Ножичек. Из цикла рассказов про Ваську

     Василий Маркович сел в кресло, закурил и включил телевизор. День прошёл суетно, нервно. Теперь перед ужином можно расслабиться, положив ноги на журнальный столик.
     На экране красивый и вальяжный председатель приватизационного фонда «Полное доверие» Вадим Иосифович Горецкий с пафосом обличал городские власти в неумении работать и в нежелании вникать в беды и заботы простых горожан, сетовал на горькую участь стариков.
     Василий Маркович вспомнил, как года три- четыре назад пенсионерка мать с гордостью сообщила ему, что свои приватизационные чеки вложила в фонд «Полное доверие».
   - Ну, зачем ты это сделала, мама! – воскликнул Василий Маркович, - я ведь тебе говорил – разорви их на мелкие клочки, брось в унитаз и не забудь смыть. Иначе твоими чеками кто-то поживится, а ты будешь обманутой и не получишь ничего.
   - Так я же вложила не куда попало, а в «Полное доверие». Там же хозяин Вадик Горецкий, наш сосед, ваш друг детства, ты что, не знаешь? Он вон какой деловой мужик! Сам стал богатым и нам поможет. У нас в микрорайоне все старики вложили чеки в его фонд.
   - С чем вас и поздравляю! – засмеялся Василий Маркович, - всем миром решили улучшить финансовое положение Вадика.
     На том разговор и кончился.
     В скором времени пресса начала публиковать отчёты приватизационных фондов – сколько акций каких предприятий они купили. Но потихоньку всё заглохло, фонды перестали сообщать о своих достижениях. Потом фонды то ли распались, то ли реорганизовались, и о них перестали упоминать.
     Василий Маркович убавил звук, смежил веки и, погрузившись в полудрёму, мысленно вернулся в далёкий шестидесятый год.
В то лето одиннадцатилетнему Ваське повезло: июнь и июль он со старшим братом Вовкой провёл в пионерском лагере в райском месте под названием Баян-аул, на берегу озера, окружённого горами, почти сплошь одетыми в сосновые леса. В распадках и ущельях в тени берёз, ясеней, кустов черёмухи и боярки, журчали холодные ручьи. Солнечные поляны казались розовыми от обилия спелой земляники. И почти полное безлюдье. Вокруг озера, длиной километров пять-шесть, было всего два пионерских лагеря.
После двух смен прожили дома дней десять, и тут родители уехали на две недели в Одессу. Отцу было необходимо лечение глаз, мать при нём, семилетний Антон при них. Всё ж таки юг, море, фрукты. Да и некуда было его деть. Не оставлять же с тринадцати- и одиннадцатилетним братьями. Старших детей брать с собой было дорого и сложно. Родители пытались поехать, пока ребята были в лагере, но в клинику можно было попасть только по вызову в первых числах августа. И вот теперь такая удача:  Вовка с Васькой остаются одни!
     После долгих раздумий, сомнений, совещаний с детьми и переговоров с соседями было решено, что дети будут питаться у соседки тёти Ани, ей было оставлено необходимое количество денег. Договорились с Евгенией Петровной, жившей этажом ниже, что она будет мальчишек иногда подкармливать. Её муж Андрей Иванович обещал присматривать за поведением пацанов - чтобы поздно не гуляли и всё такое. Вовке с Васькой оставили по тем временам большую сумму, чтобы они ходили в соседнюю домовую кухню, покупали там обеды и дома их съедали. Словом, обложили едой со всех сторон. Папа и мама надавали ещё кучу инструкций по самостоятельному ведению хозяйства. С тем и укатили.
     У мальчишек началась весёлая пора. Гуляй, сколько хочешь. Играй, во что душе угодно – хоть в волейбол, хоть в карты. В реке, или как говорили мальчишки, на Иртыше, купайся до посинения. Надевай на себя, что хочешь. А если учесть, что в августе в тех местах жара стоит тридцатиградусная, то кроме трусов, майки и сандалий Васька вообще ничего не носил. Вовка был постарше, поэтому бегал в тренировочных брюках и футболке.
На следующий день после отъезда родителей братья честно выполнили их наказ: сходили в домовую кухню, купили борщ, гуляш с картофельным пюре и компот. Всё это в судках принесли домой. Судки надо было на следующий день возвратить в домовую кухню. Но ребята, похлебав немного борща и отпробовав гуляша прямо из судков, выпили двухлитровый бидончик компота, и больше уже до приезда родителей в домовую кухню не ходили. А зачем? И тётя Аня и Евгения Петровна Вовку с Васькой затаскивали к себе и кормили до отвала, поругивая пацанов за плохой аппетит и причитая, что не дай бог, ребята похудеют, что подумают родители. Так недоеденный гуляш и простоял в холодильнике до последнего дня. И только накануне приезда родителей братья вымыли судки и сдали их в домовую кухню. Ну а деньги, отпущенные на еду, давно были между Васькой и Вовкой поделены поровну. И когда перед приездом родителей стало ясно, что деньги сэкономлены, повис вопрос, как с ними поступить.
     Дело происходило в шестидесятом году, оставалось больше ста рублей, и это была большая сумма.
   - Давай оставим себе по десять рублей, а остальные отдадим маме, - сказал честный Вовка, - мама с папой будут довольны нашей экономностью.
   - Дурак! Надо эти деньги быстро истратить, потому что если не истратим, то надо отдавать, а если истратим, то отдавать не надо, - у Васьки с логикой, да и с жаждой наслаждений было всё в порядке.
   - Нет, вернём деньги, - заупрямился Вовка, старший, рассудительный и послушный.
   - Ни фига! Если хочешь, свою половину отдавай, а я свою оставлю и буду целый месяц покупать конфеты и мороженое. И в кино буду ходить по два раза в день.
   - А я скажу маме, что ты деньги заныкал!
   - Ну и гад же ты, Вовка! Да я их тогда сегодня же потрачу, а отдавать не буду.
     С этими словами Васька вышел из квартиры, кубарем скатился по лестнице и вылетел из подъезда.
Палило солнце, листья деревьев, покрытые пылью, в ожидании скорой осени потемнели и приобрели коричневато-зелёный цвет, который каким-то чудом через месяц превратится в ярко- жёлтый, алый и багровый.
Миновав микрорайон добротных пятиэтажных домов, Васька через пустырь по пыльной песчаной дороге направился в сторону железнодорожноговокзала, недалеко от которого находился хитрый магазинчик смешанных товаров. Магазин имел вывеску на казахском «Ералас». И действительно, там был настоящий ералаш. Магазин был небольшой, но любопытный, в нём продавалось всё: хлеб и велосипеды, молоко и валенки, бакалея и скобяные товары. Васька много раз туда заходил из простого любопытства, а иногда покупал брикеты клюквенного киселя или прессованного фруктового чая. Эти сублимированные продукты Васька всегда почитал за лакомство, а уж кубики сухого какао с молоком и сахаром ему казались вкуснее настоящего шоколада. Да с брикетами и удобнее – откусил кусок, а остальное - в карман, а что бы стало в кармане с шоколадкой? Так вот, всё это было в хитром ералаше. Там Васька любовался перочинными ножами, лежащими на витрине в большом количестве. Самый простой стоил два рубля и был односкладным, то есть лезвие укладывалось в металлическую рукоятку с растительным орнаментом. Далее шли ножи двускладные: одно лезвие побольше, а другое поменьше. Затем – трёхскладные – с одной стороны два лезвия, с другой имелся штопор. Следующий нож имел кроме штопора ещё и шило. С увеличением количества предметов в ноже утолщалась рукоятка. Ваське особенно нравился самый дорогой нож за двадцать четыре рубля: два лезвия – большое и малое, пилка, консервный нож для открывания жестяных банок, отвёртка, шило, штопор, ключ для открывания бутылок, ножницы, маленькая расчёска, ещё какие-то непонятные инструменты. Все эти блестящие хромом предметы укладывались в толстую, почти круглую рукоятку, украшенную пластмассовыми перламутрово-
 красными накладками. Это был не нож, а роскошь, богатство и шкаф с инструментами. Васька не один раз просил продавщиц показать ему этот ножичек. Мечта иметь его казалась несбыточной. А тут такой случай! В кармане почти пятьдесят рублей, которые по праву ему принадлежат. Ведь он мог эти деньги проесть раньше, а он сберёг. Так почему же он должен отдавать недоеденное? Нет, это деньги его, и он может распоряжаться ими, как захочет. Кое- какие сомнения Ваську, конечно, терзали: одобрят ли родители такую покупку, не получит ли он за неё нагоняй. Поэтому всю дорогу Васька убеждал себя в своей правоте. В магазине он отсчитал деньги и солидно попросил ножичек.
   - Уговорил родителей? – улыбнулась ему продавщица, которая давно запомнила пацана.
    -Да, - соврал Васька, справедливо полагая, что при его отрицательном ответе сделка может и не состояться.
     Получив ножик и, внимательно проверив его на предмет открывания и закрывания всех инструментов, Васька положил сокровище в карман и вышел на солнцепёк. Всю обратную дорогу он предвкушал радость от того, как будет вроде бы обыденно доставать перед пацанами ножичек из кармана и деловито остругивать какую-нибудь палочку, видя восторг и зависть в глазах друзей. Васька сам себя призывал к осторожности – не показывать ножичек старшим пацанам, особенно таким, которые могут и отобрать сокровище.
Весь день Васька наслаждался демонстрацией маленького чуда. Почти никому из мальчишек он в руки ножик не давал, в своих руках показывал все чудесные предметы. Когда он раскрывал все лезвия разом, нож становился похожим на какую-то многолучевую морскую звезду.
     Вечером нож был показан Вовке. Тот по достоинству оценил ножичек, повосхищался всеми его штучками, а потом не замедлил плеснуть в бочку мёда изрядную ложку дёгтя:
    - Вот завтра мама тебе даст за этот ножик, а папа его вообще заберёт!
     Такой вариант Васька не исключал и поэтому, сунув ножик под подушку, заснул, как всегда, мгновенно, но тревожно.
     Утро и половина дня прошли у братьев в уборке квартиры. Ближе к вечеру приехали родители с Антоном.
Когда закончились поцелуи и причитания, родители осмотрели жильё и остались вполне довольны его состоянием: следов пожара, затопления, обвала стен не обнаружили, мебель цела, полы вымыты, можно сказать, чисто. Затем наступило время отчёта: чем занимались, часто ли дрались между собой, где кушали, чем кормили, хватило ли денег.
     Честный Вовка всё изложил про остаток денег.
   - Ну, раз сэкономили и разделили, то возьмите их себе, - сказала мать. Счастливый Васька вышел на улицу.
Во дворе были устроены спортивные площадки для баскетбола и волейбола. Площадки были заасфальтированы. Волейбольная имела врытые в землю столбы. Сначала была и сетка, но постепенно она обветшала и порвалась, и в дальнейшем собственную сетку натягивали взрослые волейболисты и после игры её уносили. А пацаны в случае надобности натягивали бельевую верёвку и играли через неё и в волейбол, и в теннис, и в «американку» - нечто среднее между волейболом и футболом. Падение во время игры на асфальт баскетбольной площадки влекло серьёзные последствия: асфальт сдирал кожу как наждак. Одежда при падении тоже приходила в негодность. Но ребят это не останавливало. Самое страшное было не упасть на асфальте, а вылететь после классического прохода под кольцо за пределы площадки и удариться голенью о поперечный уголок стойки кольца, которая вся была сварена из железа. При таком столкновении боль была просто невыносимой, рана заживала долго, и на голени навечно оставалась красная зазубрина. Но эта опасность никого не останавливала: игроки лишь старались проходить к кольцу не фронтально, а сбоку...
     На баскетбольной площадке лениво бросал мяч в кольцо четырнадцатилетний Вадик Горецкий. Это был рослый паренёк из зажиточной семьи. Отец его был какой-то шишкой в торговле. Вадик был всегда модно одет, первый из пацанов постригся под «канадку» и вообще был красавчиком. Он был отличником, активистом, занимался спортом. Во дворе слыл нормальным пацаном, хулиганил в меру и младших особо не обижал. Он уже интересовался противоположным полом и дружил с очень красивой девушкой Инной, тоже модницей. Девочка вела себя надменно, за что Васька и его друзья называли её «кралей».
   - Васька, иди сюда, - позвал Вадик, - давай поиграем в минусы.
   - Нет, ты меня обыграешь, - ответил Васька, - Смотри, какой у меня ножик.
Васька считал Вадика безопасным, поскольку он никогда в наглую у младших ничего не забирал.
   - А ну-ка, дай в руки.
   - Нет, смотри в моих руках, я сейчас всё раскрою.
   - Ну, дай подержать, я же не заберу, гадом буду.
После некоторого раздумья Васька ножик передал. Вадик сам раскрыл все отделения.
   - Да, класс! – восхищение его было неподдельным.
   - А ты посмотри, какое лезвие острое. Как бритва. Я вчера столько им стругал, а оно ни капли не затупилось, - похвастал Васька.
   - За один день, конечно, не затупится. А где ты его взял? Нашёл что ли?
   - Ха! Нашёл! Где ты видел, чтобы такие ножики валялись? Я его сам купил.
   - Чё? Купил! Откуда ты деньги взял? Он ведь не три рубля стоит.
   - Скажешь тоже, три рубля. Я за него заплатил двадцать четыре. А деньги мне мать дала, - не стал посвящать Вадика во все подробности Васька.
   - Давай меняться, - предложил Вадик, - на что хочешь?
   - Ни на что! Давай сюда нож, - твёрдо заявил Васька, пресекая всякий дальнейший торг.
   - Подожди, дай я хорошенько всё рассмотрю, - в глазах у Вадика отразилась лихорадочная работа мысли.
   - Хорош смотреть. Я сам ещё не насмотрелся, - повысил голос Васька.
   - Да, подожди ты! Отдам я твой нож!
     После некоторых раздумий Вадик возвратил драгоценность.
   - Слушай, Васька. Ты уже такой здоровый парень. Ты в каком классе?                -  - В пятый пойду.
   - Да, большой. Тебе уже пора с девчонками дружить. В пятом классе уже все пацаны должны любить девчонок. Ты дружишь?
   - Не-а.
   - А любишь какую-нибудь девочку?
     Васька мало думал о девочках, но одна, Томка
Шурыгина, ему нравилась. То есть внешне Васька не находил в ней ничего привлекательного – маленькая, толстоватая, но она была круглой отличницей, ходила в балетный кружок и себя считала писаной красавицей. Поэтому многие одноклассники проявляли к ней знаки внимания. Да Васька и сам проявлял: то за косу дёрнет, то кнопку на парту подложит. Учился Васька и сам на одни пятёрки благодаря отличной памяти, но поведения был хулиганистого, на уроках баловался, на переменах дрался с мальчишками и частенько употреблял ненормативную лексику. Долгое время Васька сидел с Томкой за одной партой в первом ряду. Но его знаки внимания надоедали девочке и она иногда жаловалась учительнице. В конце концов Ваську пересадили за другую парту, а к Томке подсадили Лёню Черновила, который давно просил учительницу посадить его с девочкой, мотивируя тем, что об этом просит его мама. Лёнька был большой хитрец и, пересаживаясь к Томке, убивал сразу двух зайцев: сидел рядом с предметом своих воздыханий, и, главное, всегда мог списать у отличницы арифметические решения и диктанты. Ваське такая рокировка не понравилась, и он ощущал уколы ревности.      - Да, Томка Шурыгина, - ляпнул Васька.
   - Слушай, Васька! А хочешь, я тебе скажу, кто из девчонок вашего класса тебя любит?
   - Да ты-то откуда знаешь? Ты же уже в восьмой перешёл. Даже и не знаешь, кто со мной учится!
   - Всех не знаю, а как раз ту, которая тебя любит, знаю. Она мне сама сказала!
   - Ну, скажи, кто?
   - Э-э, какой хитрый! Так я тебе и сказал. Это дорогого стоит. Ты тогда можешь дружить с этой девочкой, целоваться. Знаешь, как это интересно!
   - Зачем тогда начал? Говори. Да, может, мне эта девчонка и на фиг не нужна?
   - Нет, я знаю, что нужна.
   - Ну, скажи, кто? Томка Шурыгина?
   - Дашь ножик, скажу.
   - Да ты соврёшь мне и ножик заберёшь!
   - Да я могу тебе дать хоть какое честное слово! Хоть пионерское, хоть комсомольское, хоть честное ленинское! – Вадим смотрел на Ваську в упор немигающим взором. И глаза его светились честностью и решимостью дать любую клятву.
     Васька подозревал подвох со стороны Вадика, тот был хитёр. Васька не был простаком, но почему- то никогда не мог не верить человеку, который что- то утверждает, глядя ему прямо в глаза, не моргая, «честным» открытым взглядом. Эта наивность не раз подводила мальчишку и много-много раз подведёт его в будущем. Но, видимо, Бог хранит наивных и в ответственных случаях расстраивает козни тех, кто злоумышляет, злоупотребляя их доверием.
   - Ну, дай «честное ленинское», «честное сталинское» и «под салютом всех вождей», - потребовал Васька.
   - Честное пионерское, честное комсомольское, честное ленинское, честное сталинское, под салютом всех вождей!!! – глаза Вадика горели святым праведным огнём. Казалось, сейчас он готов совершить подвиг, если надо, без гранаты броситься под танк.
   - Говори, - предчувствуя дальнейшее, обречённо шепнул Васька.
   - Томка Шурыгина! Она сама мне сказала, что любит тебя и хочет с тобой дружить! Давай нож!
     Вадик почти насильно выхватил нож из Васькиного кулака. Похлопал его по плечу и пошёл быстрым шагом, ожидая, что сейчас раздастся Васькин рёв - «отдай!».
Но Васька кричать не стал. Не стал и жаловаться родителям. Рассказал Вовке, но тот был и младше Вадика и слабее, и сделать ему ничего не мог .
     Через неделю наступило первое сентября. Томка Шурыгина перешла в параллельный класс, в котором предстояло изучение английского языка. Васька остался в своём и проходил немецкий. Дружбы и любви у них не получилось, да Васька и забыл про свою зазнобу, хотя и видел её в школе и во дворе каждый день.
Вернувшись в настоящее, Василий Маркович глянул в телевизор. Оттуда на него в упор смотрели красивые, честные глаза Горецкого. Его голос звенел.
   – И если люди, мои земляки, доверят мне и отдадут за меня голоса на выборах в Мажилис Казахстана, то в скором времени они почувствуют, что их благосостояние растёт, город хорошеет и благоустраивается...
   - Совсем не изменился, - подумал Василий Маркович и пошёл на кухню ужинать.