По обе стороны Сферы. Глава 22. Внезапная дисквали

                *  ПО  ОБЕ  СТОРОНЫ  СФЕРЫ  *

                Г л а в а  22

                Новый год и разговоры в полночь тет-а-тет

   –  2018 год. Конец января. –

   Алекс и Люсиль отвезли Анастасию Павловну снова в пансионат. Месяц пребывания её в родных стенах прошёл достаточно быстро, ведь это время вместило в себя и католическое Рождество, что приходится на 25 декабря, и Новый год, и Рождество, отмечаемое православным миром, и Старый новый год... По крайней мере, так показалось Александру, который все праздничные дни, по сути дела, провёл на работе. Естественно, он был участником всех сопряжённых с обозначенными выше датами домашних событий, что произошли за этот период в доме Нежинских. По понятным причинам, много говорили об отсутствующем главе семейства. Теперь, на правах друга семьи, Силантьев проводил у них эти вечера, вспоминая какие-то детали из их с Виктором студенческой молодости. Однако, если судить по несколько утомлённому виду Люды, ей этот месяц дался не так уж и просто. Хотя на сей срок выпали зимние каникулы Ванюши, а значит, помощь бабушки по хозяйству, как и в организации столов для некоторых из этих торжеств и, разумеется, по уходу за её мамой была весьма существенной и своевременной. Тем не менее было заметно, что Людмила всё-таки подустала.
   27 января Люсиль, отдохнув один день после своего очередного внеочередного отпуска за свой счёт, вышла на работу. Пока Анастасия Павловна жила дома, они с Алексом встречались два раза в неделю на его холостяцком флэте, то есть на квартире, которую он снимал. Нужно ли говорить о том, какой отдушиной для них обоих были эти дневные часы, что они проводили в своём уединении. Этот глоток чистого воздуха подзаряжал «аккумуляторы» их обоих, возрождая сердца из пепла действительности.
   Календарные праздники в кругу семьи Нежинских прошли хорошо. Александр, как это было и на День рождения мамы Вани и Люды, всякий раз приносил с собой гитару и развлекал общество, как мог. Он также готовил шутки и весёлые загадки, посвящённые новогодним торжествам. Словом, в эти дни никому из обитателей данной жилплощади, на которой они разместились, согласно диспозиции, что была выработана Люсиль ещё в первую смену пребывания Анастасии Павловны в родных пенатах в новом качестве, скучать не приходилось.   
   Наиболее любимый праздник современной России прошёл у Нежинских приблизительно по такому сценарию. С утра самый старший из членов семейства, Валентина  Дмитриевна, засучив рукава, взялась за приготовление блюд для праздничного стола. Периодически ей на подмогу выдвигались её дочь и внучка. Представитель юного поколения сей фамилии был занят своими делами. После обеда они втроём: Анастасия Павловна и её дети сходили прогуляться по украшенному в преддверии новогодних торжеств парку, который, как мы знаем, располагался в одной остановке общественного транспорта от дома, где они проживали или, скажем так, периодически проживали. (С некоторых пор, в силу известных причин, в квартире хозяйничала одна Люда.) Во второй половине дня, изваяв маме и бабушке новогодние причёски, Люсиль вырвалась на часок на работу, чтобы поздравить свой коллектив с праздником. На обратном пути её подхватил Алекс и отвёз домой. Ну а сам Силантьев появился на пороге квартиры Нежинских минут за сорок до боя курантов, что ознаменовывал наступление белого торжества (по местному времени). После того, как они встретили заглавную дату года, отмеченного тем фактом, что летом России впервые в своей истории предстояло принять Чемпионат мира по футболу, они с удовольствием отведали всех яств, имевшихся на специально сервированном по поводу любимого праздника столе. Далее в ход пошли заготовки Александра и его инструмент. Примерно в половине второго ночи он, извинившись за то, что не может продолжить веселья в этой замечательной и приятной для него компании, покинул расположение стана Нежинских. Минут через десять он, так сказать, заступил на праздничную трудовую вахту.
   Рабочий день Алекса, как нам известно, закончился ближе к восьми часам. Таким образом, ему, что называется, удалось убить двух зайцев сразу, а именно: что-то подзаработать и главное – встретить Новый год со своей любимой женщиной. Относительно последнего обстоятельства, непременно стоит ещё раз отметить тот факт, что таковое событие произошло в его жизни в первый раз! Теперь Силантьев точно знал, этот наступивший год будет для него счастливым и ничто не сможет разрушить этого столь долгожданного для него счастья, которого он если и не заслужил, то, наверное, всё-таки как-то выстрадал что ли!.. В шалаше ли, в его загородном «замке» или где- либо в городе, да где угодно, но они обязательно будут вместе с Людмилой.

                *   *   *
   В конце января первая ночь, когда Люсиль смогла остаться дома одна и Алекс не вышел на работу на точку, была для них чем-то сродни сказки или волшебному космическому путешествию к дальней позабытой планете...
   Ближе к утру Силантьева «пробило» на философско-эстетическую тематику. Он вспомнил Стендаля, которым зачитывался в годы своей юности, и разных других умных и талантливых людей, что восхищали его душу. Его потянуло на размышления об искренности самых чистых и светлых чувств, что могут возникнуть во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Пребывая в таком замысловатом расположении духа, он, привыкший трудится в закатные часы, делился своими умозаключениями и своим романтическим настроением со своей возлюбленной, которой утром нужно было приступить к выполнению своих служебных обязанностей в салоне красоты Фроловой.
          – Замена в нашей жизни, да я бы даже сказал, подмена, слова «любовь» словом «отношения» меня лично иной раз просто бесит! – сказал Алекс, приподнимаясь на локоть на постели и разворачиваясь при этом в сторону Люсиль, – мы стали воспринимать этот мир иначе. Заметь, глядя на вещи с такого ракурса, мы свои чувства... свои самые светлые чувства заменили какими-то «производственными отношениями»!.. Нет, когда люди прожили вместе много лет в браке, тогда я понимаю... Наверное, между ними есть уже нечто... ну, я не знаю, нечто, если не большее, чем любовь (ведь выше этого ничего не бывает, кроме любви к Богу), то, во всяком случае, наверное, уже и не меньшее, чем это чувство. Но это всё равно – чувство! Чувство, а не отношения у станка, «восемнадцатый айфон» им всем на шею!.. Но, когда между людьми молодого ещё возраста изначально возникают эти, с позволения сказать, «отношения», то разве это – не эрзац, не суррогат? Разве это – не подмена чего-то высокого и светлого чем-то намного более приземлённым, я бы сказал, извини за такой слэнг, «бытовушным» или «бытушным»?..    
   Ну, вот, если в поэзии постоянно, я уточняю, постоянно заменять слово «солнце» словосочетанием «источник света», например, то оно, солнце, перестанет нас греть, а будет просто светить куда-то в пространство, освещая предметы нашего обихода днём, и не освещая их ночью! То есть мы сведём его роль в нашей жизни до роли лампочки или любого электрического светильника, который для нас будет ещё важнее просто потому, что им можно пользоваться в любое время суток, причём, по своему желанию: захотел – включил, захотел – выключил! Я, конечно, утрирую. Но суть, получается, такова!
          – Не о чем спорить. Я с тобой полностью согласна, любимый, – подтвердила его мысль Люда, не открывая глаз и подтягивая одеяло ближе к подбородку.
          – Ты, вообще, меня слушала? Или я такой занудный, что...
          – Ты... Ты – самый лучший! Ты – самый... Ты... Ты – самый мой, мой, мой! И тысячу раз мой! И ты сто тысяч раз прав! – почти прокричала Люсиль, вдруг выпрыгнув из под одеяла и осыпая Александра в секунду кучей жарких поцелуев, после чего пала на его грудь.
          – Приятно иметь благодарную аудиторию. Ты... Ты – солнышко моё, мой светильничек и свет моих очей. Ты не только светишь мне, но ты согреваешь меня, бесприютного странника в полутьме этой жизни своим теплом, – с нежностью прошептал Силантьев, заключая в свои объятия любимую, – «В огне, что светит в мрак ночной,
                Как статуя ты предо мной 
                Вздымаешь лампу из агата.
                Психея! край твой был когда-то 
                Обетованною страной!»
   М-м-м... Про гиацинтовые пряди не помню уже... Чёрт! С этой жизнью я забыл Эдгара, понимаете ли, нашего, Аллановича, По... К очередному приезду Анастасии Павловны обязательно что-нибудь выучу или вспомню. Вот позор на мою седую го...
          – Как седую! – возмутилась Люда, высвобождаясь из объятий Силантьева и внимательно осматривая его шевелюру, – этот камень в мой огород, я считаю, брошен несправедливо! Прокрасилось всё идеально. Ты выглядишь очень естественно, любимый!
          – Сделай хотя бы какую-нибудь мелировочку что ли, чтобы хоть парочка седых прядей была. Ну, так по-эстетичнее сделай. Это придаст мне некой пикантности. Ты не находишь?
          – Я подумаю над твоим предложением, – игриво откликнулась Люсиль на идею Алекса, как бы подбирая место на его голове для расположения этих пресловутых прядей.
          – А я, честно говоря, думал, что буду как-то ощущать эту краску физически своим организмом.
          – Это – самое современное средство и да-а-алеко не ширпотреб! –  уверенно заявила Людмила.
          – Да. Контрабандный товар с Малой Арнаутской улицы в Одессе.
          – Ты меня просто обижаешь. Это – лучшее, из того, что есть у нас в салоне. А Юлька плохого брать не станет!
          – Прости, неудачно пошутил. Просто никак ещё не могу привыкнуть к своему новому имиджу...
          – Ну, ты правда стал как-то свежее выглядеть без своего «серебра». Это нормально. Что тебе говорят на точке?
          – Все восхищены твоим креативом и завидуют мне чёрно-белой завистью!
          – Ну, вот! А то обидеть художника каждый может.
          – Что будет на следующем этапе? Три котла?.. Я не уверен, что вынырну живым уже из первого. Разве что в качестве варёного рака.
   Люсиль ничего не ответила на последнюю реплику Александра, она просто молча погладила его по волосам, поцеловала в щёку и легла на бок, отвернувшись в сторону. Силантьев понял, что его замечание задело её. Разумеется, он не хотел причинить ей какой бы то ни было боли. Просто его иногда раздражало отражение в зеркале, когда они появлялись там вдвоём одновременно. (Нетрудно догадаться, что именно его не устраивало.) Однако он ни при каких обстоятельствах не хотел отбирать у Людмилы того, что пока принадлежало ей по праву – её красоты и её молодости, цветения её лет... Он знал, что разговор подобного рода у них рано или поздно всё равно состоится. Хотя, если вспомнить, то он был с ней изначально честен, отмечая эту разницу в возрасте, а также признаваясь ей в том, что никогда не сможет бросить к её ногам ни богатств земных, ни чего-либо в этом роде.
          – Ну, прости! Прости меня, пожалуйста, дурака ста... э-э, в смысле, нового... обновлённого, в общем. Ты же знаешь, что я не хотел тебя обидеть. И знаешь это лучше меня... Просто есть вещи, которых мы, по большому счёту, не в силах изменить. И нам остаётся принять их такими, каковы они есть на самом деле, или не принимать их вовсе. Но это – два кардинально разных подхода. Ты сама всё знаешь, умничка моя, – говорил Александр, с нежностью целуя плечо и спину любимой и бережно касаясь её рукой. – Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила?.. Вот я у твоих ножек... Хорошо, чёрт с ним! Чёрт с ним со всем! Come what may! Let's do it! I'm ready! Where is this fierce flame? *
   Прости меня сейчас иль прикажи сгубить! Казни или помилуй, ад мне в след!
          – Нет. Ты неисправим, честное слово!
          – О дайте, дайте мне свободы! Я свой позор сумею иску...
          – Шиш тебе, а не свободы! – приняв правила этой игры, откликнулась Люсиль, закрывая пальцами руки, сложенными в фигу, рот Алекса и набрасывая одеяло поверх их голов, – кукиш с маслом!
          – Ах, с маслом? С каким, именно: со сливочным или с подсолнечным? – послышался из-под одеяла вдохновенно-озорной голос Силантьева, – может быть, с машинным?





* англ. Будь, что будет! Давай, это сделаем! Я готов! Где это свирепое (адское) пламя?
 В последнем предложении содержится намёк на некий стихотворный образ одного из произведений поэта, новеллиста, классика американской литературы XIX-ого века Эдгара Аллана По.