Злосчастное ведро

Воровали у нас во все времена, не только в СССР. Но в анекдотах и юмористических рассказах как воровали чаще говорят о СССР.
Мясоколбасную продукцию колбасу, сосиски и сардельки несуны привязывали к себе под одежду. Для этого специально надевали на себя балахонистую одежду. Те, кто привязывал к бедрам и ногам соответственно носили широкие брюки.
Алмазный афера спрятать драгоценные камни в упаковках с лекарствами. Вместо таблеток – бриллианты. Поток драгоценных камней шел мимо государственного кармана.

«Воровство, милые мои, — это цельная и огромная наука.
В наше время, сами понимаете, ничего не сопрёшь так вот, здорово живёшь. В наше время громадная фантазия требуется. М. Зощенко.
В повести Довлатова «Чемодан» (1991):
«Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его:
– Что, в двух словах, происходит на родине?
Карамзину и двух слов не понадобилось.
– Воруют, – ответил Карамзин… Действительно, воруют. И с каждым годом все размашистей.»

Как – то случало, что попала в больницу. Со мной лежали две пожилые женщины. Вечерами после всяких процедур велись в палате свои разговоры. Не могу сейчас вспомнить с чего началась эта тема, одна из женщин сказала:
- Слышали, посадили еще одного губернатора? А, как сейчас, воруют – без стыда и совести! Воруют уже не миллионами – миллиардами!
- Бывало воровали из нужды, бедности... - подхватила женщина, что постарше лет семидесяти пяти.
Через какое – то время продолжила:
— Вот ругают СССР... коммунисты если и сами воровали, так они и другим давали воровать. А эти богачи – все только себе. Помню, когда я работала в хлопчатобумажном комбинате – я там работала мастером... за все время работы я никогда не покупала ни одной нитки, ничего начиная от белья, носков – колготок до футболок и постельного. Все брала оттуда.
Так поставила на ноги трех сыновей.
- Воровали всегда, все и в СССР, и до этого и будут... – сказала другая.
Мне оставалось грустно вздохнуть. Вдруг женщина, что постарше заявила:
- А вот нет! Не все.
Мы одновременно посмотрели на нее.
- Я сейчас вам расскажу одну историю – сказала многозначительно.
Мой отец кадровый военный, коммунист прошел финскую и отечественную войну. После отставки устроился работать на птицефабрику, заведовал отделом кадров. Туда же пошла работать мама старшей смены. Вы же знаете на таких фабриках трудились в основном одни женщины. Работали месяцев девять. Наступает лето. Мама замечает какой – то переполох среди сотрудниц. Шушукаются, перешептываются, бросают в ее сторону подозрительные взгляды. Вначале, когда только устроилась было тоже такое, но потом как – то все устроилось. Она это списала на то, что она новый человек в коллективе. Позже к ней подходит одна из бойких работниц и тихо говорит:
-  Слушай, хватит скромничать... Ты чего – ничего не берешь домой? Ладно, зимой и весной под верхней одеждой было все нормально... Но уже лето – как мы? Таскаем всякую мелочь... из-за тебя наши не могут ничего взять... Короче, ты с нами или нет? А то тут некоторые думаю, что хочешь нас заложить.
Мама ничего толком не поняла – что от нее хотела эта женщина. И тогда:
- Если нас поймают на проходной, то мы скажет, что ты в курсе была... и даже дала «добро». Не отделяйся от коллектива – ты тоже бери домой курицу. Все так делаю и до тебя брали и после возьмут.
Мама осталась в шоке. На следующий день ей приносят оцинкованное ведро с курицей со словами «забери, это твоё!» Мама в растерянности. Выхода не находит. Единственное, что пришло в голову – вынести ведро за пределы цеха – спрятать за мусорным контейнером.

Был обеденный перерыв. Летом жарко. Здесь в южном городе окна всегда нараспашку. Нечего бояться, чужих на территории фабрики не бывает, охрана, высокие ограждения. Отец возвращается из столовой. Входит в кабинет. Видит на подоконнике, стоит ведро. Первым делом он подумал – что уборщица поставила на подоконник мусорное ведро – когда мыла пол. Мыслю «забыла снять с подоконника» взялся за ведро. Оно оказалось подозрительно тяжелым. Когда заглянул во внутрь то ошалел. Мелькала мысль «хотят подставить». Ударила кровь в виски, сердце бешено билось. Его заколотило, он опустился на стул. Не мог уже ни о чем думать, как только - «за чем, кто и почему?» Ответа не находил... Почувствовав, как сильно сжимает за грудиной под язык положил валидол. Неизвестно сколько времени просидел в раздумьях... Но все же надо было что – то делать с «компроматом». Не нашел ничего лучшего как идти с «компроматом» к начальству.

Директор, увидев вошедшего в кабинет кадровика с ведром спрашивает:
- Сергей Иванович, а чего это вы с ведром? И что вы бледны...
Сходу он как можно тише:
- Иван Иваныч, меня хотят подставить!
- Не понял вас... Что значит подставить?
Не церемонясь, ставит ведро на стол перед директором.
- Все здесь! Внутри...
Рассказывает все как есть.
— Это скверно. Думайте, кому перешли дорогу?
- Не знаю ... за такой короткий промежуток ...
Вызвали уборщицу на ковер – у нее был ключ от кабинета. Она плакала и клялась – что ничего не делала и не знает кто мог это совершить. В конце пришли к выводу, что никому о происшествии не говорить. У уборщицы взяли «честное слово» - молчать. Напоследок директор дал задание кадровику проследить, может еще повториться это и немедленно доложить.

Я рассказ женщины слушала краем уха, сидела уткнувшись в телефоне. Но пришлось оторваться:
- Так прямо на стол ведро директору? Смело...
-  Отец был человек прямой. Его уважали... Знали, что он фронтовик.

Соседка по палате продолжила. В тот вечер мама, как обычно, пришла домой раньше отца.
Мама женщина пятидесяти лет подозрительно поглядывала на дверь. Вскоре пришел отец. Она выжидающе посмотрела на него, он весь в своих переживаниях не обратил внимание на высоко приподнятую бровь, вопрошающей взгляд, где застыл немой вопрос. Не выдержав, спросила шепотом:
- Ну?
- Что «ну»? У меня работе проблема, готовят или уже есть «компромат» ...
Выкладывает похождение с ведром. Но успевает изложить только до обнаружения ведра. Как друг мама спокойно и даже радостно спрашивает:
- Ну, где ведро? Принес то, что было внутри?
- Не принес, а отнес к директору! Понимаешь под меня копают – якобы я краду продукцию фабрики.
Откидывается на спинку стула и заявляет:
- Это я поставила ведро на подоконник.
Отец хватается за сердце, все еще не веря услышанному. Мама бросается за валерьянку. После капель немного придя в себя:
- Как ты могла? Посягать на социалистическую собственность!? Красть у фабрики – где сама работаешь?
Она поведала, что привело такому поступку. Направляясь к мусорному контейнеру со злосчастным ведром с курицей, проходит мимо административного корпуса и замечает, что окно кабинета отца открыто. Быстро смекнула – у администрации отдельный вход, их не проверяют, так что «он может без опаски вынести».
- Ты записки разве не видел? Я оставляла на подоконнике...
- А ты еще и записку написала? – вновь взорвался отец – ты что – открытую улику подложила?
Только хотел стукнуть кулаком по столу, но рука беспомощно опустилась...
- Татьяна Петровна, - ровным голосом заявил отец – вы с утра идете к начальнику и во всем признаетесь. Значит был умысел, раз пришла написанной бумагой?!

Мама впадает в истерику «не пойду!», «ни за что!» А он пойдешь, раз посмела стащить – так умей и отвечать. Теперь пришлось отпаивать мать успокоительным. Уже сквозь слезы:
- Нет! Я второй раз пришла с запиской, чтоб ты понял, что я принесла...

Сделав, передышку рассказчица:
- Девочки вы не представляете, родители чуть было не развелись на этой почве. Отец никак не мог матери простить... Он принял все близко к сердцу, ему казалось, что это предательство со стороны мамы.
Мы удивились: «как из-за этого не стоящего и выеденного яйца?»
— Это, еще не все... – Отец на следующий день идет к директору с повинной.
«Виноват, узнал кто, совершил кражу – того, что находилось в ведре..., Татьяна Петровна - моя жена. Она напишет заявление «по-собственному»... Если считаете нужным уволиться и мне, то я готов. Признаю, вина лежит и на мне!»
А записку позже отец нашел в бумагах на столе, наверно сквозняком сдуло...

Время было уже позднее. Готовились ко сну – сидели на своих кроватях под одеялом, как вновь заговорила наша женщина.
- Он про себя говорил – я старый коммунист. Имя ввиду не возраст ему тогда было чуть за пятьдесят – а что давно в партии. Гордился нашей страной и Советской Армией – говорил наша Армия самая сильная. Всегда ходил на парад – его приглашали – с гордостью нес флаги СССР - тяжело вздохнула – пока не заболел... Гангрена... ампутировали обе ноги. И даже тогда ездил на парад в инвалидной коляске, но уже стоял в стороне правда на первых рядах и махал рукой вслед марширующим. Приходил домой радостный. Потом, когда здоровье стало ухудшаться всегда смотрел парад по телевизору.
В этом месте голос ее изменился, задрожал. Я посмотрела на нее.
- Он также, как всегда, махал рукой в телевизор и плакал... Папа плакал...
Она сникла, плечи опустились, голова упала на грудь. Подняла руки, стала махать, но на руку свою не смотрела – она плакала. Пододеяльником провела по лицу. В тот вечер мне было очень грустно.