Я ничего не решаю

- Двадцать.
- Что? - встаю, пошатываясь,  глотая горький дым.
- Двадцать душ ты будешь спасать каждый год. И пока не наберешь двадцать тысяч, не будет тебе Царства Вечного, - старуха в белой шкуре стукнула костяным посохом, - такова плата за твою жизнь и жизнь твоего брата. А брат твой будет другие двадцать жизней отбирать. Как вырастет.
- Зачем?
- Для равновесия. - Старуха усмехнулась, - это моё последнее слово.

Она хлопнула в ладони и растворилась, распалась туманом, унеслась белыми клочьями с ветром. А я осталась одна, среди пепилища, с двухлетним братом, жмущимся к ноге.

- Пойдем, Микай. Надо уходить. Ночь придет - замерзнем. Надо найти Урне ими, до их стойбища не так далеко.

Люди стали приходить ко  мне сами. То раненного охотника принесут. То хворого ребенка. Оказалось, что я не только от смерти спасти, но и просто лечить теперь могу. Так прошло пятнадцать лет. Про меня говорили, что я сильная шаманка, что сама Торум-Анки благословила меня.

А я просто помогала всем, кому могла.

Ту роженицу привезли мне поздней морозной ночью, когда духи танцевали на небе.
Я спасла дитя, девочку. Но её мать оказалась двадцать первой за этот год. Я не смогла вернуть её жизнь. Женщина умерла.
Её муж, кривой Кучум, ударил меня. Хотел ударить ещё, но Микай схватил его за руку, и Кучум упал замертво.

- Почему ты плачешь, екым?

Я знала, что это произойдет. Знала, но не была готова. Теперь я стану давать жизни, а мой брат - отнимать.

Я усадила его рядом с собой, и рассказала всё - как чужие люди пришли в наше стойбище, как искали золото и не нашли, как убили наших родителей, облили всё бензином и подожгли. Как я в последнюю секунду перед смертью взмолилась, сама не зная, кому - прося жизни ему и себе. Про белую старуху в белой шкуре и её слова.

- Я должен уйти, - сказал Микай.

И Микай ушёл, надолго исчезнув из моей жизни.
Дочку кривого Кучума я воспитала, как свою. Детей мне боги не давали.  А как только Вущта вышла замуж, я погрузила вещи в нарты и уехала, куда глаза глядят.

К этому времени слишком многие хотели моей помощи. Сначала я перестала возвращать стариков. Потом и вовсе стала помогать только детям. Но людей всё равно было слишком много.

Меня находили, где бы я не была. Хоть в лесу, хоть в сопках. Тогда я решила спрятаться в большом городе.

Я училась жить среди чужих людей и чужих обычаев. Люди всё равно меня находили. Словно звери, следуя своему чутью.

Однажды на мой порог явился белобородый старец, с глазами, словно две полыньи.

- Узнаёшь ли ты меня, Еня?
- Микай? - я буквально замерла, - братец, ты ли это?

Я осторонилась, пропуская его в дом, жестом позвала на кухню, налила чай.

- Как же так, Микай? Почему ты такой? Я ведь и не меняюсь почти.

-Я выгляжу как те, у кого чаще всего забираю жизнь. Сначала я пытался прятаться от людей, но люди все равно находили меня и нападали, понуждая защищать себя и убивать их. Затем я возомнил себя самой Справедливостью, стал выслеживать и карать преступников, пока не покарал невинного, - Микай прихлебнул чай, - теперь вот прекращаю мучения тех, кто стар и болен, по их воле.
- Прости, Микай. Я не знала, чем это всё кончится, когда просила жизни тебе и себе, - я сжала руками виски, и впервые за множество лет сл;зы потекли по моему лицу.
- Не проси прощения, Еня. Твоя ноша тяжелее.

После Микай обнял меня, и снова ушёл, не сказав больше ничего.

Я живу много лет. Я прячусь среди людей, постоянно меняя место жительства и имена. Но я ничего не решаю. Не в моих силах решить - кому жить, а кому - нет. Найдешь меня и я помогу, если смогу.

И я всё ещё жду, когда же закончится эта тысяча лет...