Первая, Белая, и Всея. глава 26

                Глава 26. Вселенский Суд.

*Огуз подошёл к Учителю и шепнул на ухо:
 - Нам надо сердиться, нас преследуют, наблюдение держат, хотят предать «международному суду» за обилие будущих слов.
- Почему так тихо, никто не слышит колебания нашей мысли, - удивился Учитель, - из чистого золота сделаны безмолвные кольца; для громкой уверенности приколоты серьги, что омертвляют хулу. Мы для того тут ходим.
- А Птенец? - выдаст каждую извилину наших рассуждений, упразднит всякий народный молебен. Судебная тирания рыскает по континенту, или вы забыли суды «господних псов».
- То всё в прошлом, пора не помнить! - крикнул чей-то смелый голос со стороны. - Настоящее страшнее прошлого ходит, того населения уже не будет, эти явилось и исчезнут. А сказанное в полголоса будет осмеяно.
- И как нам быть?..
- Надо вместо деревянного плинтуса набить гибкую жесть на дощатый пол в половину метра от угла, высоту металлического карниза установить в пол аршина,  оградить венцы рубленых теремов от нашествий крыс, решётки из арматуры не помогут; крысы просочатся сквозь мелкие ячейки стальных стержней, - сказал Шкандыба. - Посмотрите, на кого похожи эти международные судий, даже сравнивать неприлично. Нет того кто решится сказать речь равную божественному началу.
- Более важного утверждения не сочинили, приходится жить с тем, что давно написано. Никто ни помешает нам навить тонкие ленты из цветного проката, и оттиском отметить законы, списанные со столпа небесного покровителя. Божий суд, самое главное заоблачное разоблачение земли, нет суда - нет государственной религий и никакого завета тоже нет. Сытое солнце не святит образа, поэтому я всегда спрашиваю незнакомого человека кто он по национальному призванию, - признался Карлига.
- Разве имеет значение?
- А как же, именно поэтому так силён упадок. Выдающиеся люди пропали! Пришли упрощённые, сбившиеся с пути слабые грызуны, похожие по образу жизни на выведенных вне амбаров крыс. 
 Ослепительный приток принудительного чужого труда в этот просвещённый континент, расслабил мировоззрение унылого полуевропейского населения. Караваны груженых кораблей столетиями плыли и расширяли удовольствие законов над печалью ограбленного населения земли. Довольным людям захотелось расписывать законы обязывающие принуждённых, покорно копить на своих телах удары палок и пробоины горячего свинца. Выращивали в далёких  странах, людей укрощенных, чересчур окультуренных, тех чьё проявление человечности несло простоту и растерянное состояние, не все умели сопротивляться изобретённым пропорциям.
Суды угнетателей тщательно изучили взаимоотношения и убедились, что невозможно придумать более гладкого определения, чем варево из дурмана вылитое на чужое горе, для которого удары палок или пробоины волчьих дробей, всегда малое число. Суды решали споры узкие, между народами начертили преграды, до того как они возникли, и даже суд внутренней розни имел приблизительное значение, суды требовали много даров для вершителей изображающих смирение и лукавства придуманные утвердительными приговорами. Если малый суд утерял равновесие, надо изобрести нечто международное, более огромное, соразмерное духу земли.
- Учитель, если нас случайно словят и будут судить за неправильно приколотые булавки, невозможно будет оправдаться, выходит этот международный суд придуман для того чтобы ликвидировать наши мысли, - видно что Огуз взволнован, озабочен строением черепа у судей, с убеждением настаивает на иное решение. - Или мы должны будем вечно прибывать в рытвинах, против нас написанных статьей, или нам придётся создать свой Вселенский суд, чтобы могли мгновенно засудить потусторонних истязателей. Я предлагаю остановиться в какой-нибудь значительный терем из бревенчатого сруба, с обшитыми жестью углами, застрахованный от проникновения западающих тварей, и расширить его справедливость до безумия. Назначить Сущего, Самоума, или Первохода, председателем нового, более значительного, самого важного суда, имеющего надконтинентальное значение, стоящего над всеми прочими недоразумениями. Думаю, что  Сущий снова справятся с важным поручением, ему удастся спасти выдающихся людей от клеветы и тирании, сумеет обезопасить православных праведников от ядовитых укусов. Такие выверенные разбирательства превратят деревянный зал суда в строение из хрусталя, и если кто захочет протолкнуть неблагочестивое намерение, ему не удастся, безупречный кристалл мгновенно заморозит подставного носителя, превратит его в глыбу льда. Судебный дворец с блеском оправдается, он будет помещён в наши восточные края. Я западающей полуевропе не доверяю, этот надломленный в трещинах кусок земли, который давно лишился совести, присвоил себе достижения чужих шагов, разрушил стремления народов иметь чувство выглаженного благоустройства. И вообще, никакой это ни континент, а так, прильнувший нарост, довесок на материке просвещённого Востока. Я предлагаю его упразднить, как омываемую водами океана постороннюю площадь, приписать ему образ необитаемого содержания, - Полова уверенным состоянием захлопнул огненные волнения глаз, ужал перевоплощение своих рассуждений подошвой мирового закона, когда-то закрутившего Землю для лучшего обозрения вселенской бесконечности. Для Половы бесконечность – самая любимая величина, она неизменна и неподвластна никакому математическому действию.   
- Нужно иметь и более весомые дополнения, - вмешался сдержанный Алтын, - пусть свои решения Вселенский суд вписывает в электронные пайцзы, никто не сможет их подделать, все решения будут прибывать в миллиарды карманных пластин, с которыми не в состоянии соперничать наличие враждебных миров, надо чтобы в недосягаемые признаки проникали справедливые убеждения. Всё равно придём к тому, что вся вселенная вместится в наши верительные души, любой суд не будет в состоянии исказить искренний взгляд, карманные миллиарды не помогут. Для того существует праведно шествующее по земле предпочтение, содержащее исключительное чистосердечие. Навязанные земному состоянию лживые звучания придётся немедленно ликвидировать, они не в состоянии стать мировыми истинами. Не стану говорить, какая азбука нам сгодится, и так ясно. Международному суду предстоит упразднить невыверенный словарь, утвердить в производство санскрит - язык способный выпестовать направленное совершенство.    
- Тише, Птенец подслушивает, ударные глупости нависнут над нами, поднимутся волны возмущения, каких мы не найдём и в капле вчерашней росы.
- Этот пока существующий полуевропейский суд, какая-то подражательная защита опиумных полей засеянных болиголовыми травами, совершенно порченый полигон. Этот лживый суд равнодушно смотрит на серое небо и рисует управляемые бомбы из облаков, глядит на ядовитые поля вспаханные гусеницами танков, на невольных жнецов, лесорубов, плотников, кузнецов, работников пригнанные из далёких колосистых нив и хвойных лесов, что успели перерыть снарядами. Из-за этой полуевропы недавние люди шесть лет подряд, хоронили трупы под брёвнами и камнями домов. Только усилиями косарей, жнецов, скорняков, упаковщиков, вальщиков леса, и ратников напряжённого труда, удалось извлечь спрятанный судебник и осудить тех, кто особенно злобно метал бомбы. Континент осмотрелся, якобы переменился, но не удержался от припрятанной злобы, в отместку за поражение во второй большой войне и суд над фашизмом, с благословения Ватикана воскресил постепенную войну против православия, восемьдесят дней мстила полуевропа южным славянам за вторично проигранную войну, бомбами корёжили страницы утренней религий. Под осколками падающего железа и лучей радиаций, растерянные люди сжимали в руках горсти земли, в бессилии все одиннадцать недель смотрели на восток, откуда доносился угар пьяного гусака молящегося градусам красной водки. Перебирали в пазухе камушки, что залетали от взрывов, дожидались возмещения от полуевропеского суда, грехи за излишество гордости замаливали. Дотерпели. Главных защитников судить принялись. 
- И правильно, пусть судят, нечего за всех заступаться, Юги борзо себя носили при коммунизме, осмеивали Союз, в западники записывались. Чего это мы должны их прикрывать! – Пропадит почесал грудь, - водка наш самый согласный гимн, как-нибудь зальём горе раздора.
 - Я боюсь Учитель, - было видно, что Задумчивый действительно испуган, он весь трясся, - вдруг продолжатся бедствия, нас заманят в какой-нибудь котёл, снова начнут рушить наши города, они без войны долго жить не смогут, сотрут границы. В бывшем государстве, на исконно русской земле противоборство придумают, снова примутся православное население сокращать, случайно выживших будут засуживать на пожизненную каторгу. У них свой, хоть и порченный полуевропейский суд, а мы не выживем, судить народы и наций не почётно, мы не в состоянии будем дать отпор, не сможем покарать состав планомерно накатывающегося суда. Православные войны потеряют преимущество отважных солдат, смелые обезличатся опрятно-одетыми разработчиками парящих заумных стай, герой станут ненужными. Я согласен с Огузом! Надо утвердить Вселенский суд без полуевропейцев, североамериканцев, и прочих англиканских церквей - это давняя наука. Они постоянно нам гадят, а от нас никакого толка, смотрим и зубами чётки перебираем. Где дела возражений?  Наши головастики словами надутыми насыщают пространство - а души опухшие дела ни имеют. Знаем с кем надо сопоставлять, в том вина православной земли, гиены и шакалы не водятся, земноводные выползают с болот и подражают скулящему зверью, есть с кем сравнивать. Миллиардные населения земли, за природное равенство цепляется, хочет вольно существовать, а их в лишние записывают. Некому оградить население от неизученных преломлений.
- Такое невозможно, - завопил Птенец АД, - в новом тысячелетий наш самый просвещённый континент окончательно избавится от повреждённого ума, не станет организовывать атомные войны, ситуация экономически невыгодная, всё будут решать суд огороженных угодий, наша обязанность молиться такому суду.   
- Птенец вообразил полуевропу властелином уходящей историй, всё это из-за оглупевшей надменности, совершенно невозможно дышать смрадом этой силосной ямы. Не лучше ли нам перейти в какой-то другой умиротворённый зал, - предложил Увалень.
- Я обожжённый кирпич в стене этого континента, - сказал Первоход, - много страдал, по этому поводу одну притчу надлежащую выскажу, я не Булгак, но всё же выходец из широких земель, большой охотник до притчей. Не имею замысел, какой несут древние величины, обладатели приписанных сторонних наблюдений, называющие это историей, потому буду говорить сокращённо. Знаю, что незаинтересованно будут слушать:
«В обширных холмистых степях, лугостепях, в каком-то околотке, или ещё где-нибудь в неопределившейся стороне, жили утренние и вечерние племена древности, они ходили по земле как один из живых видов, втиснутые природой прямо из лучей солнца для разнообразия живой среды. Древние не имели никакой другой собственности кроме: собственного наличия на земле, вождя, и племенного суда, который верховодил вождь, он содержал в себе мысль каждого, опасался проявлять недостаток простоты - иначе не был бы вождём - это знали все. Солнце выползало, росло, созревало, падало, и люди были довольны светлым днём, иначе им было бы холодно, темно, скучно и нерадостно. Но это самое солнце стало раздором двух племенных образований живших по соседству. Ничего удивительного, каждое племя хотело себе больше тепла присвоить. Река разделяла давних людей на племена охотников, что существовали с заботой от начала дня, и племена промысловиков, которые находили счастье в завершении дневного света, они были сторонниками потаённой скрытой жизни, потому были людьми скучными. У помещённых на этой самой земле людей постоянно возникали споры из-за лучей солнца. Племена промысловиков назывались вечерними, потому что днём спали, а ночью уходили на промысел, хитрили, говорили вроде бы солнца того, им не надо. Те, что были ловчими и слыли дневными людьми, знали, что охота требует усердия, хорошее зрение, и бесстрашие, потому постоянно пытались выуживать у природы её простоту, именно поэтому и назывались утренними. 
Вечерние говорили утренним: - Солнце ласково вам светит, а нам сердито; много дождя вам даёт, а у нас его мало; наша трава не такая буйная. Всего-то, не хотим дожидаться грусти от солнца, сопереживаем, может как-нибудь и проживём!
- Мы упросим свет солнца, он и вам будет слать радостные лучи.
- Как вы это сделаете, всё равно ветер рассвета поначалу гладит ваши спины, и только потом к нам приходит, мы хотим купать наши горькие мысли в ранней заре, а такое невозможно, заря уже вас обласкала; из-за того мы постоянно злы и враждебны к вам. Нам не хватит и мировой пустыни, чтобы вместо каждой песчинки вставить количество существующих на ночном небе солнц, но они далеко. Не хватит и земной глины, чтобы изготовить таблички для цифр, и камышом записать пересчитанное расстояние между светилами по всей раскинутой вселенной.      
Вожди утренних собрались в круг, молча, ощутили тепло земли и неба, не скрывали своё удивление начитанности вечерних, кое-что передумали и составили ответ: «Нам такое восприятие неведомо, солнце только одно, и нам не подчиняется, не зависит от нашего желания давать вам установочные дарения, поэтому живите, как можете».
На этом спор затих, ветер завернул людей в их нутро, они несли заботу ежедневного пропитания. Для поддержания непоколебимого состояния того древнего времени, каждый ушёл в себя
 Вечерним, кроме всего, казалось, что у них мало дичи, они давно перебили диких животных; одомашненных ещё не существовало. Души вечерних черствели из-за угнетенного восприятия существующего земного равновесия, настроение постоянно портилось, солнце неохотно доходило до них, скучно им грело.
 Промысловики ночью, когда дневные спали, стали переплывать на лодках реку, и промышлять в их землях. Кроме всего были рыбаки, которые имели лодки, совсем сторонние племена, жили в пойме граничной реки, опасались, что от возникшего соперничества пострадает их улов, молча ходили с тревожными глазами, отражающие глубину реки и чешую рыбы постоянно сверкавшую в реке. Утренние были дружелюбны ко всем, рыбаки почти свои, но быть утренними не модно, всё на виду; у вечерних же скрыто много соблазнов, можно купаться во тьме развлечений, их промысел омывался ночными потехами. Часть рыбаков стали досадовать, что не родились в стане вечерних, они страстно хотели вообразить себя плавающими и удящими по тьме долгой ночи. Среди утренних так же закрадывались сомнения.   
Охотники проведали о сговоре вечерних с рыбаками, о беззаконий их промысла, воспротивились такому устремлению бронзовых стрел и копий, стали не пускать вечерних в утренние земли. Тогда промысловики пошли войной. Понятно, что утренние их изгнали и тем сократили количество завоевателей, всем стало хватать дичи. Остатки побеждённых родов ещё больше обозлились на ласковые лучи солнца, усилили свой гнев. Рыбаки, напуганные угрозами утренних пресечь незаконную возникшую мзду, в отместку, докладывали вечерним, где лучше по темени мёртвой ночи водить охоту.
 В память славной победы утренние племена жили широко и безбоязненно. После обычной охоты, сыто наедались запеченными на столетних углях кабанами и зубрами, всю ночь спали без лишних волнений. Меж тем, наука уверенной охоты стала падать.
При одной, как-то неудачной охоте, утренние почуяли явную измену мутителей реки, и стали каждый раз при невезении, упрекать удильщиков и их лодки за неудачу, рыболовное сознание мочили в холодной утренней реке, в лодках делали предположительные пробоины, чтобы вечерние не могли пересекать реку.
- Это нарушение прав человека! - завопили вечерние, - в ваших намерениях проглядывается неравенство, мы требуем назначить вождём утренних главного рыболова, пусть он распоряжается не только рекой, но степями, лесами, и всем что дальше этой реки, до самого океана. Мы же станем контролировать солнце от восхода до заката, хотим владеть светом, а то от ваших восходящих переживаний нет житья.
Большая часть рыбаков согласились с промысловиками, и тут же стали выдвигать  рыбака единоверца вождём недовольных, кричали, что он обеспечит утренним племенам удачную охоту, вечерним хороший промысел, отныне все народы будут согреты лучами солнца, увешанные наградами груди победителей, вечерним ветром дышать будут.
В таком, иногда запутанном деле случаются различные непотребства, долгая нужда, надежда на подачку, разочарования, делают иного человека податливым и кротким, склонным к подчинению, вырабатывают зависимое терпеливое уныние. Как-нибудь по другому - лишь бы не так, как всегда. В мирное время такой характер легко поддаётся покорению, в период войны обретает черты предательства и измены. Состояние вождей охотников зависело от мягкой сердечности, и они растерялись, когда узнали, что сердца вечерних сделаны из камня и медной руды, вмешиваться во внутренние дела организма не стали, такие правила и порядки околдованы личными заговорами. Вожди утренних у себя, не придавали значения пропитанию народа, они ублажали всех тех, кто вдоволь ободряет их правление, считали важным поддерживать установившихся обычным образом, потыкали наследственно-родовому тщеславию, а это мешало беспристрастному восприятию праведного суждения. 
 Вечерние втайне побаивались копий и стрел выкованные из неведомого металла, легко режущие сплав бронзы. Чувствуя слабость, они утроили свою злость, настояли собрать совет вождей всех племён для улаживания споров. Потребовали для своей выгоды объявить во всех землях наличие мирового суда вместо войны, сами же готовились к войне. Они видели, что утренние слишком простодушны, их вожди потеряли упреждения прошлых умозаключений, что мешало иметь лично верный суд; любезно предложили пользоваться существующим изобретением.  Для маскировки, переиначили утверждённый ранее образ восприятия, обязанный выносить точные решения в тёмных спорах, вменяющий защиту исключительно для вечерних. Назвали такой суд: «международным».
  Вскоре, в один из дней, обескровленный и выпотрошенный охотниками бизон,  был подвешен в расщелине дерева у реки, оставлен на выдержку и остывание туши до конца дня. Промысловиков привлёк запах свежей крови, они сняли с дерева тушу, и лодками рыбаков увезли к себе. Утренним благостно заявили, что когда бизон был ещё живым, он переплыл реку, а они всего, вернули выращенное на их траве животное. Вожди охотников, согласно межплеменному договору подали жалобу в «международный суд». Там долго обсуждали случай, и через год приняли оправдательное решение: «Бизон, оставленный на порчу всего дня, во избежание бережливого недоразумения от внезапно упавшей живой тяжести и экологической катастрофы, до начало ночи обязан был быть убранным бесследно, что и сделали вечерние».
Затем, одно утреннее малозначащее ловчее племя, что жило на излучине реки и тянулось к образу чужой жизни, решило оспорить в полуевропейском суде, затраты на необходимое воспроизводство собственного наличия. Племя не досчитывало нужное количество полового взаимообязывающего распределения, вечерние постоянно воровали их женщин, оправдывали это существованием чувств. На самом деле в душах женщин охотников, закладывали коммерческие условия своих сердец, делали их заложницами увлекательного промысла, и тщательно скрывали это. Ещё у тех ловчих, что жили на излучине реки, был недостаток, не имели ощущений родства, это мешало им прощать взаимные обиды, они постоянно проигрывали в судах. Взаимовраждующих людей всегда легко покарать. И тогда кто-то из более храбрых сказал:
- У них есть свой суд, а у нас нет, от того мы лишены разумности и испытываем саморазрушение.
  Решением международного суда вечерних, незначительное ловчее племя было истреблено, как мешающее бронзовым копьям утверждать угодные преобразования, чистку и повсеместное всесожжение. Суд нашёл неопровержимые доказательства вины Бога за то, что он не придумал аборты и обеспложивание раньше, чем родилось племя на излучине. Ещё дополнительно, суд постановил: охотникам ограничено пользовались теплом солнца. Для этого заморозили излучину бескрайней долины, запретили её наличие до периода, когда придумают и задействуют следующую оттепель. Чтобы уйти от опасности железных стрел, они тайно стали выдвигать в вожди утренних своих поклонников, людей наделённые особенностями зависимого подчинения, подкреплённых вечерними активами. Сказали, что так хочет бог.   
 Богу надоели выходки вечерних, кроме всего воровавшие лучи его солнца и Он принял роковое решение: «Подобно тому как они поступили с незначительным ловчим племенем, приговорить полуевропейцев к исчезновению из сознания и памяти людей. Для обезличивания злобы, ниспослал в их земли постановление способное искоренить нелепости, велел упразднить порченный «международный суд». Утвердил свой независимый Вселенский суд, к тому же поместил его в земли утренних. Отныне божественным велением, Вселенский суд стал первейшим в мире, превыше всякой ереси слыл ясным и прозрачным. Это ли не приход бога и великого знамения в земли утренних народов!».
- Первоход, твоя притча как всегда упрощённого понятия, у твоих Утренних стальные мечи, каких у других нет. Они, что не могут без помощи бога предотвратить преступления, геноциды, и капризы крашеные бронзовой краской полуевропейцев?
- Могут! Но солнце не успело надарить их умением делать святое благо без крови, потому поместил своё божественное веление среди утренних, надеется, что сделанные промысловиками вещи изменят материал их сердец. Они будут нужны не всегда, и возможно иногда пригодятся.
- Такое не подходит, это ошибочное заключение! Ниспосланное состояние души вечно. 
- И что тогда делать?
- Внимать решениям Вселенского Суда! Согласно указанию Бога, утвердить, в городе пропавшего названия, такой суд большинством населения земли, и судить похитителей солнца, как их судят своим наличием люди бывших истреблённых владений. Наши пострадавшие, не простят нас с того света.   
- Где Утренние затерялись?..
Утренние стоят высоко, хотят не поддаться страху, верят: суд огня в котором их хотят сжечь - не причинит им беды - пока сами не перестанут сомневаться в своей решительности.
 Для того в православной земле навечно утверждён Вселенский Суд!
- А где спрятаны стальные мечи?..
- Никто не знает, их нет…*