Второшкольница. Часть 1. Предыстория

Я – второшкольница.
Формально я училась во второй школе два года, девятый и десятый класс, с 15 –ти до 17-ти лет.

Фактически я ходила во вторую школу четыре года:  «до того» в восьмом классе посещала вечернюю математическую школу, которая не произвела на меня никакого впечатления, и ещё один год после окончания школы, будучи первокурсницей психфака, я ходила в школу на репетиции театра и на факультатив Непомнящего, но уже «как к себе», в свою школу вплоть до ее разгона в 1971-ом году.

Реально же я до сих пор во второй школе.

Вторая школа –это не пушкинский, а наш лицей, это понятие, это элитарный клуб, оплот интеллигенции, гнездо будущих ученых, это наша гордость, это каста, это история, это прошлое, это настоящее, это фильтр – если при встрече с незнакомым человеком узнаешь, что он второшкольник, то он уже не посторонний, а свой. В нас, во второшкольниках, есть что-то общее. Но при всем том, вторая школа для каждого второшкольника своя, она разная, ведь мы все разные. Всё зависит от лет учебы, от класса, от учителей, которые преподавали в твоём классе, да и от тебя самого, твоего характера, интересов и пр.

Я расскажу о моей второй школе, которая может сильно отличаться от второй школы другого выпускника того же самого 1970-го года, к которому принадлежу и я.

Кстати, разговаривая с ровесниками, которые вспоминают о жизни в СССР, о Москве, часто понимаешь, что мы жили в разное время, в разных Москвах и в разных СССР, хотя и рядом.

Золотое время второй школы – шестидесятые и начало семидесятых годов двадцатого столетия, от 1963.го, когда в школу пришел Гельфанд и до весны 1971-го, до «разгона» школы. Так получилось, что довольно большую часть этого золотого времени я прожила вместе со школой – с 1967-го по 1972 год.

Сначала немного истории.

Вторая школа, точнее «школа номер два с математическим уклоном» начала свое существование в 1956 году. Это была школа, размещенная в типовом пятиэтажном блочном здании, построенным между тогда только застраивающимся Ленинским проспектом (бывшим Калужским шоссе), Университетским проспектом и, с тылу, - Дворцом Пионеров на Ленинских горах. Вначале вокруг была стройка, вместо асфальтовых дорожек деревянные настилы, глина и грязь. Директором был назначен Владимир Федорович Овчинников, молодой, 29-тилетний, энергичный, уже далеко было зашедший по карьерной комсомольской лестнице – уже работал в ЦК ВЛКСМ, для которого это назначение было чем-то вроде ссылки за неодобренную начальством женитьбу на еврейке.

Сначала школа была просто одной из школ микрорайона. В ней были все классы от первого до десятого. Есть трогательные воспоминания о том, как старшеклассники в год открытия на руках переносили первоклашек первого сентября через грязь на крыльцо школы. Первые выпускники покинули стены школы в 1958-ом году, но это еще не была «та самая вторая школа». В том, что школа стала такой, какой она стала, - заслуга многих, но, безусловно, на первом месте стоит ее директор, Владимир Федорович Овчинников, как его звали ученики «В.Ф.» - ВэЭф. К его талантам относилось не только умение руководить порой плохо руководимыми подростками, но и умение подбирать учителей, интеллигентных и творческих, которые становились соратниками и единомышленниками директору и друг для друга и Учителями с большой буквы для учеников, а также умение В.Ф. противостоять давлению сверху и искусно рисковать.

Никита Сергеевич Хрущев тоже сыграл свою роль в истории школы. У него всегда было много идей, которые требовали немедленного воплощения в жизнь: то вместо министерств ввести повсюду совнархозы по региональному принципу управления, то целину распахать, то главной сельскохозяйственной культурой сделать кукурузу, то территории переделить, Крым присоединить к Украине, у Молдавии отрезать земли, прилетагющие к Черному морю и тоже отдать их Украине, то ввести вместо десятилетки одиннатцатилетнюю школу, потом опять десятилетку, а тут, что важно для рассказа, потребовали, чтобы школы  обязательно давали выпускникам профессию, чтобы они могли сразу после школы идти работать. Для этого было введено профессиональное образование, и школы стали различаться по специальностям, одни должны были выпускать токарей, а другие химиков, в зависимости от того, какая для обучения находилась в округе «производственная база». Вокруг новопостроенной «второй» школы предприятий не было, зато были в изобилии разные научные институты из ведомства Академии Наук. Владимир Федорович договорился с одним из институтов (Институт точной механики и вычислительной техники) о шефстве и в качестве производственного обучения ввел цех по сборке ЭВМ – «электронно-вычислительных машин» (начало 60-ых! еще слова «компьютер» никто не использовал) и две «рабочие» специальности: монтажник ЭВМ и программист. Это звучало ново и гордо, и ученики не только со всей округи потянулись в школу, которая оказалась не резиновой, почему по просьбе директора было получено разрешение убрать из нее начальную школу и принимать детей, начиная только с 7-го класса. Производственное обучение потом убрали, а математический уклон остался.

Огромную роль в приобретении школой своего лица сыграл также Израиль Моисеевич Гельфанд, математик, член-корреспондент, основатель математических обществ и пр. и др., который предложил Владимиру Федоровичу сделать в школе «математический уклон». Ему было сорок с небольшим лет, он с семьей переехал во вновь выстроенный кооперативный дом от Академии Наук неподалеку от Ленинского проспекта, и его сын, должен был идти в ближайшую к дому, т.е. во «вторую» школу. Папа хотел, чтобы школа, в которую пойдет его сын, была бы хорошей и сыну полезной. Гельфанд предложил директору, Владимиру Федоровичу, идею создания физико-математической школы, разработал программу занятий, предоставил своих аспирантов и студентов для реализации задуманного, а также свои знания, голову и время. В 1963-ем году он сам вел занятия по высшей математике в двух классах. Этот гениальный математик, не имевший сам аттестата об окончании средней школы и диплома университета, очень ценил хорошее образование.

В качестве идеолога школы называют также профессора Евгения Борисовича Дынкина, организовавшего в 1963-ем году вечернюю математическую школу при МГУ и при второй школе, автора многочисленных учебников и пр., который с 1964-го по 1968-ой читал в школе лекции по высшей математике и главенствовал над семинарами. По слухам, его взгляды на математическое школьное образование расходились со взглядами на этот же предмет Гельфанда. Гельфанд не одобрял уклон «в олимпиадность», поддерживаемый Дынкиным.

При школе стала работать Вечерняя Математическая Школа – ВМШ, как теперь сказали бы, совместный проект Второй школы и мехмата МГУ. Школьники из разных школ приходили на занятия после уроков во «вторую школу» для математических занятий, а в конце года успешно неотсеявшиеся принимались на «очное» обучение.

Очень важным оказалась близость к школе кооперативных домов Академии наук, на Университетском и Ленинском проспектах и на улице Вавилова – их жителям, преподавателям ВУЗов, профессуре, академикам и научным сотрудникам разных академических институтов и по совместительству родителям, хотелось дать своим детям хорошее образование, и для этого они готовы были помогать школе, кто чем мог, а могли они много. За Гельфандом и Дынкиным пришли другие родители – доктора наук, родители - профессора, родители – академики, каждый приносил с собой свои темы, идеи, своих аспирантов, новые изменения в программе и, конечно, своих деток, учеников второй школы, которые наравне с преподавателями определяли лицо школы. В мое время учебы в школе лекции по математике читали профессора Шабад, Смилга, Локуциевский, Зелинский... Я лекции сама не посещала, но детей этих профессоров я знаю хорошо. Это Юра, Андрей, Витя, Володя...

Постепенно сложилось то, что стало потом легендой. Это уже была не простая школа для микрорайона. Чтобы в неё поступить, надо было сдать экзамен и быть отобранным из большого числа кандидатов, или быть победителем, как минимум, городских олимпиад, или прозаниматься год в ВМШ - в вечерней математической школе и тоже сдать успешно в конце года зачет. В школу принимали с седьмого и добирали в восьмые и девятые классы. Это была школа старшеклассников. «Поступаемость» выпускников в ВУЗы была практически стопроцентной, родители это ценили, но сами второшкольники любили ее не за это...