Незамысловатое счастье Часть 2. Нелюбовь

Часть 2. Нелюбовь

  Несмотря на нелюбовь матери и бабки, Семен рос спокойным и терпеливым ребенком. Даже, когда резались зубки, он не плакал, а по-стариковски кряхтел, закусывая распухшим деснами впалые щечки. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что родительницу лучше не раздражать.

  Страусиха, видя, как Антонина относится к малышу, подобрела и простила непутевую дочь. Теперь они были союзницами и вместе вымещала на мальчике злость в надежде на скорое избавление. Недалекие, грубые, обделенные судьбой и каким бы то ни было женским счастьем, они считали Семена причиной всех своих бед и относились к нему, хуже, чем к кошкам - Люське и Дуське.

Семен сносил издевательства молча и радовался, когда бабка с матерью уходили из дома. В редкие часы спасительного одиночества его никто не лупил, не ругал, а на полу всегда можно было найти что-нибудь съестное и интересное, например, огрызок яблока, хлебную корку, очистки картофеля, кусочек печенья, пуговицу, тряпочку, крышку от баночки, катушку и прочую мелочь…  В этом смысле малышу повезло - женщины были безалаберными и жутко неряшливыми.

Когда Семену исполнилось три года, Антонина отдала его в детский сад, а сама занялась устройством собственной жизни. Мужчин, желающих попользоваться халявным телом, в районе было хоть отбавляй. Но, одно дело переспать, другое - жениться. Кому нужна скандальная, глупая баба, да еще с ребенком? В общем, как Антонина не старалась, мужики у нее в доме не задерживались. Женщина, естественно,  во всем винила Семена.  Кому она с довеском нужна?

   Семен, несмотря на издевательства, подрастал, но оставался таким же худеньким, нескладным и угловатым, с затравленным, как у битого щенка, взглядом. Чувство вины,  ни на минуту, не покидавшее его, росло вместе с ним, как картошка на унавоженном поле.

Чтобы не раздражать родственников своим непотребным видом, Семен старался, как можно меньше попадаться им на глаза. Жил тихо и незаметно, так сказать  в полуприсяде. Со временем Антонина перестала его замечать. Разочаровавшись в жизни и мужиках, она окончательно опустилась, растолстела и жила только одной мыслью - послаще и пожирнее поесть.

Страусиха с каждым годом становилась злее и агрессивнее, и палка, на которую она опиралась, все чаще летала в Семена. Обидные слова, направленные в его сторону, теперь составляли практически весь ее лексикон. В таком бескомпромиссном режиме  Семен прожил до совершеннолетия.  В Армию парня не взяли. Диагноз –   недостаточность веса, по-научному - дистрофия.

Бабка не желала содержать переростка на свою пенсию и устроила его на работу в часовую мастерскую, где работал ее дальний родственник, который подыскивал себе замену, потому что был болен и стар.

Семен оказался учеником сообразительным и послушным и вскоре заменил старика. Старуха была на седьмом небе от счастья и теперь требовала от Семена не столько подчинения, сколько денег, и чем больше, тем лучше. Если он приносил меньше положенного, безжалостно лупила его солдатским ремнем с тяжелой металлической пряжкой.

Большую часть времени Семен проводил в  мастерской. Располагалась она в соседнем доме, в подвале с замазанным наполовину краской окном. Это было единственное место, где он чувствовал себя человеком. Ремонтируя часы и дешевенькие ювелирные украшения, он буквально отрешался от мира, на время забывая про свою беспросветную, горькую жизнь.

Мастером Семен был отменным, как говориться от Бога, поэтому работы у него было хоть отбавляй. Часы настенные и наручные, старинные и современные, на цепочке,  с кукушкой и простые будильники несли к нему отовсюду. Семен мог отремонтировать любой, даже самый изношенный механизм, за который не брались более опытные часовщики, которых в районе было немало.

Работал Семен, с восьми утра и до ночи, не считаясь со временем, но зарабатывал мало. И, если бы не бабка, которая требовала все больше денег, он был бы абсолютно доволен, и другой доли себе не желал.

Чтобы угодить Страусихе и очередной раз не попасть под раздачу, Семен на полставки устроился почтальоном. Но и эта работа была ему в радость. Вставал он рано, когда город еще спал, вдыхал звенящий, не загаженный автомобильными выхлопами воздух, и шел по знакомой улице, гордо выпрямив спину.

Бескрайнее небо, пение птиц, рыжее солнце,  выплывающее из-за горизонта...  все это принадлежало только ему. В эти минуты Семен чувствовал себя хозяином города и даже вселенной. От переполнявших его чувств он выкрикивал в прозрачную тишину, и убегал в подъезд, чтобы его не застали за этим странным занятием.

По ночам, когда старухи, посмотрев очередной сериал, засыпали, Семен зарывался головою в подушку и мечтал о том, как славно будет  жить, когда старухи умрут. Это были самые сладкие минуты в его жизни. Он закрывал глаза и представлял, как будет спать в большой мягкой кровати, в которой можно будет вытянуть ноги, как поставит к окну накрытый скатертью стол, а на него вазочку с леденцами, которые можно будет брать не украдкой и по одной, а горстями. В мечтах Семен представлял себя  совсем другим человеком – коренастым, крупным, с животом и в льняных белых брюках. Под утро сон забирал  его в свои мягкие заботливые объятия, в которых он продолжал летать, как вольная птица.
   
То, что его мечты осуществятся так быстро, Семен не мог представить даже в мечтах. Но, когда это случилось, воспринял произошедшее на удивление спокойно, если не сказать хладнокровно, что насторожило прибывшую на место происшествия милицию.