Поезд

Тюльпанное дерево

Меня никто не ждёт. Все вокруг будто только ожидают, обременяя своими желаниями и на скорую руку сложенными фразами. Они неосознанно и невинно навешивают на меня цепи своих нарративов так, что становиться тяжело поднимать грудь для вдоха. Иногда кажется, что проще остановить бег дыхания и замереть. Но страшно, потому что никто не знает, что будет дальше.

Доктор говорил, что у меня сколиоз, как и у большей части людей. Говорил, что, если я не буду держать спину прямо, то мой позвоночник изогнётся, как шея лебедя, и застынет в таком искажении форм на оставшуюся часть жизни. А потом оттуда полезет наружу уродливый клюв в форме горба. Но доктор не учёл, что я и есть большинство. Что самым прямым образом я и отношусь ко всей этой серой массе людей с лебедиными позвоночниками. И нам, этой дурной блевотине людей, не хочется и ничего не нужно менять с нашими спинами. Ведь когда мы разогнёмся, то увидим мир совершенно иначе. Наша реальность треснет и разобьётся на тысячи острых, больно впивающихся в плоть кусочков. Мы посмотрим на окружающее нас пространство под другим углом и кровавые слёзы польются из наших глаз, поскольку вокруг всё превратится в проклятые осколки. Этот доктор просто настоящий садист. Поэтому я решила послать его и всех остальных глубоко в жопу, чтобы они блуждали там лет 40, как минимум.

Я пришла на вокзал. Тут вовсе нет лебедей. Тут только бездомные, хачи и тонны лиц, пытающихся хоть что-то успеть до того, как последние песчинки времени упадут в нижний сосуд их часов. Могу только представить до какого момента они успеют добежать, когда всё резко оборвётся. Возможно, многие споткнуться по пути и разобьют свои носы о холодный асфальт. Хрящики носа сдвинутся под тяжестью упавшего тела, а морду лица украсит оттенок бордо с сопливым послевкусием. Кто-то быстро вправит себе нос и побежит дальше. А кто-то уже вытер нос салфеткой и передал новый трендовый цвет сезона для составления капсульной коллекции Prada. А кто-то может остановится и посмотрит вокруг…  Однако последнее всё же маловероятно.

Простите за этот несуразный анекдот и отступление, ведь я уже сажусь в вагон. Иду вдоль коек, пытаясь глазами отыскать своё место, хотя знаю, что его и тут нет. Среди других ненужных цифр нашла нужное число, что совпадает с указанным на клочке бумаги. Его вчера мне выдали на кассе взамен на другие бумажки. Боковушка… За столиком уже сидит молодая девушка. Бедная. Её мешки под глазами так и кричат, что она сегодня встала в 6 утра, чтобы доехать первой электричкой до города, а потом на людном автобусе до железнодорожного вокзала. И всё это время проходила с бездушно туго затянутым хвостом, её лицо так и корчится от боли. Должно быть она устала. Как вдруг ко мне в голову закралось подозрение, что таким образом мне улыбаются и хотят получить то же в ответ. Раскалённая свежая цепь обвила мне шею. Я скривилась в улыбке и быстро сняв свои ботинки запрыгнула на верхнюю полку.
Проездив всё детство на этих верхних полках, я всё ещё боюсь этой высоты. Я боюсь упасть, забравшись наверх. Раньше бабушка привязывала меня шарфом к поручню, пока я сплю, или изредка случалось так, что заботливый мужчина снизу уступал мне своё место. Наверху страшно… Сейчас рядом нет ни бабушки, ни мужчины. А я решила сэкономить, взяв это место и отказавшись от засаленного постельного белья. За оставшиеся деньги в левом кармане смогу купить себе утром кружку чая у проводницы. Может даже две, угостив свою соседку, если она не захочет выпасть из вагона раньше конечной и также сильно, как и я, любит эту горячую мочу в стаканах второй свежести.

Только я отдалась своим мыслям и намертво вцепилась рукой за поручень, как проводница решила начать проверять билеты. Я тихо смотрела в никуда, когда духи, купленные у Ниночки по скидке, наградили меня удушающей пощёчиной. Эта женщина стояла передо мной, хлопая своими глазами и то и дело открывая рот, что испускал какие-то малоприятные звуки. Чтобы наконец-то заглушить этот белый шум, я робко протянула ей билет из рюкзака. Это было то, что нужно. Она оставила меня в покое и ушла дабы я могла дальше ловить никчёмные лейтмотивы, прислушиваясь к грохоту железной дороги.

Так я пролежала до наступления ночи. Когда свет погас и все тела были аккуратно разложены по полочкам, я решила вынырнуть из своих размышлений и оглядеться вокруг. Девушка на нижней полке уже крепко спала, положив свою голову на сумку и всё также кривя лицо. Бедная, наверное, сниться что-то отвратительное. Спрыгнув со своего верхнего этажа, мой взгляд ударился о ноги какого-то весьма длинного мужчины, которые вяло свисали с койки. Однако потом мои ощущения перетянул на себя по-домашнему постеленный ковёр в проходе. Я чувствовала, как от моего прыжка шарообразно поднимается с него коллекция многолетней пыли и наполняет собой мои лёгкие. Вдруг я вспомнила про свои носки, которые уже окутала со всех сторон грязь сотни ботинок, кроссовок, сандалий, тапочек и прочей обуви. Нужно было надеть обувь. Но я уже не могла им ничем помочь, поэтому я просто поставила себя на беззвучный режим и пошла вперёд, медленно подбираясь к тамбуру. Не смотря на мою мнимую бесшумность, по пути к свежему воздуху меня несколько раз пытались хорошенечко огреть болтающимися или случайно вывалившимися частями тела. 
Ловко увернувшись от всех возможных ударов, я и не заметила, как оказалась в морозном тамбуре. Холодок ласково погладил меня по голой шее, от чего по всему телу выступила приятная дрожь. Я подошла ближе к двери вагона и начала вглядываться в тёмную даль в попытке рассмотреть хоть что-то. Но глаза тщетно искали силуэты домов, людей и животных, ведь всё вокруг покрыла кромешная тьма. Свежие потоки воздуха, проступая из узких щелей, тянули ко мне свои зябкие щупальца, пытаясь окутать меня в объятия с головы до ног. Однако палящий жар зажигалки спугнул их и щупальца обратно нехотя уползли во тьму. Тем временем тень на стене нежно прижала дрожащими губами сигарету и подвела к ней руку с огнём. Вдох… Треск начатой сигареты переплетается с шумом железной дороги. Выдох… Тамбур наполняется едким табачным дымом. Тень исчезает и возвращается ко мне, а я облокачиваюсь спиной на ледяную стенку. Вдох… Мимо пролетел тёплый свет уличных фонарей. Я успела разглядеть станцию. Выдох… От удовольствия я зажмурилась и опять неспешно затянула в себя дым.

Какой-то лишний шум из почти мёртвого вагона начал стремительно приближаться ко мне. Всё ближе, ближе и ближе... На миг мне показалось, что я чую знакомую вонь духов, которая сейчас закричит и торжественно вручит мне штраф за курение в тамбуре. Резкая жгучая боль насквозь пронзила мою ладонь. Сигарета сморщилась от сильного давления. Мои зрачки расширились, а в голове уже начали крутиться догадки о ближайшем будущем. Моя шея уже чувствовала приближение новой раскалённой цепи…

Дверь тамбура осторожно открылась. Её ржавый скрип разрезал мои барабанные перепонки и заставил сердце сжиматься ещё чаще. Из дверного отверстия блеснули темные глаза. В тамбур вошёл он. Я не видела его, когда шла по ковровой дорожке…
– А я тебя заметил ещё когда ты шла сюда. Проснулся и так и не смог уснуть…
Я не знала, что ответить. Моя ладонь всё ещё несносно ныла от ожога, сердечный ритм потихоньку приходил в норму, а мысли вскружили голову. Меня обвивала вовсе не цепь, а что-то в тысячу, миллионы раз приятнее.

 – Куришь?.. Дай и мне сигаретку…

Он осмелился подойти ближе и заглянуть своими тёмными глазами в мои. Его костлявая рука оказалась передо мной, и я не заметила, как положила в неё пачку сигарет и зажигалку. Он кивнул в ответ и слегка приподнял уголки губ. Мои щеки начали гореть, а уголки губ тоже решили смущённо подняться. Его рука утонула во тьме, и он облокотился на противоположную стенку.

Так наши тела простояли друг напротив друга три или четыре сигареты. Вместе, наслаждаясь шумом железной дороги и двигаясь в такт поезда, мы будто старались одновременно ловить взглядом каждый фонарик, каждую станцию.

Монотонный и успокаивающий грохот всё больше меня расслаблял, хотя спать совсем не хотелось. Я томно смотрела в окошко двери и тайком наблюдала за новым объектом моих размышлений. Он стоял, лениво склонивши голову набок, и также время от времени смотрел на меня. Моё тело ощущало его нежные и голодные зрачки, скользившие то вверх, то вниз по телу. Я чувствовала, как в тамбуре вместе с сигаретным дымом повисло несколько несказанных фраз. Они запутались в табачной паутине, и никто из нас не решался помочь им выбраться.

Когда же моя дрожащая от холода рука решила подняться, чтобы убрать с лица чёлку, его тонкие пальцы легко скользнули по моему плечу. Я ощутила близость и теплоту его дыхания. Градус моего волнения стал близок к критическому: что-то между экзаменом и турбулентностью при полёте. Всё же волнение, хоть и было столь сильным, наполняло приятыми ощущениями. Что-то скользкое и ласковое обвивало мою шею, будто шёлковый шарфик. Я могла услышать и его волнение. Дыхание у него было сбитое, прерывистое и неуверенное.

Я обернулась, чтобы посмотреть на него. Он нежно прикрыл веки и опять робко поднял свои уголочки губ. Поезд остановился. Вдруг из окошка двери будто лунный свет к нам в тамбур пробралось несколько полосок фонарей. Одна упала ему на выступавшую из-под растянутой футболки ключицу и чуть доходила до шеи, а вторая упала прямо на наши ноги. Я подошла ближе и осмелилась провести своей морозной рукой по его скулам, щеке и подбородку. Его глаза внимательно следили за всеми моими неспешными касаниями. Гудок. Поезд тронулся дальше.

Через несколько секунд дверь тамбура резко открылась, не успев даже как следует поскрипеть. В дверном проёме вальяжно раскинулась проводница. Мы сразу же стали смирно вдоль стенки, как испугавшиеся школьники, которых застукали за чем-то запрещённым. Обильно накрашенный розовой помадой рот женщины издал несколько звуков. На прощанье её лицо скривилось, и она громко захлопнула дверь.
Я снова посмотрела на него. Он тяжело закинул голову назад и громко выдохнул.

– Я просил предупредить… Боялся, что не встану на свою остановку.

Мои щёки опять бешено загорелись, а глаза никак не могли найти себе места. Они метались со стороны в сторону, пока его взгляд их не заполучил. Его тёмные и глубокие карие глаза полностью поглотили всё появившееся волнение. Оно исчезло, будто его никогда и не было. Его пальцы медленно скользнули вдоль моей щеки и моя голова невольно прильнула к его руке. Тогда я хотела, чтобы мы так простояли целую вечность. Не взирая на холод, не взирая на проводницу, время, место, обстоятельства… Просто стоять, закрыв от удовольствия глаза, с его мягкой костлявой рукой у щеки и чувствовать на себе густой взгляд его глаз. Как вдруг я почувствовала, что кто-то резко отдернул шёлк с моей шеи. Я открыла глаза и поняла, что осталась стоять одна в тамбуре. Тяжесть всех цепей снова дала о себе знать.

Поезд остановился. Весь воздух из тамбура будто выкачали, цепи всё туже сходились на моём горле… С трудом я открыла скрипучую дверь и побежала к выходу в противоположной части вагона. Наверное, я всё ещё надеюсь увидеть своего нового незнакомца нервно собирающего вещи, чтобы успеть выйти. Утренние сумерки освещали разложенные по полкам тела, что скучно досыпали. Однако нужного мне лица, нужного тела, первые туманные лучи солнца тогда так и не смогли найти. Мне верилось будто только он сможет скинуть своей рукой фатально удушающие меня цепи. Поэтому переплетаясь, мои ноги повели меня к выходу. Он должен был быть там. Он должен был быть там. Он должен…

Мои пальцы предательски скребли шею своими коготками так, что та начала гореть. Полностью отдав своё внимание боли на шее, я споткнулась и выпала из вагона в белоснежную крупу, которая толстым слоем покрыла всё вокруг. Резко подняв голову, мои глаза заметили чёрный отдаляющийся силуэт. Это он! Не успели мои стопы сполна ощутить под собой зябкую влажность, как я бросилась бежать за темной фигурой. Поезд тронулся.

Омерзительный ветер бил меня по лицу и почти раздетому телу. Зима не хотела меня щадить, хотя и видела насколько трудно мне было передвигать ногами. Я споткнулась. Алая жидкость из моего носа окрасила девственно белый снег на платформе. С ужасом я посмотрела на кровь, однако сразу продолжила гнаться дальше. Этот силуэт, точнее уже чёрная точка казалась мне всё более недостижимой. В голове с каждой секундой начало рождаться больше досадных, грузных мыслей. Шаги начали замедляться… Пространство вокруг будто начало застывать как обыкновенный желатиновый десерт, я же была случайно попавшей в него мухой. Неприятным сюрпризом для любого кондитера.

Ноги стали совсем ватными и тело под своей тяжестью рухнуло на землю. Отдав все свои последние силы, я перевернулась на спину. Небо покрывала свежая утренняя пелена. Цепи куда-то пропали, а снег начал становиться тёплым и потом уж совсем обжигающим. Снежинки прильнули ко мне и будто крохотные угольки начали активно щипать оголённые части моего тела. Я всё думала о нём. Не могла отпустить его образ из мыслей, пока уставилась в бесконечную голубизну первых часов дня. Мне хотелось спрятать воспоминания о нём как можно надёжнее, чтобы никто не смог их потревожить. Я положила их в самое сердце.

Вдруг что-то хрустнуло. Видимо мой лебединый позвоночник… Тогда веки решили сразу же надёжно укрыть мои глаза, чтобы ошмётки реальности не разнесли их к чертям. Белая крупа неспешно покрывала моё тело.