Чужой Чернобыль

Когда-то давно у меня был брат. Старший брат. Красивый брат. Сводный брат. Похожий на актера Юрия Богатырева.
Я не буду посвящать вас в историю бурной личной жизни моего отца, просто скажу:  до того как он встретил мою маму, у него уже были семья, сын, развод. И мой  старший брат появился на свет еще за 14 лет до меня.
Когда мне было 3,5 года, наша семья, перемещаясь из Херсона через Запорожье, оказалась в Макеевке Донецкой области. Тут  я впервые познакомилась со своим братом Олегом, который уже готовился идти в советскую армию. Высокий, красивый, удивительно золотоволосый и голубоглазый парень, самый красивый парень на земле. Он носил меня на плечах, рисовал со мной города, учил раскрашивать по контурам животных, которых делал для меня из картона. И постоянно, когда меня не было рядом, ссорился с папой: у них как будто была своя семья со своими тайнами и не известными мне проблемами, с какой-то другой мамой, которую они постоянно обсуждали.

В какой-то момент Олег пропал – был в армии. Вернулся совсем чужой большой дядька, говорил басом, был такой потрясающий в своем мундире. Это был первый человек, который принес мне цветов – наломал сирени, как мне помнится. Мы играли с ним в «испорченный телефон» и в «съедобное-не съедобное». Он хохотал, когда слушал мои сказочные истории.
А потом пропал снова – оказалось, из-за той, чужой, не известной мне мамы Олега, он вновь поссорился с отцом. Мой брат перестал к нам приходить.
В детстве все забывается быстро. Вот и я поплакала и забыла. Правда, застряло в сердце, как однажды я поздоровалась с ним на улице, а он отвернулся, не ответил, перешел на другую сторону. Почему вдруг в его представлении я стала той девочкой, которая разлучила его родителей, - мне не понять. Ему было больно и он не хотел больше меня видеть. Мне было больно, потому что я потеряла самого красивого брата на земле.

Мне было уже самой лет  14-15, когда Олег опять появился на пороге. Теперь уже сам - молодой отец. Привел к нам племянника Александра. Я играла с его маленьким сыном, который был моложе меня тоже почти на 14 лет, читала ему сказки, рисовала. И с тоской смотрела на своего самого красивого брата на земле – я была уже чужим ему человеком.Он пришел не ко мне, а к нему - показать деду внука, не более.
Так продолжалось год или два, пока они вновь не поссорились с отцом. И тогда Олег исчез из моей жизни теперь уже навсегда.
Правда, мы здоровались, встречаясь на улице, но на мои предложения – заходи к нам? – он отвечал горькой улыбкой и шел прочь.

Где-то там, в обрывках взрослых разговоров, затерялось слово Чернобыль.
Олег, как оказалось, был в числе тех шахтеров, которые помогали ликвидаторам аварии на ЧАЭС. Мне не было и 10 лет, а мой брат стал инвалидом-чернобыльцем. Много болел. Мне хотелось ему сказать столько хорошего – но ему была нужна не я, чужая девочка, ставшая символом расколовшейся по вине моего беспокойного отца семьи, ему был нужен папа… Так нужен, что нас не примирила и смерть отца в 1999 году.Он не пришел на его похороны, сказав несправедливое "его больше нет, а денег я вам все равно не дам" - за что?

Я снова услышала об Олеге, когда узнала, что он умер (постоянные мои читатели на фейсбук могут вспомнить - я делилась как-то этой потрясшей меня новостью.
Как оказалос, "любимая страна" отвернулась от того, кто пожертвовал своим здоровьем, заплатил за ее ошибки и преступления собой: к 2015 году Украина прекратила финансировать «зрадливих» донецких пенсионеров, матерей-одиночек, инвалидов и чернобыльцев. Олег, как и сотни, тысячи других не выехавших льготников, остался без пенсии, без спецпитания, без лекарств.
Стало ли это последней каплей? Мне уже не узнать.

Однако в День памяти, каждого 26 апреля, когда так обильно и модно льются на вышиванки крокодильи слезы по чернобыльцам, - я хочу, обязана напомнить о тех, от которых мы все отвернулись. Фейковое, грязное, сынсцинированное по заказу наших политиков нашими же журналистами, возившими за собой в 2014 году балаганы алконавтов с их «путинприди», перевесило жизни настоящих людей, честно служивших своей стране и не веривших, что она разменяет их на войнушки.

Страна жгла мешки с гривнами во дворах донецких банков, не сумев их вывезти, а мой брат не получал полгода пенсию...

Вот уже и АТО превратилась в некую ООС, а под Донецком все так же грохочут взрывы. Кто соболезнует их чернобыльцам? Кто вспоминает о тех шахтерах?
И то, что о них помню я, не вменится ли мне в вину? Не истолкуется ли как предательство великой идеи?
Кому он нужен, неэтикетный "чужой чернобыль" и его маленькие герои, если они - без вышиванок?
А ведь они живы...
Пока еще - живы...