Полёты наяву. Интервью с Мадияром Хазиевым
Стендаль
На одной из картин художника Мадияра Хазиева, названной им “Люди и судьбы”, изображены идущие куда-то люди: кто-то из них решительно устремлён вперёд, кто-то шагает, обречённо уронив голову на грудь, а кто-то остановился и растерянно оглядывается по сторонам. Вглядевшись, замечаешь ещё кое-что: среди людей – птицы, взмахи их крыльев. Что бы это значило? Пояснение автора под стать картине – тоже довольно загадочно и больше тревожит, чем успокаивает: “Птицы летят. Люди идут по жизни. И у каждого своя судьба. Что ими движет? Чем это кончится? Никто не знает. Это жизнь”.
- Хотите сказать, люди – пленники своей судьбы?
- В какой-то степени, да. Изменить, направить что-то, конечно, можно, но только чуть-чуть. А многие живут, не пытаясь даже узнать, в чём их призвание, для чего они пришли в этот мир. На старости задумаются, но уже поздно: они прожили чужую жизнь...
Сейчас я перевариваю, переосмысливаю то, что было в детстве. Ели одну картошку и хлеб, а было прекрасное состояние, воспоминание о котором воодушевляет до сих пор. Сверстники мои обожали технику, тянулись к лошадям. А я не любил технику, да и лошади интересовали постольку-поскольку. Зато я природу любил. Я мог часами пропадать в лесу, на берегу реки. Интересно было также наблюдать людей, как они живут. Недавно узнал об открытии психологов: оказывается, чтобы стать писателем, художником, надо жить среди природы.
Учителя говорили: “Хорошо рисуешь, тебе художником надо быть. Ты способный”. Давали стенгазеты оформлять. Это, конечно, поднимало меня в собственных глазах. Но у меня ещё не было ощущения, что это именно мой путь.До двадцати пяти лет было очень трудно, не знал чем заниматься.
После окончания школы, так никуда и не поступив, вернулся в свою деревню. Колхоз меня не признаёт, на работу меня никто не зовёт. Сижу дома. Месяц, два, три...Остался в подвешенном состоянии. Чувствую себя никому не нужным. Однажды увидел картину Васнецова “Три богатыря”. Захотелось скопировать. Хорошо получилось. Мне понравилось. Но я тосковал по настоящему делу.
Отец, оказывается, всё это время наблюдал за мной, переживал. Однажды он поговорил с директором школы ( он был нашим родственником ), тот нажал какие-то пружины в райцентре, и меня поставили в соседнюю деревню завклубом. Я прямо ожил! Головой окунулся в работу: организовывал вечера, танцы, оформлял клуб...
Как-то раз во время танцев ребята подрались и разбили окно. Мне стало страшно, стекло же тогда дорого стоило. Вызывают в сельсовет: “ Кто разбил?” Меня учили всегда говорить правду, но тут чувствую: нельзя говорить. Еле сдержался, на последней секунде вымолвил: “Не знаю.” Председатель: “Как не знаешь? Ты был там?” - “Был, но не видел”.
О том, что меня вызывали в сельсовет, но я ничего не сказал, стало известно всей деревне. И меня сразу начали уважать. Это для меня было уроком. Я понял, что в этой деревне живут прекрасные люди, а мы считали их плохими, враждовали с ними. Здесь меня научили обращаться с девушками, здесь я впервые видел столь бережное отношение к женщине. На посиделках, конечно, обнимали девушек, целовали их, но не более того.
Через год я поехал в Казань поступать в Художественное училище. По стенам были развешаны картины. У меня был шок, когда узнал, что это работы абитуриентов. Видя моё расстройство, одна женщина посоветовала заниматься в студии живописи при Доме культуры. Занимался в студии, одновременно работал на заводе. Но и через год не поступил. Лишь после армии попал в училище, в которое хотел уже поступить во что бы то ни стало. Окончил его в 1976 году и в тот же год приехал в Набережные Челны. С тех пор преподаю в Художественной школе №1. Творчеством занялся лишь в постперестроечное время. Я, может, не стал бы художником без этой свободы.
Когда творишь, оказываешься в другом мире. Изображаешь что хочешь, что думаешь. Это кайф. В какой-то момент задумался над тем, как наше татарское национальное искусство сделать только нашим, ни на что другое не похожим. Западная пространственность нам не подходит. Мы – Восток. Наше искусство должно быть как ковёр. Для этого надо уметь стилизовывать. Много было критиков. Но я шёл и шёл своим путём. Когда меня критикуют, я ещё больше хочу доказать, что я прав. Такие, как я, объединились и создали творческую группу “Тамга”, которой руководит Хамза Шарипов. Начали ездить с выставками в соседние республики. Нас заметили, стали восхищаться. Тогда я уже окончательно поверил в себя. Вера в то, что ты на правильном пути, – великое дело. Это даёт большой толчок, импульс к жизни. Всех удивило, что мы нашли свой язык. Через символы показываем своё понимание истории, своё отношение к ней. Однажды у меня был разговор с муллой. Он говорит: “Нельзя изображать людей”. Я в ответ: “В каком аяте Корана это написано? Откуда это взяли? Веками запрещали, вот и не осталось ничего ни от нашего прошлого, ни от наших предков. Голые стены мечетей”.
Сюжеты мои больше связаны с деревней. Там сохранился наш татарский народ, наши традиции, быт.
- Что для вас успех?
- Кто-то деньги любит, кто-то в истории хочет остаться. Для меня успех – самовыражение. Если сделал хорошо, это приятно, твёрже стоишь на ногах. Но успех – он сегодня есть, завтра нет. Талант пропадает, если не работать над собой. Много талантливых было, но художниками стали единицы. Почему? Чтобы творить ( да и жить), должен быть у тебя стержень. Иначе спиваешься, ломаешься. А стержень даёт детство. Если не впитал, как губка, в детстве, если не знаешь, что сказать, нет творчества.
- Бывает ли так, что о сказанном жалеете потом?
- Это постоянно – невпопад сказать. Я человек эмоциональный, могу и обидеть. Это жизнь. Главное, не делай зла специально, завидуя. Зависть тебя же уничтожит. Я стараюсь от этого уйти. У меня обида быстро проходит. Самое прекрасное – помочь человеку в трудный момент. От всей души помочь, ничего не требуя взамен.Это тоже стержень, который тебя держит. От этого поднимаешься выше.
- В чём заключается искусство жить, не уставая?
- Не терять веры в жизнь. Меня поддерживает моё искусство.А общение с молодёжью не даёт стареть.Надо постоянно кипеть в котле жизни. Уйдёшь из этого круга, всё, ты пропал.
- Как выходите из стрессовых состояний?
- По-разному. Переосмысливаю: что произошло, из-за чего, кто, что сказал? Иногда друзьям расскажешь, они открывают глаза. Человек должен общаться, делиться. Есть люди, которые всё время одни. Это сироты – вырос один, сам тоже семью не создал. Они постоянно испытывают стресс. Но вот он начал творить, появились единомышленники, и ему уже легче.
- Чем особенно привлекает вас живопись?
- Написал картину - она меня уже не интересует. Сам процесс мне интересен. Только что было одно состояние, по-другому смешаешь краски – уже другое. Это самое большое удовольствие. У меня сейчас так много идей, не писать я уже не могу. День не пишу - мне уже плохо. Я созрел для работы. Но это не значит, что творческие мучения позади. Когда не можешь передать то, что хочешь, это толкает к дальнейшим поискам, к росту. Если доволен, ты погиб. Сколько пишу, у меня ещё ни разу не получалось так, как я хотел. Искусство бесконечно. Меняется жизнь,меняются ценности, приходится искать новые формы.
- Толстой говорил, что есть дела поважнее искусства...
- Естественно. Строить свою жизнь, создать семью, воспитывать детей...Семья и занятия искусством, конечно, мешают друг другу.Прежде всего понимание жены нужно, только тогда можешь творить. Мне в этом повезло. Она иногда ворчит: “Гвоздь некому забить”. Я говорю: “Ладно, ладно, сделаю” - и ухожу. Она понимает, что для меня важно. Результат – на душе спокойно, и краски у тебя поют, и это вкладываешь в работу. А ведь есть картины, когда смотришь на них, плохо становится. У них отрицательная аура. Бывали случаи, люди около них теряли сознание. Автор таких картин, наверняка, одинокий, озлобленный, глубоко несчастный человек, не нашедший понимания окружающих.
- Какой самый важный урок преподала вам жизнь?
- Самые важные уроки давал отец. Простой крестьянин, чем он мог воспитывать? Собственным примером, атмосферой в семье учил, как жить, как строить отношения с близкими. Он никогда не бил за проступки. Делал так (словом, молчанием, поступком), что тебе стыдно становилось. Вот он говорит: “Сынок, помоги”. А там мальчишки играют, мне хочется к ним. Я говорю: “Нет”. Отец: “Ну ладно, иди, я сам сделаю”. А он инвалид, его когда-то выписали из больницы как безнадёжного, чтобы он спокойно умер дома. Мне становится совестно, и я возвращаюсь. А когда что-то сделал, приятно становится. Так он приучал к труду. А это очень помогает жить. Когда трудишься, раскрывается и талант. Если только лежать, муза не придёт. Когда берёшь в руки кисть, другие образы приходят...
- А что самое трудное в вашей работе?
- Заканчивать картину.
- Разве? А начинать легко?
- Не знаю, как у других, мысли ко мне приходят только во время работы. Поэтому приходится начинать с чего-нибудь. Иногда просто начинаю беспорядочно накладывать краски,смешивая их как попало. Из этого рождаются намёки на что-то, неясные очертания чего-то. Остаётся только догадываться: намёки на что, очертания чего? Искусство не надо понимать, его надо чувствовать.
Открывая персональную выставку Мадияра Хазиева в литературной гостиной библиотеки КамАЗа, председатель Набережночелнинского отделения Союза художников России Рият Мухаметдинов сказал: “Поиск потерянного слова. Сокровенное в душе, желание его отразить – в каждой его картине. Сила искусства – в активном поиске. Кочевник поёт в движении. На всех этих картинах – ваша душа, Мадияр. Это учит людей быть душевными. Картины ваши навеяны теплом, они узнаваемы.”
Из книги Марса ЯГУДИНА "Скрытые изображения", 2009 год
Свидетельство о публикации №221021700619