Поиск домашних животных

Автобусная остановка где-то на задворках города гудела, пищала рингтонами телефонов, звенела мелочью и нервно курила. Она поражала своей монолитностью, сплоченностью и какой-то общностью. Еще пара минут – и этот улей свернется, втиснется в гудящий четырехколесный вагон и понесется к следующему околотку.

Остался только один старик, оставшийся вдыхать кислый шашлычный запах, смачно жуя, слипшийся в один комок хлебный мякиш. Грузинская шашлычная манила к себе старика. Сладковатый дым, от которого слезились глаза у суетящихся горожан, напротив вызывал целую щетину чувств на лице грязненького старичка. Прохожие грубо толкали его, плевали под ноги, брезгуя даже бросить на него взгляд.

«Грузинский шашлык» - съедал по складам старик вывеску. , горку мяса на проволоке и толстую бабу в буром фартуке. Здоровый широкоплечий русский парень привез брикет дров. Старик потянулся было помочь разгрузить машину, но парень спиной остановил его. Старик послушно кивнул.

- Слышь, мужик, - толстая тетка махнула рукой, - приходи к вечеру. Я тут подберу тебе остатки.

Старик ожил и потопал к рощице. Как назло, низкие тучи окатили город грязной водой. Пошлые тучи перевернули солнце и придушили его: нос заострился, лучи опали и побледнели. Старик вернулся к заветному павильону вечером. Остановка опустела. Шашлычная была закрыта. Город готовился ко сну.

Старик подошел к пустому прилавку и пошарил рукой где-то внизу. Свертка с ужином не было.

- Сука, - коротко бросил старик и поднял с земли смятую бутыль от  кетчупа. Опрокинул ее себе в рот, поморщился и проглотил остатки соуса. Рука привычно потянулась в карман за самосадом. Старик огляделся в поисках бумаги. Рядом на стене корчилась доска объявлений. Он подошел и сорвал широкий листок и медленно скрутил его пальцами. Свернув цигарку, старик близоруко проглядел клочок бумаги в руках. На нем был изображен улыбающийся щенок. Мужичок подошел к доске объявлений и нашел такую же бумажку рядом с оторванным. «Потерялся щенок, рыжий спаниель» - пробурчал старик – «В районе новостроек…»

- Ерунда. Хотя…- он ткнул нос в бумагу. – Глаза ни к черту. Ага… Нашедшему просьба вернуть за вознаграждение. Сколько, интересно?

Старик аккуратно свернул объявление и сунул в карман. До утра было далеко. В районе новостроек старик знал старый не снесенный еще домишко, где можно было переночевать. Там же он надеялся встретить старого приятеля, Фомича. Фомич где-то надыбал картошки и жил теперь обеспеченно. Старика Фомич любил и всегда делился с ним чем придется. «Так и быть, дотопаю, наемся картошки, а с утра поищу этого щеня. Может, что и перепадет». Щетина поползла к ушам. Старик улыбнулся и зашаркал по грязному асфальту вперед.

***

Фомич выкатил из костра черные комочки картофелин и протянул старику.

- Ешь, старина. Давно я тебя, Михалыч, не видел. Думал, помер уже. Ан нет… Давай-ка выпьем.

Михалыч опрокинул стакан браги в черную дыру рта. Голова склонилась, плечи ссутулились. Через мгновенье старик встрепенулся, блаженно открыл глаза, в которых засверкали озорные искорки. На лице возникла беззубая, впалая улыбка, прямой щетинистый взгляд. Осмысленный и добрый.

- Возьми-ка соли, - Старик услышал над ухом голос приятеля.

Михалыч давил печеный картофель губами, глотая целыми кусками. Горло саднило от сажи и соли.

- Я ж, Михалыч, бормотухи не пью. Зато, когда водка есть – праздник. Да еще дружок-приятель!

Фомич облизал сухие губы и сделал вопросительный жест рукой.

- Как зимовать надумал, друг?

- Как придется, дорогой Фомич. Сегодня вот у тебя переночую, завтра в леске покемарю. Где в подъезд забредешь, а где на теплотрассе.

- А я, Михалыч, в этой развалюхе прижился. Печурку сложил. Окна кое-где утеплил. Законопатил окна досками и фанерой. Проложил щели шмотками старыми. Пацанву гоню отсюда подальше. Только, думаю, снесут все это дело.   

Огонь тихо горел. Мужики разговаривали и курили самокрутки. Фомич помогал Михалычу ломать скорлупу печеной картошки огромными лапами. Сам же жевал картошку целиком, с кожурой. На всей равнине новостроек их огонек был единственным ярким пятном в ночном тумане.

Утром мужики побрели к домам-башням.

- Где-то здесь эту псину потеряли. – деловито смекнул Фомич. – Вишь там круги черные у леска. Шашлыки там все свои жарят. Мне тоже иногда перепадает, если компания разговорчивая, а то ведь бока намнут или собаку натравят.

Мужики обошли выжженные в земле круги и слушали перекличку автомобильных гудков.

- Все стекло, какое можно было, я уже собрал. Ты, Михалыч, походи по округе. У теплотрассы к утру собачьи стаи так и вьются. Может, этот рыжий к ним и пристал, а я пойду. К веру, глядишь, мерзавцем обзаведемся.

Фомич скатился в овраг и похлюпал вверх по течению отстойника. Михалыч, держа на готове шнурок и кусок картофелины, к мелькавшим у толстых труб пестрым бугоркам собачьих спин.

Разномастные собаки грели животы на горячих парных крышках колодцев, стальных собачьих колыбелях. Одни по-хозяйски бродили по своей земле, другие нежились на еще теплом солнце, ожидая своего часа выйти на стражу.

Псы оскалились на мужичка и изготовились к бою. Михалыч резко свернул в сторону, успев приметить, что в этой стае рыжего щенка не было. Он пошел к оврагу, спустился вниз и пошел вдоль пожухлой рощицы. Ему очень хотелось съесть остатки картошки, но старик очень надеялся повстречать собачку, а без лакомого куска оголодавшую псину не приманить. Под ногами хлюпало, вода собралась в большие лужи. Где-то впереди снова мелькнули собачьи спины. «Еще одна стая». – понял Михалыч.

- Куть, куть, куть, - позвал он. Стая рассыпалась, выбросив ярко рыжий комок. Сердце Михалыча екнуло. Он вытянул руку с разломленной картофелиной и приготовил петлю. Щенок приблизился к мужику, мягко ступая лапами, как в домашних тапочках. Михалыч пригладил собачью челку и завел другой рукой петлю, пока собака жадно ела. Секунда – и щенок попался, жалобно скуля. Его детский крик громко разнесся по оврагу. Михалыч глубоко спрятал ладони в рукава и образовавшимися культями обнял щенка и почти побежал, мысленно повторяя адрес хозяев собаки.

- Вот он, - услышал старик откуда-то сверху.

На него надвинулась грузная фигура в кепке, похожей на свежую коровью лепешку.

- А я смотрю, все ходит и ходит. Вот сволочь! Он же за собаками охотится, а потом жрет их…

- Ты смотри, еще породистого какого прихватил, - баба с туго повязанной платком головой и с корзиной в руках показывала пальцем на старика двум подвыпившим мужикам.

Один из них легко замахнулся и двинул старику кулаком. Михалыч потерял равновесие, оступился и растянулся на земле, выпустив визжащего щенка на волю. Второй мужик попытался было поднять Михалыча за шиворот, но передумал и пнул ему резиновым сапогом в лицо. Под ноги подвернулся рыжий щенок – раздался визг. Мужики накинулись на Михалыча и стали топтать его, пока баба в платке не оттащила их от старика.

Мужики огляделись по сторонам, подхватили визжащую собаку за длинный конец петли и быстро поднялись из оврага. Собачья стая подняла жуткий гвалт, пропуская непрошенных гостей. Старик внизу всхлипнул и перевернулся на бок.

- Сволочи, сволочи, - снова раздалось рядом. Фомич, бросив мешок с посудой, бросился поднимать старика. Он поднял его с земли и снова уложил на мерзлую траву, подстелив телогрейку. Михалыч улыбнулся и что-то простонал в ответ. Фомич приобнял приятеля и успокоился, когда тот начал понемногу ругаться.

***

Остановка гудела пчелиным роем. Старик пробирался к шашлычной, но его толкали. Толстая тетка заметила его и поманила рукой. Старик с готовностью подошел. Тетка, как будто зная, что с ним произошло, сунула старику в руку длинную спицу с кусками мяса и достала из-под прилавка недопитую бутылку водки. Через час согревшийся, оживший и даже помолодевший старик мирно дремал на топчанчике в глубине шашлычной.