московского областного клинического института, 1933.
НАУЧНЫЕ РАБОТЫ, СВЯЗАННЫЕ С С.С.ЮДИНЫМ
188. Арапов Д.А. Материалы к изучению этиологии острого прободения язв желудка и двенадцатиперстной кишки. Советская хирургия. 1935;6:57-68.
189. Петров Н.Н. Лечение ранений. Наркомздрав СССР. Ленинградское отделение: «Медгиз», 1939. 395 с.
190. Арапов Д.А. Газовая гангрена. Наркомздрав СССР. Ленинградское отделение: «Медгиз», 1940. 151 с.
191. Бочаров А.А. Итоги работы хирургической клиники Института имени Склифосовского за 1935 г., Труды хирургической клиники Института имени Склифосовского, 1942.
192. Бочаров А.А. Итоги работы хирургической клиники профессора С.С.Юдина за 1936-1938 гг., Анналы Института имени Склифосовского. Москва: «Медгиз», 1942.
193. Цуринова Е.Г. Отдаленные результаты ушивания прободных язв желудка и двенадцатиперстной кишки с гастроэнтеростомией. Анналы Института имени Склифосовского. Москва: «Медгиз», 1942.
194. Куприянов П.А., Банайтис С.И. Краткий курс военно-полевой хирургии. Под редакцией Смирнова Е.И. и Гирголава С.С. Наркомздрав СССР. Москва: «Медгиз», 1942. 435 с.
195. Петров Б.А. Глухая гипсовая повязка. Наркомздрав СССР. Москва: «Медгиз», 1943. 116 с.
196. Петров Н.Н. Вопросы хирургической деонтологии. Ленинград: ГИДУВ, 1945. 60 с.
197. Андросов П.И. Хирургическое лечение язвенной болезни в условиях районной больницы. Хирургия. 1945: 72-76.
198. Мухадзе Г.М. Некоторые замечания по поводу хирургического лечения язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки. Советская медицина. 1947;11:22-24.
199. Мыш В.М. Материалы к истории хирургии военного времени (1938-1944 гг.). Новосибирское областное государственное издательство «ОГИЗ», 1947. 193 с.
200. Гессе Э.Р., Гирголав С.С., Шаак В.А. Ошибки, опасности и непредвиденные осложнения при лечении хирургических заболеваний. Руководство для врачей в 4-х томах. «ОГИЗ», Ленинград-Биомедгиз-Москва, 1936.
201. Андросов П.И. О добавочном кровоснабжении мобилизованной кишки при создании искусственного пищевода. Автореферат на соискание ученой степени доктора медицинских наук, Москва, 13 апреля 1954 г.
ПРИЛОЖЕНИЕ № 2
АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
487. Выписка из протокола допроса арестованного Подольского Якова Борисовича. 19 июня 1937 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.241-242.
488. Выписка из протокола допроса арестованного Наджарова Александра Ефремовича. 16 августа 1937 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.246-247.
489. Выписка из протокола допроса арестованного Миронова-Пинеса Бориса Мироновича. 5 июня 1937 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.244-245.
490. Протокол допроса свидетеля Богословского Сергея Дмитриевича. 31 марта 1938 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.257-260.
491. Протокол допроса свидетеля Радвогиной Марии Самуиловны. 3 апреля 1938 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.274-276.
492. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 28 июля 1943 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.1-6.
493. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 30 августа 1943 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.7-30.
494. Протокол допроса арестованного Рупневского Александра Степановича. 30 августа 1943 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С. 157-169.
495. Из протокола допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны, студентки 5-го курса Московской консерватории, 10 августа 1948 года.
496. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 14 августа 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.117-120.
497. Протокол очной ставки между арестованными Рупневским Александром Степановичем и Водовозовой Майей Владимировной. 6 ноября 1948 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.47-51.
498. Протокол допроса и очной ставки между Водовозовой Натальей Дмитриевной и ее дочерью Водовозовой Майей Владимировной. 12 ноября 1948 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.55-57.
499. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировне. 20 января 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.43-45. (Следственное дело по обвинению Водовозовой Майи Владимировны № 665).
500. Протокол допроса арестованной Чернай Аллы Дмитриевны. 15 ноября 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.67-71.
501. Протокол допроса арестованного Раузе Владимира Ивановича. 15 ноября 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.22-27.
502. Из протокола допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 20 ноября 1948 г.
503. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 16 ноября 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.68-81.
504. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 24 декабря 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.108-123.
505. Протокол допроса арестованного Юдина С.С. 29 декабря 1948 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.145-175.
506. Выписка из протокола допроса арестованной Голиковой Марии Петровны, операционной медицинской сестры Института им. Склифосовского, 31 декабря 1948 года. (Из материалов архивно-следственного дела № 100762 на Голикову М.П)
507. Из протокола допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича 1891 года рождения, уроженца Москвы, русского, беспартийного, из семьи фабриканта. До ареста – главный хирург Института имени Склифосовского, действительный член Академии медицинских наук СССР. (2 января 1949 года)
508. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 4 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.176-203.
509. Докладные записки начальника Центральной врачебно-экспертной комиссии САНО ХОЗУ МГБ СССР, подполковника медицинской службы, заслуженного врач РСФСР Блинчикова Н.Н.начальнику санитарной части тюрьмы МГБ СССР, подполковнику медицинской службы Яншину М.Н. о резком ухудшении состояния здоровья арестованного №7 Юдина С.С. от 3 января 1949 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1.
510. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 10 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.204-209.
511. Из протокола допроса и очной ставки арестованных Юдина Сергея Сергеевича и Голиковой Марии Петровны, 10 января 1949 года.
512. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 13 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.238-249.
513. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 15 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.210-226.
514. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 20 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.228-237.
515. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 24 января 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.249-254.
516. на допросе 20 января Сергея Сергеевича Юдина ознакомил и заставил подписать.
517. Из Докладной записки начальнику Лефортовской тюрьмы подполковнику товарищу Ионову:
518. “1949 года, 3 мая. Мы, нижеподписавшиеся начальник санитарной части Лефортовской тюрьмы МГБ СССР подполковник медицинской службы Яншин М.Н.
519. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 15 апреля 1949 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.1. С.255-285.
520. Из протокола допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича, 1 августа 1951 года.
521. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 18 августа 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.25-36.
522. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 20 августа 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.37-44.
523. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 22 августа 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.31-35.
524. Из протокола допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны, 10 сентября 1951 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.36-38.
525. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 10 сентября 1951 года. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.121-125.
526. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 11 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.44-56.
527. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 13 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.72-74.
528. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 14 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.78-81.
529. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 25 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.39-43.
530. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 26 сентября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.82-87.
531. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 4 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.88-97.
532. Протокол допроса свидетеля Богословского Сергея Дмитриевича. 8 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.261-266.
533. Протокол допроса свидетеля Богословского Сергея Дмитриевича. 8 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.267-272.
534. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 10 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.98-109.
535. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 15 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.112-130.
536. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 22 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.131-140.
537. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 23 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.141-142.
538. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 25 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.143-155.
539. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 29 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.156-166.
540. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 31 октября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.44-47.
541. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 1 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.166-181.
542. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 3 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.182-193.
543. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 5 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.194-195.
544. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 6 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.172-177.
545. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 9 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.196-201.
546. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 9 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.178-186.
547. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 12 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.202-205.
548. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 13 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.206-229.
549. Протокола допрос арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 14 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.48-51.
550. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 15 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.231-233.
551. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 16 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.187-195.
552. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 17 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.52-56.
553. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 17 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.234-259.
554. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 19 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.57-61.
555. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 21 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.62-67.
556. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 22 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.68-75.
557. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 23 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.197-204.
558. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 21 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.260-266.
559. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 24 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.80-85.
560. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 26 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.267-271.
561. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 27 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.205-214.
562. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 28 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.272-288.
563. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 30 ноября 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.215-226.
564. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 1 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.134-136.
565. Протокол допроса арестованной Голиковой Марии Петровны. 4 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.227-24.
566. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 7 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.289-296.
567. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 7 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.86-89.
568. Протокол допроса арестованной Штерн Лины Соломоновны. 7 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.250-252.
569. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 10 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.297-301.
570. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 12 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.302-319.
571. Протокол допроса арестованного Юдина Сергея Сергеевича. 13 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.320-323.
572. Протокол очной ставки между арестованными Юдиным Сергеем Сергеевичем и Водовозовой Натальей Дмитриевной. 14 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.326-345.
573. Протокол допроса арестованной Водовозовой Натальи Дмитриевны. 26 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.94-108.
574. Протокол допроса арестованной Водовозовой Майи Владимировны. 27 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.142-152.
575. Протокол допроса арестованного Шимелиовича Бориса Абрамовича. 29 декабря 1951 г. ЦА ФСБ РФ. Р-705. Т.2. С.253-256.
576. Из последнего протокола очной ставки между арестованными Юдиным Сергеем Сергеевичем и Голиковой Марией Петровной, 19 декабря 1951 года.
577. Из протокола допроса арестованого Юдина Сергей Сергеевича, 14 января 1952 года.
578. Коняхин, который 8 февраля 1952 года во время очередного допроса в 22 ч. 30 мин предъявил Юдину
579. Таким образом, еще раз рассмотрев материалы следственного дела №2027 по обвинению Юдина Сергея Сергеевича, 8 февраля 1952 года
580. обвинительное заключение, которое на подпись заместителю министра госбезопасности СССР полковнику Рюмину, должен был положить на стол к 15 февраля 1952 года, что и было выполнено в срок:
581. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину с приложением рапорта сотрудника «СМЕРШ» о поставке некачественной продукции. 21 марта 1946 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 311. Л. 61—64.
582. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину о заявлении А.А.Новикова. 30 апреля 1946 г. Военные архивы России. Выпуск первый. 1993. С. 176—183.
583. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О реорганизации и изменениях в руководстве МГБ СССР». Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953 / Сост. О.В. Хлевнюк и др. М.: РОССПЭН, 2002. С. 207.
584. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О сдаче дел по МГБ СССР». 5 мая 1946 г. Опубликовано: Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 207.
585. Записка В.С.Абакумова И.В.Сталину «О составе заместителей министра МГБ СССР». 6 мая 1946 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1483. Л. 11.
586. Постановление Пленума ЦК ВКП(б) «О переводе В.Н.Меркулова из членов в кандидаты в члены ЦК ВКП(б)». 21-23 августа 1946 г. Российский государственный архив новейшей истории (далее РГАНИ). Ф. 2. On. 1. Д. 9. Л. 3. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945—1953. С. 208—209.
587. Из письма И.А.Серова И.В.Сталину «О неправильном отношении к нему В.С.Абакумова». 8 сентября 1946 г. Архив Президента Российской Федерации Ф. 3. Оп. 58. Д. 28. Л. 147— 153. Петров Н.В. Первый председатель КГБ - Иван Серов. М.: Материк, 2005. С. 244 -247.
588. Записка Л.П.Берии И.В.Сталину «О спецсообщениях МГБ о голоде в республиках и областях СССР». Российский государственный архив новейшей истории Ф. 89. Оп. 57. Д. 20. Л. 1; Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации Ф. 4 ос. Оп. 4. Д. 18. Л. 15—21.
589. Из спецсообщения С.И.Огольцова И.В.Сталину о результатах допросов «американских» шпионов. 9 сентября 1947 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 256. Л. 153— 161.
590. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О негласном обыске на квартире Жукова». 10 января 1948 г. Военные архивы России. Выпуск первый. 1993. С. 189— 191.
591. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину об имуществе, изъятом у Жукова. 3 февраля 1948 г. Опубликовано: Военные архивы России. Выпуск первый. 1993. С. 192— 195.
592. Письмо И.А.Серова И.В.Сталину «О неблаговидных поступках министра госбезопасности В.С.Абакумова. 8 февраля 1948 г. Военные архивы России. 1993. № 1. С. 208—213.
593. Спецсообщение П.В.Федотова И.В.Сталину, В.М.Молотову, А.Я.Вышинскому об агентурных данных, полученных от резидента в Берлине. 9 апреля 1948 г. Очерки истории российской внешней разведки: В 6 т. Т. 5:1945—1965 годы. М.: Междунар. отношения, 2003. С. 542—543.
594. Сообщение резидентуры Комитета информации «О Североатлантическом пакте безопасности». Май 1948 г. Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5. С. 566—568.
595. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину и В.М.Молотову «О Я.Я.Гуральском с приложением протокола допроса». 10 июня 1948 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 260. Л. 43—70.
596. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О Д.Г.Ханне с приложением протокола допроса». Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 260. Л. 71—122.
597. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину с приложение протокола допроса «английского» шпиона Ю.Т.Катцера. 7 августа 1948 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 261. Л. 1—37.
598. Спецсообщение резидентуры Комитета информации И.В.Сталину сведений «О военно-политических переговорах по Североатлантическому пакту». Октябрь 1948. Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5: 1945— 1965 годы. С. 583 -585.
599. Решение Бюро Совета министров СССР о роспуске Еврейского Антифашистского Комитета. 21 ноября 1948 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 183. Л. 51.
600. Протокол допроса врача С.С.Юдина с сопроводительной ЦК ВКП(б). 5 января 1949 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 42—70.
601. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину с приложением протокола допроса С.С.Юдина. 16 января 1949 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 98-102.
602. Спецсообщение С.Савченко И.В.Сталину «О переписке МИДа Англии со своим послом в Вашингтоне». Октябрь 1949 г. Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5. С. 603—605.
603. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «О подготовке процесса по Ленинградскому делу». 8 января 1950 г. Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Ф. 4 ос. Оп. 8. Д. 14. Л. 3.
604. Из спецсообщения В.С.Абакумова И.В.Сталину «О замене работников в УМГБ Ленинградской области». 10 января 1950 г. Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Ф. 4 ос. Оп. 8. Д. 1 Л. 61—62.
605. Спецсообщение В.С.Абакумова И.В.Сталину «Об арестах в городе Ленинграде и Ленинградской области». 10 января 1950 г. Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Ф. 4 ос. Оп. 8. Д. 1. Л. 124.
606. Записка В.М.Андрианова И.В.Сталину «О высылке из Ленинграда семей осужденных «врагов народа». 18 октября 1950 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 66. Л. 125.
607. Заявление старшего следователя МГБ СССР М.Д.Рюмина И.В.Сталину. 2 июля 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 216. Л. 8— 11.
608. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О проверке заявления М.Д.Рюмина». 4 июля 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 216. Л. 1.
609. Записка В.С.Абакумова И.В.Сталину в связи с заявление следователя Рюмина. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58 Д. 216 Л. 40—59.
610. Постановление Центрального Комитета ВКП(б) «О неблагополучном положении в Министерстве Государственной Безопасности СССР». 11 июля 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 216. Л. 2—7.
611. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О назначении С.Д.Игнатьева министром государственной безопасности СССР». 9 августа 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 346.
612. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину «О захвате агента-парашютиста А.И.Османова». 16 августа 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 263. Л. 59—61.
613. Из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об акционерном обществе «Висмут». 18 октября 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 3—4, 47, 48, 51.
614. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О назначении М.Д.Рюмина заместителем министра государственной безопасности». 19 октября 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 348.
615. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О наставлении для советников МГБ СССР в странах народной демократии». Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 6, 60—62.
616. Записка С.Д.Игнатьева в Политбюро ЦК ВКП(б) «О порядке ответов родственникам лиц, осужденных к высшей мере наказания». 30 октября 1951 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 14— 17.
617. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об оказании помощи МГБ СССР в охране границы». Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 8.
618. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О поставке радиоаппаратуры и оборудования в Китай для министерства общественной безопасности». Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 11.
619. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об усилении охраны границ». 3 ноября 1951. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 15, 107.
620. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О розыске и задержании агентов-парашютистов». 11 ноября 1951 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 47. Л. 18, 118— 119.
621. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину «О завершении следствия по делу еврейской «антисоветской» молодежной организации. 5 января 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф.З. Оп. 58. Д. 214. Л. 173—203.
622. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О деле Абакумова и членов его группы». 12 февраля 1952 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 48. Л. 20—21.
623. Записка А.Я.Вышинского И.В.Сталину о С.С.Юдине. 16 марта 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 121— 122.
624. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об ответе англичанам на их запрос о профессоре Юдине». 22 марта 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 120.
625. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложение протокола допроса М.К.Кочегарова. 25 апреля 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 220. Л. 131—169.
626. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением допроса Е.П.Питовранова. 26 апреля 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 220. Л. 170—188.
627. Из постановление ЦК ВКП(б) «О недостатках в работе главного управления охраны МГБ СССР». 19 мая 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 141—143.
628. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложение протокола допроса И.А.Чернова по «делу Абакумова». 29 мая 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3 Оп. 58. Д. 221. Л. 19—58.
629. Спецсообщение В.А.Зорина И.В.Сталину «О подготовке к созданию агрессивного военно-политического блока в районе Балкан». 5 июня 1952 г. Очерки истории российской внешней разведки Т. 5. С. 658—660.
630. Протоколы допроса арестованного В.И.Комарова. 3-5 июня 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 100— 117.
631. Спецсообщение С.Д. Игнатьева И.В.Сталину с приложением протоколов допросов американского агента-парашютиста М.С.Пищикова. 30 августа 2952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 263. Л. 114— 140.
632. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением протоколов допроса шпиона И.А.Филистовича. 1 октября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 264. Л. 2—54.
633. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением протоколов допроса В.С.Абакумова и В.И.Комарова. 4 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 81—117.
634. Постановление СНК СССР о М.Д.Рюмине. 13 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 159.
635. Записка М.Д.Рюмина И.В.Сталину о недостатках в своей работе. 13 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 118— 122.
636. Записка С.Д.Игнатьева И.В.Сталину о выполнении указаний по «делу врачей» и «делу Абакумова». 15 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 160.
637. Спецсообщение С.А.Гоглидзе И.В.Сталину с приложением протокола допроса Шварцмана. 28 ноября 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 198—217.
638. Спецсообщение С.А.Гоглидзе И.В.Сталину с приложением протоколов допроса Я.М.Бровермана. 6 декабря 1952 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 2—29.
639. Проект передовой статьи газеты «Правда» «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». 10 января 1953 г. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 157. Л. 9— 14; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945— 1953. С. 392—394.
640. Спецсообщение С.А.Гоглидзе И.В.Сталину об арестах еврейских националистов. 14 января 1953 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 105— 106.
641. Спецсообщение С.Д.Игнатьева И.В.Сталину с приложением проекта обвинительного заключения по следственному делу Абакумова-Шварцмана. 17 февраля 1953 г. Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 203—243.
642. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №1. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
643. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №2. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
644. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №3. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
645. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №4. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
646. Дело №2027 По обвинению Юдина Сергея Сергеевича в 5 томах. Начато 23 декабря 1948 года – Окончено 14 декабря 1952 года. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №5 (вещественные доказательства, письма, реабилитация, освобождение). Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
647. Личное дело №4444 Ссыльного-высланного Юдина Сергея Сергеевича. Начато 16 марта 1952 года – Окончено 5 июля 1953 года. Архив Управления Министерства Внутренних Дел по Новосибирской области.
648. Дело №100762 По обвинению Голиковой Марии Петровны. «Секретно» Министерство Государственной безопасности СССР. Следственная Часть по Особо Важным Делам. Том №1. Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
ПРИЛОЖЕНИЕ № 3
ВОСПОМИНАНИЯ О С.С.ЮДИНЕ
202. Бакулев А.Н., Куприянов А.А., Приоров Н.Н., Петровский Б.В., Арапов Д.А., Розанов Б.С. Сергей Сергеевич Юдин. Некролог. Хирургия. 1954;9:84-86.
203. Сергей Сергеевич Юдин. Хирург. 1891-1954. Некролог. Вестник АМН СССР. 1954;3:58-59.
204. Казанский В.И. Рецензия на монографию Юдина С.С. «Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода. М.:Медгиз, 1954. С.248.
205. Арапов Д.А. Сергей Сергеевич Юдин. Вестник АМН СССР. 1954;3:58-59.
206. Мельников А.В. Сергей Сергеевич Юдин. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1955;1:92-95.
207. Выдающийся советский хирург (К 70-летию со дня рождения С.С.Юдина). Вестник хирургии имени И.И. Грекова. 1961;10:3-5.
208. Бочаров А.А. Идеи и труды С.С.Юдина по военно-полевой хирургии и переливанию крови. Хирургия. 1961;10:129-132.
209. Петров Б.А. Сергей Сергеевич Юдин. Хирургия. 1961;10:2-7.
210. Хундадзе Г.Р. Воспоминания о Юдине. Хирургия. 1961;10:8-10.
211. Куприянов П.А., Шанин Ю.Н. Сергей Сергеевич Юдин и его влияние на становление анестезиологии в СССР. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1961;10:25-29.
212. Савиных А.Г. Из истории развития хирургии рака кардии в СССР. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1961;10:82-86.
213. Поповский А.Г. Сергей Сергеевич Юдин. Медицинская сестра. 1963;10:57-59.
214. Симонян К.С. Путь хирурга. Москва: «Медгиз», 1963.
215. Ролье З.Ю. Три года в санатории «Захарьино». Актуальные вопросы туберкулеза. 1965;3:24-34.
216. Седова Л.С. Воспоминание о хирурге С.С.Юдине. Медицинская сестра. 1967;2:58-59.
217. Сергей Сергеевич Юдин (к 75-летию со дня рождения). Галерея отечественных хирургов. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1967;1: С.2.
218. Дьяченко П.К. Воспоминания о С.С.Юдине. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1967;1:125-130.
219. Поздышева Н.С. Выдающийся советский хирург С.С.Юдин. Советская медицина. 1968;5:145-147.
220. Филатов А.Н. Сергей Сергеевич Юдин – выдающийся трансфузиолог. Воспоминания современника. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1973;6:64-68.
221. Жадов А.С. Выдающийся хирург С.С.Юдин. Военно-медицинский журнал. 1974;1:82-85.
222. Анчелевич В.Д. Выдающиеся деятели советской хирургии. Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954). Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство. 1975:337-342.
223. Симонян К.С., Гутионтова К.П., Цуринова Е.Г. Посмертная кровь в аспекте трансфузиологии. Москва: Медицина, 1975. 271 с.
224. Астапенко В.Г. Избранные разделы частной хирургии. Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954). Минск: Беларусь, 1976:21-22.
225. Пермяков Н.К. Б.А.Петров. Москва: Медицина, 1982. 373 с.
226. Фельберг М.Б. Юдин С.С. в «Захарьине». Советское здравоохранение. 1983;3:71-73.
227. Перцев В.А. Сергей Сергеевич Юдин. Советское здравоохранение. 1988;1:55-56.
228. Сметанин Евгений. 1952 год: после Бутырок – Сибирь. Газета «Ленинский путь» - орган Берского горкома КПСС и городского Совета народных депутатов. 1989 г, №52, 29 апреля.
229. Амосов Н. Книга о счастье и несчастьях. Москва: «Молодая гвардия», 1990.
230. Юдин С.С. Подарок ко дню рождения. С предисловием Галины Куликовской. Москва: «Правда», 1990. 46 с.
231. Русаков А.Б. Академик в ссылке (малоизвестные страницы жизни академика АМН С.С.Юдина). Вестник АМН СССР. 1991;2:62-64.
232. Шалимов А.А. С.С.Юдин – выдающийся хирург современности (к 100-летию со дня рождения). Клиническая хирургия. 1991.
233. Нувахов Б.Ш., Шилинис Ю.А., Сигаев В.В. Сергей Юдин. Этюды биографии. Москва: Издательство «Новости», 1991. 104 с.
234. Петровский Б.В. Юдин Сергей Сергеевич – Избранное (Из истории медицинской мысли). М.: Медицина, 1991.
235. Богорад И.В. Петровский Б.В. С.С.Юдин. Избранное. Москва: «Медицина», 1991. 399 с.
236. Куликовская Галина. Пленница Бутырки медсестра Марина. «Медицинская газета». 1992 г., №4. С.12.
237. Русаков А.Б. К 100-летию со дня рождения академика АМН СССР С.С.Юдина. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1993;3-4: 137-139.
238. Беляев А.А. Роль С.С.Юдина в развитии обезболивания в хирургии. Хирургия. Журнал имени Н.И. Пирогова. 1993;9: 83-85.
239. Юдин И.Ю. О Сергее Сергеевиче Юдине (к 100-летию со дня рождения). Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1993;3-4:139-140.
240. Теряев В.Г., Богницкая Т.Н., Уманская В.В., Беляев А.А. С.С.Юдин, его научная и практическая деятельность. Вестник хирургии имени И.И.Грекова. 1993;3-4:140-142.
241. Юдин И.Ю. Памяти С.С.Юдина – одной из жертв сталинизма. «58-я Жертвы и палачи». Орган международной федерации и Российской ассоциации жертв памяти политических репрессий. 1994;4(15):2-3.
242. Тополянский В.Д. Лубянский консультант из врачебной корпорации. Режимдоступа: https://znamlit.ru/publication/6887.
243. Тополянский В.Д. Дело Юдина. Режим доступа: https://index.org.ru/journal/31/15-topoljnski.html.
244. Понурова В.Н. Сибирская ссылка хирурга. Газета «Вечерний Новосибирск». 25 июня, 1996 г. С.8.
245. Санников А.Б. Сергей Сергеевич Юдин. Дело №2027 Следственной части по Особо важным делам МГБ СССР. Арест. Тюрьма. Ссылка. Секция история медициеы. 8-й Всероссийский съезд Сердечно-сосудистых хирургов. 18-22 ноября, 2002 г., Москва. Бюллетень НЦССХ имени А.Н.Бакулева РАМН – Сердечно-сосудистые заболевания. 2002; 3(11): 375.
246. Владимир Николаевич Шамов и Сергей Сергеевич Юдин – пионеры применения фибринолизной крови в хирургии (Ленинская премия 1962 г). Анналы хирургии. 2001;5:12-18.
247. Наточин Ю.В. Последние годы жизни великого хирурга – Сергея Сергеевича Юдина: Юбиляр Ю.В.Наточин о своем учителе С.С.Юдине. Медицина XXI век. 2007; 8(9):7-13.
248. Изимбергенов Н.И. История одной фотографии и ее героев. Медицинский журнал Западного Казахстана. 2008;4(20):103-106.
249. Профессор И.Ю.Юдин и д.м.н. В.И.Юдин. Воспоминания о С.С.Юдине. 16.04.2008. Режим доступа: https://www.ikzm.narod.ru//Judine/2.html.
250. Панурова В.Н. Сергей Сергеевич Юдин. Новосибирск: новосибирское книжное издательство, 2009. 622 с.
251. Тополянский В.Д. Подруга английского шпиона. Россия XXI век. 2010;4:164-190.
252. Тополянский В.Д. Дело профессора Юдина. Электронное книжное издательство «Lambert», 2011. 124 с.
253. Наточин Ю.В. Сергей Сергеевич Юдин. К 120-летию со дня рождения великого хирурга. Хирургия. Журнал им. Н.И.Пирогова. 2011; 11: 95-101.
254. Абакумов М.М., Кабанова С.А., Богопольский П.М. Вклад С.С.Юдина и его научной школы в развитие хирургии и смежных областей медицины (К 120-летию со дня рождения). Неотложная медицинская помощь. Журнал им. Н.В.Склифосовского. 2011;1: 52-65.
255. Теряев В.Г., Богницкая Т.Н., Кузыбаева М.П. К 120-летию со дня рождения С.С.Юдина. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2012; 2:59-61.
256. Каликинская Е.И. Образы великих хирургов. М.: Авторская Академия, 2012. 334 с.
257. Гринев М.В. Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954). К 120-летию со дня рождения в воспоминаниях современников и в память выдающегося «юдинского» феномена. Вестник хирургии им. И.И.Грекова. 2012; 171(4): 9-10.
258. Каликинская Е.И. С.С.Юдин в годы первой мировой войны. Военно-медицинский журнал. 2014;335(10): 83-90.
259. Капустина Т.А. Музей Института скорой помощи им.Н.В.Склифосовского: от Юдина до наших дней. Неотложная медицинская помощь. Журнал им. Н.В.Склифосовского. 2014;3: 50-53.
260. Шемелина Д.С., Гаркуша Д.Д. Дом мягких в г.Бердске Новосибирской области: Судьба строения как отражение эпохи. В Сборнике «Баландинские чтения». 2014;6(2):231-236.
261. Кистенева О.А., Федикович Э., Кистенев В.В. Юдин Сергей Сергеевич. Жизнь после смерти ( К 125-летию со дня рождения). Вестник Совета молодых ученых и специалистов Челябинской области. 2016;4(15):119-123.
262. Каликинская Е.И. Личность в эпоху переломов. К 125-летию академика С.С.Юдина. М.: Авторская Академия, 2017. 247 с.
263. Наточин Ю.В. Жизнь наукой. Природа. 2017; 7: 69-80.
264. Земляной В.П., Сигуа Б.Б., Филенко Б.П., Котков П.А. Выдающийся отечественный хирург и ученый С.С.Юдин (1891-1954 гг.). Вестник хирургии им. И.И.Грекова. 2017;176(1): 112-114.
265. Богомолова А.И., Цыплякова Е.Г., Морозов А.М., Аскеров Э.М. Сергей Сергеевич Юдин – эпоха против человека. В сборнике: Молодежь, Наука, Медицина. Материалы 64-й Всероссийской межвузовской студенческой научной конференции с международным участием. 2018: 201-209.
266. Абаев Ю.К. Величие и трагедия академика С.С.Юдина. Здравоохранение (Минск). 2018;12:56-64.
267. Крылов Н.Н., Трефилова О.А., Алекберзаде А.В. Хирургические клиники США 1920-х годов глазами С.С.Юдина. История медицины. 2019;6(3): 189-196.
268. Зинченко С.В., Фахутдинов И.М., Исламов К.Р., Садыкова Д.Р. и др. Сергей Сергеевич Юдин – легенда Российской хирургии. Посвящается столетнему юбилею со дня профессиональной деятельности. Дневник казанской медицинской школы. 2020;3(19):52-60.
ПРИЛОЖЕНИЕ № 4
ДОПОЛНИТЕЛЬНО ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
и ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ
310. Гра М.А. Большая Колхозная площадь, 3. От Странноприимного дома до Института имени Н.В.Склифосовского. Московский рабочий, 1984. 32 с.
311. Странноприимный дом графа Шереметьева. Два столетия служения Отечеству. Род Шереметьевых в истории российской благотворительности. Москва, 1992. 31 с.
312. Нувахов Б.Ш., Щорс Т.А. Шереметьевский дом. Москва, 1993. 63 с.
313. Ролье З.Ю. Три года существования детского костного санатория «Захарьино». Вопросы туберкулеза. 1924; 11(2); 51-60.
314. Глуховский Михаил. Зинаида Юлиановна Ролье: «Страшно не постареть, страшно – устареть». Режим доступа: http://www.mainalbum.ru.
315. Ролье З.Ю. Три года в санатории «Захарьино». Актуальные вопросы туберкулеза. 1965;3:24-34.
316. Захарьин. Режим доступа: http://med-info.ru/content/view/574.
317. Судьба земской больницы. Режим доступа: http://www.bibliotekar.ru/504/24.htm.
318. Куркино. Часть 2. Режим доступа: http://www.proza.ru/2012/04/14/338.
319. И.Гробарь в Москве. Режим доступа: http://igor-grabar.ru/monografia-moscva16.php.
320. Куркино. Режим доступа: http://prorossiu.ru/?page_id=1761.
321. Пикуль В.С. Клиника доктора Захарьина. Режим доступа: http://tour.diary.ru/p22030434.htm.
322. Село Всехсвятское (купцы Тимашевы). Режим доступа: http://www.crazybrunetka.livejournal.com.
323. Село Всехсвятское. Режим доступа: http://www.stapelia2784.livejournal.com.
324. Ташла и Тимашевы (Кучаргинский информцентр). Режим доступа: http://www.kugvesti.wordpress.com.
325. «Дом Тимашевых». Режим доступа: Сайт Министерства культуры, общественных и внешних связей Оренбургской области. http://www.kuitura.orb.ru.
326. Антонов-Овсеенко А. Театр Иосифа Сталина. Москва: «Грэгори-Пэйдж», 1995.
327. Радзинский Э.С. «Сталин». М.: «Вагриус», 1997.
328. Бажанов Б. Я был секретарем Сталина. Режим доступа: http://www.wattpad.com.
329. Бушков А.А. Сталин. Ледяной трон. Режим доступа: http://www.wattpad.com.
330. Парнов Е.И.. Заговор против маршалов. Книга 1. М.: 1999.
331. Парнов Е.И. Тайны истории в романах, повестях и документах. М.: Терра, 1997.
332. Черушев Н.С. 1937 год: Элита Красной Армии на галгофе. М.: «Веге», 2003.
333. Симонов К. Глазами человека моего поколения. Москва: «Правда», 1990. 427 с.
334. Гуль Р.Б. Красные маршалы. М.:Молодая гвардия, 1990.
335. Васильева Л.Г. Кремлевские жены. Москва, 2008.
336. Ресин Александр. Дело врачей образца 1933 года. Режим доступа: https://www.proza.ru.
337. Мелентьев М.М. Мой час и мое время: Книга воспоминаний. СПб.: «Ювента», 2001. 776 с.
338. Тополянский В.Д. Доктор Д.Д. Плетнев. Репрессированная наука. Под ред М.Г.Ярошевского. Л.: Наукв, 1991.
339. Савченко А. Из редакционной почты. Семь лет рядом со Львом Гумилевым. Новый мир. 1996;2:240-250.
340. Поповский Марк. Дело академика Вавилова. Москва: «Книга», 1991. 304 с.
341. Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса 2-12 марта 1938 года. Режим доступа: https://www.hrono.ru.
342. Поповкин Т. Л.Н.Толстой и его близкие на любительских фотографиях домашнего врача Д.В.Никитина. Режим доступа: https://www.tolstoy-lit.ru.
343. Врач Льва Толстого и Архангельский медицинский университет. Режим доступа: https://www.Zen.yandex.ru.
344. Тополянский В.Д. Доктор Никитин. Новое время, 2003, №38.
345. Толстая А.Л. Дневник 1903 года. Режим доступа: https://www.magazines. gorky.media.
346. Агафонов В.М., Боголицын Ю.Т. Личный врач Л.Н.Толстого (к 125 летию со дня рождения Д.В.Никитина). Северный государственный медицинский университет (Архангельск). Экология человека. 1999:3.
347. Стариков Н.В. Сталин после войны. Книга 1. 1945-1948. Издательский дом «Эксмо», 2019. 390 с.
348. Стариков Н.В Сталин после войны. Книга 2. 1949-1953. Издательский дом «ЛитРес», 2020. 380 с.
349. Сопельняк Б.Н. Голгофа XX века. В 2х томах. Москва: Терра-Книжный клуб, 2001.
350. Сопельняк Б. Н. Палачи сталинской эпохи. Москва, 2006.
351. Родос В.Б. Я – сын палача. Воспоминание. Москва: ОГИ, 2008. 655 с.
352. Смыслов О.С. Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа. Москва, 2005.
353. Тельман В.Н., Наймов В.П., Плотников Н.С. Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 – март 1953. Документы. Под общей редакцией академика Яковлева А.Н. Москва: МФД: «Материк», 2007. 656 с.
354. Ратьковский И.С., Ходяков М.В. История Советской России. Режим доступа: https://www/bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/75.htm.
355. Пихоя Р. Социально-политическое развитие и борьба за власть в послевоенном Советском Союзе (1945-1953 гг). Режим доступа: https://ricdor.org/history.
356. Смирнов С.С., Ортенберг Д.И., Симонов К, Воробьев Е., Песков В. И другие. Маршал Жуков, - Каким мы его помним. Москва: Издательство политической литературы, 1989. 415 с.
357. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 3х томах. 11-е издание. М.: «Новости», 1992.
358. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2х томах. М.:Олма-Пресс, 2002.
359. Жирнов Е. В.Абакумов. На доклад в Кремль он ездил на машине Гиммлера. Комерсант-Влассть, 2002:19.
360. Рыбас С.Ю. Глава 6. «Дело авиаторов» - еще один удар по Маленкову. В книге «Московские против Питерских. Ленинградское дело Сталина». Издательство «Алисторус», 2013. 256 с.
361. Ежелев А. Душное лето 46-го. Как принималось Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» с комментариями Вениамина Каверина. Газета «Известия», 1988 год, № 142, 21 мая.
362. Лисочкин И., Кирсанова А.И. «Ленинградское дело» - чем оно было в действительности. Газета «Ленинградская правда», 1988 год, № 114.
363. Рыбас С.Ю. «Московские против Питерских. Ленинградское дело Сталина». Издательство «Алисторус», 2013. 256 с.
364. Рыбас С.Ю. Глава 14. Агентурно-оперативная разработка «Скорпионы». Коррупция в Ленинграде. В книге «Московские против Питерских. Ленинградское дело Сталина». Издательство «Алисторус», 2013. 256 с.
365. Ленинградское дело. 1 января 1948 – 1 января 1949. История РФ. Режим доступа https://histrif.ru/lenta-vremeni.
366. Хлевнюк Олег. Сталин. Жизнь одного вождя. Изд.: Литагент «Corpus», 2005.
367. «Ленинградское дело» или чистка партии? Режим доступа: http://www.zen.yandex.ru.
368. «Ленинградское дело»: привилегированная жизнь «ленинградских вождей» в первые послевоенные годы. Режим доступа: http://svom.info.
369. Кутузов В.А. «Ленинградское дело»: реабилитация. (Из постановления Президиума ЦК КПСС «О деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других» от 3 мая 1954 г.). Университетские Петербургские чтения: 300 лет Северной столице. Сборник статей. СПб, 2003.
370. Смирнов А.П. Судьбы людей. «Ленинградское дело». Спб.:Норма, 2009.
371. Кузнечевский В.Д. «Ленинградское дело. Советские против русских. Стаинский удар по Питерским. Изд.:Книжный мир, 2019.
372. Портрет поколения Н.И.Шульгина. «Ленинградское дело»: пора ли снимать кавычки? Мнение архивиста Г.В.Костырченко. Режим доступа: http://www.stalinism.ru.
373. Старков Б. А. Борьба с коррупцией и политические процессы во второй половине 1940 х годов. Сборник. Исторические чтения на Лубянке. Москва, 2001.
374. Болдовский К.А. Денежная реформа 1947 г. и ленинградский партаппарат. Вестник Санкт- Петербургского университета. 2013;4:175-184.
375. Маленков против Жданова. Игры сталинских фаворитов – портал История РФ. Режим доступа:
376. Баландин Р.К. Маленков Третий вождь Страны Советов «Ленинградское дело». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/221561.
377. Баландин Р.К. Маленков Третий вождь Страны Советов «Объявление войны коррупции». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/221535.
378. Ваксер Л.В. Шестьдесят лет так называемого «Ленинградского дела». Итоги изучения и новые аспекты. Журнал КЛИО. Издательство ООО «Полторак», Санкт-Петербург, 2010: 115-123.
379. Сушков А.В. "Ленинградское дело": генеральная чистка "колыбели революции". Екатеринбург, 2018.
380. Рубенштейн Джошуа. Разгром Еврейского антифашистского комитета. Перевод с английского Высоцкого Л.Н. Санкт-Петербург: Академический проект, 2002. 138 с.
381. Альтман И.А. Еврейский антифашистский комитет в СССР, 1941-1948: Документальная история. Москва: Международные отношения. 1996. 423 с.
382. История РФ. Дело Еврейского антифашистского комитета, 1 января 1948 г. Режим доступа: https://www.histrf.ru.
383. Бессмертный барак. Ночь казненных поэтов. Режим доступа: https://www.bessmertnybarak.ru.
384. Костырченко Г.В. тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. Москва: Международные отношения. 2003. 784 с.
385. Дело Еврейского антифашистского комитета № 2354. Обвинительное заключение от 03.04.1952. Центральный архив ФСБ РФ.
386. Костырченко Г.В. Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. Москва: Российская политическая энциклопедия, 2010. Спецсообщение Министра МГБ Огольцова С.И. Берии Л.П. 18 марта 1953 г. «Об обстоятельствах проведенной операции по ликвидации главаря еврейских националистов Михоэлса в 1948 г». Режим доступа: http://www.rubezh.eu/Zeitung/ 2008/01/11.htm.
387. Баландин Р.К. Маленков Третий вождь Страны Советов «Дело врачей». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/221541.
388. Непомнящий Н.Н. Величайшие загадки XX века. Дело «кремлевских врачей – убийц». Режим доступа: https://histoty.wikireading.ru/221541.
389. Чем болел Сталин. Режим доступа: http://www.rosbalt.ru.
390. Жуков Ю. Н. Настольная книга сталиниста. Дело врачей. Режим доступа: https://history.wikireading.ru/35368.
391. Мухин Ю.И. Убийцы Сталина. Главная тайна XX века. Дело врачей. Режим доступа: https://history.wikireading.ru/49151.
392. Млечин Л.М. Сталин. Наваждение России. «Дело врачей». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/71651.
393. Соколов Б.В. Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича. «Дело врачей». Режим доступа: https://history.wikireading.ru/140554.
394. Соколов Б.В. Иосиф Сталин – беспощадный созидатель. «Дело врачей»: начало и конец. Режим доступа: https://history.wikireading.ru/212583.
395. Борис Александрович Петров (к 90-летию со дня рождения). Хирургия. Журнал имени Н.И.Пирогова. 1988;9: 3-6.
396. Петровский Б.В. Хирург и жизнь. Москва: «Медицина», 1989. 317 с.
397. Федоров В.Д. Жизнь хирурга. Москва: «Дедалус», 2002. 263 с.
398. Рапопорт Я.Л. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. Москва, 1988. 271 с.
399. Кадровый состав органов государственной безопасности СССР. Режим доступа: https://www.nkvd.memo.ru.
400. Архив Александра Н.Яковлева – База данных документов. Режим доступа: https://www.alexanderyakovlev.opg.
401. Потемкина Елена Васильевна.
402. Лелио Зено. Проблема травматологии. Новый хирургический архив. 1932;26(4-5):100-113.
403. Лелио Зено. Режим доступа: http://www.semiologiaclinica.com.
404. Лелио Зено. Режим доступа: http://www.ior.com.ar.
405. Кузьмин И.В. Советская травматология и Лелио Зено. Режим доступа: http://www.ikzm.narod.ru.
406. Лелио Зено. Социлизация и национализация медицины. Режим доступа: http://www.ikzm.narod.ru.
407. Путеводитель по России. Кориез. Режим доступа: https://russo-travel.ru/info/poselok-Koreiz.
408. Симоненко В.Б., Валь В.В. Маршал военной медицины. Клиническая медицина. 2015; 93(5): 17-21.
409. Симоненко В.Б. Выдающиеся деятели советской военной медицины. М.: ЦВКГ имени П.В.Мандрыка; 2009.
410. Смирнов Е.И. Война и военная медицина. М.: Медицина; 1979.
411. Смирнов Е.И. Медицина и организация здравоохранения. М.:Медицина; 1989.
412. Смирнов Е.И., Лебединский В.А., Гарин Н.С. Эпидемический процесс. М.:Медицина; 1980.
Академик С. С. Юдин - Последний год жизни
© Copyright: Александр Санников 2, 2021
Свидетельство о публикации №221021600968
Свидетельство о публикации №221021600968
Рецензии