Фимка

 Щенок появился у нас в семье, когда мой сын Мирон учился в пятом классе.
  Я всегда помнила о переходном возрасте мальчишки  и заранее страшилось его.

  Он занимался в спортивной школе лыжами, а я еще пыталась уговорить его поступить и в музыкальную школу на аккордеон. Он с радостью согласился.
  Главное для меня было,  чтобы у него не оставалось свободного времени болтаться на улице.
 Район у нас был неспокойный, "Париж" - прозывался. Драки, дебош, нападения хулиганские - обычное дело, процветала подростковая таксикомания  и наркомания.
 
 Шел 2004 год. Дома наши: многоэтажки- новостройки стояли на окраине, рядом был пустырь, брошенные мичуринские участки и пацанье, сбежавшие с уроков, болтались там до вечера, на  кострах варили траву, курили, да и попивали в компании взрослеющих ребят, подсевших на эту заразу.
 Милиция иногда гоняла их, но все же смотрела на все это сквозь пальцы, ссылаясь на родителей.

 Глядя на все это,  мне становилось страшно за детей, целыми днями я была на работе, а дочь и сын были предоставлены сами себе; ни бабушек ни дедушек, да и вообще родственников в городе у меня не было и воспитывала я их одна.

 Мужа потянуло на "вольные хлеба" и общаться с детьми, тем более заниматься воспитанием, не входило в его разгульные планы.

 Дома у нас был немецкий аккордеон,  с расстроенными клавишами, но в музыкалке были хорошие мастера, и они с готовностью взялись его ремонтировать, так как фирма изготовителя была очень известная.
 
 С месяц походил Мирон на занятия, но поскольку, по натуре своей был мечтательный и нерасторопный, то и конечно стал опаздывать, то в школу, то в музыкалку.
 Учителя в школе все чаще стали жаловаться на неусвоение материала: "Вы уж выбирайте что вам важнее, знания в школе, или бренчалки на баяне"- заявляли они неуважительно к дополнительному образованию.

 Пришлось оставить музыкальную школу, хоть и пожалела я конечно об этом, впоследствии, но делать нечего, никого рядом не было, кто бы осуществлял контроль за ним.
 Вот, тогда и решила я взять домой собаку.

 У Мирона были способности по биологии, все примечал какие птички прилетели, какие улетели, кто из них самец, кто самка; любил кошек, хомяков, других животных, подумалось мне, может это и станет его профессией.

 Начальник отдела, где я работала, предложила щеночка в помеси от жесткошерстной таксы. В выходной день с Мироном поехали на смотрины, там их было 5 штук.
 Мне понравился крупный черно-серый щенок, а Мирон выбрал маленького заморыша  рыжей окраски, сходу определив ее женский род.

 Конечно забот прибавилось мне, не без этого, но выгуливал Мирон охотно, занимался им, дрессировал, учил командам.
 
 Назвали щенка Фимкой, завели ей паспорт, сделали прививки, и стала она  четвертым членом нашей семьи.
 Сестра Мирона старше его на 4 года тоже была довольна и всячески поддерживала затею приобрести собаку.

 Фимка быстро освоилась, стала шустрой, и очень умной, с ходу понимала человеческий разговор, в доме почти не лаяла. Постепенно  обрастала рыжей жесткой шерстью, становилась лохматой и очень смешной, когда бегала, уши у нее, как два паруса держали курс по ветру.

 Никто не мог равнодушно пройти мимо нее:"Самая добрая собачка в подъезде"- умилялись жильцы. Выросла она небольшой собакой, ростом с обычную таксу.

 После девятого класса, как я и предполагала, Мирон поступил в агротехнический колледж на  ветеринарного фельдшера, там же окончил курсы кинолога, и через четыре года по окончании, пошел служить в армию.

 Фимка, предчувствуя расставание не отходила от него ни на шаг, и первый месяц после отъезда лежала у самой двери, прислушиваясь к каждому звуку за дверью. По телефону, когда я разговаривала с сыном, давала ей трубку послушать голос Мирона.

 Она прислушиваясь, сначала радостно лаяла, а потом как-то скулила тихонько, будто жаловалась ему на тоску свою. "Ну, такая умная собака"- все больше удивлялась я.
 Через 4 месяца, собравшись навестить Мирона служившего в Омске,(на день принятия присяги съездить не успела) стала собирать сумку в дорогу.

 Фимка оживилась, скакала, радостно лаяла(хотя делала дома это редко) будто тоже собиралась, совала свой нос в сумку, словно проверяя "все ли я собрала" и тащила за лямку сумку к порогу.
 Отправив Мирона в армию, я стала очень тревожной; много нервничала, это только с экранов телевизора говорят, что "нет неуставных отношений", на самом деле все обстоит далеко не так, в этом я убедилась, побывавши там, в воинской части.

 Фимка, чувствуя мое напряжение, ложилась мне на ноги , положив голову на вытянутые лапы, сочувствующе слушала меня, глядя прямо в глаза.
 Побывав у Мирона, я взяла у него старые вещи, вернувшись, майку отдала Фимке.

 Быстро обнюхав, поваляясь на ней, Фимка спрятала ее под своей постелькой и не давала мне даже убирать вокруг, боясь, что отберу.
 Вот так мы и жили с Фимкой, тоскуя и ожидая возвращения Мирона.
 Утром, днем и вечером, выгуливая ее по просторам нашей окраины.

 И если кто - то из соседей или одноклассников, на улице спрашивал про Мирона, про его службу, Фимка непременно отвечала лаем, чем очень удивляла спрашивающих: "Она что, все понимает?".
 В июле следующего года вышел приказ  на дембель.

 Накануне позвонив, Мирон сказал каким поездом приедет. Мы ожидали его дома.
 Вдруг собака подскочила со своего места и ринулась к двери. Я прислушалась: "Нет, лифт не едет". Как же она учуяла?

 И тут, Фимка просто стала бросаться на дверь, я открыла дверь, она пулей выскочила в коридор, встала на задние лапы возле лифта и так стояла молча, пока не открылся лифт.
 Не дав Мирону сделать и шага, Фимка, подскочив, так и  прыгнула ему на шею, обхватив ее лапами.

 Я, в изумлении от ее прыгучести, не могла произнести и звука.
 Мирон, тоже не ожидавши, упал с ней  на пол, и так, валялись они в коридоре у лифта несколько минут, обнимаясь и облизывая друг друга.

 Рыдания сдавили мне горло, глядя на них, не могла сдержать слезы, которые текли просто ручьем.
 Проревевшись, помогла Мирону подняться вместе с собакой, она так и не сходила у него с рук до самого вечера.

 С этих пор, они  еще больше стали "не разлей вода". Мирон стал работать на птицефабрике по специальности, поступив на заочное отделение в сельскохозяйственный институт.
 Утром она провожала его на работу, вечером встречала.
 Фимка, став совсем взрослой, 14 лет, поседела, голова  и уши ее стали белесыми.

 При осмотре в очередной раз, Мирон обнаружил  у ней опухоль  в области соска и еще одну, повыше. На приеме в ветбольнице сказали, что  операцию может не выдержать, возраст у собаки большой и при том имеются проблемы с сердечной деятельностью. 
 Когда в первый  раз отказали ноги у Фимки, ее удалось выходить, подключилась сестра Мирона, она то и делала ей уколы и носилась с ней в больницу, а я делала ванночки, давала таблетки, кормила с ложечки.
 Прошло, наверное, около двух лет, как снова стала невеселая, медлительная, отказали задние ноги, уже пошли метастазы, стали проблемы с мочевым пузырем, а потом он и вовсе стал отказывать.

 Усыплять Фимку дети категорически отказывались, все еще надеясь выцарапать ее у смерти. Она перестала спать, тихонько скулила. Пока сын был на работе, дочь очень много возилась с ней, делала обезбаливающие уколы, вручную выводила мочу, возила ее в больницу, и, когда в больнице сказали:"исход очевиден"- не могла примириться, предпринимая все возможное.

 В последние часы жизни, Фимка лежала такая тихая, безучастная, и только глаза еще излучали остатки теплоты.
 Она поглядывала на нас прощальным взглядом, и мы ничем, ничем уже не могли  ей помочь.
 Мирон  побыл с ней наедине, он и закрыл ей глаза.

 Очень тяжело все переживали уход Фимки, все замкнулись каждый в себе.
 И мне стоило больших усилий, вернуть все в прежнее русло. Целый год мы не могли вспоминать о ней.
 И  когда, совсем недавно, Мирон заикнулся, что хочет собаку, я искренне возразила:"я не переживу больше подобного".

 Не знаю, сколько еще нужно времени, чтобы притушить эту боль, боль от потери друга.
 Дочь же, немного успокоилась только после слов ясновидящей, к которой она обратилась: " Она вас очень любила всех, дух ее скоро придет к вам в другом образе и вы снова все встретитесь."