О себе, от себя

   Руководитель литературного объединения попрекнул меня за пассивность на собраниях. Молчун я стал последнее время, двух слов связать не в силах. Так проще – слушать с умным видом о чём говорит собеседник.
   Не я тому виной, время. Люди стали такими - не признают чужого мнения, а начальство и вовсе придавливает языки подчинённым своим: «Делай, что говорят, и не суйся с пустыми рассуждениями». Что-что, а оправдать мы себя всегда сумеем.
   Как бы там ни было, внял я претензиям Алексея и подготовился к будущему собранию, обдумал темы, могущие заинтересовать наших городских поэтов и писателей. Алексей старается объединить нас неформально, и встречи наши никак не назвать «собранием». Скорее – застольем, располагающем к дружеской беседе.
   Разговаривать я не разучился, практикуюсь в общении с внуком. Шучу, сочиняю глупости всякие. Так что возврат мой к званию штатного балабола не отметён окончательно.
 
   Коль примерил высокое звание писателя, придётся приучать себя к известности. Без вытканной популярности не завоевать читательских симпатий. Кто-то должен сказать, что слово твоё должно быть услышано и принято к осмыслению и распространению. Так Высоцкий – редко расставался с гитарой и при каждом удобном случае нажимал на лады. Кумиру «шестидесятников» было важно знать, что думают о его творчестве люди, к которым он обращал своё слово, закованное в металл.
   Самому гению не будет дано быть признанным, если не заручится он поддержкой близких по духу людей, славящих его имя. Писателем без имени не стать, и заполнить его одними своими высокими мыслями одному не по силам.
   Можно прослыть весельчаком средь друзей, балагуром в деревне. Имя народного писателя за письменным столом не заслужить. Приходится разговаривать с армией литературной братии, доказывать своё красноречие, пытаться понравиться профессионалам от пера.

   Нашёлся я, чем бы мог поделиться на литсобраниях со своими новыми друзьями, заражёнными красотой слова. Подготовился. Только вот напасть такая случилась непредвиденная – карантин, и собрания наши были отменены по беспрекословному указу медиков.
   Вертятся у меня в голове все эти надуманные мысли, выхода не найдут, текущим помыслам мешают. Алексею по телефону о том не рассказать, да и не нужно оно ему всем скопом разом, сколь собралось. У каждого писателя свои трудности, не до чужих. Не угадать, что может быть у нас общего в этом плане, и чем мы в силах помочь друг другу, делясь личным опытом.
   Вот так и решился я записать всё это и поделиться с читателем. Может и сгодится что из моих разрозненных сомнений, найдутся общие проблемы, мешающие дальнейшему развитию писательского мастерства. Вместе проблемы решаются проще.

1. Главный герой.
   Слышал я, некоторые бийчане были в обиде на Шукшина за то, что прописал он их ложно. Мы представляем себя несколько иначе, нежели окружающие, да и мнения каждого об обсуждаемом индивидууме частенько разнятся до прямо противоположного. Как тут описать характер человека, чтоб не обидеть никого?
    Вспоминаю по этому поводу, как я в далёкую пору юности удивил отца заявлением: «я знаю людей». Отец только усмехнулся тогда. Смешливым он был, любил пошутить…
   Такая большая жизнь прошла, а сомнения в понимании самых близких мне людей так и не проходят. Да и люди всё чаще недопонимают меня, надоедаю я им своими нескончаемыми заумными высказываниями. Где шучу, где правду режу – не разобрать.

   Я знаком с Георгием Андреевичем. Общительный мужчина. Он первым подошёл ко мне на бульваре, как помнится. Руку протянул, поинтересовался как работа идёт, не сильно ли мастера-надсмотрщики наседают на нас, работяг. После мы частенько встречались в городских парках, которые наша организация обслуживала, а мой новый знакомый зажигал здесь движением свой новый день, дабы старческое тление души не вогнало остаток его жизни в диванные потёмки. Такая активная жизненная позиция сложилась у Георгия Андреевича – не хватало ему отмеренных радостей, искал их ещё, пил соки жизни сверх нормы.
   Не мог я оставаться безучастным при встречах с Георгием Андреевичем, всякий раз отвлекался от работы и выслушивал его нескончаемые разговоры о днях ушедших и сегодняшних. Память у него сохранилась, как у молодого, и не мог он себе позволить сойти с курса нашей неуёмной российской жизни. О войне от него я не слышал ни слова, только о жизни мирной, созидательной и счастливой.
   Сам я не раз получал разгоны от надзирательниц за неуместные разговоры во время работы, терял в зарплате, принижал свою трудовую активность в глазах начальства.  Начальство, которое уже успело растерять весь свой авторитет, мало меня беспокоило. Главным для меня стало получить заряд энергии от неунывающего знакомого и научиться от него жить в полную силу.

   Ближе к весне я задался целью написать о знакомом ветеране. В те года признанные писатели ещё считали, что из меня может получиться что-то, и всячески поддерживали мои литературные увлечения, ширя во мне веру в свои способности.
   Я легко нашёл информацию о Георгии Андреевиче, коей в городской библиотеке и в интернете оказалось предостаточно. Городские СМИ не забывают о ветеранах, надо бы отдать им должное в этом плане. Жизнь Георгия Андреевича оказалась переполненной, есть о чём рассказывать, примеры выставить для поколений грядущих.
   Для меня существуют запреты, и не берусь я рассказывать о том, что не прочувствовал, что сам не пережил. Один из таких запретов – война. Не принимал я никогда участия в боевых действиях, слышал мало из первых уст об ужасах войны. Не ведомы мне скупые радости воина, отдыхающего от нескончаемых взрывов и атак.
    Случаются на войне минуты затишья. О том я и хотел узнать от Георгия Андреевича: что вспоминал он в тишине, о чём мечталось уставшему солдату? О тех минутах не нашлось ничего в многочисленных публикациях о нашем герое, а повторять прописанное я не посчитал для себя должным.

   Война для меня святое, и сочинять о ней что-либо я не имею никаких моральных прав. Не осуждаю режиссёров, снимавших комедии о войне. Они делали своё дело, скрашивали нелёгкую службу воинов своими состоявшимися шедеврами, доказанными временем. Сам бы я на такое сочинительство не пошёл. На войне, безусловно, было место шутке, но основой военных произведений должна стать историческая правда. Так говорит моя совесть, спорить с которой у меня нет никакого желания.
   Будь на то моя воля, я бы запретил снимать фильмы о советском прошлом современным режиссёрам, для которых великая страна представляется сплошным ГУЛАГом, а в войне по их представлению победили зэки и штрафные батальоны.
   
   Заряженный писательским азартом я в свободный выходной вышел в город на встречу с Георгием Андреевичем. Мой славный знакомый был на посту как всегда, прогуливался по городским паркам. Не разрушил он моих ожиданий, хоть и не была наша встреча заранее спланирована.
   Георгий Андреевич уже не рисковал выходить из дому в одиночку, и велосипед свой вывесил в коридоре на гвоздике – смазанный и обслуженный, как он мне рассказывал. Прогулки же его ежедневные страховала дочь, поддерживала старого отца за руку. В такие годы всякое может случиться, любой выход на улицу может быть чреват непредвиденными последствиями. В старости любое передвижение опасно, как на войне.
   Старый воин стал разговаривать хуже меня, всё тряс мою руку, вспоминая слово «здрасти». Улыбался только, радовался, как радуется он любому встречному. Провожатую свою представил, однако: «Дочка моя».
   Дочка, одного со мной возраста, оказалась общительной. Рассказала, что вышли они в город первый день. (Повезло же мне)! За Георгием Андреевичем месяц медсёстры ходили с Алтайского санатория. Поражались его отменному здоровью.
   И тут я решился. Сознался, что пишу, и намереваюсь рассказать читателю о славной жизни Георгия Андреевича. Тут его и прорвало, стал рассказывать без запинки, как наводили они переправу, как простыл он в ледяной воде. Болел долго, лёгкие испортил. После войны уже – врачи не в силах были восстановить повреждённые на войне дыхательные пути. Помог спорт, активный образ жизни.
   Георгий Андреевич устал, замолчал, улыбался только своим воспоминаниям. Дочка обдумала мою просьбу и… отказала:
   -О нас уже много написано. Репортёры один за другим к отцу подходят. Дети сочинения о нём пишут. Известности нам с лихвой хватает, большей не надо.
   Я оставил ей свои данные с пожеланиями познакомиться с моими сочинениями и распрощался, не смея дольше смущать семейную идиллию. Встретимся ещё, в одном городе живём. Георгий Андреевич улыбался всё, прощаясь…

   Глупо всё вышло. Ну кто я такой? Выставился своими бредовыми писательскими увлечениями. «Дворник отставил метёлку к урне, достал перо из-за уха и записал на ладошке умную мысль, залетевшую в голову невесть откуда». Смех, да и только.
   Не стал писать о знакомом фронтовике. Не решился без разрешения. Оттого и не называю здесь его фамилии, описал всё более чем пространно.

   Прав ли я был, или нет? Писательского мастерства во мне не хватает, о чём говорит статистика и слабые конкурсные выступления. Или веры в себя во мне нет, как приметил то Алексей?
   Всегда стараюсь прийти к правильным решениям, и частенько это у меня получается, подтверждается временем. В данном случае верного решения не находится.
   Фантастику писать проще. Насочинял что ни попадя, и не в обиде на тебя никто. Когда берёшься писать «за жизнь», ложиться на плечи неподъёмным грузом ответственность за невымышленных героев. Не выдержать той ответственности без должной подготовки. Проще колуном махать, чем делать правильные выводы о людях живущих. Так что пойду-ка я лучше дров поколю. Чурки у меня во дворе припасены на тот непредвиденный случай. Дерево не даст ходу сомнениям, подстроит разболтанные струны души.
   Ну, а вы, дорогие мои читатели, подождите пока. Я непременно продолжу рассказывать о своих муках в творчестве. Поделюсь сомнениями. Я из рабочих, и дело начатое бросать не приучен. Нам, работягам, результат важен.

http://proza.ru/2021/02/17/1441


Полная версия   http://proza.ru/2021/02/15/182