Куриный бог

- Леш, не хочешь смотать в магазин? Может выбросили чего.
Это не вопрос. Это приказ. Леонид Борисович вздохнул и отложил отвертки.
- Зонт возьми, -  бросила ему жена, когда он был уже в дверях. Но ему было лень возвращаться и искать зонт.

Когда он прошел два квартала от своей малосемейки до маленького продмага, единственного на всю окраину, стал накрапывать дождь. Возвращаться за зонтом уже не имело никакого смысла.  Но перед продмагом он увидел очередь. Длинный хвост вился по площадке у магазина. Причина простая: кур завезли. С одной стороны – удача. С другой стороны, пока простоишь в хвосте, промокнешь. Но другого выхода не было, взялся за гуж – стой в очереди.  Нет, конечно, можно очередь занять и сбегать за зонтом. Но это риск. А вдруг потом не пустят? Люди от дефицита добрее не становятся.
 
 Женщины, как всегда, более запасливые, чем мужчины стояли под зонтами. Это вынуждало очередь растягиваться, чтобы вода, стекающая с зонтов, не скатывалась на стоящего рядом. Леонид Борисович попробовал сориентироваться по количеству людей в очереди, сколько же ему ждать.  Нужно учитывать, что, если снаружи очередь растянута, то внутри, наверное, яблоку негде упасть. Все хотят не только кур, но и укрыться от дождя. Короче, придется постоять.   
 
 Дополнительную информацию он почерпнул из разговоров в очереди. Говорили, что кур завезли много. А поскольку дают по курице на человека, может быть, стоящим в хвосте тоже хватит. Надежда умирает последней.
 
   Жаль, что продмаг такой маленький. Не вмещает всех. Его построили давно.  Дет пятнадцать назад, а то и больше. Наверное, из расчета на живущих в этой округе.  А в округе были сплошные частные домовладения. Район тогда был вытянут вдоль центрального шоссе, в сторону бугров практически не рос.  Округа жила огородами.  Да и дефицита в магазинах  особого не было.  Поэтому магазин не брали осадой.
 Но метастазы самостроя расползались по буграм. Жителей прибавлялось.  И все-таки простой еды хватало. До продуктовых талонов не доходило. Явись в магазин любой человек, с местной ли пропиской, самостроевец ли без прописки –  ему продуктов хватит. 
 
Дело осложнилось год назад. Заселили разом целых четыре корпуса девятиэтажных малосемеек. Это для ближайших на получение жилья очередников завода.  Очередь на жилье на заводе большая. И долгая. Люди по двадцать лет ждут.  Соответственно, ближайшие к получению – уже все семейные и с детьми.  Хоть и живут в однокомнатной десятиметровке.  Потребности в еде не зависят от квадратных метров. Таким образом количество ртов, приходящихся на маленький продмаг резко возросло. Люди из малосемейки вычерпали запасы продмага, как внезапно появившийся у маленького колодца караван верблюдов. Продмаг приближался к краху.  С продуктами пошли проблемы по всей стране. А в продмаг привозили продукты по старой калькуляции, - только на частный сектор.

   А другой ближайший продуктовый - пешком не дотопаешь. И там не лучше.  А выбраться в город – проблема.  Автобусы ездят через пень колоду. Вот и попробуй обеспечь семью продуктами.
В социалистическом обществе человек человеку, как постановили, друг товарищ и брат. А на деле начались серьезные недопонимания, даже вражда между частным сектором и малосемейкой.   Вражда накалялась еще из-за того, что жителям малосемеек, работавшим на заводе, платили исправно и хорошо. Предприятие прибыльное. Многие из частного сектора туда пробовали устроиться. Но мало кого брали. Предприятие могло себе позволить набирать только квалифицированные кадры. А в частном секторе специалистов было мало. Могли взять только слесарем да водителем. И возникла такая коллизия: в то время, как жителям частного сектора завод поднес шиш с маслом, работники завода претендовали на то, чтобы продмаг был для всех. Почти по Марксу, классовый антагонизм.
 
   Вражда эта принимала иногда удивительные формы. У Леонида Борисовича подрастали две дочки.  Шестнадцати и четырнадцати лет. То есть, бери веник и гоняй женихов от порога. Дочки выросли красавицами. Женихов хватало. Казалось бы, какая в молодежной компании разница, кто где живет, в частом доме или в малосемейке? Но жена Леонида Борисовича, которая с дочками была гораздо более близка, чем он, делилась с мужем, что в компаниях и старшей и младшей этот незримый водораздел ощущается.
Однако проблемы устройства на работу или юношеского флирта, это ничто по сравнению с проблемой пропитания. Тут противоречия обострялись. Жители частного сектора без зазрения совести пользовались тем, что продавщицы продмага, будучи их же соседками, их хорошо знали. И для своих припрятывали дефицит. А когда дефицитом стало почти все, аборигены окраин стали поговаривать, что талонов на продукты недостаточно. Талоны выдают всем, кому ни лень. А раз положение с каждым днем обостряется, массы должны взять ситуацию в свои руки. Нужно давать продукты только в определенные дни, и в эти дни поставить какого-нибудь авторитетного и знающего округу человека, чтобы следил за очередью и ставил свои особые метки. Например, номера на ладонях у людей, по которым продавщица может определить, достоин человек колбасы или нет. И вообще, назрела необходимость выдавать специальные удостоверения. По месту жительства, по прописке.  Наштамповать самим собственные талоны. И только по ним продавать еду. А тем, кто живет в малосемейке дулю с маком. Им и так платят много. Пусть ездят на рынок.

    Но пока ограничивалось разговорами о намерениях и глухим ропотом. Когда Леонид Борисович подошел к очереди и спросил крайнего, он был тут же опознан как житель малосемейки. Женщина, стоявшая в хвосте очереди, хмуро ответила, что хоть крайняя-то она, но все-таки сколько тут всяких разных ходит.
Леонид Борисович решил пропустить мимо ушей. И стоял молча.   И когда подошла еще одна женщина и спросила крайнего. Он сказал, что крайний он. Никто не возражал.  Хвост рос. Минут через пятнадцать Леонид Борисович услышал за спиной:
 -  Галя, наконец-то!  Становись. А я боялась, ты вообще не придешь.
И женщина, стоявшая за Леонидом Борисовичем, пояснила тем, кто стоял за ней, что подруга ходила за зонтом. Леонид Борисович заколебался, может быть и ему пойти за зонтом.  Но он снова побоялся возможных осложнений. Он инстинктивно сделал шаг в бок, чтобы  вода с зонта этой вновь прибывшей не капала на него. Стоял грустный.  О чем говорили подруги, он не слушал. Но вдруг услышал почти на ухо произнесенное неуверенное. 

- Леонид Борисович?
Он повернулся. На него смотрела женщина его возраста, то есть, под сорок, миловидная, не много полноватая. Но абсолютно ему неизвестная.
- Мне вас Рома как-то показывал. Он у вас на заводе работает.
- А что я заводская достопримечательность? – удивленно ответил Леонид Борисович, - Какой Рома?
 - Никитин.
Леонид Борисович ничего не мог ответить. Он не знал Рому Никитина.  Людей на заводе много.
- Рома говорит, вы очень умный.

   Она улыбнулась немного застенчиво.  Как поется в песне: от улыбки станет всем светлей.  Светлей - не светлей, но в молодости своей улыбкой, гарантия, она могла многим закружить головы. Сейчас, когда она не улыбалась, ее губы были сложены таким печальным изгибом, что понятно было, жизнь женщину не баловала. Но стоило ей улыбнуться, и лицо менялось.  Если бы не пара золотых коронок, это была бы улыбка богини.
 - Вы не знаете про Рому?! Ваша Юлечка и Рома …. они встречаются,
Это новость. Леонид Борисович понимал, что дочке в ее шестнадцать нормально встречаться с мальчиком. Но неприятно было, что чужая женщина о тайнах его дочки знает больше, чем он.
 - Ничего такого, - добавила женщина, - Вы не подумайте. У них юношеская любовь. Рома недавно из армии вернулся.
 

  Ничего себе юношеская любовь, подумал Леонид Борисович. Парень  - уже мужчина.  А Юлька еще девчонка. А жена ни слова.
- Ваша Юлечка у нас дома бывала, - продолжила женщина немного виновато, - Я ее чаем с пирогами угощала. Да вы становитесь под зонтик, а то промокли.

   Женщина придвинулась к нему ближе и накрыла его зонтом. Леониду Борисовичу это было как нельзя кстати. Он промок. Зябко. Но стоять вплотную к посторонней женщине и, как оказывается, не совсем посторонней, это как-то напрягало. Единственно, что он сделал в этой ситуации, как воспитанный человек, взял зонт из ее рук, и держал его так, чтобы на женщину не капнуло ни капли.
- Что, Галя, кавалера себе подобрала? – произнесла с подковыркой ее подруга.
Леониду Борисовичу не хотелось огласки в очереди, если она станет объяснять, что да как. Но Ромина мама ответила:
- Такие кавалеры, на улице не валяются, чтобы их подбирать, - и озорно улыбнулась Леониду Борисовичу.
- Ой, гляди, - покачала головой подруга, -  То-то я вижу, как ты глазками стреляешь, да прижимаешься.
- Так под зонтик взяла, пожалела человека,  - сказала Галя.
- Ага.  Знаем мы ваши пожалела. Сначала под зонтик, потом под одеяло.   

  По тому, как говорила женщина, было понятно, что это шутка. Но во всякой шутке только доля шутки.   Отодвинуться от этой Гали, отдать ей зонт? Расценят, как позорное бегство. Еще несколько минут и им заходить в магазин.  Деться из очереди некуда.
 
   Тем временем Галя, не отодвигаясь. И он продолжал держать зонт. Галя успела рассказать ему, как ее Ромочка служил, в каком цеху он теперь работает, что она одна его воспитывает, пока очередь продвинулась, и они протиснулись в лоно магазина. Тут их прижали друг к другу конкретно.  Так может быть Рома не прижимался к его Юльке. 

   Интересная штуковина человеческий мозг. Не услышь Леонид Борисович несколько минут назад намеков Галиной подруги, так эта теснотища в магазине, и эта женщина к которой его со всей откровенностью прижало, была бы ему абсолютно безразлична. А после этой увертюры – совсем другая мелодия. И словно она эту мелодию тоже почувствовала. Глаза ее лукаво сияли, словно она ждала, что он ей такого обещающего скажет. Словно девушка, ожидающая признания в любви.   
 
  Он решил переключить мозги на другое.  Вычислить, кто же такой Рома?  Если похож на мать, то должен быть хорош собой. Он не знал слесарей в чужих цехах.
От мыслей о Роме его отвлекал плотный контакт с его матерью. И он боялся, что она это чувствует. Одно спасение, что торговый зал малюсенький, и скоро этому конец.
 
  Ему оставалось немного, когда сзади послышался недовольный ропот.  Кто-то позвал его.  Сквозь ряды покупателей продирался Марат, технолог из его цеха.  Марат уже что-то хотел сказать, но Леонид Борисович его опередил.
- Марат, - сказал он громко и уверенно, - Ну наконец-то. Где тебя носило? Я уж боялся, что ты не придешь. Становись.
 И Леонид Борисович плотнее прижался к Гале, чтобы освободить Марату свободное место перед собой.
 - Это еще что за явление? - послышались недовольные голоса.
 - Он тут стоял со мной, он отходил за зонтом, -  голосом, не допускающим возражений, произнес Леонид Борисович.
Но возражения последовали.
- Тоже мне, явление Марата народу, -  послышалось из толпы.
Тогда Леонид Борисович с выдал убийственный аргумент.
- Это мой племянник, - решительно произнес он.
 
  Марат, молодой специалист на их заводе, недавно из института, татарин, лицом походил на монгола. Леонид Борисович вранья избегал.  Но если появился шанс обеспечить курицей и коллегу – это ложь во благо.
Марат растерялся. Галя усмехнулась.  Явно не поверила ему.  Неудобно врать. Тем более в присутствии матери мальчика, встречающегося с его дочкой, женщины, с которой он уже почти полчаса стоял почти в обнимку, и которая недавно так сладко. обворожительно смотрела ему в глаза. 
- Хорош племянничек!  - послышался голос.
- Марат – друг народа - изрек какой-то остряк.
Тем временем Марат, не обращая внимания на реплики, сказал тихо Леониду Борисовичу:
- Вас на заводе ждут. Прислали машину за вами. Представители заказчика приехали.
 
  Леонид Борисович в душе обматерил представителей заказчик, которым вздумалось появиться в воскресенье. Долг перед заводом вступил в смертельную схватку с долгом перед семьей.
Образ героя, строителя коммунизма, который выше всего ставит долг перед обществом и может ради этого пожертвовать личным, который не колеблясь покинет очередь за курами,  выталкивал Леонида Борисовича из очереди, звал на завод к представителям заказчика. Но зря что ли Леонид Борисович стоял и мок? А когда еще кур увидишь?  И он пал в бездну индивидуализма, плюнув на общественный долг, в цинизме опустился до попытки соблазнения молодого специалиста и комсомольца мороженной курицей. Он наклонился к Марату и шепнул.
- Пять минут осталось. Купим по курице и поедем. 
 В ответ Марат шепнул кратко.
- Мне не нужна.
 

 Леонид Борисович поразился этому и тут же обрадовался.
- Все равно покупай. Я у тебя возьму, шепнул он.
Из очереди за спиной Леонида Борисовича донеслось.
- Это что тут за масонский заговор?
- Нарушителей конвенции, между прочим бьют, возможно ногами, - подал голос начитанный остряк.

   Марат, не обращая внимания на общественные протесты и угрозы, глазами показал, что согласен. А для важности громко произнес. 
- Хорошо. Служебная машина ждет на улице. «Мерседес». И он назвал номер.
- А ну посмотрите там, - подал голос кто-то из толпы, - Есть такой «Мерседес» в природе?
- Есть! – послышалось через пару секунд

  Это произвело впечатление. Мало у кого в этом районе были собственные машины. А уж служебные – это вообще.  По всем понятиям, человек, которого возят служебным «Мерседесом», в очереди стоять не должен.  А если уж он снизошел до того, чтобы толкаться посреди простых смертных, то ладно, пусть возьмет себе курицу. Но чары служебной машины не распространялись на Марата.  Едва на прилавок перед ним легла синюшная, похоже погибшая в муках, птица, по толпе прокатился ропот, подобный ропоту на стадионе, когда мажут мимо ворот. Кто-то бросил клич.

  - Сколько эти мелосемейные будут нас объедать?
И неизвестно, как бы пошло, если бы Галя, смело не вступилась за нарушителей конвенции 
- Они такие же люди, - сказала она, - Я Леонида Борисовича хорошо знаю. Он очень порядочный человек. Не чета многим.

  Совещание проходило в просторном директорском кабинете.
- А вот и они, - язвительно произнес директор, когда Марат и Леонид Борисович появились в дверях, - Леонид Борисович, заставляете себя ждать. Еле вас отыскали.
- Я откуда знал, что в воскресенье будет совещание. Жена послала за продуктами, - сказал Леонид Борисович, указывая на авоську, которая не скрывала своего содержимого. Лапы пролезли в дыры авоськи и по ним можно было легко посчитать, что птиц две.
-  Вот вы по магазинам болтаетесь, а тут, между прочим, именно ваши вопросы обсуждаются, -  с упреком произнес директор, - Ладно, заходите оба, садитесь.
Леонид Борисович сел на свободное место рядом с главным энергетиком.
-  Где это ты кур оторвал? – спросил тихо главный энергетик.
- Разговорчики в строю, - обрезал директор.

  Леонид Борисович погрузился обсуждение производственных вопросов. Но две курицы   около ноги своим холодом не позволяли забыть о необычайном приключении: мало того, что двух кур купил, и заодно про Юльку и некоего Рому Никитина узнал. Он смотрел на представителей заказчика.  На тех его курицы не произвели никакого впечатления.
Люди живут в закрытом городе, с особым снабжением. А мне две курицы – счастье, подумал он. 
   
 Домой он уже добирался автобусом.  Курицы оттаяли. И чтобы не запачкаться, он держал их на расстоянии. И заметил, что люди смотрели на него, скорее на его кур, с большим интересом, даже с нежностью. А он себя чувствовал куриным богом.

   Так в детстве почему-то называли редкие камни с морского берега, если у них есть отверстие.  Некоторые ребята продевали в отверстие шнурок и носили как амулет. Знак редкой удачи.  Сейчас вместо мальчишеского куриного бога в авоське две курицы. 
 Двух кур хватило надолго. Неделю жена ходила счастливой. В воскресенье с утра она собралась в магазин.
- Давай я схожу, - предложил Леонид Петрович.
- Не ходил, не ходил и вдруг приспичило? - усмехнулась жена, - Думаешь встретить там Никитину?
- Какую Никитину?   - не понял сразу Леонид Борисович
- А такую. С которой ты впритирку в очереди стоял. Любезничал.  Все про тебя известно. Маму Юлечкиного кавалера, - на удивленный взгляд Леонида Борисовича, жена добавила, -  Мне рассказали, как ты в очереди стоял. И Юлечка сказала, что ее Ромику мама похвасталась, что имела удовольствие с тобой пообщаться. Юлечка говорит, что это хваткая дама.  Одинокая. Сиди уж лучше дома, казанова.