Витька Соловьев
Включив настольную лампу, Виктор посмотрел на время. Было около двух часов ночи. В одних трусах, на босу ногу, бесшумно проскользнул к двери и сквозь приоткрытую щелку увидел То Самое, что не следовало бы видеть 14-летнему пацану. Витька до боли сжал челюсти и процедил сквозь зубы: гады… животные, они уже здесь… не стесняясь, в открытую.
Своего отца Виктор не помнил: тот ушел из семьи, когда ему едва исполнилось два года. Он никогда не видел его фотографии: они были уничтожены Юлией Петровной – матерью Виктора, а на все вопросы относительно отца Юлия Петровна отвечала жестко: «для нас с тобой он умер».
Юлия Петровна считалась хорошей хозяйкой. Виктор не знал слова «дефицит». Член Партии, Депутат городского Совета, бессменный директор «Дома книги», Юлия Петровна была не последним человеком в городе. В доме был достаток, недоступный для многих и многих простых людей: ковры, люстры, хрусталь, фарфор, импортная мебель, огромный стеллаж забитый книгами, будто это была не квартира, а филиал публичной библиотеки.
И, тем не менее, Виктор нуждался. По крайней мере, в нежные отроческие годы. Нуждался в отце. Он завидовал тем ребятам у которых они были. С отцом можно пойти на рыбалку, - фантазировал Витя, - сыграть партию в шахматы, болеть по телеку за нашу сборную по хоккею. Поехать в Парк культуры, прогарцевать с ветерком на американских горках и пострелять в тире, да мало ли что, даже дворовую шпану в состоянии урезонить отец, словом «папа может». Но папы всё не было.
С годами Виктор примирился с мыслью, что отца нет, и не будет. «Живут же люди без отцов – и ничего!» С определенного возраста вопрос о «папе» «перегорел», как лампочка на шестьдесят ватт.
………………………
После расставания с мужем Юлия Петровна находилась в депрессии. Выражаясь поэтическим языком «печаль надолго свила гнездо в ее сердце». Сильный пол не раз оказывал привлекательной пышногрудой блондинке знаки внимания, но все предложения Юлия отметала сходу, а букеты-конфеты возвращала назад, ссылаясь на аллергию: кому нужна разведенка для серьезных отношений да еще с «довеском» – невесело думала она.
Однажды утром, вглядываясь в зеркало, Юлия обнаружила на голове несколько седых волос, а под глазами множество мелких морщинок. «Скоро в автобусе место станут уступать, лет через пять Витька женится и сделает меня бабушкой…» На личной жизни Юлия поставила жирный крест.
………………………
Рабочий день заканчивался. Юлия Петровна собиралась уходить домой. Неожиданно в кабинете раздался телефонный звонок, Юлия взяла трубку. Звонила ее институтская подруга, а ныне Завпотребсоюзом Тамара Гусева.
- Юль, - бодрым голосом заверещала Тамара – ты в эту субботу вечером свободна?
- А что?
- Да у нас тут компания теплая нарисовалась, собираемся у меня на даче шашлыки замутить. Кстати, как у тебя дела на личном фронте?
- Да чего спрашивать, Тома – ты же знаешь, как было, так и есть, всё по-прежнему.
- Ну, Юль, как говорят в Одессе: «я с тебя угораю!» Не надоело столько лет в холодной постели одной просыпаться?
- Я не понимаю, Томка, ты что, меня сватаешь что ли? – усмехнулась Юля.
- А хотя бы! Так что, подписываешься на субботу?
В другой раз Юлия Петровна, возможно сто раз подумала, а тут, словно бес на ухо нашептывал: «на ловца и зверь бежит…»
«Может и правда – сойдусь с каким-нибудь Мистером Х» - подумала Юлия Петровна и согласилась.
На «шашлыках» в Малаховке было весело и шумно. Торжество Пресыщенной Плоти! Каждому до боли знакомое мероприятие, правда, с некоторыми вариациями. Программа простая: свинина на шампурах жарится, «сухеньким запивается и тут же водочкой «лакируется»».
После «разогрева» - непременно «танцы». Разумеется, не «под музыку Вивальди». Не менуэт, не Вальс-бостон, - народное название «танца» - «медляк». Движения его очень простые: «танцоры» вплотную прижимаются друг к другу и топчутся на одном месте. Через некоторое время партнер обжимает партнершу на предмет интимных подробностей. Апофеоз: «И целуй меня везде, восемнадцать мне уже…»
Тамара подошла со своим спутником и сказала: «Юль, тебе мужа случайно не надо?» Юлия поначалу смутилась, а потом нашлась и ответила с вызовом: «А что – есть варианты?»
- Вот тебе, Юля, вариант первый, он же и последний и подтолкнув мужчину вперед, сама как-то незаметно слиняла в сторону.
Мужчина протянул Юле руку и представился: «Лев Николаевич, можно просто Лев. Юлия пожала руку Льва Николаевича и пропела: «Будем знакомы, очень приятно!» От Льва Николаевича Юлия узнала, что он доцент, читает лекции в МАИ, работает над докторской диссертацией, холост.
После «шашлыков» Юлия Петровна и Лев Николаевич сделались любовниками. Для свиданий они снимали номер в местной ведомственной гостинице с двусмысленной в их положении названием «Дружба».
Однажды Юля спросила у своего бой-френда:
- Лёва, а ты в курсе, что у меня есть взрослый сын.
- Yes, of cours – попытался отшутиться Лев.
- Это тебя не напрягает?
- Нет, а должно?
- Я вот думаю: у нас с тобой серьезно или как? - раскрылась, наконец, Юлия.
- Ты имеешь в виду женитьбу – я прав?
- Именно.
- «Жениться рад, суворовский солдат» - продолжал свой шутливый тон Лев Николаевич.
- Я не шучу.
- Я тоже.
- Тогда вот что, - сказала Юлия Петровна, - нужно, познакомить тебя с сыном. У Вити скоро День рождения, приходи, и я всё устрою. Кстати, Лев. Ты играешь в шахматы?
- Юль. Ну, смешней вопроса не могла придумать? Легче спросить: кто сейчас не играет в шахматы?
- Значит, играешь? – переспросила Юлия.
- Представь, даже не плохо, было дело, с Мастерами бодался – отвечал Лев.
- Прекрасно! – обрадовалась Юля. Я Витю в пять лет в шахматный клуб за ручку отвела. Без ложной скромности: в прошлом году на области выполнил норму перворазрядника!
- Мои поздравления – сказал Лев.
- Я что подумала, - продолжала развивать мысль Юлия Петровна, - сыграете в шахматишки и как-то сблизитесь на общих интересах.
- Ну, я не знаю, - сказал Лев Николаевич, - сыграть-то не вопрос, но я играю без реверансов и соплей, по-мужски.
- Лева – взмолилась Юлия Петровна, - ну дай ему фору, уступи несколько партий: у него сейчас перетрубация, сложный период, не так все просто.
- Надо воспитывать мужиков, а не кисейных барышень – назидательно изрек Лев Николаевич. «Ладно, сыграю я с твоим Капабланкой, с твоим Робертом Фишером. А может быть, и он меня уделает – шахматы – вещь непредсказуемая. На том и порешили.
………………………
- Можно я приглашу на День рождения Генку Шиворокова? – спросил у матери Виктор.
- Это какой Шивороков? – у которого отец в тюрьме сидит? И сам Шивороков, я уже наслышана – тот еще фрукт… Тебе оно нужно? Ты же его совсем не знаешь! – горячо вступил за друга Виктор.
- А мне его и знать не надо! Зато в милиции знают. У Генки твоего приводы имеются, ты в курсе? Сынок, а девочки знакомой у тебя из приличной семьи нет?
- Нет у меня девушек!
На самом деле девушка у Вити «как бы была». Любил ее парень без малейшей надежды на взаимность. Звали девушку Лариса Яковлева. «Гордая прелесть осанки» - вот вам вся Лариса Яковлева. Станом, лицом, ногами, могла бы дать фору любой балерине. Хотя никогда не занималась балетом. Любила математику, а Витю не любила. Лариса для Виктора была недосягаемым сияющим Эверестом. Но я отвлекся.
- Сына, - продолжала мать – у нас соберутся только самые близкие друзья, с работы муж с женой, Тамара Михайловна, моя подруга по институту, Людмила Алексеевна – наш главбух, и еще – тут, Юлия Петровна сделала значительную загадочную паузу, - и сказала: будет один мужчина, я вас познакомлю при встрече.
- Мам, возмутился Виктор, - ты часом ничего не попутала? Пригласила одних своих «нужных людей», а День рождения у меня.
- Приглашай любых друзей и подруг, кроме Шиворокова. Я понятно объяснила?
………………………
День рождения был назначен на воскресенье 19 сентября. Общий сбор – на шестнадцать нуль-нуль. Первым гостем был «тот самый мужчина» с которым Виктор обещала познакомить родительница.
Вошел высокий, с бледным худощавым лицом незнакомец в серой кепке и сером пальто. Он скупо улыбнулся, неторопливо вытащил руку из кармана, широкую, коричневую и жилистую. Протянул ее Виктору и представился: Лев Николаевич. Витька подал свою ладошку, робея, произнес: «Очень рад, Виктор». Лев Николаевич взял Витькину ладонь и неожиданно сжал ее с такой силой, что тот поморщился от боли.
Освободившись от стального капкана, Виктор спросил гостя не без сарказма: - Это не Вы, случаем Анну Каренину написали?
- Я соавтор – сострил Лев Николаевич. - Поздравляю, Виктор, от души! С этими словами Лев Николаевич вручил имениннику новый в целлофановом пакете аудиоплеер с наушниками фирмы «Сони».
Все без исключения вновь приходящие гости, проделывали раз и навсегда заведенный ритуал: поздравления, рукопожатие, подарок, пожелания.
Юлия Петровна распоряжалась: туалет налево по коридору, ванная комната – рядом, ложка для обуви на тумбочке, лак для волос – на полочке, раздевайтесь, чувствуйте себя, как дома, - несла дежурную пургу Юлия Петровна!
Стол был сервирован, как в Трианоне, в крайнем случае, Георгиевском зале Кремля. На белой крахмальной скатерти не хватало разве только паштета из соловьиных язычков, устриц и трюфелей прямо из города Парижа, а так – «всё для народа, всё на благо человека». Спиртное – в ассортименте: от «Цинандали», до «самогнали». Весь закусон был приготовлен и привезен из ресторана «Узбекистан», хотя гости об этом даже не подозревали и нахваливали кулинарные способности хозяйки.
«Вишенкой на торте» был сам огромный торт с 15 свечами. Приготовленный по спецзаказу в ресторане «Будапешт»! Стульев не хватило и пришлось занять у соседей.
Наконец, гости шумно расселись, придвигая сиденья поближе к закуске, и вот уже Завпотребсоюзом Тамара Михайловна поднялась со своего места и, постучав вилкой по хрустальному бокалу, попросив тишины, произнесла первый тост: «Я хочу выпить… бла-бла-бла за Юлию Петровну, бла-бла-бла за то, что она воспитала такого замечательного сына, и, конечно же, за Витю… Виктора бла-бла-бла, чтобы… Витя… ну, словом – с Днём рождения, тебя, дорогой!» И фальшиво грянула: «Happy Birthday to you». Компания тут же подхватила американскую пошлятину.
Виктор поднялся и, наклонившись над тортом, дунул на свечи. Как назло две проклятые свечи продолжали гореть! Лев Николаевич криво усмехнулся и во всеуслышание бросил: - Слабак! Мало каши ел! Пришлось повторно гасить свечи. Виктору не терпелось ответить Льву Николаевичу: «Я слабак, а Вы по ходу, у нас здоровяк?», но сдержался, и молча, проглотил обиду.
Затем компания с энтузиазмом упражнялась кто изо всех самый «цицеронистый», неся всякую ахинею и белиберду. Виктору быстро осточертел этот балаган. Он сидел всеми позабытый, как пустое место.
Через энное количество времени решено было сделать перерыв. Женщины сели пить чай, мужчины вышли покурить на лестничную площадку. Лев Николаевич подошел к загрустившему Виктору и сказал: - Сэр, я слыхал, что Вы шахматишками балуетесь? Как насчет небольшого блиц-турнира?
Виктор неохотно согласился, достал шахматы, и они расположились играть на кухне. Первая партия закончилась на девятом ходу победой Виктора. Во время второй партии он увидел, что с доски пропала его проходная пешка. Виктор указал на исчезновение фигуры Льву Николаевичу, но Лев Николаевич, очевидно, под влиянием винных паров, уперся и отказался признавать мухлёж.
Виктор остановил часы и, смешав на доске фигуры, отчеканил: «Я в поддавки не играю!» и вышел вон из кухни. С этой минуты Лев Николаевич перестал для него существовать.
К 11 часам вечера, когда уже на столе всё было съедено и выпито гости начали расходиться. Остался один Лев Николаевич. Он никуда не собирался уходить. Юлия Петровна объяснила сыну, что Лев Николаевич живет в другом городе и уже опоздал на последнюю электричку, поэтому переночует у нас.
………………………
Виктор всю ночь ворочался с боку на бок, затыкая уши. Но всё равно от проклятых звуков не было спасения. Только забылся под утро, как зазвонил будильник. Виктор встал, принял душ. На кухне мать хлопотала у плиты, готовив завтрак. Льва Николаевича уже не было.
Виктор, зашел на кухню, поздоровался и как можно мягче и спокойнее сказал:
- Мам, очень прошу тебя, пусть Лев Николаевич больше к нам никогда не приходит.
- Это почему же? – удивилась Юлия Петровна.
- Я не знаю, как объяснить – запинаясь, произнес Виктор, - но он плохой человек, я чувствую.
- Ах, вот оно в чем дело! Не тебе, мой дорогой сын, давать оценку – кто плохой, а кто хороший – молод еще – дала отповедь Виктору Юлия Петровна. - И не тебе решать с кем кому быть! Я же не запрещаю тебе общаться с хулиганом Шивороковым. Скажу тебе больше: Лев Николаевич – мне не просто друг, мы подали заявление в ЗАГС и решили пожениться.
- И что, он будет жить с нами? – возмутился Виктор.
- Разумеется. В будущем мы планируем разменять эту жилплощадь на отдельную трехкомнатную квартиру. У тебя будет своя комната.
- Тогда выбирай, мам, - со свойственной юношам максимализмом выкрикнул Виктор – кто тебе дороже: я или он?
- Что за тон, что это за дурацкие ультиматумы? Ты сам-то понимаешь что говоришь? Я тебе русским языком объяснила: мы с Львом Николаевичем решили пожениться, независимо от того нравится тебе или не нравиться! Никаких «или-или»!
- Я его ненавижу!
- Стерпится – слюбится!
- Не стерпится! – крикнул Виктор, и, хлопнув дверью, выбежал из кухни.
………………………
Настало время охладить «шекспировские страсти» и познакомить читателя с соседями Соловьевых по коммунальной квартире. Они сыграют в нашей истории далеко не последнюю роль.
Итак. Глава семейства – Павел Яковлевич Легеза, его супруга Калерия Ивановна Легеза и их 19-летняя дочь Любовь Павловна Легеза. Уроженцы города Харькова.
Павел Яковлевич Легеза закончил в свое время Харьковский политехнический институт и был по распределению направлен в подмосковный Энск на работу в п/я. Предоставили Павлу Яковлевичу, как молодому специалисту 19-метровку в коммунальной квартире, в качестве временного жилья, но как известно, нет ничего более постоянного чем временное. И застрял Павел Яковлевич в коммуналке с семьей на долгие долгие годы. Времена-то «застойные». Павел Яковлевич был солидный, крупный дядька, с брежневскими бровями, страдавший хронической мигренью, от чего постоянно ходил с перевязанной головой. Калерия Ивановна была домохозяйкой и никакого интереса для нас не представляет.
Любовь Павловна – и того меньше. Про нее могу сказать одно: у Любы имелись какие-то проблемы с легкими, врачи прописали ей пить овсяный отвар. Что она и делала регулярно.
Павел Яковлевич не всегда страдал мигренью, а был смолоду полон сил и здоровья, активным членом «Общества охотников и рыболовов». И ружьишко у него имелось: тульская двустволочка – простая и надежная в обращении, осечек не дает.
Два раза в год с наступлением охотничьего сезона Павел Яковлевич отправлялся с охотничьим братством на автобусе в Егорьевский район пострелять уточек. Собаку русского спаниеля по кличке Альма Павел Яковлевич «арендовал» за поллитру у соседа с 4 этажа Алексея Мамонтова, тот не мог охотиться по причине ревматизма.
С охоты Павел Яковлевич без «трофеев» не возвращался. Калерия Ивановна ощипывала дичь, запекала утку по-пекински, или по-корейски, а может и по-еврейски. Так что пальчики оближешь! Сами ели и Соловьевых угощали. Да хрен с ними с утками. Не в утках здесь дело!
После каждой охоты Павел Яковлевич разобрав двустволку, чистил шомполом стволы, тщательно смазывал механизм. Занимался он этим делом на кухне. Витька был на подхвате, подавая то отвертку, то масленку. То ветошь и как завороженный смотрел во все глаза на манипуляции соседа, впитывал, как губка порядок сборки-разборки оружия и всё расспрашивал Павла Яковлевича: - А это что? А это для чего? В конце концов, Витька уже самостоятельно мог собрать и разобрать ружье с закрытыми глазами.
После того как «тулка» приводилась в порядок, Павел Яковлевич зачехлял ее и, подставив стремянку задвигал в глубь антресоли, где хранился всякий хлам.
Кроме всего прочего, по просьбе Юлии Петровны, Павел Яковлевич занимался с Виктором математикой, геометрией, физикой, как сейчас принято говорить «репетиторствовал» помаленьку. Не задаром, разумеется, Юлия Петровна платила ему по часам.
Нельзя сказать, что Юлия Петровна являла собой образец добродетельной матери. Не поворачивается язык. Возможно, на то имелись вполне объективные причины: работа, общественная нагрузка, партсобрания, заседания и прочее и прочее. Из двух величин: быть хорошей матерью или делать карьеру, Юлия Петровна выбрала вторую. Уходила рано утром, возвращалась домой поздно вечером. Виктор рос без отца, обделенный материнской любовью и лаской.
Он был одинок, как глаз адмирала Нельсона. Жил в своем очерченном кругу: книги, шахматы, виртуальная любовь. И внутрь этого круга он, подобно Хоме Бруту никого не пускал. Друзей не имел, Генка Шивороков – исключение из правил, Лариса Яковлева – недосягаема, как Дульсинея Тобосская для Дон Кихота.
………………………
После разговора с матерью ноги сами понесли его на чердак. Чердак был его отдушиной, его тайным пристанищем. Здесь он перечитал половину мировой литературы от Бальзака и Диккенса, до Лимонова и Довлатова, кормил хлебом голубей. На чердаке было хорошо. Попасть на чердак не представляло ни малейшего труда. Он поднялся на два этажа выше, надавил на осевшую дверь, та со скрипом отворилась, под ногами захрустел угольный шлак и битое стекло. Виктор захлопнул дверь и, примостившись на толстой балке перекрытия, стал размышлять на вечную тему: «кто виноват, и что делать?» На чердаке было темно. Скупая полоска света проникала через узкое оконце. В дальнем углу ворковали его любимые голуби.
Виктор, взглянул реально на положение вещей и похолодел от ужаса, осознав в каком «заднепроходном дворе» он оказался, самого себя загнав в цуг цванг. В шахматах это означает, что любой последующий ход только ухудшает положение игрока. Версий было немного. Строго говоря, - их вообще не существовало.
Проживать вместе с «Толстым» (так с некоторых пор Виктор окрестил Льва Николаевича) он наотрез отказался. Мать ни о каких разумных уступках слышать не хотела. Бежать из дома бег денег, без документов – полная бредятина. Вдруг, дикая шальная мысль поразила его, как удар электрошоком.
Из памяти всплыл случай, о котором он прочел когда-то давно в одном из толстых журналов. На одной из станций Нью-Йорской «подземки» участились случаи самоубийств. Не могли понять, в чем дело, пока не пригласили психологов. Психологи предложили заменить текст указателя, гласившего: «Нет выхода». Так и поступили: повесили новый указатель с текстом: «Выход с другой стороны» - и самоубийства прекратились!
- Выход с другой стороны! – прошептал Виктор, поднялся и, быстро покинув чердак, оказался у себя в квартире.
………………………
В тот день Павел Яковлевич с женой уехал в Харьков на похороны родственника. В квартире оставалась одна Люба. Люба, уже выкушала свой овес и, накрутив бигуди, ждала пока высохнут волосы.
………………………
Виктор точно помнил, хотя прошло много лет, что «тулка» Павла Яковлевича валяется разобранная где-то на антресолях. Он долго извлекал меж пыльного барахла чехол, балансируя на стремянке. На кухне вытащил из столика наждачную шкурку, из другого масло для смазки швейной машинки и стал чистить ружье не торопясь. Собрал, пощелкал. Вложил два патрона.
………………………
Между делом Любовь Павловна решила почистить ковер на полу и включила пылесос. Пылесос взревел, как Циклоп, из штатовского блокбастера про Синдбада-морехода.
………………………
Соловьев Виктор покончил с собой в возрасте 15 лет, засунув дуло двуствольного ружья в рот и нажав на спусковой крючок большим пальцем ноги.
Свидетельство о публикации №221021901108