Ц Часть первая - происхождение копия

Ц Часть первая - происхождение
Олег Глазов
 (черновик)

Каждый раз, начиная новую книгу серии “Детям о Языке”, я не совсем уверен, что так обращаюсь через неё именно только к тем читателям, которые уже знакомы с первой, а потому самой главной книгой этой серии, а именно с книгой “Инструкция к прочтению”. Потому как все необходимые знания для понимания остальных книг этой серии содержатся только в ней, и нигде больше. В смысле “вообще нигде больше” значит, что сегодня нигде вообще нет ещё одной такой книги, где бы эти знания были. Из чего следует, что для того, чтобы читать остальные книги этой серии, а тем более посредством их изучать русский язык (и Язык в том числе) наличия какого-то у вас образования (да тем более российского, да хоть и самого его “высшего”, - кстати, почём стоят нонче “корочки” подтверждающие его наличие при полном фактически его отсутствии, и зачем они вообще нужны? - это я к тому спрашиваю, что сам в своё время послал советское высшее образование на куда подальше, а впрочем это совсем уже другая история, а потому и не здесь) сегодня совсем ещё недостаточно, вам в любом случае понадобятся знания из книги “Инструкция к прочтению”. А потому, прежде чем читать уже эту книгу, прочитайте и её обязательно.

Я для того и начинаю эту книгу с главы “Ещё раз” на случай, если у кого-то по каким-то причинам не было возможности книгу “Инструкция к прочтению” перед тем прочитать. Все же остальные, кто её читал, могут эту главу или пропустить, или тоже прочитать, чтобы так лучше понять, насколько правильно они поняли уже полученные из книги “Инструкция к прочтению” знания. В смысле, чтоб ещё лучше они их так у себя в сознании смогли осознать (структурировать). И чего же мы тогда ждём, дети? - Погнали!


ЕЩЁ РАЗ

Из Последовательности частот звуков в русском языке следует, что F(ц) = 34, - меньше, если только у (ф) и твёрдого знака с их F = 3. Очевидный вывод, что возник звук (ц) в русском языке сравнительно недавно (полагаю статус отдельного звука он приобрёл в процессе формирования у русскоязычных письменности), - вопрос “как?”. Потому как, если внимательно вслушаться, то оказывается, что звук (ц) не один какой-то звук, а целое их объединение - “(тс)” - это если в составе других объединений, или “(тс)-э”, это если он отдельно. ((э) на конце объединения в русском языке значит [любой (один), - в нашем случае (тс), - из похожих, что вообще уже есть]. Из чего следует, что было в русском языке их, - звуков (тс), - точно не один, в смысле звучание у них на всех было одно, т.е. одинаковое, а вот значения у этого (знания звучания) (тс) в разных с ним объединениях было совсем даже не одно, из чего и следует, что были они там разными.
 
Безусловно это сегодня звук (тс) для нас объединение, а когда он возник в Языке, то был он именно что отдельным звуком, в смысле модуляцией. В смысле не различали тогда ещё древние люди в модуляции (тс), как и во всех остальных прочих, каких-то отдельных звуков (в случае модуляции (тс) они не различали звуки (т) и (с)). И связано это было с тем, что, во-первых, количество самих знаний удерживаемых в Коллективном сознании (Языке) не превышало тогда количества возможностей самого Сознания. И, во-вторых, при таком количестве знаний удерживаемых в Сознании, для удержания их уже в Коллективном сознании, достаточно было одного единственного знания связи, каким и было тогда знание “соответствие”. Именно только оно одно и обеспечивало тогда те самые возможности Коллективному сознанию (Языку) для удержания в нём тех или иных знаний (признаков).
 
Выглядело это так, - знанию признака посредством знания связи “соответствие” (а до того вовсе и не знанием, в смысле не невещественным циклическим процессом, а самой что ни на есть вещественной связью, т.е. тоже знанием, но уже совсем иного рода) в Сознание задавалось соответствие с неким знанием звучания. А все вместе эти три знания (их совокупность) в свою очередь сами уже являлись знанием (циклическим процессом), которое и удерживались потом в Коллективном сознании. В смысле никак иначе, кроме как из самого Коллективного сознания (Языка) это знание теперь получить было просто невозможно. Потому из всей этой “святой” троицы (совокупности) лишь только знание признака является в ней абсолютным, так как получаем мы его из Действительности (а наше Сознание с его Подсознанием всего-лишь её небольшая часть). А она, как мы помним, дана нам в ощущениях и существует помимо нас, нашей воли, желаний и т.д. В то время как знание звучания относительно того языка в котором оно и используется. (Проще говоря, одному и тому же знанию признака в разных языках будут соответствовать и разные знания звучания, - они будут разными от языка к языку, в то время как само знание признака при этом никак изменяться не будет.) Знание связи “соответствие” является относительным той формы Жизни в “языке” которой оно и используется, и связано это с разными органами чувств, что вообще есть у разных же форм Жизни.
 
(Кстати, прошу в протоколе обязательно отметить моё личное мнение, - когда я говорю, что “Сознание является частью Действительности”, то конечно прежде всего имею в виду именно что вещественную его составляющую. Ничего похожего я про невещественную его составляющую не говорю, потому как сегодня мы её совсем ещё не представляем (не осознаём), тем более, что даже не осознали ещё саму возможность её осознать. Ведь на самом деле там всё ещё гораздо хуже, - если мы посредством невещественной структуры Сознания однажды и осознаем всю его вещественную структуру, то это, похоже, и будет нашим последним знанием, что так мы вообще сумеем своим Сознанием со всеми его ограничениями ещё осознать. Допустить обратное, это значит допустить возможность существования невещественного без вещественного. (Там чуть сложнее, потому как предполагает использование более детализированных понятий нежели “вещественный” и “невещественный”. Впрочем для дальнейшего понимания темы здесь нам будет вполне достаточно и их самих с такой их степенью детализации.) Проще говоря, существование знания невозможности чего-то осознать уже предполагает знание возможности существования бога, для чего в Сознании и формируется потом механизм Веры.) 

Таким образом в Языке возникает значащий звук, а именно модуляция. Конечно, это ещё никакое не слово, потому как у неё отсутствует пока знание связи “объединение”, тем более знание связи “порядок”, но это вполне уже достаточная совокупность знаний, чтобы посредством её передавать знание признака от одного сознания другому сознанию, в смысле таким образом удерживать это знание (признака) в Коллективном сознании. А потом эти знания постепенно в нём накапливаются, а, значит, таким образом однажды и возникает необходимость детализации модуляций, т.е. их значений, а с ними и/или соответствующих им знаний звучаний. А чтобы понять, как именно она (необходимость) вообще в Языке возникает, повторю ещё раз.

Изначально Язык представлял собой отдельные звуки (модуляции)  с одним единственным тогда знанием связи “соответствие”, значением которого было [соответствие какого-либо знания звучания какому-либо знанию признака]. И пока самих знаний признаков было немного, им вполне хватало тех знаний звучаний, что уже умела даже не столько извлекать (посредством горла), сколько различать (посредством Сознания) форма Жизни “человек”. Так одновременно происходило в Сознании два процесса, - постоянный рост количества знаний (рост невещественной структуры знаний - циклических процессов) и постоянный рост количества связей (рост вещественной структуры знаний - связей). (Напоминаю, - и связи, и циклические процессы являются знаниями, потому как и те и другие обладают структурой, а значит участвуют в процессе Осознания нашего Сознания. Отличаются они тем, что одни - циклические процессы - являются невещественными, а другие - связи - вещественными, отсюда и такие разные их свойств в процессе Осознания.) А одновременно с ними происходил и процесс роста у самой формы Жизни “человек” (количества) новых возможностей к извлечению новых же звуков (посредством горла, хотя именно само горло было вовсе для этого и не обязательно, просто оно по своим свойствам оказалось как нельзя более подходящим для Языка из всех прочих частей формы Жизни “человек”).

Проблема была в том, что скорости этих трёх процессов очень и очень отличались, а всё потому, что два из них были связаны с веществом (вещественной формой Жизни “человек” и в том числе и с такой вещественной её частью, какой безусловно и была вещественная структура связей в Сознании). В то время, как скорость процесса роста количества удерживаемых в Сознании циклических процессов (знаний) зависела от вещества гораздо более опосредованно, потому как была связана с невещественной структурой знаний в Сознании. Проще говоря, с такими разноскоростными процессами роста различных составляющих самого Языка его развитие не могло дальше двигаться по схеме “новому знанию признака - новое знание звучания (звук)”. Единственным здесь спасением был тоже процесс роста, но уже не столько количества знаний звучаний, сколько количества знаний связи. В смысле не за счёт роста абы каких знаний (звучаний, например) а именно за счёт роста количества новых знаний связи (знаний новых связей) как усложнение самой их (знаний звучаний) структуры. (Более подробно я рассматриваю это явление в “Инструкция к прочтению”, а потому не здесь, - читайте классиков!)

Потому, ещё раз, развитие Языка пошло дальше по схеме “новому знанию (признака) - новую структуру (на основе уже известных знаний звучаний)”. В смысле никто из представителей формы Жизни “человек” вовсе и не ждал от неё развития соответствующих способностей для извлечения новых звуков, - да ну её к чёрту с этой её эволюцией с её невообразимо медленными скоростями! - всем им с таким их подходом вполне было достаточно даже тех звуков, что тогда у них уже были (т.е. которые посредством собственной формы Жизни они тогда уже могли извлекать, причём вовсе не обязательно именно посредством горла, - вспоминаете “именные” уки, что тогда уже были? - “звук”, “пук”, “(с)тук”, “рук” и т.д.?)

Так началась детализация модуляций по их значениям и/или их звучаниям. В смысле представители формы Жизни “человек” научились теперь “слышать” в модуляциях не один какой-то звук, а уже как минимум два. При этом, ещё раз, для этого “слышать” уши именно что были не нужны, нужно было только Сознание (это следует уже из того, что сами уши для этого “слышать” с тех пор никак особенно и не изменились, - там даже ещё хуже, прежние-то наши уши против нонешних именно что слушать гораздо лучше могли).
 
Возможность “слышать” отдельные новые звуки в модуляциях стала результатом появления в Сознании формы Жизни “человек” ещё одной связи с последующим формированием на её основе знания связи “объединение”. Т.е. с этим знанием “объединение” все модуляции теперь воспринимались уже не как отдельные звуки со своим собственным значением, а как объединения двух новых звуков со своим собственным значением каждый. В смысле от того, что та или иная модуляция однажды так стала объединением, собственного значения она при этом никак не изменила.

Но это вовсе не значит, что ничего такого эпохального в результате детализации модуляций, в смысле формирования в Сознаниии знания связи “объединение”, не произошло, - произошло, да ещё какое! Теперь, с помощью знания связи “объединение”, стало возможным объединять не только новые звуки из одной какой-то модуляций в её же объединение с ее же прежним значением, но объединять и сами модуляции друг с другом (как если бы они были отдельными звуками), и новые звуки с модуляциями, а ещё и разные новые звуки друг с другом. А прибавьте сюда ещё знание связи “порядок”, формирование которого происходило одновременно с процессом детализации модуляций, и вам станет понятно, насколько больше так у наших предков стало возможностей для формирования новых слов. Единственным условием со стороны Языка, чтоб полученные таким образом новые объединения (знания звучаний) в нём вообще существовали, было условие существования у них собственных значений. Проще говоря, с формированием знания связи “объединение” в Сознании, в Языке так открылась возможность с его помощью задавать гораздо большее количество новых знаний звучаний посредством одних толтко звуков, - и тех, что уже были до того, как модуляции, и тех, что были после того, выделены из этих самых модуляций уже как новые звуки. Чтобы с ними потом задать соответствия с новыми знаниями признаков, чтобы так их больше было можно удержать в Коллективном сознании. 

(Кстати, не следует думать, что детализация модуляций на новые звуки, это какой-то ранний этап словообразования в Языке. И сегодня самих модуляций в Языке давно уже нет, и тем более они в нём не используются. Используются! Да ещё как! Более того, сегодня в Языке сохранились почти все они, в смысле все те, что когда-то в Языке вообще уже были. А уж объединения с ними образованные сохранились тем более. Например “звук”, - это объединение модуляций (св) и (ук) - “(св)(ук)”. Или “стой”, - “(ст)(ой)”. Или “свой”, - “(св)(ой)”. Или “(на)(вь)“, “(да)(ль)”, “(на)(до)”, “(ст)(ол)”, “(бь)(эй)”, “(сь)(эй)”, “(ль)(уд)”, и т.д., - и это, обращаю ваше внимание, я привёл примеры объединений именно модуляций с модуляциями. А ведь есть ещё и объединения типа “модуляция с (новым, - полученным в результате детализации какой-либо модуляции) звуком” и, с учётом знания связи “порядок”, - “(новый) звук с модуляцией”.

 Пожалуй на этом пока и остановлюсь, а иначе почти весь словарный запас наших предков придётся так перетряхнуть. Замечу только, что модуляции (на), (тс), (ок), (ай), (ой), (уй), (йа), (ах), (да), (во), (ла)... и многие, многие другие мы до сих пор используем в русском языке отдельно с их собственными значениями, - да, они (значения) у них точно ещё есть, а иначе бы их (модуляции) использовать в языке было бы просто уже невозможно. Это также точно, как и то, что на примере конструкций модуляций с [Й] по сути был “сконструирован” потом и весь русский язык, впрочем тема эта большая, а потому не здесь. Само же это знание следует в том числе из Последовательности частот звуков в русском языке, где у (й) максимальное значение - F=828. )

Но так дело обстояло именно, что с модуляциями, - у них изначально были собственные значения. А вот с новыми звуками всё было совсем не так, - у них уже потому собственных значений на момент детализации модуляций не было, что самих таких звуков тогда ещё просто на этот момент не было. А вот, когда они в результате детализации модуляций наконец в Языке появились, то им и следовало сразу задать соответствие со знанием признака (дать значение). Потому как, ещё раз, звук (знание звучания) без соответствующего значения (знания признака) при тогдашнем развитии контекста (это когда в самом контексте ничего кроме звуков не было и быть не могло) существовать в Языке не мог. Или, по другому говоря, - звук (знание звучания) без (собственного) смысла (значения) в тогдашнем языке (контексте) был абсолютно не нужен, - а что с ним таким вообще в языке делать, если так с ним в нём никакие связи образовать невозможно?
 
(Данное утверждение справедливо именно для контекста времени прохождения процесса детализации модуляций в Языке, когда количество знаний звучаний “звук” (а других тогла ещё просто в Языке не было и быть не могло) и количество соответствующих знаний связи используемых представителями формы Жизни “человек” в одном каком-то контексте Языка (языке) не превышали количества возможностей процесса Осознания их Сознания для его (контекста) осознания. С ростом же контекста возможности Сознания с его процессом Осознания тоже росли, но уже не так быстро, как сам контекст, а потому отдельные звуки собственные значения со временем так теряют, значения остаются только у самих их объединений, т.е. слов, - процесс Осознания, он не резиновый, и может одновременно оперировать лишь только очень ограниченным количеством слов (тогда звуков) и связей между ними.

Проще говоря, сегодня в самой речи с нынешними её контекстами (достаточно длинными фразами и предложениями) нас интересуют исключительно только значения самих в них слов, но никак не их частей, хотя, безусловно, многие эти части раньше и имели собственные значения. А не интересуют они нас потому, что уже давно в языке эти части отдельно не используются, а значит и не используются их значения. А не используются они потому, что значения и их самих и их объединений (слов), которые они составляют, одновременно, в смысле одним и тем же процессом Осознания с его ограничениями, осознать просто невозможно, тут следовало выбирать, - или знать маленький контекст (слово), но очень подробно, или большой контекст (фразу или предложение), но уже несколько приблизительно. (Кстати, на самом деле мы, русскоязычные,  в итоге используем большее знание слова, нежели предложения или фразы, чем это делают те же англичане, - они относительно нас поступают с точностью до наоборот.)

Т.е. таким образом, - предпочтя однажды контексты большие (фразы и предложения), - мы так “потеряли” огромное (по количеству) знание и о самом языке, и о жизни его носителей. Только расстраиваться особо здесь не надо, потому как само это знание никуда и не делось, а осталось навсегда в самом языке. В смысле потеряли мы вовсе не само знание, а путь, который к нему вёл. Собственно задача этой книги, как и вообще всех книг этой серии, научить вас этот путь к этому знанию искать и находить.
 
(Кстати, о том, что с появлением письменности звуки в языке теряют свои (интегрированные в том числе) значения хорошо видно на примере значения звука (ф) - F = 3, что говорит о том, что появился он в русском языке последним, когда письменность в нём безусловно уже была. В смысле никакого собственного значения в русском языке у него никогда не было и быть не могло. А значит он его в нём никогда и не терял.

А появился он в русском языке именно уже сразу как буква, которая была необходима для заимствования посредством её в русский язык новых знаний. Сам этот процесс продолжается до сих пор, а потому значение F(ф) в сегодняшних контекстах Последовательности частот звуков в русском языке должно быть уже всяко больше (полагаю в десятки раз), чем то, - F(ф) =3, - что я вычислил в свое время для контекста произведения Ивана Сергеевича Тургенева “Степь”. (Проще говоря, с тех самых пор и до сего дня мы заимствовали уже столько новых знаний в русский язык из контекста, где звук (ф) и возник, что позиции самой буквы “ф” в русском языке несомненно так только укрепились и расширились.)

Ещё раз, чтобы звуку быть в Языке, ему обязательно самому следует быть со значением. Задача определения значения того или иного (нового, - получившегося в результате детализации модуляций) звука в языке была решена древними людьми достаточно просто, - они сравнили все значения известных им тогда модуляций, где интересующий их звук присутствовал, и вывели само его значение как пересечение совокупностей (множеств) знаний из структур значений всех этих модуляций. Таким образом сам новый звук приобретал интегрированное значение того или иного признака, а не простое соответствие некому конкретному знанию признака. В смысле в зависимости от контекста (единственными контекстами для новых звуков тогда были сами модуляции, где они и присутствовали) значение самого такого звука с интегрированным значением могло изменяться. Т.е. интегрированное значение того или иного звука представляло собой его структуру значений. А в том или ином его контексте (модуляции) использовалась вовсе не вся она, а какая-то только её часть (совокупности знаний структуры значений). Потому значение одного и того же звука могло несколько отличаться в разных контекстах (модуляциях). Безусловно, это был одновременный процесс для всех звуков вообще, что тогда различались в том или ином языке. Преимущество его было в том, что значения и звучания модуляций и объединений, какими они и становились после их (модуляций) детализаций на отдельные новые звуки и формирования знаний связи “объединение”, оставались абсолютно одними и теми же. В смысле не изменялись вообще никак.

Но сейчас важнее даже не это, безусловно очень важное знание, а несколько другое, поясню. Появление собственных значений у объединений ( сначала только у тех, что были до того модуляциями, - а других тогда ещё и не было, - а потом и у объединений вообще), привело к тому, что из-за ограничений, что есть у нашего Сознания с его процессом Осознания, связанных с ростом контекста, необходимости знать значение каждого звука в объединении теперь уже не было, а вполне достаточно было знать значение лишь самого объединения. Так в работу (в процесс Осознания) включился механизм Веры, которому не обязательно знать то или иное знание, а вполне достаточно знания факта вообще, что такое знание есть.

Проще говоря, незаметно для нас, таким образом возник механизм заимствования знаний из одного языка в другой. Теперь не обязательно было различать все звуки в объединении (тем более, если там был незнакомый звук, - это попросту было невозможно), а вполне возможно было довольствоваться знанием значения всего объединения. Таким образом незнакомый звук безусловно проникал в сам язык, но вот использоваться он в нём теперь мог только в составе этого объединения и его производных.

Ещё раз, - сам этот механизм Веры предполагал игнорирование как значений звуков, что были в каком-то конкретном объединении, так и знаний связи, что его образовывали. Потому как, хоть в речи знаний связи мы никогда и не слышим, но даже уже наши предки догадывалась, что в разных языках они безусловно разные. А это значит, что одинаковые (с одной и той же структурой и одними и теми же звуками) знания звучаний в разных языках будут иметь разные же значения. А это в свою очередь значит, что при заимствовании некого знания из одного языка в другой, соответствующие знания звучания, как и их значения в обоих языках будут одинаковыми. Но, если в том языке, откуда это знание и заимствуется, у соответствующего ему объединения будут значения у составляющих его звуков, и значения у образующихся его знаний связи, - проще говоря “состав значений”, - то в том языке, куда это знание заимствуется, ничего похожего просто не будет. В смысле, у заимствованного объединения в языке не может быть состава значений.
(Кстати, сам этот механизм в дальнейшем развился вместе с контекстом и уже не только объединения (слова) с незнакомыми звуками (звуками без собственных значений в языке) не имели в этом языке, у себя соответствующего состава значений, но даже и те слова, все звуки в которых были вполне знакомы, а сами их значения понятны. Потому как, чтобы иметь состав значения тому или иному объединению (слову) в языке, знания одних только знаний звучаний звуков с соответствующими им значениями вовсе недостаточно, необходимо ещё и знание знаний связи, что образуют структуру значений данного объединения (слова). Проще говоря, если вам и встретится слово состоящее из знакомых вам звуков, но значение которого вы всё равно не можете “прочитать” (или “прочитанное” значение абсолютно не соответствует тому, что есть у слова на самом деле), то это значит, что само слово было образовано с использованием совершенно других, в смысле не вашего языка знаний связи. (Проще говоря, возникло в другом языке.) 

Ещё раз, - оказалось, что с ростом контекста, для Языка совсем стало не обязательно, чтоб значения отдельных в нём звуков сохранялись, ему теперь было вполне достаточно использовать только значения самого объединения целиком. (Например, когда мы переводим какой нибудь текст с иностранного языка на свой родной, нам совсем не надо знать состав значений иностранных слов, вполне достаточно самих их значений. Более того, нам с тех самых пор, как возникла у нас письменность не нужны стали составы значения и родных нам слов, в смысле слов, которые были образованы уже у нас в языке, в смысле с использованием его знаний связи.) А всё потому, что у нашего Сознания с его процессом Осознания есть соответствующие ограничения, - ну не может оно (вещественное) расти так же быстро, как и контекст (невещественный). В смысле не может вещественное двигаться вообще быстрее, чем невещественное, и это аксиома. Проще говоря, мы уже давно перестали вслушиваться в слова, точнее пытаться понять звуки и связи, что их образовыванют, нам совсем не до них, потому как ограничения Сознания не дают, - а верим уже самому тому значению, что у слова нам безусловно известно.

Подобное могло произойти только в процессе дальнейшего формирования контекста, а с ним и, как результата его, мыслительного инструмента “письменность”. (Ещё ещё раз, - необходимость появления письменности следует прежде всего из развития структуры контекста и связана с существующими ограничеиями у Сознания и его процесса Осознания, не будь у них этих ограгничений, сама письменность не особо была б и нужна, во всяком случае в том её виде, в котором она потом и возникла.) Проще говоря, заимствованные знания звучания (звуки и слова в том числе), как соответствия (заимствованным) знаниям признаков могли появиться только уже в условиях развитого контекста, а значит и письменности.) Вообще-то, в контексте этой книги, я это всё сейчас про (ц) сказал, - а вы что подумали?

(продолжение следует)