Гвоздь

Так получилось, что в полузаброшенной деревне Светлый Родник этим летом Катя оказалась одна. Ну, конечно, не одна, а с бабулей. К остальным старикам внуки не приехали. Витька с Ленкой отдыхали с родителями в Турции. Петю отправили на дачу к другим родственникам.

В первые дни Катя активно включалась в садово-огородную жизнь: в прополку моркови и свёклы, которые очень непросто было отличить от сорняков, поливку и даже таскание воды из общественного колодца. Прошлое лето вспоминалось с грустью. Катя старалась не думать о весёлой компании друзей, не по своей воле, но всё же оставивших её.

 В конце июня стала поспевать земляника. Было здорово бродить по просеке недалеко от дома. Дух расплавленных на солнце капелек сосновой смолы, загустевший от травяных нот воздух и аромат свежих ягод одурманивали.  Однажды, проходя мимо дома тёти Дуси, засмотревшись на синюю птицу  (скорее всего была сойка), Катя наступила на торчащий из доски гвоздь. Сев на траву, его пришлось вытаскивать из подошвы резинового сапога и из пятки. Боль была такая, что начало даже подташнивать. Бабушка заохала, увидев через 10 минут бедную ногу с грязно-коричневой ранкой, с трудом выдавила каплю сукровицы и залила йодом. На следующий день, полоская бельё на речке, Катя вдруг почувствовала, что её как бы смещает в сторону вечернего потемневшего леса с кроваво-бурой полосой заката. В этот раз ночью заснуть так и не удалось. Надрывно кричала птица, а за  окном ходили туда-сюда тени яблонь и слив. И, пожалуй, в первый раз за всю четырнадцатилетнюю жизнь Кате стало страшно. Утром страх никуда не делся. Казалось, что окружающая природа ополчилась против неё. От каждого куста смородины, от безмятежного облака, плывущего в синеве, и даже от малиновых зарослей иван-чая веяло неприязнью и неприятием. "Ты не наша, ты чужая", – как бы говорило всё вокруг. К вечеру совсем пропал аппетит, кружилась голова. Катя померила температуру, оказалось ровно 37. Бабушке объяснять это почему-то не хотелось, звонить родителям – тоже. Тем более, что и денег на смартфоне было в обрез.  На следующий день дёргало пятку и болел затылок. Температуру Катя стала мерить каждый час, она была то нормальная, то 37. Выходить из дома совсем не хотелось. Она лежала с детективом Честертона на кровати у печки, делая вид, что читает. На самом деле – смотрела на доски потолка, потемневшие от времени, с чёрными сучками и гвоздями. Потолок был низким для того, чтобы зимой дом при топке быстрее прогревался и дольше сохранял тепло.

Катя заставила себя встать и стала собираться на дневной автобус до Петербурга. Удивившейся и расстроившейся бабушке пришлось врать, что мол звонил классный руководитель и попросил появиться в школе для какого-то срочного дела.
До посёлка надо было прохромать два километра. Автобус оказался маленьким.  Рядом с Катей села светловолосая пухлая девочка, чуть помладше. Им с мамой почему-то продали места не рядом, а друг за другом. Мама девочки хотела поменяться, но Таня сказала, что ей и тут хорошо. Выяснилось, что они тоже едут до самого города. Какое это было блаженство  – поговорить. Таня оказалась жуткой болтушкой. Она рассказала про лесное озеро, заполненное илистой серой водой, про ведьм, купающихся ночью в этом озере, про белого щенка, чуть не сбитого машиной, про падение в канаву с велосипеда и опухшую вывихнутую руку, про Димку, у которого от дедушки осталась целая библиотека старых странных книг. Через два часа разговора Катя почувствовала себя абсолютно здоровой.
А через пару дней нога болеть перестала, и на месте ранки не осталось и следа.