Непознанное рядом. Часть 5

 Две вечных подруги — любовь и разлука —
не ходят одна без другой...
Б. Окуджава.


 В ту памятную последнюю встречу перед расставанием Нина предложила пройти по тем улицам, где мы чаще всего бывали с ней в пору радужной юности.
 - Я напоследок приготовила тебе маленький сюрприз.
 Жили они недалеко, и Нина отвела дочь домой.  При прощании маленькая фея изрекла:
  - Дядя Игорь, вы с мамой больше не увидитесь, а я буду приезжать к тебе в Ленинград или в Майкоп.
  - Но я служу на флоте в Заполярье.
  - Потом, когда я стану большой, ты будешь жить в Ленинграде.
Нина задумчиво и без улыбки посмотрела на дочь.

  Маленькая ясновидящая не ошиблась: с Ниной мы больше не встречались, а я продолжил свою службу и дальнейшую жизнь в Ленинграде - Санкт-Петербурге, и мы с Марьей впоследствии встречались.
   
  Мы пошли по нашим памятным местам. Широкая благоустроенная улица Краснооктябрьская, главная магистраль Майкопа, растянулась не более чем на два километра от центрального парка до городского железнодорожного вокзала. С давних пор первые два квартала  были закрыты для проезда и  превратились в уютную пешеходную зону.
   Дорогу от тротуара отделяли старые каштаны, которые в пору цветения превращали эту часть города в маленькую сказку, из сказок, сочиненных Евгением Шварцем, который детство и юность провел в Майкопе. Его биограф писал: «Выстраивается полная автобиография писателя, начинающаяся с первых детских впечатлений, идущая через отроческие годы, проведенные в Майкопе, небольшом южном городе, который Шварц назвал «Родиной своей души». Здесь он научился читать и писать, здесь увидел первые спектакли на сцене Пушкинского народного дома, в которых в качестве артистов-любителей выступали его родители, здесь прочитал первые сказки и населил город придуманными им сказочными персонажами, увлекался цирком и первыми сеансами синематографа, изобретал целые представления с куклами, игрушками, декорациями, вполне закономерные для будущего драматурга, выступал с мелодекламацией на вечерах в реальном училище. И наконец, в этом городе пришло твердое решение стать писателем, здесь в глубокой тайне даже от самых близких людей были написаны первые стихи».
  Мы постояли около дома, где жили Шварцы: он располагался на углу улицы Победы и Комсомольской, по пути моих многолетних походов в школу, в парк, в библиотеку, к общежитию Нины…
   
 Мы медленно шли по главной улице, молчали и смотрели на такие близкие нам приметы родного города. Вот расположенные рядом два кинотеатра «Гигант» и «Ударник» - первый квартал центральной улицы города. В кино мы ходили вдвоем только сюда. А вот и широкий вход в городской парк, где долгие годы мы бывали едва ли не каждую неделю.
 
  Потом повернули на улицу Комсомольскую, которая была колыбелью моей начальной биографии. Сейчас, перебирая в памяти прошлые даты, я с удивлением обнаружил, что
с моей улицей связано столь много памятных мест и событий.  Здесь наша семья  пережила оккупацию, и отсюда я уехал в Ленинград, в другую жизнь и, как  оказалось, навсегда.
 
  И тогда, во время последней прогулки с Ниной, обнаружилось еще одно, почти забытое мною место, которое я так часто посещал почти двадцать лет тому назад. Нина вдруг остановилась перед невысоким старым кирпичным зданием, на дверях которого висела табличка: «Республиканская консультативная поликлиника», ул. Комсомольская, 230. Я непонимающе посмотрел на нее.
  - Смотри и вспоминай.

  И я вспомнил. В период моей учебы в школе здесь, в этом небольшом аккуратном здании красного кирпича располагалась библиотека с уютным читальным залом. Тут в последние три года моего обучения я провел едва ли не больше времени, чем в школе. Посетителей было мало, и я любил просиживать над книгами и журналами в читальном зале. Мое постоянство было замечено персоналом библиотеки, и однажды ко мне за столик присела пожилая женщина. Это была заведующая библиотекой. Она деликатно расспросила меня о моей учебе, о семье и о том, почему я не только беру книги домой, но и так засиживаюсь в библиотеке. Когда узнала, что вместе с матерью мы, шестеро детей размещаемся в двух маленьких комнатах, покачала головой. 
 
 В следующее посещение библиотеки меня ждал сюрприз: откуда-то извлекли небольшой стол, поставили его у окна, и заведующая объявила, что это мое персональное место. А чтобы его никто не занимал, стул убирали до моего прихода.
 
  -Нина Федоровна, если ты помнишь, так звали заведующую, ушла на пенсию и осталась работать в читальном зале, а ее место заняла я,- продолжила Нина. За истечением времени хранения ряд библиотечных документов подлежал сдаче в архив или шли на утилизацию. Нина Федоровна занималась разборкой всех этих бумаг.
 Однажды она подсела к моему столу и стала рассказывать «об одном интересном явлении», как она выразилась. Я слушала в пол-уха, просматривая какие-то документы. И вдруг до меня донеслось:
  - Мальчика звали Игорь, он потом уехал в Ленинград и поступил в военную академию.
 
 Она пододвинула ко мне пожелтевший формуляр читателя. Меня как будто толкнула горячая волна. В формуляре стояла твоя фамилия, год рождения, адрес и большой перечень книг и журналов. Я взяла этот вестник давних лет в руки, отключилась от реальности и очутилась в завораживающей атмосфере нашего далекого детства и юности. Я ушла в пленительную даль нашей молодости, не могла и не хотела уходить оттуда. Все вокруг исчезло, остались только мы с тобой. Ребята-детдомовцы, родной солнечный город, уютные улицы, наши прогулки – все это прошло перед моим взором. В этом клочке невзрачной бумаги ты вдруг появился передо мной живым, находясь от меня за тысячи километров. Старая бумага передала мне прикосновение твоих рук.
Наверное, мое выражение лица так изменилось, что она спросила:
  - Вам плохо?
  - Это, как вы заметили, «интересное явление», моя детская любовь,- ответила я ей.

 Нина взяла мою ладонь в свои руки, и мы некоторое время молчали, погруженные в наши общие воспоминания.
  - Вот окно, у которого стоял твой «персональный» стол. Мы разыскали его в кладовке, привели в порядок, и я поставила его рядом с моим рабочим столом. На нем я расположила комнатный цветок, рядом положила твой формуляр. Теперь он был моей иконой, которая смотрела на меня глазами нашей юности: нам было тогда по шестнадцать...
 
  Через несколько лет построили новое здание библиотеки, и мы туда переехали. Теперь я заведую городской  детской библиотекой, она расположена на улице Димитрова. Когда я сказала, что возможно увижусь с тобой, Нина Федоровна взяла формуляр,  сделала надпись  на  чистых строчках  и просила передать тебе.  Недавно, два месяца назад она умерла.

  Нина достала из сумочки и протянула мне формуляр. Ровным учительским почерком было написано: «Игорь, мальчик, я часто вспоминаю о тебе.  Рада, что у тебя все хорошо. Не забывай свой родной город. Крепко обнимаю», подпись, дата.
 - Это уже моя реликвия, и я тебе ее не отдам,- сказала Нина, отбирая у меня формуляр.  Мы с тобой давно расстались, но ты не отпускаешь меня. Эта старая добрая женщина и этот твой формуляр через годы нашли меня. В мире столько таинственного и непознанного... Мы живем по уготованным нам кармическим событиям, которые совершаются с определенной закономерностью, и только тупой и равнодушный верит в случайности.
   
  Мы подошли к небольшому одноэтажному кирпичному дому на высоком фундаменте на пересечении улиц Комсомольской и Кубанской, который ранее арендовал сельхозтехникум в качестве общежития студентов. Нина провела в нем четыре года с девчонками, - все из нашего детдома. И все это время я часто приходил сюда.  Меня встречали, как родного. Такое заведение, как послевоенный детдом, роднит детей навечно.  Этот аккуратный домик так и остался для меня святым местом на всю жизнь.  Спустя долгие годы я прихожу сюда и сквозь чистые стекла  окон иногда вижу туманные силуэты Нины и дорогих мне девчонок.

  - Ты терпеливо ждал меня только здесь, около этого дерева,- она положила ладонь на ствол старого тополя,- и девчонки говорили мне: «Иди, к тебе пришел твой тополь». Я часто прихожу сюда, наше прошлое не отпускает меня. И хотя это сопровождается легкой душевной болью, я счастлива тем, что мне есть что, кого, и о чем вспомнить. Реальность прошлого так велика, что это стало частью моей текущей жизни. Я рассказала мужу о наших детских привязанностях. Он понял и ни разу не допустил что-либо похожее на бестактность или ревность, тем более, что мы встретились и поженились через два года после твоего отъезда. Своих воспоминаний я ему не навязываю.

  Нина провела пальцем по моему погону.
  - А чем отличается подполковник от полковника?
  - Полковник – это существительное, а под ним подполковник – подлежащее. Тебе как филологу это надо бы знать.
 - И как ты только школу закончил, грамотей «подлежащий».По-моему ты получил высшее образование, минуя среднее.

  В это позднее время на остановке  автобуса было безлюдно. Мы присели на лавочку. Автобусы ходили редко, и мы долго сидели рядом и молчали. Это молчание было выразительнее самого оживленного разговора. Нина держала мою ладонь в своей и мне казалось, что мы обмениваемся мыслями через наши руки.  Каждый думал о своем, возможно об одном и том же: о детском доме, затерянном в глухой кубанской станице, где робкие ладони четырнадцатилетних подростков впервые коснулись друг друга, о наших встречах и расставаниях. Мы думали о нашем с Ниной прекрасном прошлом, которое так и не переросло в совместное будущее.

   - Почему мы потеряли друг друга? – подумал я вслух.
   - Никто никого не терял.  Мы пошли по разным дорогам жизни не расставаясь. Наши дороги всю нашу жизнь идут рядом, сближаются, расходятся, но общего пути мы так и не нашли. У нас всегда на одно расставание больше, чем встреч. Вот и сейчас, как предсказывает моя дочь, это расставание последнее. Но нелепо искать виновного или ругать  судьбу. Однако у нас с тобой есть нечто неповторимое и вечное: мы наделены духовной связью, которая не прерывалась никогда, как бы далеко мы не находились друг от друга. Думаю она не прервется уже никогда, даже по окончанию земного пути.
  - Звучит, как пророчество. Грустно, конечно, но точнее не опишешь наши отношения. Я всегда слегка робел перед твоей чисто женской тонкостью и мудростью рассуждений.
 
   Подошел автобус. Нина поцеловала меня в щеку и сквозь стекло помахала  рукой. Тогда я еще не знал, что это был ее последний, предназначенный мне в этой жизни, жест. Я не понимал, что это был миг прощания с лучезарной и неповторимой юностью, в которой мы были только вдвоем. Не знал я и того, что терзающая печаль настигнет меня гораздо позже и уже не отпустит никогда. А вслед тихому шелесту уходящего автобуса звучала волшебная мелодия Рольфа Ловланда "Песнь таинственного сада", при звуках которой у Нины всегда наворачивались слезы.

 Все последующие долгие года Нина не покидал меня ни на один день, где бы я не находился по долгу службы. Я видел ее далекий силуэт на берегу студеного Баренцева моря. Она появлялась у причалов флотилии подводных лодок на Камчатке. Она следовала за мной на Черноморский флот, в Севастополь, на мыс Херсонес. На Балтике я видел ее на пирсе, где были ошвартованы боевые корабли.  Я ощущал ее присутствие в командировках на Каспийскую флотилию, в Феодосию, на далекий остров Русский.    

   Сейчас, через многие годы, когда душа Нины уже покинула нашу землю, приезжая в мой родной город, я совершаю действия, превратившиеся в ритуал: усаживаюсь на лавочке в нашем сквере, прохожу мимо кинотеатра «Гигант», долго смотрю на центральную аллею парка, останавливаюсь около окон бывшей библиотеки, прикасаюсь ладонью к стволу старого тополя, там, где была ладонь Нины.  Потом подолгу жду на остановке тот, растаявший в городском шуме автобус, который унес ее от меня в вечность. В тех местах, где мы бывали вместе, мне видится прозрачно-золотистый след, навсегда оставленный душой дорогого мне человека. С горечью и чувством великого сожаления я вдруг понял, что истинная ценность отношений иногда доходит до сознания слишком поздно. И каждый раз, когда я вспоминаю ту маленькую сценку нашего последнего прощания, в душе с тихой болью начинает говорить мягкий и печальный звон далекого колокола: «Что-име-ем - не-хра-ним…».