Я сегодня в галстуке. На двоих, глава 1

«Ты придёшь завтра на нашу неформальную встречу?»

Он долго думает над ответом, хотя я вижу, что сообщение прочитано. Мой вопрос был не очень честным, поскольку не оставлял ему выбора - если он хочет меня увидеть, то нужно соглашаться. Если ответ будет отрицательным, то я, без сомнения, приму отказ на свой счёт, хоть это и очевидная глупость - ведь на свидание со мной он бы пришёл, не раздумывая.

«Уединиться не получится?»

Я с сожалением качаю головой, хоть он и не может этого видеть.

«Не могу тебе ничего обещать. Ты же знаешь, эти встречи для меня важны».

Между строчками можно прочитать: важнее тебя. Но он никогда не читал между строчками, и будет как-то странно, если сейчас вдруг начнёт. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что он и участники встречи – то, что нельзя сравнить, ни вместе, ни по отдельности.

«Я тоже не стану ничего тебе обещать. Отдыхай, вряд ли я тебе там нужен».

Я считаю этот ответ отрицательным, и внутри меня рождается непривычное мне, царапающее и гнетущее чувство. Будто я упускаю что-то очень важное, во много раз более существенное, чем любые встречи и компании.

Но я быстро стряхиваю с себя эту тревогу, отправляюсь выбирать платье и серёжки, параллельно списываясь с подружкой, чтобы случайно не одеться в тон. Две женщины в одинаково зелёных платьях всегда вызывают усмешку, а мы обе не любим усмешек.

Я выбираю глубокий синий. Она соглашается с моим выбором и останавливается на бежевом. Достаю из шкатулки сапфиры в белом золоте, беру с полки серебряные лодочки на шпильках, ещё раз оцениваю весь комплект. Хороша. Неужели он, и правда, не придёт и не увидит всего этого? Жаль, очень жаль… Меня уже не первый месяц не покидает ощущение, что я подсознательно одеваюсь так, будто мы должны с ним увидеться. Каждое утро кручусь перед зеркалом, а представляю – что перед ним.

Захожу в зал – и так же подсознательно начинаю искать его взглядом, но – увы. Его предсказуемо нет. Сегодняшний день не подходит ему для развлечений по ряду причин, а уж перспектива так и не пообщаться толком, конечно же, убедила его в том, что приходить не стоит.

И стоило мне только успокоиться, убедить себя в том, что я сегодня его не увижу; обратить внимание на окружающих, а не только бросать им дежурные улыбки и ответы на комплименты; стоило мне наконец сесть за стол, не задумываясь над тем, где сядет он, и будет ли с его места правильный, самый удачный, вид на меня – как я слышу его голос за спиной.

– Всем привет. Простите, ребята, припозднился – пробки.

Сердце начинает предательски пропускать удары, и каждый из ударов я слышу так, будто оно стучит не в груди, а прямо в голове. Я инстинктивно выпрямляю спину, чуть поворачиваю голову влево и опускаю вниз – не оборачиваясь, никак иначе не выдавая того, что услышала его и знаю о его присутствии. Но женщина во мне – сильнее всего, и потому я уже начинаю улыбаться, представляя, какой он видит меня сейчас: открытая спина, прическа, открывающая шею, поблескивающие сапфиры в ушах.

Несколько очень долгих секунд проходит прежде, чем он касается моего плеча лёгким, почти поглаживающим движением. Я вспоминаю о побочном эффекте платьев с открытыми плечами и спиной: каждое прикосновение нужного человека вызывает волну приятного трепета на грани возбуждения. Он не мог не подумать об этом, касаясь меня.

– Кира, ты такая красивая. Ни за что не простил бы себе, если бы не увидел тебя в этом платье.

Я оборачиваюсь, не вставая со стула, встречаю его яркой счастливой улыбкой. Вижу, как в его глазах разгорается пламя, и явственно читаю продолжение мысли: как бы ему хотелось это платье с меня снять, оставив лишь в чулках и серёжках.

Он наклоняется к самому моему уху, и я заранее уверена, что не уловлю смысла его слов, потому что ощущение его дыхания на моей коже начисто лишает меня способности мыслить. Но он произносит то, чего я совершенно не ожидала:

– Я сегодня в галстуке.

Удивительно, что мой громкий ответный вздох не слышит весь зал.

Он расстегивает пуговицу на пиджаке, отодвигает стул и садится рядом со мной. Как вообще случилось, что рядом со мной – свободное место? Растерянный взгляд успевает поймать хитрую улыбку подружки, садящейся немного в стороне: клянусь, ещё пять секунд назад она сидела слева от меня, там, где сейчас садится он. Кладёт руки на стол – и, конечно же, его ладони начинают притягивать мой взгляд как магнитом. Его пальцы, которые… Ох, Кира, соберись, ну что же это такое! Нас тут не так много, чтобы другие не заметили моей реакции на его запоздалое появление.

Подружка торопливо начинает задавать какие-то вопросы, другие быстро подхватывают беседу, и я невольно прислушиваюсь, чтобы понимать её суть, улыбаюсь чьей-то меткой шутке, отпускаю короткий комментарий. Это затягивает и успокаивает гораздо быстрее, чем мои собственные попытки собраться.

Я слышу его смех, понимаю, что уже стала собой, поворачиваюсь к нему и неприкрыто любуюсь его улыбкой.

– Надо же, делаешь успехи, Кира, - говорит он мне, лаская обжигающе-дерзким взглядом.

Он не может смотреть на меня иначе и бросил попытки скрыть блеск в своих глазах даже на людях. Мужчина смотрит так только в одном случае: когда перед ним – женщина, которую он хочет. Но остальные это вряд ли заметят, кроме, разве что, моей излишне внимательной и проницательной подружки.

Я бросаю на неё взгляд: так и есть, смотрит, не отрываясь, с насмешкой. Плевать. Пусть думает, что хочет. Решительно, даже с вызовом, перевожу взгляд снова на него. Он уже откровенно забавляется, глядя на меня.

– И в чём же мои успехи? – спрашиваю я мурлыкающим голосом.

– Именно в этом. Ты стала меньше стесняться своего интереса ко мне. А я уже начинал думать, что чем-то хуже остальных.

– Мне казалось, ты и сам не заинтересован в том, чтобы афишировать этот интерес,  - ничуть не смутившись, отвечаю я.

– Однако же с другими присутствующими мужчинами ты куда менее напряжена и куда более любезна.

– Потому что стоит только мне расслабиться в разговоре с тобой, и все окружающие перестают для меня существовать, - отвечаю я, глядя ему прямо в глаза.

Он видит, что я говорю абсолютную правду: видит, как я растворяюсь в его шоколадных с медовыми нотками глазах; как я то и дело любуюсь его улыбкой, слежу за движением его губ, когда он говорит; как я вслушиваюсь в его слова, в каждую ноту его голоса и смеха; как облизываю губы и начинаю дышать чаще, глядя на его руки.

Он знает, что ему достаточно просто быть рядом, – и я, и без того переполненная положительной энергией и эмоциями, становлюсь на тысячу процентов женщиной, потому что хочу нравиться ему, соблазнять его, хочу, чтобы для него в этом зале не было никого, кроме меня, - так же, как и для меня здесь нет никого больше.

Я так старательно прикрываюсь толпой, потому что пока не могу также свободно и не таясь быть с ним вдвоём. Не могу признаться себе – и ему, – что выбрала его, и что он для меня – важнее всех на свете.

Проходит час или около того. Ловлю себя на мысли, что до сих пор даже не выпила вина, а ощущаю себя пьяной: не тем опьянением, когда в голове – туман, а тем, что дарит лёгкость, свободу, уверенность в каждом действии и в себе.
Это он своим присутствием делает меня такой. Только он так умеет.

Но я слышу его голос: он говорит слова, от которых во мне всё разом обрывается, замирает; я не знаю, как дышать после его слов. От эйфории – к полной растерянности.

– Сожалею, но мне пора идти.

Все понимающе кивают. Мы все – взрослые люди, нет нужды оправдываться.
Передо мной лежит телефон, на экране его вопрос: «Ты остаёшься?». Он встает, застёгивает пиджак, я поднимаю на него глаза, чтобы встретить его вопросительный взгляд. Нет, не вопросительный. Просящий.

Я виновато улыбаюсь и качаю головой.

Почему, зачем я это сделала? Какое удовольствие могут принести все эти встречи, компании, тусовки, если человек, с которым хочется быть вместе каждую минуту, не остаётся рядом? Тоска от того, что он сейчас уйдёт, разрастается во мне – но я не двигаюсь с места.

Он смотрит мне в глаза мучительно долго, наверняка понимая всё, о чём я думаю. Улыбается нежной, тёплой, заботливой улыбкой, будто говорящей: ты всё поняла, это уже неплохо. Затем наклоняется, целует меня в щёку, жмёт руки мужчинам и сожалеющей улыбкой улыбается женщинам. Я не забываю про себя отметить, что поцеловал он лишь меня.

Прощается. Я слежу взглядом за его удаляющейся фигурой и впервые в жизни ловлю себя на мысли, что хочу быть сейчас не с друзьями, а с ним. Так же с сожалением улыбнуться всем, подмигнуть подружке и уйти за ним следом. Пусть думают, что хотят – они всё равно не угадают и половины того, чем мы занялись бы с ним наедине. И этот чёртов галстук…

Следующей мыслью в моей голове была ещё более странная собственническая тоска: а что, если галстук ему сегодня ещё пригодится?..

Я сижу на своём месте, улыбаюсь, глядя на сидящего через стол от меня человека, но не вижу его глаз и улыбки, не слышу слов. Ещё чувствую на своей щеке губы того, кто уходит, – но ничего не делаю для того, чтобы провести сегодняшний вечер с ним.

Я буду жалеть об этом до самой нашей новой встречи. Ведь он пришёл тогда ради меня, ко мне, а мне не хватило смелости всё бросить и признать: я хочу быть только с ним. Ждал ли он от меня это смелости? Что бы сказал, если бы я сбежала с ним? Мне бы очень хотелось это узнать, но я никогда его об этом не спрашивала.