О моей книге

   Когда пишущий начинает разговор о своей книге для того, чтобы открыть будущему читателю, если таковой возникнет, её некоторые, лишь ему ведомые свойства, касающиеся стиля, глубины мысли, извивов сюжета, которые он, читатель, нигде и ни у кого более не прочтёт, тогда автор попадает в ложное положение: нет такого человека, который бы находясь в здравом уме и твёрдой памяти вот так бы взял и заявил, что, дескать, задумал и написал плохо книгу. Таковых я не знаю, за исключением некоторого кокетства знаменитых: например, В.П. Катаева, ставшего родоначальником целого направления «мовизма» (плохизма). Но если свою книжку хвалить, то возникает законное сомнение в её, так сказать, качестве. Если ты не похвалишь себя, то, верно, другие не найдутся. Даже, представьте себе, герцог, причём, настоящий герцог, Ларошфуко, чуть не с королем воевавший, грустно как-то заметил, я, говорит, наверное, стал настоящим писателем, коль скоро говорю о своих произведениях. В дифирамбе собственному тексту сквозит неуверенность в том, хорош ли он? Как и кто может быть объективным cудиёй своему детищу…?
   Но вот в чём автор свободен в рассказе о своем тексте, не подвергаясь законным насмешкам,так это объяснение жанра, в котором написана книга.
Собственно, эпиграфом к одной из глав поставлена фраза Эмиля Чорана: «Хочу сделать книгу из фрагментов, заметок, афоризмов – и только <…> такая форма куда ближе моему складу, чем все эти развернутые эссе, где ради внешней строгости приходится поступаться внутренней правдой». «Сверхновая. Афоризмы невыдающегося человека» именно так и написана. В предисловии к предыдущей своей книге я такой стиль означил как пунктирную прозу. Таких книг относительно немного, но они существуют и занимают прочное место в литературе. О некоторых написаны замечательные исследования. Хорошо известны работы В.Б. Шкловского и А.Д. Синявского об «Опавших листьях» В.В. Розанова.
   Любого человека, даже невыдающегося, затрагивает всё: и то, что Вверху и то, что Внизу. И иногда он высказывается по этим поводам фразой, могущей стать афоризмом, вполне описывающим самое явление или часть его: «Ибо афоризм – это замкнутое в себе целое, это микрокосм, это атом» (Синявский). Так вот из этих атомов, порождённых обстоятельствами жизни, сложена книга, сюжетом её становится поток бытия и ручеёк быта, и автор, наткнувшись на то, или иное их проявление, высказывается. «Афоризмы всегда характеризуются разнообразием мысли, многообразием тематики» (Синявский). И это понятно, любой объект, даже, если это мыслимый или реальный кирпич, с которым человек сталкивается, более неисчерпаем,чем отдельно взятый атом, и мы ощущитив лишь одну грань явления вполне можем обозначить эту грань фразой, вполне его выражающей.
   Сам афоризм имеет некоторые жанровые границы, о которых, в свою очередь, пишет Умберто Эко. Для него это не только микрокосм, но и парадокс, «представляющий правду в оскорбительном тоне, афоризмами, выражающим правду в более приемлемом варианте, и афоризмами-перевёртышами, сочиняемыми ради чистой игры слов и безразличными к истине». Автор полагает, что его мысли, в том числе и в виде афоризмов, ведут читателя, как и его самого, к постоянно ускользающей истине. Она одна, но дорога к ней ни в одной карте не обозначена. Но это путь, открытый именно автору, по которому он поведёт читателя. «Сверхновую» можно рассматривать как сборник лирики, понимаемой как личное отношение писателя к тому, что его так или иначе затрагивает. Но это не стихи, а записи, сжатые до предела понимания мысли. Иногда эта сжатость оборачивается афоризмом в его классическом понимании. Но афоризмом фраза становится «лишь иногда», ибо рождение его непредсказуемо: афоризм нельзя сочинить или придумать. Неизвестно откуда и как он приходит. Проще сказать: «Я так думаю, я так говорю» (Ст. Ежи Лец). Но чаще всего он является в диалоге, в том числе с самим собой, с книгой, которую и читаешь, и с её автором беседуешь. Или разговариваешь с товарищем за мирной беседой. Вот из последних, рождённых в диалоге: «Мои друзья уже там, где не смеются, но, правда, и не плачут». Можно, конечно, представить человека сказавшего, что я сейчас придумаю парочку другую афоризмов… результат будет жалким. Афоризм, всё-таки не мысль вне контекста: но мысль замыкающая, мысль итожащая. 
   Сказать о чём моя книга, сложно. Именно потому сложно, что жизнь бесформенна и пестра. Или, как сказал Поэт: «пуста, безумна и бездонна». Но есть направление мысли. Неприятие антигуманизма во всех его проявлениях. Невежество, хамство. Хотя, конечно, явления эти не равнозначны, но одинаково омерзительны. Автор, признаётся в немодной ныне ненависти к юдофобии, нацизму, национализму и примкнувшего к ним «антисионизму». Автор не разделяет повальных сегодня  поисков смысла жизни «в Боге». Достаточно вспомнить, что натворили Его создания в прошлом и что выделывают сейчас, чтобы усомниться в этой мутной, древней и, казалось бы, давно отжившей фантазии.
   А что есть? Люди... Люди, делающие добро, спасающие других. Своим трудом, оправдывающих существование человечества: художники, ученые, поэты. Автор полагает, что у каждого человека есть трудная возможность стать человеком. Каждый торит свою дорогу, свою судьбу. Помощи в этом быть не может, как в одиночном восхождении на вершину. Очень трудно, часто опасно, но покорить её, взять её, возможно.
   Если у читателя есть похожий настрой, мы поймём друг друга. Ну, а нет, так нет. В жизни всегда есть много интересного, что может занять человека, кроме чтения фразочек незнакомого и "невыдающегося человека".
Текст этот «О моей книге» можно рассматривать как рекламу/антирекламу моей книге (без кавычек): «Сверхновая. Афоризмы невыдающегося человека». Лев Ханин.