Такая именно дарована мне мама

Сегодня, 19 февраля, день рождения моей мамы. 95 лет. Светлая ей память.
(По следам написанного, получился и стих, см. после рассказа)

Зарисовка из далекого уже детства.

Люблю свой город. Он для меня – как большой теплый дом, в котором везде мне находится место – и в бесчисленных скверах, и на просторных площадях, и в узеньких переулках, и в проходных дворах. И потому люблю гулять. Однако не просто гулять – с мамой. Конечно, город хорош и сам по себе, но с мамой он становится особенным. Она мне много рассказывает. О себе, о людях, обо всем, что любит, а, значит – и о городе. Утром маму почти не вижу – она уходит рано, на работу идет пешком – через парк Шевченко, мимо "красного" университета, мимо оперного театра – прямо на Большую Подвальную, которая сквозь руины Золотых ворот осторожно ответвляется от главной местной магистрали – Владимирской улицы.

Часто, сделав уроки и отыграв положенные упражнения в своей музыкальной студии, иду "маминым" маршрутом к ней на работу – чтобы ей не было скучно возвращаться домой. А по пути брожу по Большой Подвальной и по всем прилегающим к ней улочкам старого города. Красивый, уютный район. Большая Подвальная всегда оставалась почти прежней. Такой же, как в далекие, еще начала века, времена. Неширокая, она и в дневное-то время не запружена потоком машин, а вечерами – и подавно, становится совсем тихой, как будто бы и вовсе не центровой...

Дома здесь все разные, не могу наглядеться, хотя и мало что понимаю в тонких особенностях архитектуры. От золотоворотского садика, по Рейтарской – мимо совсем, как мне кажется, безыскусного дома, однако со своей, уже необычной историей, связанной с той самой поэтической Анной, которая по влюбленному Гумелеву – "Из логова змиева. Из города Киева", в детстве – Аней Горенко. Мимо дома нашей школьной учительницы математики – нашей классной – и не только руководительницы, но и, действительно, "классной", умной, всепонимающей, замечательной Ольги Николаевны Нечитайло. Потом – к стенам Софийского собора. И назад, на Подвальную – к причудливому "замку барона" с башенкой из волшебных сказок, и дальше – мимо адреса еще начала века –  по маминым "врачебным" рассказам, любимого киевлянами доктора Яновского. Не захожу во дворы, за которыми прячутся овраги, помнящие о первых опытах мальчишки-Сикорского, иду дальше – мимо кинотеатра "Заря" с удивительной резьбой в каменной арке бывшего входа в дом караимов – кенассу, слепой своей стеной (в печали?) смотрящего на проезжую часть улицы. Задерживаюсь у элегантных, но уже обветшалых прелестей изогнутых в модерне проемов парадных дверей, окон и лестниц в жилых домах напротив "Зари". Не останавливаюсь у серого, глыбой на моем пути (нелюбимого, сталинского?) толстостенного дома на углу с "маминой" уже улицей – Чкалова, когда-то Маловладимирской, которая дальше, вниз – мимо ее института, круто сбегает прямо к речке-Лыбедь, загнанной в подземную трубу под площадью Победы. Маршрут длинный, но мне не трудно, потому что все на моем пути обозначено присутствием людей, судеб, историй...

Дом, в котором расположился мамин институт по адресу Чкалова 33, тоже необычный. Во все времена история его – врачебная. От известной киевской клиники и до печального свидетельства смерти Столыпина, и далее, и далее, до того, как сюда переселился и мамин, тоже медицинский, НИИ. Днем можно разглядеть многочисленные красивости и на фасаде, и под крышей, и у главного входа, и вокруг оконных проемов. А вечером, тем более в зимние сумерки, когда идет снег, все фигуры на здании как будто оживают, превращая все окружающее пространство в театр феерического своего действа. Сирены на самом верху здания с удивлением взирают на меня, как будто вопрошая – "а ты кто такая?". Лица-барельефы над входной дверью – как карнавальные, бесстрастные маски, скользят взглядом, мимо. Лев, расположившийся на самом верху, на углу дома, вот-вот прыгнет, прямо на меня... И я, почти пригнувшись, вбегаю в арку, за обвитую прутьями-лианами решетку – скорей, туда, в тишину институтского двора.

В это время здесь уже безлюдно, можно присесть на скамейку и повспоминать о чем-нибудь интересном, что здесь, вдалеке от дорог, особенно хорошо удается, в любое время года. Окно маминого кабинета светится теплым, уютным светом – наверное, потому, что я знаю, что она, мама, там. Мама подходит к окну, прислоняется, машет мне рукой. В арке окна ее силуэт – как в светящемся витраже. Я вижу отражение ее тени в кругу света на чистом снежном покрове дорожки, ведущей вглубь двора. И мне уже не страшно, несмотря на наступающую темноту. Со мной – мама...

*******************************************
Февральский вечер все еще прозрачен
Под лик невнятный призрачной луны
И светом круг заснеженный означен,
Как будто взятый у нее взаймы.

Окно твое всегда – как отраженье
Твоей души, тепла ее, добра,
И нимбом тень – чудесное мгновенье –
В зеркальном блеске снежности ковра.

Любви такой безмерной и открытой
И безусловной ко всему и вся,
Как свет небесный, с щедростью пролитый,
Ни у кого на свете не встречала я.

И память о тебе моя – всевластна,
Сверяю с ней любой свой вздох и шаг,
И благодарности нет для меня прекрасней,
Чем посланный тобой мне светлый знак.

Он, этот знак – в любви родного круга,
В здоровье, в мире, в теплом очаге,
В успехах близких и в удаче друга,
В стихотворении строкою в дневнике.

Какое счастье, что дарована мне мама
Такая именно – как есть и как была,
Благословенный и божественный посланник,
И радость, и знаменье, и судьба.

19.02.2021